Жили на свете король с королевой. У них не было детей, и это их так огорчало, что и сказать нельзя. Уж каких только обетов они не давали, ездили и на богомолье, и на целебные воды — все было напрасно. И вот наконец, когда король с королевой потеряли всякую надежду, у них вдруг родилась дочка…

Шарль Перро

 

I

Придворный лекарь вышел из спальни королевы, низко опустив голову.

— Не бойся, — неожиданно мягко сказал король. – Ты не виноват, это судьба. Слишком поздно?

— Да, Ваше Величество, слишком поздно, — признал старик, пряча глаза. – Я не распознал вовремя. Королева стара, и месячных у неё не было уже много лет. Плод невелик, а тело королевы дрябло, так что живот не поднялся. Прочие приметы я принял за признаки подступающей дряхлости, они во многом совпадают. Так или иначе, я виновен и заслуживаю любого наказания.

— Нет, его заслужил я, — король вздохнул так тяжко, что, казалось, померк свет в высоких окнах дворца. – Я надеялся обмануть судьбу и умереть бездетным. Мы с королевой любили друг друга всю жизнь, и всю жизнь боялись. Тебе ведомо, что мы ни разу не соединялись на ложе, хотя любили друг друга. Да, я жил со многими женщинами, и она изменяла мне с фаворитами: мы дали друг другу свободу, в которой не нуждались.И много, много раз тянулись друг к другу – но каждый раз наш страх оказывался сильнее. И только когда старость подточила тело моей возлюбленной и почти убила мою мужскую силу, мы позволили себе одну ночь – такую, о какой нам мечталось всю жизнь. Проклятие, всего одну ночь!

— «Авраам же и Сарра были стары и в летах преклонных, и обыкновенное у женщин у Сарры прекратилось», — процитировал лекарь Святое Писание.

— То чудо совершил Бог. Кто совершил это чудо? – резко сказал король.

— Вы знаете, Ваше Величество, — прошептал лекарь.

— Значит, — король повысил голос, — ты не сможешь прервать беременность?

— Нет, — голос лекаря задрожал. – Попытка вытравить плод на таком сроке убьёт королеву. Роды в таком возрасте убили бы любую другую женщину, но тут мы можем рассчитывать на… — он не договорил.

— На то, что вы называете королевским счастьем. За тысячу лет ни одна королева не умерла родами, — король сказал это с горечью.

— И это тоже входило в договор? – лекарь осмелился на кощунственный вопрос. – Как и мир, и благополучие королевства?

Король молча наклонил седую голову.

— Может быть, — сказал лекарь без надежды в голосе, — это ещё не конец. Может быть, всё же будет мальчик.

— Нет, — король махнул рукой. – Надеяться не стоит. Родится девочка. Что можно сделать… ещё?

— Уже ничего, Ваше Величество. Вы же знаете – в вашем роду первенцы всегда остаются в живых. Все попытки убить королевского отпрыска кончались смертью покусившегося. Королевское счастье. Я могу пожертвовать собой, если вы прикажете, Ваше Величество. Но это ничего не изменит.

— Значит, — сказал король, — выхода нет. Они придут за ней.

 

II

В последний раз взревели золотые трубы, и танцующие придворные замерли в галантных позах.

Старый слуга с подносом, полным винных бокалов, сделал неловкое движение, и один из них опасно накренился – но юный паж в алом камзольчике успел его удержать. Вино плеснуло на рукав, золотые капли засверкали на кружевной манжете.

Какой–то неловкий – или, наоборот, чересчур рисковый — кавалер уронил к ногам своей дамы розу, и она засияла на вощёном паркете, в котором отражалось пламя бесчисленных свечей.

В наступившей тишине два пажа вынесли из–за двустворчатых дверей колыбель, занавешенную розовыми шелками. Тончайшие покровы не скрывали белоснежной постельки, одеяльца, и крохотной детской ручонки поверх него.

Зал затаил дыхание.

— Сейчас, — прошептал король. – Сейчас они появятся. Держись, любимая.

— Да, — прошептала королева. Её отёчное лицо было густо нарумянено, огромные синяки под глазами замазаны пудрой, жидкие волосы скрывал огромный парик – и всё равно она выглядела измученной и несчастной. – Они уже здесь, я чувствую их.

— Феи! Феи! – крикнул кто–то у дверей. Пёстрая толпа колыхнулась навстречу.

— Феи! Они несут счастье! – подхватил другой голос. – Какая честь для королевского дома!

— Пророчество исполнилось! – закричал третий.

Остальное потонуло в поднявшемся шуме толпы.

Первой вплыла старшая фея, в развевающихся белых одеждах. Лицо её было скрыто под вуалью. Входя, она властно подняла руку, и тут же все взоры обратились к этой руке – милостивой, благословляющей, сулящей блаженство верным.

Вторая не вплыла, а влетела – лёгкая, как поцелуй. Прекрасное лицо её было открыто, очи танцевали, как ангелы в небе, улыбка дразнила, влекла и обещала. Будто весенний ветер пронёсся по залу – и стало легче дышать.

Младшая появилась ниоткуда, как и то чувство, которым она повелевала. Была она в чём–то огненном, переливающемся, золотые волосы её плыли в воздухе, как облако. Взгляд её был гордым и в то же время смиренным, каждый шаг её был стремителен, как молния, и долог, как песня влюблённого. В тот миг дрогнули все сердца и затуманились все взоры.

Три феи предстали пред королевской четою.

— Смертные приветствуют вас, дочери Ананке, — сказал король. – Я знаю, зачем вы пришли. Окажите мне последнюю честь и примите своё подлинное обличье.

— Ты его увидишь, — сказала старшая, — ты и твоя жена. Ваш черёд пришёл.

Три огромные чёрные тени взметнулись над колыбелью.

Старшая была безглаза: сморщенное, сожжённое временем лицо её уродовали бельма. В чертах её читалось безмерное презрение ко всему, презрение и омерзение – как будто ничто в мире не стоило её взгляда.

У второй были глаза – но мёртвые, пустые и неподвижные, как лик её, будто высеченный из тяжёлого камня. На нём навеки застыло безграничное отчаяние – то, что по ту сторону боли и горя.

Лицо младшей было не старым, но уродливым и страшным. Из–под нижней губы торчал жёлтый клык, упирающийся в верхнюю губу, где кровоточила незаживающая язва. Один глаз был закрыт повязкой, второй был зрячим. Он горел неугасимой ненавистью.

Королева побледнела и оперлась на руку мужа.

— Рождённые и смертные приветствуют вас, дочери Ананки, — произнесла она. Сухие губы её скривились, но голос не дрогнул.

— Приступим, — сказала старшая. – Мы добросовестно исполняли договот с нашей матерью. Все короли вашей династии были мудры и справедливы, а ты – более всех. Тебе суждено остаться в истории как наилучшему из правителей. Это я, дева Клото, Пряха, исправно плела нити судеб вашей династии, без единого узла.

— Я, дева Лахесис, Отмеряющая, — сказала вторая, — выглаживала пряжу судеб. Все твои предки и ты сам счастливо правили этим краем. Вокруг пылали войны, но вам ни разу не пришлось воевать. Голод и болезни косили людей, как траву, но в твоём королевстве не случалось эпидемий, неурожая или засухи. Заговоры и бунты обходили вас стороной. Вы жили счастливо, насколько это возможно для смертных, — беззубый рот скривился в усмешке.

— И наконец, — сказала младшая, — ни одна королева не умерла родами, все приносили здоровых наследников, и всегда это были мальчики. Престол из поколения в поколение переходил к первенцу по мужской линии, и не было тех, кто мог бы оспорить его. Я, дева Атропос, Вершительница, прерывала все нити, ведущие к смерти женщин и рождению девочек. Я же прерывала все нити, ведущие к смерти первенца, и ни разу не ошиблась.

— Время платить, — сказала старшая. — В твоей дочери сосредоточена сила всех нерождённых принцесс вашего рода. Её душа породит дракона, и когда придёт её пора, он овладеет ею, а потом и всеми людьми. А теперь мы подготовим телесный сосуд к его предназначению.

Придворные замерли в благоговейном восторге, когда фигура в белом простёрла руку над колыбелью.

— Я подношу юной принцессе дары, – объявила она торжественно. – Дарую ей неуязвимость. Отныне ничто не может повредить ей, ни делом, ни словом, если сама того не пожелает, — тут она слегка улыбнулась. — Кроме того, будет она прекрасна телом и душой. Да будет так.

Вторая склонилась над колыбелью и взмахнула рукавом вышитого платья.

— И я подношу юной принцессе дары, — голос её рассыпался по залу звонким серебром. – Дарую ей силу тела и духа. Она будет в силах совершить всё, что пожелает, даже если дело будет трудным, и не поддастся ни усталости, ни унынию. Кроме того, будет она обладать всепревозмогающей силой ума: понимать всё, если того пожелает. Да будет так.

Третья склонилась и нежно поцеловала ребёнка.

— Я посленяя подношу юной принцессе, — сказала она, и голос её легко заполнил огромный зал, как вода, — самый драгоценный дар. Пусть её любят ближние, и служат ей преданно и верно. И кроме того, они всегда будут делать то, что она пожелает. Да будет так.

— А теперь – сказала Клото, — подготовим телесный сосуд изнутри. Дай глаз, Атропос.

Младшая впилась пальцем в глазницу и вытащила окровавленное око. Старшая взяла его и вдавила себе в бельмо, потом склонилась над колыбелью и осторожно вытянула из тела девочки сияющие нити судьбы.

— Сделано. Возьми, Лахесис, — сказала она, выдернув глаз из глазницы.

Отмеряющая выдавила пальцем свой невидящий глаз и вставила зрячий. Потом перебрала нити, нашла нужную, вытянула. Скрюченные пальцы замелькали в воздухе, а когда она отпустила нить, та была перетянута тугим узлом. Ниже узла нить багровела, ещё ниже — чернела.

— Сделано, — сказала она. – Возьми, Атропос.

Вершительница вставила глаз в пустую глазницу и склонилась над девочкой. Единственный зуб её, острый, как смертная боль, перерезал все нити, кроме одной, тёмно–багровой.

— Сделано, — сказала она. – Срок наступит, когда девочка станет женщиной. Тогда дракон поднимется из глубины, и не будет того, кто его сокрушит. Прощайте, смертные.

Колыхнулся воздух, огоньки свечей качнулись навстречу друг другу. Король моргнул, и три фигуры исчезли.

Вместе с ними исчезли и придворные, и пажи, и слуги. Остались только лепестки розы, втоптанные в паркет.

Королева оглянулась – окна были тёмными. На дворе царила глухая ночь, и та же темень стояла в её душе.

И тогда из темноты выплыло что–то белое. Сгустившись, оно явило лик прекрасной женщины с прозрачным тонким лицом. Длинная чёлка закрывала лоб, волосы сзади были обриты.

— Смертный приветствует тебя, Фортуна–Избавительница, — сказал король, склоняясь в почтительном поклоне.

— Я не могу отменить волю дочерей Ананке, — сказала тень. – Но я найду средство вам помочь.

 

III

Старенький учитель магии в шёлковых чулках двигался – осторожно, как паук, подкрадывающийся к мухе – вдоль грифельной доски, исчерченной диаграммами.

— Итак, — острая указка коснулась точки на диаграмме, — рассмотрим простую частицу. Простая частица имеет всего три свойства – местонахождение, импульс и время жизни. Если знать все три свойства всех частиц, можно предсказать всю историю нашего мира, какова она есть и какой будет в грядущем. Тем не менее, Господь говорит нам, что воля человека свободна и в мире есть место случаю. Как разрешается это противоречие, Ваше Высочество?

Принцесса недовольно сморщила носик – вопрос был скучный, как и весь урок. Тем не менее, она ответила.

— Судьбы Аида, в котором движутся простые частицы, определяются, как и всё остальное, Мойрами. Дева Клото видит положение каждой частицы, дева Лахесис – импульс, а дева Атропос – время жизни. Но у них всего лишь один глаз на троих, и они не могут видеть все три свойства частицы одновременно. Пока же глаз передаётся от мойры к мойре, власть имеет Фортуна–Случайность, и она колеблет частицы, совершая клинамен, случайное отклонение. Господь же попустил такой порядок, — добавила она вежливо, слегка зевая. Она хорошо усвоила, что воля Господа относительно дольнего мира полностью исчерпывается этими словами.

— Правильно, Ваше Высочество, — учитель не удивился и не обрадовался: принцесса всегда отвечала правильно, когда хотела. – Теперь рассмотрим ансамбль простых частиц, не влияющих друг на друга. Для простоты предположим, что время жизни частиц нас не интересует. Мы можем определить либо местоположение каждой частицы, либо импульс. Для обобщённой системы строится диаграмма Морганы…

На этот раз принцесса решила не слушать. Про соотношение неопределённостей и диаграмму Морганы она прочла в учебнике, и поняла всё сразу – поскольку захотела понять.

Конечно, она могла в любой момент прервать урок. Но чем развлечь себя помимо урока, она не знала. Поэтому она позволила учителю продолжать объяснения, а сама стала смотреть в окно.

Во дворе царила (а также цвела и бушевала) весна. Яблоневая ветка, усыпанная цветами, склонялась к высокому окну. Цветы были бело–розовыми, как пальцы того маленького пажа, которого она поцеловала утром. Мальчик был так мил и смотрел на неё с таким обожанием… Впрочем, нет – к обожающим взглядам она привыкла с детства. В его взгляде читалось что–то большее, чем любовь. Что–то непонятное… но, пожалуй, интересное.

Принцесса наморщила лобик. Ей хотелось понять, что такого было в том взгляде.

«Он меня хочет» — поняла она. – «Он сам не понимает этого, но он меня хочет».

Принцесса была осведомлена об отношениях полов, ещё с раннего детства – когда однажды она забралась в конюшню и увидела, как жеребец кроет кобылу. Чтобы рассмотреть всё в подробностях, она залезла под жеребца – и получила копытом по лбу. Удар был так силён, что лобик августейшей особы потом долго чесался.

Тогда вбежали слуги, начали кричать, махать руками и растаскивать лошадей. Она отослала их и досмотрела всё до конца. Ей было любопытно, а она привыкла удовлетворять своё любопытство любыми способами.

В тот же день она потребовала у матери – она была ещё жива — книги, посвящённые этим вопросам. Старая королева заплакала, но не посмела отказать. Дочь прочитала всё, после чего задала единственный вопрос – сможет ли она, принцесса, в случае необходимости расстаться с невинностью так, как это делают обычные женщины.

— Твоё тело благословлено феей, — ответила старая королева, — и ничто не может ему повредить, но только если ты сама того не захочешь. Ты сможешь это сделать, если полюбишь мужчину и захочешь принести ему этот дар.

Принцесса вспомнила тот разговор. Нет, решила она, маленький паж – вовсе не тот мужчина, которого она может полюбить. Вот если бы на его месте был прекрасный принц… — она зажмурилась и попыталась его себе представить. Получилось не очень: какой–то белый конь с развевающейся гривой, на нём – прекрасный мужской торс, вместо лица – сияние.

— Я не хочу больше слушать о диаграмме Морганы, — капризно сказала принцесса, и учитель магии тут же замолчал. – Расскажи мне о прекрасных принцах.

Учитель прокашлялся.

— Гм–м–м… Прекрасный принц, — сказал он, потирая лоб, — это, некоторым образом, сын короля, который, э–э–э, обладает достоинствами, приличествующими прекрасному принцу. В наши времена они встречаются очень редко, — добавил он.

— Неужели в мире не осталось красивых мужчин королевской крови? – удивилась принцесса.

— Как бы это сказать… не в том дело, — учитель что–то вспомнил и почувствовал себя увереннее. – Телесная красота в прямом смысле этого слова приличествует прекрасной принцессе, такой, как Вы, Ваше Высочество. Принц же не обязательно красив. Вообще говоря, его внешность не имеет значения.

— Так может быть, — спросила принцесса, – он прекрасен своими душевными качествами? Все его любят и им восхищаются?

— Тоже не совсем так, — учитель заговорил увереннее. – Прекрасный принц любим далеко не всеми. Откровенно говоря, многие из них отличались скверным характером и были ненавистны даже своей родне. Если совсем честно, прекрасные принцы обычно выходят из королевских детей, лишённых престола и изгнанных за какие–нибудь пороки или провинности.

— И почему тогда прекрасного принца называют прекрасным? – принцесса нахмурилась.

— Терпение, Ваше Высочество, я сейчас всё объясню, — учитель осторожно подобрался к другому краю доски, — речь идёт об особых достоинствах, приличествующих именно принцу. Это достоинства, связанные не с телом или душой, а с деяниями. Прекрасный принц становится прекрасным принцем, совершив деяние, подобающее прекрасному принцу.

— Что же он должен сделать? – принцесса почувствовала какое–то непонятное волнение, как будто что–то шевельнулось у неё в душе – в такой глубине, куда она никогда не заглядывала даже во сне. Ей стало немного не по себе.

— Он должен убить дракона и освободить принцессу, — развёл руками учитель. – Вот как это происходит.

Он повернулся к старому магическому зеркалу, висящему рядом с доской. Оно было покрыто пылью – им давно не пользовались, принцесса не нуждалась в демонстрациях.

— Сейчас, Ваше Высочество, — он подошёл к зеркалу, засунул в него руку по локоть, и чем–то щёлкнул. – Покажи нам прекрасного принца, — приказал он.

Поверхность зеркала пошла волнами, а потом появилась картина: обнажённая красавица, прикованная к чёрной скале посреди бушующего моря. По морю плыл конь, на нём сидел всадник с копьём в развевающемся алом плаще. В другой руке у него было что–то, закрытое тканью. Лицо всадника не было видно.

А из моря поднималось что–то огромное и настолько чуждое человеческому естеству, что взгляд соскальзывал, не в силах удержаться на его облике.

— Это аллегория, — заторопился учитель, — её следует понимать иносказательно…

— Подожди, — принцесса снова наморщила лоб. – Я сама.

Картинка замерцала, обрастая смыслами. Ну конечно, скала – это материя, в данном случае тело. Прикованная к нему красавица – заточённое в тело душа, обычный платонический образ. Море – бессознательное, то, что ниже ума и не может быть познано. Дракон…

Что–то шевельнулось в ней. Что–то очень глубоко лежащее, спящее до поры – и очень, очень голодное.

«Я не хочу ничего знать о драконе», — поняла принцесса.

Она сжала голову руками. Перед глазами поплыли круги.

«Дракон – это то, о чём я ничего не хочу знать» — появилось у неё в голове.

— Покажи мне дракона, — обратилась она к зеркалу.

Поверхность зеркала снова пошла волнами, почернела. На мгновение в нём отобразился какой–то образ – и тут же оно треснуло и раскололось на мелкие части.

Учитель охнул, упал на колени и принялся руками собирать осколки.

— Зачем ты это делаешь? – не поняла принцесса.

— Осколки магических зеркал опасны, — кряхтя, выдавил из себя учитель, — мелкий осколок может попасть человеку в глаз, и тогда он будет видеть мир сквозь то, что было в этом осколке. А если в осколке дракон…

— Расскажи мне о драконе. Что он такое? – пересиливая себя, потребовала она.

— Я всего лишь учитель, Ваше Величество, — старик встал и почтительно склонился, — я ничего не знаю о драконе. Я только знаю, что он существует. Он живёт вне, но приходит изнутри. Он вечно голоден и питается душами, но не может насытиться. И только прекрасный принц может победить его, но никто не знает, как.

— Где живёт дракон и откуда он приходит? – настаивала принцесса, перебарывая мучительное сопротивление. Она не хотела знать, где живёт дракон и откуда он приходит.

— Дракон живёт в принцессе, — прошептал учитель, не в силах противиться приказу. – Внутри каждой принцессы живёт дракон, это и отличает принцесс от простых женщин. И если не придёт принц… о, не принуждайте меня, Ваше Высочество! – взмолился он.

— Во мне тоже живёт дракон? И что со мной будет, если не придёт принц? – настаивала принцесса. – Отвечай, или я рассержусь.

— Я люблю вас, как и мы все, Ваше Высочество, — учитель вновь пал на колени, — и не могу причинить вам боль. И я не могу противиться вашей воле… — он охнул и неловко осел на бок. Глаза его закатились.

Принцесса посмотрела на неподвижное тело. Ей было жаль старика – но где–то глубоко, в самой глубине души, она чувствовала другое: как будто какая–то тварь голодно облизнулась.

Она подошла ближе, взяла самый большой обломок зеркала и глянула в него.

В зеркале отразилось её лицо, и оно было прекрасным. Но принцесса чуть не вскрикнула от ужаса, таким чужим ей показался собственный взгляд.

Таким взглядом хищники смотрят на добычу, внезапно поняла она. И разглядела в своих зрачках две жёлтые искры.

 

IV

— Это было у моря, где лазурная пена, — напевала принцесса, терзая клавесин, — там где радость страданья нас ждёт впереди…

— Королевна мечтала, — подтянул маленький паж вторым голосом, — что из сладкого плена… — он запнулся и покраснел, некстати сообразив, что королевна и принцесса – это одно и то же.

Принцесса тоже об этом подумала – и улыбнулась. Ей нравилось дразнить этого мальчика, такого красивенького, глупенького… сладенького.

Последнее слово ей не понравилось – это было не её слово. Нахмурившись, она попыталась понять, откуда оно взялось.

«Это чужая мысль» — всё, что она смогла сообразить. Дальше её знаменитая сообразительность ей отказывала – зато почему–то выплывало из памяти разбившееся зеркало.

«Я хочу понять», — решила принцесса. «Я хочу увидеть то, чего я боюсь».

Решение пришло почти сразу, подозрительно быстро. Она поняла, что надо делать – и не стала ждать.

Паж тихо охнул, когда руки принцессы обвились вокруг шеи. И густо, отчаянно покраснел, отвечая на поцелуй.

Губы их слились. Потом паж тихо вскрикнул – как от несильной боли – и внезапно отяжелевшее тело выскользнуло из её объятий. Мальчик был мёртв.

И она знала, что сейчас в её зрачках пляшут жёлтые искры.

 

V

Деревянные ступени опасно скрипели, но принцесса не обращала внимания. Она не умела бояться – ведь с ней не могло случиться ничего плохого. Во всяком случае, до сих пор.

Королевская опочивальня охранялась гвардейцами–великанами. На них она тоже не обратила внимания. Во–первых, она была дочерью короля, во–вторых, их палаши и протазаны для неё были не страшнее соломинок.

В спальне горела единственная лампада, освещавшая огромное королевское ложе. Король лежал на подушках, укутанный покрывалом, но не спал.

«Он ждёт меня» — поняла принцесса. «Ждёт каждую ночь, уже много лет» — явилось ей, и что–то внутри неё недовольно заворчало.

— Отец, — сказала принцесса, — я хочу знать всё.

— Садись рядом, — сказал король, показывая на край ложа. – Спрашивай.

— Как это началось? – прямо спросила принцесса, не тратя времени на объяснения.

Король вздохнул. Длинные седые волосы, лежащие на подушке, шевельнулись.

— Наше королевство, — сказал он, — не должно существовать. Земли неплодородны, недра пусты, границы уязвимы, и могущественные соседи давно стёрли бы нас с лица земли. Но королевство существует уже тысячу лет, без особых потрясений. За тысячелетие мы ни разу не воевали, голод и засуха не посещали наши края. Даже бич всех династий – тайные измены и проблемы с наследованием престола – обошли нас стороной, ибо в нашем роду рождались мальчики, и всегда выживали. Как ты знаешь, всё это — благодаря благословению добрых фей, которые ниспослали основателю нашей династии такие дары. Ему же было дано пророчество, что по прошествии тысячи лет родится девочка, которая будет одарена особым образом…

— Да, я знаю, — девушка скривилась. – И про фей я тоже знаю. На самом деле это дочери Ананки, и они совсем не добрые. А теперь расскажи мне про дракона. Кто он и почему я его боюсь?

— Я не могу, — сказал король. – Но есть та, которая может.

От стены отделилась белая тень. У неё не было ни тела, ни лица, но принцесса поняла, кто это.

— Смертная приветствует тебя, Фортуна–Избавительница, — сказала принцесса, склоняясь в почтительном поклоне.

— Дочери Ананке, — богиня не тратила времени на пустые любезности, — поторопились. Сроки этого мира не исполнились. Я ещё поиграю с этой забавной реальностью… Ты хочешь что–то спросить, принцесса?

— Что такое дракон? – спросила та.

Тень придвинулась к её уху и что–то сказала, совсем тихо.

Девушка отодвинулась. Лицо её побелело.

— Ты избавишь меня от него? – спросила принцесса.

Тень покачала головой.

— Я не властна над ним, — сказала чёрная тень. – Только принц может это сделать. Но принцев в этом мире больше не осталось. Первый же твой мужчина просто выпустит дракона на свободу. Сначала он съест его душу, потом твою, потом всех.

— Но если у меня не будет мужчины? – спросила принцесса.

— Тогда он всё равно овладеет тобой – через мысли и мечты. Это займёт немного больше времени, но когда ты подчинишься ему, всё произойдёт быстро. Он съест твою душу, потом – первого, кто прикоснётся к тебе, потом всех.

— Значит, я должна умереть, — просто сказала принцесса.

— И это невозможно. Все первенцы королевского рода выживают, это условие договора, и даже я не могу изменить решение мойр. Но я нашла средство.

На столике перед кроватью появился странный предмет – стеклянная трубка с тонкой иглой на конце. Трубка была заполнена жидкостью.

— Ты должна уколоть себя этим, — сказала богиня. – Введи себе иглу в вену и надави на поршень сзади.

— Что это? – вмешался король.

— Средство, — ответила тень. – Принцесса не умрёт, но заснёт глубоким сном. Который будет длиться столько, сколько понадобится, пока не родится настоящий принц. Или пока дракон, живущий в ней, не умрёт от голода. Возможно, — добавила она, — этого никогда не случится, и она будет спать до конца времён.

— Если другого выхода нет, — сказала принцесса, — да будет так.

— Ты должна сделать это сама, по своей воле, — напомнила тень. – Никто, кроме тебя, не может этого сделать. Будет больно.

— Хоть какое–то новое чувство, — принцесса через силу улыбнулась, беря в руки трубку с иглой. – Покажи мне, куда.

— Выпрями руку, — сказала тень, — и найди синюю жилку. Ты должна попасть в вену. Осторожнее.

Принцесса слегка вскрикнула и прикусила губу.

— Теперь нажми, — сказала тень. – Чуть медленнее, не сразу. Вот так, а теперь…

С грохотом распахнулось окно, и три высокие тени появились в спальне. Ночник погас, задутый ветром. Зазвенело стекло. С королевского ложа донёсся задушенный хрип. И – смех. Фортуна–Избавительница смеялась.

Но она уже ничего не слышала.

 

* * *

У этой истории есть, конечно, финал – но «всему же есть граница», и расписывать ещё и это я пока не буду, потому как весь пафос из пафосницы выскреб начисто. Хотя интересно будет ознакомиться с версиями читателей и особенно читательниц.

)(