1
В Совет Национальной Безопасности
Совершенно секретно. Срочно
Доводим до вашего сведения, что в научно-исследовательском институте проблем геронтологии им. Косиора младший научный сотрудник лаборатории генетического анализа Либерман С. Л. самовольно, без разрешения вышестоящего руководства НИИ, произвел успешный опыт по клонированию человека. Грубо нарушив производственную дисциплину и поправ нравственный фундамент отечественной науки, вышеуказанный Либерман С. Л. дублировал выдающегося поэта Тараса Григорьевича Шевченко, который, как утверждает Энциклопедический словарь, умер от грудной водянки 26 февраля (10 марта по новому стилю) 1861 года в Санкт-Петербурге (ныне – населенный пункт Российской Федерации). То, что для эксперимента была избрана личность хотя и выдающаяся, но несвоевременная в политическом отношении, свидетельствует о наличии у Либермана С. Л. злого умысла, направленного на дестабилизацию политической обстановки в стране.
По нашим данным, НИИ им. Косиора не имеет аппаратуры для клонирования, поэтому способ, которым С. Л. Либерман возвратил из небытия Т. Г. Шевченко, нами пока не установлен.
Учитывая, что С. Л. Либерман известен в определенных кругах как диссидент, изучавший «каббалу» подпольно, его немедленный арест может вызвать нежелательную реакцию на Западе, в том числе у Международного валютного фонда. Считаем необходимым установить за ним негласный надзор и разработать мероприятия с целью выяснения мотивов его поступка, а также выявления возможных сообщников.
Докладная директора НИИ геронтологии им. Косиора академика Мудренко Г. Б., а также характеристика на Либермана С. Л. прилагаются.
2
Характеристика
На младшего научного сотрудника НИИ им. Косиора Либермана Семена Львовича, 1958 года рождения, национальность еврей, образование высшее, гражданин Украины, проживает в г. Киеве.
Гражданин Либерман С. Л. состоит в штате НИИ геронтологии им. Косиора с 1987 года. Окончив в 1983 году Киевский медицинский институт им. академика Богомольца, с 1983 по 1985 г. работал санитаром в бригаде «Скорой помощи», а с 1985 по 1987 г. – ассистентом судмедэксперта Первого городского морга. В 1987 году был принят на работу в НИИ лаборантом, а после провозглашения независимости Украины, в связи с формальной отменой ограничений на научную деятельность лиц еврейской национальности, по рекомендации покойного академика Думченко И. И. был переведен в младшие научные сотрудники лаборатории генетического анализа.
В общественной жизни активного участия не принимает. С 1981 года состоит на учете как участник религиозных сект сионистской направленности, в частности в секте «каббалистов».
Семья С. Л. Либермана в 1996 году эмигрировала в государство Израиль.
Либерман С. Л. является автором тринадцати научных статей, из которых три были опубликованы в Японии, США и Великобритании, а остальные изъяты первым отделом института и переданы в компетентные органы. По отзывам коллег, Либерман С. Л. является то ли сумасшедшим, то ли гением в области воспроизводства живых тканей, однако умело скрывает свою методику под личиной пресловутой «каббалы», а также имеет другие недостатки национального характера.
По данным участкового уполномоченного ст. лейтенанта Панасько Г. Б., Либерман С. Л. ведет скрытный образ жизни, не имеет ни друзей, ни любовниц, что вызывает абсолютно обоснованные подозрения.
Неравнодушен к спиртному и украинской литературе XIX века. Владеет четырьмя иностранными языками, в том числе ивритом. С соседями не конфликтует, коммунальные платежи оплачивает с опозданием, но в полном объеме. Трижды обращался в ЖЭК за субсидиями, в которых ему было отказано из-за неполного состава семьи.
3
Из протокола допроса Либермана Семена Львовича, 1958 года рождения, еврей, образование высшее, беспартийный, младший научный сотрудник НИИ геронтологии им. Косиора
ВОПРОС. Семен Львович, вы пока допрашиваетесь как подозреваемый, но хочу напомнить, что за дачу ложных показаний вы несете ответственность по статье 384 Уголовного кодекса Украины.
ОТВЕТ. А что означает «пока подозреваемый»?
ВОПРОС. Все зависит от вас. Подозреваемый может стать обвиняемым, а может остаться в качестве свидетеля.
ЛИБЕРМАН. У вас очень широкий взгляд на жизнь!
ВОПРОС. Не отвлекайтесь. Подпишитесь, что ознакомлены. Не здесь!..
ОТВЕТ. А где?
ВОПРОС. Вот здесь, здесь, и здесь! В первый раз, что ли?
ОТВЕТ. Не так чтобы в первый, но я постоянно забываю, где расписываться.
ВОПРОС. Скажите, как давно вы интересуетесь проблемами клонирования?
ОТВЕТ. Примерно с пятилетнего возраста.
ВОПРОС. Не понял?
ОТВЕТ. Когда мне исполнилось пять лет, мне подарили хомячка.
ВОПРОС. Кого?!
ОТВЕТ. Хомячка. Очень симпатичное животное. Запросто держит за щекой два грецких ореха.
ВОПРОС. И… что дальше?
ОТВЕТ. Он через месяц умер.
ВОПРОС. Кто?
ОТВЕТ. Хомячок. Я два дня плакал. А потом сказал родителям, что когда вырасту, то придумаю лекарство, чтобы никто не умирал.
ВОПРОС. Прекратите морочить мне голову хомячками!
ОТВЕТ. Вы спросили – я ответил.
ВОПРОС. Вы закончили Медицинский институт имени Богомольца?
ОТВЕТ. Там же написано, зачем спрашивать? Или вы намекаете, что мой папа пошил ректору брюки?
ВОПРОС. Где он сейчас?
ЛИБЕРМАН. Кто? Ректор? Я откуда знаю!
ВОПРОС. Папа! Папа ваш где?!
ОТВЕТ. На Берковцах. Он там прописан с 1985 года.
ВОПРОС. Давайте по существу.
ОТВЕТ. Давно пора, а то мы как молодые люди на первом свидании.
ВОПРОС. Ставлю вопрос ребром: почему все-таки Шевченко? Нашли бы фигуру, так сказать, нейтральную… Проводить опыты на людях без их согласия – это чистая уголовщина!
ОТВЕТ. Абсолютная чепуха! Ерунда на постном масле, как говорят дети! На людях, как вы говорите, я никаких опытов не проводил.
ВОПРОС. А как это называется? Воскрешение? Так почему вы не воскресили, например, папу?
ОТВЕТ. Простите, как вас зовут?
ВОПРОС. Виктор Васильевич.
ОТВЕТ. Вопрос не для протокола. Вы патриот?
ВОПРОС. Понятно! Все-таки политика! И гражданин Либерман решил спасать Украину!
ЛИБЕРМАН. Все спасают, а я что, рыжий?
ВОПРОС. Вам какое дело до украинских проблем? Насколько нам известно, вы уезжаете в Израиль!
ОТВЕТ. Не подгоняйте! То они не выпускают, то выгоняют… Можете не верить, но я действительно не могу оставить Украину в таком состоянии.
ВОПРОС. В каком?
ОТВЕТ. Сами знаете – в каком!
ВОПРОС. И вы, не спрашивая разрешения, клонировали Тараса Григорьевича Шевченко?! Причем в домашних условиях?
ОТВЕТ. Я не клонировал. Это совершенно другой способ.
ВОПРОС. Например, каббала, так? Допустим, я поверю. Но ведь вы его не материализовали из воздуха? Где вы взяли исходный материал?!
ОТВЕТ. Вы имеете в виду косточку лёц?
ВОПРОС. А… что это за косточка такая?
ОТВЕТ. Микроскопическая пылинка. Меньше атома. Впрочем, вы все равно не поймете.
ВОПРОС. Так объясните! Для этого мы вас и пригласили!
ОТВЕТ. Знаете что? В 1982 году ваши коллеги при очередном обыске изъяли мою работу «Духовная практика Каббалы по извлечению усопших». Там изложены все мои идеи. Прочтите, нам будет легче беседовать.
ВОПРОС. Хорошо! Ставлю вопрос прямо: вот вам, Либерману Семену Львовичу, на кой хрен понадобился Шевченко? Он же был, мягко говоря, антисемитом!
ОТВЕТ. Мы привыкли.
ВОПРОС. Выходит, клонируя, или, как вы говорите, «извлекая из пространства» гениального сына украинского народа, вы не преследовали никакой личной выгоды? Подумайте, не усугубляйте свое положение.
ОТВЕТ. Какая выгода?! У меня оклад тысяча восемьсот гривень. Четыреста я плачу за квартиру, а на оставшиеся копейки беру к себе в дом дополнительный рот, не зная, как себя поведет родное государство в отношении живого Шевченко! Живых у нас не любят, у нас обожают мертвых! В некрофилии мы достигли виртуозности! Извините, где у вас туалет?
(Пауза длиной в 2 мин. 48 сек. Примечание расшифровщика.)
ВОПРОС. Итак, продолжим! Кто помогал вам в проведении эксперимента?
ОТВЕТ. Никто. Я все делал сам, кстати, в нерабочее время.
ВОПРОС. Хоть бы с родственниками посоветовались!
ОТВЕТ. У Тараса Григорьевича детей не было, с кем советоваться? Не обижайтесь, но это смешно, когда вы намекаете на моральную сторону вопроса! Я что, умертвил его? Убил? Наоборот! Он мечтал увидеть свободную и независимую Украину? Мечтал! Так в чем дело?
ВОПРОС. Вопрос не для протокола!
ОТВЕТ. Да ради Бога! Хоть сто вопросов!
ВОПРОС. За кого вы голосовали на выборах?
ОТВЕТ. Опять двадцать пять! Ни за кого я не голосовал. Я вообще не хожу на выборы! Вы Гейне любите?
ВОПРОС. Ну, в общем…
ОТВЕТ. Ладно, не стесняйтесь! Классиков не читают. О них информируют! Так вот, о Гейне. У него есть великолепная поэтическая штуковина. Называется «Диспут». Суть заключается в том, что при дворе толедского короля состоялся диспут между братом Иосифом, францисканцем, и реб Иудой из Наварры. Каждый из них должен был доказать королю преимущество своей веры. Проигравший принимает веру победителя. То есть проиграй еврей, ему пришлось бы принять католичество, в противном случае францисканцу сделали бы обрезание. Хорошенькое пари, правда?
ВОПРОС. Ну, это понятно…
ОТВЕТ. Что вам понятно? Ничего вам не «понятно»! Слушайте дальше! Диспут шел несколько дней, все порядком устали, и тогда король спросил донью Бланку…
ВОПРОС. Это кто такая?
ОТВЕТ. Королева, его супруга. Так вот, он спросил, кому она отдает предпочтение. Ну, донья Бланка не то чтобы конченая дура, но она очень устала, она проголодалась и вообще неделю не мылась. Поэтому на вопрос мужа она ответила: «Я не знаю, кто тут прав, пусть другие то решают, но раввин и капуцин одинаково воняют!»
ВОПРОС. И что дальше?
ОТВЕТ. Все!
ВОПРОС. А смысл?
ОТВЕТ. Я вам объяснил свое отношение к выборам!
ВОПРОС. А какое это имеет отношение к клонированию Шевченко?
ОТВЕТ. Никакого! Это имеет отношение к вашему вопросу, за кого я голосовал!
ВОПРОС. Тяжелый вы человек, Либерман! Ладно, оставим поэзию в сторонке. Где вы храните описание своего удачного опыта?
ОТВЕТ. Нигде. Первая статья о моем методе была напечатана в медицинском журнале «American Medical Рroblem» за 1983 год, остальные рукописи у меня изъяли. Я же говорю: покопайтесь в своих архивах!
ВОПРОС. Скажите, а какое отношение ко всей этой бодяге имеет «каббала»?
ОТВЕТ. Интересный вопросик! Если вы желаете поговорить о Каббале, давайте годочков на восемь закроемся в камере и не спеша разберем эту проблему по косточкам!
ВОПРОС. Нарываемся, значит? Что ж, мы народ терпеливый. И не таким рога обламывали! Где в настоящее время находится этот… результат вашего опыта?
ОТВЕТ. У меня дома. Пребывает в летаргическом состоянии, из которого я начну его выводить завтра.
ВОПРОС. Хорошо. Вы свободны. Пока. Давайте ваш пропуск!
4
США, Вашингтон, округ Колумбия. Белый Дом
Президенту Соединенных Штатов Америки
Конфиденциально
Резидент ЦРУ в Украине сообщает, что в Киеве успешно проведен опыт по клонированию человека. Как мы и предполагали, из небытия возвращен известный украинский поэт Тарас Шевченко. Данное событие может иметь далеко идущие последствия как для украинского государства, так и для его ближайших соседей. Шевченко пользуется непререкаемым авторитетом у местного населения и на протяжении ста пятидесяти лет имеет рейтинг, приближающийся к абсолютной цифре поддержки. Также он является рекордсменом по количеству памятников, которые поставлены ему в 65 странах мира.
В связи с этим предлагаем срочно провести консультации с конгрессменами, связанными с украинской диаспорой в США, объяснив им выгоды и риски происшедшего. Также считаем необходимым информировать еврейские организации, поскольку клонирование провел некто Либерман С. Л., что чревато вспышками антисемитизма. Есть опасения, что украинские власти попытаются решить проблему Шевченко и Либермана радикальным способом, как это было в случаях с Гонгадзе и другими правозащитниками. Предлагаем предупредить украинский политикум, что в случае совершения ими очередной глупости все банковские активы и зарубежная недвижимость «золотой сотни» будут немедленно конфискованы.
Более подробная информация о целях клонирования Шевченко уточняется и будет выслана дипломатической почтой.
5
И. О. председателя Службы Безопасности Украины генерал-лейтенанту Власову А. А.
Совершенно секретно
Рассмотрев Ваше сообщение, Совет Национальной Безопасности предлагает принять все необходимые меры по установлению тотального контроля над участником антигосударственной акции С. Л. Либерманом.
Требуем решительно пресекать возможные провокации оппозиции, в том числе митинги и уличные шествия, бросив на выполнение задачи все имеющиеся у вас средства.
О ходе выполнения задания докладывать в установленном порядке ежедневно, а в критических случаях незамедлительно.
6
Письмо С. Л. Либермана своей жене, Татьяне Либерман
Дорогая Танечка!
Настало время нарушить обет молчания и провозгласить решительное «ура». Итак, то, ради чего я остался в Киеве и не поехал с тобой, детьми и мамой в Израиль, свершилось! Закрой глаза и представь себе, что в нашей уютной квартирке, на маминой кровати лежит Тарас Григорьевич Шевченко. Тот самый. Поэт и Пророк в самом прямом смысле этого слова. Теперь во-вторых. Почему я передаю письмо через Алика, который жил в двадцать восьмой квартире, а сейчас приехал делать в Украине какой-то бизнес. Все объясняется политической обстановкой в стране. Несмотря на финансовый кризис, я хотел тебе позвонить, но у меня возникло подозрение, что наш телефон поставлен на прослушивание, потому что такой хрип и треск, наверное, звучал в первом телефоне его изобретателя Белла. И я оказался прав, потому что, во-первых, меня вызвали (сама догадайся куда) на «беседу», а во-вторых, на лавочке у подъезда, где мама любила по вечерам обсуждать с соседями международную обстановку, теперь сидят два шпиона. Они постоянно курят и незаметно фотографируют всех, кто входит в наш дом. Короче, если ты помнишь наш любимый фильм про Штирлица, я теперь «под колпаком». Думаю, меня бы давно вывезли в какой-нибудь лес и закопали, но о моем удачном опыте узнали в американском посольстве, и теперь «под колпаком» они! Ты у меня умная женщина, если, не имея за душой ни капли еврейской крови, прошла в Израиле гиюр и стала, как говорит директор нашего института академик Мудренко, «настоящей жидовочкой». Как тебе под одной крышей с моей мамой, чтобы она была нам здорова до ста двадцати лет, могу только представить! Ты женщина гордая, но надо еще немного потерпеть. Умные люди всегда терпят и иногда даже выигрывают.
Подробное письмо напишу после проверки, надежен ли Алик как канал переписки, а пока я всех вас целую, особенно тебя и детей. Отдельно целую маму, которой я в конце письма припишу пару строк. Будь здорова, моя дорогая, не сердись на своего мужа, потому что ты после гиюра стала еврейской женой, а еврейские жены должны терпеть и радоваться несмотря ни на что. Прекрасно знаю, что ты хочешь мне сказать, но лучше не надо!
Крепко тебя целую, твой Семка!
P. S. Дорогая мама! Потом напишу тебе подробное письмо, а почему не звоню, так спроси у Тани. Прошу помочь ей материально из своей пенсии, так как она женщина гордая и сама ни за что не скажет. Пятнадцатого пойду на кладбище, посмотрю, что там у папы, ведь это годовщина смерти и я не забыл, как ты уже успела подумать, хотя евреи зимой на кладбище не ходят.
7
Расшифровка записи беседы в кабинете главы гуманитарного управления Администрации Президента А. Л. Цырлих
Посетитель – голова Спилки литераторов Украины Б. П. Мамуев
Начало записи – 10.47. Конец – 11.45.
6 февраля 2014 года
МАМУЕВ. Разрешите, Алиса Леопольдовна?
ЦЫРЛИХ. Пожалуйста, Борис Петрович! Проходите, присаживайтесь! Кофе, чай?
МАМУЕВ. Спасибо, меня девочки угостили в приемной!
ЦЫРЛИХ. Извините, что заставила ждать! Некогда голову поднять. Не успела переступить порог кабинета – звонит Фельбаба! Им, видите ли, нужны условия для рисования, нужны мастерские! А зачем, спрашивается? Выйди на улицу и рисуй себе на здоровье!
МАМУЕВ. Они всегда чем-то недовольны! Это у художников в крови. Между прочим, у них и картины покупают, и скульптуры заказывают. В прошлом году одних только памятников Шевченко поставили тринадцать штук!
ЦЫРЛИХ. И два из них за рубежом! Валютой расплачиваемся с варварами! Ну ладно, давайте перейдем к вашим баранам!..
МАМУЕВ. Слушаю вас, Алиса Леопольдовна!
ЦЫРЛИХ. Борис Петрович, мы высоко ценим вашу позицию в борьбе с отдельными крикунами от интеллигенции, но сегодня этого мало. Не возражайте, пожалуйста! Я понимаю, что благодаря вам Спилка литераторов перестала заниматься политикой, но доверие власти к писателям восстанавливается не так быстро, как я бы того хотела! Он, мягко говоря, недоволен!
МАМУЕВ. Позвольте напомнить, Алиса Леопольдовна, что мы договаривались о финансировании книг надежных членов Спилки. Я вам даже список передал, а министерство финансов заявляет, что денег нет и не будет! Писатели ударились в депрессию!
ЦЫРЛИХ. Сперва деньги надо напечатать, а уж потом книги!
МАМУЕВ. А что народ будет читать, пока вы печатаете деньги?
ЦЫРЛИХ. Классику, мой дорогой! Классику!
МАМУЕВ. Классика всем надоела! Народу надо что-то свежее подбросить! Иначе он зачахнет!
ЦЫРЛИХ. Кстати, мы решили выделить для вашей организации два ордена, три почетных звания и десять грамот от министерства культуры!
МАМУЕВ. А мой вопрос?
ЦЫРЛИХ. О, Господи! Вы же хотите квартиру на Крещатике, а не где-нибудь!
МАМУЕВ. Ну да! Мне оттуда на работу недалеко…
ЦЫРЛИХ. Ищем, Борис Петрович, ищем!
МАМУЕВ. Вы уже два года ищете…
ЦЫРЛИХ. Что ж вы всем недовольны! В один день хотите и квартиру, и премию, и собрание сочинений! Поскромнее надо! На меня уже партийная гвардия косится. Даже сам как-то сказал: «Что ты, Аля, носишься со своими писаками»?
МАМУЕВ. А вы что?
ЦЫРЛИХ. А я сказала, что наши писатели сами ходить не могут! Их надо на руках носить!
МАМУЕВ. А он?
ЦЫРЛИХ. Улыбнулся. Головой кивнул. Он юмор понимает. У нас сейчас другая проблема нарисовалась.
МАМУЕВ. Какая проблема?
ЦЫРЛИХ. Произошла прескверная штукенция! Трудно представить, что может начаться в стране!
МАМУЕВ. Да что ж произошло, Алиса Леопольдовна?! Не томите!
ЦЫРЛИХ. Ну, хорошо. Так и быть… Воскрес Тарас Григорьевич Шевченко!
(Звук падающей и разбитой посуды. Примечание расшифровщика.)
МАМУЕВ. Эт-то к-как?.. Как воскрес?!
ЦЫРЛИХ. Выражаясь научным языком, его клонировали. Или воскресили другим способом.
МАМУЕВ. Как же так?!.. Не посоветовались с нами… То есть я хотел сказать в том смысле, что мы все-таки в гуще литературного процесса, коллеги, если можно так выразиться!.. Мы, конечно, не против, но…
ЦЫРЛИХ. Успокойтесь! Что у вас руки дрожат?.. Мы не знали, что его собираются воскрешать. По-вашему, мы с ума сошли? Просто появился какой-то сумасшедший по фамилии Либерман, и – здрасьте, Тарас Григорьевич, добро пожаловать!
МАМУЕВ. Кошмар! Да вы представляете реакцию писателей?! Еврею разрешили клонировать нашего гения!
ЦЫРЛИХ. Чем вы слушаете, Борис Петрович?! Я вам вторым государственным языком повторяю, что никто не давал разрешения этому Либерману клонировать наше национальное достояние! Он самовольно это сделал! По собственной инициативе!
МАМУЕВ. Ну, это вообще!.. А как? Как?! На Западе над такими проблемами работают целые институты, миллионы долларов тратят ежедневно, чтобы какую-то овечку из яйца вылупить, а тут один, понимаешь, еврейчик, чик-пик и здрасьте!
ЦЫРЛИХ. А давайте выпьем, Борис Петрович! Вы же сегодня не опохмелялись! Вон как пальчиками перебираете!
МАМУЕВ. Это я разволновался. А вы сразу подозревать!
ЦЫРЛИХ. Да пейте, мне-то что? Я вообще трезвых писателей не люблю! Не представляю, что можно написать на трезвую голову!
МАМУЕВ. Абсолютно ничего! Тарас Григорьевич был не дурак выпить, Иван Франко употреблял. Про советских вообще молчу!
ЦЫРЛИХ. Давайте-давайте! Коньячок у меня хороший.
МАМУЕВ. За Шевченко?
ЦЫРЛИХ. Само собой! Но сперва давайте выпьем за наших евреев, которые умнее, талантливее и хитрее евреев американских, французских и даже израильских! Скажите, какой американский Рабинович с зарплатой в двести долларов в месяц, без ультрасовременной аппаратуры возьмет и воскресит человека? Их еврей с такой зарплатой клизму не поставит, я уже не говорю о качестве медицинских материалов, которые мы закупаем черт знает у кого! А наш засучил рукава, помолился своему Богу, закусил мацой и вперед! Нате вам, дорогие украинцы, вашего Шевченко! Ешьте его с маслом, намазывайте на бутерброд!.. Какой великолепный мерзавец, а? Определенно, давайте за Либермана!
МАМУЕВ. Ой, будут у нас проблемы с этим Либерманом!
ЦЫРЛИХ. Вы имеете в виду погромы? Ну и что? Конечно, этого Либермана надо было старым проверенным методом: кляп в рот и к чеченцам или в сектор Газа. Но поезд ушел! Американцы уже пронюхали. Всю ночь свет в их посольстве горел! Поэтому давайте думать, что нам делать с Шевченко.
МАМУЕВ. Я тут при чем?
ЦЫРЛИХ. Не скромничайте, Борис Петрович! Вы такой организацией руководите! Кроме того, это не моя блажь, понимаете? Он лично просил вас пораскинуть мозгами.
МАМУЕВ. А с медицинской точки зрения как?
ЦЫРЛИХ. В смысле?
МАМУЕВ. Ну, Шевченко!.. Он настоящий? В смысле, живой?
ЦЫРЛИХ. Выясняем! По косвенным данным, Тарас Григорьевич один в один с оригиналом. Вопросы, впрочем, остаются. Для этого я вас и пригласила. Есть опасность, что диаспора и мировая общественность признают его, а мы, как всегда, в хвосте событий! Оппозиция быстренько присосется, начнет ябедничать, а у него сами знаете, какой характер был!..
МАМУЕВ. Характер ужасный! Что правда – то правда!
ЦЫРЛИХ. Есть другой вариант. Например, оповестить мировую общественность, устроить грандиозный праздник возвращения поэта в страну своей мечты, а Тараса Григорьевича поднять на один уровень с Президентом, объявить неделю выходных, учредить орден Шевченко и первым орденом наградить Тараса Григорьевича! Народ праздники любит! Но есть и опасность. Вдруг он решит стать моральным арбитром нации?
МАМУЕВ. Шевченко? В каком-то смысле он уже им является… Нет?
ЦЫРЛИХ. Но он проводил арбитраж своими произведениями, а тут… На носу выборы, а наш дорогой гений возьмет и поддержит оппозицию!
МАМУЕВ. Запросто! Он за словом в карман не лез! А если кто-то из доброхотов чарку поднесет, он такого вам наговорит! На три Майдана хватит!
ЦЫРЛИХ. А я о чем! Вот что делать, что?
МАМУЕВ. Ага! Как только к вам в гости приходит жареный петух, так вы Мамуева зовете! Караул, Борис Петрович! Спасай, родненький! А как Мамуеву квартиру дать или премию национальную, так начинаете резину тянуть!
ЦЫРЛИХ. Что вы ворчите, как старая баба! Давайте, я вам еще коньячку…
МАМУЕВ. И спаиваете меня, а потом вопросики, отчего руки трясутся!
ЦЫРЛИХ. Да Бог с вами! Я же понимаю, что это у вас творческая дрожь! Предвестник вдохновения! Ваше здоровье!
МАМУЕВ. Спасибо!..
ЦЫРЛИХ. Так что вы посоветуете?
МАМУЕВ. Ваши варианты никуда не годятся, Алиса Леопольдовна! Если пархатый Либерман извлек из небытия того самого Шевченка, то вы получили на свои головы «цурис», как говорят евреи. Истинный Шевченко был не сахар, как это сочиняют академики, включая моего Вруневского. Тарас Григорьевич и чарку мог выпить, и молодицу ущипнуть, извините, за сладкое место! Был несдержан на язык, за что и промаялся в местах не столь отдаленных. И если он сегодня откроет рот, то все произнесенное им, да еще, не дай бог, по телевидению, приобретет директивный смысл! Ну, представьте, что его затащат на оппозиционный канал, где он станет чихвостить «москалей». И по какой цене мы будем иметь газ на следующий день? То-то же! А если сделать вид, что мы его в упор не замечаем, оппозиция закатит истерику. Нужен третий вариант!
ЦЫРЛИХ. Какой?! Да не томите, что вы за человек такой!
МАМУЕВ. Надо поступить нейтрально. То есть как бы принять его появление, зафиксировать и даже сыграть на этом! Мол, благодаря нашим ученым мы смогли подарить прогрессивному человечеству Шевченко! Про национальность ученого молчать. «Наш» – и все! Кстати, надавите на Либермана, выпотрошите из него секреты! Русские тогда газ дадут бесплатно!
ЦЫРЛИХ. Это с какой такой радости?
МАМУЕВ. А с такой, что если дадут цену, которая была до Ющенко, то наш Либерман клонирует им Пушкина! Откажутся, он им Берию воскресит! Вариантов много!
ЦЫРЛИХ. Господи, а мы об этом не подумали! Какая у вас светлая голова! Продолжайте, Борис Петрович, продолжайте, голубчик!
МАМУЕВ. Ну вот! Фиксируем появление Шевченко. Можно даже сделать заявление, но на среднем уровне. Например, совместное Минздрава и Минкультуры. Затем объявить карантин и оградить объект от журналистов, особенно от иностранных, а если показывать по телевизору, то только на Первом национальном. Понимаете? Показали на Первом, а зритель пускай думает: правда или опять наврали? Это два. А тем временем мы примем Тараса Григорьевича в нашу Спилку, введем его в Правление, сделаем председателем секции поэзии и загрузим работой по самые помидоры. Это три. А потом посмотрим на его поведение и решим, что дальше с ним делать!
ЦЫРЛИХ. Борис Петрович, дайте я вас расцелую! Очень мудро, как раз в русле нашей политики. Как сказал Президент: «Конституцию обязан выполнять даже Тарас Григорьевич!» Вот только чтоб он опять писать не начал, а? Знаете, живет нормальный писатель, мы его не трогаем, он нас, а потом вдруг такое сочинит – хоть вешайся!
МАМУЕВ. Бывает! Но в данном конкретном случае можете не волноваться! Во-первых, ничего он больше не напишет, потому что как только получит членский билет, так и писать перестанет. Проверено! Народ зачем пишет? Чтобы стать членом нашей Спилки. А когда стал, зачем, спрашивается, писать? Во-вторых, мы нашего гения загрузим общественной работой, а какая она у писателей, знаете? Презентации, творческие вечера, собрания, заседания, и все под водочку, под коньячок! Тут уж не до литературы! Кстати, на что он будет жить?
ЦЫРЛИХ. А сколько ему лет? Совсем из головы выскочило!..
МАМУЕВ. Считать с 1814 года?..
ЦЫРЛИХ. Да нет! Непрерывный стаж не подходит! Я имею в виду, сколько он прожил? Ну, тогда, при царизме?
МАМУЕВ. Кажется, сорок семь, а что?
ЦЫРЛИХ. До пенсии не дотягивает…
МАМУЕВ. Может, ссылку казахскую засчитать как год за два?
ЦЫРЛИХ. Надо подумать. Какие у вас еще просьбы?
МАМУЕВ. Водка подорожала!
ЦЫРЛИХ. А при чем тут ваша Спилка?
МАМУЕВ. Писатели народ бедный, а вдохновению подпитка нужна!
ЦЫРЛИХ. Завтра вам завезут грузовик водки из госрезерва, я лично прослежу. Что еще?
МАМУЕВ. Вот, просмотрите. Нужна ваша резолюция.
ЦЫРЛИХ. Что это?
МАМУЕВ. Список членов Правления.
ЦЫРЛИХ. Зачем он мне?
МАМУЕВ. Прошу прикрепить к президентской столовой и выдать пропуск в вашу администрацию! Алиса Леопольдовна, это очень сильный идеологический ход! Писатели и власть за одним обеденным столом! А?!
ЦЫРЛИХ. Н-ну, не знаю!.. Они будут себя прилично вести? Здесь не проходной двор все-таки!
МАМУЕВ. Не волнуйтесь, отобрал самых надежных. В руках себя держать умеют.
ЦЫРЛИХ. Хорошо, я доложу руководству.
МАМУЕВ. Спасибо, Алиса Леопольдовна! Мы на вас молимся! Вы для нас как мать Тереза!
ЦЫРЛИХ. Прекратите! Чтоб я больше не слышала про «Терезу»!
МАМУЕВ. Кстати, прочел вашу рукопись! Гениально!
ЦЫРЛИХ. Да уж!..
МАМУЕВ. Не скромничайте! Потрясающей силы повестушка! А какие диалекты! Прямо бифштекс с кровью! Свежая филейка! Через недельку устроим обсуждение, общественность подключим…
ЦЫРЛИХ. Пожалуйста, без меня!
МАМУЕВ. Само собой, что я, не понимаю? Мы снизу вас подопрем! Будете творить по воле народа!
ЦЫРЛИХ. Спасибо! За квартиру не волнуйтесь.
МАМУЕВ. Столько ждал!.. Чего уж! А откуда взялся этот Либерман?
ЦЫРЛИХ. Кто его знает! Какой-то младший научный сотрудник…
МАМУЕВ. Да я не о том! Фамилия больно знакомая! Тыщу раз слышал, а где – хоть убей не помню!
ЦЫРЛИХ. Может, на посошок?
МАМУЕВ. А давайте! Все равно день коту под хвост!
8
Дневник Т. Г. Шевченко
10 февраля 2014 года
Удивительные обстоятельства понуждают меня по старой привычке завести журнал, чтобы изложить необыкновенные события, приключившиеся со мной.
Итак, в хмурое февральское утро, а именно вчера, я проснулся на мягком ложе и долго всматривался в сумрак комнаты, не понимая, где я и что со мной приключилось. Первой мыслью было предположение, что во время обеда мы с Мишей за обедом хватили лишку и он по обыкновению оставил меня на постоялом дворе, однако, прислушавшись к организму, я понял, что тело мое как никогда бодрое, ум ясен и такое чувство, словно отдохнул от всех волнений и переживаний, а мои болячки, нажитые в проклятой солдатчине, вмиг исчезли. Однако некоторая слабость в членах и барская лень, которой немало грешил в своей жизни, не позволили сразу подняться с ложа. Некоторое время я нежился, предаваясь размышлениям относительно того, где я и что бы это все значило.
Затем в комнату вошел человек примерно одних лет со мною и, подкравшись словно тать, прислушался, выясняя, сплю ли я. Тут я сделал попытку приподняться, а мой гость внезапно замахал руками и чуть ли не закричал:
– Лежите! Лежите!
Признаюсь, от испуга сердце мое тенькнуло. Неужто я был тяжко болен и в беспамятстве пролежал в этой темной комнатенке Бог знает сколько времени? Я хотел спросить нежданного посетителя, не лекарь ли он, а может, слуга, которого добрые друзья мои приставили ходить за мной, но господин сей зачем-то взял мою руку, стал щупать пульс, затем потрогал мой лоб и, похлопав по руке, сказал:
– Прекрасно! Очень даже прекрасно! Лежим и не двигаемся!
Я хотел возразить, что прекрасного в том, что я лежу неизвестно где, но он поднес палец к губам и решительным образом произнес:
– Вам нельзя разговаривать, Тарас Григорьевич! Вы еще очень слабы! Лежите и ни о чем не думайте!
– Да долго ли мне лежать? – слабым голосом спросил я, удивляясь, насколько непослушен язык мой, который едва ворочался во рту, в то время как остальные члены моего тела пребывали в прекрасной бодрости.
– Вы куда-то торопитесь? – загадочно улыбнулся гость. – И совершенно напрасно! Все плохое уже позади! И царь, который упек вас за Арал, и жандармы, и даже крепостное право! Вы даже не представляете, в какое время вы родились заново!
Я не мог вникнуть в суть этого странного откровения, но что-то в голосе человека показалось мне инородным, и, чувствуя себя жертвой чужих насмешек, я невольно спросил:
– Жид, что ли?
Он внезапно побелел, да так, что даже во мраке комнаты его лицо засветилось, словно испачканное фосфором, и сердито отчеканил:
– Вы опять за старое?! Чтобы я больше этого не слышал!
Я немало удивился сему обстоятельству и даже стушевался, пробормотав:
– А что я такого сказал? Спросил, не жид ли вы? Очень уж странный говор у вас!
– Я еврей! – почему-то гордо вскинул голову человек и, сделав шаг к буфету, стал звенеть скляночками, в которых, вероятно, находилось лекарство.
Признаться, он меня озадачил своим признанием, хотя я не понимал, отчего он так разволновался. «Еврей» ли, «жид» – какое в том различие? Однако, полагаю, у него были на то свои причины, и я решил набраться терпения, дабы при удобном случае потребовать разъяснений, в чем гость видит противоречие, но он, протянув мне какую-то пилюлю, заставил ее проглотить и запить водой из стакана, что я послушно и сделал, сообразив, что мой визави все же не кто иной, как врачеватель.
– Сейчас все изменилось, Тарас Григорьевич! – внезапно сказал он. – И вообще, мне надо многое вам объяснить, так как пока вы… ну, это… спали, в мире произошло очень много удивительных событий. Но я буду вас информировать малыми дозами, чтобы вы окончательно не потеряли рассудок!
Вот тут мое сердце похолодело от недобрых предчувствий, и я несмело спросил его:
– А какой нынче день?
Он усмехнулся неприятной улыбкой, свойственной этой презираемой людьми нации, и с непочтительностью ответил:
– Десятое февраля, а что?
– Нет, ничего! Благодарю! – ответил я, судорожно пытаясь вспомнить, что я делал вчера или, на крайний случай, позавчера. Однако, перебрав в памяти свои недавние визиты к Настасье Ивановне Толстой, ужин в компании Сошенко, посещение оперы милейшего Глинки «Жизнь за царя», я не нашел в своих поступках ничего предосудительного и готов был поклясться, что по крайней мере последние два дня не то чтоб употреблял горилку, но даже и не нюхал ее! И тут мой врачеватель все тем же неприятным голосом спросил:
– Вы не хотите спросить, какой нынче год на дворе?
Я пробормотал нечто невразумительное, не понимая, что он имеет в виду, а услышав произнесенную цифру из его уст – две тысячи четырнадцатый! – весь похолодел и покрылся потом. Ужасная мысль о том, что злой рок или недруги, кои всегда найдутся у порядочного человека, заперли меня в лечебницу для душевнобольных и этот старый жид (Слово «жид» зачеркнуто. Вставлено слово «человек». Примечание издателя.) – вовсе никакой не лекарь, а несчастный умалишенный, которого подселили ко мне в палату, дабы окончательно унизить мое достоинство и звание академика, растоптать все божественное, что есть в человеке, заставили исторгнуть дикий крик.
– Ша! Прекратите кричать, а то соседи подумают, что я кого-то убиваю! – сердито прикрикнул он и, придвинув табуретку к моему ложу, тяжело вздохнул. – Ну, хорошо! Я постараюсь вам кое-что объяснить. Только не волнуйтесь, вам теперь волноваться нечего!
Далее он поведал историю о том, что я, Тарас Григорьевич Шевченко, бывший крепостной графа Энгельгардта, выкупленный из неволи путем розыгрыша в лотерею портрета милого моему сердцу Василия Андреевича Жуковского кисти учителя моего великого Карла Брюллова, после множества перипетий в моей жизни, включая ссылку в солдаты, по возвращению в Петербург умер 10 марта 1861 года, а спустя сто пятьдесят три года руками моего визави был вырван из физического небытия путем опыта, который он назвал странным иноземным определением – «практика каббалы».
Я слушал эту великолепную и достаточно жуткую сказку с раскрытым ртом, незаметно щипал себя за все части тела, дабы убедиться, что это не сон, не игра моего воспаленного воображения или, не дай Бог, душевной болезни, когда больному чудится, будто он разумнее своих врачевателей. Но лекарь мой, которого звали Семеном Львовичем (он кратко сообщил свое имя, не вдаваясь в подробности), похлопал меня по руке и сообщил, что на сегодня довольно информации, и посоветовал «переварить» услышанное, а еще лучше завести по моему обыкновению журнал, куда я могу изливать свои впечатления и размышления. Признаться, я насторожился столь откровенному предложению и спросил, откуда ему известна моя любовь к тайным записям, на что он рассмеялся и, пожав плечами, принес книгу с моим фотографическим снимком в шубе и каракулевой смушке. Я растерялся и, принявшись осторожно листать книгу, наряду с моим детищем «Кобзарем» нашел и страницы Дневника, начатого мною числа 12 июня месяца 1857 года.
О, неблагодарные потомки! Ведь предупреждал чрезмерно любопытных, что записки мои «не для мгновенной славы, для развлеченья, для забавы, для милых искренних друзей, для памяти минувших дней»! И как можно являть свету все, что запишет писатель в дневник в минуты обнажения перед собой и самим Господом? Словно мало нашим любопытствующим злотарям ковыряния в поступках поэта, когда он еще жив, а они, не насытив зловредного любопытства, норовят провертеть дырочку в нужнике, дабы торжественно возвестить обществу, что и в уборную гений ходит, как все прочие смертные, отчего великая радость и утешение обывателю. Хоть в этом он им ровня!
Я гневался долго, однако гнев прервал мой воскреситель, принесши толстую красивую тетрадь и дивное перо, которое не следовало макать в чернильницу. Глянув на эти предметы, я заплакал, осознав, как далеко продвинулось человечество в различных ухищрениях. Еще горшей была мысль о том, что на целых полтора столетия я был вырван из земной жизни и, вероятно, пропустил немало интересного. Кое-как успокоившись, я решил начать свои записи, предварительно попросив Семена Львовича немедленно сжечь их, едва старуха с косой в очередной раз явится по мою душу.
9
Объявление
15 февраля с. г. в конференц-зале состоится закрытое заседание Президиума Спилки литераторов Украины.
Повестка дня
1. Информация Головы Мамуева Б. П.
2. Разное.
Явка всех членов Президиума обязательна. Кто не сдал взносы за 2010, 2011, 2012 и 2013 г.г., могут сидеть дома.
10
Председателю Союза живописцев и ваятелей Фельбабе Г. И.
Уважаемый Григорий Иванович!
Главное управление по гуманитарным вопросам администрации Президента Украины просит Вас в срочном порядке обсудить возможность подготовки выставки «Вечно живой», приуроченной к 200-летию со дня рождения гения украинского народа Т. Г. Шевченко. Учитывая значимость предстоящего события, просим озадачить членов вашей организации, желательно из числа лауреатов Шевченковской премии, на создание цикла работ по предлагаемой тематике. Особое внимание требуем обратить на необходимость выполнения работ в жанре фантастического реализма путем осмысливания роли Т. Г. Шевченко в контексте современных политических реалий. С этой целью предлагаем возможные темы работ: «Шевченко на своей могиле в Каневе», «Шевченко перед памятником себе в сквере университета», «Шевченко осматривает буровые вышки» и так далее. Особое внимание просим обратить на необходимость создания полотна о выступлении Т. Г. Шевченко перед депутатами правящей фракции, а также главной картины о сердечной встрече известного поэта и художника с Президентом Украины. Место такой встречи уточняется, после чего автору будут предоставлены необходимые интерьеры вплоть до кабинета главы государства.
Сообщаем, что работы будут оплачены по высшим расценкам и после выставки займут достойное место в украинских музеях. В порядке конфиденциальной информации: автор картины, на которой Шевченко изображен с Президентом, будет удостоен звания Героя Украины и получит национальную премию имени того же Шевченко, если таковую художник не получил ранее.
11
Совершенно секретно. Во исполнение директивы Национального Совета Безопасности от 8 февраля 2014 года
Приказываю
1. С момента объявления настоящего Приказа все подразделения Службы Безопасности переводятся на круглосуточный режим работы. Выходные дни и отпуска отменяются до особого распоряжения.
2. Начальникам Третьего, Пятого и Седьмого управлений в двухдневный срок подготовить и подать на утверждение план мероприятий по нейтрализации Либермана С. Л. и Шевченко Т. Г., предусмотрев тщательную конспирацию и присвоив объектам псевдонимы, а именно: С. Л. Либерману – Пуриц, Т. Г. Шевченко – Гайдамак.
3. Управлению контрразведки решительно пресекать попытки журналистов и дипломатов по установлению контактов с вышеуказанными лицами.
4. Отделу кадров обновить данные внештатной агентуры из числа литераторов и художников, приступив с их помощью к активной вербовке новых сотрудников в среде творческой интеллигенции. Финансовому управлению изыскать резервы для работы с внештатниками, повысив расценки на десять процентов.
5. С целью эффективного выполнения поставленной задачи временно снять наблюдение и контроль за оппозиционерами, проходящими по второй категории опасности, передав последних под контроль милиции и налоговой администрации.
6. Контроль за выполнением данного приказа оставляю за собой.
12
Дневник Т. Г. Шевченко
12 февраля 2014 года
До сих пор нахожусь в сильном волнении, которое, несомненно, связано с моим двусмысленным положением. Восстанавливая свою прошлую жизнь до мельчайших подробностей, я заметил огромное несоответствие с моим весьма неясным положением. Не покидает ощущение, что я явился миру в старом обличье, в качестве настолько странном, что ощущаю себя Тарасом Бульбой, который впервые увидел турецкий паровоз. Невероятное количество изобретений человечества изумляет, пугает, бросая то в жар, то в холод, отчего мои представления о времени, в котором я объявился, ничтожны и ставят меня в положение кирилловского дьяка Павла Рубана, у которого я учился грамоте и который упрямо верил, что земля покоится на трех слонах. Как пример приведу ящик, который Семен Львович называет телевизором. Щелкнув какой-то кнопочкой, он высветил экран, на котором возник человек и, пристально глядя мне в глаза, начал что-то говорить. Мне стало дурно, поскольку я полагал, что до сей поры в комнатах нас было двое, а на деле в ящике тем временем в кромешной тьме сидел некто третий. Мой хозяин поспешил успокоить меня и стал объяснять устройство сего предмета. Хотя я боялся выказать себя тупицей и постоянно кивал головой, будто все понимаю, однако так и не уразумел, каким образом ящик может не только разговаривать, но и показывать различные картинки. Подобным макаром мне с подробными пояснениями были показаны прочие предметы, хотя справедливости ради отмечу, что Семен Львович не злоупотреблял лекциями, внимательно наблюдая за моим состоянием.
Заметив тоску в моих глазах, он по-доброму улыбнулся и сказал:
– Вы, Тарас Григорьевич, находитесь в положении ребенка, который впервые открывает для себя окружающий мир! Но, увы, небо держится не на железных столбах, хотя ваши детские фантазии привели меня в восторг!
– А откуда вам, сударь, известно про железные столбы? – похолодев, спросил я.
– Да о ваших фантазиях знает любой школьник, Тарас Григорьевич! И то, как вы убегали из дому искать те столбы, и что сестра ваша, Катерина, называла вас за это приблудой! Мы о вас знаем все!
Я поежился, как при входе в мыльное отделение бани, где каждый ищет тазик, дабы прикрыть свой срам, но собеседник, поняв мое состояние, проникновенно вздохнул:
– Не огорчайтесь! Такова печальная участь всех великих – радовать толпу голой задницей!
Сегодня в полдень он разрешил мне подняться на ноги и осмотреть его квартиру. Она расположена в доме, который Семен Львович почему-то называет панельным. Я смутился, предположив, что он живет в борделе, о чем не замедлил его спросить. На вопрос, почему я решил, что это бордель, я пояснил, что панелью в былые времена называлось место, куда в поисках пропитания шли смелые девицы без предрассудков, а сейчас, вероятно, панели убрали с улиц и перенесли в дома. На что я получил обстоятельное разъяснение и о девицах, и о новизне градостроительства и через часок стал разбираться в архитектуре нынешних строений. Так вот, панелька – это совсем не то, что я думал, а очень хитрая конструкция, из которой собирают жилье для бедной мелюзги, в основном мещан и чиновников ничтожного ранга. Надо признаться, что осмотр квартиры удручил меня, потому что в двух комнатушках и маленькой кухне большому человеку и развернуться негде, зато приятное впечатление оставил сортир, устройство которого еще раз доказало великий прогресс человеческой мысли. Впрочем, я оценил и другие новшества, с которыми квартира представлялась мне все более удобной для существования.
Засим Семен Львович пригласил меня к столу, на котором стояли различные яства, столь любимые мною с времен беспечной петербургской молодости. Здесь было и розоватое сало с прожилками, и домашняя колбаска с ароматом чесночка, разнообразные соленья и даже настоящий украинский борщ со сметаной, сваренный, по уверению хозяина, им лично по причине временного отсутствия хозяйки. Здесь, как мне думается, Семен Львович приврал. Невозможно, чтобы жид (Слово «жид» зачеркнуто, вместо него вписано «иудей». Примечание редактора.) мог так искусно изготовить наше национальное блюдо. Затем он достал из холодного белого шкафа бутылку чистой как слеза горилки и разлил в маленькие рюмки. Я хотел было отказаться, потому что за два дня неустанных размышлений твердо решил избавиться в новой жизни от прежних пагубных привычек, но Семен Львович сказал, что в малых дозах водка имеет целебные качества, сие доказано медициной, и попросил меня не артачиться. Да я особо и не кривлялся, так как по опыту своему знал, что столь великолепная закуска без хорошей чарки славного козацкого напитка есть напрасная трата продуктов и потеря драгоценного времени. А посему я хотел предложить тост за здравие своего (как бы поточнее сказать: избавителя, воскресителя?), но он опередил меня, предложив выпить за Украину.
Царица небесная! Не в раю ли я, коль немолодой жид (Слово «жид» зачеркнуто, вставлено слово «еврей». Примечание редактора.), представитель презираемого племени, которое истребляли славные гайдамаки вкупе с полковниками Богдана, предлагает мне выпить за Украйну! Мне, который надорвал свое сердце думами о несчастной судьбе моей отчизны, который омыл эту отчизну своими слезами и песнями! И кто?! Страшно даже подумать! Воистину неисповедимы пути твои, Господи!
Конечно, по своему обыкновению я прослезился и, осушив чарку, полез христосоваться со своим хозяином, заставив его сконфузиться и быстренько наполнить наши чарки по-новой. А потом он сказал мне такое, отчего я вскочил и, заключив его в свои объятия, едва не задушил от радости.
Сбылось! Сбылось, слава тебе, Создатель! Слава тебе, Богоматерь-заступница! Слава сыну Твоему!
Моя Украина вольна! Свободна! Наконец-то – свершилось!
13
Союз живописцев и ваятелей Украины
Объявление
Доводим до сведения наших членов о начале конкурса на создание работ по теме «Вечно живой», посвященного 200-летию со дня рождения Т. Г. Шевченко.
Срок сдачи работ – 15 мая. С тематикой работ можно ознакомиться лично у г-на Фельбабы.
Примечание: к участию в конкурсе допускаются только члены Правления, а в порядке исключения и рядовые члены, отмеченные правительственными наградами и Шевченковской премией.
Соискатели, не сдавшие членские взносы за период с 2000 по 2014 г., к конкурсу не допускаются. Кто не успел – просьба не волновать руководство!
14
Дневник Т. Г. Шевченко
13 февраля 2014 г.
Проспав около двух часов, я внезапно проснулся от восторга, бурлившего в крови. Да и как я мог заснуть даже на минуточку, когда услышал такое великолепное известие! Припав к окну, я глядел на заснеженный Киев, на улицу, которую освещал электрический (подумать только!) фонарь, и долго остужал мой горящий мозг холодным стеклом. Понимая, что поспать сегодня не суждено, я вновь решил доверить свои мысли новообретенному журналу.
Итак, мы разошлись по своим комнатам довольно поздно, хотя хозяин и не налил по третьей чарке, отчего я едва не потерял рассудок. Душа моя празднично рвалась наружу, мне не терпелось загасить сие пламя, но, как объяснил Семен Львович, здоровье мое еще не позволяет в полной мере развернуть застолье во всю его ширину, как издревле принято на Киевской Руси. С меня, впрочем, хватало и долгих разговоров о том, что и как происходило на родимой сторонке за годы моего летаргического отсутствия. Насчет летаргии меня надоумил мой лекарь, объяснив, что эдакое вполне соотносится с христианским учением о Страшном суде, когда живые восстанут из мертвых, а посему суждение о том, что человек не умирает, а переходит лишь в мир иной, очень правильное и доброе, каковое отсутствует в других религиях в силу их скудости. Конечно, нелепо подозревать в моем новообретенном товарище истинно христианскую душу, и я напрямик спросил, какой религии он придерживается, на что получил ответ однозначный – иудейской. Заметив мое огорчение, добрейший Семен Львович успокоил меня, сказав, что это не мешает ему веровать в то, что Исус действительно приходил в наш мир, но насчет самой миссии Спасителя у него есть особое мнение.
Однако вернусь к рассказам Семена Львовича, просветившего мой спавший ум описанием ряда событий, кои случились за последние сто пятьдесят лет. Поначалу я спросил его о судьбе графа Бенкендорфа и генерала Дубельта, на что получил насмешливый ответ, что господ этих давно нет, но особо радоваться тоже нет причин, ибо «свято место пусто не бывает». Затем он приказал мне набраться терпения и не вставлять «охи» да «ахи» в его рассказ, потому что это мешает ему сосредоточиться. Но как же было не вставлять эти прекрасные междометия, когда я услышал про всякие революции и перевороты, гонения и войны, смертоубийства и притеснения моего народа, миллионы сынов которого сгинули в тюрьмах и голодоморах! Какими ничтожными предстали мои обиды в солдатчине! Что уж говорить про капитана Косарева, мечтавшего сделать из меня отличного правофлангового и которого я немедленно возвел в сонм праведников. И так разволновал меня Семен Львович своим рассказом, что даже не дал порадоваться известию, что все эти годы моя парсуна висела в тысячах тысяч селянских хат рядом с ликами святых угодников и самого Исуса Христа, из чего следовал вывод, что народ поклоняется мне как Царю Небесному!
Успокоившись, я подверг его слова сомнению. Возможно ли, чтобы народ вознес скромного литератора и художника на такую высоту? Даже русские, взгордившись Пушкиным, не вешали его парсуну подле фамильных икон, хотя он и положил начало изящной русской словесности, и был гением, не чета прочим. Кому еще могла прийти в голову гениальная ремарка: «Народ безмолвствует»?!
И все же проклятая мысль занозой вонзилась в голову и без конца ноет. Коль народ меня так вознес, отчего полтора столетия молчал, не следовал моим страстным призывам положить живот свой за Отчизну? Зачем позволял топтать язык свой и человеческое достоинство? Отчего являл миру примеры виртуозного холуйства и раболепия? Страшусь продолжать развитие сей темы, дабы окончательно не призвать на свою голову болезнь душевную и, возгордясь сверх меры, растоптать все живое и трепетное, что живет в каждом человеке до той минуты, пока он не начнет веровать, что заслужил подобное поклонение.
Мы беседовали долго, благо кофея было предостаточно, затем хозяин решительно отправил меня спать, снабдив на ночь моими же сочинениями, которых оказалось изрядное количество. Признаюсь, вид этих роскошно изданных фолиантов немало потешил мое писательское нутро, что, впрочем, не является большим грехом, ибо натура всякого художника требует хвалы и поощрений. Без них он как малое дитя, забытое в придорожной канаве широкого тракта. Книги эти и сейчас лежат горкой на маленьком столике у моей кровати. Завтра посмотрю, что сделали цензоры с моим «Кобзарем», а главное – почитаю свои дневники, которые, конечно же, не следовало издавать. Но об этом в свое время.
На сегодня с меня довольно, да и рука болит писать. Лучше я понежусь в постели, а не усну, так сяду перед окном и буду смотреть, как снег укрывает милый Киев белым прохладным одеялом.
15
Расшифровка записи беседы в кабинете начальника Главного гуманитарного управления Цырлих А. Л.
Посетитель – председатель союза живописцев и ваятелей Фельбаба Г. И.
Начало записи 11.54. Конец записи 12.28.
13 февраля 2014 года
ЦЫРЛИХ. Добрый день, Григорий Иванович!
ФЕЛЬБАБА. Здравствуйте, Алиса Леопольдовна! Прошу извинить мою назойливость, но я просто обязан получить директивы относительно выставки «Вечно живой».
ЦЫРЛИХ. Я и сама хотела с вами посекретничать. Да вы присаживайтесь!
ФЕЛЬБАБА. Спасибо!
ЦЫРЛИХ. Что же вас смущает, мой дорогой Микеланджело?
ФЕЛЬБАБА. Скажете такое! Конечно, за сравнение спасибо, но… Даже не знаю, с чего начать…
ЦЫРЛИХ. Начните с самого главного.
ФЕЛЬБАБА. Хорошо! Ваша идея гениальна! Мысленно падаю на колени и целую ноги! Ведь мы как отображали жизненный и творческий путь Тараса Григорьевича? Строго по регламенту! Например, Шевченко в глубокой задумчивости, типа «Думы мои, думы». Голова с наклоном вперед, руки за спиной, как у арестанта, и сюртук. Никаких тебе порывов, никакой радости, никакого шиллеровского протеста! А вы нам окошко распахнули! Сквозняк устроили! У меня даже дыхание сперло от такой смелости! «Шевченко и новая Украина»! Фантастический реализм! Господи, это же бомба! Переворот в изобразительном искусстве! Я уже не говорю о материальных условиях государственного заказа. Алиса Леопольдовна, да вам теперь опасно появляться в нашем союзе!
ЦЫРЛИХ. Почему?
ФЕЛЬБАБА. Зацелуют! До смерти зацелуют! Мои гаврики как узнали, что вы инициатор и зачинщик этой революции, так вторые сутки не просыхают, а Пищенко за два дня нарисовал ваш портрет в полный рост! Представляете?!
ЦЫРЛИХ. Интересно посмотреть.
ФЕЛЬБАБА. Сохнет он! Сохнет!
ЦЫРЛИХ. Пищенко?
ФЕЛЬБАБА. Пищенко само собой! Я про портрет. Денька через два лично доставлю. На горбе притащу!
ЦЫРЛИХ. Спасибо! И передайте мою благодарность Пищенко. Как он?
ФЕЛЬБАБА. Я же сказал: не просыхает!
ЦЫРЛИХ. Что ж вы за народ такой? Талантливый художник, умница, лауреат, в конце концов! Надо же знать меру!
ФЕЛЬБАБА. Так ведь суть таланта в том, что никакая мера ему не указ! Про меня, например, как говорят? «Пропивает свой талант»! Но ведь приятно, когда есть что пропивать! Бездарям и мазилам всяким – что пропивать? Свою бездарность?
ЦЫРЛИХ. Разве бездари не пьют?
ФЕЛЬБАБА. Пьют! Еще как пьют! Но для шифровки!
ЦЫРЛИХ. В каком смысле?
ФЕЛЬБАБА. Ну, чтобы думали, будто они тоже помазаны талантом! Вы напрасно волнуетесь, Алиса Леопольдовна! У меня еще пьют с перерывами на работу, руки ведь иногда заняты кистью или резцом, а вот кто у нас окончательно в пьянство ударился, так это писатели! Только вы Мамуеву не говорите, а то обидится!
ЦЫРЛИХ. Не скажу, но вы все-таки придержите лошадей! Нельзя же так! Нужна помощь – скажите! В Феофании прекрасное наркологическое отделение, могу позвонить главврачу…
ФЕЛЬБАБА. Дорогая вы наша Муза! В этот процесс нельзя вмешиваться даже намеком! Вспомните сухой закон, который Горбачев вводил. За весь год, что нас мытарили трезвым образом жизни, не было создано ни одной картины, ни одной скульптуры. Народ озверел! Кстати, Мамуев рассказывал, что у них наблюдался приблизительно такой же пейзаж. В момент перестали сочинять прозу и переключились на доносы. Трезвость порождает озлобление, вы это скажите кому следует! Хотят пить? На здоровье! Главное, чтобы искусство не страдало!.. Организму нужна стабильность, а творчество любит тишину. А какая тишина в моем положении? Бегаешь по министерствам, как заяц, и хоть бы кто предложил…
ЦЫРЛИХ. У меня, кстати, хороший коньячок! Налить?
ФЕЛЬБАБА. Да я к слову сказал!.. Ну, если с вами, за компанию…
ЦЫРЛИХ. Ваше здоровье, Григорий Иванович!
ФЕЛЬБАБА. И вам не хворать, Алиса Леопольдовна!.. М-м-м, а коньячок знатный! Кучеряво живете!
ЦЫРЛИХ. Поберегите себя, Григорий Иванович!
ФЕЛЬБАБА. Да вы что?! Если я пить перестану, какое ко мне будет доверие? Начнут шептаться, а потом возьмут и без вашей санкции проголосуют! Разве что пересадку печени сделать?
ЦЫРЛИХ. Хорошая мысль! Только найдите трезвого донора! Так, с чем пожаловали?
ФЕЛЬБАБА. О, господи! Совсем из головы вылетело! Хотел встретиться те-а-тет. Телефонам доверять нельзя, американцы всех подслушивают! А у нас речь пойдет о профессиональных вещах, которые на самом деле окрашены в глубокий политический колорит. Вот вы в своей директиве указали предполагаемые сюжеты будущих творений. Особенно главное полотно. Я так понимаю, что в его основе будет виртуальная встреча Шевченко и нашего уважаемого Президента?.. Так?
ЦЫРЛИХ. Насчет виртуальности поговорим позже.
ФЕЛЬБАБА. Хорошо! Где вы видите эту встречу? В кабинете? На встрече с творческой интеллигенцией, а может, в салоне самолета? Типа летят Президент и Тарас Григорьевич в Давос…
ЦЫРЛИХ. Что Кобзарь там забыл? Нет, встречу надо изобразить на природе, в непринужденной обстановке. Например, в Межигорье.
ФЕЛЬБАБА. Но это же закрытая тема!
ЦЫРЛИХ. Откроем!
ФЕЛЬБАБА. Гениально! Композиция – выше крыши! На заднем плане роскошный пейзаж, косули, зайцы, а на переднем стол, за которым с пузырьком сидят наши герои. О, господи, у меня уже руки чешутся!
ЦЫРЛИХ. Вообще-то для этого заказа мы наметили Мильченко. Его любят на Западе, он выставлялся в Лондоне, Нью-Йорке. Это полотно мы хотим подарить Европейскому парламенту. Чтобы их постоянно мучила совесть!
ФЕЛЬБАБА. Ах, значит, так?! Так, да?! Мильченко?! Да я хоть завтра уступлю ему свое кресло! Пускай подавится!
ЦЫРЛИХ. Речь не о вашем кресле, Григорий Иванович! И не петушитесь! Это коллективное решение!
ФЕЛЬБАБА. Какого коллектива? Искусствоведов?! Этих пиявок на теле художника?!
ЦЫРЛИХ. Это решение Национального Совета Безопасности.
ФЕЛЬБАБА. Кого?! Странно… Можно еще двадцать капель?.. Спасибо!.. Я думал, что сей уважаемый орган занимается другими вопросами. Художники тут каким боком?
ЦЫРЛИХ. А таким, что на полотне будет изображена фигура Президента и мы не позволим рисовать его первому встречному!
ФЕЛЬБАБА. Значит, я первый встречный? Ну, спасибо, Алиса Леопольдовна! Благодарствую! Получи, Григорий Иванович, в морду! А хотите правду? Мильченко никогда не напишет эту картину, а если напишет, то выйдет грандиозный скандал!
ЦЫРЛИХ. Это почему же?
ФЕЛЬБАБА. А потому, что он сочувствует оппозиции и в курилке постоянно критикует политику правительства! А про вас говорит такое!..
ЦЫРЛИХ. Что именно?
ФЕЛЬБАБА. Я не могу это повторить!..
ЦЫРЛИХ. Хорошо. Я доложу о ваших сомнениях! Давайте обсуждать композицию.
ФЕЛЬБАБА. Если не я буду писать, оно мне надо?
ЦЫРЛИХ. Прекратите! Раскапризничался, как баба! В конце концов, вы состояли в Коммунистической партии и должны знать, что такое партийная дисциплина!
ФЕЛЬБАБА. Ну, хорошо! Значит, за столом сидят Президент и Тарас Григорьевич. Пьют на лоне природе, закусывают. А теперь скажите, кто из них является центром этой композиции?
ЦЫРЛИХ. Ну… Они оба в центре. Пьют чай. Только чай, понимаете?
ФЕЛЬБАБА. Вы в этом уверены?
ЦЫРЛИХ. Что за высокомерный тон?
ФЕЛЬБАБА. Это не тон, Алиса Леопольдовна, не тон! Это вопрос жизни и смерти! Конкретный вопрос исполнителя, который он обязан задать заказчику! Кого мы хотим выпятить этой картиной? Президента или его гостя? Не перебивайте, я знаю, о чем говорю! Мой учитель академик Курбенко, незаслуженно оплеванный современными вольнодумцами, рассказывал, как он едва не загремел в сталинские лагеря из-за подобного, как вам кажется, пустяка. Он написал прекрасное полотно «Сталин у Ленина в Горках». По композиции Сталин внимательно выслушивает указание вождя и учителя мирового пролетариата. И что? Скандал! Катастрофа! Сталин кого-то слушает! Смешно сказать! Слава богу, нашлась добрая чекистская душа, которая дала Курбенко одну ночь, дабы исправил контрреволюционную оплошность. И наутро уже Ленин внимал мудрым речам своего ученика, характерно прищурив левый глаз. За эту работу Курбенко получил Сталинскую премию первой степени! Теперь понимаете, о чем я говорю? Повторяю вопрос: кто главная персона на этом чаепитии?
ЦЫРЛИХ. Ну… не знаю!.. Надо посоветоваться.
ФЕЛЬБАБА. Советуйтесь! А то можно такое с бодуна наворотить! Тем более если картину повесят в Брюсселе! Уточните, о чем они разговаривают. Если, например, Шевченко хвалит Президента за реформы – это одно, а если Президент цитирует поэму «Сон»…
ЦЫРЛИХ. «Сон» не надо! Возникнут ненужные ассоциации!
ФЕЛЬБАБА. Хорошо, пускай он жалуется Тарасу Григорьевичу на усталость, на козни оппозиции, на радикулит, в конце концов!
ЦЫРЛИХ. Дайте мне два дня. Мы посоветуемся и решим, хотя лично я считаю, что в украинской истории только наш Президент может стоять на одной доске с великим Кобзарем!
ФЕЛЬБАБА. Уже теплее! Алиса Леопольдовна, дорогая, да не нужен вам никакой Мильченко! Давайте я напишу. Без аванса!
ЦЫРЛИХ. А вы уверены, что Мильченко ненадежен в политическом отношении, или это ваши фантазии?
ФЕЛЬБАБА. Да его на пушечный выстрел нельзя подпускать к Межигорью! Слово чести!
ЦЫРЛИХ. Только услуга за услугу.
ФЕЛЬБАБА. Для вас – хоть луну с неба!
ЦЫРЛИХ. Это очень личная просьба!
ФЕЛЬБАБА. Любая просьба, Алиса Леопольдовна! Любая! Я даже знаю, о чем вы хотите просить!
ЦЫРЛИХ. Не знаете.
ФЕЛЬБАБА. Нет, знаю! Вы хотите, чтобы я нарисовал вас в стиле ню. Проще говоря, голяком!
ЦЫРЛИХ. Зачем?!
ФЕЛЬБАБА. Чтобы подарить мужу. Или… не мужу, да?
ЦЫРЛИХ. Как вам такое могло прийти в голову?! Все! Мне от вас ничего не надо! До свидания!
ФЕЛЬБАБА. Простите дурака! Я вас внимательно слушаю!
ЦЫРЛИХ. Если вы хоть жестом, хоть словом намекнете…
ФЕЛЬБАБА. Могила! Я уже забыл! Говорите!
ЦЫРЛИХ. Я по поводу композиции. Вот сидят они, как вы говорите, за столом. Беседуют. Чай пьют! А на заднем плане природа, пруд, косули бегают. У вас ведь такой замысел?
ФЕЛЬБАБА. В общих чертах. Любых зверей нарисую, вы мне только скажите, чего там водится, в Межигорье-то?
ЦЫРЛИХ. Да при чем тут звери! Вы меня нарисуйте на заднем плане. Но так, чтобы черты лица только угадывались. А костюм на женщине, прическа – чтобы мои. Кому надо, тот поймет.
ФЕЛЬБАБА. Хорошо, а… а что вы делаете на заднем плане? То есть я хотел спросить, чем вы там занимаетесь? Кормите зверей, загораете?
ЦЫРЛИХ. Цветы собираю. Или книгу читаю. Книгу даже лучше! Это очень символично! Нарисуете?
ФЕЛЬБАБА. Раз плюнуть!
ЦЫРЛИХ. Только, помните, никому не слова!
ФЕЛЬБАБА. Мамой клянусь! Детьми клянусь! Красками клянусь, чтобы они засохли к чертям собачьим! Вы же для нас как мать Тереза!
ЦЫРЛИХ. Еще одно слово про «Терезу», и я…
ФЕЛЬБАБА. Молчу! Молчу! А вопрос можно?
ЦЫРЛИХ. Гонорар?
ФЕЛЬБАБА. Нет-нет! С гонораром все ясно. Мне бы два-три сеанса с Президентом. Для сходства и убедительности.
ЦЫРЛИХ. Решим!
ФЕЛЬБАБА. Тогда я уверен в успехе! Шевченко я, конечно, по памяти нарисую, столько его малевал! Не поверите, но иногда я с ним даже во сне разговариваю!
ЦЫРЛИХ. Не надо по памяти, Григорий Иванович! Кобзаря тоже напишете с натуры.
ФЕЛЬБАБА. Простите, не понял?..
ЦЫРЛИХ. А что тут непонятного? Воскрес наш Тарас Григорьевич!
(Примечание: далее последовал звук падающего тела, что и было зафиксировано дежурным нарядом государственной службы охраны. После оказания первой помощи дежурным врачом Администрации посетитель Фельбаба Г. И. был срочно доставлен с подозрением на инфаркт в клиническую больницу Феофании.
16
КИЕВ, ул. Белорусская, 17/6, г-ну Либерману С. Л.
Адвокат Меир Гринберг (лицензия 1876), г. Хайфа, ул. Бялик, 46/7, 3-й этаж, коричневая дверь слева, приглашает г-на Либермана С. Л. прибыть в государство Израиль для составления соглашения о разводе с Эстер (Таней) Либерман в связи с ее заявлением от 16 января 2014 года.
17
Дневник Т. Г. Шевченко
16 февраля 2014 года
Сегодня проснулся рано и, не желая беспокоить хозяина, сразу же принялся просматривать свои сочинения, даже не напившись чаю. (Не знаю, как подступиться к хитроумной плите, пылающей газом.)
Книги, особенно «Кобзарь», разных годов издания, весьма разнообразные внешним видом и ухищрениями издателей. Были такие, коим набежало более ста лет, случались издания более поздние, но меня крайне удивило, что в каждом томе не хватает некоторых стихов. Вчитавшись, я впал в крайнее недоумение, не понимая, почему в изданиях после 1917 года в трех местах слово «жид» заменено на «иудей», отчего сразу захромала рифма, а в сборниках более поздних исчезли слова «москаль» и «лях»? Сии находки огорчили меня, заставив предположить, что в разные времена в цензурном комитете заседали москальские дети, решившие поглумиться над усопшим поэтом. Я было хотел тотчас же все править, благо Семен Львович преподнес мне чудо-перо, однако книг оказалось много, а извращения встречались чуть ли не каждой странице, отчего я осерчал и решил отложить сие занятие.
Перейдя к чтению своих дневников, я уже не ожидал ничего хорошего и не ошибся в предположениях, невероятно расстроившись. Какая невыносимая казнь уготована людям публичным, а более того, литераторам, когда проныры издатели ковыряются в твоем белье, пока ты спишь, ворошат его, вынюхивая тайные грехи, в которых признаться стыдно даже себе! Да ведь для кого пишутся дневники? Для публики? Для потомков? Ни в коем разе! Для себя сии тайные записи, исключительно для того, дабы на склоне лет, когда зазвенит колокол, пробивая первый удар смертного часа, ты мог слабеющей рукой пролистать свою исповедь и, перед тем как идти на Высший Суд, взвесить свои грехи, сосчитать добродетели, а затем, швырнув откровения в пылающий камин, со спокойной душой исповедаться и отправиться к месту вечного покоя.
А что вынесет читатель из моего Дневника? «Ел, пил, спал», – как я написал 3 сентября 1857 года, возвращаясь на пароходе из ссылки. И только! И что полезного приобрело общество, узнав про мой сон, в котором явились ненавистная Орская крепость и корпусной ефрейтор Обручев? Ничего примечательного. Выходит, и душа моя спала в тот день, и ум мой спал, и не залетела в голову ни одна дельная мысль. Даже мечта, что увижу когда-нибудь застывший от мороза Петербург, что сжалятся надо мной, дозволят летом съездить на свою милую Украйну, – ничего об этом я, старый дурень, не написал, хотя и размышлял об этом сутки напролет! Вот и выставил себя курам на смех. «Ел, пил, спал». Прям животное какое! Я уж не говорю, что отдельные места и вовсе не подлежат публикации, все-таки книги лежат в домах, где обитают дети, а особо молодые девицы. А ну как они раскроют такой дневник и полюбопытствуют, что же старый сатир делал в Нижнем Новгороде во время длительной стоянки парохода? Что прочтут?! Извольте:
«Проходя мимо церкви Святого Георгия и видя, что двери церкви растворены, я вошел в притор и в ужасе остановился. Меня поразило какое-то безобразное чудовище, нарисованное на трехаршинной круглой доске. Сначала я подумал, что это индийский Ману или Вешну заблудился в христианское капище полакомиться ладаном и деревянным маслицем. Я хотел войти в самую церковь, как двери растворилися и вышла пышно, франтовски разодетая барыня, уже не совсем свежая, и, обратя(ся) к нарисованному чудовищу, три раза набожно и ко(ке)тливо перекрестилась и вышла. Лицемерка! Идолопоклонница! И, наверное, блядь».
Куда это годится, господа хорошие?! Попадись сей фрагмент на глаза юной барышни, что скажет она о поэте, употребившем слово, которое мужчины только в пьяном безобразии роняют за третьей квартой? Что подумает сей невинный цветок в преддверии первого свидания и пылких романтических мечтаний о грубых нравах мужской компании? Какое мнение она составит о литературе, призванной исправлять дурные нравы общества? Я уж молчу о том, что попадись сия запись фанатичному служителю культа, чего доброго, возопит, до Синода дойдет, обличая поэта в богохульстве! А за что? За то, что, прикрываясь религией, малюют, а затем вывешивают в церквах мазню, низводящую святость до неумелого ремесла и оскверняющую православную душу?!
Прерываю свои записки, так как услышал шаги в соседней комнате. Наверное, проснулся мой хозяин и, умывшись, пойдет приготовлять завтрак. Тягостное это занятие для бобыля! Надо бы улучить момент и поделикатнее спросить, отчего не женился до сих пор. Неужто не нашел красивую жидовочку, что нарожала бы ему деток да по пятницам готовила фаршированную щуку? И не забыть попросить, чтоб купил мне церковный календарь, а то потерял счет праздникам, а это тяготит, поскольку, будь сегодня какой праздник, даже малозначительный, можно было б намекнуть, что не грех и чарку поднести православной душе. Только б не начался Великий Пост! Тогда совсем худо животу придется!
18
Дневник Т. Г. Шевченко
16 февраля 2014 года (продолжение)
Прекрасно позавтракал. Семен Львович проснулся в хорошем расположении духа, много шутил, рассказывая о предметах, коих в квартире великое множество. Я помог ему вымыть посуду, после чего он прощупал мой пульс, заставил показать язык и остался доволен. Да я и сам чувствую, как с каждым часом бодрость наполняет мое тело, словно в кровеносные сосуды кто-то впрыснул шампанского. Затем мой хозяин спросил, что я читал перед сном. Я поведал о дневнике, излив негодование, которое стал испытывать к издателям, опубликовавшим сии записки. Это его позабавило, хотя он и произнес весьма дурную фразу: «Каждый зарабатывает как может». Затем Семен Львович сообщил, что должен отлучиться на службу, а мне велел сидеть тихо, не открывать дверь и, Боже упаси, не трогать штуковину, которая иногда пугает меня, заливаясь, как соловей, нежными трелями.
Подойдя к окну, я стал наблюдать за жизнью двора. На лавке у подъезда, несмотря на холод, сидели две бабы, с которыми Семен Львович вежливо раскланялся. Затем моего хозяина остановил человек с лопатой, вероятно, дворник. Бурно жестикулируя, он что-то обьяснял или просил на водку, после чего мой хозяин достал из кармана деньги и отдал дворнику, который приятельски похлопал его по плечу. В прошлой жизни мне не приходилось наблюдать подобных проявлений простоты и дружелюбия в отношениях разных сословий, и я с трудом подавил в себе желание нарушить слово и выйти во двор, чтобы наконец отвести душу в разговорах с земляками. Но мой благодетель мог осерчать, а мне вовсе не хотелось доставить ему огорчение.
Я вернулся в свою комнату и, устроившись поудобнее на своем ложе, решил посвятить нынешний день чтению, поскольку меня заинтересовала стопка книг, которую обо мне написал некто Вруневский. Книг довольно много, поболее чем я сам насочинял, и весьма лестно, что моя скромная персона заставила этого человека со странной для литературного критика фамилией посвятить свою жизнь изучению творчества бедного Тараса.
19
Письмо С. Л. Либермана жене, Эстер-Тане Либерман
Дорогая Эстер!
Мне очень понравилось твое новое имя, хотя в мыслях я продолжаю обращаться к тебе как к Татьяне. Тревожит лишь обстоятельство, что человек, меняющий имя, меняет и свою судьбу. Надеюсь, она будет благосклонна к тебе, тем более что у пушкинской Татьяны с Онегиным вышло все не так, как задумал Александр Сергеевич. Что светил этому возвышенному существу брак с пустозвоном и бездельником Онегиным? Ровным счетом ничего. Шуры-муры всегда заканчиваются плохо, поэтому поэт не стал опошлять свое перо мезальянсом. Но зачем он убил Ленского?! Странный народ эти сочинители! Никакой логики, никакого уважения к семейным ценностям!
Теперь по поводу идиотского приглашения адвоката Гринберга явиться на бракоразводный процесс в Израиль. Выбрось из головы эти глупости и не смеши людей! Возможно, я не идеальный муж в том историческом значении, которое поставило клеймо на каждом еврее как на образцовом семьянине, что тащит все в семью и умудряется при этом помогать любовнице. Возможно, в моем случае присутствует исключение из этого правила, которое связано с увлечением русской литературой, способной перевоспитать на свой лад даже еврея. Но я категорически не согласен с твоим узкомещанским представлением о предназначении отдельной личности, избранной изменить окружающий мир, ибо, если среди людей не найдется горстка безумствующих, мир погибнет. Стадо двуногих по-прежнему ходит по праздникам в религиозные заведения, дабы вымолить себе блага и преференции, не подозревая, что Создатель уже совершил то, что должен был совершить, то есть создал Землю, сделав ее пригодной для нашего существования. В остальном же, как любой исследователь, Он обречен наблюдать за тем, как мы поведем себя в предложенных им обстоятельствах. Наивно полагать, что Он будет оберегать нас, как наседка оберегает своих цыплят, ибо Высший Разум бесстрастен, лишен эмоций, у него нет ни врагов, ни любимчиков. Его миссия – фиксировать стадии нашего развития либо замерять градус деградации. И если его опыт окажется неудачным, от чего не застрахован любой экспериментатор, то для следующей попытки у Него есть мириады других планет, на которых можно ставить новые опыты с учетом прежних ошибок, а у такого экспериментатора, как наш, конечно же, есть воля, желание и терпение, не говоря уже о массе расходного материала.
Почему-то мне кажется, что так все и произойдет, ибо в нашем случае (я имею в виду сотворение мира) Создатель допустил только одну ошибку, позволив начать строительство Вавилонской башни. Конечно, он знал, чем все это закончится, но зачем тогда прерывать опыт на самом интересном этапе, а затем придумывать разные языки, затруднив людям общение? В чем тогда идея прогресса? Не могу это объяснить, сколько ни ломал голову, пока не подобрал ключ к этой тайне: «Создал вас по образу и подобию Своему». Люди склонны верить всему, что им говорят, особенно если это исходит от главы семейства. И какой сын в юном возрасте не мечтает быть похожим на своего Отца, не хочет стать таким же сильным и умным? Выходит, Он передал нам по наследству свою нетерпимость, эгоистическое желание ни с кем не делиться тайной. А может, разрушая Вавилон, предупредил, что к Нему нельзя прийти «колхозом», что каждый обречен строить свою башню в Небо в гордом одиночестве?
Хорошо зная твой характер, я уверен, что ты сейчас крутишь пальцем у виска и обзываешь меня мишигинером, который помешался на Каббале и своих путешествиях во времени и пространстве. Но разве я виноват? Таким Он меня создал и, вероятно, имел в виду нечто важное, указывая мне путь, который я должен пройти. Я знаю, что тебе тяжело, но я не мог поехать с тобой, не завершив эксперимент. Израиль, конечно, высокоразвитая страна, но ты подумай и ответь: дали бы мне там воссоздать человека? Ни за что! Нашлось бы немало советчиков, которые устроили бы дискуссию, каким должен быть мой следующий шаг, а ведь возвращение человека из небытия есть великое таинство, совершаемое в кристально чистой беседе с Создателем. Смею думать, что и Он создавал Адама в абсолютной тишине, полагаясь исключительно на творческое озарение, а не на чужие советы. Поэтому, худо-бедно, мы не самое несуразное, что он создал. Поэтому я и решил завершить начатое дело в Киеве. Мои ежедневные восхождения к Престолу, а проще говоря, духовные практики, о которых я тебе осторожно рассказывал в дни моего ухаживания, возможны только в определенном месте, кроме того, я люблю этот город, похожий на древний Вавилон. Здесь тоже пытаются построить высокую башню, но дальше фундамента дело не идет. Нет чертежей, подрядчики врут, десятники воруют, а строители вот уже третье десятилетие перекладывают камни с места на место.
Ты, конечно, рассердилась из-за Шевченко. Что, да почему, да зачем – эти вопросы, конечно, имеют право на существование. Но только как вопросы. Кстати, я подсчитал, что вопросов намного больше, чем ответов. Примерно десять к одному. Но попробую ответить, почему Шевченко. Все худшее, что есть в человеке, – зависть, лень, желание обмануть ближнего, трусость и лицемерие, – о чем, кстати, предупреждал свой народ Тарас Григорьевич, как сорная трава прорвалось сквозь асфальт. С невероятной быстротой расплодились тараканы, которые научились ораторствовать и даже плакать, объявляя национальной идеей заурядную банальщину, но стоит одному из них вскарабкаться на Печерский холм, как он превращается в жлобоватого хохла-помещика, гоняющего кур в государственном огороде. Так кто, если не Шевченко, которого они боготворят, кого будут беспрекословно слушать, выведет страну из добровольного рабства тупости, трусости и лени? Во всей украинской истории я не нашел фигуру, равную этому человеку, который спит сейчас в нашей квартире. Кроме того, в Киеве есть одно место, способное изменить страну, сделать ее мудрой, счастливой и богатой. Но об этом я не рискую говорить вслух.
Однако довольно о высоком, которое мало кого волнует. Это не упрек, и если ты хочешь, чтобы я просил прощения за страдания, которые выпали на твоем пути из Татьяны в Эстер, то я готов вымаливать прощение даже на коленях.
Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! Прости! И еще тысячу раз прости!!! (Пишу это, стоя на одном колене!)
А теперь о делах житейских, в которых я ничего не смыслю и никогда этого не скрывал.
Конечно, мы все должны «благодарить» Нюму Зусмана, из-за которого вы там мыкаетесь на съемной квартире, но теперь, когда ты прошла гиюр и стала еврейкой не только душой, но и телом, ты имеешь право на ссуду для покупки квартиры. Мама, насколько мне известно, тоже имеет такие права. Почему бы вам не взять две ссуды и не закрыть этот вопрос? Я понимаю, что две хозяйки на кухне – это катастрофа, тем более с таким характером, как у тебя, но ведь сейчас вы живете вместе и, наверное, нашли общий язык? Пожалуйста, поставь мой вопрос на голосование. А когда Тарас Григорьевич окрепнет, будет принят в обществе и поведет свой народ к светлым вершинам, я с чистой совестью выйду на Владимирскую горку и скажу Киеву «зай гезунт». Ждать осталось всего ничего.
Пожалуйста, пришли мне свою фотокарточку, где ты с детьми, а то я не знаю, как вы сейчас выглядите.
У меня все нормально, если не считать, что надо готовить завтраки и обеды на двоих, я уже молчу про уборку и стирку. Каждый раз, когда мне надо вымыть посуду, я начинаю понимать, почему утренняя молитва еврея звучит так искренне и проникновенно: «Спасибо, Господи, что не создал меня женщиной»! Конечно, в этом есть элементы дискриминации, но пускай с этим разбираются специалисты по гендерной политике, социалисты и феминистские организации.
На этом заканчиваю. Гость мой уже покашливает за стенкой, а это значит, что он проголодался. Вообще, он человек простой, открытый, хотя по инерции прежней жизни почему-то не любит евреев. Но я надеюсь вылечить его и от этой болезни, хотя антисемитизм страшнее онкологии и с этим придется повозиться.
А теперь иди к этому идиоту Гринбергу и забери свое заявление о разводе.
P. S. В твое письмо я вложу письмо маме, только ты, пожалуйста, имей совесть и не читай его.
20
Письмо С. Л. Либермана Двойре Соломоновне Либерман
Дорогая мама!
Пишу на скорую руку, так как у меня в доме гости. Извини, что писал от случая к случаю, но ведь я иногда звонил, пока телефонные компании не сошли с ума от жадности.
Это письмо я вложил в конверт с письмом к Тане, но она обещала, что не будет читать его. Как бы там ни было, но даже ты должна признать, что твоя невестка – честная женщина. Я подозреваю, что она прошла гиюр и превратилась в Эстер для того, чтобы ты наконец успокоилась и не тревожила на том свете папу своими рыданиями, что я продолжаю жить с гойкой, отчего внуки не имеют никакой перспективы в Израиле. Будь мудрой! У тебя это хорошо получается. Поэтому употреби все свое влияние, чтобы Таня забрала у адвокатов заявление на развод. То, что я не писал и не звонил, – еще не повод для таких исторических решений.
Дела мои идут замечательно. Наконец я сделал то, что не удавалось ни одному человеку в мире, включая рабби Лёва. Не подумай, что я хвастаюсь, но в нашей квартире теперь живет Тарас Григорьевич Шевченко. Если ты забыла, кто это, я напомню. Однажды на папином дне рождения вы вместе с Тамарой Ивановной цитировали его «Кобзарь».
Сейчас я готовлюсь принимать поздравления и получу кучу денег, так что можешь этот вопрос не задавать.
В Киеве холодно, идет снег, который никто не убирает, иногда пропадает электричество, зато каждый день растут цены. Поэтому неизвестно, что хуже – ваши террористы или мои министры. Но ты об этом никому не говори, потому что здесь не любят, когда о них плохо думают за границей и называют это клеветой.
Мама, еще раз прошу тебя быть мудрой в отношениях с моей женой. А когда я приеду, мы спокойно обо всем поговорим.
И поподробнее напиши мне про эту историю с разводом. Может, у Тани появился какой-то местный Хаим и начал ей пудрить мозги? Немедленно прекрати эти поползновения! Я скоро приеду и сам во всем разберусь!
Я тебя крепко целую и обещаю писать часто. Ты тоже пиши, хотя я знаю, что ты сломала очки.
P. S. У папы был дедушка Симха Либерман, очень богатый человек, у которого был роскошный особняк в Липках. Напиши все, что ты знаешь о нем и о нашей родне по папиной линии. Для меня это вопрос жизни!
21
Протокол заседания Правления союза живописцев и ваятелей Украины
19 февраля 2014 года
СЛУШАЛИ: Информацию тов. Фельбабы Г. И. о результатах его встречи с главой гуманитарного управления администрации Президента А. Л. Цырлих.
Докладчик остановился на титанических усилиях, которые власть предпринимает для развития искусства вообще, а в живописи и скульптуре – особенно. Затем он подробно осветил инициативу правительства по созданию цикла монументальных работ, посвященных 200-летию со дня рождения Т. Г. Шевченко.
ПОСТАНОВИЛИ: 1. Горячо одобрить курс Президента на повышение благосостояния украинского народа, укрепление авторитета страны на международной арене и заботу о развитии изобразительного искусства.
2. Распределить государственный заказ следующим образом: полотно «Чаепитие в Межигорье» поручить тов. Фельбабе Г. И., предоставив ему оплачиваемый отпуск на два месяца. Остальные заказы распределить между членами Правления путем тайного голосования, придерживаясь принципа: одна кисть – одна картина, один резец – одна скульптура.
3. Организовать коллективную поездку членов Правления в Италию для приобретения расходных материалов, включая краски и холсты импортного производства.
22
Дневник Т. Г. Шевченко
20 февраля 2014 года
Вот уже третий день я погружен в чтение неизвестного мне Вруневского. Лестные эпитеты, коими он украсил меня, поначалу вскружили голову, и я огорчился, что они останутся неизвестны моим придирчивым критикам вроде Пантелеймона Кулиша, не говоря уже о Белинском, который считал украинский язык «лингвистическим недоразумением». Несмотря на заунывность стиля, Вруневский – настоящий литературный рудокоп. Сразу раскусил, что любое вполне понятное сочувствие к покойным литераторам будет с похвалой воспринято публикой. Каждый бумагомаратель изо всех сил тщится узнать, что же будет с его сочинениями после того, как душа вознесется к небесам, где немедля выслушает приговор. Признаюсь, и меня посещала тщеславная тревога: не напрасен ли мой труд? Дойдут ли «Гайдамаки» и «Катерина» до будущих поколений? Какие чувства взрастят они в душах тех, чья жизнь зародится через столетие? И ведь, как уверяет мой биограф, дошло! Еще как дошло! Труд мой признан, и чествуют меня земляки не меньше, чем русские возносят Пушкина, но отчего неприятные щипки от чрезмерной лести сего критика заставляют кривить губы и потирать грудь, успокаивая норовливое сердце? Однако не буду забегать наперед.
В похвалу моему исследователю отмечу, что изучил меня г-н Вруневский куда прилежнее, чем повитуха, принимавшая роды у моей матушки, куда придирчивее, нежели дотошный лекарь, исследуя тело больного. Более того! Сей академик литературы порой прикасался ко мне намного нежнее, чем любовник, ласкающий пышные формы своей ночной Венеры! Каждый день моей жизни, каждая строка моих творений обследована, изучена и описана сим ученым мужем, причем с толкованием, на что в том или ином опусе читателю следует обратить внимание. Конечно, при этом он насочинял три роты арестантов, приписав мне намерения, кои не лезут ни в какие ворота. Ну да Бог с ним! Сие общая болезнь критиков, для которых автор – недоношенный младенец, коего следует привести в божеский вид перед встречей с читателем. Примечательно, что и публику сии толкователи в грош не ставят. Для них читатель настолько туп и необразован, что ему следует разжевать поэта да в рот положить, иначе бедолага подавится от крепости стиха, впадет в неистребимое уныние и, чего доброго, сопьется! Порой и рыдать хочется, читая эту, с позволения сказать, «шевченкиаду», где в каждом новом томе критик выставляет меня то социал-демократом, то решительным карбонарием, то проводником идей какого-то коммунизма, о котором я и понятия не имею, а в последней брошюрке и вовсе объявил меня первым националистом Украины. Я нисколько не возражаю против многогранности человеческого характера, но помилуй Бог! Человек ведь не флюгер, чтобы вертеться в необходимом Вруневскому направлении! Описывая мою жизнь, из которой он застенчиво вымарал дела амурные, пристрастия к веселью, гульбе, критик лицемерит. Словно стесняется меня, спешит омыть, причесать и наодеколонить, прежде чем представить публике. Тогда уж изволь быть последовательным в своих извращенных намерениях! Зачем тискать на обложках мою парсуну в кожухе и смушковой шапке? Зачем изображать меня московским ямщиком либо эдаким народным заступником с кистенем в рукаве? Коль ты подробно исследовал каждый день моей жизни (разве что в сортир за мной не ходил!), так должен был решительно восстать против мрачного дядьки, портретами которого, как уверяет Семен Львович, украшена вся Украина. Коль ты мой биограф, так честно расскажи, что сия фотография была с умыслом сделана мною для госпожи М. А. Дороховой, дабы отвязалась от меня эта назойливая бабенка, требуя подарить свое изображение в народном духе. Я и в мыслях не предполагал, что сей нелепый образ сочтут моей истинной сутью! Чем не угодили мой фрак и цилиндр?!
Кроме прочего, сей господин слишком вольно описывает, что я думал в тот или иной момент, что замышлял, о чем мечтал. Ему бы писать душещипательные романы для горничных, а не биографии литераторов! Ведь нелепо путать стихи и жизнь, наивно полагая, что стихи, пускай даже самые вдохновенные, ответят на все вопросы, что терзали душу художника, а тем более составляют часть его биографии. И уж вовсе непростительно, когда исследователь придумывает своему герою поступки, а затем дотошно анализирует собственный бред. Главы о Кирилло-Мефодиевском братстве и моем фрондерстве привели меня в неописуемый ужас и заставили испуганно поглядывать на дверь, ожидая нового прихода жандармов. Да ведь замышляй мои братчики революцию, о которой насочинял Вруневский, да позволь я себе десятую долю крамольных проповедей, которые он за меня сочинил, то не в солдатчину меня б упек Николай Палкин, а в сибирскую каторгу, к декабристам, да с колодками на ногах! Ей-Богу, не понимаю: зачем было врать и подпускать такие страхи? Конечно, вольнодумство сопровождало мою молодость, однако оно было опасливо, это было вольнодумство всей литературной богемы Санкт-Петербурга, но никак не злонамеренность французских якобинцев. А с поэмой «Сон» Вруневский и вовсе выставил меня чудовищем. Посмев утверждать, что сия вещица мною придумана как вызов царствующим особам, критик проявил дикое невежество. Уж кому, как не академику, коим является Вруневский, должно знать, что стихи невозможно придумать, что поэзия – это разговор Поэта с Богом, разговор интимный, доверительный, без посторонних ушей. И с чего бы мне мстить императрице Александре Федоровне и великой княжне Машеньке, которые выложили кровные червонцы в приснопамятной лотерее, принесшей мне волю? Просто рифмы сыпались с небес, как горох, да такие смачные, что какой дурень откажется от подобного дара! Конечно, поэма устарела, и, пожалуй, трудно представить в вольной Украйне, что наш родной царь, или Президент по-новомодному, может «затопить» в морду министру, а тот, облизавшись, ударит в пузо начальника департамента, а тот писаря, а писарь мелкую сошку, а «недобитки православные» будут радоваться и кричать «ура». Все это, надеюсь, в прошлом, и Вруневскому следовало бы сие отметить. А уж его враки, что повести я писал по-русски оттого, что мне их запретили сочинять на украинском, это, батенька, бред сивой кобылы! Кому было писать на ридной мове, когда народ мой не имел своей грамоты и норовил гутарить по-московски?..
Вот излил я свое возмущение от вруневских побрехенек, а зачем они ему понадобились, так и не понял. Может, он, подобно Булгарину и Гречу, ловчит, приспосабливается к высочайшим пожеланиям? А может, против меня составлен заговор и Вруневский балаболит, о чем другие молчат? При случае надо узнать адрес сего господина и написать ему гневное письмо, а еще лучше встретиться и для начала набить ему рыло.
Грустно, что сии толстые фолианты разошлись огромными тиражами, о которых и мечтать не смели мои современники. Теперь бегай по городам и весям, оправдывайся перед народом!
Прочел сии записи и устыдился. И ты, братец, врешь! Словно желаешь оправдаться за свою неблагодарность.
Неблагодарность! Вот слово, которым меня хлестало просвещенное общество и которое брезгливо роняли мои вчерашние друзья! «Как он посмел оскорбить венценосных дам, которые увлеклись той лотерей как самым важным делом своей жизни?! Как посмел вчерашний раб преступить человеческие законы?»
Дано ли вам понять, господа, что стихи неподвластны вашей логике?! Они неподвластны даже мне! Вы талдычите об идеалах, о нравственности, о благородных порывах души. А я хочу быть неблагодарным животным! Ведь для вас казачок Энгельгардта, малевавший портреты и сочиняющий вирши, был забавой, собачкой, обученной танцевать менуэт!.. не так ли?! Все! Больше ни слова!..
23
Письмо Двойры Соломоновны Либерман Семену Львовичу Либерману
Дорогой Сема!
Получила твою писульку и опять расстроилась. Чем ты так занят, что не можешь написать подробное и толковое письмо? Я вижу, ты совсем не изменился и у тебя по-прежнему ветер в голове вместо желания поговорить с мамой, которая желает тебе только добра. Я заметила, что своей жене ты написал на две страницы больше, но я не обижаюсь, хотя хорошо помню, как однажды ты ей сказал, что жен может быть много, а мама одна. Теперь я понимаю, что ты это говорил в воздух. Но я решила в последний раз достучаться к твоим мозгам, потому что мое терпение на исходе и это уже все.
Вспомни, как мы с папой мечтали о твоей медицинской карьере! По-твоему, нам было легко пропихнуть тебя в медицинский институт? Конечно, ты закончил школу с золотой медалью, но кого это волновало?! Их волновало, чтобы евреи не превысили процент черты оседлости, который коммунисты взяли на вооружение у царизма. И если бы папа не пошил шерстяной костюм ректору института и пальто для секретаря парткома, неизвестно, где бы ты учился. У папы были золотые руки, к нему в очереди стоял весь Киев, включая третьих секретарей райкомов, но папа имел мужество отложить партийные заказы и заняться твоим поступлением. Помни об этом! Папе уже ничего не надо, кроме того, чтобы ты помнил его труд и волнения.
Но не будем о неприятном. Когда ты поступил, я закатила праздник для всей родни, и, если ты помнишь, стол был на удивление. Я была на седьмом небе и всем рассказывала, что ты выучишься на педиатра, будешь лечить детей, а это важно в материальном плане. Люди устроены так, что когда заболеет ребенок, они все вынесут из дома, лишь бы он поправился. Но ты уже в институте начал мечтать про глупости о воскрешении людей. Я сгорала от стыда, представляя, что думают о тебе наши знакомые, которым ты это рассказываешь! А когда ты начал подпольно изучать иврит и принес в дом книги по Каббале, которые у нас потом изъяли при обыске, я поняла, что все папины труды пошли насмарку. Сколько слез я пролила, умоляя Бога, чтобы он вернул тебе разум, и, когда мои молитвы почти дошли до адресата, ты привел в дом Таню и сказал, что хочешь жениться. Конечно, сейчас она взяла гиюр, хотя я подозреваю, что она это сделала, чтобы насолить мне, но что со мной творилось, когда ты ее привел! Боже, какой это был кошмар! Ведь в нашей семье, я уже не говорю о папиной линии Либерманов, в которой рождались только приличные люди, кроме дяди Мони, вступившего в партию, никогда и никто не роднился с гоями! Ну, что теперь вспоминать за рыбу гроши?! Как говорила твоя бабушка, чему быть, того не миновать. Но сейчас я не об этом, тем более что внуки отомстят вам за все. В этом я уверена и поэтому могу спокойно умереть. Но я не могла заснуть всю ночь, когда узнала, что у нас в доме живет Шевченко! Мне пришлось принять успокоительные капли, но это не помогло. Если твои безобразные опыты закончились успешно и это именно тот Шевченко, о котором я думаю, так извини меня, но ты окончательный идиот! Я говорю об этом с болью, потому что какая мама признает, что она родила идиота? Ты не понимаешь, чем все это закончится? Тебе мало неприятностей, которые у тебя были с советской властью даже во время перестройки? Еще со школы я очень хорошо помню этого Шевченко. Конечно, он хороший поэт, но, судя по его биографии, у него был ужасный характер. Он ругался с друзьями, вступал в запрещенные политические партии, постоянно ссорился с начальством, за что его отправили в ссылку, но ему это помогло как мертвому припарки и он остался таким же упрямым, как мой старший внук, чтоб он мне был здоров! Это я к тому, что твой сын требует свиную отбивную, а где я ее возьму в Израиле без унижений и позора? Так вот, насчет Шевченки. Послушай свою маму и потом рассуди, кто из нас прав. Ты с ним еще будешь иметь кучу неприятностей, потому что человек с таким характером, как у него, не будет молчать, как только увидит, какой бардак развели на Украине. Не дай Бог, он еще напишет новый «Сон» про украинское правительство, и что тогда? Его, может, и не тронут, потому что надо будет убрать все памятники, а на это у них нет денег, и вообще у них не останется ни одного приличного покойника, которого можно повесить на стенку, но на тебе они отыграются сполна. Вспомнишь потом маму! Поэтому мой тебе совет. Он пускай живет как хочет, пускай они ему дадут квартиру или в крайнем случае койку в общежитии, пускай он строит себе свою Украину, а ты собери вещи, продай квартиру и немедленно переезжай в Израиль. Врачи здесь очень прилично зарабатывают, не говоря уже о том, что тебе не надо будет мучиться с ивритом, который ты успел выучить нелегально. Про твой английский, которым я всегда гордилась, вообще молчу. Подумай о детях, подумай о своей жене. Хотя она мне и не родная, но так издеваться над женщиной, как издеваешься ты, может только последний хозер. Я не удивляюсь, что она подала на развод. Давно пора! О себе говорить не хочу. Даже моя приятельница Соня, прочитав про тебя в газетах, с издевочкой сказала: «Если ваш Сема такой гений, почему он клонировал какого-то украинца, а не подумал о папе, который вот уже двадцать лет лежит в сырой земле»? И что я должна была ответить?! Возьмись за ум и крепко подумай! А лучше ни о чем не думай и немедленно приезжай. И запиши на отдельном листочке и повесь его на видном месте, что когда ты будешь ехать, прихвати мою синюю кастрюльку с ромашками. Она лежит где-то на антресолях. Без нее я в Израиле как без рук.
Насчет твоего вопроса по поводу ухажеров у Тани. Врать не буду. Никого у нее нет. Но это не значит, что он не появится завтра. Русские женщины здесь всегда в цене.
Сема! Ты постоянно забываешь о моей главной просьбе: узнать, где сейчас находится Нюма Зусман, который украл деньги за мою квартиру. Говорят, что он скрывается на Украине и имеет наглость заниматься политикой. Узнай немедленно, а лучше найди и потребуй, чтобы он вернул деньги.
Больше не могу писать, устали глаза, хотя, спасибо невестке, она таки быстро заказала мне новые очки, но к ним еще надо привыкнуть.
Это письмо я передам отдельно, для чего пойду сейчас на улицу и буду дежурить Алика.
Чуть не забыла! Здесь в одной русской газете напечатали, что за Шевченко тебе могут дать Нобелевскую премию. Что это за премия? Она с деньгами или без?
Пока все. Целую тебя, твоя мама, которую ты будешь очень часто вспоминать, когда уже будет поздно!
24
Тарас воскрес!
Очерк в газете «Литературная борьба» (орган Спилки литераторов Украины) от 22 февраля 2014 года, № 375
Вся мировая общественность готовится торжественно отметить двухсотлетие со дня рождения великого сына украинского народа Т. Г. Шевченко. Этому событию был посвящен состоявшийся вчера расширенный Пленум нашего творческого союза, который достойно несет знамя Великого Кобзаря, создавая произведения, волнующие умы миллионов читателей не только в Украине, но и далеко за ее пределами.
Открывая пленум, Голова Спилки украинских литераторов пан Мамуев Б. П. особо отметил выдающуюся роль в сохранении великих традиций украинской литературы старейшины писательского цеха Устима Йосиповича Хнюкало, великолепные романы которого «Страшный суд» и «Тихий ужас» до сих пор являются образцами оптимистического осмысления нашей истории. Подробно докладчик остановился на восемнадцатом томе альманаха «Неизвестный Шевченко», в котором академик Вруневский очень ярко и убедительно представил свою версию взаимоотношений небезызвестной актриски Катьки Пиуновой и нашего гения Тараса Григорьевича Шевченко. По мнению Мамуева Б. П., это эссе окончательно разоблачает подлую сущность жандармского управления, которое, завербовав вышеобозначенную Пиунову, подослало ее к Кобзарю, дабы она окончательно разбила его изболевшееся сердце. Это открытие особенно актуально в контексте политических реалий современности, когда Казахстан, подстрекаемый Россией, пытается втянуть Украину в Таможенный союз.
Затем писатели стали свидетелями сенсационного заявления о том, что украинские ученые еще раз доказали всему миру превосходство нашей науки, клонировав великого поэта. Председатель собрания особо подчеркнул выдающуюся роль в этом событии главы гуманитарного управления г-жи Цырлих А. Л., которая лично разрабатывала и утверждала план проведения выдающегося эксперимента. По словам докладчика, как только позволят обстоятельства, великий поэт будет представлен общественности, но в первую очередь он встретится с теми, кто достойно пронес знамя украинской литературы, выпавшее из его рук 10 марта 1861 года. Известие о воскрешении национального гения вызвало столь эмоциональный подъем, что докладчику пришлось объявить перерыв, дабы присутствующие смогли осмыслить услышанное и успокоиться.
После перерыва писатели вернулись в свои священные пенаты и, прослушав ряд важных сообщений, заклеймили позором своего коллегу Григория Людоедко, пойманного на краже стихов у поэтессы Л. Богатырко. Затем единогласно было принято предложение обратиться к великому поэту с просьбой, чтобы он написал заявление на прием в нашу организацию. Учитывая заслуги Кобзаря перед украинской и мировой литературой, решено не брать с Шевченко Т. Г. вступительный взнос и свести все формальности к минимуму.
В прениях выступили г.г. Хнюкало, Шмыгло, Супчик, Мошонкин, а также академик Вруневский, который отметил непреходящую важность возвращения Шевченко Т. Г. в лоно нашей писательской организации и сообщил о создании кредитной кассы «Мираж», которая послужит примером братства литераторов, независимо от идеологических оттенков и степени таланта, а также резко повысит их материальное положение. После чего Пленум единогласно постановил прекратить прения и с возгласами «Тарас воскрес!» руководство Спилки литераторов перешло через улицу в соседний ресторан, дабы еще крепче сплотить свои ряды.
25
Докладная
Начальнику Шевченковского райотдела милиции
Выполняя Ваше указание, я, участковый уполномоченный старший лейтенант Панасько Г. Б., посетил гражданина Либермана С. Л., проживающего по адресу: Киев, ул. Белорусская, 17, кв. 6, где и отобрал у него соответствующее заявление по установленной форме.
26
Заявление
В компетентные органы
Я, Семен Львович Либерман, 1958 года рождения, младший научный сотрудник института проблем геронтологии им. Косиора, обязуюсь в дальнейшем никого и ничего не клонировать без разрешения руководства института и санкции компетентных органов. Об уголовной ответственности предупрежден, в чем и расписываюсь собственноручно.
27
В Совет Национальной безопасности
Совершенно секретно
Слухи о воскрешении Т. Г. Шевченко медленно, но уверенно распространяются по стране. Однако социологические замеры, проведенные по нашему заказу, показали, что население спокойно восприняло это известие. 20 процентов опрошенных считают воскрешение Шевченко ложью, как и все, что исходит из официальных источников информации. 24 процента считают сообщение попыткой Кабинета министров отвлечь внимание населения от очередного повышения цен на энергоносители и другие коммунальные услуги. 6 процентов считают это провокацией НАТО. Остальные 44 процента заявили, что появление Кобзаря их абсолютно не волнует, особенно после отказа Андрея Шевченко возглавить футбольную академию киевского «Динамо».
В связи с предстоящим явлением Шевченко Т. Г. украинскому народу предлагается провести следующие мероприятия:
1. В день появления поэта перед публикой произвести отвлекающие маневры (типа драк на автобусных остановках, крушения поездов, организацию паводков, землетрясений и т. д.) с целью концентрации внимания населения на более понятных катаклизмах.
2. Провести усиленную идеологическую работу с руководством писателей и художников, объяснив, что творческие проблемы не должны негативным образом отразиться на спокойствии общества в период подготовки к весенне-полевым работам.
3. Переориентировать работу всех спецслужб на противодействие любым попыткам Шевченко Т. Г. установить связь с оппозиционными элементами, а также с посольствами тех стран, которые навязывают нам ложные демократические нормы и правила поведения. Установить контроль за всеми высказываниями, встречами и иными контактами Т. Г. Шевченко, пресекая те, которые будут выходить за рамки вопросов о литературе и живописи.
4. Учитывая, что литераторы и прочие творческие личности страдают манией величия, еженедельно вручать им ордена, премии, награды от различных рейтинговых агентств и организаций, а Т. Г. Шевченко загрузить общественной работой, рекомендовав руководству Спилки литераторов незамедлительно принять его в свои ряды, ввести во все руководящие органы, вплоть до назначения его почетным председателям данной организации.