Дисклеймер

События нижеследующего фрагмента не являются жестко зафиксированными в материи времени и пространства относительно событий других фрагментов данного повествования или любых иных повествований в рамках Метавселенной, ибо путешествия по мирам часто влекут переходы между временными параллелями, и трудно сказать, что чему предшествовало или за чем следовало. Иными словами, будучи мироходцем, вы можете, собравшись в длительный поход, встретить на пороге дома самого себя, который уже вернулся из этого похода. Возможно, этот другой вы, усталый и запыленный, с несколькими новыми шрамами, даже наделит вас заботливым предупреждением держаться подальше от ямы со скорпионами или чем-то в таком духе.

Датумбрия

Создатель Метавселенной, находясь в процессе творения, по какой-то причине заложил в ее структуру две фундаментальные проблемы, призванные изводить все живые организмы, наделенные даром – в сем контексте даром это назвать трудно – разума. Проблемы эти были почти диаметрально противоположны, но и близки друг другу как ничто иное: невозможность достичь желаемого и желание чего-то, о чем не имеешь представления. Каждая разумная форма жизни хоть раз – а на самом деле гораздо чаще – испытывала муки от невозможности наложить лапу-клешню-щупальце на предмет своего вожделения; либо страдала от желания чего-то абстрактного и неведомого. Сейчас Эдвард являлся жертвой второй проблемы, которая некоторым образом вытекала из первой. Или наоборот.

Великий оборотник Оборотной Империи, лорд-инвестициарий Эдвард Д. Аволик не без основания и не без гордости считал себя лучшим торговцем в Метавселенной. А что должен уметь торговец, претендующий на успешность? Много чего вообще-то, но каждая сделка начинается с понимания того, что покупатель желает получить. И Эдвард имел едва ли не сверхъестественную способность узнавать желания других, чтобы предлагать им это по адекватной цене. Тем и жил уже… это не суть важно.

Но недавно душевное равновесие великого оборотника, заключавшееся в благостной практике своей профессии, своего призвания, было грубым образом нарушено. Не то чтобы его легко было обидеть, оскорбить, пробить толстую кожу, задеть за живое, но, по иронии судьбы, единственная слабость вазари заключалась в его профессионализме. Не было святых, не было богов, не было реликвий и настоящих привязанностей, Эдвард хранил неуязвимость. Пока дело не доходило до его профессиональной гордости.

– Да что он о себе возомнил! – возмущался златовласый, шагая по обочине автобана, вознесенного над окружающим ландшафтом монументальными колоннами. – Нет в моем ассортименте! Ха! Целые миры в моем ассортименте!

Это не было вызовом, о нет, Каос Магн не желал выбить его из колеи, он просто сказал что думал, и это самое неприятное. Тем не менее гордость великого оборотника получила неплохой удар в зубы, когда он вдруг понял… что ему действительно нечего предложить серому мироходцу. Тот просто не желал ничего, что Аволик мог бы предоставить, но чего он желал в этом случае?

Так и получилось, что великого оборотника теперь мучило желание доказать… кому? Самому себе или Тринадцатому стражу? Не суть! Доказать! Но как?! Как, если его чутье отказывалось дать хотя бы приблизительную наводку?

Вокруг автобана во все стороны простиралась бескрайняя свалка. И это не было преувеличением. По сути, вся планета, весь мир, в котором он находился, был одной огромной свалкой ржавого металла. Останки некогда огромной техногенной цивилизации, сжавшейся до размеров нескольких десятков крохотных поселений, которые жили на мусоре, среди мусора, мусором и… да ничего кроме мусора не осталось. В основном останки машин всеразличных размеров и конфигураций, ржавчина, провода, трубы, ничего нового, красивого, целого или живого. Даже растений! А уж запах…

Цивилизация, существовавшая в этом мире прежде, хоть и развалилась, оставив дрянную экологию, все же знала кое в чем толк. А именно – в автобанах. Эти замечательные железобетонные магистрали опутывали всю планету, стойко сдерживая удары времени, кислотных осадков, кислотного помета ржавых падальщиков и всего такого. По ним и ныне можно было не только ходить, но и ездить с высокой скоростью.

Современные аборигены слишком потеряли в уровне технического развития, чтобы пользоваться остатками наследства своих неосмотрительных предшественников. Их инженерной мысли едва хватало на рельсовые вагонетки и примитивные доменные печи. Некоторые самые развитые собирали из хлама электрические приборы, которые через раз плавились и горели, иные пытались воссоздать двигатель внутреннего сгорания, будто учиться на ошибках предков – это дурной тон. Правда, с качеством местного топлива их эксперименты обычно сразу превращались из наземных средств передвижения в воздушные.

Отвлекшись от своих неприятных размышлений, великий оборотник замедлился. Зрение у него было неплохим, особенно в сумерках, но не каким-то особенным, а потому пришлось лезть в сумку за подзорной трубой.

Вдали по автобану несся, совершая неловкие зигзаги, все время падая и перекатываясь, человек. Причиной его поведения являлись несколько крупных темно-рыжих птиц, что с громким криком пытались вцепиться беглецу в голову. Никак приснопамятные ржавые стервятники вылетели на охоту. К сожалению, в отличие от других стервятников, эти птицы-мутанты исключительно падаль не выискивали, но вполне охотно выслеживали живность. Название же свое получили за цвет оперения и выработавшейся способности самым натуральным образом жрать листовой металл.

Четыре особи с отвратительными криками, разбрасывая перья, по очереди бросались на добычу. Вот одной повезло, и, ухватив человека за плащ в области спины, она стала медленно поднимать свой груз в воздух. Подобравшись ближе, великий оборотник сунул в карман жилетки руку и вытащил на солнце несколько блестящих железных монеток. Зажав одну между согнутыми большим и указательным пальцами, он старательно прицелился и быстро выпрямил большой, – подбитая птица с протяжным воплем устремилась вниз.

Когда великий оборотник приблизился, птица уже затихла, а вот человек лежал на железобетонном покрытии с вывихнутой лодыжкой и стонал. Стонала. Женщина неопределенного из-за чумазости лица возраста, в кожаной шапке, похожей на шлемофон, и грязном плаще из толстого, во многих местах латаного кожзама. Старинные, обклеенные изолентой ботинки, грязный комбинезон, покрытый масляными пятнами рюкзак.

– Добрейшего денечка, госпожа, – улыбнулся стонущей особе Эдвард, – только сегодня и только для вас у меня есть эксклюзивное средство от вывихов, отеков и растяжений, которое поправит вашу ситуацию вмиг! Избавление от самых актуальных проблем в одно касание по рекордно низкой цене в… что бы с вас взять-то…

– Бо-о-о-ольно-о-о-о!

– Да, понимаю, не сочтите за бессердечность, но отпускать товар даром против моих принципов. Возможно, вот эти замечательные винтажные значки, что вы так щедро прицепили к комбинезону, не настолько ценны для вас, что вы откажетесь…

– Забирай, твою мать, забирай! – проорала женщина.

– Отлично. – Великий оборотник ухитрился схватить немытую руку клиентки и возложил сверху вторую свою руку: – Сделка заключена! Давайте-ка срежем с вас ботинок!

– Не трогай! Мне другого в жизни не достать!

– Простите, но средство, которое позволило бы не снимать ботинок, вам не по карману. Мне аннулировать сделку?

– Чтоб ты до конца жизни кровью ходил!

– Это вряд ли, у меня очень крепкий желудок, однако вы не ответили…

– Срезай!

Один из многочисленных карманов чуть ли не сам выплюнул в руку великого оборотника опасную бритву, которой тот виртуозно распорол обувь, не коснувшись живой кожи. Игнорируя гигиеническое состояние ноги, Аволик вытащил из сумки небольшой серебристо-серый тюбик, щелчком отбросил пластиковый колпачок и всадил освободившуюся иглу в лодыжку.

– Тысяча крысиных хвостов!

– Три секунды – и пожалуйста.

Тяжелое дыхание женщины постепенно приходило в норму, она пристально смотрела на свою ногу, будто ожидая, что та острая боль, что исчезла вдруг, вот-вот вернется обратно.

– Поздравляю вас, госпожа, сделка закрыта, – сказал златовласый, аккуратно снимая с комбинезона клиентки три замысловатых значка, – было очень приятно иметь с вами дело. Да, кстати, сочувствую вашей утрате, но позвольте предложить пару удобнейших башмаков с ортопедическими стельками как раз вашего размера. Они прослужат вам всю жизнь, еще внуки носить будут, с благодарностью вспоминая бабушку!

– А я тебя знаю, – сказала женщина, вглядываясь в светлое, чистое и весьма привлекательное лицо, – ты же тот тип с золотыми волосами!

– Хорошо подмечено, госпожа, я – совершенно точно, тип с золотыми волосами. Эдвард Д. Аволик к вашим услугам. Так вот башмаки!

– Ты ходишь в мэрию! Ходил то есть!

Не выказав никаких признаков раздражения, храня свое рабочее выражение лица – спокойную внимательную гримасу ожидающейся мягкой улыбки, – великий оборотник кивнул.

– А вы Дотти, если не ошибаюсь, работница сортировочного цеха почты Шпрюта.

– Откуда знаешь?!

– Вы видели и запомнили меня, а я видел и запомнил вас. Вставайте, Дотти, вы уже можете идти. Если эти птички вас порвали, могу предложить антибиотики по очень низкой цене…

– Некогда, надо бежать!

Подхватив свой разрезанный башмак и… труп ржавого стервятника, женщина побежала дальше в ту сторону, откуда явился Эдвард.

– Ты идешь?!

– Вообще-то мне нужно в Шпрют.

– В Шпрют нельзя, там черные великаны!

– Спасибо за предупреждение! Удачи!

– Ты глухой или тупой?! Туда нельзя! Я еле убежала!

– Я вас за собой не тяну, Дотти! Если вам не нужны ботинки, антибиотики или опреснитель воды, могу лишь пожелать приятного пути! Всего наилучшего!

Сунув руки в карманы брюк, златовласый продолжил путь, насвистывая себе под нос.

Автобан изгибался и пропадал за мусорными холмами, где лежал славный по местным меркам город Шпрют. Где, видимо, теперь обитали черные великаны. Что ж, это лишь значило, что великому оборотнику предстояло выяснить, в каких товарах они испытывали нужду и что могли дать взамен.

Эдвард Д. Аволик не смел бы зваться великим оборотником, если бы опасался новых знакомств. Он бы и к алым архмерам навстречу пошел в надежде открыть новый объект товарооборота (но это неточно). Поэтому он не сомневался. Почти. Все же чутье никуда не делось, и потому на подходе к холмам Аволик достал из нагрудного кармана жилетки мудреного вида бронзовый окуляр и приложил его к глазу. Окинув округу взглядом, великий оборотник немного пожалел, что слишком поздно подумал об этом. Надо было идти с Дотти – ведь с этими «черными великанами» договориться будет очень трудно.

Над хламовыми холмами в небе, совершенно невидимый невооруженному взгляду, висел огромный черный астрало-пустотный корабль. Астральные паруса были сложены, а громадина хранила такую неподвижность, такую тишину, что казалась огромным мрачным пятном, нарисованным на грязно-рыжем небе.

Что ж, немудрено, что аборигенка опознала в незваных гостях «черных великанов». Эти субъекты и рядом с нормальными людьми были велики, что уж говорить о недокормленных болезненных детях свалочного мира. А вот и они, не заставили себя долго ждать.

Две фигуры, похожие на черные призраки, взлетели над холмами и устремились к одинокому путнику на автобане. Двигаясь синхронно, они покружили над ним и плавно опустились.

– Узнаю эти мрачные лица, – молвил Эдвард, убирая в карман окуляр, – добрейшего вам денечка, господа археологи!

Двое мужчин из Первых людей, обритые наголо, лишенные даже бровей, неприветливые каменные лица, бледневшие в тени капюшонов черных плащей, застегнутых фибулами с гербом Атланиса. Даже когда они оказались на земле, великому оборотнику приходилось порядочно задирать голову, чтобы держать зрительный контакт.

Один из археологов достал из-под плаща сферу универсального переводчика, которая воспарила над его ладонью.

– Назовитесь, – приказал из нее низкий искусственный голос.

– Великий оборотник Оборотной Империи, лорд-инвестициарий Эдвард Д. Аволик.

Сфера замигала световыми щупальцами, отправляя информацию, и замигала вновь, получая ответ.

– Руководитель экспедиции согласен встретиться с тобой.

– Не помню, чтобы я́ выражал согласие встречаться с ним, – вежливо ответил Аволик, – мне нужно только пройти.

– Руководитель экспедиции решит.

– Это ограничение свободы торговли!

– Совершенно верно.

Археологи сопровождали его по дороге в Шпрют. В определенный момент они пересекли границу купола маскировочного поля, и открылось действительное положение дел: граждане Шпрюта были помещены в парившие сферические клетки, а тех людей, что еще не находились в клетках, активно отлавливали в тоннелях под городом кетерские големы. Один из холмов, что окружали Шпрют, был частично разрушен, и кольцо межмировых врат, хоронившееся под ним, впервые за долгое время открылось миру.

Старшие члены экспедиции, археологи в количестве дюжины черных плащей, отстраненно наблюдали за процессом отлова. Они не опускались до погонь за грязными оборванцами, если под рукой были слуги.

Кроме Безмолвных на краю автобана стоял красивый атлан с белыми волосами, зеленоглазый, длиннобровый. Его плащ имел высокий стоячий воротник и состоял из трех главных цветов: золотого, пурпурного и индигового. Могущество, благородство и магия – три столпа, на которых зиждились Великая и Щедрая Империя Людей и ее правопреемник Кетер. Обычно все три священных государственных цвета носили на себе только сертифицированные астральные маги, которые не служили ни одному из правящих домов, но родному миру в целом. Плащ скрепляла геральдическая фибула с зеленым аспидом.

– Кейран ан Крайт! Сколько лет! – радостно воскликнул великий оборотник, раскинув руки для объятий.

– Аволик? – удивленно отозвался тот.

Вазари обхватил мага поперек туловища, оторвал от земли с удивительной легкостью и несколько раз покружил, чем вызвал неподдельное удивление последнего.

– Как я рад! Как я рад тебя здесь увидеть! – восторженно, словно встретил старинного друга, стал заливаться великий оборотник. – Кольцо подошло? Надеюсь, твоя ненаглядная оценила…

– Мы уже расстались, – сказал Кейран ан Крайт.

– Она не оценила?! – ужаснулся великий оборотник. – Как же так?! Ты знаешь, чего стоит достать слезу благородного дракона?!

– Успокойся, Эдвард, от кольца она была в восторге, но позже мы решили, что не подходим друг другу.

– Надеюсь, ты забрал кольцо?

– Что? Нет, конечно.

– Это неудачное вложение, Кейран!

– Я могу себе его позволить, – ответил пятьдесят восьмой сын дома Вэйн. – Что ты забыл в Датумбрии?

Аволик осекся, пытаясь сообразить.

– Это что, мир так называется? Ну и ну! Не поверишь – мимо шел. А ты?

– Назначен сопровождать экспедицию, как видишь.

Сфера универсального переводчика издала громкий и раздражающий белый шум, после чего перелетела от молодого Безмолвного к другому, самому старому из присутствовавших.

– Довольно пустых разговоров, эскарон Вэйн, – потребовала сфера. – Эдвард Аволик…

– Д., – перебил златовласый голосом, холодным как сердце айсберга. – Не забывай инициал, пожалуйста. Там, откуда я родом, невежливо коверкать чужие имена. Так и врага нажить недолго, а я сегодня уже убил птицу. Моя жажда крови утолена на ближайшие десять лет.

Безмолвный притворился еще и глухим.

– С какой целью ты прибыл в Датумбрию?

– Я шел мимо, – сказал великий оборотник, возвращаясь к обычному тону. – Вон к тем вратам. Если вы не против…

– Эдвард Д. Аволик, как часто ты пользовался этими вратами?

– Время от времени.

– Как часто ты заключал сделки с аборигенами?

– Коммерческая тайна.

Старик едва заметно кивнул своим мыслям.

– С некоторых пор Датумбрия перешла под влияние Кетера. У нас есть основания полагать, что в этом мире содержатся древние постройки Первых людей и образцы техноартефактов, которые по праву принадлежат нам. Если ты владеешь частицами наших технологий, предоставь их и ступай.

Великий оборотник Оборотной Империи скептически приподнял золотую бровь, покрутил на пальцах перстни да кольца, покосился на громаду корабля.

– Гипотетически, если бы у меня что-то такое было, как бы вы за это заплатили?

– Все технологии Атланиса принадлежат Кетеру и кетерцам. Мы вправе возвращать их любыми способами, которые считаем уместными, и не обязаны платить за то, что наше по праву.

– Да-да, именно так я и помню. Просто хотел убедиться. Я, пожалуй, пойду.

– Предъяви содержимое сумки и карманов, – потребовал Безмолвный.

– Ни за что.

– Ты не ценишь мягкого обхождения.

Эдвард ловко сунул руку в сумку и успел защелкнуть ее прежде, чем кто-либо шелохнулся. В его ладони появилась массивная представительная книга, которую великий оборотник принялся листать.

– Так-так-так, посмотрим, где же, где же, так, ГН, ГО, ГП, ага, вот, ГР! Грааль, граб… нашел! Грабеж – существительное мужского рода, так-так, а, вот, синонимы: мягкое обхождение. Точно как ты и сказал! Хорошо иметь в своем распоряжении толковый словарь время от времени!

Книга вернулась в сумку так же быстро. К сожалению для Аволика, у Безмолвных Археологов не было чувства юмора. Совершенно.

– Посадите его к аборигенам. Жилетку и сумку отправить в исследовательский центр, – приказал руководитель экспедиции. – Широко известно, что это непростые предметы, их нельзя вскрыть, если ты не их хозяин. Нам предстоит опровергнуть это утверждение. Не волнуйся, Эдвард Д. Аволик, все предметы, не являющиеся нашей собственностью, ты получишь обратно, когда будешь отпущен.

Златовласого это заверение нисколько не успокоило.

– Вы хоть понимаете, чем это грозит Кетеру? Вы знаете, какие торговые санкции Оборотная Империя…

– Это проблема политиков, – ответил археолог через сферу, – нам все равно.

Великий оборотник не сопротивлялся, когда у него отбирали имущество. Также безропотно он позволил заключить себя в силовую сферу и отправить к одной из больших парящих клеток. Затем на автобан взлетел голем и поведал господам, что отлов закончен, все аборигены изолированы. Руководитель экспедиции передал переводчик прежнему хозяину и обратился к подчиненным через их внутреннюю закрытую мыслительную связь. Суть его послания состояла в том, что перед археологами был целый мир, покрытый миллиардами тонн мусора, который им предстояло тщательно просеять, изучить и частично переработать. Не следовало больше тратить время попусту.

Маг остался на автобане в одиночестве, наблюдать за бескрайней свалкой, которой предстояло в скором времени сильно измениться.

– Можешь выходить.

– Откуда выходить? – не понял Эдвард, нажимая на камень в одном из своих колец и становясь видимым. – Я никуда не заходил.

– Ты скормил им светового двойника.

– Хорошо, что молчальники полностью отказываются от магической силы в ходе подготовки. Как же тяжело иметь дело с фанатиками!

Кейран вздохнул.

– Ты долго здесь еще будешь? – спросил великий оборотник.

– Пока они не переберут весь хлам в мире. Попутно будут переплавлять металл и строить инфраструктуру для себя. На корабле есть все необходимое для основания колонии. Возможно, пройдет несколько циклов.

На глаза Эдварда чуть слезы не навернулись от сострадания.

– Я могу продать тебе вот такое кольцо, создашь долгосрочного двойника и сбежишь.

– Мне не нужны кольца, чтобы проворачивать такие фокусы, Эдвард. И, к сожалению, на мне лежат обязанности, пренебрежение коими падет грязью на имя дома.

– Что ж, мое дело – представить ассортимент. Благодарю за помощь! Когда-нибудь сделаю тебе скидку!

Великий оборотник нашел за краем ограждения неровную линию вбитых в бетон скоб, бежавших по одной из колонн вниз. Они были ржавыми и грязными, местами вовсе обломались, но при этом достаточно надежными, чтобы выдержать вес улепетывавшей из Шпрюта Дотти. Оставалось надеяться, что вазари они тоже выдержат, а заодно – что удастся избежать столбняка.

Следя за златовласым, аккуратно спускавшимся в город, Кейран искренне надеялся, что тому удастся спокойно убраться восвояси, ведь кое-что руководитель экспедиции подметил верно: политика не была заботой археологов. Она была заботой глав благородных домов, заботой Крайта ан Штарка арр Вэйна, отца Кейрана. И если бы что-нибудь случилось с лордом-инвестициарием по вине кетерцев, у Крайта стало бы одной головной болью больше. Оборотная Империя являлась великой силой Метавселенной, да такой, кою никто не желает делать своим врагом; Безмолвные Археологи не могли этого понять, ибо фанатизм сильно ограничивает мыслительные способности.

Спустившись, Эдвард сначала крысюком принялся красться меж разномастных зданий, собранных из мусора. Хаотичная застройка: ржавый металл, битый кирпич, блоки; жуткие кривые столбы, обмотанные проводами линии электропередач, тянувшимися от кустарно собранной электростанции размером с большой сарай. По местным меркам Шпрют был просто мегаполисом, где имелась электроэнергия и даже водопровод. Воду, конечно, нужно было кипятить, но умирающий от голода на недосол не жалуется.

Вскоре Эдвард понял, что крыться особенно не от кого – ведь, удалив из Шпрюта жителей, големы покинули его. Более того, наверху торжественно раскрылось днище астрало-пустотного корабля, и из недр машины появилось огромное устройство, отдаленно похожее на хваталку в игровых автоматах с мягкими игрушками. Стоило великому оборотнику увидеть силовой бур – он припустил в сторону врат с прытью зайца, уходящего от своры гончих. Взлетев на круглый подиум, ткнул носком сапога в небольшое углубление и молниеносно набрал комбинацию Знаков. Врата ожили, начался набор энергии.

– Быстрее, быстрее! – бормотал Эдвард, задрав голову.

Пальцеобразные сегменты бура начали движение вокруг основной оси, пока большой синий кристалл пульсировал в середине, создавая мощный, хоть и невидимый, силовой клин. Бур с гудением, переходившим в рев, вгрызся в тысячелетние нагромождения мусора, спрессованные под хилыми постройками Шпрюта в твердую массу. Она разрыхлялась на глазах и поднималась в воздух, кружась, танцуя в невесомости над постоянно росшим котлованом. Силовая установка кетерцев работала на двенадцати процентах от полной мощности, можно было сказать, что она мягко урчала, тогда как на полных оборотах ее проход от поверхности к ядру планеты не занял бы и получаса.

Котлован ширился, силовое поле бура поднимало ввысь все больше материальных частиц, и прежде чем самый край этого поля добрался до врат, Эдвард Д. Аволик успел прыгнуть в образовавшийся межмировой переход.

Сиятельная Ахария

Крохотный солнечный мир, славная маленькая Ахария, старая губка, впитывавшая все, что выплескивалось на нее из Метавселенной. Эдвард Д. Аволик очень любил ее, любил давно и взаимно. В этом кишащем индивидами городе, где все перемешивалось в причудливый салат цивилизаций, товарооборот процветал как сорняк на унавоженной грядке. Все продавалось и покупалось, бартер чтился священным, деньги и товары переходили из ру… из конечностей в конечности, и Выгода видел, что сие было хорошо!

Попав на Атланийскую площадь, великий оборотник словно дельфин нырнул в гостеприимные воды торговли, заключая сделку за сделкой, переходя с языка на язык, он ловко менял валюты, товары, обещанные услуги, остервенело торговался с оборванными жуликами у их рассохшихся лавок и степенно пивал чаи на бархатных подушках в роскошных шатрах знатных негоциантов. К моменту, когда Эдварда отпустила торговая лихорадка, время было уже вечерним, и солнце отвернулось от города, временно став мягко светившейся луной.

Пестрая ахарийская толпа потянулась по домам. Бо́льшая часть населения вскоре отойдет ко сну, однако некоторые граждане только-только продирали глаза… и другие органы восприятия, готовясь выйти на улицы.

Вышагивая между каменными, стеклянными, бетонными, живыми, одержимыми домами и прочими видами построек, великий оборотник глубоко дышал. Конечно же предварительно он вставил в ноздри запаховые фильтры, ибо Ахария обладала некоторым особым духом, требовавшим постоянной привычки. В этом мире, этом городе Эдвард ощущал себя живым как больше нигде, кроме разве что своей родины. Это приятное ощущение и целый день торговли позволили ему отвлечься от дискомфорта.

Великий оборотник нашел уютное местечко на бортике фонтана посреди небольшой площади при входе в пассаж и стал разворачивать горячую шаверму. Он совершенно точно знал, что немалая часть мяса внутри лаваша принадлежала птицекрысам, которые в таком изобилии населяли город, но Эдварда это не смущало.

Вода в фонтане журчала, знаменитая ахарийская толпа гудела где-то на фоне, а на зубах похрустывали хрящи. Идиллия, то, что нужно для небольшой передышки. Душу грела мысль о том, столько еще нужно было продать, купить, обменять, сколько сделок совершить, скольких клиентов свести, чтобы они смогли произвести священный товарооборот в угоду Выгоде! Ах… В частности, было необходимо найти кого-то, кто сможет создать нужный сплав и облечь его в утонченную форму. Не всякий мастер кузнечного и металлургического дела сгодится. Нужен тот, чье мастерство будет превыше всяких похвал, тот, кто сможет отливать металл и ковать не хуже, чем боги.

Гефест был бы отличным выходом, хромец числился у великого оборотника в долгу, однако этот бог давно уже покинул зенит силы вместе со всеми остальными олимпийцами и, говорят, серьезно запил.

Старый Эльлазар, как всегда, скрывался где-то, неуловимый, озлобленный и слишком упрямый, чтобы признать: его потуги больше ничего не значили, прошлого не воротишь. А жаль… сумасшедший мерзавец был отличным кузнецом, хоть по нему и не скажешь. Так-так, кто же еще мог помочь великому оборотнику в его деле?

Истощенное серое лицо вновь скривилось перед внутренним взором, отрывая Эдварда от конструктивных мыслей и отбивая аппетит. Нет в ассортименте, значит?

– Но ты ведь тоже чего-то хочешь, господин Магн. Все чего-то хотят, и ты…

– Прости, господин, ты будешь это доедать? Прости.

– Что? О…

Рядом с фонтаном стоял людоед. Отдаленно напоминавшее человека существо трех метров ростом; грушевидная фигура с острыми и узкими костлявыми плечами, возвышавшимися над вдавленной в корпус головой; короткие ноги и длинные руки, объемистый круглый живот. Его ладони и ступни были очень велики, а брылы и кожа под подбородком отвисали столь низко, что внутрь этого мешка можно было бы без труда поместить семилетнего ребенка. Несуразное существо носило дешевый деловой костюм, хоть и сшитый по фигуре, все равно висевший на нем как на вешалке; в одной огромной ладони был портфель. Собранные в кучку глазки следили за тремя четвертями шавермы.

– А, нет. Угощайся, коль не брезгуешь.

С величайшим почтением людоед приподнял шляпу. Он умиленно осмотрел полученную шаверму со всех сторон и со словами «приятного аппетита» открыл рот. Тот, кто один раз видел раскрывшуюся пасть людоеда и не оказался внутри нее, хранил воспоминания до самой гробовой доски, регулярно тратя определенные суммы денег на закрашивание седины.

Правда заключалась в том, что эти несчастные существа, мучимые неизбывным чувством голода и получившие совершенно неточное прозвище, носили внутри себя по небольшой пространственной аномалии, делавшей их очень, очень вместительными. Если бы граждане Ахарии подходили к делу с умом, то людоедов назвали бы «всеглотами», ибо они действительно могли, не жуя, проглотить что угодно. Однако в первое время после их появления проглатываемыми оказывались в основном сами граждане Ахарии, так что тем было не до выяснения нюансов.

Людоеды влились в пестрое семейство ахарийцев недавно, практически вчера по меркам Метавселенной. Процесс их интеграции еще даже не завершился, аборигены страдали от предрассудков, не всегда доверяли, опасались. Их, впрочем, тоже можно было понять. Сравнительно не так давно, как и многие другие несчастные, людоеды были вынуждены покинуть свой родной мир, чтобы избежать печальной участи жертв Войны Затмения. Тогда Дагал-Ганг ступал по реалмам, вырывая Сердца, превращая живых существ в новых солдат для завоевания новых реалмов и поглощения новых Сердец. Бесконечная экспансия не обошла стороной родной мир людоедов. Многие тамошние обитатели погибли, ну а уцелевшие беженцы, попав в Ахарию, некоторое время пребывали в очень тяжелом состоянии. Обстоятельства оторвали их от щедрот мира, позволявшего быть очень прожорливыми, а новая среда оказалась не такой обильной. Время выдалось тяжким.

Нельзя не признать, что, несмотря на вызывающую… сильнейшее почтение репутацию и слухи, передававшиеся тревожным шепотом от гражданина к гражданину, деспот Ахарии знал свое дело. Конам каким-то образом смог повернуть ситуацию так, что раскалившийся от негодования и страха народ, ополчившийся против людоедов и прочих беженцев, не истребил их, заливая улицы города кровью – своей и чужой. Как Конам это сделал тогда, за какие нити потянул, на кого надавил, в чью голову залез своими манипулятивными пальцами – ведал только Выгода. Что ж, стоило ли ждать иного от лучшего ученика Восьмого стража?

Шаверма упала в пасть, полную острых зубов, и хотя проглотить ее было не сложнее, чем хлебную крошку, людоед долго жевал, отчего все его лицо колыхалось, линия рта ходила волнами, маленькие глазки были прикрыты. Правду говорили – никто не ест с таким вкусом и наслаждением, как людоеды Сиятельной Ахарии.

– Премного благодарен, господин.

Еще раз приподняв шляпу, людоед тяжело потопал домой. Вот он, еще один законопослушный работяга, готовый съесть все что угодно. Последний навык был крайне уместен, учитывая нюансы местной кулинарии.

Лепестки города уже почти сомкнулись, устремив крыши окраинных районов к центральной пустоте сферы. Несмотря на полную отрезанность от внешнего мира, каким-то образом мягкий свет луны все же проникал внутрь сферы. Тем не менее на улицах зажигалось ночное освещение, и пора было возвращаться на Атланийскую площадь.

По ночам обычный рынок закрывался и открывался черный, на котором можно было заключить немало сделок более деликатного характера. Конечно, солидная их часть была в той или иной мере незаконной, однако деспот считал, что раз незаконных сделок никак не избежать, пусть хотя бы они будут обложены пошлинами, а городская стража… ну, она всегда недовольна, так что протестов тоже в любом разе не избежать.

Ночная торговля для Эдварда закончилась довольно быстро. Было бы иначе, моги оборотники покупать товар, о котором точно знали, что тот был украден. Но – увы, Оборотная Империя ворованным не торговала, таков был непреложный закон. Конечно, не было закона, который бы всегда предписывал оборотникам требовать документы, подтверждавшие право собственности, однако когда подозрения оказывались совсем уж серьезными, сделка не могла состояться.

Он освободился слегка за полночь и покинул черный рынок, направляясь в сторону торгового представительства Оборотной Империи. Благо располагалось оно совсем недалеко, просторный участок территории, дорогой, оттого что находилась в самом центре города. Представительство занимало особняк с большими окнами, окруженный прекрасным парком и невысоким забором по периметру территории. Ажурные золотые ворота всегда были открыты, но за ними зорко присматривали профессиональные охранники. Здание было сделано из нежно-розового камня, бассейн окружали колоннады, среди фигурно оформленных кустов возвышались утонченные статуи полуобнаженных эльфов. Вообще налет изящества эльфийской архитектуры чувствовался во многих элементах экстерьера, так как Визимар Элькинг Суови эль-Кеменгори, будь неладен тот, кто дает такие имена детям, являлся эльфом.

Когда-то этот остроухий зарекомендовал себя одаренным оборотником-макроэкономистом и превосходным администратором, благодаря чему получил пост торгового представителя в Ахарии – сиречь посла. До метрополии доходило немало информации об его откровенно сибаритском образе жизни и множестве сомнительных личностных черт, но пока эльф работал без нареканий, никто не собирался что-либо предпринимать.

Несмотря на позднее время, в представительстве царило оживление, проходила многоиндивидуальная вечеринка. Звучала музыка, подавалась выпивка, наркотики, среди гостей яркими бабочками порхали куртизанки.

Охранники следили за новоприбывшим гостем с самого его появления на территории, но никак не реагировали. Лавируя среди гостей, Аволик прошел через половину особняка. Вежливо и уверенно он отклонял все попытки присоединить его к общей атмосфере, пока не скрылся за дверьми кабинета представителя. Беглым взглядом оценив роскошное помещение, больше походившее на опиумный притон, чем на рабочее место, Эдвард опустился на раскладной табурет с бархатной обивкой и стал ждать. Дабы скоротать время, он даже достал из кармана золотую ка́му, и монетка принялась ловко бегать меж его пальцев, словно дрессированная.

Не скоро, но дверь наконец открылась, и в кабинете появился торговый представитель эль-Кеменгори в красивом искристом халате цвета морской волны и с бокалом в холеной руке. Эльф был приятен на вид, остролицый брюнет с синими глазами, слегка злоупотребляющий наркотиками и косметикой, особенно – фиолетовыми тенями.

– Добрый вечер, милорд, – произнес он низким басовитым голосом, склоняя охваченное тиарой чело. – Мне не сразу сообщили, в связи с чем приношу извинения.

– Ничего-ничего, – улыбнулся Эдвард, – я отдыхал. Прости, что вторгся без предупреждения.

– Принимать лорда-инвестициария большая честь для скромного меня. Желаешь ли храмового султа?

– Не хочу тебя обременять, да и настроения нет, уж извини. По какому поводу веселье, кстати?

Чувственные губы эльфа шевельнулись, он изящно убрал за ухо блестящую прядь.

– Вскоре я женюсь.

– Ох. Я тебя искренне поздравляю. И кто же эт… эт…

– Ты вряд ли знаешь ее, милорд, но она будет польщена, если ты посетишь наше бракосочетание.

– Такого пропустить нельзя…

– Могу ли я чем-то услужить тебе?

– А? Да, да, я же не отдыхать пришел! Ты не мог бы открыть мне доступ к базе, пора сбросить отчетность.

– Конечно, милорд. Только обновлю.

В кабинете стоял очень низкий и широкий стол, сделанный из поперечного среза древесного ствола. В центре стола находился большой хрустальный шар, а позади красивая коротконогая кушетка с подушками бархата и батиста. За кушеткой стоял ажурный полочный шкаф, уставленный всеразличными диковинками, безделушками, блестящими дорогими вещицами. С одной из полок был снят стеклянный цилиндр, в котором лежало три стеклянных же шарика величиной со сливу. Внутри них жили переливчатые цвета, искрившиеся, живые, яркие.

Усевшись на кушетку и положив перед собой цилиндр, эльф аккуратно начертил пальцем круг на верхней точке хрустального шара, и в том месте образовалось небольшое углубление. Один за другим он клал в углубление шары поменьше и, надавливая ладонью, погружал их внутрь. После третьего углубление пропало, а хрустальный шар быстро заиграл цветами, обрабатывая йоттабайты информации.

– Прошу, милорд, база данных обновлена.

Эдвард возложил на шар свою ладонь и сразу ощутил щекотку в голове. Забавное чувство не оставляло, пока информация обо всех его сделках со времени прошлой подгрузки отчетов не оказалась помещена внутрь кристаллического компьютера. На этом сеанс не завершился, – будучи лордом-инвестициарием, Аволик принялся с огромной скоростью изучать десятки тысяч докладов касательно развития тех или иных долгосрочных проектов, на многих оставляя свои комментарии, накладывая резолюции, закрывая и зачиная проекты с триллионными оборотами, создавая рекомендательные послания верховному совету Оборотной Империи.

– Вот. – Ладонь великого оборотника оторвалась наконец от шара, к тому времени на хрустальной поверхности появилось углубление, повторявшее ее контур. – Отправить в Базаа́р как можно раньше.

– Отошлю гонца немедленно, милорд. Приготовить для тебя покои?

– Я всегда останавливаюсь в «Доме Лиса», люблю это местечко. И если обстоятельства меня не пересилят, явлюсь к твоей свадьбе с подарками.

– Мы были бы польщены самим твоим присутствием, милорд.

Распрощавшись, Эдвард покинул представительство и отправился гулять по ночной Ахарии. Сунув одну руку в карман, а другой подкидывая каму, он не уставал удивляться тому, как многолик этот город с его хаотичной застройкой. Вроде бы давно знаешь все улицы, но все равно идешь как по незнакомым. Не говоря уж о том, что с высоты птичьего полета на тебя смотрит рисунок других улиц. Первое время трудно избавиться от страха, что вот-вот сверху рухнет пара городских районов.

Шагая по мостовой, он уже знал, куда отправится утром следующего дня, как только лепестки Ахарии начнут расходиться и внутрь хлынет свет. В одном из докладов, которые Эдвард просмотрел, оказалась информация более чем нужная: недавно обнаруженный мир, где обитало существо, имевшее, как считал докладчик, способности кузнеца и металлурга, равные божественным. Что ж, это предстояло проверить лично!

Госпожа И́то встретила его улыбкой, стоило великому оборотнику ступить под крышу-пагоду ее гостиницы. Все девять лисьих хвостов госпожи Ито распушились и приподнялись на манер гигантского белоснежного веера за ее спиной: любимый постоялец зашел на огонек, а значит, поутру он оставит после себя аккуратные столбики золотых монет и уйму приятных воспоминаний.

Дайгул

Оборотная Империя обладала развитой межмировой инфраструктурой, она создала целую сеть торговых и перевалочных пунктов в тысячах миров, от небольших аванпостов в малоизученных реалмах до старых, растолстевших от денег городов-рынков. Между всеми этими точками регулярно перемещались торговые поезда на гравитационной подушке, напичканные товарами и охраняемые наемниками. При доплате они брали на борт ограниченное число пассажиров, однако целый великий оборотник мог рассчитывать на бесплатный проезд и даже стаканчик чая со льдом, лимоном и мятой по дороге.

Летучий поезд успел сменить шесть мирозданий, везя златовласого к цели, и сие могло бы показаться не особо впечатляющим числом, однако профессиональные мироходцы всегда рассчитывали дальность и сложность перехода по количеству адресов, которые можно было набрать на тех или иных вратах. Переход через шесть миров, с учетом всех известных адресов, считался очень длительным путем с вариативностью порой в десятки шагов. А ведь еще надо было пересечь эти миры, следя за сохранностью ценнейших грузов и исправностью транспорта. Все требовало денег, постоянных забот и присмотра, очень редко поезду удавалось выехать из врат и, развернувшись, перейти в следующий мир через них же. Конечно летучие вагоны постоянно разгружались и загружались, цеплялись и отцеплялись новые, а среды обитания менялись.

Текущее мироздание носило имя Дайгул и, по общим сведениям, являлось вотчиной некромантов. В Дайгуле оборотники закупали прозрачную жидкость, именовавшуюся среди аборигенов «нектаром распада». Владыки мира использовали ее в своей некротической науке, тогда как алхимики из иных реалмов готовили из нектара одну из сильнейших кислот в Метавселенной, которая, в свою очередь, была очень востребована в иных, промышленных мирозданиях.

Некроманты правили Дайгулом на протяжении уже пары веков, и, исходя из этого, можно было заранее решить, что мир тот являлся местом мрачным, темным, неприветливым и даже несколько с душком. Правдой сии предположения являлись лишь отчасти – обилие мертвых, которые не лежали в могилах, действительно создавало определенное амбре, но отнюдь не такое сильное. Как говорили в Дайгуле представители власти иномирцам: «Первые пять лет тяжело, а потом перестаешь замечать».

Всего двести лет назад этот мир был гораздо более понятен и прост, гораздо более жив, а некроманты являлись немногочисленными изгоями, которых принято было топить по праздникам во имя всего хорошего и против всего плохого. И все было как во многих иных мирах, пока не начался Мор. Как? Где? С чего? Неизвестно. Однако эта дрянь выкосила все половозрелое население, а также семь десятых неполовозрелого. Цивилизации, какой она была прежде, настал внезапный конец, и единственными взрослыми, кого болезнь не тронула, по иронии судьбы оказались немногочисленные некроманты. Так и вышло, что им пришлось стать новыми архитекторами будущего, строителями мирового порядка и защитниками разумной жизни. Учителями.

Два века спустя Дайгул можно было назвать «шедшим на поправку» – население неуклонно росло, хотя по сравнению с численностью до пандемии оно все равно было ничтожным. Вся развитая цивилизация ютилась на сравнительно небольшом полуострове, тогда как остальной мир оставался громадной неизведанной территорией, совершенно дикой и безлюдной, хотя и не мертвой: Мор убивал в основном людей, не нанося ущерба дикой фауне.

Чтобы сохранить и защитить живых, некроманты широко практиковали свое искусство, ставя на службу хилой возрождавшейся цивилизации неутомимые мертвые руки. В Дайгуле не хоронили людей. Все они по закону и традициям отправлялись во владения так называемого Белого цеха, откуда выходили на своих двоих уже нетленными кадаврами, неустанными работниками, послушными слугами, бесстрашными защитниками.

Гравипоезд замедлился и остановился на открытом перроне аванпоста – огороженной территории, содержавшей внутри высоких стен множество складских ангаров и инфраструктуру для обслуживания транспорта. С момента прохода через межмировые врата путешествие длилось меж заснеженных холмов над руслом замерзшей реки. Местность была запустелой, как и большинство местностей в Дайгуле, так что с содержанием аванпоста в тайне проблем не возникало.

Владыки-некроманты, так называемые Добрые Отцы, не посвящали своих подопечных в контакты с иными мирами. Этими связями заведовал особый отдел Белого цеха – местного верховного правительства, – состоявший из все тех же некромантов, инициатива «Агема». Забавное название для организации, заведующей торговыми операциями.

Именно сотрудники этого отдела встречали поезд в количестве трех персон. Двое – худощавый мужчина и полная женщина – имели чрезвычайно аккуратные прилизанные прически и белоснежные плащи в пол. Третий встречавший, очень высокий, носил радикально черный плащ с капюшоном, пропитанный каким-то веществом, заставлявшим ткань блестеть ровно зеркало. На груди всех трех висели шнурки, напоминавшие аксельбанты, а на шнурках тех поблескивали металлические кругляши со сложными оккультными рисунками.

Бумажная волокита не заняла много времени, мужчина в белом плаще быстро ставил подписи на документах и снабжал их штампами. Началась разгрузка одного из огромных вагонов, и работу эту взяли на себя трупы – пять десятков мертвецов с ошейниками, под руководством полной женщины, принялись таскать контейнеры и складывать их на прямоугольную металлическую платформу близ перрона.

Эдвард следил за этим не без интереса, хотя повидал уже на своем веку предостаточно нежити. Данные существа относились к категории особо сложных клиентов – попробуй подыскать товар для того, кто ничего на свете не хочет, кроме, возможно, твоей крови, мяса, мозга, да и то о вменяемом договоре купли-продажи оставалось лишь мечтать.

Эти же мертвецы совершенно точно не желали ничего. Они и на мертвецов не особо походили, свеженькие, недавно обращенные. О природе кадавров говорила лишь неприятная бледность, отсутствовавшее выражение на лицах и звуки, непроизвольно вырывавшиеся из уже ненужных легких. Мертвецы двигались слегка разболтанно, раскачиваясь, зато споро и ловко работали.

Начальник поезда, оборотник третьего класса, передав заверенные документы помощнику, уже некоторое время беседовал с носителем черного плаща. Кивком оборотник попросил Эдварда приблизиться, после чего представил его аборигену.

– Мастер, разрешите рекомендовать вам моего господина великого оборотника Эдварда Д. Аволика, лорда-инвестициария, вхожего в верховный совет Оборотной Империи. Милорд, разреши рекомендовать тебе мастера А́льто Белифа́ция Кро́нхайда, старшего торгового представителя Белого цеха. Я сообщил мастеру Кронхайду о твоем деле.

– Как любезно с твоей стороны. Мастер, приветствую вас.

– Добро пожаловать в Дайгул.

Голос из-под капюшона был низким, синтетическим, с легкими помехами, а рукопожатие оказалось вызывающе сильным. Что ж, абориген не того вазари выбрал, чтобы играть в такие игры. Эдвард сдавил руку в черной перчатке с легким усилием, и обычно в этот момент любители бравировать крепким рукопожатием с криком падали на колени. Кронхайд не подал виду, а ладонь его оказалась твердой как металл.

– Столь приятно, что вы знаете наш язык! – обрадовался великий оборотник. – У меня, к сожалению, не было возможности выучить ваш, поездка оказалась спонтанной, но в ближайшее время я это упущение исправлю!

На самом деле по пути Эдвард очень неплохо освоил новый язык, но не дайгульский, а того мироздания, в которое он спешил попасть через Дайгул.

– Как будет угодно. Если я правильно понял, вы желаете пройти через другие ворота? – уточнил здоровяк, убрав руку под плащ.

– Моя конечная точка назначения лежит по ту сторону. Возможно, мне потом придется вернуться назад, так что…

– Я передам ваш запрос Добрым Отцам. На время пребывания в Дайгуле вы – подопечный Белого цеха, и, учитывая ваш статус, до получения дальнейших указаний я являюсь вашим охранником.

– Совершенно лишние хлопоты, я…

– Летите со мной, однако сначала необходимые процедуры. Вы ознакомлены с протоколом пребывания?

Эдвард задумался на секунду.

– Вакцинация? – припомнил он.

– Позже. Сначала забор венозной крови. Проблемы?

– Никаких.

Капюшон кивнул и жестом подозвал полную женщину, у которой в руках уже находился аккуратный белый чемоданчик с символом оккультной печати на боку. Будучи раскрытым, этот образец ручной клади продемонстрировал набор шприцов, ампул, хирургических инструментов, а также предметов скорее околомагического, чем медицинского происхождения.

Действуя быстро и привычно, черный плащ дезинфицировал участок кожи на сгибе локтя Эдварда, после чего взялся за шприц. У него была легкая рука, так что игла нашла вену с первого раза и совершенно безболезненно. Набрав крови, абориген осторожно передал шприц тощему и зажал место укола проспиртованным ватным кругляшом.

– Приносим извинения за неудобства, – сказал здоровяк, – но это необходимо. Как только мы поймем, что вакцина не причинит вашему организму вреда, будет проведена вакцинация. Дотоле никаких подвижек по вашему запросу не последует.

– Какая досада. Я вообще-то бессмертный, и большинство известных зараз ко мне не липнет, но за заботу большое спасибо.

Некоторое время слышно было лишь тихое дыхание аборигена, которое казалось столь же искусственным, сколь и его речь.

– Вы бессмертны?

– Биологическое бессмертие, да.

– Можно подробнее?

Эдвард усмехнулся.

– Мои хромосомы никогда не устанут делиться, я не состарюсь и от немощи не умру. Оторванная голова, с другой стороны, вполне сможет прекратить мой славный жизненный путь. Биологическое бессмертие – не абсолютное.

– А болезни?

– Имею сильнейший иммунитет как приятный бонус.

– Регенеративные способности?

– Намного выше, чем средние человеческие, но это уже мое родное, не приобретенное. Я – вазари.

Неизвестное слово заставило Кронхайда вновь замолчать.

– Подвид человека, не берите в голову. Все мы, люди, родственники, но некоторые отошли от общего стада довольно далеко.

Беседа перешла на более точную терминологию, здоровяка заинтересовали медицинские аспекты так называемого бессмертия, причем намного больше, чем сам факт вечной жизни. Аволик не чувствовал в нем страха смерти и эгоистичной жажды долголетия. Также выяснилось, что Кронхайд был прекрасно подкован в вопросах биологии человека, явно имел превосходное медицинское образование.

На небе, за пеленой сероватых облаков, зародился некий звук. Не сразу удалось распознать гул лопастей, а потом на облака пала тень – и вот уже они разошлись, пропуская массивный заостренный силуэт на четырех круглых лопастных движителях.

– Ха! Это самый большой квадрокоптер, который я видел, – с улыбкой отметил Аволик, пока его еще можно было расслышать за нараставшим звуком.

Летучий транспорт завис над аванпостом, и днище его раскрылось, выбрасывая четыре металлических каната с карабинами. Мертвецы надежно укрепили карабины на петлях платформы, куда дотоле складывали разгруженный товар. Человек в черном плаще встал рядом с ящиками, и великий оборотник понял, что ему, видимо, стоит последовать примеру. Плавный подъем окончился в трюме, где другие мертвецы сразу же принялись укреплять контейнеры для безопасной перевозки, а самозваный охранник усадил и пристегнул Эдварда к одному из кресел, крепившихся вдоль стен. Сам он удалился в сторону, видимо, кабины пилотов.

Внезапно для самого себя Эдвард Д. Аволик обнаружил, что находится в замкнутом пространстве рядом с восемью представителями нежити, да еще и будучи обездвиженным. В иных обстоятельствах это могло бы пощекотать нервы кому угодно, только мертвецы попались сугубо смирные и на «живчика» не реагировали никак. Все они были обритыми наголо мужчинами и женщинами старшего возраста. Кем бы кадавры ни являлись прежде, из каких бы семей ни происходили, чем бы ни занимались, какие бы посты ни занимали, смерть, как говорили владыки мира сего, уравняла их всех. Теперь трупы носили одинаковые серые комбинезоны из грубой ноской ткани и ошейники с оккультными печатями.

– Эй, ребята, – прокричал великий оборотник, – как работа? Как зарплата? Условия труда нормальные?

Если кадавры и расслышали, то не подали виду. Они летели стоя, держась за специальные поручни и пялясь в пустоту.

Единственным развлечением стал иллюминатор рядом с головой. Там, где удавалось поймать зазоры в облачном море, сквозь кои солнце достигало заснеженных земель, эти самые земли представали красивым черно-белым холстом, на котором острый взор не выхватывал ни единого признака разумной жизни. Ни дорог, ни построек, лишь пересеченная местность: холмы, леса да реки, все белым-бело.

Через час транспорт стал неспешно снижаться, пока не произошел мягкий толчок, ознаменовавший посадку. В кормовой части трюма опустилась широкая дверь-трап, и внутрь стало забираться еще больше ходячих трупов, которые принялись перетаскивать контейнеры наружу. Тем временем показался Кронхайд, несший подбитый мехом плащ и забавную шапку, похожую на ушанку.

– Наденьте, пожалуйста.

– О, право, это лишнее. У меня отличная терморегуляция.

– Ваша внешность довольно нетипична для Дайгула, хотелось бы скрыть ее.

– Оу!

Нутро летуна великий оборотник покидал уже под маскировкой, и ему приходилось пошевеливаться, чтобы не отставать от широко шагавшего аборигена. Оказалось, что сели они на площадке среди системы построек, в которых с некоторым усилием узнавалось нечто вроде военной базы. Бараки, склады, гаражи, пищеблок, плац, полоса препятствий, большое кирпичное здание штаба с флагштоком, где реяло знамя. Вдали виднелось стрельбище. Все выглядело бы вполне стандартно, кабы не обилие мертвецов тут и там.

Кадавры-грузчики перетащили все контейнеры в два грузовика, и те, порыкивая, направились в сторону складских построек, тогда как Кронхайд держал путь к штабу. Мимо них двигались колонны мертвецов в военной форме и при оружии, которыми командовали живые офицеры. Время от времени мелькали белоснежные плащи некромантов.

– Славно маршируют, – заметил Эдвард Д. Аволик, разглядывая ближайшую мертвую колонну. – А как стреляют?

– Так же, как маршируют, – ответил Кронхайд, не оборачиваясь.

Кадавры шли в ногу, повинуясь выравнивавшему шаг руководству офицера, но при этом раскачивались в разные стороны, сутулились, потряхивали головами, словно младенцы с неразвитой шейной мускулатурой, и постанывали. Вместо стройного единообразия получалось нечто довольно смехотворное. И почему-то жуткое.

– Мы не были готовы к приему гостей, господин Аволик, так что первое время побудете в скромных, стесненных условиях. Я отправлюсь на личный доклад к Добрым Отцам, а также передам вашу кровь на анализ. Когда получу результаты, переселю вас в жилище, сообразное вашему статусу.

Вслед за Кронхайдом великий оборотник поднялся на третий этаж штаба и проследовал в отдаленную комнату с тяжелой деревянной дверью. В комнате было большое окно, кровать, письменный стол, вешалка, книжный шкаф и пара стульев, но жилой она не казалась.

– Вновь приношу извинения за неудобства. Я распоряжусь, чтобы вы получали трехразовое питание из офицерской столовой, персональная уборная расположена вот за этой дверью. Если желаете чего-то, можете сказать сейчас.

– Нет-нет, не беспокойтесь. – Аволик повесил дареную одежду на вешалку. – Я с удовольствием подожду вас здесь, мне некуда спешить.

Промедлив немного, абориген кивнул и покинул помещение, дверь закрылась. Великий оборотник не замедлил улечься на кровать и заложить руки за голову. Взгляд блуждал по слегка облупившемуся потолку, тогда как на губах светилась мягкая улыбка. На губах Эдварда почти всегда светилась такая улыбка – и на людях, и наедине с самим собой. Благожелательность, спокойствие, обаяние являлись не только инструментами успешного оборотника, но и частью сущности вазари.

Небольшая задержка нисколько не опечалила его, великий оборотник умел ждать, тщательно выбирал моменты, чувствовал возможности. Перед его предвосхищающим взглядом уже были просторы следующего мироздания и важная сделка, которая подведет практически к самому завершению другую, давнишнюю, висевшую на нем комплексную сделку, что была бы уж провалена, кабы заказчик снабдил ее временными рамками и не заплатил вперед. Оный заказчик давно ушел в мир иной, однако помимо временных рамок договор не предусматривал также аннулирования в случае самоликвидации одной из сторон. И кто другой мог бы хмыкнуть и, пожав плечами, забыть обо всем, но только не этот великий оборотник. Подписанный договор обязан был быть исполненным вплоть до последней точки, и великий Эдвард Д. Аволик об этом позаботится!

Скоро, очень скоро он получит в свое распоряжение сердце бога времени, и тогда останется лишь собрать все компоненты воедино, чтобы сбросить их на пороге заброшенного старого дома. Товар будет доставлен по адресу, и великолепное чувство освобождения, а также осознание выполненного дела захлестнут… Перед Эдвардом сплелся образ серого изможденного лица, полупрезрительный взгляд «нет в ассортименте».

Приятная улыбка погасла, вернулись тяжелые думы о вызове его гордости и о безысходности. Продлились они, к счастью, недолго, ибо снаружи послышались тяжелые шаркающие шаги. Великий оборотник замер, но шаги оборвались у двери. Ожидание не дало результатов, так что, поднявшись, он приблизился к двери, обождал еще совсем немного, взялся за ручку. Дверь оказалась не заперта, однако стоило ее приоткрыть, как становилась видна широкая спина субъекта гренадерского роста, голый зеленоватый затылок и головной убор, похожий на укороченный кивер.

– Добрейшего денечка.

Субъект медленно обернулся, явив взгляду великого оборотника лицо в темных пятнах разложения. Кожа вокруг глаз была почти черной, нос заметно ввалился в череп, а вместо нижней челюсти к черепу крепилась некая латунная конструкция, походившая то ли на дыхательное приспособление, то ли на звуковое оборудование. Зачем что-то из этого мертвецу, было неясно. На плече кадавр держал массивный образец огнестрельного оружия с устрашающим подствольным клинком, похожим на алебарду.

– Гр-р-р-р-р, – произнес страж.

– Ага, понятно.

Великий оборотник вернулся на кровать, вновь подложил руки под затылок и задремал. Через какое-то время его разбудил предупредительный стук.

– Да-да?

Дверь открылась, и на пороге возникла женщина с подносом в руках. Среднего возраста, опрятная и приятная взору дама с собранными в пучок волосами и закрытым платьем черного цвета. Взглянув на великого оборотника, она не смогла скрыть удивления, а также появившегося румянца. Аволик действовал подобным образом на многих, он был весьма красив и притягателен.

Пытаясь, видимо, справиться с растерянностью, она сделала осторожный книксен и пронесла поднос к письменному столу, еще один книксен, на этот раз – прощальный.

На подносе находилась глубокая тарелка с супом, где плавали клецки, а также предметы, похожие на грибы, картофель, морковь и жареный лук; несколько ломтей ржаного хлеба, тарелка с тушенным в томатной подливке мясом; пиала, судя по всему, вареного риса, кружка с кислым напитком и вазочка с цветком. Столовые приборы не отличались от весьма популярных по Метавселенной ложек, вилок и ножей, так что великий оборотник с аппетитом поел, отметив, что, если не считать легкого недосола, повар постарался на славу.

В общем и целом пребывание в расположении части выдалось спокойным и тихим. Снаружи маршировали мертвецы, в отдалении шли учебные стрельбы, по зданию штаба постоянно передвигались служащие, но вазари никто не беспокоил. Раз или два за дверью раздавались голоса, но громадный мертвец отвечал на вопросы односложно и чужого любопытства не поощрял. Так день прошел, а затем и ночь. Еду приносили регулярно, и всякий раз этим занималась та милая дама. Было тепло, спокойно, и, если бы не облик Тринадцатого, всплывавший то и дело в голове, Эдварду вообще не на что было бы жаловаться.

К обеду следующего дня снаружи вновь раздался звук вращавшихся лопастей. Из окна этого не было видно, однако в расположении части совершенно точно сел воздушный транспорт. Великий оборотник как раз закончил вытирать рот после трапезы, когда дверь без стука раскрылась.

– С возвращением, мастер Кронхайд. Как слетали?

– В высшей степени продуктивно, – ответил носитель черного плаща низким искусственным голосом.

– Как там мой анализ крови? Много интересного узнали? – спросил Эдвард, натягивая верхнюю одежду.

– Вы абсолютно здоровы. Не выявлено никаких известных нам патологий, никаких вирусов, паразитов. Вы аномально здоровы.

– Что ж, такая аномальность мне по душе!

Из-под плаща Кронхайда появилась крохотная черная сумочка с молнией, из которой был извлечен сверкнувший шприц.

– Вакцинация является необходимой.

– Я не боюсь шприцов.

Процесс занял всего ничего, и Эдвард вновь согнул руку в локте, чтобы удерживать проспиртованную ватку.

– Ну что, идем?

Абориген медленно повернул голову, осмотрел помещение. Можно было предположить, что он задержал взгляд на столе.

– Один момент, я сообщу старшему офицеру о том, что мы покидаем расположение.

Кронхайд отсутствовал недолго, а вернувшись, попросил следовать за ним.

Не обращая внимания на работников штаба, которые украдкой поглядывали на покидавших здание, Аволик и Кронхайд вышли под открытое небо. Облачность умерилась, и солнце ярко озарило окрестности, внушая воодушевляющий настрой. Транспорт, на котором прилетел абориген, оказался уже иным. То было летательное средство куда меньших размеров, но много более изящное, снабженное тремя пропеллерами вместо четырех. Салон покрывала кожа, в его начале, перед дверкой в кабину управления сидела молодая красивая брюнетка в строгом платье, которая преподнесла пассажирам серебряный поднос с напитками, когда транспорт мягко поднялся в воздух.

– Панхе́рбы, господин Аволик?

– Градус?

– Что?

– Крепость?

– А. Довольно крепкая.

– Попробуем!

Жидкость янтарного цвета была разлита по стаканам, и Кронхайд скинул на плечи капюшон. Дотоле иномирец краем глаза мог заметить слабый металлический отблеск в районе подбородка, но вот выдалась возможность разглядеть наконец облик аборигена. Или, вернее, вид маски, которую тот носил.

Она походила на созданный из черного материала противогаз, плотно прилегавший к лицу. Нижнюю часть маски сработали из полированной бронзы и в районе подбородка снабдили штукой, похожей на ту, что крепилась к лицу кадавра-стража, – овальный выпуклый предмет с вертикальными щелями, за которыми угадывалась сетка динамика или чего-то вроде. Выше этого предмета располагались гнезда для дыхательных фильтров, ныне пустовавшие. Линзы маски казались почти черными, но отливали красным.

Абориген достал из-под плаща предмет, похожий на портсигар, и вынул из него длинный, но тонкий резиновый шланг, эдакую черную макаронину. Один конец был продет через открывшийся в районе рта клапан, другой – опустился в напиток. Великий оборотник решил не отставать.

– Фруктовый коньяк! Восхитительно!

Кронхайд закончил с алкоголем, вернул шланг в «портсигар», закрыл клапан герметичным колпачком.

– И что, так всегда? – спросил вазари.

– Издержки служебного процесса. Мы можем перейти к деловым вопросам?

– Пожалуйста.

– Сейчас нас везут в Целесий, столицу Дайгула. Вас поселят в подобающих условиях – в резиденции одного высокопоставленного человека, которая пустует ныне по причине зимы. Как только Добрые Отцы вынесут решение касательно вашего запроса, вы сможете продолжить путь либо покинете мир вместе со следующим поездом.

– Благодарю за заботу и обхождение.

Кронхайд покопался немного под плащом и достал на свет божий маленький футлярчик, который протянул иномирцу. Внутри лежал перстень-печатка с неким выгравированным символом.

– Добрые Отцы выделяют вам один повелитель как нашему очень важному гостю. У него, конечно, ограниченные полномочия, но для руководства в пределах временной резиденции их хватит. Также повелитель является подтверждением вашего высокого статуса для любого государственного служащего.

– Как мило с их стороны, в особенности если учесть, что я еще не овладел местным языком.

– Адепты Белого цеха привяжут к вашему повелителю штат прислуги и охраны, которая будет повиноваться мысленным командам. Не расставайтесь с ним, артефакты сего качества обычно не выходят из употребления круга высочайших чинов, это большая ценность.

Эдвард Д. Аволик внимательно рассмотрел дар, экспертным своим взглядом устанавливая его ценность, хмыкнул едва заметно и надел перстень на один из пальцев, где уже находилось золотое кольцо.

Путешествие заняло порядочно времени, летательный аппарат выбирался из глуши в населенный центр полуострова Мелинзар – средоточия мировой разумной жизни. Под днищем летуна начали появляться признаки инфраструктуры в виде мощеных дорог и небольших поселений. Время от времени в иллюминаторах открывался вид на каменные города дайгулитов – все как один небольшие и аккуратные, но совершенно незащищенные. Стены если и существовали, то старинные, невысокие, способные защитить разве что от дикого зверья, не более. Впечатление изменилось немного лишь на подлете к Целесию, городу, построенному мертвецами для живых.

Целесий был велик, хоть и не беспрецедентно. Такой же аккуратный, как другие города, но более развитой, с обширными заводскими районами, обилием массивных и неповторимых построек, главной из которых являлся Бледный шпиль, – тонкая башня белого камня, самая высокая постройка мироздания, дом Белого цеха. В лучах закатного солнца она казалась красной.

Посадочная площадка, на которую опустился их летун, находилась на территории лесного заказника близ столицы, где ожидал автомобиль. Оный транспорт имел два яруса, белый корпус поблескивал металлической лепниной, все три пары колес красовались зеркальными дисками. Путешествие по дороге прошло на верхнем ярусе, в просторном, отделанном красным бархатом салоне, тогда как шофер находился внизу, вместе с парой вооруженных кадавров-охранников.

Целью их путешествия оказался особняк, стоявший на одной из улиц респектабельного района столицы. Жилище внушало уважение, говорило о классе. Кованые ворота открыл мертвец в дорогой ливрее, а на пороге особняка встречал солидного вида мужчина средних лет с обширной лысиной, кое-как прикрытой волосами, и с тонкими усиками. Мужчина был дороден и постоянно потел, несмотря на холод вокруг.

– Приносим нижайшие извинения, господа, – начал он, успев лишь поклониться, – звонок мы получили всего несколько часов как. Благородное семейство не намеревалось возвращаться до весны, дом еще не отоплен…

– Вы все успеете, – заверил Кронхайд тоном, не подразумевавшим вероятности обратного. – Это господин Аволик. Он вас пока не понимает, однако вскоре станет понимать. Отныне вы – его слуга, господин Торий. Персонал будет поставлен цехом в ближайшее время. Здание переводится на режим строжайшей секретности, все линии связи будут демонтированы немедленно.

Кадавры-охранники тяжело протопали в дом и вскоре вынесли наружу массивную тумбу, к которой был прикручен аппарат связи с обрывками проводов. Конструкцию сбросили прямо наземь и разбили прикладами карабинов.

– Устройте гостя и заботьтесь о нем как о родном ребенке. Добрые Отцы смотрят на вас с воодушевлением и ожиданием, господин Торий.

Альто Белифаций Кронхайд ушел в молодую ночь, оставив автомобиль и охранников при особняке. Управляющий Торий тоже остался, пребывая в полнейшей растерянности. До него постепенно доходило, что Белый цех только что сковал его обязательствами, от которых нельзя было отказаться. О возвращении домой оставалось лишь забыть. Только теперь он по-настоящему взглянул на вверенного его заботам субъекта.

Столкновение со столь яркой улыбкой было внезапным, как столкновение с мчащимся грузовиком. Но эта улыбка воодушевляла, дарила крылья, внушала какую-то аномальную веру в хорошее. Незнакомец приобнял управляющего за плечи и повел в прихожую, как бы говоря, что волноваться не следует, все у него будет прекрасно.

Дни в особняке были довольно приятными, хоть и скучными изрядно. Некроманты натаскали уйму мертвецов – все сплошь солдаты да слуги, все новенькие, бледные, без сколь-нибудь заметных следов разложения. Солидная дама в белом плаще провела какие-то манипуляции над дареным перстнем, и все эти кадавры стали послушны гостю дома.

Оказавшись преданным самому себе, Эдвард посвятил время самообразованию и подолгу сиживал в домашней библиотеке. Поначалу с помощью господина Тория, а позже и самостоятельно, он изучал словари, несложные учебники по языку и письменности. На овладение базовыми знаниями ушло четверо суток, а еще через пару дней он говорил уже бегло, с легким акцентом, изредка задумываясь для поиска нужного термина. Было весьма забавно наблюдать за удивлением управляющего.

Кроме Тория и вазари во всем особняке обитало лишь две живых души: повар, заведовавший кухней и всеми мертвецами, что работали на ней, а также пожилая кастелянша, управлявшая штатом мертвых служанок, так что особой широты выбора собеседников не было, и разговоры Эдвард вел с Торием, который во время них заметно волновался.

– Скажите-ка, мой досточтимый друг, – начинал оборотник, ощущая, как абориген напрягался, – а насколько это гигиенично – допускать мертвецов до приготовления пищи?

От вопросов, подобных этому, Торий вздрагивал, как от пощечин. Он постоянно вытирал платком пот со лба, отводил взгляд, подолгу тянул с ответом.

– Ну, как общеизвестно, кадавры совершенно стерильны. Они не переносят никаких болезней благодаря нектару, полностью пропитывающему их тела.

– Но сам нектар совершенно непереносим для живых организмов. Что, если такой повар порежется при нарезке овощей?

– Существует свод простых законов, который мастера Белого цеха внедряют во все без исключения обрабатываемые тела. Мертвец, получивший повреждения, повлекшие выделение нектара, обязан оставить текущую деятельность и продемонстрировать последствия ближайшему человеку, желательно – представителю Белого цеха.

Иномирец покачивал в одной руке красивый бокал, пальцы другой дрессировали монетку, а золотые глаза невероятно сверкали в свете каминного пламени.

– Я вас проверял, – сказал он с улыбкой, даже не надеясь, что ему поверят. Вазари веселился.

То время, что Эдвард не поглощал знания из библиотеки и не сидел на веранде, разглядывая заснеженный садик, великий оборотник гулял по дому, изучая картины и предметы интерьера, образчики искусства. Надо сказать, что за два века новейшей истории аборигены успели кое-чего натворить, но, к сожалению, особого богатства культурного наследия не обрели. Цивилизация, существовавшая до Мора, канула в забвение, нынешние дайгулиты ничего о ней не знали, а Добрые Отцы не поощряли археологических изысканий по теме.

Со дня поселения Кронхайд не посещал гостя из иных миров. Что любопытно, всякая попытка заговорить о нем с Торием вела к полному замыканию последнего в себе. Повар и кастелянша вообще старались не общаться с чужаком, выполняли все просьбы, но любые вопросы превращали их в угрюмых немтырей. Казалось, что, пока златовласый не знал языка, он нравился им больше.

Порой, получив письменное разрешение через очередного некроманта, прибывавшего на проверку объекта, великий оборотник облачался в конспиративную одежду, мазал брови гуталином и прятал глаза за очками, чтобы выехать в город. После пары таких поездок Эдвард выяснил, что лично ему больше нравятся окраины, а не центр. Окраины Целесия и его маленькие городишки-сателлиты казались весьма приятными уютными местечками. Разноцветные угловатые дома в два и больше этажей, двускатные черепичные крыши, неровные узковатые улицы, местами совсем узенькие улочки – все это умиляло. Более-менее современные постройки плавно соединялись с остатками древних стен и башен, сложенных из грубого камня, многие архаичные здания вроде ратуш и колоколен в сердцах этих районов все еще использовались по назначению и буквально дышали стариной. Это добавляло городу шарма.

Несколько необычным, однако, оставалось обилие нежити тут и там. Местные не находили в этом ничего необычного или угнетающего; элементы декора в виде черепов или костей встречались весьма часто. Однажды, довольно давно, вазари побывал в интересном местечке, которое звалось костницей, или как-то так. Возможно, если бы это место перенесли в Дайгул, местные не особо удивились бы.

Трупы – как основа экономики. В этом мире живых людей было всего ничего, целая цивилизация ютилась на одном полуострове, пока ее вожди строили осторожную стратегию заселения опустевшего мироздания. Количество мертвых слуг, однако, росло, хоть и медленнее, чем количество живых господ. Их срок службы исчислялся многими декадами, и вся черная, тяжелая, неблагодарная работа ложилась на их плечи. Пока же мертвый дедушка вкалывал грузчиком или дворником, его живой внук мог получать образование, постигать полезные профессии, учиться руководить. Пусть технология, медицина и наука Дайгула не были самыми передовыми на просторах Метавселенной, но они предоставлялись поголовно всем живым дайгулитам, освобожденным от множества бытовых проблем. Живые люди могли саморазвиваться, и возникало впечатление, что власти о них действительно заботились.

– Чтобы когда они умрут, могли стать высококвалифицированной мертвой, но очень рабочей силой, – произнес Эдвард вслух, – питательным перегноем для новых поколений живых. Прекрасно. Вы только не обижайтесь!

Мертвый официант в аккуратной красной жилетке поверх белой сорочки пялился на него мертвым взглядом, ожидая дополнения к заказу. Охранники, сидевшие за тем же столиком, и вовсе глазели по сторонам – их функция подразумевала поиск потенциальных опасностей на подходе.

Попивая горячий чай с нежнейшей кондитерской картошкой в открытом кафе, глядя на площадь, где проходил какой-то кулинарный фестиваль горячих сосисок и падал пушистый снег, Эдвард обдумывал особенности мироустройства Дайгула с морально-этической точки зрения. Звучала музыка, горели яркие огни, строились торговые стратегии на будущее. То был замечательный зимний вечер.

В свою временную резиденцию великий оборотник вернулся уже затемно. Он отказался от позднего ужина и после горячей ванны отправился на боковую. Спал Эдвард одетым. Всегда. Долгая практика научила его, что готовность сорваться с места и отправиться в путь – есть великая добродетель, ведь никогда не знаешь, где и кому понадобится купить, продать или обменять. Любимая сумка всегда была перекинута через плечо и прижата к животу, а неизнашиваемые сапоги плотно сидели на ногах. Лежа так в темноте на чужой кровати, он дремал со спокойной улыбкой на губах, пока не услышал едва различимый шорох за стеной. Улыбка стала шире. Не открывая глаз, он стянул с пальца повелитель и сунул его в один из карманов жилетки.

Бесшумно отворилась потайная дверь, которую великий оборотник нашел перед первой же ночевкой, и трое прокрались в спальню. Они были осторожны, хотя сердца бились довольно громко. Сработали быстро и чисто: схватили, зажали рот, что-то вкололи (судя по накатившей легкой сонливости, это было седативное), убедились, что тело обмякло, связали и понесли. Слушая их тяжелое пыхтение, вдыхая запах пыли в потайном ходе, Эдвард искренне надеялся, что его не уронят и не… ударят ни обо что головой второй… третий раз. Профаны!

Похитители потратили немало времени, чтобы вынести великого оборотника с территории особняка по подземному ходу. Когда сырость сменил сухой холод поверхности, его погрузили в некий транспорт, скорее всего, грузовик с большим кузовом, укрыли брезентовой тканью и довольно долго везли. Судя по вибрациям, хорошие мощеные дороги через время сменились более простыми, бугристыми: его вывезли за пределы столицы. Похитители, по крайней мере двое, находились рядом. Они тихо переговаривались о чем-то, и, поскольку это не обременяло пленника, Эдвард смог немного вздремнуть. Очнулся вазари, лишь когда его вновь взяли на руки.

Звучали разные звуки: галька под ногами, голоса новых участников действа, вскоре появилось небольшое эхо шагов, треск огня, где-то наверху тихонько взвывал ветер. Стало теплее. Веревки на руках и ногах великого оборотника перерезали, усадили его на что-то со спинкой и подлокотниками, тут же закрепили конечности затяжными ремнями. Дело приобретало интересный оборот.

– Плесните ему в лицо чем-нибудь, – распорядился мужской голос.

– Сейчас, – ответил другой, звучавший менее сильным.

– Обыскали? – спросил первый.

– Ну…

– Вы что, его не обыскали?!

– Можете сами попробовать. Его карманы не открываются, а сумка словно прилипла к одежде. Мы пытались туда залезть…

– А ножи вам на что? – недоумевал первый.

– Так они и не режутся! – воскликнул третий голос.

Возникла пауза.

– Ну правда, – вновь ожил первый голос, – вы что, господа? Как организация может доверять вам, если вы даже…

– Вы будете плескать мне в лицо чем-нибудь или минутка тимбилдинга продолжится?

Голоса резко стихли, ответа не последовало.

– Глаза открывать можно? Или нет? Мне в принципе все равно. Понимаете, я был заложником миллион раз и как бы все уже перевидал. Это винокурня? Судя по запаху, вы привезли меня на винокурню… давно не работающую, но все же запах остается в старом дереве, в камнях. Так мне открывать глаза? Я открываю.

Вазари находился в довольно просторном каменном помещении, заваленном обломками древесины от старинных винных и коньячных бочек. Его привязали к большому деревянному креслу, снабженному кожаными ремешками. Крыша постройки частично отсутствовала, явственно прослеживались признаки заброшенности, а вблизи, прямо на полу, был разложен костер.

– С кем имею… вы… – Великий оборотник выбрал взглядом самого главного, определив его за секунду. – Вижу человека военной выправки. Мы не встречались? Кто вы?

– Вопрос в том, кто вы, – взял инициативу тот, крепкий мужчина средних лет с аккуратной седой бородой.

– Эдвард Д. Аволик, великий оборотник Оборотной Империи, лорд-инвестициарий.

Главарь и прочие похитители стали переглядываться в недоумении. Среди них были в основном мужчины военной выправки, но насчитывалось и немало тех, в ком натренированный глаз вазари определял докторов, геологов, юристов и даже одного лингвиста, что было довольно комично в мире с единственным используемым языком. Присутствовали и женщины тоже. В глазах каждой пылала решимость. Нутро у мужчин было разнообразным, имелись храбрецы, глупцы, малодушные, но вот в женщинах пылала решимость. Эдвард знал таких людей – стальных людей.

– Все идет как-то не так, – поделилась своим мнением молодая особа с длинным острым носиком. – Я понимаю, что мы нечасто это делаем, но разве он не должен вести себя… я не знаю, иначе?

Приглядевшись к ней внимательнее, Эдвард зардел. Ах, эта восхитительно неразвитая грудь, ах, эти широкие сильные бедра. В Вазари богатые купцы осаждали бы дом ее родителей в надежде купить прелестную молодую жену себе или своим сыновьям, даже если бы ее семья не могла предоставить солидного приданого.

– Может, спросите меня о чем-нибудь, прелестница? Отвечу на все ваши вопросы. Если они не будут касаться коммерческой тайны, разумеется. А если будут, из ваших ручек приму любую пытку.

– За кого вы нас принимаете?! – возмутился главный вполне искренне.

– Не знаю. А кто вы такие?

– Вопросы здесь задаем мы!

– Ну так задавайте, – подбадривающе улыбнулся Эдвард востроносой чаровнице, отчего та вспыхнула, – мое время стоит безумно дорого, но я растрачиваю его без смысла лишь по собственному желанию, так что дерзайте, не упускайте шанс. Ну же!

Главный глубоко дышал, сжимая и разжимая кулаки.

– Правда или нет, что вы были доставлены военным транспортом с территории, находящейся за пределами полуострова?

– Правда. Дальше.

– За пределами полуострова есть… другие люди?

– Да. Дальше.

– Где?

– Не знаю. Это хорошо спрятанное место в глуши.

– Погодите, – встрял пожилой лысеющий мужчина, явный врач, – мы говорим об иной цивилизации?

– Конечно, – сказал другой, лингвист, – посмотрите на него! Вы когда-нибудь видели человека с такими волосами?

– Я вазари, мы все такие.

– И почему он носит… серьги?

– Я вазари, о прелестница, у нас серьги – предмет мужского туалета.

– Альтернативная культура! – взволнованно сказала пожилая дама, в которой Эдвард видел библиотекаря. – Как волнительно!

– Труповоды нам лгали, вот и доказательство! – прорычал главарь. – Мир не необитаем, мы не единственные люди Дайгула. Они держат нас в неведении, чтобы властвовать над нами!

– О, нет-нет! Вы меня не так поняли! – воскликнул великий оборотник. – Я вазари, а не дайгулит. И явился я не из внешних территорий Дайгула, а вовсе даже из другого мироздания, находящегося за пределами этого.

Разорвалась небольшая бомба тишины. Великий оборотник не спешил продолжать, простым смертным, как правило, требовалось время для осознания некоторых вещей.

– Кажется, нас обвели вокруг пальца, – сказал главарь, стремительно суровея лицом. – Он – наживка, ярко разукрашенный болван, которого нам скормили! Надо бежать, пока не поздно!

– Как пожелаете, дамы и господа, я к вам в гости не набивался и удерживать не имею права… Эй-эй, прошу, уберите оружие! Мы так хорошо общались!

– Постойте, – подала голос крутобедрая прелестница, – а вдруг он не врет?

– Вы хорошо себя чувствуете, дорогая Цеска? – осведомился главарь, оторвавшийся от прицеливания в лоб великого оборотника.

– Вы видели когда-либо что-то подобное?

– Благодарю.

– Краска, линзы, шутовской наряд, – констатировал главарь.

Женщина быстро выхватила из костра горевшую головешку и поднесла ее к лицу пленника.

– Реакция зрачка в пределах нормы, – отметил доктор, – это не линзы, глаза настоящие.

– А еще у меня жилетка не режется, сумка не открывается, и вообще я кудесный! Уберите огонь, пожалуйста. И оружие. Оно до добра не доводит.

Военный серьезно сомневался. Его инстинкты предупреждали об опасности, исходившей от всего непонятного, но, с другой стороны, златовласый сидел здесь именно потому, что он был непонятен и отличался от всего, виденного прежде. Он представлялся позолоченной замочной скважиной, через которую можно было бы попытаться подглядеть, что творится за пределами комнаты. Сильный соблазн, если ты не покидал этой комнаты ни разу в жизни.

– У тебя минута.

– Более чем достаточно! Благодарю. Я являюсь представителем Оборотной Империи – огромной торговой организации, производящей товарооборот между мирозданиями. Товары любого вида для любых клиентов по справедливым ценам. Дайгул не так давно стал нашим торговым партнером, но я здесь не поэтому. Проездом, знаете ли, ожидаю оформления документов. Дальше.

– Это бред!

– Бред – это наводить оружие на живое разумное существо, которое совершенно не желает вам зла, мой дорогой полковник. Да, я ведь знаю, кто вы, потому что прекрасно пожил в вашем доме, походил, побродил, полюбовался на семейный портрет. У вас замечательная семья, желаю им всем быть счастливыми и здоровыми много-много лет. Дальше.

– Вас раскрыли, – констатировал лингвист.

– Не волнуйтесь, – посоветовал ему великий оборотник, – господин полковник, в чьей войсковой части я находился некоторое время и который гостеприимно пустил меня пожить, судя по всему, по просьбе кое-кого важного, понимал все риски. А сейчас позвольте мне стать серьезным. Я, как представитель другой цивилизации, готов выслушать вас. Скажите мне, кто вы такие и что вами движет, после чего я, возможно, смогу предложить нечто стоящее. Сделку, например.

– Какую еще сделку?

– Уважаемые, я – оборотник. Великий притом. Я могу сделать вас бессмертными, богатыми, всевластными, всезнающими, и так далее, далее, далее. Любое желание за адекватную цену. Я заключаю сделки только с теми, кто может заплатить, и пока что мне точно известно, что у Добрых Отцов есть прекрасный товар на экспорт. Что есть у вас?

– Жажда правды, забери меня Мор!

Золотые брови вопросительно приподнялись.

– Я бы, мм, не назвал это дефицитным товаром…

– Мы, – продолжал главарь, – всего лишь живые люди, которые ищут правду.

– Правдоискатели? Так бы и сказали сразу. И какую же правду вы желаете найти?

– Единственную!

– Э-э-э, нет, – ухмыльнулся великий оборотник, – правда есть вещь многогранная, и каждый может подобрать себе ту грань, которая ему больше нравится. Хорошо, что мы разобрались в вопросах терминологии. А теперь скажите мне, о люди, что происходит в вашем мире?

И вновь неуверенность, переглядывания, поиск слов. Между собой они явно все это обсуждали миллион раз, но чужак вносил диссонанс в общий ментальный фон.

– Два века назад, – заговорила востроносая красавица, – пришел Мор. Все взрослые умерли, почти все дети – тоже. Только повелители смерти оказались ей неподвластны.

– Я в курсе…

– И тогда они прибрали все к рукам, – молвила пожилая библиотекарша. – Стали хозяевами всего, стали поучать испуганных беспомощных детей, как им быть.

– И плодить ходячих мертвецов, – вставил слово лингвист. – Трупы расхаживают по улицам, трупы проникают везде и всюду, их запах, их бессмысленные взгляды, их хрипы…

– Мы полагаем, – сочувственно похлопав лингвиста по плечу, продолжил врач, – что все мы изначально были здоровы. Но недолго, до прививки. Я по долгу службы имею доступ к вакцине, и мне регулярно приходится вкалывать ее детям, появившимся на свет в пределах уезда, к которому прикреплена моя клиника. За годы работы я ни на шаг не приблизился к пониманию ее состава, но каждый день мне приходится вкалывать это нечто в организмы невинных чад. Это… это просто ужасно.

– А вы не пробовали подделывать документацию?

Вопрос, с виду совершенно невинный, вызвал замешательство, уйму возмущенных, насмешливых восклицаний.

– Я начинаю верить, что вы чужды этому миру. Или просто хорошо играете глупца. – Доктор закатал рукав, показывая на белой дряблой коже небольшой круг, состоявший из невнятных, непонятных символов, нанесенных словно выцветшей тушью. – Эта метка возникает сама собой вокруг места ввода вакцины, она есть у всех нас. Отсутствие метки грозит немедленным арестом, правдоподобная подделка практически невозможна. Мы пытались. Белый цех беспощаден к нарушению порядка вакцинации, арестованных больше никто никогда не видел. Я бы мог поверить, что это лишь побочный эффект, если бы метки были у всех разные, если бы это были хаотично заполнявшиеся красящим веществом кровяные сосуды, но нет, метки идентичны абсолютно у всех людей…

– Даже у меня? – уточнил великий оборотник.

С молчаливого разрешения военного доктор закатал рукав белоснежной сорочки, чтобы обнаружить гладкую кожу оборотника, поблескивавшую в свете костра золотистыми волосками. И никаких меток.

– Вас точно вакцинировали?

– Конечно. Мастер Кронхайд сам делал укол. У него легкая рука, знаете ли.

При упоминании этого имени у присутствовавших словно судорогой лица свело, как когда они говорили о мертвецах. Страх, сильный и беспощадный.

– Что? Что такое?

– Он явно не из этого мира, – заключил лингвист, – он не понимает. Искренне не понимает.

– Чего не понимаю?

– Вы говорите об агентах инициативы «Агема» так, словно… словно о них уместно просто говорить.

– Что?

Продолжил главарь:

– Добрые Отцы в бесконечной доброте своей и любви создали инициативу «Агема», чтобы приглядывать за всем. Агенты ее рыщут повсюду и выискивают любое непослушание, а провинившихся утаскивают в темноту. Наши соратники, ищущие правду, пропадают ночами, порой вместе с семьями. Иные, самые храбрые, во множестве отдавали свои жизни, чтобы останавливать агентов террора, и мы пронесем память о них в сердцах до самого конца.

– Надо же, как пламенно! Вы оратор, господин полковник. И что же, все действительно так? Мир во власти злодеев?

– Мы верим в это. Но веры мало, мы хотим знать точно.

Великий оборотник покивал в задумчивости, прикидывая, складывая, деля в уме.

– Знаете, я тоже заметил несколько странностей, с тех пор как прибыл. Самое забавное бросилось в глаза сразу же, господин полковник. Это была ваша воинская часть. И не само то, что мертвые маршировали в мундирах, нет, – такого я навидался. Странно было то, что у вас имелась армия. Зачем? Вся цивилизация ютится на одном полуострове, и если верить властям, за пределами этих земель никого нет. Не от кого обороняться, не с кем воевать. Но армия есть.

– Они говорят нам, что в будущем солдаты понадобятся для охраны переселенцев. Якобы будут заложены новые поселения в безлюдных далях. Но они говорили это и нашим отцам, и дедам. Ни одна экспедиция тем временем не была отправлена вовне, а солдат используют для патрулирования полоски суши, соединяющей Мелинзар с континентом.

Великий оборотник пожевал верхнюю губу, сделав это столь же несуразно, сколь и умилительно.

– Ладно, – сказал он, – давайте представим, что ваши предположения верны. Что тогда?

– То есть?

– Допустим, что Мор на человечество напустили некроманты. И что с того? Это было двести…

– Что такое «некроманты»?

– А… Так часто называют адептов Белого цеха в иных мирах, не отвлекайтесь. Два века прошло, дамы и господа, весь известный вам мир создан ими по образу их мысли и на основе их умений. У них вся власть, армия послушных трупов и эта самая «Агема», которую вы так боитесь. Что изменится, если вы окажетесь правы?

– Мы донесем правду до всех людей, чтобы они знали…

– И что потом?

– Мы…

– Думаете, что люди восстанут против подлецов во власти? Уверены? Я могу многого не знать, но из того, что мне удалось увидеть, следует, что Добрые Отцы заботятся о вас вполне неплохо. Мертвые работают, обеспечивая живых, а живые множатся и развиваются. Многие ли, родившиеся и впитавшие понимание сего миропорядка с молоком матери, согласятся отречься от привычного ради того, что возможно случилось двести лет назад?

– Вы напрасно не верите в живых людей, – решительно молвил военный.

– Я верю в живых людей ничуть не меньше, чем в миллионы трупов, которые в одночасье могут отказаться от роли покорных слуг. Нужна ли правда, если от нее будут одни только беды?

– Правда нужна всегда! – воскликнула востроносая красавица.

– Вы все так считаете? – быстро спросил Эдвард Д. Аволик. – Это ваше общее мнение? Правда превыше всего?

– Да, – ответил полковник за всех.

– Рад это слышать. – Вазари расплылся в улыбке. – В таком случае давайте представим, что вы ошибаетесь. Что вы не правдоискатели, а конспирологи, антивакцинисты и конечно же непримиримые некрофобы. Что, если все ваши догадки ложны, а сами вы расшатываете хрупкий миропорядок, едва начавший оправляться после ужасной пандемии? Узнав такую правду, покаетесь ли вы, отступите ли от своих идей, примиритесь ли с Добрыми Отцами?

Не получив ответа столь же решительного, сколь решительными и скорыми были предыдущие, Эдвард печально качнул златой головой.

– Видимо, правда – товар для вас не столь ценный, сколь вы считали прежде. Сам миропорядок не устраивает вас, и вы хотите его изменить…

– Вы просто не понимаете…

– Сколько дайгулитов умерло от голода этой зимой? Сколько дайгулитов замерзло насмерть по причине бездомности? Скольким детям не хватило места в школах и университетах? Сколько людей погибло от переутомления на тяжелой, малооплачиваемой работе? Подозреваю, что число ненамного выше ноля. Или злодейские Отцы скрывают, чтобы незаметно превращать людей в мертвецов… Но постойте, все мертвые и так проходят через оживление, это не тайна. И чем больше рождается людей, тем больше потом будет сделано живых трупов, отчего рост популяции выгоден. А ведь если бы Добрым Отцам нужно было только это, они могли бы разводить людей в хлевах, словно свиней. Поверьте, я видел такое, и не раз. Дешево, сердито, легко, материал есть материал.

– Нам не следовало надеяться, что вы поймете…

– И вновь я еще не закончил, господин полковник. Вы хотели правды, не так ли? Будет вам правда. В иное время я не расстался бы с ней бесплатно, но дело в том, что за этот конкретный товар никто в Метавселенной не даст и камы ломаной, а вам он, возможно, пригодится. Вот правда: сравнительно недавно, перед тем как подписать договор о взаимном товарообороте, империя, которую я представляю, произвела ряд разведывательных операций. Наши люди исследовали обширные территории, не весь Дайгул, конечно, но достаточно крупную его часть. И они не обнаружили ни единого признака разумной жизни вне пределов Мелинзарского полуострова. Ни-ко-го. Никаких скрываемых стран. С точки зрения Оборотной Империи, сейчас Добрые Отцы, как лидеры единственной цивилизации разумных индивидов Дайгула, являются лидерами всего Дайгула. Они – законная власть без альтернатив, и посему Оборотная Империя будет поддерживать торговые отношения только с ними. Вне Мелинзара никого нет, и, рассорившись со своими правителями, вы окажетесь зажаты между их гневом и беспощадным диким миром. Выбирайте мудро.

Он умолк, показав, что за сим все, и проникновенным взглядом призвал слушателей одуматься. Ситуация складывалась затруднительная, хоть и не катастрофическая. По укладу Оборотной Империи торговля с этими субъектами могла расцениваться как злонамеренные действия против торгового партнера, что не есть хорошо. По уму вообще не следовало связываться со всем этим, оставить Добрым Отцам самим разбираться, однако Эдварда Д. Аволика никто не спросил. А еще он был живым человеком со вполне доброжелательным сердцем. Добровольная и безвозмездная помощь всем подряд не входила в его обязанности, однако, если ему это ничего не стоило, великий оборотник не отказывал себе в праве побыть просто хорошим парнем. Теперь оставалось лишь продолжать использовать свой ораторский дар, чтобы полностью перековать их мировоззрение…

Краем глаза Эдвард заметил наверху, там, где отсутствовавшая крыша чернела провалом ночного неба, движение. Другой мог бы упустить, но вазари обладали лучшей, нежели у людей, светочувствительностью, и массивный силуэт, стоявший на ребре каменной стены, не укрылся от него. Тот не шевелился, затрагиваемый лишь самыми рассеянными обрывками света костра.

– Не надо, – одними губами прошептал Эдвард, – не стоит.

Но он не был услышан, и, как следствие, вниз полетела газовая граната. Надо было отдать должное похитителям, они вышли из задумчивости, в которую погрузил их голос вазари, мгновенно.

– Газы! – закричал главарь, выхватывая из небольшой сумки противогаз.

Остальные последовали его примеру, показывая выучку, но успели все же не все. В основном опоздали люди невоенных профессий, глотнув газу, они попа́дали кто навзничь, кто ничком – и не подавали больше признаков жизни.

Сквозь отсутствующую крышу спрыгнула одинокая фигура. Перекувырнувшись, она вскочила и сбросила плащ. Под ним оказался металлический нагрудник матовой черноты, черный мундир с портупеей, на которой висели ножны и кобура, черные же галифе и сапоги. К маске противогаза были заранее прикручены фильтры. Похитители открыли огонь – чужак заметался из стороны в сторону, попутно швыряя дымовые шашки. В ширившемся облаке дыма, разрываемого пулями, высокий черный силуэт растворился, а стоило облаку достичь размеров всего помещения – в нем заметались крики, грохот стрельбы ослабевал.

Когда дым рассеялся, все похитители лежали на грязном полу без сознания либо в сознании, но стонущие от свежеприобретенных увечий: переломанных конечностей, челюстей, ребер, пораженных нервных узлов, вывихов, разорванных или перерезанных сухожилий. Противогазы на большинстве либо уже отсутствовали, либо были повреждены, и мало-помалу все стоны затихали. Снаружи еще слышалась стрельба.

Посреди всего этого стоял Альто Белифаций Кронхайд, державший в одной руке устрашающих размеров нож, а в другой – нечто вроде телескопической дубинки с острым крючком на конце. В нагруднике застряло три пули, и еще две попали в незащищенные части тела – руку и ногу. Учитывая, сколько похитители стреляли, это выглядело просто смешно. Сочившаяся кровь, казалось, не беспокоила аборигена, он направился к Эдварду, почти не хромая.

– Вы не чувствуете дискомфорта, господин Аволик?

– От газа? Нисколько! Но должен отметить, что это было совершенно не обязательно, – позволил себе нахмуриться великий оборотник, – я мог переубедить их.

– Крайне маловероятно, – ответил синтетический голос.

– Вы недооцениваете силу моего дара убеждения. Я мог бы заставить их одуматься без всего этого варварского насилия. – Украшенная золотыми перстнями длань обвела помещение.

Вазари послышался слабый вздох под маской.

– Конспирологи, антивакцинисты, некрофобы. Мы боролись с ними образованием, здравым смыслом – и все тщетно. Метод силы – наш последний метод, крайний довод, следствие отчаяния и…

Кронхайд умолк. Великий оборотник стоял перед ним, сложив холеные руки на груди, в то время как кресло, к которому он недавно был привязан, валялось рядом в виде горы обломков и щепок. В кладке дальней стены помещения зияла дыра, которой, абориген мог поклясться, прежде не было. А еще он мог поклясться, что на полу не хватало как минимум одного из похитителей.

– Вы…

– Крайне возмущен, да!

Вздох.

В небе уже звучали лопасти и зажигались огни прожекторов, а в разрушенное хранилище вломилось отделение мертвецов, ведомое молодым офицером.

– Докладывайте.

– Незначительное сопротивление снаружи подавлено, мастер!

– Хорошо. Заключить всех злоумышленников под стражу, оказать немедленную медицинскую помощь.

– Будет исполнено, мастер! – вытянулся во фрунт офицер.

– И отправьте свободных солдат на прочесывание леса. – Темно-красные линзы маски остановились на вазари. – Как минимум один злоумышленник смог сбежать.

– Слушаюсь!

Кронхайд убрал оружие и побрел к месту, где лежал его плащ. То был иной, не прежний плащ очень темного оттенка зеленого, поглощавший свет и совсем не блестящий.

– У вас кровь, – заметил Эдвард.

– Сейчас остановится, не обращайте внимания.

– Ну а пока останавливается, могу ли я узнать, когда вы решили сделать из меня наживку без моего ведома? – сразу перешел в наступление иномирец.

– Когда явился забирать вас из расположения части, – ответил абориген, следя, как трупы клали на носилки и уносили раненых живых. – То была очень слабая догадка, но даже за такие мы в «Агеме» научены хвататься. На подносе стояла ваза с цветком.

– И?

– Оживленные не отличают мертвых цветов от живых, и в их паттерны поведения не включают присовокупление к порции пищи цветов в вазочках. Я предположил, что вас обслуживал живой человек, а значит, кто-то инициировал это. Исходя из худшего, я предположил, что гниль засела в самой верхушке, и решил импровизировать. Я попросил у полковника разрешения использовать его фамильную резиденцию для содержания важного человека, поскольку другие тайные квартиры в столице могут быть скомпрометированы. Когда западня была готова, нам оставалось лишь ждать результатов. Он был храбрым человеком и рискнул выкрасть вас, пользуясь знанием секретов собственного дома. Он думал, что эти секреты никому не известны.

– Вы дьявольски хитры!

– Дьявольски?

– Чертовски!

– Чер…

– Очень хитры, в общем.

– Совсем нет. Всего лишь бдителен. Благодаря вам мы преуспели – обезврежена крупная ячейка антивакцинистов.

– О да, я молодец. – Все еще выказывая недовольство, вазари вернул аборигену дареный перстень. – Ваше следящее устройство. Полагаю, теперь мне позволят продолжить мой путь?

Кронхайд принял повелитель.

– Экспедиционный транспорт будет готов к вылету утром, господин Аволик. Но место отбытия находится довольно далеко, так что предлагаю отправляться немедленно. Прошу за мной.

Великий оборотник сунул руки в карманы брюк и побрел следом за Кронхайдом, попутно разглядывая своих бывших похитителей. Бедолагам досталось, и теперь их, прикованных к носилкам, утаскивали прочь столь нелюбимые ими мертвецы.

То действительно была старая винокурня, которую давно забросили. И было поле, и была река, и был лес. Среди полуразвалившихся построек во дворе винокурни стояло множество военных транспортов, грузовики, вокруг коих суетились медики, некроманты; офицеры руководили солдатами. По периметру находились кадавры с оружием, а инженеры устанавливали на высоких подставках прожекторы.

В ночном небе было светло, несколько больших военных квадрокоптеров облетали базу по расширявшейся спирали, прочесывая потоками света округу, где также рыскали вооруженные мертвецы. Эдварду оставалось надеяться, что Цеска сподобится спастись. Поступок его был импульсивным, но что поделать, у какого вазари получилось бы остаться равнодушным к такой красоте?

Их ждал автомобиль – уже не представительского класса, но блиндированный, с большими колесами и запятками, на которых стояла пара огромных мертвых гренадеров. Машина выехала на старую неровную дорогу с порядком примятым снегом и помчалась прочь. В салоне было тесно, пахло машинным маслом, потом, старой кожей и порохом, водитель молча крутил руль. Мир впереди ограничивался дальностью работы фар, в свете которых кружились снежинки. Кронхайд молчал и, возможно, все еще истекал кровью.

Сон сам закрался в глаза великого оборотника, и тот продремал до конца поездки, очнувшись, лишь когда за кормой машины с грохотом закрылись ворота.

– Где мы? – спросил Эдвард, потирая веки.

– На секретном объекте в достаточном отдалении от населенных пунктов. Вы проспали пять часов, господин Аволик.

– Никогда бы не подумал, пролетели как миг.

В пределах внешних стен находилось множество зданий, самым заметным из которых был громадный эллинг. Возле двухэтажного каменного здания, выполнявшего здесь, возможно, функции штаба, Кронхайда встречали две фигуры в черных плащах с капюшонами.

– Господин Аволик, вы можете отправляться к ангару, мы вас сейчас догоним, – сказал агент «Агемы», выбираясь из салона.

Авто поехало дальше к открывшимся воротам эллинга, откуда неслось много звуков и шел свет. Стоило Эдварду оказаться под крышей, как простор сменился теснотой. Эллинг был огромен, но большую часть его внутреннего пространства занимал дирижабль с довольно габаритной длинной гондолой. Летательный аппарат держали у земли многочисленные канаты, внутрь трюма с помощью подъемника погружались ящики, к боковым выходам вели трапы.

Покинув транспорт, златовласый зашагал по ровному бетонному полу, лавируя между обслуживающим персоналом и погрузчиками, неслышимый в грохоте работавших моторов и среди перекликавшихся голосов. Эдвард насчитал полроты мертвецов-гренадеров, четверых некромантов в белом и двух субъектов в черных плащах с капюшонами; люди в одинаковой одежде околовоенного покроя, видимо, являлись командой. Что ж, Кронхайд не подвел.

– Пятиминутная готовность! – прогрохотал голос под потолком эллинга.

Какой тут начался кавардак! Солдат в ускоренном темпе погрузили внутрь гондолы, команда втянулась тоже, техники спешно разбегались, отгоняли прочь погрузчики и убирали лишние трапы.

– Пора и нам взойти на борт, господин Аволик.

Не к ночи помянутый слуга правительства появился рядом в сопровождении той пары, что встречала его. Вторая пара плащей также приблизилась, и вот их стало пятеро.

– Как вас много теперь.

– Добрые Отцы желают, чтобы до конца визита вы пребывали под полной нашей защитой.

– Жаль, что чуть раньше они считали уместным использовать меня в качестве наживки.

Черные плащи проигнорировали это замечание.

– Что ж, идемте, господа.

– Я – дама, – сообщил один из аборигенов точно таким же искусственным голосом, каким говорил Кронхайд.

– Очень мило, что ты сочла нужным в очередной раз подчеркнуть это, Кемми́ль.

– Я просто сказала, Альто.

Отчего-то Эдварду стало очень смешно.

Когда крыша эллинга раскрылась и дирижабль медленно стал подниматься ввысь, на горизонте как раз забрезжил утренний свет.

Квадрокоптеры, или «лопастники́», как местные называли эти летательные аппараты, могли передвигаться весьма быстро и нести солидный груз, но и керосин они жгли нещадно. Силовая же установка дирижабля работала на пару́, что являлось шагом назад в вопросах технического прогресса, но позволяло небесному исполину передвигаться на огромные расстояния. Для растопки паровых котлов использовался каменный уголь, который горел долго и жарко, а запасы воды были восполняемы за пределами цивилизованного мира, в отличие от керосина.

Прежде чем покинуть Дайгул, экспедиция оборотников оставила местным властям копию отчетов касательно найденных объектов. Они не только составили отличные карты, но и указали на них места бывших человеческих поселений, руины древних городов. Кроме этого, что было особенно важно, оборотники успели найти вторые межмировые врата. Иномирцы провели подле них порядочно времени и даже смогли утвердить три действующих адреса. Эта процедура всегда занимала уйму времени и требовала специалистов особой квалификации, но оно того стоило. Особенно когда в одном из миров оказывалась новая цивилизация.

Дирижабль летел на северо-северо-запад, покрывая каждые сутки огромные расстояния. Под гондолой проплывали леса и холмы, равнины, горные хребты, великолепные озера и реки. Курс не был проложен напрямик, его слегка изогнули, чтобы пройти над руинами трех крупных некогда населенных пунктов. Всякий раз приближение к ним вызывало среди членов экипажа большую ажитацию. Несмотря на то что для полета отбирали опытных и надежных членов экипажа, даже им было нестерпимо интересно хоть одним глазком взглянуть на то потаенное прошлое, которое погубил Мор.

Эдвард предпочитал проводить свое время в личной каюте либо в кают-компании, где он читал, поигрывал в карты с экипажем, производил мелкий товарообмен чисто ради собственного удовольствия. Все это время великий оборотник имел возможность наблюдать местные порядки, изучать аборигенов в процессе межличностного общения.

Прежде всего, среди членов экипажа не было ни единого мертвеца, что выглядело довольно непривычно в реалиях Дайгула. Старший офицерский состав производил впечатление происхождения более привилегированного, нежели остальные летуны, но превыше, несомненно, стояли белые плащи. Некроманты воспринимались простыми смертными как существа вне классов, лишь перед ними людей тянуло преломить спину, снять с головы форменный убор. Офицеры, приставленные командовать вооруженным контингентом мертвецов, были более стойкими в этом отношении – сказывалась привычка общения с мастерами.

Что же до черных плащей – их словно не существовало. Они не показывались на глаза, не принимали пищу с экипажем, не были заметны, хотя сами следили за всем, что происходило на борту. Черные плащи казались париями в этом обществе. Но такими париями, которых ни оскорбить, ни принизить не осмелился бы ни один здравомыслящий человек. Если на то пошло, остальные люди старались их просто не замечать и сами становились незаметнее, если думали, что молчаливые великаны смотрят на них.

Земля наконец кончилась, и еще очень долгое время внизу колыхалось бурное зимнее море, все такое серое, холодное. И не было ему конца да краю, пока вдали вновь не показалась суша – величественные меловые утесы, возносившиеся над волнами.

– Наше путешествие почти подошло к концу, господин Аволик, – сообщил Кронхайд, когда они с великим оборотником сидели у окон кают-компании.

– Ух, это было так быстро и спокойно. Даже не представляю – зачем вы взяли с собой столько солдат? Нужны ли они в пустом и совершенно безопасном мире?

– Дайгул не пуст, господин Аволик, и не безопасен. Он безлюден, несомненно, однако совсем не безопасен. Мы станем лагерем у врат и будем ждать вас столько, сколько сможем.

– Это совершенно не обязательно.

– Нет, не обязательно. Но мы будем здесь на тот случай, если вы вернетесь, и тогда мы сможем препроводить вас назад, к тем, другим вратам.

– Ах, ну как знаете. Кто я такой, чтобы указывать вам, как поступать в вашем собственном мире, верно?

Меловые утесы оказались позади, и дирижабль вновь заскользил над непроходимыми лесами и непролазными горами. Очень издали в пейзаже стала заметна одна крупная деталь – она походила на совершенно исполинских размеров пень, торчавший среди хребтов в гордом одиночестве. При виде сего объекта воображение пыталось нарисовать дерево, которое должно было расти на том месте. Разумеется, то был никакой не пень, но образование из застывшего миллионы лет назад магматического расплава. Именно эту точку экспедиция оборотников указала в картах, переданных Добрым Отцам, как место нахождения вторых межмировых врат.

При приближении стали заметны детали: на плоской вершине «пня» из снегов поднимались руины неких построек, пребывавшие в довольно плачевном состоянии. Как только стих ветер и высота стала приемлемой, из трюма на вершину «пня» спустилась погрузочная платформа с частью пехотинцев и тремя агентами «Агемы». Обследовав руины, они пустили в небо зеленую ракету. Безопасно.

Эдвард Д. Аволик сошел на истоптанный снег в компании Кронхайда, некромантов и нескольких археологов, посланных властями. Вместе они направились к прямоугольному дверному проему руин, невесть как сохранившемуся вместе с некоторыми стенами. Дорога их была усеяна обломками некогда величественных колоннад и статуй. Часть лежала, едва выглядывая из-под снега, иные еще держались на исконных местах, порой покосившихся, но и тех и других время не пощадило. Ветра и дожди смазали лица, но в фигурах еще узнавалось гуманоидное строение.

В бытность свою новостроем здание имело вытянутую прямоугольную форму, основные стены по периметру окружали колоннады, что поддерживали выступавшие своды крыши и карнизы со статуями. Ныне от того величавого архитектурного изыска остались только легкие намеки, но и их хватало, чтобы узнать место культового значения. Миновав порог, люди оказались в останках продолговатой залы, также некогда имевшей колонны и несколько ярусов галерей на высоте. В дальнем конце чернело огромное кольцо межмировых врат, а на круглом подиуме, являвшемся частью их конструкции, стоял совершенно чужеродный пьедестал. Статуя, установленная на нем, пострадала не меньше прочих, но, судя по всему, прежде она изображала сидящего мужчину, чьи ноги были укрыты тканью, а торс хранил наготу. Левая рука мужчины была высоко поднята, правая – полусогнута и протянута вперед, голова по какой-то причине покинула плечи и валялась на заснеженном полу, частично расколотая. С большим трудом на ней еще можно было разглядеть очертания густой бороды и остатки головного убора, похожего на древесные ветки.

– Роскошно! – с придыханием сказала одна из археологов. – Это храм, не иначе!

– Верно, – согласился Эдвард, озиравшийся с вежливым любопытством. – Вы, наверное, даже знаете бога, которому он был посвящен.

– Нет, – сказал другой археолог, дотоле делавший быструю зарисовку элементов декора уцелевших колонн, – к сожалению. У нас есть крайне скудные знания. Этот бог был когда-то популярен у наших предков, но на момент начала Мора он уже растерял всех своих почитателей.

– Тогда вам очень повезло, – улыбнулся великий оборотник.

– Вы что-то знаете? – спросил Кронхайд.

– Мы были знакомы когда-то. Хороший клиент.

Все взгляды собрались на златовласом, который этого будто не замечал.

– Ой, да ладно! Я великий оборотник, дамы и господа, а информация – предмет товарооборота! Если хотите получить ее, то предложите что-нибудь взамен!

– Например?

– Информация взамен информации. Почему бы вам, мастер, не снять дыхательную маску? Или кому-то из ваших коллег.

Вокруг как будто стало еще холоднее.

– Зачем?

– Мне любопытно.

Аборигены не осмеливались смотреть на агентов «Агемы».

– Это очень низкая цена, я легко смогу ее заплатить. Но, надеюсь, оно будет стоить того. Могу ли надеяться на небольшую приватность?

Вместе великий оборотник и агент удалились за пьедестал бога и пробыли там незначительное время. Когда они вернулись к остальным, вазари выглядел несколько более бледным, чем прежде.

– Ладно… – сказал он, – что ж, сделка есть сделка. Перед вами, дамы и господа, храм Зевса Олимпийского, бога-громовержца, отца и царя других богов, повелителя небесного огня и всего Олимпийского пантеона. Некогда очень могущественного.

Эдвард пустился в описание истории пантеона, родственных отношений богов, припомнил несколько мифов. Несколько десятков мифов. Археологи при этом скрупулезно документировали каждое слово, пока великий оборотник не иссяк.

– Подождите, – сказала женщина-археолог, – по всему получается, что эти олимпийцы были кучкой строптивых развратников, которые все время только и делали, что склочничали и занимались удовлетворением собственных пороков, включая брачную неверность, инцест, скотоложство…

– Это религия для простых людей, которые видели в богах более могущественные версии самих себя, – пояснил Эдвард. – Никаких особенно возвышенных целей. По сути, вся история пантеона являлась одной долгой мыльной оперой, за которой было интересно наблюдать… Вижу, термин «мыльная опера» поставил вас в замешательство.

– И вы утверждаете, что все эти сущности, эти боги, действительно существовали?

– Ну да. Они и сейчас, вообще-то, существуют. И это как раз переход к теме, почему вам повезло, что Олимпийский пантеон потерял популярность в Дайгуле. Некоторое время назад, весьма незначительное с точки зрения Вечности, произошло событие, именуемое Войной Пантеонов. Одной из сторон конфликта были олимпийцы, а противостоял им Серый пантеон Ка’Халлы. Боги и их последователи сошлись в битвах в сотнях миров, и, должен сказать, кровь лилась океанами. А началось все с одного мертвого ребенка… В общем, олимпийцы потерпели сокрушительное поражение, их пантеон был ввергнут в ничтожество, а культ практически полностью истреблен. Если бы ваши предки не потеряли интерес к этим богам в прошлом, скорее всего, в Дайгул вторглась бы сила столь великая и жестокая, что даже Мор в сравнении с ней показался бы умеренным злом.

Закончив речь, великий оборотник кивнул своим спутникам и непринужденной походкой зашагал в сторону алтаря. Люди не сразу поняли, что происходит, а когда поняли – поспешили за ним со всех ног, ибо, решив, что в этом мире его больше ничто не держит, вазари уже собирался покинуть его.

Пришлось порядочно покопаться, очищая снег и наледь, чтобы найти на черной поверхности нужное углубление. Из недр конструкции поднялся терминал с россыпью Знаков, которые немедленно принялся выстраивать в адрес Эдвард. При этом агенты «Агемы» оградили его полукругом, неоднозначно намекая остальным членам экспедиции, что адрес иного мира являлся государственной тайной, к которой ни у археологов, ни даже у некромантов доступа не было.

Межмировые врата загудели, набирая энергию.

– Было приятно иметь с вами дело! Выгода милостив, не в последний раз! Будьте здоровы, счастливы, живите долго и торгуйте!

Взмахнув рукой, вазари шагнул в переход и покинул Дайгул.

Пункт назначения

Чтобы пронять великого оборотника Эдварда Д. Аволика, холод должен был заставлять оледенелую кожу валиться с мышц хрупкими осколками, а воздух – превращаться в острые кристаллики льда прямо в легких. Поэтому на морозе прошлого реалма он ходил в своем обыденном легком наряде, да и холод следующего мироздания ничем особенно не удивил, не напугал. Другое дело – оглушительный рев, ворвавшийся в уши, стоило выступить из врат. Ледяной ветер, этот рев издававший, бросил колючего снега в лицо.

Проморгавшись, вазари оглядел узкое и долгое ущелье, в котором оказался. Это все, что он успел сделать, прежде чем сверху пал крылатый силуэт и на голове оказался мешок. Что ж, исходя из докладов первых оборотников, проникших в сей мир и проведших первый контакт с аборигенами, такой прием был ожидаем.

Его повалили наземь и прижали, очень крепко связав руки за спиной. Работали споро, ловко, не церемонились, но и злой жестокости не проявляли.

– Я пришел торговать! – выдал Эдвард на одном из языков, который учил во время полета на дирижабле. – Товарооборот! Дары!

Снимать мешок не стали. Оставалось надеяться, что аборигены вообще его поняли, так как практики в их громкой пронзительной речи вазари не имел. Как бы то ни было, очень сильные пальцы впились в плечи, и под громкие хлопки крыльев опора пропала, ощущение замкнутого пространства – тоже. Ветер ударил со всех сторон разом, иномирца несли по небу. Но недолго. Вскоре, судя по эху, вокруг вновь оказались стены, стало теплее.

Эдвард охнул, когда его слегка бесцеремонно приземлили на теплую, немного влажную поверхность. Последовали переговоры среди аборигенов.

– Мы будем говорить с этим наземником.

Мешок сорвали с головы.

Великий оборотник находился в большой пещере с неровными от минеральных наслоений стенами, в которых темнело множество выемок тут и там. Единственным источником света и тепла являлся конус четырехгранной пирамиды, поставленной на небольшой постамент в середине. Грани ее испещряли некие узоры, свет был густо-оранжевым, а от жара воздух вокруг извивался. Аборигены стояли вокруг, глядели из стенных выемок-гнезд, и было их много. Любопытное племя. Сначала этих существ можно было принять за разумных индивидов и их питомцев, но на самом деле все они являлись одним видом.

Часть аборигенов предстала перед чужаком в виде гуманоидов, очень высоких, изящных. Их тела целиком покрывали перья, пальцы на руках и ногах венчали устрашавшие черные когти, а лица походили на птичьи. Эдвард не особо разбирался в орнитологии, но схожесть тех лиц с обыкновенными сипухами была неоспорима. Иные аборигены и вовсе выглядели самыми настоящими сипухами, разве что оперением походили на белых сов, да и размеры имели такие, что легко можно было бы оседлать и лететь.

– Говори, чужак, – прозвучало в пещере.

– Досточтимые стражи границы, – улыбнулся вазари, напрягая мышцы и разрывая кожаные ленты, которыми его связали, – рад лицезреть вас! Мое имя Эдвард Д. Аволик, великий оборотник Оборотной Империи, лорд-инвестициарий. Я принес дары! Молю, примите их! Мое сердце к вашим сердцам!

Вазари встал и принялся доставать из своей сумки разновеликие кувшины, выточенные из камня различных цветов, покрытые тончайшей резьбой. Некоторые были меньше сумки, другие выглядели более объемными, но при этом свободно изымались и со стуком ставились на пол. Семнадцать емкостей, одна красивее другой, и на каждой – крышка.

– Мои предшественники сказали, что вам это может прийтись по душе, о отважные стражи!

Разведя руки и склонив голову, он отшагнул, что послужило сигналом для аборигенов приблизиться. Они открывали кувшины, заглядывали внутрь, шумно втягивали воздух. Несмотря на явную связь с птицами, их обоняние не было подвержено редукции.

– Это щедрый дар, – прозвучал пронзительный голос под сводами пещеры. – Чего ты хочешь взамен?

– О, мне немного надо! Прошу, пропустите меня в пределы этого мира и, если возможно, снабдите рекомендациями, чтобы я попал на аудиенцию к сущности, которая носит имя Великого Индустриарха.

– Вождь железных наземников?

– Именно, о храбрые стражи! Мне известно, что вы и тот народ – союзники.

– Мы и железные наземники знаем друг друга, а потому ценим слово друг друга. Ты принес дары, чужой наземник, и они щедры. Но тебя мы не знаем и поручиться за тебя не вправе, иначе слово наше может обесцениться. Мы не станем запрещать тебе идти, но помогать не будем. Можешь забрать часть даров.

– О нет, не надо! Все это ваше теперь, в счет будущего плодотворного товарооборота! Выход там? В таком случае – до свидания!

Насвистывая и гоняя меж пальцев золотую каму, великий оборотник непринужденно зашагал прочь от тепла и света. Он выбрался из пещеры и оглядел заснеженный горный пейзаж. Густые облака не пропускали солнечного света, а ветер был довольно силен, однако его не сорвало с небольшого карниза при входе, ибо унизанные украшениями пальцы крепко вцепились в камни. Ловко и легко он стал карабкаться наверх, не обращая внимания на холод, пока не выбрался на достаточно большой каменный выступ.

Из кармана жилетки появился металлический предмет, походивший формой на бочонок. Но только на форме сходство заканчивалось, так как предмет имел сложную составную конструкцию.

– Инициировать молекулярное расширение, – сказал вазари, прежде чем отшвырнуть предмет подальше.

Упав в снег, тот недолго провалялся в неподвижности и начал быстро расти, увеличиваясь в сотни раз. У предмета появилось четыре механических ноги, конструкцией схожих с обычными пальцами, – суставы-шарниры, гидравлика, стальная обшивка, поршни, электрические приводы. К моменту завершения роста бочонок уже нависал над великим оборотником как приличных размеров дом.

– Капитан желает взойти на борт!

В днище агрегата раскрылся люк, и вниз спустилась металлическая лестница. Стоило встать на перекладины, как она сама втянулась внутрь, перемещая вазари в единственное и главное помещение – рубку управления. Давненько он там не бывал. Старое продавленное кресло, обтянутое черным кожзаменителем, скрипнуло, принимая пилота, лампочки на панели зажглись, защелкали тумблеры, пришли в движение рычаги. Проверив показатели работоспособности всех систем, великий оборотник инициировал выдвижение в верхней части машины лопастей гигантского пропеллера и ткнул в кнопку зажигания.

Бочонок завибрировал, затарахтел, затрясся, металлические ноги согнулись и с силой выпрямились, подбрасывая агрегат в воздух. Рули высоты и маневровые рули оказались в твердых пальцах. Уверенно набирая скорость, великий оборотник направился на условный восток-юго-восток. Он преодолевал нападки ветра, рассматривая мир вокруг через круглый фронтальный иллюминатор и небольшие экраны с нескольких внешних камер. Прошло больше часа полета, прежде чем бочонок покинул просторы высокого хребта и полетел над зеленевшими предгорьями.

По правую руку до самого горизонта простиралась суша, по левую же – только море. Держась рваной линии побережья, иномирец более-менее прямо направлялся к самому восточному краю единственного континента мира сего. Его полет протекал нормально, за пределами горного массива погода была ясной и спокойной, солнце заливало землю чистым светом; в конце концов, в отличие от Дайгула, в этом реалме царствовала самая середина лета. Один только раз великий оборотник заметил на юге обширный грозовой фронт, устрашающей черноты монолит туч, которые без перерыва вспыхивали молниями. К счастью, этот кошмар авиатора был далеко и не двигался, так что бояться его не стоило.

Постепенно зеленые равнины континента стали меняться. Зелень медленно переходила в желтизну выжженной степи, а та превращалась в пугающую ржавую красноту. Иномирец стал забирать южнее. Внизу, не считая редких оазисов, не оставалось места растительной жизни – каменистая пустыня, покрытая окислившейся неплодородной породой. И именно посреди этого ставшего внезапно чужеродным пейзажа на фоне черного горного хребта на самом краю мира возвысился громадный город, то ли выстроенный, то ли отлитый из металла.

Его стены имели монументальную толщину и высоту, его врата бросали вызов всем армиям вселенной, его башни мрачно блестели под палящими лучами солнца, когда те проникали сквозь облако черного смога. И только грандиозный оборонительный комплекс дворца покрывала позолота, которая сверкала бы совсем уж ослепительно, кабы не дыхание тысяч заводских труб.

Появление над городом летательного аппарата неизвестной конструкции не осталось незамеченным. Вершины многочисленных башен, дотоле выглядевшие угловатыми черными маковками, раскрылись, словно бутоны, освобождая турели зенитных пушек. Они не были автоматическими и не имели умопомрачительной скорострельности, однако общее число стволов стремилось к сотням.

– Ой-ей, – пробормотал Эдвард, пуская бочонок зигзагами.

Пальба открылась адская, небо наполнилось свинцом и росчерками трассеров, так что единственным разумным решением было уводить аппарат подальше за радиус досягаемости снарядов. К сожалению, тайные разведчики не описали эту систему защиты, видимо, им просто не довелось наблюдать ее в действии.

Бочонок отлетел от городских врат на почтительное расстояние и сел посреди ржавой равнины.

– Капитан желает сойти! – Эдвард прыгнул в открывшийся люк. – Инициировать молекулярное сжатие!

Транспорт на глазах уменьшился до прежних размеров, пряча ноги внутри корпуса, и отправился в карман, из которого прежде появился. Вазари остался безо всякого прикрытия, отчего его волосы засверкали на солнце. Пряча глаза от ветра, носившего надоедливую красную пыль, Эдвард Д. Аволик зашагал в обратном направлении.

Как упоминалось выше, великий оборотник мало считался с суровой погодой, но даже будь он простым смертным, жара не успела бы совершить своей жестокой расправы – так быстро вдали появились клубящиеся столбы все той же красной пыли. Они мчались за ним от самого города, крупный отряд моторизованной пехоты на грузовиках в сопровождении двухместных трициклов. Сияние золотой шевелюры не осталось незамеченным, и аборигены поправили курс.

Вскоре Эдварда окружили порыкивавшие трехколесные машины, на которых кроме водителей восседали еще и стрелки с винтовками. Грузовики подъехали чуть позже, габаритные громадины на колесах со скотоотбойниками впереди, везшие в кузовах вооруженных людей, а наверху имевшие турели с малокалиберной артиллерией, огнеметами и гарпунными установками. Весь транспорт был окрашен в комбинацию из черного и кирпично-красного цветов, местами – с узором из предупреждающих полос. Главной эмблемой на бортах служила половина золотой шестерни, некое подобие солнца, выглядывающего из-за горизонта.

Солдаты посыпались на красную землю, в основном обычные люди-пехотинцы с металлическими нагрудниками и шлемами; мундиры однотипные, все того же не кирпично-красного цвета, из вооружения – винтовки с магазинами и подствольными клинками. Популярная концепция во многих мирах. Кроме простых солдат были и другие, очень массивные пехотинцы, явно не люди, а механические големы в броне, с дымовыми трубами, торчавшими из горбатых спин. Их насчиталось совсем мало, и несли они устрашавшие алебарды, судя по приделанным аккумуляторам – электрические.

Старший среди аборигенов угадывался по полному комплекту лат с позолоченной геральдикой. Этот массивный индивид почти не отличался от големов, разве что ростом оказался пониже и обходился без труб.

– Судя по описанию, вы генерал Ка́но, не так ли? – стараясь произносить как можно точнее, обратился великий оборотник. – Очень приятно! Я…

– Взять, – донеслось из-под глухого шлема.

Солдаты навалились на вазари со всех сторон и принялись вязать. Опять. При контакте с примитивными цивилизациями оборотникам приходилось трудновато, однако ничто стоящее легко не доставалось, так что Выгода велел проявлять терпение и понимание. Аборигены честно попытались стянуть с Эдварда сумку, но та словно насмерть прилипла к сорочке, а сорочка насмерть прилипла к телу. Пришлось бедолагам, ничего не понимавшим в работе некоторых молекул, собранных на заказ за очень большие деньги для очень богатого великого оборотника, смириться. Так его погрузили внутрь кузова, темного, жаркого, душного, где уложили в ногах у солдат, рассевшихся на металлических нарах.

Дорога к городу-крепости показалась очень долгой, так что великий оборотник погрузился в дрему. Ему не мешали жар металла, вездесущая красная пыль, которая покрывала не только пол, но и сапог прямо перед носом; даже рык мотора скорее убаюкивал. Предчувствие близящегося завершения очередной части старой, очень трудной сделки грело душу и поддерживало силы.

Можно было предполагать, что его ожидала какая-нибудь стандартная камера с легким налетом местного колорита, из которой он бы выбрался, как выбирался из миллиона предыдущих: при помощи обаяния и ораторского дара, способных открыть двери не только тюрьмы, но и тронной залы. Держа в голове такой испытанный шаблон, Эдвард очень удивился, когда тот затрещал по швам, – ведь вместо камеры его транспортировали в самое сердце золотой цитадели.

То, что он сверху принял за дворец, внутри оказалось громадным промышленным комплексом, где грохотали гидравлические молоты, безостановочно лился жидкий металл, дышали жаром доменные печи, плавильни и работали прокатные станы. Тысячи людей на десятках ярусов трудились в громадных помещениях со сложным оборудованием, перерабатывая сырье в металл, топливо, оружие. Вот где стоял настоящий жар, такой крепкий и сухой, что красная пустыня снаружи за курорт сошла бы.

Зала, куда солдаты втащили иномирца, оказалась первым во всем дворце помещением, где имелся какой-то декор и не шла тяжелая работа. Вдоль стен с громадными фресками золота, серебра и меди стояли механические солдаты красного цвета, сжимавшие в руках пики да башенные щиты. В дальнем от железных дверей конце залы на полу виднелся золоченый квадрат, выделявшийся на фоне прочих базальтовых плит. Перед ним Эдварда и уложили. Солдаты и предводительствовавший генерал преклонили колени.

– Этот субъект был обнаружен близ точки приземления неизвестного летательного аппарата. Оный аппарат найден не был. Субъект схвачен и доставлен для личного допроса по вашему приказу.

Великий оборотник присмотрелся к пустоте над квадратом старательно, однако так ничего и не увидел. Волосы на его затылке тем временем шевельнулись, улавливая перемещение больших масс воздуха. Выгнувшись, он возвел очи горе, и по спине побежали мурашки. Там, наверху, было… нечто. Если бы его не внесли, держа лицом вниз, он бы такого не упустил, о нет!

Центром всей той конструкции, видимо крепившейся к потолку, являлся огромный куб из черного металла, паривший в силовом поле между десятком изогнутых дуг. Остальное же являлось мешаниной малых, больших и просто гигантских металлических манипуляторов, труб, кабелей, аккумуляторов, издававших тихое гудение. Все эти железные руки пришли в движение, хаотичное на первый взгляд, но в действительности – слаженное, ловкое, не допускавшее взаимных помех. Они складывали там, наверху, постепенно спуская ниже, некую небольшую конструкцию из множества металлических деталей, пока наконец не поставили на золотой квадрат, словно великан-моделист, собранную фигурку солдатика.

Золотая маска с окулярами вместо глаз и скромной прорезью рта имела гребень в виде все той же половинчатой шестеренки, торс защищал золоченый нагрудник, плечи поблескивали эполетами, низ тела скрывала длинная белоснежная юбка. Руки созданной фигуры особенно удивляли – предплечья были массивными, длинными и имели форму правильных параллелепипедов из полированной стали, с крупными ладонями. Из-за плеч существа выглядывали компактные металлические же устройства неясного назначения, походившие на какие-то крылообразные отростки; белый плащ ниспадал до пола.

Заспинные устройства окутались голубоватым свечением, загудели – тело воспарило над квадратом, окуляры заработали, из ротовой щели послышался голос. Эдвард приготовился услышать новый образчик синтетической речи, на которую ему в последнее время как-то уж очень часто стало везти, но и тут он не вполне угадал. Голос существа звучал так, словно его записали когда-то на устаревший носитель с легкими помехами, но голос тот несомненно принадлежал настоящему живому человеку и обладал эмоциями.

– Кто ты, чужестранец? Откуда явился в пределы Индастрии и зачем?

– Как приятно слышать правильные вопросы время от времени! – расплылся в улыбке вазари. – Эдвард Д. Аволик к вашим услугам!

– Какое чудно́е имя.

– Великий оборотник Оборотной Империи!

– Не знаю такой.

– Лорд-инвестициарий!

– Дворянин?

– Не потомственный! Я пришел к вам с далекого северо-запада, летел от самых гор, где живут пернатые стражи границы.

Голова властелина слегка наклонилась вбок.

– Освободите его и ступайте.

Вскоре в пределах залы остался лишь иномирец и живые машины.

– Гости из иных миров нечасто заглядывают к нам. Никогда не заглядывают. Ты первый за долгое время.

Поправлять это заблуждение вазари не стал.

– Если не считать тех, кто шнырял по городу сравнительно недавно. Разведчики, не так ли? Ловкие ребята, убрались прежде, чем Кано успел их схватить.

– Воистину вы прекрасно осведомлены.

– Значит, ворота заработали. Удивительно. Очень давно, когда я был еще молод и любил путешествовать, дорога завела меня на север, высоко в горы. Там я увидел врата и познакомился с их охранниками. Они говорили, что никто не тревожил их покой «с другой стороны» уже целую вечность, но все равно хранили бдительность. Что-нибудь изменилось?

– Покой нарушен, но бдительность они хранят и по сей день.

– Отрадно. Теперь отвечай: что тебе надо в моей вотчине?

– Пожалуй, сначала объясню, кто я такой.

Описание того, что есть Оборотная Империя и кто такие оборотники, много времени не заняло. Владыка слушал, не перебивая, не переспрашивая, неподвижный как статуя и почти такой же бесшумный.

– Ясно. А нужно-то тебе что?

– Ваши услуги, о владыка. Вы – живая идея технического прогресса и индустриализации, как я понял, Великий Индустриарх. Можно не без основания предположить, что вы равны богам в делах, связанных с металлургией и кузнечным ремеслом. Исполните для меня работу, о великий, а я заплачу за это справедливую цену.

– Как лестно, что меня так высоко оценили. Вместе с тем даже интересно – что это за работа, требующая навыков божества?

– Извольте!

Из сумки появился и перекочевал в металлические руки тубус. Содержавшиеся внутри чертежи и иные документы долгое время подвергались изучению.

– Хм. Схема плавления подразумевает сложнейшие химические процессы, сочетание материалов, о которых я даже не слышал, а также создание оборудования, отвечающего особым требованиям. Я бы мог это сделать, будь у меня нужные материалы.

– Сырье давно собрано, – вежливо пояснил великий оборотник, – оно при мне. Нужен лишь мастер.

– О. Прекрасно, я берусь.

– Как приятно иметь с вами дело! Позвольте я составлю договор! В качестве оплаты я имею радость предложить вам широчайший выбор…

– В качестве оплаты желаю получить этот так называемый «памятливый металл», указанный в списке сырья. Его свойства действительно столь невероятны?

– Помнит форму, которую ему придали, и способен восстанавливать ее, словно живая плоть, да, заживлять, так сказать, раны. Предметы, созданные из этого материала, практически неразрушимы, а даже если их разрушить, – восстановятся со временем из мельчайших частиц. Процесс небыстрый, но неудержимый…

– Достойное сырье для нового усовершенствования моего тела. Хочу это.

– Он очень дорог и редок…

– Как и услуги «богоравного кузнеца». По рукам?

– О, не так быстро. – На тыльных сторонах ладоней Эдварда появились и погасли золотистые символы в виде свитка и пера. – Сначала составим договор и сторгуемся.

И вот это заняло время, потому что ни один уважающий себя оборотник, а тем более великий оборотник, не допускал диссонанса между ценностью товара и оплаты. Нет, конечно, они всегда пытались дать минимально допустимую цену, останавливаясь в полушаге от того, чтобы быть справедливо обвиненными в грабеже, но полшага – это полшага и законами империи не запрещено. Великий Индустриарх, в свою очередь, имел совершенно определенную цель – заполучить достаточно драгоценного материала для создания нового тела, и меньшее его не интересовало.

Кто-то другой мог бы попасть в тупик, но Эдвард торговался умело, тонко, упорно и всеобъемлюще, словно выстраивал макроэкономическую модель развития десятка миров, от эффективности которой зависела его жизнь и, что намного важнее, его репутация. В конце концов одна холеная рука встретилась с металлической ладонью, а вторая накрыла ее сверху.

– Сделка заключена. – Символы на руках великого оборотника воспылали ровным золотым светом.

– Как интересно. Кажется, все пункты нашего договора только что отпечатались где-то внутри меня. Я и раньше их помнил, так как ничего не забываю, однако это совершенно иное качество восприятия.

– Вам не кажется. Сделка заключена, и теперь она обязательна к исполнению для обеих сторон. Уклонение невозможно.

– В жизни не уклонялся.

Когда из сумки были изъяты все необходимые ресурсы, все металлы, минералы, реактивы, некоторые неповторимые инструменты для работы, последним необходимым составляющим успешного исполнения заказа осталось время.

К удивлению Эдварда, во всем промышленном комплексе не нашлось ни одного жилого помещения, если не считать жилой башню кордегардии или те заставленные многоярусными койками спальни, где вымотанные рабочие проводили свой краткий передых в середине двойной смены. Владыка же города никогда не спал, а еще он не дышал, не ел, не жил в привычном понимании этого слова. Он не принимал гостей. Потому внезапный деловой партнер был отправлен в город, в один из жилых комплексов, поделенных на отдельные квартирки. Никакого особого отношения, разве что разумная сумма местной валюты и полная свобода передвижения вне пределов режимных объектов.

В отчетах оборотников-первопроходцев нигде не значилось название железного города, и вскоре Эдвард к своему удивлению обнаружил причину. Аборигены звали столицу Индастрии не иначе как просто «Город». Общаясь с ними и совершенствуя владение языком, вазари не раз уточнял у новых знакомцев, с которыми тут и там заключал сделки, не возникает ли путаницы, – в мире ведь наверняка есть и другие города. На это ему неизменно давали один ответ: да, другие города есть, но когда речь заходит о Городе, все неизменно понимают это, потому что их славный Город – это не какой-то там, хм, город! Отчего-то в это легко верилось.

Бросалось в глаза довольно жесткое, подчас военизированное устройство общества в Городе. Улицы, расчерченные чуть ли не по линейке, фабричные комплексы средней и легкой промышленности, городское ополчение, постоянно проходившее учения. Создавалось ощущение близкой войны, хотя вокруг Города на огромных расстояниях не было ни одного вероятного недруга. Тем не менее гораздо более опасным врагом представлялся воздух, наполненный смогом. В редкое безветренное время тот опускался прямо на улицы, вторгаясь в легкие горячим горьким першением, которого аборигены словно бы и не замечали.

В целом Город успел произвести смешанные ощущения, у него были как приятные стороны, так и довольно пугающие. Почти полное отсутствие преступности являлось причиной жесточайшего соблюдения закона и полного идеологического контроля над населением; военная и, не стоило сомневаться по обилию торговцев из иных земель, экономическая мощь Города стоила чистого воздуха и тяжелого труда; высокий уровень образования, доступного всем и каждому в обществе без социальных классов, предназначался исключительно для подготовки квалифицированных инженеров и рабочих, практически исключая духовный рост. В Городе почти не было места для искусства, жесткая функциональность вытесняла бессмысленную красоту, живые люди не мыслили себя иначе как частями общего, огромного и сильного механизма, направляемого непререкаемым авторитетом основателя – Великого Индустриарха.

Довольно долго вазари не вполне осознавал причину этого, остерегаясь задавать вопрос напрямую. Все же уверенность людей Города в своем лидере немало походила на религиозный фанатизм, а фанатиков, как известно, не стоит провоцировать ни единым словом. Однако его догадки и сомнения рассеялись одним довольно трагичным днем.

Как обычно, с утра великий оборотник покинул свою квартирку и отправился по выверенному маршруту от клиента к клиенту, попутно отыскивая новых. Аборигены не то чтобы были богаты, у них водились денежки ровно в таком количестве, какое было необходимо. Всеми потребностями народа занималось государство, которое снабжало жильем, едой, какой-никакой медициной, обеспечивало порядок и практически все остальное. Зарплаты тратились в основном на покупку товаров ширпотреба и расчета с многочисленными самостоятельными артелями. Все, от одежды до мебели, производилось этими артелями, а то, что они предложить не могли, везли с запада гости, сиречь купцы. Многое из их импортных товаров почиталось за роскошь и не приветствовалось среди жителей Города, не говоря уж о цене, но власти смотрели сквозь пальцы – коль накопил денег, трать как хочешь.

Конкретно у великого оборотника аборигены с охотой покупали качественные наборы рабочих инструментов – главными клиентами были как раз артельщики. Другим горожанам он продавал наборы первой медицинской помощи, значительно превосходившие качеством местные аналоги, а еще игрушки для детей, оптические приборы, небьющуюся и разукрашенную посуду (женщины создали настоящий бум на этот товар), осветительные приборы и еще десятки наименований всякой полезной мелочи для повседневной жизни. Великий оборотник твердо намерился перенасытить рынок всем, что в невероятном количестве принес внутри сумки, пока правитель Города трудился в своей цитадели.

Так вот в один из таких дней, когда он шагал по мощенной красным камнем улице, совершенно внезапно завыла сирена, и вся обычная жизнь мигом прекратилась. Люди ринулись потоками, направляемые с постов стражи в открывшиеся повсеместно подземные убежища. Тем временем маковки на башнях противовоздушной обороны вновь «зацвели».

Заводские дымы скрывали часть неба, но там, где оно оставалось более-менее чистым, показались десятки увеличивавшихся черных точек. Эдвард поднес к глазу подзорную трубу и увидел… скорее всего, это были драконы. По крайней мере, какой-то местный подвид, не слишком большие твари на кожистых крыльях. Каждая несла в когтистых лапах под брюхом по внушительному деревянному контейнеру, а на загривке – по всаднику с посохом. Скоро вниз полетели ревущие сгустки пламени.

Зенитные пушки открыли огонь, заставляя налетчиков метаться зигзагами, снижаться спиралями, нести потери. То одна рептилия, то другая взрывалась кровавыми ошметками и уже не летела, но падала на Город, учиняя разрушения. К местам таких падений спешили отряды не только спасателей, но и солдат городского гарнизона, которыми руководил из центрального промышленного комплекса генерал Кано.

Как виделось Эдварду, главной задачей налетчиков было не столько ударить по Городу заклинаниями, сколько сбросить контейнеры с максимально низкой высоты и уйти невредимыми. Главной же задачей защитников было встречать их свинцом с башен и крыш иных построек, не щадя снарядов. Редкие летуны расставались с грузом ниже чем в шестидесяти – семидесяти метрах от земли, а те, кто пытался, платили жизнью, однако лишь сбросив все контейнеры на город, враг перешел в отступление.

Один из них рухнул невдалеке от Эдварда, развалив на куски часть двухэтажного жилого дома. Осколки камня и дерева брызнули во все стороны, а когда красная пыль немного улеглась, великий оборотник увидел кровь. Сначала он решил, что в доме были люди, но прямо на его удивленных глазах груда расщепленной древесины зашевелилась. Из-под нее поднималось нечто монструозное, нечто окровавленное, пробитое насквозь острыми обломками, но все равно живое. Гуманоид почти вдвое выше нормального человека и почти вчетверо шире в плечах; плоская голова с тяжелой челюстью, глубоко утопленные глазки, дыхательные щели вместо носа; чудовищно гипертрофированная мускулатура, особенно в верхней части тела, руки почти до земли, одна сжимала громадный меч, больше похожий на орудие мясника. Чудовище, выбралось из руин, пошатываясь, оставляя в обломках несколько трупов своих сородичей, которым повезло еще меньше. Оно тупо поводило башкой из стороны в сторону, пошатнулось, распахнуло зубастую пасть – наружу хлынула смесь слюны и крови – и взревело.

Эдвард Д. Аволик точно знал, что нужно делать в ситуациях, когда сталкиваешься с ультраагрессивной формой жизни, которая патологически не переносит лишних разговоров. Можно было сказать, что у него выработался нюх на такие формы жизни, ничуть не худший, чем на выгодную сделку. Разумеется, в таких ситуациях нужно было брать ноги в руки и удирать со всей возможной прытью, а уж удирать он умел великолепно! Однако стоило вазари только развернуться, как уха достиг звук.

За прочим шумом златовласый не расслышал его прежде, но вот теперь звук ворвался в голову и пересилил грохот собственного пульса. Там, чуть ниже по улице, на красной брусчатке лежала горожанка, не успевшая добраться до ближайшего убежища. Судя по крови, что растекалась вокруг ее головы пугающим нимбом, она получила каменной шрапнелью по черепу. Над телом женщины сидел мальчик, на вид лет трех-четырех, в темной ноской одежке, которую здесь носили все дети. Он истерично плакал, теребя женщину за руку, и просил ее проснуться. Не повезло им. Женщина не факт что была еще жива, а если и была, то…

Между аборигенами и иномирцем насчитывалось тридцать семь метров; между аборигенами и свалившимся с неба чудовищем – семнадцать. Ребенок не оставлял женщину и ревел, привлекая к себе внимание чудовища, которое, казалось, все еще приходило в себя после падения. Великий оборотник оглянулся по сторонам в сильнейшей надежде увидеть приближавшуюся подмогу, но не то что солдат, он не нашел вокруг ни единой живой души вообще. Ему тоже следовало немедленно дать деру, пока внимание гиганта приковано к источнику шума, пока путь свободен и… пока никто не видит. Потому что, скажем честно, очень трудно объяснить кому-то, что путь Выгоды – это путь дипломатии, строго запрещающий любые конфликты, любое насилие, любое прикосновение к нечестивому инструменту – оружию; очень трудно объяснить, что ты не герой, ни разу не воин, не храбрец, а всего лишь очень хороший торговец, который крайне ценит свою жизнь и здоровье. Эдвард сорвался с места и побежал так быстро, как всегда бегал от неиллюзорной вероятности погибнуть.

Чудовище ринулось к горожанам, занося для удара ужасный меч, но еще не коснулись его короткие ноги земли, как в бок гиганта влетел золотистый росчерк и ударил с такой силой, что смог поменять траекторию движения туши и отшвырнуть ее в сторону от людей. Оно рухнуло в десяти метрах от несостоявшихся жертв и, невзирая на жуткие раны, немедля поднялось, еще более злое.

– Долг обязывает меня спросить, возможен ли между нами конструктивный диалог? – спросил вазари, в чьей руке поблескивали железные монетки.

От булькавшего рева чудовища вся улица завибрировала.

– Понятно. Очень жаль. В таком случае Выгода не прогневается, поскольку мне позволено защищаться.

Одна за другой монетки отправлялись в полет быстрыми движениями большого пальца и влетали в череп с умопомрачительной силой. Они пробивали кожу и взламывали толстую кость, застревая в ней намертво, но лишь те, что угодили в глаза, смогли пробить задние стенки глазниц и достичь мозга. Это, однако, не помешало ослепшей твари сделать несколько прыжков и нанести удар вслепую, прежде чем умереть. Холеная рука метнулась наперерез мечу, врезалась костяшками в плоскость клинка, и оружие переломилось, – верхнюю часть отшвырнуло куда-то в сторону. Труп рухнул так тяжело, что из ближайших окон выпали остатки стекол.

Смертельно бледный вазари достал из кармана платок и дрожащей рукой промокнул лоб. Обернувшись, он обнаружил ребенка и женщину на прежнем месте.

– Что тут у нас, молодой человек, слезы, сопли и слюни? Полный джентльменский набор, молодец…

Раненая не пришла в себя, но хоть мальчик оказался шокирован достаточно, чтобы наконец умолкнуть. Пульс у женщины был слабым, нитевидным.

– Слушай сюда, малец, – прошептал великий оборотник, – если ты когда-нибудь начнешь говорить вновь, ты ни за что и никому не расскажешь об этом, ясно? Ни за что и никому, иначе я найду тебя где угодно и заставлю заплатить вдвойне. И ты уж поверь – даже корректная цена за эту штуку не по карману всем вам, работягам, вместе взятым.

Из сумки появился плоский пятигранный предмет величиной с ноготь большого пальца и был помещен на кровившее рассечение в районе виска женщины. Медицинский модуль немедленно начал внедрение в организм колоний нанороботов, которые в срочном порядке устраняли последствия серьезной черепно-мозговой травмы. К тому времени, когда Эдвард донес бесчувственную, но вполне здоровую женщину и мальчика к оборонительной точке ближайшего убежища, атака на Город полностью завершилась, а модуль рассосался без следа.

Те трагические события, а также их последствия, казалось, оставили на иномирце больший след, чем на Городе.

Как только гарнизон разобрался со всеми пережившими десантирование тварями, люди попросту вернулись к своей повседневной жизни. Нет, не так. Это нападение, одно из бесконечной череды прочих, и являлось их повседневной жизнью. Отлаженная процедура эвакуации, локализации очагов опасности, устранение оной и последующее восстановление ущерба сводили потери к минимуму. Становилось более понятно, почему по большей части архитектура Города была столь простой, геометрически правильной, – так ее было легко восстанавливать раз за разом.

Как бы то ни было, вазари пережитые события вырвали из спокойного ожидания результатов работы, сдобренного приятной мелкорозничной торговлей. Наружу полезли до поры забытые неприятные мысли, воспоминания, выплыло из забытья надменное серое лицо, изборожденное морщинами, злое, смеющееся, холодное. «Нет в ассортименте»…

Эдвард потерял всякое желание покидать жилище и проводил дни в квартире за толстыми каменными стенами, которые вдруг стали казаться такими хрупкими. Можно было сказать, что случилось эпохальное событие: на него накатила хандра. В таком неприглядном виде великого оборотника застали посланцы промышленной цитадели. Работа была завершена, заказ ждал.

– Доброго дня.

Великий Индустриарх приветствовал иномирца в парадной зале, где сбоку от золотого квадрата теперь стояла подставка. На ней высился металлический скелет, который не получилось бы перепутать с человеческим, даже постаравшись: уж очень крупным и угловатым был его череп, да и часовой циферблат, установленный в середине грудной клетки, наводил на определенные мысли. Кроме того, на отдельных подставках было расположено три оружия: короткий меч, длинная шпага и копье, исполненные из того же сплава, что и скелет.

– Принимайте работу. Полагаю, те остатки памятливого, что сохранились, теперь принадлежат мне?

– Конечно, конечно, все до последнего грана.

– Замечательно.

Оборотник раскрыл сумку и с удивительной легкостью поместил скелет внутрь. С предметами оружия возникла заминка – их пришлось брать длинными щипцами, заготовленными заранее.

– Сделка закрыта.

– Славно. В чем дело, господин Аволик? Вы изменились. Видимо, Город пришелся вам не по душе?

Вазари искренне попытался улыбнуться, но вышло посредственно, вымученно.

– Нет, о великий, Город здесь ни при чем. Просто… нет. Этика не позволяет мне перекладывать негативную эмоциональную нагрузку на клиентов и торговых партнеров. Само то, что вы это заметили, – есть проявление вопиющей некомпетентности с моей стороны. Приношу глубочайшие извинения.

– Видимо, это что-то важное. Не держите в себе.

Вазари вздохнул, продолжая старательно улыбаться. Получалось не очень.

– Наша с вами сделка являлась одним из последних и самых важных шагов к завершению другой очень старой и важной сделки, которую я мечтаю закрыть. Каждый шаг, приближающий тот сладостный миг, приносит мне великое профессиональное удовлетворение. В этот же раз вся радость куда-то улетучилась, была вытеснена непрошеными тяжелыми думами о другой сделке, очень важной, но такой зыбкой… Это очень трудно объяснить. Я даже и сам не могу до конца понять. Просто такое ощущение, что я должен удовлетворить невысказанный запрос очень важного клиента, который вообще не желает иметь со мной дела, а я никак не могу понять, что ему надо, и даже не уверен, что он сам знает. И вместе с тем во мне живет уверенность, что эта сделка станет самой важной во всей моей жизни. Кажется, еще немного, и я свихнусь.

Великий Индустриарх хмыкнул:

– Экая заковырка. Хотел бы я вам помочь, да только, по всему видать, поможет вам лишь чудо…

– Позвольте мне откланяться, о великий. Надеюсь, в грядущем вы будете не прочь завязать торговые отношения с Оборотной Империей ко взаимной выгоде наших держав. Всех благ.

– Счастливого пути.

Покидая обитель прогресса и технического развития, Эдвард все еще не мог вновь «поймать свой ветер». Вазари почти машинально отвечал на приветствия, краем ума все же замечая горожан. За время пребывания меж них он завязал огромное количество знакомств – неизбежная черта торговца и экстраверта. Природная учтивость не позволяла игнорировать приветственные жесты, а потому он махал рукой, обменивался дежурными фразами, изображал обычно искреннее добродушие. Вдруг взгляд золотых глаз встретился со взглядом карих, больших и живых.

Ребенок стоял, держась за просторную штанину рабочих брюк матери, пока та болтала с другой женщиной на улице. Мальчик ничего не сказал, даже не потревожил мать, но просто улыбнулся, потому что тоже узнал чужестранца, и чу́дная улыбка этого мальца стоила пары сотен тысяч гларков. Хотя нет – много, много больше. Настоящие чудеса – они такие, товар особого свойства, особой цены, эксклюзивный, хрупкий и…

Эдвард Д. Аволик остановился и простоял какое-то время, щурясь на залитую светом брусчатку, шевеля губами, прикидывая так и эдак. Наконец, приняв решение и полностью утвердившись в его правоте, великий оборотник Оборотной Империи расплылся в широчайшей и самой искренней улыбке. Он наконец-то решил, что можно попробовать предложить этому строптивому, надменному, наглому халлу… ах-ах, как непрофессионально и неэтично допускать такие мысли о будущем клиенте, который заранее всегда прав!

Насвистывая веселый мотив и гоняя меж пальцев золотую каму, Эдвард продолжил путь уже заметно быстрее. Теперь, когда курс был намечен, ему предстояло совершить длительный межмировой вояж, обратиться к нескольким очень влиятельным персонам и проникнуть в священные обители, обычно закрытые для посторонних. И это лишь для начала.