– В чем суть работы витамага? Отвечай быстро, Эмма!

– Витамаг, или маг Жизни, профилируется на создании искусственных форм оной, выращивая либо собирая живых существ по своему разумению. Из этих существ наиболее часто создаются химеры и геноморфы.

– Кратко и верно. Дальше, Эмма, что есть химеры и геноморфы и в чем их главные различия?

– Это легко! Химеры являются существами композитными, а геноморфы – органичными. Организм химеры состоит из частей других живых существ, сращенных воедино и наполненных искусственной жизненной силой, хотя сама химера имеет многие черты нежити. Геноморфы в свою очередь изначально выращиваются в искусственных утробах, а затем донашиваются в инкубаторах. Это цельные существа, чья физиологическая и умственная состоятельность зависит от пожеланий и мастерства витамага. Витамагов, специализирующихся на химерах, часто называют таксидермистами, а тех, что выращивают геноморфов, – акушерами.

– Что ж, я почти впечатлен. Оставим пока химер. Расскажи мне о разновидностях геноморфов.

– Основных разновидностей две: зооморфы и псевдоантропоморфы. Первые своими чертами могут напоминать различных представителей фауны, вторые же полностью или частично повторяют внешность людей. При этом внешний облик геноморфов, или же просто морфов, как их обычно зовут для сокращения, может не иметь ничего общего с внутренним устройством организма. Витамаги способны выращивать в своих созданиях самые разные органы, экспериментировать с составом крови, костной и мышечной тканью.

– Молодец, ученица! А теперь скажи мне – к какому именно виду витамагических созданий принадлежишь ты?

Эмма была псевдоантропоморфом с белоснежной кожей, белоснежными же волосами, не доходившими до плеч, и красными, словно рубины, глазами. Она превосходила совсем не маленького Тобиуса на голову-полторы и при своем грациозном изяществе имела немалую силу и скорость. Ученица сидела на кровати, держа спину прямо, колени – прижатыми друг к дружке – и с ладонями, положенными на них. В глазах ее читался живейший интерес с озорной искрой.

– Неизвестно. – Она белозубо улыбнулась. – По большинству признаков я псевдоантропоморф, но, как показали твои исследования, учитель, не совсем. Кстати, учитель, – она улыбнулась шире, слегка наклонила голову, обращая внимание на свою длинную изящную шею, – может, нужны еще исследования?

– Нет, не нужны, – с каменным лицом ответил Тобиус. – Продолжай по теме. Ты ведь понимаешь, отчего я сомневаюсь в твоей более-менее очевидной суррогатной природе?

Девушка протяжно вздохнула, глядя на занудного мага с укоризной.

– Магические способности. Я на высоком уровне владею металломорфингом. Обычным морфам такое не под силу. Ведь так, да?

Волшебник встал из-за стола и прошел к окну. Его башня была едва ли не самой высокой точкой обзора, созданной руками человека во всем лене. Деревня, потихоньку живущая внизу, казалась такой маленькой, уютной и забавной.

– Не знаю, – честно ответил волшебник. – Ты очень необычна в плане способностей. Морф-маг… за одну такую гипотезу можно лишиться и жезла, и перспектив на будущее. К тому же волшебники должны развиваться с младых когтей, а ты… хотя, возможно, тебя создали взрослой и сейчас у тебя как раз детство.

Она слегка откинулась назад, опираясь на руку, забросила на кровать одну ногу и из примерной ученицы превратилась в эдакую томную кошку-соблазнительницу, вальяжно возлежащую на атласных подушках. Ее голос стал ниже и потек густой обволакивающей патокой, в глазах прибавилось выражения затаившейся страсти.

– Если есть способности, – протянула Эмма и медленно облизнула верхнюю губу, – почему бы нам не попробовать развить их? Я думаю, что совместными усилиями мы…

– Назови основные признаки одержимости мага Шепчущим, – оборвал ее очередную попытку волшебник.

Первое время Тобиуса сильно коробили ее манеры – ведь придя в себя, Эмма меняла темпераменты в мгновение ока, и большинство из них имели склонность вести себя довольно разнузданно. Но потом он понял, что морф всего лишь примеряет манеры поведения, будто модница перед зеркалом, подбирающая нужный наряд из своего гардероба. А зеркалом служил он, Тобиус, к которому, собственно, и был направлен поток искренней симпатии.

Постепенно, наблюдая за его реакцией, Эмма менялась все реже, образы, которые он не одобрял, исчезали. Так день ото дня разнузданных девиц становилось все меньше, а на смену им пришли более-менее вменяемые характеры. Прилежная ученица, помощница, собеседница. На людях Эмма предпочитала изображать суровую молчаливую спутницу или внимательного телохранителя, но наедине нет-нет да и проскальзывали, словно застарелые дурные привычки, обрывки какой-нибудь «соблазнительницы».

– Очевидных признаков одержимости Шепчущим, – послушно начала цитировать Эмма, вернувшись в образ прилежной ученицы, – всегда три: изменение формы ушей, глаз, зубов. Уши одержимого заостряются и удлиняются. Трансформация зубов сложнее – из тридцати двух отдельных костей они превращаются в две сплошные костяные пластинки с зазубринами. Трансформация, которую претерпевают глаза, до сих пор не изучена, зрачки максимально расширены, а радужка подвижна: она хаотично изменяет конфигурацию и цвет, может распадаться на отдельные «кляксы» и собираться в единое целое.

– Ты делаешь успехи, – похвалил Тобиус, разглядывая верхушки отдаленных деревьев.

Эмма польщенно заулыбалась.

– А четвертый признак?

– Ярко выраженное безумие и неконтролируемые выбросы гнева, которые вкупе с огромной магической силой всегда наносят ужасные повреждения всему живому и неживому.

Волшебник кивнул, вернулся к столу и закрыл свою книгу заклинаний на замок.

– Одевайся, идем завтракать.

– Можно мне омлет? – зарделась Эмма.

– Да, – после некоторых размышлений ответил волшебник. Блюда из яиц были ее слабостью, почему – он не знал, но не стеснялся пользоваться этим как рычагом влияния.

Спускаясь по винтовой лестнице, Тобиус в который раз пересчитывал этажи. То есть он, конечно, знал, что их семь, но ему льстило напоминать себе о том, что у его башни семь этажей!

На самом верхнем этаже волшебник устроил себе личный кабинет, он же спальня. На шестом разместил комнату для Эммы. Еще ниже находилась мастерская, куда Тобиус притащил наковальню, установил трофейные инкубаторы и систему труб для их обеспечения. Ниже располагалась алхимическая лаборатория. Именно там он поставил атанор и столы с наборами драгоценной посуды для опытов. Под алхимической лабораторией расположилась библиотека. Шкафы со справочниками стояли на всех этажах, но на этом их было больше всего. Под библиотекой была обычная лаборатория, не алхимическая. В понимании волшебника «обычная» – означало наличие котла для варки зелий, ингредиентов, пентакля, расчерченного на полу…

А вот с пентаклями и прочими звездами вышло кривовато, и виной всему была конструкция винтовой лестницы, которая не тянулась вдоль стен, а шла сверху донизу, пронизывая этажи посредине. В такой башне начертить на полу пентаграмму, октограмму или какой-нибудь другой чертеж представлялось задачей сложной – ведь сердцевина чертежа оказывалась пустой. Тобиусу пришлось долго и упорно работать, чтобы из старой металлической лестницы сделать лестницу, которая может подниматься, убираясь через потолок, складываясь гармошкой, благодаря вплетенным в нее чарам. Для дыр в полу и потолке предназначались каменные крышки люков, на которых, разумеется, изображались недостающие части стационарных магических чертежей.

– Ты идешь?

– Иду! – донеслось с верхних этажей.

Она спустилась на нижний этаж, затягивая последние ремешки на старинном кожаном нагруднике. Когда Бальден увидел эту ветошь, он чуть языком не поперхнулся. Генерал битых полчаса убеждал Эмму взять из замкового арсенала кирасу, которая и защищает лучше, и не выставляет воина посмешищем, как это «кожаное старье». Но на все доводы морф-альбинос ответила упрямым «хочу вот эту». Волшебнику пришлось здорово поработать над этим антиквариатом, прежде чем его можно было надеть, не боясь, что сухая кожа рассыплется.

Эмма взяла за привычку часто ходить в самые темные и необжитые части замка одна и таскать в башню учителя всякий хлам, например пару ржавых античных мечей. Реставрационная магия Тобиуса привела их в пригодное состояние, и морф вооружилась в соответствии со своим вкусом, устроив клинки за плечами. К нагруднику крепился птерюгес, навевавший мысли о легионах Грогана в начале Гроганской эпохи. Для Эммы с длиной ее ног юбчонка была коротковата, однако менять одежду она отказалась наотрез. Впрочем, Тобиус и не настаивал.

В малом чертоге было светло и пахло булочками.

– Доброе утро, сир, генерал, миледи.

– Присаживайся, чар.

Бальден не ответил, будучи слишком сосредоточенным на еде, Хлоя сделала вид, что не заметила появления волшебника. С тех пор как он стал повсюду таскать за собой Эмму, принцесса притворялась, что ни Тобиуса, ни его воспитанницы в природе не существует.

– Доброе утро, брат Марк.

– Благословенное начало дня, чар Тобиус, – кивнул монах. – Отличный день, чтобы посвятить его Господу нашему Кузнецу.

– Да, просто замечательный. Как спалось?

– Прошлой ночью было не до сна. Я стараюсь довести до ума новую мельницу. Думаю, мы справимся быстро. Господин Гофер-младший считает своим долгом напоминать мне о том, что скоро лето кончится и давно время молоть муку. Милостью Господа-Кузнеца все успеем.

– А каковы твои планы на день, чар? – спросил Бейерон, степенно поедая пудинг серебряной ложечкой.

– Мы отправляемся за реку, сир.

– Опасное предприятие. Охрана нужна?

– Не стоит беспокоиться, благодарю. Со мной будет Эмма, а значит, можно и шакалота не бояться.

– Чар Тобиус, надеюсь, ты помнишь, что Дикая земля – это смертельно опасная среда для человека?

– Помню и постараюсь вернуться обратно живьем. Мне нужно пополнить запасы, сир, лето заканчивается, многие растения уже отцвели, другие отцветут вот-вот, а мне нужны ингредиенты для охранных чар. Вы приказали обезопасить замок, и приходится обращаться к зельеварению.

– В таком случае риски оправданны. И вот еще что.

От Бейерона к волшебнику прошел старый Джаспер, личный слуга и камердинер отрекшегося короля, с мешочком в руках. Заглянув внутрь, Тобиус насчитал десять крупных золотых кругляшей. Ривенские лостерции с профилем самого Бейерона на них. Небольшое состояние.

– Сир, это совершенно необязательно. Деньги здесь мне не нужны, а нашей зачаточной экономике они необходимы.

– Эти деньги, чар Тобиус, лишь малая толика того, что мы вам задолжали. Вы взяли на себя обязательства и соблюли их в полной мере. А теперь мы обязаны соблюсти свои. Победа над колдуном принесла нам некоторые дивиденды, и теперь мы можем свободно располагать полученными деньгами, хотя их происхождение и сомнительно. Примите первую часть оплаты.

Тобиус буравил кошель хмурым взглядом, невольно думая о том, сколько всего можно купить на такие деньги. Ингредиенты, материалы, запасные части к атанору или инкубаторам, новая алхимическая посуда из гномского стекла. Сколько экспериментов можно было бы поставить на десять лостерциев!

Кошель отправился в сумку.

– Мы постараемся вернуться затемно. Ночевать в Дикой земле не лучшая затея, и…

Маг вдруг зашипел от боли, медальон на его груди раскалился, и все помещение заполнил громоподобный глас:

– ВСЕМ МАГАМ ЯВИТЬСЯ НА ЗАЩИТУ АКАДЕМИИ!!!

– О Молотодержец и пресвятые апостолы… – Тобиус вскочил с места, отбрасывая стул, бросился к двери, остановился, бросился обратно, схватил Эмму за руку.

– Слава богу, что ты тоже всегда при оружии! Сир, вернусь как только смогу быстро! Это Зов Академии…

Волшебник и морф исчезли во вспышке, оставив после себя много вопросов и тот запах, который витает во влажном воздухе после сильной грозы.

– Что ж, – невозмутимым голосом нарушил молчание Бейерон, – пудинг очень хорош, мои комплименты мэтру Шовиньолю.

Они очутились в громадном холле главной башни Академии, в зале Тысячи Врат, на стенах которого было изображено бесчисленное множество нарисованных арок для «провеса» порталов. Из одной такой арки, вспыхнувшей на миг, выскочили Тобиус и Эмма. Они по инерции прошли несколько шагов, будто их толкнули в спину, и замерли, оглушенные царившим вокруг гомоном.

Каждые несколько мгновений то одна, то другая, а то и несколько арок сразу вспыхивали, пропуская в холл главной башни очередного волшебника. Вокруг волновалось уже целое море разноцветных мантий и полумантий, а в уши грязной рекой лилась какофония, в которой то и дело отчетливо всплывали бранные слова. Толпа волшебников требовала объяснений, а от ее коллективного негодования астральные потоки вокруг медленно вскипали, что по определению не могло быть хорошо. Многих Зов Академии сдернул поутру буквально с постели, они только и успели, что похватать посохи да книги заклинаний, а теперь кутались в ночные халаты вместо положенных одеяний и злословили пуще всех прочих. Гвалт прекратился на секунду, когда башня содрогнулась, вся, целиком, от верхушки шпиля до дна самых глубоких подземелий магической тюрьмы. Откуда-то сверху раздался многоголосый вопль.

– Всем молчать! – На импровизированный помост в центре залы вскарабкался маг в небесно-голубой мантии, Сехельфорсус Чтец, сильнейший маг Разума в Ривене, если не во всем Вестеррайхе. – Произошла попытка побега! Джакеримо Шут едва не вырвался из подземелья!.. Молчать!

Услышав о пленнике, маги опять загомонили, но Сехельфорсус ударил по толпе потоком ментального подавления, заставив всех закрыть рты.

– У него не получилось! Сейчас управители в полном составе, усиленные отрядом экзорцистов, прилаживают запирающие чары обратно! За них беспокоиться не надо! Наша проблема в ином! Джакеримо растлил одного из неофитов, который частично ослабил его путы! Не спрашивайте меня, как он смог спуститься вниз и пройти мимо Ольгефорта Неусыпного, я не знаю! Но факт в том, что это произошло, и когда выяснилось, что юнец не может снять чары полностью, Шут подсадил в него какую-то гадость из Пекла! Мальчик смог подняться наверх, преодолел множество этажей – и «бутон» расцвел! Все маги, способные сражаться, должны немедленно последовать наверх! Бой уже начался! Он открывает порталы в само Пекло и выпускает оттуда низших тварей! Мы сдерживаем их наверху, но если не уничтожить корень зла, рано или поздно к нам вылезет что-то крупное! Мы не можем этого позволить! Сейчас Церковный Караул вместе с петрианцами окружает внешние стены! Мы должны доказать им, что сами способны решить проблему! Это вопрос выживания!

Чтец подзывал к себе демонологов и, разделяя их, формировал вокруг каждого заклинателя демонов отдельный боевой отряд.

– Что происходит? – спросила Эмма, осматриваясь.

– Самый худший узник Академии, как я понял, пытается сбежать.

Порталы не переставали вспыхивать, доставляя все новых и новых магов, до которых дотягивался Зов Академии. Новоприбывшие требовали объяснений, мешая формированию групп, напирали на тех, кто появился раньше, и гомон становился громче. Собираясь в слишком уж больших количествах, волшебники теряли способность к нормальному сотрудничеству и превращались в сгустки раздражения. Сехельфорсусу приходилось несколько раз пускать по толпе ментальные волны, буквально внедряя всю необходимую информацию в головы новоприбывших.

Среди мантий тут и там проскакивали черные шинели с эполетами, аксельбантами, нашивками и алыми лентами – армейские маги, которых заклинание все еще считало частью Академии, тоже прибыли на зов.

– А что значит «бутон раскрылся»? – Голос морфа отвлек Тобиуса от тревожных мыслей.

– Это момент, когда демон, ворвавшийся в тело жертвы, полностью подавляет ее волю и берет на себя контроль. Обычно чем сильнее воля носителя, тем дольше «бутон» не раскрывается, но когда силы человеческой души заканчиваются…

– Эй, ты, желтоглазый, ко мне!

Сухой и тонкий палец Сехельфорсуса указывал прямо на Тобиуса.

– Что умеешь?

– Я серый маг, ваше могущество, умею много чего.

– Ну еще бы. А это кто?

Ответа архимаг-телепат не дождался, просто прочитал его на поверхности Тобиусова мозга.

– Боевой псевдоантропоморф? Отлично, хоть кто-то прибыл подготовленным! Отправляйтесь к группе Ипсона Странного! Вон туда! Живо, мальчишка! Живо!

Ипсон Странный был уже зрелым, но еще не старым магом, чье морщинистое лицо будто выражало каменную серьезность. Не очень высокий, но широкоплечий мужчина, с выпуклой грудью и плоским животом. Он не носил усов, предпочитая небольшие бакенбарды и маленькую аккуратную бородку; череп Ипсона охватывал тонкий золотой обруч с камнем во лбу. Самой примечательной чертой того волшебника являлся левый глаз – магический артефакт, который горел синим светом и поворачивался в глазнице независимо от органического собрата. Как вспомогательным артефактом Ипсон Странный пользовался очень оригинальным инструментом – золотым наручем, обхватывавшим его правое предплечье и увенчанным тремя длинными изогнутыми клинками, торчавшими вперед на манер звериных когтей.

Рядом с Ипсоном уже стоял один волшебник, демонолог в темно-алой полумантии, короткостриженый безбородый парень, сверстник самого Тобиуса.

– Имя? – хмуро спросил старший.

– Тобиус.

– Еще один рядовой. Становись. Когда наберется шестеро, будем укомплектованы.

Странный говорил так, будто все происходящее его нисколько не волновало, будто к нему все это не имело отношения. Он оставался невозмутим, и лишь изгиб плотно сжатых губ говорил о его слабом недовольстве, вызванном окружающей суматохой.

– Я – Орландо, – тихо представился молодой демонолог.

– Тобиус.

– Слышал. А это кто с тобой?

– Эмма. Она хороший воин.

– Я хороший воин! – улыбнулась стальная дева.

– Очень на это рассчитываю. Сейчас еще троих подберем и пойдем. – Демонолог вздохнул, лихорадочно оглядываясь, и резким движением стер со лба пот.

Тобиус взвесил в руке жезл, тяжесть инструмента его успокаивала.

К одноглазому подбежала девушка с короткими рыжими волосами, в мантии цвета молодой травы, скроенной по женской фигуре (с зауженной талией). Она представилась как Марадея и в ответ на вопрос Странного сообщила, что является адвомагом и, более того, дубликатором.

– Не помешает. Становись к остальным.

Тобиус и Орландо кивнули сестре по Дару.

Вскоре к ним присоединился еще один волшебник, тоже молодой, рослый, широкоплечий и жилистый, с длинными волосами цвета пшеницы. В нем явственно проглядывала кровь северных островитян.

– Алестан, – коротко бросил он.

– Всем приготовиться! Выступаем немедленно! – возвестил Чтец.

Группки волшебников начали подъем вверх по запутанному нутру башни. Они быстро двигались выученным с детства лабиринтом коридоров, анфилад и галерей, мимо дверей аудиторий, лабораторий, кабинетов, мастерских, мимо старинных портретов, мозаик и гобеленов, освещенных магическими огнями, тяжелыми напольными канделябрами, выточенными из камня, и артефактными светильниками, мимо статуй на высоких постаментах.

– Слушай меня, larvas magicus, – тихо говорил Ипсон Странный, ведя их за собой, – из-за того что серый притащил с собой морфа, Сехельфорсус недодал нам шестой боевой единицы, так что нас пятеро, увы. Жаловаться поздно, а поэтому я требую от вас полного подчинения. Если будете слушаться, то получите шанс на выживание. Теперь конкретно – что вы умеете? Девчонка?

– Я э… могу призывать зукулинов, создавать несложные дубли…

– Боевая магия? Целительство?

– Нет, очень мало… но я могу переливать свою гурхану, если нужно, это дается мне легко.

– Негусто, учту. Демонолог?

– Профильная дисциплина, – немедленно отозвался Орландо, – с отродьями и низшими воплощениями я справлюсь, но если полезет что-то покрупнее… не знаю.

– Мне достались одни безбородые молокососы, – хладнокровно прокомментировал Ипсон. – Блондин?

Губы Алестана на миг презрительно скривились, но в остальном он сохранил холодную сосредоточенность.

– Криомантия. Хорошо ставлю разные защитные чары.

– Сойдет. А ты, моль, можешь всего, но по чуть-чуть, верно?

– Да, ваше могущ…

– Что дается лучше прочего?

– Я… неплохой боевой маг и исцелять умею.

– Ну хоть с одним повезло. В нашем положении было бы намного выгоднее иметь под рукой опытного демонолога, но с низшими отродьями Пекла может справиться даже простая боевая магия…

Башня вздрогнула.

– Прибавили шаг, – приказал Странный, подавая пример.

Они почти достигли средних этажей башни, когда ее в очередной раз тряхнуло.

– Тихо здесь, – сообщила Марадея, испуганно оглядываясь.

Этаж пустовал – его покинули в спешке.

– Когда сверху повалили отродья, неофитов начали телепортировать в другую часть кампуса, подальше от главной башни. Морис Прыжок с целой бригадой пространственников работали без передышки, пока ученики не оказались в безопасности. Быстрее! Слышите, как грохочет?

– Значит, сюда твари еще не добрались.

– Остановлены выше, серый. Сальвего Тысячник костьми лег, преграждая им путь, а когда у него закончилась гурхана, перешел на гвехацу.

– Наставник Сальвего мертв? – Марадея невольно прикрыла рот руками: высказанная вслух, эта мысль звучала очень уж кощунственно.

– Старика вытащили подоспевшие демонологи. Как я слышал, кровь сочилась у него даже из пор. – Голос Ипсона Странного остался совершенно безучастным.

Дальше они поднимались молча, держась на расстоянии от других групп. Волшебники перебирали в головах заклинания и изо всех сил впитывали магию, которая была так щедро разлита в воздухе.

Башня содрогалась чаще, и откуда-то доносились приглушенные звуки битвы: взрывы заклинаний, отрывистые команды и предсмертные вопли, сливавшиеся с ревом тварей, наступавших сверху. Астрал кипел от резонансов десятков заклинаний, использовавшихся одновременно. Двери некоторых аудиторий были распахнуты, внутри рядами лежали стонущие волшебники, обожженные и истерзанные. Между ранеными сновали целители.

– Проходите дальше, сейчас за боем следит Таптур, он скажет вам, что делать, – посоветовал Гвин Примочка, указывая дальше по широкому коридору.

Тобиус помнил, что прежде там стоял питьевой фонтан с ледяной водой, но теперь на его месте была установлена каменная арка, покрытая глифами, чем-то неуловимо походившая на огромную и пустую зеркальную раму. Правда, она не пустовала – вместо стекла в «раме» слабо колыхалось нечто наподобие тончайшего слоя гибкой слюды, сквозь которую можно было видеть противоположную стену. Вокруг арки развалились в креслах шестеро волшебников, но их расслабленные позы – головы, уроненные на грудь, бессильно свисающие руки – не обманывали ложным спокойствием. Волшебники пребывали в магическом трансе, беспрерывно поддерживая арку своей гурханой, сохраняя стабильность колышущейся словно занавеска от нежного ветерка «слюды», питая ее заклинаниями и сложными магическими плетениями.

Подле арки стоял Таптур Невидимый Кулак, высокий седоволосый маг в испачканной кровью мантии, безусый, но с длинной бородой, крепкий и сильный, хотя явно уставший. Он раздавал команды зычным голосом и отправлял в арку все новые и новые группы волшебников. За поясом у него тускло поблескивал золотом древний жезл, длинный, с массивным набалдашником, украшенным темно-красным рубином. Магии в том жезле не чувствовалось вообще, но все в Академии знали, что это атрибут маршала. Не иначе, сам Гаспарда передал жезл Таптуру вместе с высочайшими полномочиями.

Мимо него перед группой Ипсона в слюдяной полог ушли пятеро волшебников с зелеными ромбовидными кристаллами – артефакторы. Разумеется, они не появились с обратной стороны каменной арки, а исчезли бесследно.

– Ипсон, ты? Рад видеть.

Из арки донесся приглушенный, словно очень далекий, грохот, перемешанный с шипением и треском.

– Взаимно. Опиши диспозицию.

Странный обратился к архимагу неофициально, что могло свидетельствовать лишь об очень близком знакомстве.

– Нам удалось сдержать эту тварь достаточно, чтобы пространственники смогли создать новое измерение между лестницей и этой точкой. Метастазы Пекла проросли прямо в то измерение, и теперь битва идет в пространственном кармане.

– Разумно. Было бы жаль разносить в пыль саму башню.

– На этом наши успехи пока что закончились. Здесь сравнительно безопасно, но когда пройдешь внутрь складки реальности, увидишь три громадных метастаза демонической плоти, которые перекрыли противоположный выход. Они непрерывно исторгают плацентарные сгустки, из которых рождаются отродья. Эти твари прут бесконечной волной, а мы истребляем их без передышки, но пока что никакого толку. Многие наши ранены, некоторые полегли, но если бы не заграждение из големов и элементалей, думаю, замучились бы мертвецов считать. В любом случае много это не продлится – либо сможем прорваться наверх, к сердцевине этой мерзости, либо придется взрывать всю башню.

– Никто ее не взорвет, – дернул щекой Ипсон Странный, глядя своим живым глазом в арку, – если пострадает Сердцевина, то весь Ордерзее запрыгнет на небеса.

Странный быстро оглядел свою группу магическим протезом. Тем временем Таптур раздавал указания всем собравшимся, пока его голос не утонул в чудовищном реве чего-то совсем уж невероятного.

– Это еще что за певчая птичка?

– Памиров любимец. Кто-то придумал вытащить его из спячки и перенести из подземелий сюда, но пока эта махина больше мешает, чем помогает!.. Так вот, сейчас там сражается второе отделение, это те, кто прибыл с Зовом Академии раньше вас! Им нужна помощь лекарей и отдых. Когда вы войдете внутрь искусственного измерения, второе отделение начнет отступление, а вы, третье отделение, займете его…

Голос Невидимого Кулака потонул в оглушительном грохоте.

– …Место! Готовьтесь к наступлению!

– А кто на первичной линии обороны? Кто принимает основной удар отродий? – спросил старый демонолог в алой мании, Кагерант Копыто.

– Големы, говорю же! Элементали, бестии, нежить, призванные твари, химеры! Все, кого не жалко! Там же наши лучшие боевики…

– Прошу разъяснить всю диспозицию! – подал голос Логейн Рыцарь.

Таптур взмахнул рукой, создавая несколько двухмерных иллюзий, показывающих карту сражения.

– Мы создали для битвы огромный зал, в котором хватит места развернуться любому из вас! Наше заграждение имеет вогнутую форму и отделяет четыре десятых площади этого зала линией, состоящей из четырнадцати оборонных пунктов, между которыми есть определенное свободное пространство для подведения подкреплений или отступления, если уж совсем припечет. На каждый оборонный пункт отправится группа числом не больше шести магов и будет по мере сил отбивать нападение отродий! Мы предприняли меры по защите своих позиций магическими ловушками. По правому флангу внешнюю линию обороны держат големы, слева – больше элементалей. Некроманты и бестиологи тоже вносят свою лепту, трупы подбираются особенно близко к метастазам, но там концентрация отродий слишком высока, и кадавров разрывают в клочки. Как я уже сказал, мы перетащили сюда Памирова арахноганта, теперь эта тварь полностью блокирует край правого фланга. Ородос Виндикту поставил своего любимца на левом фланге. В идеале наша задача состоит в том, чтобы уничтожить метастаза, после чего прорваться на верхние этажи. Пока что все тщетно, наши заклинания ранят этот кусок мяса, но он регенерирует со скоростью сытого огра…

– Расщепление пробовали? – донеслось откуда-то. – Или Элементарный Разлад?

– Кто тут считает меня идиотом?! – повысил голос Таптур Невидимый Кулак, могущественный телекинетик, дробящий скалы, как песочные куличики, силой своего Искусства. – Пробовали всё! Остались лишь заклинания, которые всю башню разнесут на мелкие кусочки!

– Таптур! – раздался гневный оклик. Сехельфорсус Чтец прокладывал себе путь среди коллег локтями. – Чем ты тут занят?! Грандж и Мехир на последнем издыхании, Кахестивран Дракон больше не может поддерживать форму, Арнульфу требуется помощь, общая интенсивность огня снижена вдвое! Надо выводить их оттуда, пока они не стали падать в обморок от перенапряжения!

Сехельфорсус одновременно слушал мысленные донесения от всех магов-командиров, участвующих в обороне башни, координируя их действия.

– Раздай им указания и начинай оттягивать второе отделение! Не переусердствуй на правом фланге, от арахноганта все же есть польза, он как стена! Укрепи середину и левый фланг!

– Таптур, а этот здесь? – спросил Ипсон Странный.

Невидимый Кулак без объяснений понял, о ком речь.

– Я не видел его. Но там, – он указал себе за спину, – среди прочих существ сражается гьенджойлин. А в Академии только один маг смог получить гьенджойлина в услужение. Время вопросов закончилось! Все на защиту Академии!

В голове Тобиуса прозвучало: «Седьмая позиция, прямо в центре, держись своей группы». Отряды, объединенные под условным названием «третье отделение», по одному отправлялись через арку в искусственно созданное измерение, где занимали четырнадцать основных оборонительных позиций. Одновременно с этим второе отделение начало отступать. Такая слаженность маневров была заслугой все того же Сехельфорсуса, который одновременно раздавал указания десяткам магов.

Оборонительные позиции были выполнены в виде вогнутой линии из четырнадцати каменных преград, за которыми укрывались волшебники и из-за которых они могли вести обстрел боевыми заклинаниями. Как только отряд Ипсона занял позицию номер семь, Алестан покрыл их укрытие слоем корки магического льда. Раздался оглушительный вопль, больше не приглушенный разностью между измерениями, и башня в очередной раз мелко затряслась.

Три колоссальных красно-розовых щупальца росли из арки на противоположной стороне огромного круглого зала. В их мясистых подрагивающих телах виднелись отверстия, закрытые пульсирующими сфинктеральными мышцами, ежесекундно выталкивающими через себя осклизлые плацентарные коконы, которые лопались, выпуская на волю отродий. Омерзительные уроды всех мыслимых и немыслимых видов, маленькие, большие, летучие, ползающие, звероподобные или похожие на какие-то клубки органов, когтей и клыков, многоротые, слепые, десятиглавые, выдыхающие огонь или кислоту, снабженные оружием, вросшим в плоть, или ядовитой слизью, сочащейся отовсюду, асимметричные и неизменно ужасные. Все они выли, рычали, кричали, визжали, рыдали, и все с безумной яростью бросались в сторону магов.

Големы сражались в двухстах с лишним футах впереди – бронзовые, медные, каменные, глиняные статуи, оживленные магией, топтали огромными ступнями, крушили руками-молотами и кромсали руками-лезвиями, защищая правый фланг. Элементали – огненные, земляные, водные и воздушные – жгли, давили, топили и били врага оземь, защищая левый фланг. Волны чудовищ накатывали на магических слуг и разбивались о них как о неприступный скалистый берег. Шесть отрядов нежити под управлением некромантов упорно рвались ближе и ближе к метастазам, пока их в очередной раз не сметали. Материал для создания кадавров маги Смерти брали здесь же, преобразуя изувеченные трупы отродий на расстоянии, и звалось это умение корпускинезом. Им же они пользовались, создавая и грозных гоголов.

– А что нам делать? – в ужасе прокричала Марадея, оглядывая творящийся хаос.

– Вызывай своих дублей. Демонолог, готовься в рукопашной сойтись с теми, кого тебя учили усмирять. Здоровяк, на боевые заклинания не растрачиваться, нам нужна защита. А ты, серый… будешь работать мортирой. Боевая магия, понял?

– Да!

– И держи свою куклу рядом, даже ее железки могут понадобиться.

– Я не кукла. Нельзя даже с уверенностью сказать, что я морф, – жизнерадостно заметила Эмма, сжимая в руках мечи.

– Но… но… – Марадея явно растерялась. – Они же не здесь, они же там! Мы что, будем метать заклинания через големов и элементалей?

– Нет, конечно, – Ипсон провел левой ладонью по золотому наручу, – своих же можно задеть.

– Своих?

– Там сражаются наши. Я вижу старого Нарлогу, чьи лоа буквально жрут отродий. Я вижу Талбота Гневливого и Атурина Патоку, учеников самого Влатлава Опустошителя. Я вижу Мокан-Сингха, чьи кулаки страшнее стенобитных орудий. Порождение некромантии – очень крупный, сильный и выносливый кадавр, созданный из нескольких обычных трупов. Я вижу Ашария Задиру, вставшего вровень с архимагами. Они сдерживают и разрыхляют поток отродий, а без этого твари Пекла давно бы снесли и нас, и големов, и элементалей. Пока они держатся, готовьтесь к бою, но рано или поздно назреет прорыв… о, вот и он. Всем приготовиться!

Прорыв произошел мгновенно – волна отродий хлынула между големами и элементалями, частично погибая под Ударом Девяти Небес Мокан-Сингха, но продолжая двигаться дальше. Больше семи десятков отродий ринулись к опорным пунктам волшебников, оглашая все вокруг яростными воплями.

– Приготовились и…

Заклинания выметнулись им навстречу россыпью разноцветных вспышек, огненными струями, сгустками изменчивой энергии, извивающимися потоками шипящих молний. Отродья превращались в пепел, ледяные статуи, снежные сугробы, растекались лужами, испарялись, падали кучами гнили или просто взрывались.

– Не останавливаться! – рявкнул Ипсон, занося свои золотые когти для удара. – В расход их! – Он взмахнул рукой, и сразу пять тварей превратились в филигранно нарубленные кучи дымящейся плоти.

Вопящие сгустки магической энергии истребили нападающих на подходах, ни одна тварь не успела ступить на поле магических ловушек. Следующий прорыв произошел на левом фланге, где первичную оборону держал Нарлога, старый шаман из Унгикании. Скрюченная фигурка, облаченная в набедренную повязку и накидку из леопардовой шкуры, да в ритуальных украшениях, махала клюкой-погремушкой направо и налево, исправно сдерживая напор отродий, но вот, частично пав в Живом Огне, твари Пекла все-таки прорвались и ринулись на приступ.

Магическая артиллерия заработала на огромной скорости. В этот раз их было втрое больше, и за два залпа уничтожить всех не удалось. Волна атакующих нарвалась на магические ловушки – Медвежьи Капканы, Железнозубы, Пламевороты, Вмерзшие Стопы, Потайные Молнии, Стальные Травы и многие иные. Превращаясь в прах, разваливаясь на части, заледеневая и взрываясь, отродья продолжали бездумно переть напролом. Демонологи били Горящими Глифами, уничтожая демонов пачками. Волна так и не добралась до вторичной линии обороны, а когда она окончательно сошла на нет, волшебники принялись заделывать брешь в заграждении, устанавливая новые ловушки.

– На первый взгляд все не так сложно, – задумчиво сказал Алестан, глядя на быстро латаемую линию обороны.

– Не зевай, северянин, они снова идут.

Третий прорыв произошел через несколько минут после уничтожения второй волны. Особенно крупное отродье развеяло двух элементалей, прежде чем залп демонологов вышвырнул его прочь из Валемара, и в брешь хлынули более мелкие твари, числа которым не было.

Ипсон замахал когтями с ошеломительной скоростью – невидимые лезвия его телекинетических импульсов заработали как косы, собирая богатую жатву. Наргутал Злыдень метал свои любимые Шары Ярости; Гломп Тролль щедро раздавал стимулирующие заклинания, готовя ближайшие опорные пункты к рукопашной схватке; Кагерант Копыто уже применил Цепь Цвехрема; Саторин Холод превратил часть пола в ледяной каток, изо льда которого выскакивали шипы-копья; Марклесто Стена возводил преграды то тут, то там; Ламборд Каланча разбрасывал молнии горстями; Заппер Труха, один из немногих некромантов, участвующих в бою непосредственно, превращал врагов из живых созданий в создания мертвые. Старания многих других магов, не достигших еще магистерского ранга, и описывать бесполезно – слишком много их было.

Тобиус метал один Огненный Шар за другим, метал Шаровые Молнии, Сосульки, все, что только можно было быстро обновить, а самые сильные заклинания он пока придерживал про запас.

– Приготовиться к рукопашной, на этот раз ловушки их не остановят.

Марадея окружила себя дубликатами солдат городской стражи Ордерзее, которые ощетинились алебардами, гизармами и мушкетами. Алестан тряхнул кистями рук, шепча пробуждающие слова для Купола Белого Хлада. Тобиус вытащил из ножен ритуальный нож и поудобнее перехватил свой жезл. Орландо приготовился встретиться лицом к… чему бы то ни было с тварями, против которых его всю жизнь учили воевать. Отродья были уже близко, окружающее пространство потонуло в разноголосице их воплей, визгов и взрывов срабатывающих ловушек.

Первые полтора десятка монстров, попавших в Купол Белого Хлада, превратились в лед, после чего заряд заклинания иссяк. Криомант резко опустил руки, оттягивая кисти, а из его предплечий вперед выдвинулись белые Ледяные Клинки, источающие смертельный холод. Орландо приготовил свою Цепь Цвехрема и пустил в ход Пожиратель Греха – магическое поле демонологической школы, ослабляющее любого выходца из Пекла, который в него попадает.

Шакалотову долю тварей, пришедшихся на седьмую оборонительную позицию, взяли на себя именно Ипсон и Орландо, Тобиус выпустил из жезла волну направленного огня, метнул две Шаровые Молнии, после чего принялся яростно работать жезлом и ножом, круша и кромсая мерзкие туши. Алестан с бешеной скоростью махал магическими клинками, дубликаты городских стражников бесстрашно рубили алебардами и палили из мушкетов, погибая от когтей и клыков, но неизменно возрождаясь по воле Марадеи.

Урод с головой, похожей на голову рыбы-молота, набросился на серого мага, размахивая левой длинной рукой, снабженной когтем-клинком, – Тобиус испепелил его, следующую тварь он разрубил ножом. Краем глаза Тобиус заметил довольно большое отродье, похожее на сращенные туловища коня и человека, которое перевалилось через стенку шестого опорного пункта и нависло над леди Чань, занося лапу-дубину. Индальская магесса отшатнулась, пуская поток зеленого пламени из-под длинных золотистых ногтей. Увы, Индальский Огонь не подействовал. Некоторые из отродий имели определенный иммунитет к тому или иному воздействию, так что бой с ними напоминал опасную жеребьевку, в которой никто не знал, какая каверза выпадет ему. Тобиус ударил по «конелюду» Кислотным Жалом, которое съело половину его тела. Леди Чань отрывисто кивнула в знак благодарности, и махонькие бубенцы на многочисленных шипах-заколках, поддерживавших ее прическу, мелодично зазвенели.

– Смотри за собой, полудурок.

Тобиус обернулся и увидел, как тварь, прыгнувшая на него секундой раньше, зависла в воздухе и буквально на глазах стала разваливаться ровно рассеченными ломтями. Ипсон Странный прикрыл его спину.

– Я вам должен, ваше могущество!

– Как и своей кукле. Она уже двух прикончила, которые свободно зашли тебе в спину. Выполняй свой долг, а узкоглазая исполнит свой.

– Прости, у меня мечи в панцире той твари застряли, третьего не успела снять! – виновато заныла Эмма, одним мощным ударом отрубая голову очередного отродья.

– Ты отлично справляешься! Пригнись! – Ветреный Кулак размазал еще одного прыгучего урода.

Третья волна была наконец уничтожена, волшебники принялись зализывать раны, целители оказывали помощь. Многие после этого столкновения обзавелись шрамами, ожогами, мгновенно загноившимися ранами. Нескольких волшебников пришлось удалить от битвы. Все вдруг прекрасно поняли, что это только первая серьезная стычка, первая и далеко не последняя. Пол в искусственно созданном зале остался ровным только за спинами магов. Все, что находилось перед их оборонительными позициями, покрывали оспины оплавленных, замерзших и облитых кислотой воронок.

Следующие два прорыва были отбиты сравнительно легко, а потом еще три прорыва подряд оказались контактными. Вопли, взрывы, рев и гомон, порождавшие сильную головную боль, не смолкали ни на мгновение, ревущие и гудящие сгустки и яркие росчерки боевых заклинаний заполняли воздух вместе с удушливым едким смрадом и запахом озона, а метастаз все продолжал рождать монстров. Минуты растягивались в часы, а те, в свою очередь, утекали в воронку бесконечности.

Все на седьмой оборонительной позиции устали, но особенно сильно вымоталась магесса-дубликатор. Марадея оказалась самой уязвимой в отряде. Ее запасы силы были немалы, она умела ими делиться, на что годился не каждый волшебник, но в бою ее полезность ограничивалась полезностью тех призванных существ и дублей, которых она могла использовать.

– Повезло тем, кто на правом фланге, – произнес, не обращаясь ни к кому конкретно, Алестан. – Почему они не послали эту тварь вперед? Она одна могла бы растоптать всю мерзость своими ножищами.

На правом фланге действительно было гораздо спокойнее, и не благодаря Ашарию, хотя его огонь бушевал не переставая. Там стоял арахногант, жуткий зооморф, гибрид десятков неразумных биологических видов, в основу которого были заложены гены двух зверей-гигантов: черного паука скурры из Унгикании и варана катачарсы с одного из островов архипелага Хвоста.

Выращенного Памиром Арахнофобом зооморфа полностью покрывала неразрушимая броня из неизученного материала. Он имел восемь конечностей: две громадные ноги; четыре длинные членистые конечности, оканчивавшиеся исполинскими костяными клинками, и маленькие лапки в передней части головогруди, предназначенные для хватания пищи. У арахноганта также было восемь глаз, биологическая пушка, стреляющая природным клеем, длинный хвост-хлыст с гигантским крюком на конце, а под ним еще и паучье брюхо со второй биологической пушкой – кислотной. Эта ужасная тварь могла топтать армии, ломать городские стены, вырубать леса, отравлять реки и выдыхать облака ядовитого газа. Однако ныне она стояла неподвижно на своем месте и лишь тогда начинала шевелиться, когда у ее ног появлялись отродья.

– Памира Арахнофоба нет в Академии, – пояснил Ипсон, – он отправился в Унгиканию несколько месяцев назад и раньше чем через год не вернется. А кроме него, арахногантом никто управлять не способен, так что эта тварь все еще в состоянии полудремы. Никто не возьмется предсказывать ее поведение в случае полного выхода из спячки…

Волшебники вздрогнули и пригнулись, закрывая уши от ужасного грохота – Талбот Гневливый пробудил заклинание Шепот Огненной Горы, и взрыв получился в десять раз мощнее, чем от Топора Шааба.

– Големов стало меньше, – прокричал Тобиус, – их возможно заменить?

– Не сразу. Все пригодные для боя големы уже здесь, все, кроме механических игрушек Бородо. Вон там ставка големостроителей, они натаскали сырья и создают новых болванов как могут быстро…

Внезапно над позициями волшебников пролетели обсидиановые горгульи – сложные высококачественные големы, созданные на самый крайний случай. Их крылья имели чисто декоративное назначение, но големы летели свободно за счет вплетенных в их стеклянные тела чар. У них были длинные руки с обсидиановыми когтями, коротковатые ноги, приспособленные цепляться за парапеты, и рогатые головы с тяжелыми лбами. Их неживые тела покрывали ровные строки сложной тайнописи. И снаружи и изнутри Академию украшало много разных горгулий: белые алебастровые, серые гранитные, красные мраморные. Но черными обсидиановыми горгульями распоряжался как собственной гвардией лишь один из управителей Академии – Бородо Глиняные Ноги.

Он был человеком среднего сложения и среднего роста, моложавым шатеном с аккуратной бородой и без усов. На носу архимага сидели очки с оправой, выточенной из черепашьего панциря, и линзами из горного хрусталя, заказанными в Кхазунгоре. Бородо носил высокий слегка помятый колпак без полей и скромную длиннополую мантию коричневых и серых оттенков, а опирался он на очень короткий посох с небольшой глиняной головой голема вместо набалдашника.

– Простите, что задержался, торопился как мог. – Верховный големостроитель опустил свою объемистую суму на пол. – Коллеги отправили меня вам на помощь.

– Разве не все управители должны быть внизу? – спросил Таптур.

– Все полезные. Мое место занял Шивариус. Он всяко лучше обеспечит немоту Шута, чтобы тот не мог выкрикивать контрзаклинания, за что Многограннику огромное спасибо. – Бородо с удовольствием распрямился – хотя его сумка и являлась артефактом, многократно уменьшавшим массу своего содержимого, Глиняные Ноги так плотно утрамбовывал в ее искаженных измерениях сырье и инструменты, что его спине все равно приходилось несладко. В последние годы он серьезно подумывал о том, чтобы заменить родной позвоночник на бронзовый. – От меня там внизу было мало пользы. Вот Сегук передал геомантам призыв земляного демона. А то они, я вижу, совсем без дела сидят. Где Кагерант Копыто?

– Здесь я, ваше могущество.

– Приготовь Алую Башню, Кагерант.

– Сделаю, но мне нужны помощники, силы уже не те.

– Возьми хоть всех демонологов, но чтобы через полчаса все было готово.

– На Алую Башню уходит подготовка не менее недели, – напомнил Таптур.

– Кагерант всегда носит в голове это заклинание, если ты не знал, – улыбнулся Бородо.

– Ваше могущество!

– Гатрак?

– Земляной демон – это, конечно, очень хорошо, но мы не можем сотворить его без земли! Наши запасы ушли на элементалей! – пожаловался геомант.

Сумка Бородо открылась, и из нее сплошным потоком полез жирный чернозем вперемешку с камнями и земляным мусором. Геоманты приняли материал и немедленно приступили к оформлению призыва.

После земли из сумки стала появляться глина.

– И мне не след бездельничать, – заключил великий големостроитель, шевеля пальцами.

Глиняный ком тоже задвигался, приподнимаясь, и стал приобретать очертания человека. Казалось, что это происходит само собой, без участия Бородо, но на самом деле статую формировали десятки невидимых телекинетических «рук». Своим филигранным телекинезом архимаг наносил на статую очертания огромных мышц и суставов, преднамеренно небрежно лепил резкое неживое лицо, формировал конечности и широкий торс. Из-под его плаща юркими птахами выметнулась стая мастерков и шпателей. В итоге завершенная скульптура имела восемнадцать футов высоты и отдаленно напоминала человека: ноги-тумбы, громадные кулаки, угловатое лицо. Бородо обдал истукана магическим пламенем и достал из сумки костяную пластинку, инкрустированную двумя самоцветами, которую поместил в торс своего творения сквозь еще раскаленный керамический панцирь. Шем скрылся в теле статуи, голем вздрогнул, ожил, мучительно и натужно зашевелился, ломая свою «кожу» в местах сгиба суставов.

Из сумки Бородо появилась новая порция глины, второй голем вырос уже на двадцать пять футов, и в его тело Бородо вставил железные пластинки для прочности. Маленький и большой големы отступили, давая место для нового собрата. Теперь из сумки стали появляться разнообразные металлические предметы – от обычных болтов и гаек до совершенно непонятных сложных штук. Техноголем рос на глазах, просто собираясь из малых частей в большие, а из больших частей – в громадную кубическую фигуру. Он прочно встал на короткие, но надежные ноги и засверкал отполированным золотом, серебром, бронзой и медью. Внешние плиты брони техноголема представлялись произведениями искусства, настоящими барельефами, изображавшими сцены из жизни Мага Магов, великие свершения волшебников прошлого, битвы двух магических войн и многое другое. В броню были вплетены и переплетены между собой сложнейшие системы лучших защитных заклинаний и артефакторских чар, да и на боевые артефакты при конструировании не поскупились. Вместо головы в вершине торса техноголема находилась выемка с высоким троном.

Башня вздрогнула, демонические метастазы мелко задрожали, а затем их основной ствол стал раздуваться, будто его распирало изнутри. В конце концов щупальца породили громаднейший плацентарный кокон.

– Кажется, нас опередили. – Бородо приостановил сборку почти завершенного техноголема. – Сделайте что-нибудь, я пока не готов.

Кокон лопнул, и из него вылезло нечто гигантское. Шестидесятифутовая тварь имела слева одну огромную руку-дубину и целых две руки справа, одна из которых являлась клешней, а вторая – длинным извивающимся щупальцем, испещренным ядовитыми шипами. Два глаза горели кровожадным безумием, а под ними начиналась вертикальная трещина рта, которая тянулась сверху вниз по всему могучему торсу, щерясь длинными клыками-ребрами. Отродье шагнуло, сотрясая башню своим весом, раздался тоскливый рев, последовал новый шаг, медлительный и тяжелый. Десятки заклинаний устремились к великану, но ни одно не достигло цели – все погасли на подлете.

– Закон подлости, – сказал Ипсон Странный с мрачной улыбкой, – самый большой урод неуязвим для магии.

– Я еще не готов, – обронил Бородо, – сделайте что-нибудь.

Приказ управителя разнесся по умам всех присутствовавших волшебников. Атурин Патока применил одно из своих коронных заклинаний – Патока Смерти, за которое он когда-то получил магистерский посох.

Патока Смерти являлась золотисто-прозрачной, сладко пахнущей массой, необычайно липкой и вязкой. Атурин преградил надвигающимся отродьям путь длинной широкой полосой своей патоки, после чего вместе с остальными магами ретировался прочь.

Против гигантского отродья выступил Ородос Виндикту со своим питомцем, в честь которого и получил второе имя. Совиные медведи, или виндикту, являлись реликтовыми чудовищами времен Второй войны Магов, зооморфами, превосходящими абсолютное большинство современных аналогов. В бою эти крупные, но ловкие хищники, вооруженные когтями и клювами, передвигались стремительно, а их сила и свирепость делали из виндикту непобедимых противников.

Древний зверь несся вдоль паточной полосы, в которой увязало все больше и больше отродий. Рано или поздно первые утрамбуются и станут твердой основой для наступления последующих, как уже не раз случалось в этой битве. Зооморф совершил головокружительный прыжок над патокой и всеми когтями вцепился в гигантское отродье. Виндикту принялся терзать обожженную плоть твари, юрким тараканом ползая по ее туше, спасаясь от страшной клешни и ядовитого щупальца. Отродье всеми силами пыталось избавиться от врага, но сравнительно небольшой и чрезвычайно быстрый виндикту продолжал отрывать от монстра куски плоти. Вдруг совиный медведь оплошал, угодив в пасть-трещину, но даже когда ребра отродья сомкнулись, оно не прекратило выть, и вскоре сквозь красное мясо пробился мощный кривой клюв. Гигант медленно повалился вперед, а виндикту, словно порождение ночного кошмара, выбрался наружу, стряхнул со шкуры кипящую черную кровь и распластался в планирующем прыжке. Из боков и лап зооморфа выдвинулись длинные маховые перья, которые не помогали ему летать, но обеспечивали грациозные планирующие прыжки. Виндикту приблизился к своему хозяину, и Ородосу пришлось высоко поднять руку, чтобы одобрительно погладить реликт древности по клюву.

– Отлично! – воскликнул Бородо. – Мы готовы!

Земляной демон получился всего в три человеческих роста, коренастый и широкий, укрытый шерстью из свежей зеленой травы; на груди из земляной «плоти» выступали острые каменные ребра; голова без шеи сидела прямо на плечах, буравя мир безразличным взглядом светящихся буркал; его ноги были похожи на каменные колонны, руки же с огромными предплечьями состояли из черной вулканической породы, с текущей по ним раскаленной лавой, которая оставляла опасные лужицы на полу. Из головы земляного демона росли рога, деревянные, ветвистые, словно у оленя, а в зеленой траве на спине покачивались при движении бутоны полевых цветов.

– Проведем Кагеранта вплотную к метастазам.

Бородо Глиняные Ноги поднялся к трону на вершине своего сверкающего механического чуда и, положив руки на блестящие рычаги, привел механизм в движение. Техноголем громко загудел от пробудившейся в его нутре энергии, зажужжал и сделал первый тяжелый шаг, поднимая левую руку, на которой вместо предплечья было артиллерийское орудие.

– Пусть Рубио Уголь оттягивает элементалей. Передайте Малахаю, что его мертвяки пойдут первыми, потом я и мои големы, затем сразу колонна боевых магов. Подберите кого-нибудь пошустрее. Анимаги с бестиологами остаются здесь, арахногант будет последним гарантом нашей победы, если ударная группа не выберется, пусть разбудят его полностью и бегут. Всех молодых оставляем здесь, в битве с одержимым им не место. Академия, в атаку!

Бородо возглавил колонну, а сильнейшие боевые маги двигались по сторонам от его машины, поливая все вкруг заклинаниями, от которых выл и изгибался в конвульсиях Астрал. Обычные големы двинулись вперед, прикрывая демонологов. Боевые волшебники уровнем пониже покинули опорные пункты и пошли следом, вновь и вновь поддерживая авангард фланговым огнем. Земляной демон выбился далеко вперед, уничтожая все нечеловеческое в широком радиусе поражения, и получалось у него замечательно. Сущности вроде этой в одиночку могли разрушать небольшие города.

Ломас Полумесяц пустил в бой свои знаменитые парящие лезвия, искусные артефакты, созданные из черного метеоритного металла в виде клинков-полумесяцев, украшенных черепами. Траво Поводок выпустил из клеток знаменитых шарообразных лягушек, которые парили на своих полных газа горловых мешках, руля приращенными воздушными плавниками, а добираясь до цели, взрывались. Дха Болото превратил свое тело в волну ядовитого тумана и теперь витал среди отродий, душа и разъедая их кислотой. Золнон Угрюмый превратился в огромного пурпурного краба с шестью страшными клешнями и неспешно полз вперед, рубя и кромсая все вокруг. Академия действительно перешла в массированное наступление.

Грянула пушка техноголема, ядро, наполненное заклинанием Солнечный Шар, испепелило отродий на огромной площади, а из туловища шагающего механизма выпало новое ядро, попавшее прямо в руки маленькому глиняному голему. Тот стал сноровисто заряжать пушку, для чего и был предназначен изначально. Бородо Глиняные Ноги всегда казался миролюбивым магом, полностью посвятившим себя одному-единственному делу – созданию големов, то бишь созидательной грани Искусства, но, выходя на бранное поле, он мог нести разрушение наравне с настоящим природным катаклизмом.

– Пора! – гаркнул Кагерант Копыто. – Образовать круг! Всем образовать круг!

Вместе с ним к сотворению Алой Башни приготовились Децумо Тварь, Абошар Рогатый, Салорус Кипящая Кровь, Тловиско Искус и еще десяток магов в темно-алых мантиях. Демонологи вытянули руки внутрь образованного круга, держа жезлы. Не обычные, а особенные, длиной в три ладони, золотые, усеянные мелкими рубинами и чеканными глифами. На обоих концах жезлов были одинаковые крупные рубины с острыми вершинами. Пусть эти артефакты и походили на безвкусные украшения, но демоны боялись их пуще любых иных.

Стела из красноватого дыма, широкая у основания, но превращающаяся в иглу ближе к вершине, поднялась из круга демонологов. На ее острие загорелась яркая красная искра. Отродья тут же прекратили свой натиск и бросились обратно к метастазу, породившему их. Его же красное щупальце уже на глазах скукоживалось, пытаясь втянуться обратно, на верхний этаж, а когда Алая Башня наконец взорвалась, метастаз превратился в темную сморщенную массу, разлагающуюся на глазах. Отродья просто-напросто перестали существовать.

– Наверх! – скомандовал Бородо Глиняные Ноги, посылая техноголема к освободившейся арке, ведшей обратно в привычную реальность.

– На этом наше сотрудничество окончено. Странно, что все вы остались живы. – Ипсон Странный безразлично обвел своих подопечных взглядом, при этом его искусственный глаз метался в глазнице как безумный, перебегая с одного лица на другое. – Возможно, когда-нибудь вы получите магистерские посохи. Возможно. Отдыхайте пока и молитесь, чтобы у больших волшебников все получилось.

Тобиус сел на пол за каменную стенку укрепления, облокотившись на нее спиной. Напротив опустилась на корточки Эмма, внимательно оглядывая волшебника: не ранил ли кто ее драгоценного учителя? Сам Тобиус внезапно понял, что лишился девяти десятых своего магического арсенала, астральное тело стало как высушенная на солнце изюмина. Запасы гурханы тоже иссякли почти до последнего иора. Рядом уселась Марадея, Алестан и Орландо остались стоять. Они рассматривали виндикту.

– Нам надо будет еще драться? – спросила Эмма.

– Не знаю. Если мастера не справятся… впрочем, если они не справятся, нам недолго придется махать жезлами. Эй, Алестан, как называется та штука? Ну, когда ты прыгнул за стенку и во все стороны полетели ледяные иглы?

– Полярный Дикобраз.

– Выглядело весьма внушительно. Покажешь чертеж плетения?

Криомант молча создал трехмерную иллюзию, состоявшую из точек, кривых и прямых линий, магических символов, необходимых для создания заклинаний. Тобиус зарисовал заклинание в своей книге, причем несколько раз он разворачивал рисунок, словно в странице было спрятано третье измерение, и дорисовывал новые грани.

Пространство дрогнуло, из реального мира донеслась хоть и приглушенная, но тем не менее душераздирающая разноголосица, от которой у всех магов заломило виски. Питомцы анимагов и бестиологов возбужденно загомонили, чувствуя беспокойство хозяев, арахногант тоскливо заскрежетал сквозь дрему.

– Скажи, Тобиус, где ты научился так драться? – Марадея придвинулась поближе и обхватила свои ноги, подтянув колени к подбородку. Вокруг ее глаз образовались черные круги, а само лицо магессы осунулось и побледнело.

– Боевая магия всегда давалась мне легче иных направлений Искусства, а еще иногда приходилось прибегать к ней.

– Хм, вот бы и мне так. Боевые заклинания всегда мне давались плохо, и расход энергии на них большой. Не люблю чувствовать себя беспомощной.

– Твои дубликаты неплохо справлялись. Развивайся, учись призывать новых существ, и…

Башня затряслась вновь, на этот раз Астрал раскалился не на шутку, грани искусственного измерения заметно «потекли», заставляя всех испытывать весьма неприятные чувства, многие маги схватились за головы и зашлись душераздирающими воплями – им казалось, что мозги охвачены огнем. К счастью, это продлилось считаные мгновения.

– Надеюсь, это измерение не схлопнется, – тревожно пробормотал Орландо, – а то ведь и мы…

– Нас выбросит в реальность, – предположил Алестан.

– Ага, вместе с арахногантом! Представляешь, что будет, если эта тварь окажется в реальности внутри башни?

– Мы лишимся пары этажей.

Молодые волшебники нервно умолкли. Им оставалось с надеждой следить за тем, как грани искусственного измерения успокаиваются.

– Идут! – воскликнула Эмма.

Техноголем лишился обеих рук и заметно хромал, малый глиняный голем не вернулся, от большого глиняного осталось чуть больше половины, но шем не пострадал, так что он шел рядом со скрежещущим и надсадно гудящим механическим гигантом. Часть рядовых големов также не вернулась, нежити не осталось вовсе, многие маги пострадали, тот же Кагерант Копыто изрядно поджарился, но выглядел довольным, невзирая на ожоги и дымящиеся остатки мантии. Логейн Рыцарь, знаменитый своими раритетными магическими доспехами, выглядел плачевно – пожалуй, только эти гроганские латы и спасли ему жизнь. Алмейз Вихрь полз как черепаха, Гломп Тролль, способный вырастить себе руку за два часа, весь покрылся язвами, не в силах их излечить, Лашмодий Мучитель выглядел так, словно испытал собственное коронное заклинание на себе, правая рука Саторина Холода висела плетью, с нее падали капли замороженной крови и звонко ударялись о пол. Несколько десятков титулованных магов словно были пережеваны и выплюнуты, но они выжили и вернулись с победой.

Подраненный глиняный голем нес в единственной руке кусок плоти – тело человека, заметно изъеденное скверной. Пекло превратило его в гротескного горбуна с мощными длинными руками, темно-желтой кожей и головой, увенчанной асимметричными золотыми рогами. Половина лица частично сохранила человеческие черты, вторая стала безобразной гримасой боли и страха.

– Слушайте все! – провозгласил со своего шагающего трона Бородо. – В этого несчастного вселилась сущность никак не ниже фельзафа́ра, а может, даже и гулато́р! Но нам удалось сломать ее волю и сбросить демона обратно в Пекло! Тело будет предано Церкви как доказательство нашей победы и для надлежащего уничтожения! – Слова всегда спокойного и миролюбивого Бородо Глиняные Ноги звучали необычайно властно, жестко, непреклонно. Они падали в умы волшебников железными слитками, создавая болезненное эхо. – Имя сего мага будет навеки вычеркнуто из анналов Академии, он никогда не рождался и никогда не появлялся на нашем пороге! Его нет – и не было!

Когда тело оскверненного несли мимо, Тобиус с трудом, но узнал существо, бывшее когда-то человеком:

– Резорцо… он хотел стать целителем.

– А вместо этого стал малефикарумом и попытался убить нас всех, – с мрачной злобой подытожил Алестан.

Спускаясь вниз в гробовом молчании, маги встретили группу, идущую наверх. Девять управителей Академии во главе с Гаспардой Огненным Облаком и еще трое архимагов: Эльрецкет Айсберг, Сабу Фазан и Шивариус Многогранник.

– Ваш приказ исполнен, ваше могущество.

По жесту Бородо Таптур Невидимый Кулак заставил тело Резорцо подплыть к негласному верховному магу Ривена. Великий пиромант внимательно всмотрелся в исковерканное лицо покойного и, не сказав ни слова, направился обратно, вниз по лестнице.

Тело было выдано представителям Инвестигации незамедлительно. Верховный маг сам вынес его и отдал преподобному отцу Хорлоту, священнику и полковнику войск Церковного Караула. Хорлот и двое дюжих монахов-иоаннитов, вооруженных молотами, зачитали перед архимагом одну из самых надежных молитв, убедились, что Гаспарда и сам не одержим, лишь после чего солдаты начали снимать оцепление. Две тысячи пехотинцев и конных драгун, усиленных боевыми монахами и артиллерией, строем отправлялись обратно в кельи-казармы монастыря святого Тильма.

Академия предложила всем магам, явившимся на Зов, провести ночь в ее стенах, где набор силы происходил в разы быстрее. Сильные волшебники отказались, им такое было ни к чему, а вот молодежь вроде Тобиуса осталась.

– В этой комнате я жил, когда мне было четырнадцать.

Волшебник обошел небольшую, но уютную комнату, оглядывая книжные шкафы. Набор литературы не изменился, большинство этих корешков он прекрасно помнил.

– На этой кровати я спал с десяти до пятнадцати лет.

– А на этой кто спал? – спросила Эмма.

– Его звали Малкарус. Сначала мы не поладили, долго изводили друг друга, но к концу совместного проживания… не знаю, бывают ли у магов друзья. Угораздило же меня попасть в одну комнату с некромантом. Однажды я проснулся посреди ночи, а он стоит надо мной, потрясая погремушкой из куриных костей, а глаза белые-белые, вместо зрачков зеленые искры, сам как мертвец.

– И что он делал?

– Не знаю. Я заехал ему в челюсть, а потом мы полчаса дрались, выбивая друг из друга дурь. Позже он сказал, что пытался просмотреть мою ауру. У молодых некромантов с этим туго, раздражающий свет жизни ослепляет их зрение, не давая рассмотреть объект. Хм… в конце концов мы сдружились, так как были отщепенцами и у нас часто совпадали занятия. Мы сидели рядом на курсах зельеварения и артефакторики. Малкарус мастерил неплохие обереги и даже пытался делать боевые артефакты на свой, некромантский лад.

Тобиус взял с полки книгу, пролистнул, поставил обратно и уселся на свою старую кровать. Эмма прошествовала к нему грациозной кошачьей походкой. Ее пальцы зарылись в шевелюру мага, и стальная дева прижала его лицо к своему животу.

– Не нависай! – глухо потребовал серый и отстранил спутницу. – И не души меня!

– Позволь тебя приласкать, – промурлыкала морф.

– Я не люблю таких… ласк.

– У тебя их никогда не было, верно? Мой создатель многому научил меня. Не магии, но тому, как живут люди. В частности, волшебники. Каково это – прожить всю жизнь без человеческого тепла?

– Ты мне скажи.

– Не знаю. Создатель по-своему любил меня. Он испытывал к нам что-то среднее между любовью, ненавистью и презрением. Лучше, чем ничего.

– Зато меня не ненавидели. Наставники в большинстве своем равнодушны к ученикам, везет вообще, если у них хорошее расположение духа. Эмма, давай спать.

– Давай! Кроватка у тебя узковата, но ничего, как-нибудь разместимся. Ой, а что это? Отчего твои уши такие красные и горячие?

– Эмма, А НУ ЛЕГЛА НА СВОЮ КРОВАТЬ ЗУБАМИ К СТЕНКЕ – И СПАТЬ!!!

Она отпрыгнула, как напуганная кошка, взглянула на волшебника несколько иными глазами, улыбнулась и залезла под свое одеяло. Он стянул с лица маску стальной непреклонности, убрал резонирующие чары со своих голосовых связок и тоже лег спать. Ему показалось, что прошлое утро было год назад.

Портал доставил их точно в то место, откуда взял днем раньше. Маг и морф возникли посреди малого чертога.

– Мы уже начали было волноваться, чар Тобиус. – Отрекшийся король восседал за столом с вареным яйцом и ложечкой в руках. – Как дела?

– Улажены.

– Подробностей не будет?

– Увы, нет. Академии понадобилась помощь. Я ее оказал. Я и еще сотни магов. Большего, увы, сказать не могу. Не имею права.

– Тогда не настаиваю. Позавтракаете?

– Пожалуй, откажусь…

Эмма, которая уже взяла из тарелки пару яиц и маленькую ложечку, проигнорировала его.

– Нам надо заскочить на кухню, припасти немного провианта и воплотить вчерашние планы.

– Только что вернулись – и тут же с места в карьер. Ну-ну.

Тобиус поступил точно так, как собирался, и вскоре, побыв недолго в пышущих жаром владениях мэтра Шовиньоля, покинул деревню.

Осень еще не начала вступать в свои права, хотя на дворе стоял ранний зоптар. Волшебники чувствовали смену сезонов по-своему, так что вместо постоянного тепла где-то на грани сознания Тобиуса ощущалось присутствие легкой слякоти, а кончики пальцев покалывали несуществующие молнии осенних гроз. Осень – это пора аэромантов, в которую повелители небесных бурь обретают особую силу. Духи жаркого лета готовятся уйти в спячку, на смену им в силу вступят духи ливней, гроз и штормов, повелители осенних вихрей.

Обогнув холмы, Тобиус и Эмма спустились к реке, где селянки стирали одежду. Увидев деревенского волшебника, девушки и женщины шумно его приветствовали. Перейдя реку вброд, Тобиус впервые по-настоящему ступил в Дикую землю. Через некоторое время он почувствовал легкое разочарование – ведь раньше подсознательно ожидал, что окажется в совершенно новом мире. Однако мир на южном берегу Ильмы мало чем отличался от мира на северном берегу. На первый взгляд по крайней мере.

– Не отставай от меня ни на шаг. Если наткнемся на кого-то слишком большого и злого, ты прикрываешь меня, а я мечу в него что-нибудь поджигающее. Схема ясна?

– Все понятно.

– Это Дикая земля, здесь за каждым пнем может таиться такое, что в страшном сне… Видела?

– Колибри пролетела!

– Колибри размером с кошку не бывает! Если такая врежется в тебя на полной скорости, то прошьет насквозь. Ахог побери, кажется, ее клюв блестел металлом!

– Не богохульствуйте, сын мой! – хихикнула стальная дева.

Начался сбор урожая. Тобиус поминутно опускался на корточки и орудовал небольшим серпом, аккуратно срезая стебельки трав, соскабливая с коры мох либо обдирая кору ножом. Незаметно для самого себя волшебник подзабыл об опасности, таящейся за каждым пнем.

Во время учебы он имел высокие баллы по растениеведению – или дендрологии, если угодно, – и хорошо разбирался в зельеварении. Зная эти свои сильные стороны, Тобиус всячески старался развить их.

– Ученица, что это за растение?

– Тоненький сгибающийся стебель, красивый висячий «зонтик» с десятью красными бутонами… салцавка. Или карамей королевский.

– А это?

– Солодка простая.

– А там?

– Похоже на дикий палтавник, но на самом деле тоже солодка, только степная. Несмотря на название, в степях практически не встречается.

– Правильно. Ты внимательно изучила книги, которые я тебе дал.

– Я просто разглядывала картинки и запоминала названия.

– Ученица!

– Не кричи так, мы же в лесу! Лес не любит чужих звуков!

Тобиус для порядка хмурился еще некоторое время. Она была права, лес не любит чужого шума, но гербарии знать надо. Они продолжили сбор, Тобиус среза́л ингредиенты, Эмма запихивала все в пасть Лаухальганде. Последний не сопротивлялся – наоборот, в руках морфа он становился ласковым, как щенок. Эмма часто использовала его как подушку, отчего Лаухальганда был в полном экстазе. Наткнувшись на особенно богатое скопление медовицы, Тобиус так сосредоточился на том, чтобы не отсечь себе палец серпом, что, когда под руку вместо травы попалось что-то белое и холодное, он несколько мгновений лишь задумчиво рассматривал находку, не в силах понять, что это снег.

– Зима наступила! – радостно воскликнул Эмма.

– Нет, не наступила!

– Снег кругом!

– Не кругом, а только в том направлении! Прекрати визжать! Лес же!.. Поздно.

Громко фыркая и урча, из ореховой рощи выбрался мурз, громадный бочкообразный кот с короткими лапами и длинным хвостом, чей бурый окрас говорил о молодости особи. Он только что проснулся и был голоден, а потому усиленно принюхивался.

– Киса…

– Эмма, быстро уходим!

– Глянь, какой он хороший! – Стальная дева смотрела на хищника с неподдельным восхищением.

– Эмма, когда продерет глаза, он найдет применение и зубам!

– Погладить! Хочу погладить!

– Не гладь кота! Не гладь кота, дура!

– Киса-киса-киса!

Зверь повернул к ним круглую голову, навострил уши, а затем решительно направился вперед. Тобиус подскочил к своей подопечной, на ходу шепча слова заклинания. Безумный Набат ударил по зверю, заставив его отскочить с громким рыкливым мявком. Схватив Эмму за руку, маг бросился бежать по снегу.

– Лаухальганда, не отставай!

Оправившись от первого потрясения, мурз устремился в погоню.

– Почему нельзя погладить котенка?!

– Потому что когти как кинжалы! Совсем ума нет?!

Эмма вдруг дернула мага за руку, подбросила, и каким-то образом он оказался у нее на закорках. Хотел было начать протестовать, но скорость передвижения заметно возросла. Прыжки мурза приглушенно звучали шагах в тридцати позади. Трясясь у морфа на спине, маг судорожно соображал – чем можно утихомирить такого зверя? Простое Приручение не возымеет эффекта: кошки, будучи животными магическими, иммунны к большинству низших магических влияний.

Тобиус с трудом вынул из поясного кольца жезл и обернулся. Он собирался ударить чем-нибудь тяжелым вроде Топора Шааба, но метать боевого заклинания ему не пришлось.

– Ученица, останавливаемся! Кошак отстал!

Мурз действительно прекратил погоню. Возможно, ему, коту, спящему бо́льшую часть суток и предпочитающему охотиться из засады, показалось слишком хлопотным скакать за непривычной добычей.

Лаухальганда по известным ему одному причинам принялся поглощать снег.

– И зачем тебе это? И… Эмма!

– Я здесь!

– Что ты делаешь?

– Снежного человека! Давай вместе!

Волшебник озадаченно посмотрел на питомца, глотающего сугробы, на морфа, увлеченно скатывающего снежный шар, нахмурился:

– Тут аномалия, ее нужно изучить! А вы…

– Учитель, ты когда-нибудь играл в снежную войну?

– Не смей!..

Снежный шарик угодил ему прямо в рот.

– Тьфу! Тебе не следовало этого делать!

– Отчего же? – Эмма уже скатала новый снаряд.

– Потому что один на один с магом выходят либо дураки, либо самоубийцы!

По взмаху его руки в воздух поднялся десяток снежных комьев, на глазах превращающихся в крепкие снежки.

– Так нечестно! – взвизгнула стальная дева, падая лицом в сугроб и пропуская залп.

Снежная баталия продолжилась недолго, и, несмотря на мороз, выдалась она жаркой.

– Господи, он уже половину поляны сожрал! – воскликнул Тобиус, вытаскивая белые комья из растрепавшихся волос. – Лаухальганда, сворачивай жор! Идем искать центр этой аномалии!

Найти вышеуказанное оказалось совсем нетрудно. Во-первых, не такой уж она была и большой, во-вторых, поиск сильно походил на игру «жарко-холодно», разве что близость к цели обусловливалась понижением температуры.

– Кто это? – прошептала Эмма.

Они выглядывали из-за большого сугроба.

– По-моему, дух бурана.

Посреди снегов стояло восьмифутовое нечто, тощее человекоподобное существо изо льда, полупрозрачное и довольно хрупкое на вид. Длинный кривоватый нос, пустые белесые глаза и некое нагромождение ледяных игл вместо волос. Существо стояло неподвижно, глядя куда-то себе под ноги.

– Как на гравюрах.

– На что он смотрит?

– Чтоб я знал! Хотя если то, что я читал, правда, то… нет, надо проверить.

– Это не опасно?

– Очень опасно.

Тобиус листал свою книгу заклинаний, вооружаясь чарами, защищающими от холода.

– Ты будешь драться с ним? Что мне делать?

– Он превратит тебя в ледяную скульптуру на раз. Нет, я иду один. К тому же драка – это последний из всех вариантов, духи погоды не агрессивны, пока им не мешают выполнять их обязанности.

Тобиус вышел из-за сугроба и, проваливаясь в хрусткий снег по середину голени, направился к центру поляны. Он медленно обошел духа по кругу, оставаясь на почтительном расстоянии и ожидая реакции, которой не последовало. Затем он стал медленно приближаться по спирали. Наконец, пробудив Оттепель, Тобиус рискнул подойти совсем близко.

– О, все понятно… похоже, мне сегодня везет. Эмма, идем домой!

Вернувшись в замок, Тобиус сразу направился на аудиенцию к Бейерону.

– С возвращением, чар Тобиус. Еще раз.

– Сир, генерал, миледи.

– Действительно вернулся, – прокомментировал Бальден, отрывая от губ кубок с вином.

Хлоя не удостоила блудного мага и его телохранительницу приветствием, только демонстративно уставилась в сторону, сложив руки на груди.

– Сир, у меня к вам просьба. Я видел на ваших пальцах перстень с антруритом. Не могли бы вы пожертвовать его на благо магической науки?

Король носил несколько перстней: один с родовой печатью, второй с прямоугольным сапфиром и гномской рунописью по ободку и третий, массивный, золотой – с полупрозрачным неграненым камнем голубоватого оттенка. Антрурит – не то чтобы очень уж редкий, но все равно довольно дорогой образчик горных пород.

Король без колебаний снял перстень и передал Тобиусу:

– Скажи только – зачем он тебе?

– Мне нужен только камень. За рекой мы набрели на погодную аномалию: небольшой участок леса был заснежен. Причиной тому послужил дух бурана, застрявший в эпицентре аномалии, скорее всего, еще с прошлой весны. Такая возможность выпадает магу только раз в жизни! Дух пленен другим редчайшим природным явлением – цветком папоротника.

– Разве у папоротника бывают цветы? – усомнился Бейерон.

– Раз в сто лет! И то лишь у очень немногих! Цветок папоротника – это естественная ловушка для многих духов и призраков, но при этом попадаются они в нее тоже очень редко! Не каждый век можно увидеть то, что я обнаружил сегодня!

Оказавшись в своей башне, волшебник немедленно поднялся на пятый этаж и начал работу. В горне разгорелся магический огонь, пошли в дело инструменты, заклинания, чары. Эмма крутилась рядом, пытаясь внимательнее следить за всеми манипуляциями – переплавкой, литьем – и запоминать хотя бы часть словоформул.

На следующее утро маг и стальная дева вновь отправились в леса. Тобиус постоянно оглядывался, подозревая беду едва ли не за каждым деревом, часто останавливался и вскидывал жезл, но, когда ничего не происходило, двигался дальше по лесу, полному звуков и запахов. Когда они вышли к заснеженной поляне, Лаухальганда выпрыгнул из неплотно закрытой сумки и продолжил поедать снег.

Тобиус приступил к делу. Ритуальный нож порхал, вырезая на снегу чертеж магического круга со знаком воздушной стихии в центре. Сам круг был довольно сложен и объединял в себе множество глиф, рисунков, линий и точек, образовывавших координаты единой системы. Волшебник аккуратно разложил в нужных местах активные элементы – кристаллы, кусочки обработанной органики, пузырьки с ритуальными жидкостями, воткнул в снег несколько ароматических палочек и подвесил в воздухе книгу.

Он начал ритуал с того, что поклонился востоку мира и запел словоформулы, словно песнь о ветре. Три строки о бризе, четыре об урагане, пять строк о тех ветрах, что властвуют зимой. Затем последовал основной заклинательный мотив, призывающий существо не из плоти принять власть того, кто знает загадки мироздания, и заветные слова того, у кого есть власть. Потоки энергии в астральном теле волшебника ускорились, выплескиваясь вовне, скручиваясь и формируя заклинание при помощи выстроенной на снегу системы.

Дух бурана вздрогнул, впервые за долгое время сбрасывая с себя оцепенение, и заозирался. Когда он увидел Тобиуса, нечеловеческое лицо исказилось, пошло трещинами гнева. Длинные руки протянулись к магу, но перед потоками холода встала Оттепель. Дух попытался сдвинуться, но наткнулся на магический чертеж, запиравший его и потворствовавший словоформулам порабощения. Закончив читать, маг метнул в круг нечто блестящее. Дух дрогнул – его тело расплылось в облачко густого белоснежного тумана и втянулось в снег. Книга заклинаний с хлопком закрылась.

– Сделано!

Войдя в круг, Тобиус поднял из снега сверкающий перстень, выкованный из серебра и украшенный полярной совой, раскинувшей крылья. Клювом и когтями сова удерживала камень антрурит. Перстень утвердился на указующем пальце волшебника.

– Он внутри? – осторожно спросила Эмма.

Из перстня с треском вылетел шип магического льда и попал в одно из деревьев, пронзив его насквозь. Несомненно, дух был внутри.

– Здорово! Идем дальше? А то мне уже холодно!

– Один момент.

На маленьком клочке земли, к которой не смог подобраться снег, рос кустик папоротника с торчащим тонким стебельком, на котором покачивался вытянутый оранжево-красный бутончик с шестью отогнутыми назад лепестками. Аккуратно сорвав бутон, Тобиус подвесил его в воздухе и заключил в кусок магического янтаря – твердой формы лака обновления.

– Когда-нибудь пригодится.

Тобиус продолжил сбор ингредиентов: удачный ритуал и создание весьма недурственного артефакта не дали ему забыть о том, что надо торопиться.

После обеда серый и его помощница случайно наткнулись на колонию пасатукшей. Последствием Второй войны Магов стало загрязнение мира остаточной магией, которая, в свою очередь, поспособствовала появлению новых, невиданных доселе мутаций флоры и фауны. Пасатукши относились именно к таковым. Считалось, что эти твари могли представлять опасность только для мелкого зверья, были они размером со среднюю собаку, имели хитиновые тела и фасетчатые глаза, а также длинные журавлиные клювы и светящиеся как у светлячков насекомьи брюшки. Но удивительнее всего были их конечности в числе четырех. Руки. Обычные человеческие руки с кожей, ногтями, волосяным покровом. Пасатукши изгибали их локтями вверх и ползали словно тараканы.

Такие крупные колонии, как та, на которую наткнулись Тобиус с Эммой, в обжитых землях больше не встречались – ведь вилланы, маги и лесаки веками изводили вестеррайхскую нечисть, загоняя ее подальше в леса, горы и ущелья, но в Диких землях нечисть тем временем благоденствовала.

Неожиданно из многочисленных нор на путников набросился целый живой ковер хитиновых тел. Тобиус немедленно применил Крылья Орла, вспархивая на дерево и увлекая с собой Эмму. Уже оттуда он разразился канонадой заклинаний, испепеляя и жаря все подряд. Когда пасатукши ощутили, как сильно поубавилось поголовье их стаи, они сочли за благо броситься обратно в подземные логова.

Путники смогли устроить себе привал, лишь хорошо отдалившись от места столкновения, хотя расслабляться и не думали. Волки, появившиеся недавно, рыскали в округе, пытаясь понять – куда делась добыча, чей запах их привлек? Несложные чары скрывали присутствие людей от хищников. Отряхнув руки, волшебник поднялся.

– Сворачиваем этот пикник и идем дальше, нужно собрать как можно больше ингредиентов.

– Ты такой запасливый. Тобиус Хомяк! Такое второе имя тебе пошло бы!

Сбор продолжился до вечера, и, выискивая наиболее редкие травы с корешками, волшебник позволил себе забраться достаточно глубоко в дебри. В первый раз он пожалел об этом, когда почувствовал в непосредственной близости что-то большое и опасное. Укрыв себя самыми сильными защитными заклинаниями из всех имеющихся, Тобиус прижался спиной к дереву и заодно придержал Эмму. Нечто огромное, что ускользало от взгляда, хотя и не таилось вовсе, оказалось совсем близко. Тобиус точно знал, что оно там, что оно принюхивается и тычется в его защиту, но он не мог взглянуть на это нечто. Не из страха. Он просто не мог. Оно издало низкий гул, а потом просто стало удаляться.

– Слава Господу-Кузнецу, – прошептал маг, вздыхая с облегчением. – Либо не хищник, либо уже сыт.

Эмма оглушительно чихнула.

– Потише! – зашипел маг. – Оно может вернуться!

– Думаю, всему виной эта вот дрянь… а синий мох – это ценный ингредиент? – шмыгая носом, спросила она и кивнула на ствол дерева, к которому они прижимались.

– Синий мох?

Тобиус удивленно рассмотрел тоненькую полоску означенного растения, усеянного бирюзовыми крапинками, струившуюся по стволу, отщипнул немного, растер в пальцах, понюхал, облизнул и замер в удивлении.

– Ты в порядке? Не глупо ли вот так тянуть в рот все что попало?

– Нет, – рассеянно ответил Тобиус, глядя на мох, – я же мутант, мое тело легко может усвоить столько токсинов, что хватит отравить пятерых взрослых мужчин, а мой язык может распробовать больше ста пятидесяти ингредиен… Ученица, чем может являться синий мох для мага?

– Э-э… мм… признаком того, что нужно чаще менять исподнее?

– Ты плохо штудируешь книги, которые я тебе даю!

– Вот те на! То я хорошо их штудирую, то плохо! Определись уже!

– Синий мох является признаком близкого источника дикой магии! Запущенного источника, из которого никто не черпает, потому что близ востребованных источников он не растет. Синий, или индиговый, мох всегда указывает на магию. Правда, – Тобиус еще раз провел пальцем по полоске мха, – она тонкая. Должно быть, он далеко, до ночи не доберемся. Возвращаемся домой, пока совсем не стемнело, а в этом деле разберемся завтра.

Обогнув холмы уже в поздних сумерках, когда зажигался световой периметр, придуманный Тобиусом, волшебник и морф увидели, что Под-Замок еще и не думал ложиться спать. Наоборот – улочки деревни освещал трепещущий свет множества факелов и ламп, издали слышались беспокойные голоса. Тобиус прибавил шаг.

Перед замковыми воротами собралась толпа селян, в центре которой Бейерон раздавал указания.

– Сир, что произошло?

– Хлоя и Бальден пропали! – Отрекшийся король обратил на Тобиуса взгляд из глубин бездны ужаса. – Ушли на охоту и не вернулись!

– Ох… мы найдем их, сир.

Серый волшебник взмахнул жезлом и зашептал слова заклинания, призывая Солнечников в количестве четырнадцати штук. Они немного покружили вокруг своего создателя и упорхнули в лес, чтобы сопровождать тех, кто уже приступил к поискам.

Тобиус не подавал виду, но сердце его сжималось. Первое, что пришло на ум, это худукку. На случай встречи с обугленным маг и создал Солнечников – эти сущности были безобиднее мухи, но не для твари, боящейся света.

– Выходим!

Пальцы Тобиуса мелко подергивались, создавая магические плетения, его губы шевелились, тихо проговаривая словоформулы. С помощью Солнечников волшебник обшаривал каждый кустик, каждую корягу, каждое упавшее дерево и каждую тень. В душе ворочалось, крепясь с каждой минутой, чувство отчаяния. Каждый раз, замечая что-то хоть немного подозрительное, маг указывал вилланам и направлял туда светового двойника, а сердце его сжималось сильнее. Раз за разом он не находил ничего.

– Сюда! – донеслось откуда-то спереди и справа. Голос был знаком. – Сюда, скорее!

Тобиус понесся вперед. Тобиуш Гофер отделился от основной группы деревенских, которых сопровождал световой двойник, и пошел рыскать в одиночку. Крайне опрометчивое решение, учитывая, что может хорониться в ночной темноте. Однако благосклонность Кузнеца была с ним на этот раз. Молодой виллан протянул Бейерону мушкет Бальдена, измазанный чем-то, и указал на землю.

– Это… это ведь не кровь, нет?! – спросил отрекшийся король.

– Нет, это не кровь, сир. – Тобиус создал светящегося мотылька и внимательно осмотрел красноватую субстанцию на оружии и на земле. Она имела консистенцию грязи, но являлась глиной, только слишком влажной и жидкой, а еще она поблескивала мириадами синих искорок. – Это амгарская глина. Тезка, держи меня за ноги!

Тобиуш едва успел схватить мага за сапоги, когда тот нырнул в глиняное болотце. Долгих несколько минут ничего вроде бы и не происходило, вокруг собирались люди, несколько мужчин помогли здоровяку держать волшебника.

Маг дернул левой ногой. Потом еще пару раз.

– Тянем! – крикнул Бейерон.

Его медленно вытягивали из болотца, всего перемазанного в жидкой глинистой грязи. Тобиус судорожно вздохнул:

– Тащите сильнее! Я нашел генерала!

Бальден был вытащен на твердую землю, после чего Тобиус, отчистив дыхательные пути человека от глины, пустил по телу слабый электрический заряд. Генерала выгнуло дугой, и он огласил лес потоками отборной солдатской брани.

– Держите меня за ноги!

Волшебник рыбкой нырнул в болотце по второму разу. Он провел без воздуха пять минут и только потом задергал ногой. На вытащенную принцессу электрошок подействовал не так эффективно, она лишь начала дышать, но в сознание не пришла. Вытащив из сумки Лаухальганду и бросив его в красную топь, Тобиус повернулся к генералу:

– Вам повезло, что это амгарская глина, ваше высокопревосходительство. Ее консервационные свойства даже лучше, чем у лака обновления. Можно сто лет проваляться в такой вот грязевой ванне, а потом подняться, потянуться и пойти искать завтрак. Говорят, что именно из нее первый император Индаля слепил себе непобедимую армию големов, с которой завоевал все воюющие провинции. Занимательная легенда, правда?

– Очень! Я прям очешуел от восторга! – ответствовал Бальден, корча кислую мину. – Мы действительно провели там несколько часов? Когда миледи вляпалась, стоял день, а я…

– Что произошло, генерал? – спросил Бейерон.

– Что… Миледи преследовала лань и угодила в эту мерзкую жижу. Довольно далеко от края, к сожалению. Я протянул ей мушкет и немного подтащил к себе, но топь тянула сильнее. В итоге мушкет миледи упустила и увязла слишком глубоко, тогда я пошел к ней и смог протащить еще чуть-чуть ближе к берегу, но, как вы понимаете, мы ушли вглубь вместе. Я… я не уберег ее, сир, и я приму любое наказание.

Бейерон, сидевший на корточках держа в объятиях дышащую дочь, некоторое время молчал, а когда заговорил, взгляд его не отрывался от ее лица:

– Иногда обстоятельства оказываются сильнее. Мне ли не знать об этом? Ты сделал все, что мог, и это важнее всего. Пора возвращаться, ночью лес становится опаснее.

– Мои Солнечники проводят всех к деревне. Сам я задержусь, надо набрать как можно больше этого ценного материала.

Маг вернулся в замок под утро, измотанный и раздраженный. Одно утешение – удалось вычерпать всю глину без остатка, а это очень грело запасливую натуру Тобиуса. Волшебник по привычке проверил целостность защитных чар, отмечая про себя, что местные собаки к нему уже привыкли. Было холодно и слякотно от росы и стылого ветерка, гулявшего меж домов. Озябшие стражи радостно, хотя и вяло поприветствовали его. Войдя в донжон и даже не счистив с себя кусков подсохшей глины, волшебник направился прямиком в покои принцессы.

Рядом с кроватью Хлои сидел отрекшийся король. В полумраке, который не в силах были разогнать едва тлеющие угли камина, Бейерон показался Тобиусу каким-то маленьким, худым и старым. Он, разумеется, и был худым старцем, но обычная для него прямая осанка, задумчивое лицо и блеск живого разума в глазах сглаживали признаки старости и немощи.

– Доброе утро, – тихо проронил волшебник.

– Спасибо за дочь.

– За такое не стоит благодарить, мы все ее искали. Просто какая-то нелепая случайность.

– Это была бы очень глупая смерть.

– Они бы не умерли. Скорее всего, остались бы там на несколько веков. Амгарская глина – это материал с эффектом стазиса, и… хотя для нас это было бы равносильно их смерти, я полагаю…

– Взгляни повнимательнее на этот перстень, чар.

Бейерон показал ободок с цепочкой рун, бегущих по нему, украшенный крупным прямоугольным сапфиром.

– Если когда-нибудь тебе доведется встретить кого-нибудь с таким же перстнем, обратись к нему, ссылаясь на меня, и получишь любую помощь, в которой будешь нуждаться. Любую помощь, чар Тобиус.

Маг взглянул на играющий искрами в свете зародившейся зари сапфир.

– Я запомню, сир.

Проснувшись поздним утром следующего дня, Тобиус аккуратно убрал с себя руку Эммы. Прежде он считал, что спит чутко, но ученица умела двигаться тихо, как охотящаяся кошка, и имела привычку порой залезать к нему под одеяло. Как кошка же она грела его всю прошлую ночь, и все было бы не так плохо, если бы морф не пренебрегала одеждой.

Поплескав в лицо водой, Тобиус взял сумку, книгу, утвердил жезл на законном месте и ступил на лестницу.

– Лаухальганду не забудь, – сонно пробормотала стальная дева, не разлепляя век. – Он без тебя скучает и начинает подгрызать мебель.

Шарик с ушами выкатился из-под кровати и прыгнул хозяину в руки.

– Спасибо, – прошептал волшебник.

– Я сейчас проснусь, и пойдем…

– Спи дальше. Поход отменяется на неопределенное время.

– Угу…

Хлоя уже пришла в себя, но ее самочувствие оставляло желать лучшего, так что трапезничала она в постели. Отец находился подле нее, развлекая едва не утраченное чадо беседами, а брат Марк заперся в своей комнате и молился во здравие. Волшебник решил заглянуть в покои ее высочества и провести небольшой лекарский осмотр.

Выйдя за ворота после утренней трапезы, он отправился в трактир. От вечерней слякоти не осталось и следа, утро выдалось светлым и теплым.

– Чар Тобиус!

Из кузницы показалась массивная фигура.

– Разговор есть, – без предисловий начал кузнец.

Тобиус вошел под низкий потолок в пышущее жаром пространство Мартеловой мастерской.

– Гляньте.

Мартел протянул ему один из тех плафонов, которые сам маг не так давно заказывал. Когда рядом завелась обугленная душа, он не смог выдумать ничего лучше, чем зажигать по ночам вокруг Под-Замка световой периметр. Мартел выковал маленькие плафоны, которые Тобиус зачаровывал, чтобы после наступления темноты внутри зажигался волшебный свет. Затем их устанавливали на шесты, и свет горел всю ночь. Идея казалась посредственной, но пока что вроде бы работала.

Плафон, протянутый Мартелом, был сильно деформирован.

– Утром сего дня мне его таким принесли. И еще вот это.

На стол лег увесистый булыжник.

– Наш пастух сказал, что округ валялось много каменьев. И не только округ этого. Я обошел круг освещения и нашел еще несколько кучек камней. Када вы, чар, решили светильнички свои магикские по периметру деревни в землю втыкать, я засомневался, но теперича разумею, что ежели кто-то принялся их камнями забрасывать, сталбыть, они кому-то мешают к нам в деревню прийти. И очень славно, что мешают. Нам здесь никого, кому свет не мил, не надобно. Вы что думаете?

– Сможете поправить до ночи?

– Как подкову разогнуть. Но… не поведаете мне, что это за лихо повадилось ваши светильники камнями долб…

– Пока нет. Все, что вам должно быть известно, – это то, что со световым периметром деревня в большей безопасности.

В «Под короной» он вошел уже не в таком хорошем настроении, в каком вышел из замка.

– Доброе утро, господин Бэйн.

– Рад видеть вас! Не откажетесь ли отведать жареных колбасок? Только недавно завезли! Ей-богу, как только бродячие торговцы опять смогли попадать к нам, ассортимент моих блюд расширился! Колбаски свежие, сочные!

– Да я вроде только что… а с удовольствием!

– И пива! У меня такое пиво сейчас в подвале холода набирается! Вы не поверите!

Тобиус действительно не сразу поверил, увидев бочонок, изготовленный из черной древесины дуба, с прибитой к нему бронзовой табличкой, испещренной гномскими рунами.

– «Пивоварня «Гном с горы». Сорт: «Дубовая бочка». Это то самое?

– Оно! – широко заулыбался Томас Бэйн. – Пиво королей!

– Как же вы смогли себе такое позволить?

– Накопил за пару лет, а потом расщедрился и взял!

Маг посмотрел на небольшой черный бочонок и засомневался:

– Приберегите лучше для его милости, а мне не по чину такое пивать.

– В замок я уже отправил один такой бочонок, а этот мой, и кому его пить, я решаю сам. Так получилось, что я хочу распить его с вами, чар Тобиус. – Глаза у трактирщика были добрыми, под стать улыбке, а голос его не оставлял надежд упредить хозяйскую расточительность.

Тобиус ел горячие, блестящие от жира колбаски и запивал их ледяным пивом. Оно было сладким, крепким, густым и черным, ласкало нутро и отменно пенилось. Самое лучшее пиво по эту сторону от Хребта, самое дорогое и уважаемое. Томас Бэйн не ел, только потихоньку смаковал драгоценный напиток, откинувшись на спинку стула.

Из трактира Тобиус направился к лесозаготовочной базе.

С тех пор как вилланы закончили постройку жилищ для новых поселенцев, лесопилка не прекратила работы полностью, но изрядно ограничила темп производства. Сейчас в сторожке жил недавно назначенный лесничий, вдовый мужчина с тремя вполне взрослыми сыновьями. Волшебника он встретил на пороге и пригласил внутрь, предложил горячей бараньей похлебки, но Тобиус отказался и сразу перешел к делу. Он сделал заказ на ошкуренные бревна под частокол, а также доски для постройки ворот и дозорных башен. Лесничий, немного подумав, сказал, что найти-то подходящие деревья он сможет, но для рубки и ошкуривания понадобятся рабочие руки, а еще сырье надо будет доставить на место строительства. Серый маг со своей стороны пообещал прислать рабочих в ближайшее время и вопрос транспортировки взять на себя.

Тобиус вышел из сторожки к рабочим пристройкам, где выбрал подходящее место и с помощью элементарной трансмутации преобразовал утоптанную, засыпанную опилками землю в ровный каменный квадрат двадцать на двадцать шагов. Ритуальный нож запорхал над площадкой, вырезая чертеж в виде круга с помещенной в него семиконечной звездой – основной фигурой, используемой для создания «знака врат», – и множеством побочных знаков. Завершив начитывание словоформул, он вдавил в ровную каменную поверхность, словно в глину, несколько небольших самоцветов, а также оставил оттиск собственной ладони. Только завершив эту магическую заготовку, волшебник отправился обратно в деревню.

Несколько часов он расхаживал вокруг Под-Замка, вычисляя примерную длину стен, так чтобы они не липли к околице, выискивал лучшие места для дозорных башен и ворот. Затем, проверив состояние варящегося в башне зелья, он отправился в покои принцессы исполнять свои лекарские обязательства.

– На осмотр, – бросил он стражникам, проходя внутрь.

Бейерон пребывал на том же месте, на котором Тобиус видел его еще утром. Окутав больную паутиной диагностических чар, следя за положительными изменениями ее состояния, волшебник ввязался в небольшую словесную пикировку, которая подняла Хлое настроение.

– Что ж, мне очень приятно отмечать, что, хотя времени прошло немного, вы уже идете на поправку. Тут у меня есть микстура, которую вам надлежит разбавлять и пить дважды в сутки. Она кисленькая, но будьте любезны не подслащать, а то лягушачьей кожей покроетесь. Кхем, я не шучу – покроетесь. Сир, можно вас на пару слов?

Бейерон медленно, сдерживая кряхтенье, выбрался из кресла – было видно, что тело его несколько одеревенело. Вместе они вышли в коридор и немного отошли от двери.

– Чар Тобиус, скажи, почему ей хуже, чем Бальдену?

– Хм? Я не уверен, но если отбросить тот факт, что наш генерал здоровенный и недурственно закаленный мужик, а миледи хоть и не кисейная барышня, но все-таки барышня… так вот, если отбросить это обстоятельство, то я могу предположить, что дело в редкой аллергии. Удивительно, как ей не повезло нарваться именно на этот материал. Амгарская глина не токсична, уверяю, но миледи противопоказан контакт с нею. Через недельку, я уверен, ваша дочь будет здорова.

– Надеюсь, надеюсь. Ты хотел что-то мне рассказать?

Тобиус коротко поведал о своих сегодняшних инициативах, и Бейерон, задумавшись ненадолго, полностью их одобрил.

– Я удивляюсь, как эта деревушка вообще просуществовала так долго без стены и ворот, – сказал отрекшийся король. – Она будто живет в своем маленьком придуманном мирке, в котором пограничное селение может не нуждаться в повышенной защите.

– Какое-то сказочное… игрушечное королевство в игрушечном мирке…

Попрощавшись, Тобиус отправился в свою башню. Некоторое время назад он обнаружил в подвалах замка огромные стеклянные бутыли, некогда служившие емкостями для содержания вин. После подобающей обработки и извлечения пары мышиных трупов они стали пригодны для содержания магического зелья.

– Эмма! Иди, держи воронку!

– Что?

– Воронку держи!

– Я занята!

– Иди сюда и помогай учителю, несносная девчонка!

Ученица спустилась по лестнице, дуя губы. Совершенно не обращая внимания на ее постное личико, Тобиус вручил стальной деве медную воронку. Зелье из огромного котла было перелито в стеклянные емкости, а сам котел тщательно вычищен. Волшебник без промедления начал готовить новую и далеко не последнюю порцию.

Ближе к вечеру он вышел к околице и недалеко от деревенской дороги начал создавать новую точку переноса. Закончив с этим, Тобиус зашел в кузницу, зачаровал новый плафон-фонарь и лично определил его на нужном месте, восстанавливая световой периметр. Маг еще раз обошел деревню, после чего направился в гости к старосте. Того дома не оказалось, но патриарх клана Гоферов заверил волшебника, что завтра батраки отправятся на лесопилку.

Вернувшись в башню, Тобиус посвятил время прочим делам, ближе к вечеру посетил свою единственную пациентку, получил небольшую порцию словесных пик, ответил как следует, чтобы держать ее высочество в форме, затем поужинал и отправился к себе.

– Ты поела? – спросил маг, вешая полумантию на вешалку.

Эмма растянулась на старинном диване гостиной, в которую был переделан первый этаж башни, и читала книгу.

– Ага.

Тобиус глянул на обложку массивного гримуара, на котором значилось: «Ситорская руническая традиция, альтернатива гномской рунописи».

– Молодец, ученица. А теперь…

Молниеносным движением он выхватил из-за большой книги томик поскромнее.

– «Хкама-Теарасса. Книга любви и наслаждения»? Где ты только откопала эту пошлятину? Какого цвета разочарование, Эмма? Глянь мне в глаза и ответь!

– Желтого! Спокойной ночи!

Морф рысью ринулась по винтовой лестнице на свой этаж.

– Завтра будешь перечислять мне ситорские руны по памяти! Весь набор! Смысл каждой руны и все ее значения!

Волшебник с недовольством мазнул взглядом по странице конфискованной книги, невольно заинтересовался гравюрой и наверх пошел, уже внимательно читая и периодически хмыкая. Проходя через шестой этаж, он глянул на Эмму, которая укрылась одеялом с головой.

– Завтра идем за реку. Возможно, пробудем там до вечера. Подготовься.

Утро проходило как-то скомканно и спешно, царила атмосфера нервозности, которая возникает всякий раз, когда люди намереваются покинуть жилище и отправиться в долгий путь. Вроде бы все уже готово, пора выходить, однако в последний момент как будто из-под земли возникают мелкие проблемы, которых много, и они «цепляются за штанины» злобными маленькими собачонками.

Волшебник и стальная дева быстро позавтракали, после чего Эмма спустилась во внутренний двор готовить белок, а Тобиус метнулся на кухню. Немного послушав ругательства мэтра Шовиньоля, он все же получил два мешка с провизией.

Бальден, стоит отдать ему должное, задавшись целью создать беличью кавалерию, преуспел. Учитывая упрямство и целеустремленность этого человека, можно думать, что он смог бы создать и коровью кавалерию, кабы захотел. Конечно, не все у него шло так уж гладко – не хватало места для размещения крупного зверя, которого надо было еще и кормить, а округа мало подходила для тренировки. Часть животных приходилось держать в сараях и амбарах.

Эмма выбрала двух смирных белочек, одну полностью серую, с черными кисточками на ушах, а другую обычного окраса – тоже серую, но с обильной рыжиной. Ездить на белках оказалось очень некомфортно, гигантские грызуны передвигались длинными прыжками, и без выработанной привычки седоков болтало так, будто они скакали на взбешенном быке.

У реки белки встали – они в дикой природе никогда не плавали и предпочитали не мочить лап. Бестиологическое подчинение исправило дело, и звери перешли Ильму вброд.

– Ты знал, что мокрые белки так сильно пахнут? – поморщилась Эмма.

– Удивлен не меньше тебя.

Скакать по лесу на лесных же зверях оказалось еще тяжелее, чем на лошади. То и дело приходилось пускать мохнатых прыгунов шагом, чтобы не дать низко растущей ветке выбить себя из седла. Пути в непроходимых дебрях, разумеется, не было. Тобиус ехал впереди, концентрируясь на своем чувстве магии, выискивая энергетические нити, ведшие к источнику силы.

– Ученица, продекламируй мне теорию природы Астрала! Живо!

Эмма устало вздохнула и одарила затылок Тобиуса сердитым взглядом.

– Астрал – это энергетическая прослойка бытия… и там еще отображения… ну, всякое такое… – начала она мямлить.

– Сейчас станешь пересказывать мне ситорские руны!

– Астрал – это энергетическая прослойка бытия, в которой, словно в ночном небе звезды, подвешены источники силы! – громко и внятно процитировала она. – Часть Астрала была открыта для магов в далеком прошлом, еще при жизни Джассара Ансафаруса, но по прошествии эпох, а именно Второй войны Магов и Гроганской эпохи, вследствие истребления волшебников и уничтожения их библиотек, эта грань Искусства была утеряна.

– Так, молодец. А теперь астральные тени.

– Тени… они…

– Что означает руна «туркван»? Как ее использовать, какой эффект она дает и на какие материалы лучше всего ее наносить?

– Всякое значительное происшествие в материальном мире накладывает тень на астральное пространство! – затараторила Эмма. – Кровавая битва или место массовой молитвы изменяют часть Астрала, прилегающую к тому месту. Некоторые души застревают в энергетическом пространстве, если обстоятельства их смерти были специфическими. Особенно сильно на Астрал влияет магия. Если идет магический бой или творится сильное волшебство, Астрал оживает, бурлит и меняется, становится нестабильным и непредсказуемым. Впоследствии на том месте могут проявляться различные энергетические аномалии, особенно если после не зачистить территорию от остаточной магии.

– Что ж, верно. А теперь расскажи мне про тварей Астрала.

– Про каких еще… Ой, да ладно! Это же побасенки! – возмутилась Эмма.

– Неужели? Тогда расскажи мне побасенки! Ну?

Стальная дева нахмурила брови:

– Ну, твари Астрала – это легенда. Про них только слухи и остались, письменных свидетельств нет, и не видел их ни один волшебник уже тысячу лет.

– Руна «туркван»…

– Ой, да заткнись ты!

Тобиус повернулся в седле и одарил ее таким взглядом, что стальная дева вжала голову в плечи и едва не расплакалась.

– Я плохо переношу дерзость, ученица.

– Прости, учитель, – пискнула она. – Считается, что большинство явлений тварей Астрала пришлось на Пятую эпоху, которую вестеррайхские историки всегда именуют Эпохой Беглецов, и последовавшую Эпоху Познаний. В Эпоху Беглецов эльфы после долгой войны в качестве мирных заверений даруют Сибфорским царствам магию, открывают человечеству секреты постижения Искусства, суть Астрала. Считается, что люди, перенявшие у эльфов приемы интуитивного направления магии, не были готовы к такому дару, и первомаги человечества оказались беззащитны перед сущностями, обитавшими в глубинах Астрала. Твари Астрала, как их называли, являлись в Валемар, часто порабощая человеческих магов, потому что те были не способны жестко контролировать поток магии, и каждый раз усмирение этих сущностей стоило тысяч жизней. Существа из чистой магической энергии, наделенные крайне слабым разумом, действующие на инстинктах, крайне смертоносные и опасные для всего и вся в материальном мире, как стихийные бедствия, приносили массу проблем. Отчасти именно из-за них многие первомаги решили изменить подход к владению Даром и отреклись от интуитивных приемов. Так была основана школа цивилизованной магии, действовавшая путем жесточайшего контроля над потоком гурханы. А потом, уже во времена Эпохи Познаний, где-то к концу, цивилизованные маги и дикие развязали войну, которая разрушила Сибфорскую культуру. Это была Первая война Магов.

– Ты цитируешь исторические трактаты, когда я спросил о тварях Астрала.

– Рассказала все, что знала. Эти события происходили, если вообще происходили, боже ты мой, тринадцать тысяч лет назад! Это мифы, учитель, легенды, которые вполне могут оказаться выдумкой.

– Рассуждаешь как человек. Но маги живут по несколько веков, для нас эти «мифы» не столь уж стары. Ладно, ты действительно дала неплохой развернутый ответ, молодец.

– Можно тебя спросить?

– Какой бы я был учитель, если бы не отвечал на вопросы своей ученицы?

– Хреновый, наверное, – осмелилась предположить Эмма.

– Это был риторический вопрос. Спрашивай.

– Этот Астрал, оттуда действительно можно черпать силу?

– Можно было. Но теперь нельзя.

– Почему?

– Ты же читала – способ утерян. Черпать из Астрала научили нас эльфы Лонтиля, хотя в сравнении с далийцами они были сущими слабаками по части волшебства. А потом пришел Джассар Ансафарус и показал, как надо взаимодействовать с Астралом, чтобы не взрываться в процессе подпитки и не позволять всяким тварям захватывать наши тела. Благодаря Джассару магия некогда была в зените мощи и славы. Как принято считать, в те времена волшебники стояли почти вровень с богами… надеюсь, брат Марк не прячется вон в тех зарослях крыжовника. Потом Маг Магов исчез, и его наследники устроили грандиозную резню за право быть верховным магом, сиречь правителем мира. Война гремела над всеми морями и континентами, перемалывая мироздание нескончаемым потоком катаклизмов. Вторая война Магов – вот как это называется теперь. Или Эпоха Темных Метаний, если угодно. И это была настоящая эпоха, восемь с половиной веков вражды, во время которых волшебники прошлого раздирали мир на куски и уничтожали в своих баталиях миллионы жизней. А все почему?

– Э-э… мм…

– Потому что волшебники презрели слово Джассара. Магам – магово. Парадокс, во времена его жизни весь мир управлялся магами, но потом он сказал: «Мы не можем править смертными, не имеем права носить короны, свергать или возводить на престол правителей. – Тобиус замолчал, собирая складки на лбу. – Мы не имеем права быть источниками властной воли, лишь советчиками, помощниками и исполнителями». Магам – магово, ибо так изрек Джассар.

– А как же… как же сам этот Джассар? Он ведь правил миром, верно?

– Две тысячи семьсот пять лет – Эпоха Великих Чаров. Это парадокс, потому что в это время он действительно был единовластным правителем Валемара. Его влияние распространялось даже на Далию, далийские эльфы называли его «Онсерхиэймараэль», что значит «Учитель», а современных человеческих магов они именуют вроде бы «крэбола», то есть «грязь». Джассар был Абсалоном, Магом Магов, Владыкой Всего. Его слово становилось законом магии, а законы магии сами следят за своим исполнением. Поэтому если волшебник хватается за власть, мир вокруг начинает трещать по швам и, как правило, устраняет этого волшебника с большим ущербом для целостности мироздания. А потом он вдруг сказал, что больше волшебники не имеют права вершить судьбы смертных тварей. И исчез. Его слова стали законом магии, но те, кто правил миром на протяжении веков, не смогли мгновенно перестроиться. Они были испуганы… то есть я думаю, что они были испуганы, растеряны и не знали, как им дальше жить. Как следствие, они приняли самое глупое решение из всех возможных и передрались…

– Как скорпионы в банке?

– Точно. Зенреб Алый и Огремон Серебряный… ни один из них не одержал окончательной победы, оба плохо кончили, а их последователи продолжили дело предводителей… потом пришел Сарос Гроган и пожег всех драконьим огнем к ахоговой матери, уничтожил бесценные архивы, артефакты… но даже во время Гроганской эпохи выжившие и реабилитированные волшебники могли намного больше, чем нынешние… Искусство деградирует.

– И поэтому волшебники ищут книгу Джассара, верно?

Тобиус прочистил горло и попытался собраться с мыслями. Когда тема касалась вырождения магии, молодой волшебник неизменно впадал в меланхолию.

– Кхм, верно. Гримуар Всемагии, сборник всех… эй, откуда ты знаешь о Регалиях Джассара? – Тобиус так удивился, что едва не ударился головой о низко висящий улей, вокруг которого летало несколько пчел величиной с кулак.

– У тебя в библиотеке есть книги, а я их читаю, помнишь?

– Хм. Гримуар Всемагии. – Белка Тобиуса скакнула через можжевеловый куст, и он так клацнул зубами, что чуть не откусил себе язык. – У каждого волшебника есть книга заклинаний, и у Джассара тоже она была. Считается, что в ней имелись все заклинания, которые были подвластны Магу Магов. А ему были подвластны все заклинания в мире. Гримуар Всемагии – это как священный Погребальный Ковчег для волшебников.

До конца дня они ехали молча, лишь изредка переговариваясь, и удача была на их стороне, ибо ни одна хищная тварь не встретилась на пути. Белки стали сами выбирать дорогу, правда, приходилось держать ухо востро – мохнатые скакуны порой норовили вскочить на древесный ствол и сделать пару прыжков по веткам.

Тобиус решил подыскать место для ночевки заранее, а не плутать в темноте, которая приходит в лес весьма рано и совершенно неожиданно. Для этого очень кстати подошла небольшая спрятанная в зарослях крапивы лесная пещера, в которой, по счастью, никто не обитал.

Эмма устроила белок, пожевала большой пряный сухарь, запила молоком и легла, накрывшись войлочным одеялом. Волшебник спать пока не собирался, он раскидал вокруг ночного пристанища паутинки оповещающих заклинаний и сотворил несколько ловушек. Проверив, уснули ли белки, Тобиус раскрыл книгу. В голове вертелся круговорот из фигур, символов и слов. Волшебник помедлил минуту, затем вынул из воздуха ярко-синее перо и начал рисовать магические схемы, выстраивать последовательности слов, чертить системы чар в трех измерениях. Убеждаясь в их несостоятельности, он раз за разом вытягивал магические чернила, возвращая страницам книги девственную чистоту.

Заклинание Колокольчик зазвенело в голове. Из ночи появилось нечто тощее, высокое, отдаленно похожее на человека телосложением, костистое, с красной морщинистой кожей, множеством роговых наростов на теле и длинным тонким хвостом. Оно медленно приближалось, садясь чуть ли не на корточки, постоянно помогая себе руками, увенчанными крючковатыми когтями. У существа была вытянутая голова с небольшими рогами, длинная морда-клюв и близко посаженные глаза, такие разумные и жалостливые, что их взгляд причинял боль душе. Существо остановилось, присело на землю, подтянув колени к голове, и уставилось на Тобиуса умоляющим взглядом.

– Помоги… – тихонько проскулило оно. – Помоги…

– Чего тебе надо?

– Помоги… мне…

Маг ощутил, как тончайшие ментальные щупальца захлестывают его разум, внушая желание немедленно броситься на помощь обладателю этих грустных влажных глаз, но остался на месте – ведь ставить элементарную ментальную блокаду в Академии учили всех поголовно. Разумеется, не каждый волшебник мог защищать свой разум на уровне Сехельфорсуса Чтеца, но блокировать нападки низшего телепата умел всякий, без этого просто невозможно было сдать выпускных экзаменов. Разум Тобиуса оставался чист, так что он ясно понимал назначение когтей – крепко держать безвольную добычу. Крохотный шип на хвосте существа вполне мог быть ядовитым.

– Помоги…

Когда волшебник указал на него пальцем и неудачливый охотник понял, что стал дичью, было уже поздно. Заклятие Паралич настигло существо, когда то попыталось бежать, и оно распласталось на земле в неестественной позе. Тобиус осторожно подошел и сапогом перевернул краснокожего на спину.

– Помощь нужна? – сонно спросила Эмма из-под одеяла.

– Спи давай, у меня тут наметилась вивисекция.

– Ну, веселись тогда, – зевнула она и тут же мирно засопела.

Наутро от ночного визитера осталась только куча мяса, а в книге заклинаний Тобиуса появилось несколько страниц с весьма интересными анатомическими схемами и записями.

– Ты чудовище! – весело воскликнула Эмма, едва продрав глаза и увидев кровавое безобразие. – Здорово, правда?

– Я не чудовище, я исследователь. И оно пыталось меня убить, так что я в своем праве.

– Приятно порой нарубить кого-нибудь тонкими ломтиками, да?

– Завтракай – и в дорогу.

– Особенно если…

– В лягушку превращу.

– Ой, трясусь-трясусь!

Ведомые чутьем мага, они день за днем углублялись в лес, осторожно, пугливо замирая и прячась при каждом намеке на опасность. Деревья становились все выше, будто не дубы и ели, а какие-то секвойи, ненормально высокие и толстые. Росли они, правда, довольно далеко одно от другого, и путники вполне могли бы ехать быстрее, кабы не переплетения толстых корней, выбивавшихся из почвы, и живучий подлесок, научившийся расти даже при нехватке света. Возможно, из-за обилия природной магии этих мест флора была такой буйной и труднопроходимой. Гигантские кустарники, папоротники, травы, дикие цветы с горькими запахами, все это зеленое царство заставляло смертных ощущать себя крохотными насекомыми во враждебном мире. На фоне древних деревьев гигантские скаковые белки не казались такими уж большими, наоборот, они приходились в самую пору – маленькие зверьки на нижней ступени пищевой цепи. Каждую ночь Тобиус отыскивал либо обустраивал сам надежное убежище, защищал его пологом специальных заклинаний, отпугивающих живность и скрывающих от чужих глаз. В дальнейший путь двигались по росе, выискивая полоски синего мха, которые попадались все чаще и были все толще.

Порой даже без видимой опасности Тобиус начинал ощущать сильную тревогу, в причине коей не сразу разобрался. Оказалось, что он периодически терял чувство направления. Маги всегда имеют представление о своем местонахождении в мире, это часть их естественных способностей, но Тобиус обнаружил, что временами его чувство направления «засыпает», и это были крайне неприятные и страшные ощущения. Он списал их на проявления магических аномалий, которых, как считается, в Дикой земле бесконечное множество.

– Мы идем к чему-то нехорошему, – вдруг тихо сказал волшебник, барабаня пальцами по рукоятке жезла.

Дорога пошла вверх по склону широкого лесистого холма, и тени стали гуще. Прежде сквозь преграду древесных крон едва-едва пробивались копья света, но уже через некоторое время они исчезли полностью. Нечто большое и расположенное над кронами затмевало солнце.

– А?

– Я чувствую какую-то неприятную…

По лесу, тряся ветви, прокатилась волна холодного ветра, бросившая мага в озноб.

– …энергетику.

Они выехали на небольшую проплешину, поросшую вереском и терновником. Деревья расступились, открывая вид на вершину другого крупного холма, с громоздящимся на ней источником тени – ансамблем черных и серых, местами проеденных ветром стен с исполинскими башнями, пустыми бойницами, темным провалом врат и щербатыми зубцами парапетов. На вершине отдаленного холма стояла древняя полуразрушенная крепость.

– Га-нор.

– Чего-кого?

– Га-нор, ученица. Гроганская пограничная крепость времен позднего периода существования империи. Если верить брату Марку, то ее забросили, – Тобиус вспомнил даты исторических хроник и произвел простейшие вычисления, – в четырнадцать тысяч пятьсот десятом году от Пришествия Первых Скитальцев. Приблизительно. А через семьдесят лет Гроганская империя перестала существовать, погибнув в Возмездии Далии. Ты можешь себе представить, что этой крепости больше полутора тысяч лет… нет, намного больше. Полторы тысячи лет назад ее бросили, а когда построили – я и гадать не берусь…

– Вообще-то могу.

– Что?

– Я бы дала ей две тысячи лет!

– Дуреха, – снисходительно хмыкнул маг, – простоять века этой крепости помогли чары гроганских магов и, возможно, умения гномских инженеров. Они строили на тысячелетия, и это не преувеличение…

– Так куда нам ехать-то?

Тобиус на минуту задумался, вглядываясь в черную громаду. Его терзали противоречивые чувства – с одной стороны, Путеводная Нить, уже давно о себе не напоминавшая, вдруг натянулась и потянула душу прочь, убеждая объехать Га-нор за семь лиг и никогда не приближаться к нему больше. С другой стороны, живой и любопытный ум кипел от желания посетить памятник древности, осколок великого Грогана, некогда могущественнейшей державы мира. Волшебник очутился на развилке, на которой часто оказывались обладатели Путеводной Нити. Все же следовало не изменять себе и идти туда, куда тянется Нить.

– Будем держаться от этого места пода…

Рядом с белкой Тобиуса стоял некто в синем плаще с капюшоном и всем своим видом давал понять, что стоит он там давно. Но Тобиус его не видел, как не видела его Эмма, и лишь белки беспокойно косились на фигуру в синем.

– Так куда ехать? В низину или…

– На вершину, – ответил неизвестный.

– На вершину, – сдавленно выговорил Тобиус. – На… не верю, что делаю это… Я не хочу…

– На вершину, – повторил неизвестный.

– …На вершину… Но мы осмотрим Га-нор! У меня вдосталь боевых заклинаний, так что если наткнемся на гнездо пасатукш или логово хобгоблинов… Эмма, я впервые отказываюсь от Путеводной Нити.

– Мм, ну, с почином! – радостно отозвалась стальная дева, направляя свою белку к крепости. – Может быть, мы найдем там сокровища?

– Может быть, может… – Тобиус нервным движением отер лоб и сглотнул. В горле у него пересохло.

Фигура в синем плаще провожала путников взглядом пустоты, заполнявшей капюшон, пока они не скрылись за деревьями. Ни в памяти мага, ни в голове морфа ее присутствие не оставило никакого памятного следа.

Чем выше они взбирались по холму, тем меньше волшебник был доволен своим внезапным решением. Га-нор приближался, и чувство тревоги крепло в душе Тобиуса, подбивая его развернуться и скакать прочь. Полуприкрыв глаза, маг пытался пронзить пространство ментальными «щупальцами» и дотянуться до источника раздражения, до чего-то неприятного, находившегося внутри заброшенной цитадели. Получалось слабо – перед внутренним взором предстало нечто похожее на ворочающийся кокон, невнятное, скользкое и томящееся, какое-то темное… Не получилось воспринять все в деталях, перенапряжение отдалось сильной болью в висках, и ментальные «щупальца» рассеялись. Обычно чувства магического восприятия мира у Тобиуса были обострены, он видел сокрытое от простых глаз более ясно, чем большинство волшебников, и совсем не прилагая усилий, однако в этот раз он не смог понять сути грядущего.

Белкам было неспокойно, и Тобиус наложил на них контролирующие чары, чтобы грызуны не дали деру. Он уже утвердился в мысли о том, что лезет в плохое место, но повернуть назад не смел, потому что… он убеждал себя, что это место лежало сравнительно близко от реки и от Под-Замка. Он должен был разобраться немедля, чтобы потом не пришлось жалеть. Он пытался убедить себя в этом.

На кончиках пальцев волшебника начался зуд – готовые к применению заклинания напоминали о себе. Краем глаза он замечал, насколько темными становились древесные стволы, как здоровые зеленые великаны все больше уступали место больным и искореженным карликам, чьи корни выбивались из земли, белые, узловатые, похожие на разбитые артритом старческие пальцы. Но еще больше неприязни внушали кроны, опутанные множеством слоев паутины. Единственным, что радовало в этом месте, было солнце. Больные растения не тянулись к нему так жадно, и их жалкие ветви не закрывали спасительного яркого света, дарящего тепло, хотя от воцарившейся округ тишины все равно бил озноб.

Га-нор был очень большой крепостью, огромной по нынешним меркам. Его оборонительные сооружения, башни-великаны, толстые стены с бартизанами и неприступные когда-то бастионы производили довлеющее впечатление. Га-нор был чужд этому лесу, с которым сожительствовал еще с прошлой эпохи. Его камни пыталась штурмовать зелень, по ним стелились мхи и лишайники, но крепость держалась, исполняя свой больше никому не нужный долг. Растения действительно плохо приживались на Га-норе, они чернели, гнили, погибали, не сумев достаточно глубоко вонзить корни в его плоть и раскрошить камень.

Белок оставили перед порталом врат главного барбакана, который сам по себе являлся небольшой крепостью. Тобиус уложил их в магический сон и укрыл маскировочными чарами, после чего, в сопровождении Эммы и нескольких светящихся мотыльков, прошел дальше. Они оказались в захабе – длинном каменном коридоре, соединявшем внешние ворота крепости с внутренними. В потолке и стенах при свете мотыльков виднелись дыры-убийцы, через которые защитники могли бы расстреливать штурмующих из луков и арбалетов, забрасывать камнями и боевыми заклинаниями, прорвись те сквозь внешние ворота. Правда, ворот-то как раз уже и не было. Сгнили, опали трухой и ржавчиной вместе с герсой. Вокруг было грязно, и дурно пахло. Ветер успел нанести в захаб немыслимое количество листвы, которая благополучно прела и гнила из десятилетия в десятилетие, предоставляя питательную среду обитания для плесени и грибов.

Путники вышли из захаба в первый внешний двор, отгороженный от прочих частей крепости собственными стенами. Каждый сегмент из нескольких цепей обороны Га-нора имел относительную самостоятельность, каждая башня, каждый бастион и сам донжон – громадная полуразрушенная цитадель в сердце Га-нора – когда-то могли защищаться самостоятельно в случае падения внешних укреплений. Подобные замки строились для принятия удара Дикой Ватаги, которая сметала более мелкие оборонительные сооружения играючи. Но Дикие Ватаги прекратили являться в Вестеррайх, а Дикая земля сама придвинулась, и держать на окраинах империи мощные гарнизоны стало слишком дорого и нецелесообразно, отчего гроганцы покидали их и строили менее громадные крепости все дальше и дальше. Кто знает, сколько еще таких исполинов, как Га-нор, утеряно в вековечных лесах!

Отказавшись от идеи разделиться, они вдвоем отправились исследовать крепость. Все двери и решетки давно проиграли в битве со временем, местами даже камни раскрошились, став пылью и щебнем, усыпав труп крепости обломками башен и стен, битой черепицей, древесной трухой. Все это частично утопало в нанесенной ветром земле и гнилой растительности. Проникнуть сквозь опустевшие проемы дверей можно было в любую часть Га-нора, но простота оставалась кажущейся, поскольку многие лестницы давным-давно обвалились, местами прохудились крыши, рухнули полы, внутренние помещения в различных флигелях оказывались доступны дождям, ветрам и палящему солнцу; многие подвалы оказались затоплены.

– Здесь поместилось бы десять наших замков.

Эмма стояла на каменном подоконнике пустого оконного проема и смотрела на леса с огромной высоты. Кроны деревьев-великанов расстилались внизу бугристым ковром, неоднородно зеленым, волнующимся на ветру и беспрестанно шелестящим.

– Слезь, камни могут быть расшатанными, сверзишься вниз – и я не смогу тебя поймать.

– Я верю в твои способности, учитель, – хихикнула Эмма, грациозно спрыгнула и медленно пошла по зале, которую они обследовали.

Большое помещение, занесенное грязью, прелой листвой и поросшее плесенью, было пусто. Живучие лишаи и мхи, карабкавшиеся по высоким стенам и колоннам, давно поели висевшие на них знамена и стяги. Сквозь обширные высокие окна свободно проникал свет, а в плохую погоду еще и дождь с ветром. Меж камней пола упрямо прорастала трава, хотя Га-нор однозначно говорил растительному миру, что здесь ему не рады.

– По крайней мере, здесь крыша цела, – отметил волшебник, прохаживаясь по главному чертогу одного из обособленных крепостных корпусов.

– Ску-у-у-учно! Как думаешь, здесь можно жить?

– Ни в коем случае. Все прогнило, отсырело, некоторые виды растительности ядовиты, полы в любой миг могут уйти из-под ног, а крыши – обрушиться на голову. Удивительно только – как здесь не поселилась нечисть? Многие чудовища, да и простые животные, обожают забирать себе руины. Здесь их нет.

Тобиус прислушался к своим ощущениям и поежился – он боялся признаться себе, что знает причину. Волк не станет селиться в берлоге, в которой живет медведь.

На исследование колоссального крепостного комплекса ушел весь день, и все равно волшебник с ученицей смогли облазить лишь небольшую часть помещений, побывали на складах, в казармах и арсенале, проверили мрак затопленных подземелий. Когда солнечный диск уже скатывался по темному небу к багровеющему поясу горизонта, Тобиус и Эмма вошли в донжон. Волшебник инстинктивно оттягивал эту необходимость, как только мог, и теперь корил себя, думая, что лучше было бы проверить цитадель, когда солнце еще висело выше.

– Еще не поздно повернуть назад.

– Не трясись, учитель, Эмма тебя защитит.

– Я чувствую… нарастающую опасность.

– Тем больше причин от нее избавиться.

Плутая по чреву цитадели при свете мотыльков, они наткнулись на корни. Чем дальше шли чужаки, тем стремительнее менялся Га-нор – его полы и стены терялись за твердыми черными побегами, переплетающимися корнями, которые закрывали собой все. Воздух загустел и стал сильнее отдавать гнилой сладостью, а свет, источаемый магическими насекомыми, померк, да и сами они принялись залетать не туда, опускаться все ниже, будто на них что-то давило. Тобиус создал десяток новых мотыльков, вложив в них усиленный заряд магии.

Ступая по корням, они вошли в некогда обширную залу. Казалось, что Дикая земля вломилась через разбитый потолок в этом самом месте и угнездилась в теле Га-нора, словно язва, но так только казалось. Внутри находилась небольшая поляна, покрытая жухлой травой, пустая, если не считать одного-единственного черного дерева, лишенного листьев и… окруженного торчащими из нанесенной ветром земли черными же штырями. На штырях смирно сидели черепа. Звериные, человеческие, еще вроде как обезьяньи, но какие-то неправильные, слишком крупные, еще были массивные черепа, не имевшие глазниц, другие вообще не пойми кому принадлежали.

– Какое-то… злое место.

– Оно либо проклято, либо в нем поселился злой дух. Я склоняюсь к… ко второму.

Внутри одного из черепов разгорелся призрачный свет, и возле дерева появилась сутулая фигура. Темно-серый балахон, деревянная маска с тремя дырками на месте рта и глаз и рога-ветки. Это нелепое нечто сжимало в черной руке острый осколок берцовой кости или что-то очень похожее. Появившийся некто опирался плечом о ствол дерева, неподвижно следил за людьми пустыми дырами в маске и не издавал ни звука.

– Эмма, не шевелись.

– Почему? Что это за… пятно?

– Ты его видишь?

– Вижу что-то расплывчатое… серое такое.

Рогатый некто метнулся к ним так быстро, что его фигура смазалась в сплошной серый развод, но реакция Эммы позволила ей парировать удар мечом и нанести контрудар. Сталь прошла сквозь него словно сквозь дым. Тобиус же, дотянувшись до существа заговоренной бронзой жезла, отшвырнул его прочь. Балахонщик мгновенно поднялся с земли, но тут же распался дымом от удара Светящейся Паутинки. Раздался треск – один из черепов лопнул и упал со своего штыря.

– Кажется… мы имеем дело с духом, ученица.

– С ду́хами, учитель.

В черепах зажигался призрачный свет, и подле черного дерева появлялись новые фигуры в балахонах. Высокие и низкие, массивные и субтильные, они все были серы, их лица скрывались за потрескавшимися деревянными масками, над которыми росли рога-ветки.

– Это хищник, Эмма, питающийся теми, кто забредает в его логово.

– Что делать? – сосредоточенно спросила она.

– Для начала Серая Стена.

Тобиус вскинул жезл и выкрикнул словоформулу, венчавшую плетение призрачных нитей заклинания, после чего вокруг них образовалась круглая преграда, стена, сотканная из полупрозрачной серой мглы. Рогачи немедленно оказались рядом и принялись с глухим стуком биться в нее. Серый волшебник был бледен, и на его лице блестели бисеринки пота, желтые глаза следили за бьющимися о Серую Стену существами, губы сжались в тонкую полоску.

– Я завел нас в логово самой смерти.

– Драматизируешь.

– Нет. Ты ведь учила «Суть Тьмы» Осиафа Галефарнея?

– Ну… ты же не будешь меня отчитывать на пороге смерти?

Тобиус мрачно усмехнулся:

– Если вкратце, то Тьма – это старые боги Валемара. Галефарней утверждает, что большинство из них погибло с приходом новых, единых богов, но те, кто выжил, слились воедино, став Тьмой. Думаю, тот, кто поселился здесь, прежде мог быть каким-то мелким божеством леса, питавшимся подношениями людей, но…

– Но когда его забыли, он стал брать силой то, что раньше ему отдавали добровольно! Да! Поняла! Как выкручиваться будем?

Тобиус дотронулся пальцем до набалдашника жезла и извлек из артефакта лоскуток бледно светящихся энергетических линий. Оба клинка Эммы были укутаны в заклинания Светящаяся Паутинка.

– Эти чары не продержатся долго, сталь не любит магии. Сейчас я создам Незримый Гонг, и попытаемся прорваться к выходу. Ты готова?

– Полностью! Покажем им!

Необоснованная, но искренняя вера ученицы в лучшее неожиданно сильно подстегнула те же чувства в Тобиусе. Он удивленно почувствовал, как на его собственных губах появляется улыбка, а из души уходят сомнения и страх.

Он сплел энергетические потоки, расставляя точки концентрации силы и систему знаков, закончил магический речитатив и пробудил заклинание. Для живых Незримый Гонг едва слышен, словно призрак, отдаленное эхо самого малого подобия истинного звука, но для духовных сущностей он звучал оглушающим грохотом. Не самое сложное заклинание магии Духа, но ничего большего Тобиус не мог. Рогачи, беспрестанно бившиеся о Серую Стену, разом отшатнулись, а когда защитное заклинание рассеялось, они оказались заторможены. Маг и стальная дева бросились обратно, туда, откуда пришли, расчищая дорогу зачарованными клинками и жезлом. Они основательно проредили призрачную рать и почти вырвались из западни, когда прослойка земли вспучилась, и из-под нее выметнулись черные корни. Необычайно гибкие и быстрые, они опутали беглецов, невзирая на магический огонь и добрую сталь, а потом сдавили так, что у волшебника и морфа затрещали все кости.

Балахонщики потеряли интерес к живым – теперь их участь была предрешена, и слуги этого места умиротворенно следили, как дерево начинает шевелиться. В его черном стволе пролегла длинная вертикальная трещина, которая со скрипом распахнулась, словно пасть, являя гнилое выеденное нутро, заполненное костями: ребрами, позвонками, прочими частями многочисленных и разнообразных остовов. Но не черепами.

Тобиус видел, как короткие ветви удлиняются, превращаясь в мощные клешни, и живо представил себе процесс декапитации, после которого его, Тобиуса, череп окажется на одном из черных штырей, а порабощенный дух обзаведется маской, балахоном и погаными рогами-ветками. Он станет рабом этого места и сущности, которая поселится в нем. Сжав челюсть до скрежета зубовного, волшебник попытался выговорить заклинание, но корни вытягивали из него всю магическую силу. Когда исчезли последние иоры гурханы, магу стало так плохо, что его вырвало. Впервые в жизни он оказался полностью отрезан от магии, и это было ужасно.

На губах вместе со вкусом рвоты возник горький привкус поражения. Внезапно все закончилось, его недолгий и бестолковый путь по жизни подошел к концу. Действительно совершенно внезапно. Он не думал, что все будет так нелепо, представляя собственную смерть иначе. Чего он ждал, первый и единственный раз отказавшись следовать по Путеводной Нити?

Но тяжелее всего было из-за Эммы, которая продолжала упорно сопротивляться. Из ее тела вылезли клинки, но толку от них было чуть – ведь корни, обвивавшие ее, являлись частью сущности, которая не боялась материального оружия. Эмма что-то кричала, обращаясь к нему, но Тобиус не слышал ни слова, лишь приглушенное гудение и ропот далекой грозы. Чего она хочет от него? На что она надеется? Это он виноват. Это он привел их сюда. На смерть.

– Ты в скорлупе, – сказала фигура в синем плаще, коей серый маг не видел и не слышал.

Тобиус вдруг почувствовал себя запертым в скорлупе безысходности. Страшные клешни щелкали все быстрее, Эмма извивалась в нерушимой хватке, а он был бессилен. Волшебник поймал взгляд отчаянных глаз ученицы, на которые навернулись слезы, и увидел движение ее губ. Не слыша голоса, он прочитал по ним: «Борись!»

И тогда Тобиус выгнулся в своей скорлупе и саданул о нее затылком. Серый маг извивался и бился в конвульсиях, вопя как сумасшедший, мотал головой из стороны в сторону, разбрасывая слюну и пену, и колотил затылком в одному ему известную преграду. Он бил и бил, визжа и воя, пока, запрокинув голову назад в очередной раз, вдруг не почувствовал, будто его темя раскололось. А потом в эту «рану» ударила молния, и запах рассеченного мозга, запах крови сменился вонью горелой плоти и обугленных костей, а боль была такой, словно каждую клеточку его тела варили в кипящей смоле. Вдруг полог реальности приоткрылся перед волшебником, и он увидел вселенную, полную разноцветных звезд, полыхающих в бесконечной тьме, пересеченной мириадами энергетических потоков.

По одному из потоков, словно по дороге, мчалась кавалькада всадников, чей образ должен был испугать его до смерти, но не смог. Тобиус бесстрастно следил, как всадники, одетые в уродливые черные латы, скакали на лошадиных скелетах или же иных чудовищах непотребного вида, сопровождаемые сворой призрачных псов, и оглашали величественную тишину этой вселенной лаем, кровожадными воплями и голосами охотничьих рогов. Ему бы следовало бежать, прятаться, делать хоть что-нибудь, но волшебник оставался неподвижным призраком, а всадники уже скакали мимо него со свистом, гиканьем и хохотом, обдавая леденящим душу холодом.

Лишь один отстал от кавалькады, развернул костяного скакуна и медленно пустил его вокруг Тобиуса. Латы его были особенно богато изукрашены, хотя казалось, что время уж вволю поиздевалось над ними, сорвав часть золотых вставок, проев металл ржавчиной, изуродовав некогда искусные чеканные узоры. С широких плеч всадника ниспадал черный плащ, дырявый во множестве мест; а лицом служил голый череп с редкими зубами и пустыми глазницами. Его пересекала длинная косая трещина, и, казалось, черепушка не развалилась еще только благодаря черному обручу короны, ощетинившемуся иглами зубцов, на которых остались лишь крохи позолоты.

– Грядут времена больших перемен. Темные времена, – донеслось из глубин черепа.

Король Дикого Гона вынул из притороченных к седлу ножен длинный меч, тяжелый, древний, выщербленный по всей длине черненый клинок, покрытый кровяной коркой и ржавчиной. Страшное оружие поднялось высоко над коронованным черепом и стремительно опустилось на темя мага.

Тобиус очнулся от чувства чего-то холодного, стекающего за ворот. Он лежал на грязном полу, а его голова покоилась на коленях Эммы.

– Что ты льешь на меня?

– Воду из фляжки.

– А зачем ты это делаешь?

– У тебя кровь из носа пошла. И из ушей. И из глаз.

– Я что, перегорел?.. Нет, иначе бы я умер. Странно.

Он предпринял огромное усилие, чтобы продрать веки, слипшиеся от крови, и увидеть лишь, что вокруг царит ночь. Мрак залы был непрогляден на фоне сверкающего звездами небосвода… Звезды. Они показались серому волшебнику такими мелкими и скучными после тех, других, которые он видел там. Воспоминание об этом заставило его содрогнуться, и желудок разбили сухие рвотные спазмы. Ему нечем было тошнить, и вскоре все успокоилось.

– Ты не поверишь, что мне приснилось, и что… Что это?

Она задрала голову и тоже посмотрело в небо – туда, далеко, где синеватую черноту рассекал длинный росчерк алого. Хвостатая комета.

– Не знаю, раньше этого там не было, а когда появилось, я не заметила.

– Почему мы еще живы? Что случилось?

– Ты не помнишь?

Его нечеловеческие глаза очень быстро привыкли к темноте, им не требовалось много света, так что удивление на лице ученицы Тобиус различил хорошо.

– Учитель, ты спас нас.

По словам Эммы, после того, что она назвала «припадком», из тела мага стал бить яркий синий свет, настолько яркий, что она видела все его кости сквозь плоть и кожу, пока еще могла видеть хоть что-то, а сам Тобиус издавал протяжный вопль на одной-единственной ноте. При этом черное древо начало расти, его ветви множились, удлинялись, обрастая черной листвой, и на них даже появлялись продолговатые костяные шишки. Но бурный рост перешел в стремительное увядание, древо на глазах погибало, его ветви и корни вспыхивали и немедля превращались в чернейшую золу, а само оно скрипело и трещало, агонизируя, пока ствол не раскололся и из него не вырвались ужасные тени, которые немедля унеслись в небо.

– Дикий Гон… Дикая Охота, – потрясенно пролепетал Тобиус. – Я призвал в мир Дикую Охоту.

– Это плохо?

– Это ужасно! И не только это, ученица, кажется, я… кажется, я использовал свою гвехацу… наверное, я использовал свою жизненную силу, чтобы…

– Мне кажется, что ты на грани жизни и смерти, учитель, и тебе необходим отдых, – ласково и устало ответила Эмма.

Тобиус попытался пошевелить рукой, но пальцы едва откликнулись. Более того, он не мог использовать магию. Дар остался при нем, однако энергопроводящие «русла» его сущности оказались сильно повреждены бурным потоком силы, «берега» размыло, астральное тело оказалось опалено. Тобиус надорвался, черпнув слишком много силы… Откуда? Здравый смысл не позволял поверить тому, что он видел, пребывая в беспамятстве. В его душе воцарился невероятный сумбур. Что произошло? Он был там или же все это являлось бредом, которым его рассудок защитился от страшных мук? Дикий Гон родился из его агонии? Возможно ли это? Наставники говорили, что разум мага открыт для понимания мира гораздо шире, чем разум обычного смертного, так может ли он столь же сильно влиять на мир?

– Заночуем здесь, а завтра двинемся в путь, – согласился волшебник и облизнул шершавые губы, – пожалуйста, хватит лить мне в глаза, налей уже в рот!

– Ты приходишь в себя, мой милый ворчун! – хихикнула Эмма, прикладывая горлышко фляги к его губам. Стальная дева, казалось, успела позабыть о том, что совсем недавно ее жизнь висела на волоске.

Хотя потом ее настроение все же ухудшилось. Гибель сущности, устроившей в Га-норе логовище, заставила цитадель дрогнуть, отчего множество лестниц порушилось. Эмма обследовала этаж и вернулась с неутешительной новостью: пути назад отрезаны. Путники оказались без еды, на большой высоте.

Вскоре она, не найдя срочного решения, стала укладываться спать рядом с ним, и мучимый слабостью Тобиус услышал ее тихий сонный голос:

– А еще у тебя были крылья… такие яркие, большие, будто у огромной бабочки… я таких красивых никогда не видела.

Назавтра они конечно же никуда не двинулись. Тобиус был не способен продолжать путь, а все, что он мог делать, давалось ему с великим трудом. Вынужденно неподвижный, он часами лежал плашмя, пытаясь разобраться в том, что стало с его материальным и астральным телами. Повреждения были велики, ощущения плачевны, а последствия – туманны. Развороченные энергопроводящие потоки едва-едва приходили в норму, при этом их строение изменилось и спуталось, а ток магии затруднился. Тобиус как мог старался исправить это положение, попутно приводя свой организм в порядок, но все это тянулось катастрофически медленно, отнимало много сил, причиняло боль и вызывало в нем злобу, которая то и дело срывалась на Эмме. Та воспринимала взрывы бешенства учителя стоически и без эмоций, а Тобиусу каждый раз становилось стыдно.

Прошло еще два дня взаперти, нечего было есть и пить. Эмма слонялась по пустому этажу, начиная терять свой обычный настрой, ибо не могла найти выхода из сложившегося положения. Тобиус оставался бессилен, его тело нуждалось в подпитке, чтобы процесс заживления шел быстрее, но тех немногочисленных насекомых, которых ученица находила тут и там, явно не хватало даже при том, что сама она вообще ничего не ела. Стальная дева утверждала, что ее организм прекрасно обходился без пищи до десяти дней. Тобиус допускал, что это правда, но также он догадывался, что она лжет ради его благополучия. Все, что Эмма могла сделать, – это согревать быстро коченеющего волшебника по ночам, прижимаясь к нему.

Очередная ночь опустилась на дремучий лес молниеносно, как черная птица, спикировавшая на добычу. Тобиус валялся на том же месте, Эмма спала рядом, и хотя она прижималась к нему, все равно было холодно. Он продрог до костей и мелко дрожал, надеясь, что стук зубов не разбудит ученицу. Стало совсем невыносимо, когда пошел ночной дождь. Тобиус лежал, словно живой покойник, разглядывая темноту сквозь дыру в потолке и выдыхая пар. Вода капала ему на лицо, струилась по волосам, и волшебнику становилось все холоднее. Еле-еле выбравшись из объятий Эммы, он пополз по мокрому грязному полу, вдыхая и выдыхая холод, сотрясаемый приступами надсадного кашля, тонущего в шелесте водных капель. Нужно было согреться, он понимал это четко и ясно, его ослабшее безвольное тело не могло противостоять холодному дождю, до утра он замерзнет насмерть, нужно согреться, а тем временем потоки холода с хрипом заполняли его грудь и рвались обратно в виде кашля. Нужно было согреться, нужно было… Он потерял сознание.

– А ведь я обещал, что буду подле, – зашипела красноглазая темнота, подступая к нему со всех сторон, – в самый черный час, в миг скорби и страха, когда воля твоя будет слаба, я окажусь подле и…

Но Тобиус не стал слушать, вместо этого он раскинул огромные крылья свои, распростер их над миром и полетел. К солнцу. Маг смотрел на него, не в силах отвести глаз, солнечный диск, такой яркий и горячий, манил его к себе, как свечной огонек манит мотылька. Но то было солнце, а Тобиус не был мотыльком, он был… невообразимо огромен. Он не мог отвернуться от солнца и подлетал все ближе, пока не почувствовал в своей груди великий жар.

Мучительные ощущения вырвали его из забвения, и он с криком выдохнул струю оранжево-желтого ревущего пламени, от которого мгновенно вскипали и превращались в пар капли дождя. Боль потухла почти сразу, но само пламя в легких осталось, и от него по костям и мышцам распространилось спасительное тепло, наполнявшее их силой. Его волосы, кожа и даже одежда горели ярким и жарким огнем, но не сгорали. Волшебник впервые в жизни коснулся истинной огненной стихии и стал похож на живой факел, от него во все стороны валили облака густейшего горячего пара, горели мхи и лишайники на раскалившихся камнях, стало очень светло. Услышав возглас Эммы, Тобиус обернулся к ней в пылающем ореоле:

– Я вернулся, ученица, вставай, надо спускаться.

Белки были там же, где их и оставили несколькими днями раньше. Звери просто не выходили из спячки, пока не вернулись хозяева. Видя, как Эмма набросилась на припасы – те, что еще не успели испортиться, – Тобиус беззвучно уличил ее во лжи. Она была голодна, что бы там ни говорила. Покормив белок и избавившись от пропавших продуктов, они потихоньку двинулись в путь, но не обратно в Под-Замок, а дальше, в лес.

С раннего утра путникам казалось, что Дикая земля стала враждебнее. Дважды их пытались сожрать хищные деревья-прыгуны, а один раз волшебник и морф наткнулись на неизвестного зверя. Тот имел крупное тело шарообразной формы, покрытое пурпурным хитином, снабженное десятком членистых конечностей и единственным глазом. Зверь поедал убитую им косулю, пристально следя за чужаками и давая им обойти его стороной.

Эта неприглядная картина напомнила Тобиусу, что их собственные запасы провизии удручающе малы, и часть дня была потрачена на сбор ягод, орехов, которых благо в лесу росло предостаточно, а позже, выследив пятнистого оленя, волшебник убил его ослабленной Огненной Стрелой. Эмма с неожиданной сноровкой выпотрошила добычу, дала стечь крови, содрала шкуру и разделала ее. Тобиус создал лак обновления и, покрыв им мясо, закончил заготовку съестных припасов. Раздобыть воды оказалось проще всего – он сгустил ее из воздуха.

Ночью вокруг их стоянки крутились гонгаты. Эти существа походили на волков своими привычками и внешностью, за исключением ушей и морд, которыми они сильно напоминали нетопырей. К тому же при желании гонгаты могли расправить кожистые перепонки, прятавшиеся в меху, и превратить передние лапы в крылья. К счастью, отпугивающие чары не давали им обнаружить волшебника и морфа, так что отбиваться от стаи летучих волков не пришлось.

На следующий день исследователи продолжили путь под переливчатое пение птиц, сытые и уверенные в себе. Возле маленького поросшего кедрами лога на них напал крупный хищник неизвестного вида, похожий на короткошерстную кошку зелено-бурого цвета с шестью лапами и двумя парами глаз. Свирепая тварь была полна готовности растерзать чужаков, но, получив огненной струей по морде, позорно бежала в чащу.

Покачиваясь на спине медленно бредущей белки, Тобиус то и дело задумчиво глядел на свою ладонь, где по его же воле время от времени вспыхивало пламя. Он раз за разом переживал недавние события – и боль, и отчаяние, и надежду, – стараясь понять, что же все-таки произошло и как это могло произойти именно с ним, серым волшебником? Вслед за восторгом от понимания сути происшедшего пришел страх.

В своих размышлениях Тобиус решил все же придерживаться убеждения, что он имел связь с Астралом, и делать выводы, исходя из него. Маги не связывались с Астралом напрямую со времен становления Второй Великой и Щедрой Тангрезианской империи, которую позже переименовали в Гроганскую империю, когда Сарос Гроган устроил носителям Дара геноцид, уничтожив самых лучших. Следующее поколение волшебников росло в подполье, учась у тех наставников, которые выжили – недоучившихся подмастерий погибших мастеров, – и постепенно связь с имматериумом была утрачена. Тобиус понимал, что если все-таки его видение не было бредом измученного разума, то великие волшебники современности на лоскутки его порежут и наизнанку вывернут, чтобы понять: как он это сделал?

Кулак сжался, удушая родившееся на коже пламя, а Тобиус очень ясно понял, как будет себя вести. Все должно сохраниться в тайне, пока он сам не разберется в этом, иначе может статься, что серый волшебник не доживет до следующей весны. В человеколюбие собратьев по Искусству он не верил, ибо единственный человек, которого может любить волшебник, – это он сам.

Овраги, природные ямы, скрытые буйным кустарником поваленные деревья – все это поджидало путников в немалом количестве под сенью древнего леса. Лошади давно бы переломали ноги, белки же пробирались медленно, но уверенно. Солнце над гигантскими кронами вошло в зенит, лесной полумрак пронзали неисчислимые лучи, запах затхлой влаги стал удушливее, а птичьи голоса – сдавленнее и тише.

– Посмотри на эту поросль синего мха, ученица, мы уже близко.

Белки двинулись вверх по поросшему лесом всхолмью, их лапы мягко ступали по лиственному ковру, то и дело ломая сухие ветки. С вершины холма открывался вид на маленькую, утопающую в зелени и синеве долину с текущей по ней ленточкой реки, зажатую между двумя лесистыми горками. Среди прочих сразу бросалось в глаза одно дерево, раскидистое и непомерно широкое, хотя не своими размерами оно поражало, а своими листьями, своим стволом. Сусальное золото и слоновая кость, наполненная внутренним светом, сияющая на солнце, – вот из чего, казалось, был сотворен этот исполин.

– Господь-Кузнец, Молотодержец и святые мученики, – осипшим от волнения голосом проговорил маг, – рвать твою кормилицу… это же златосерд!

– Как красиво!

Златосерд высился на вершине восточной горки и нависал над долиной, где от нехватки света деревья казались мелкими и слабыми, хотя были обычной высоты.

– Я должен увидеть это вблизи! Возможно, мне больше не представится шанса! Златосерд вне Лонтиля, священный древобог из великой Далии, я не могу не приблизиться к нему!

Путники повели белок вдоль правого, более обрывистого берега речки. Через некоторое время они спустились к мелководью и, избрав звериную тропу, ведущую в сторону дерева-гиганта, двинулись уже по ней. Тут и там они замечали обширные колонии синего мха, а еще из простой травы то и дело выглядывали пухлые шляпки грибов насыщенно-синего цвета с бирюзовыми крапинками. Чем дальше двигались чужаки, тем выше и толще становились грибы. В конце концов они пересекли поляну, где, помимо синих маков, росли грибы настолько большие, что на них можно было сидеть, словно на стульях, а другие размерами не уступали обеденным столам. Тобиус, смотревший вокруг сквозь призму Истинного Зрения, видел под землей безумно запутанные и длинные нити грибниц, по которым реками текла гурхана.

– Это место наполнено магией, чистый дикий источник, ключ.

– Все такое синенькое! Словно в иной мир попали!

Когда они подъехали к подошве горы, золотая крона уже скрывала от них бо́льшую часть небосвода. В высокой голубовато-зеленой траве едва угадывалась лестница. Оставив белок внизу, волшебник и морф начали подъем по узким и неудобным каменным ступенькам, обросшим все тем же мхом, обласканным дождем и исцарапанным ветром. При этом лес на склоне горы изменился разительно – там росли лишь кадоракары, красные сосны, все высокие, стройные и идеально прямые. Их красноватые чешуйчатые стволы источали тонкий и нежный аромат смолы, а ярко-красные кроны, состоявшие из длинных игл, предупреждающе шелестели на ветру. Под ногами скрипел темно-красный, переходящий в коричневый цвет ковер из этих самых игл, уже неопасных, неядовитых.

– Красные сосны Далии, ученица. Скажи мне, чем они знамениты?

– Всем, – не задумываясь ответила Эмма и была права. – Их древесина дороже платины, она прочна, гибка и красива, не гниет, не тускнеет и паразитам не дается, их смола является основой для лучших целебных зелий в Валемаре, как и яд их иголок. Нейротоксин, мгновенно парализующий тело и останавливающий сердце за четверть минуты. Я читала в «Хрониках Красной Листвы» Аркравия, что некоторые эльфы смазывали наконечники своих стрел ядом кадоракара, а потом эту привычку у них переняли Убийцы Эльфов во втором конфликте.

– А что самое главное?

– Самое главное то, – тоном прилежного студиозуса на экзамене ответствовала стальная дева, – что растут кадоракары исключительно в областях, насыщенных магией. Бытует заблуждение, что только рядом со златосердами их и можно встретить, но это не так, просто златосерды всегда источают очень сильный магический фон, и кадоракары питаются им, произрастая вокруг. Правда, в северных и западных широтах Вестеррайха они не встречаются, после войн Веры Церковь предала все красные рощи огню и топору. Из них ничего не делали – ни кораблей, ни украшений, ни строительных материалов, просто бездумно и жестоко уничтожили. Для них красные ели были символом засилья нечестивых волшебников, потому что росли вокруг источников природной магии, которыми дорожили волшебники.

– Молодец, ученица, мне начинает казаться, что я не зря трачу время на твое обучение.

– Это прозвучало обидно.

– У златосердов и кадоракаров древний симбиоз: дубы источают магию, а сосны защищают их за это. Оба рода деревьев происходят из Далии, куда их принесли, собственно, Первые Скитальцы, далийские эльфы, которые, как ты должна знать, явились в Валемар из другого мира. Так что и эти красные сосны, и этот золотой дуб – пришельцы из иных миров, или реалмов, как их называли в древности.

Подъем по змеившейся в складках склона лестнице заставил путников запыхаться. Они взошли почти к самой вершине, туда, где кремово-белые корни толщиной с китовое туловище выбивались из земли, поддерживая наклоненный над долиной ствол и величественную золотую крону.

– Мне кажется или вон там дверь? – Эмма указала на один из корней, под которым из земли выглядывала маленькая деревянная дверка.

– Это уже шестая, которую я приметил. Под деревом имеются норы или пещеры. А если поглядишь туда, то увидишь в стволе световые окошки. Внутри этого великана, как ни странно, кто-то живет.

– Кто-то умеющий делать двери.

Они остановились в основании ствола, чтобы обнять который понадобилось бы полсотни человек, взявшихся за руки при условии, чтобы не мешали вздымающиеся как крепостные стены корневые отростки. В гладкой нежно-кремового цвета коре была продольная щель наверняка естественного происхождения, в которую некто и встроил небольшую дверь, остаток пространства заделав раствором, напоминающим материал ласточкиных гнезд.

– Двери нужны, чтобы в них стучать! – Недолго думая Эмма подкрепила свои слова делом.

Им открыли удивительно быстро, почти сразу. На пороге стояла крохотная девчушка лет четырех-пяти, одетая в длинную льняную рубаху, босоногая и вихрастая. Сразу бросался в глаза слишком широкий нос, ороговевшие ногти и серый пушок на челюсти под ушами. Глаза у малышки были огромными и чистыми, желтыми, как у Тобиуса, но с круглыми зрачками, а вместо пустышки она сосала птичью кость, судя по цвету – сырую и еще свежую.

– Здравствуй, прелесть.

– Здрасте, дядя.

– Папа или мама дома?

– Не-а, все взрослые на охоте.

– Вот как? – Тобиус принюхался, чувствуя сильный запах псарни, идущий из полумрака чужого жилища.

– Кроме бабушки. Но она старенькая, и она спит.

– Хм, тогда не стоит ее будить. Скажи, а когда папа или мама вернутся?

– К ночи будут, – немного подумав, ответила малышка и улыбнулась, показывая две пары непомерно крупных клыков, – с добычей!

– Ах, как хорошо! Когда папа вернется, скажи ему, что приходил добрый волшебник из красного замка. Пусть отыщет меня, нам надо перекинуться парой слов, ладно?

– Ага!

– Вот и умница. – Тобиус достал из сумки кусок свежей вырезки, избавил его от волшебного янтаря и бросил девочке.

Кость мгновенно выпала изо рта, ребенок ловко подпрыгнул и схватил сырое мясо на лету. Зубами.

– Фпафыа!

По пути вниз Тобиус несколько раз задерживался возле красных стволов и собирал пахучую смолу. Ему приходилось осторожничать, чтобы кадоракары не посчитали его действия угрозой, но, изрядно попотев, он насобирал целую банку благоухающей красноватой субстанции, чем-то напоминавшей золотистый мед с разбавленной в нем долей крови. Еще Тобиус не смог устоять и поднял с земли несколько золотых желудей и кораллового цвета сосновых шишек.

– Слушай, – наконец осмелилась побеспокоить учителя Эмма, – а кто это был?

– Ребенок.

– Ага, но ведь…

– Щенок лекантера. Думаю, в этой долине, в этом священном дереве и под ним поселилось целое семейство оборотней. Челюсть прибери, ученица, и иди быстрее. До темноты надо еще образцы собрать и бивак разбить.

Тобиус тихо посвистывал, переворачивая тростинки с нанизанным на них мясом. В эту ночь он нисколько не опасался тварей Дикой земли, ибо знал, что местные хозяева держат свои владения в чистоте и не пускают в них всякую мелкую тварь. Эмма расслабленно сидела рядом с белками на попонах и пыталась залатать свои кожаные доспехи. После боя в Га-норе, когда она собственными стальными лезвиями повредила броню, Тобиус кое-как скрепил ее чарами, но при каждом удобном случае морф принималась за ремонт основательно. Маг, замечавший это, гадал – откуда у искусственного существа такие умения?

– Он точно придет?

– Он уже пришел. Кружит вокруг нас битых четверть часа, принюхивается, ищет подвох. И слушает нас.

Довольно скоро в свет ступила лапа громадного волка, самого настоящего варга. Белки при появлении хищника притворились мертвыми, Эмма молниеносно вскочила с мечами в руках, но Тобиус загородил от нее волка и жестом пригласил его к огню. Зверь подумал немного, дернул ухом и внезапно кувырнулся через голову. На ноги встал уже человек, высоченный широкоплечий мужчина неопределенного возраста; очень широкий плоский нос, густые бакенбарды, густые брови, тяжелые лоб и челюсть, желто-серые глаза, клыки, выглядывающие из-за тонких черных губ, и короткие черные когти. Из одежды на нем был длинный плащ волчьего меха с рукавами, кожаная рубаха и штаны. Ноги оставались босыми.

– Младша́я передала мне ваше приглашение, господин добрый волшебник.

– Спасибо, что присоединились. Вы глава клана?

– Пока ноги носят и зубы не вываливаются – я.

– Еще раз благодарю. Поедим?

Лекантер подсел к огню, но не слишком близко – открытое пламя ему не нравилось, – и принял из рук волшебника кусок мяса, принюхался, а затем вонзил в сочную слабо прожаренную оленину зубы.

– Хорошо, – сыто выдохнул лекантер вскоре, – хорошо бывает вспомнить вкус приготовленного на огне мяса.

– Привыкли есть сырое?

– Да. Наш гостеприимный дом не любит огня, так что мы едим сырое мясо.

– Рад, что смог услужить. Теперь, когда мы оба сыты и, я надеюсь, благонравно настроены, надо переговорить.

Лекантер согласно рыгнул.

– В первую очередь: это не вы ли тот волк, за которым так увлеченно гонялся наш военный некоторое время назад?

– Это я.

– Он смог вас подстрелить?

– Дважды.

– Тогда спасибо, что не загрызли его. Я позабочусь, чтобы впредь такого не повторилось.

Лекантер молча кивнул.

– Собственно, вот причина, по которой мы потревожили вас. – Тобиус показал стеклянную банку с лежащим внутри грибом – он успел собрать немало таких за день. – Этот гриб полон магии. Надеюсь, вы не против, что я его взял?

– У меня вся долина ими заросла, берите сколько хотите. Толку с них нам нет, разве что свет дают по ночам.

– Это очень хорошо. Я, безусловно, запасусь этими грибками, но и разглашать место их происхождения не стану. Другим волшебникам здесь делать совершенно нечего.

Лекантер ничего не ответил.

– Дикая земля полнится чудесами. Можете рассказать, что вам известно?

Оборотень наморщил нос, и оба его острых уха дернулись, как у собаки.

– Я живу здесь всю жизнь, как жили мои предки, так что не знаю, каким чудесам вы могли бы удивиться. В обличье волка могу добраться до вашей реки за неполный день, так что это недалеко. Хм… иногда я встречаю чужаков, но не людей. Например, если отправиться на юг, дальше к морю, то можно попасть в земли древолазного народа. На юго-востоке есть большое озеро, посреди него стоит остров, где живут панцирники, но это тоже довольно далеко, и с ними я мало знаком. У древолазов хорошие лекарства от всего что угодно, панцирники же никого не пускают на свою территорию. А если вас поближе что интересует, то можете спуститься по своей реке на расстояние одного дневного перехода и найти ответвление, которое растекается в болото. На том болоте живут странные существа, похожие на людей, их мужчины очень мелкие и уродливые, в то время как женщины огромны и невероятно сильны… Хм, что бы еще рассказать? Если вы шли сюда с севера, то, должно быть, вам пришлось обходить мертвый оплот…

– Крепость? Да, мы там были. По моей глупости. Чуть не погибли, но выкарабкались.

Лекантер слегка отшатнулся, и его широкоскулое лицо вопросительно вытянулось.

– Теперь там безопасно. Еще что-нибудь интересное?

– Однако мне начинает казаться, что вы вполне способны выжить в наших лесах.

Лекантер поведал о множестве существ, обитающих в Дикой земле, а Тобиус тщательно записал в книгу все услышанное. Он даже сделал зарисовки со слов аборигена, и тот признал, что получившиеся рисунки идентичны тому, что бродит вокруг ночами и чего стоит остерегаться.

– Вы нам очень помогли, многоуважаемый…

– Тогда я пошел. Надеюсь, вы не сгинете здесь, как обычно бывает с людьми.

Сказав это, он перекувырнулся через спину и встал на все четыре лапы. Огромный серебристо-белый волк окинул чужаков задумчивым взглядом и, сделав несколько шагов, растворился в темноте.

– А…

Тобиус жестом прервал Эмму и замер, напряженно вслушиваясь.

– Все, теперь он ушел достаточно далеко.

– А он не должен был на нас наброситься или что-то вроде того? Я думала, оборотни – чудовища.

– Не путай картоплю с томатой. – Маг подбросил в огонь хвороста и расстелил на земле одеяло. – Ты говоришь «оборотень», то есть «перевертыш», но это наименование подходит существам, также называемым борхифами. При этом ты подразумеваешь вервольфов, которые являются совсем иными тварями. Тот, с кем мы говорили только что, не борхиф и не вервольф, он лекантер, ученица. Я недоволен твоими познаниями в бестиологии, вернемся домой – засядешь за книги.

– Ну, учите-э-э-э-эль!

– Не нукай, не запрягала. Запоминай: лекантеры носят в себе две сущности, которые гармонично уживаются внутри одного тела, и ни одна из этих сущностей не является человеческой, хотя может быть сильно на нее похожа. Лекантеры разумны, полностью вменяемы, не подвержены лунному безумию, и хотя уклад их жизни довольно своеобразен, они не враждебны людям. Про борхифов потом поговорим, это не так важно. Вервольф же – это настоящий человек, ставший жертвой колдовского проклятия. Именно вервольф, попадая под лунный свет, превращается в жуткое кровожадное создание, нечто среднее между волком и человеком, безумное и беспощадное чудище, способное сожрать собственных детей. Лекантеры ненавидят вервольфов больше всего на свете. Именно из-за них двуликий народ из века в век подвергался преследованиям и гонениям со стороны людей, для которых что вервольф, что лекантер – все одна и та же нечисть. На Правом Крыле у них есть целая страна, бывшая провинция империи, Моримахия, кажется, хотя кто-то зовет ее Лекантой.

За границей света пронзительно закричала ночная птица, и где-то вдали заревел неведомый крупный зверь, после чего лес ненадолго притих, прежде чем вновь ожить звуками.

– Так, ладно, первая стража твоя. Спокойной ночи.

На обратном пути, пользуясь подсказками недавнего знакомца, Тобиус издали определил место засады головохвата. Именно это существо, круглое, с десятью конечностями и одним глазом, они видели, двигаясь на юг, и теперь могли успешно обойти опасный участок.

К Ильме вышли через несколько дней – усталые, грязные, но довольные собой.

– Чувствуешь? – спросил Тобиус, когда зачарованные им белки преодолели водную преграду. – Гарью несет… в галоп!

Белки ринулись вперед, вскоре обогнули холмы и понеслись по дороге. Впрочем, Тобиус очень скоро придержал своего скакуна, пораженно глядя на длинную выжженную прогалину среди колосьев на одном из полей. Оставляя за собой шлейф пыли, всадники влетели в деревню и проскакали к замку, где их встречал усиленный караул, а на стенах виднелись солдаты с мушкетами.

– Слава Господу-Кузнецу, вы вернулись! – выпалил рядовой Эрвин, подскакивая и перехватывая беличью упряжь. – Мы решили, что вы сгинули там! Скорее ступайте к сиру, чар Тобиус!

Входя в большой чертог, маг скупо кивнул привставшему из-за стола генералу и поклонился Бейерону:

– Я видел поле, сир, что произошло?

– Даже не знаю, с чего начать, странные дела творились с тех пор, как ты покинул нас, чар. Несколько дней тому назад по небу со стороны Дикой земли пронеслась Дикая же, будь я проклят, Охота. И в ту же ночь на небе появилась комета. И в ту же ночь посреди полей возник огненный столб, который двинулся в сторону Под-Замка. Ты веришь в такие совпадения? Я – нет. Никогда не был суеверен, но кажется, будто нас всех прокляли, не иначе.

Тобиус поджал губы, но ничего не сказал ни о комете, ни о Диком Гоне.

– Когда началась эта безумная свистопляска, брат Марк покинул замок и принялся молиться под открытым небом, призывая Господа-Кузнеца нам в помощь. Увидев же огненный столб, он немедля отправился ему навстречу и, представь себе, остановил это гибельное явление, хотя сам очень сильно пострадал. К счастью, в ответ на его молитвы с севера пришли тучи и пролился дождь. Пожар не успел далеко распространиться.

– А что брат Марк?

– Лежит у себя. Он плох.

Волшебник бросился в свою башню. Он пробежался по этажам, хватая склянки, мешочки, ларцы, книги с полок в библиотеке. Набив всем этим свою сумку, серый маг спустился во внутренний двор, разминувшись с Эммой, и погрузился в сырость пузатой башни. В лаборатории-келье брата Марка, помимо хозяина, находились две служанки, приставленные следить за ним. Монах лежал перебинтованный с ног до головы, на лице из-под повязок виднелись лишь правый глаз и рот. Сухие потрескавшиеся в кровь губы шевелились, как и зрачок под опущенным веком. Он продолжал читать свои молитвы, даже находясь в беспамятстве.

Тобиус приказал разбинтовывать раненого, а его жесткий взгляд и грубый тон заставили женщин поторапливаться. Почти все тело брата Марка было покрыто красно-розовыми волдырями, некоторые из них уже полопались, кожа вздулась от прикосновения чудовищного жара, натянулась и блестела от мазей, сильнее всего пострадали руки: пальцы почернели, обуглились до костей. Обычно после таких ожогов люди погибали в течение нескольких часов.

Служанки выбежали прочь, но дверь не успела закрыться, как в нее сунулась беловолосая голова Эммы.

– Я принесла котел.

– Поставь у стены, котел не нужен.

– Как же ему досталось!..

– Он еще дышит лишь потому, что его тело переполнено божественной благодатью. Жаль только, что она не может его излечить. Бери это, это и вон то, корень разотри, вот ступка, залей кивич и настойку календулы в эту склянку, пусть сами смешиваются.

Волшебник обнажил ритуальный нож, придирчиво осмотрел острое лезвие.

– Разве нельзя просто исцелить его? – спросила Эмма, исполняя указания учителя.

– Невозможно. – Тобиус раскрыл сразу три толстых фолианта, рассказывающих о приемах и ритуалах развитой целительной магии. – Благодать, поддерживающая в нем жизнь, не пропустит внутрь священных ножен инородную силу.

Нервно сглотнув, Тобиус начал срезать поврежденную плоть.

– Дай мне порошок, который похож на гашеную известь.

Оголенное мясо медленно кровоточило, волшебник не задел ни единой крупной вены, ни единой артерии, но мельчайшие кровеносные сосуды уже начали выплескивать в поврежденные области кровь. Порошок, щедро рассыпанный Тобиусом, дезинфицировал раны, после чего был смыт кипяченой водой.

– Календула и кивич смешались? Лей мне на руки.

Вязкая жидкость фисташкового цвета полилась волшебнику на ладони, пока он нашептывал слова, только что прочтенные в книге. Ладони занялись синим беззвучным и бездымным огнем. Старательно проговаривая заклинание, Тобиус обрабатывал магическим пламенем раны, снимая мельчайшие частицы отмершей ткани, которые укрылись от лезвия ножа. На его лице выступили крупные капли пота, кожа стремительно бледнела. Волшебник считал себя вполне сведущим целителем, знал и умел несколько больше на этой стезе Искусства, чем на большинстве иных, но это нисколько не помогало. Лечить петрианца магией было равносильно тому, чтобы остужать гномскую плавильную печь шехверской водкой. Гурхана широким потоком вытекала из его тела, расходуясь впустую, а пользы было чуть.

– Теперь ты будешь зачитывать эту мантру, не вздумай сбиться! А я… я попробую… я попробую Поток Жизненных Нитей.

Заклинание было одним из сложных, и хотя Тобиуса учили его плести, он не был уверен, что справится. Произнеся последнюю словоформулу, он разъединил сцепленные было пальцы, и между ними натянулись тонкие красные нити. Они оборвались и повисли на коже волшебника бессильными паутинками, но стоило ему поднести руки к кровоточащим ранам брата Марка, как жизненные нити протянулись к ним, выпрямились и задвигались, переплетаясь и уплотняясь, превращаясь в новую ткань. Тобиус медленно воссоздавал утраченные мышечные волокна, восстанавливал кровеносные сосуды и буквально ткал поверх всего этого новый кожный покров. Вены на его руках, голове и шее вздулись и стали пульсировать – отток гурханы из тела был стремителен.

Работа двигалась медленно, тяжело и болезненно, а когда действие заклинания иссякло, волшебник привалился спиной к стене и сполз на пол. Он провел предплечьем по лбу – рука лоснилась от пота. Стальная дева осторожно протирала пропитанной снадобьем тряпицей более светлые участки кожи брата Марка.

– Шрамы теряют цвет?

– Нет, учитель, они еще красные.

– А должны были сжиться сразу. Наш добрый брат отторгает все то, что мы с тобой так старательно к нему прилепили. Его сущность отвергает магию как таковую, если я перестану укутывать его новую кожу потоком живительной энергии, она отвалится.

– Может, забинтуем покрепче?

Он улыбнулся устало и вымученно:

– Принеси мне один из наших трофейных грибов, ученица.

Получив требуемое, Тобиус без раздумий закинул гриб в рот… и его едва не вырвало от вкуса вселенской горечи. Она растеклась по рту, причиняя боль живым тканям, распространяя некроз, но при этом по энергопроводящим протокам хлынул мощный поток гурханы, боль сдавила виски, и внутри груди проснулся вулкан. Из глаз Тобиуса ударил синий огонь, бездымный и холодный, маг согнулся пополам, со стоном выдохнул облако синеватого дыма и медленно выпрямился.

– Дай мне «слезы иволги», а сама иди отдохни.

Волшебник разогрел склянку с сильным антитоксином и выпил содержимое. Затем он приложился затылком к холодной стене и, не прекращая напитывать силой кокон из заклинаний вокруг монаха, погрузился в тяжелый сон.

Его разбудил звук шлепающих по полу босых ступней. Приподняв веки, Тобиус увидел брата Марка, укутанного в одеяло, пропитанное лекарственными маслами, настойками и мазями.

– Доброе утро, брат Марк.

– Благословенное начало дня, – хрипло ответил петрианец, – который следует посвятить служению.

– Куда это вы так резво ринулись? Вам нельзя вставать.

– Хворь не повод пропускать заутреннюю молитву, наоборот, нужно молиться истовее…

– Брат Марк, ваши молитвы вымотали меня до предела.

– Молитвы поддерживали мой слабый дух перед лицом напасти.

– Дать бы вам жезлом по тонзуре, добрый брат… Эмма! Эмма, отнеси меня в башню! Через два часа токсины окончательно добьют печенку и почки, если ничего не предпринять!

Под руководством учителя стальная дева сварила первое в своей жизни зелье, которым напоила его, после чего уложила в кровать.

В малый чертог Тобиус вошел, опираясь на плечо ученицы. К тому утреннему часу жар уже отпустил его и тошнота исчезла, но выглядел волшебник по-прежнему неважно. Приветствуя собравшихся, он отметил, что принцесса Хлоя оправилась от тяжелой аллергической реакции. Брат Марк, сидевший на своем обычном месте, походил на огромного младенца, его новая кожа хранила розовый цвет, а волосы только-только начинали отрастать.

Кроме обычных участников завтрака присутствовали также Томас Бэйн и Мартин Гофер-младший, что наделяло утреннюю трапезу статусом полноценного военного совета. О происшедшем известно было немногое: посреди беспокойной ночи в полях появился огненный столб, который двинулся к деревне. Остановить это явление смог ценой своего здоровья брат Марк, а дождь, слава Господу-Кузнецу, не дал сгореть неубранным остаткам пшеницы.

– Мы нашли в прогалине вот это. – Генерал выложил на стол тряпичный сверток, в котором оказалось несколько черных предметов, похожих на куски оплавленного угля.

Изучив их, Тобиус пришел к однозначному выводу:

– Это черный чугун, один из лучших проводников магии среди металлов. Скорее всего, это часть оков, которые были выкованы для сдерживания и подпитки магического раба. Например, для элементаля. Духов стихий нужно держать при себе, чтобы контролировать, но если приходится посылать их куда-то далеко, можно использовать оковы из черного чугуна. Если предположить, что огненный столб являлся духом огня, то получается, что, приблизившись к нему, брат Марк нарушил чары оков, и стихийный дух освободился.

– Похоже на правду, – высказался Бейерон, немного подумав. – Если память не изменяет, маг Хогсдальна – стихиарий?

– Именно так.

Повисло напряженное молчание, которое пришлось нарушать опять же отрекшемуся королю:

– Будем думать, барон Гогенфельд сделал свой шаг. Как можем пойти мы?

– Сталью и порохом! – Генеральский кулак врезался в столешницу, заставив подпрыгнуть все, что на ней стояло.

– Чар Тобиус?

– Выражаю солидарность с мнением его высокопревосходительства. Пробный удар, оставшись безответным, приведет к тому, что нас ударят еще раз, только больнее. Другой вопрос: как? Я-то скоро восстановлюсь, но у нас нет людей…

– Рекрутируем!

– Допустим. А вооружать чем будем? Дрекольем? Цепами? Вилами? Что-то сможем сделать сами, а что-то придется покупать. У кого? Где? На какие деньги? Мы должны решить первоначально, как нам защитить себя, только после чего можно будет думать об ответных мерах.

Участники утреннего совета сидели в молчаливой задумчивости. Генерал хмурился и сжимал кулаки, брат Марк, казалось, вновь ударился в тихую молитву, прося, видимо, послать им верное решение, Томас Бэйн барабанил пальцами по столу, а староста Гофер переводил взгляд с одного лица на другое, ожидая указаний.

– Вот что, – сказал Бейерон, крутя на пальце перстень с сапфиром, – вопросами экономики займусь я, рискну подергать кое за какие ниточки. На вас, чар Тобиус, поиск сырья, я имею в виду железную руду. Если она есть в недрах Хог-Вуда, никто, кроме вас, ее не найдет. Брат Марк, вы у нас строитель и организатор, если чар Тобиус найдет сырье, вы организуете постройку шахты и металлургического производства. Господин Гофер, следите за настроениями селян, пусть знают, что мы их в обиду не дадим. Генерал, рекрутируйте новых солдат и начинайте их обучение воинскому ремеслу. Томас, на тебе обеспечение их провиантом и прочими необходимыми ресурсами, нарекаю тебя сенешалем Райнбэка и выдаю сумму золотом, будешь договариваться с бродячими торговцами, делать закупки, у тебя это отлично выходит.

– Сенешалем, сир? – переспросил трактирщик, немного осоловев.

– Именно. А теперь не смею вас больше задерживать.

Бейерон удалился быстрым широким шагом. Почти сразу за ним, удовлетворенно рыкнув, поднялся генерал и отправился прочь, печатая шаг. Вскоре откланялась Хлоя, задумчивый трактирщик отправился по своим делам, а следом за ним заторопился и господин Гофер. Лишь маг и монах остались за столом. Наконец брат Марк отставил тарелку с недоеденной зеленью и поднялся.

– Я не успел как следует поблагодарить вас, чар Тобиус. Спасибо, что спасли мне жизнь, да благословит вас Господь-Кузнец.

В голосе петрианца было не больше теплоты и признательности, чем в голосе какой-нибудь из каменных статуй, украшавших фасад кафедрального собора Ордерзее, если бы она вдруг решила заговорить. То бишь звучал он как обычно.

– Помолитесь за мою грешную душу, брат Марк, это будет лучше любых благодарностей.

– Я молюсь. Каждый день я молюсь о закаливании вашей души и благодарю Его за то, что вы были посланы нам в час испытаний. Церковь не забудет благих дел, совершенных вами.

При помощи Эммы волшебник спустился во внутренний двор, обдумывая сырые идеи.

– Чар Тобиус, – обратился к нему один из стражников, – тут вас просят.

Перед воротами замка топтался, нервно теребя поля войлочной шляпы, виллан средних лет, крепкий, сильно загорелый, но, судя по небритому лицу и кругам под глазами, очень усталый. Из-за его спины испуганно выглядывала вилланка.

– Чем могу служить, добрые люди?

Виллан что-то забормотал, глядя в землю, а его жена, стоявшая рядом, ткнула супруга локтем.

– Вашмилсть, не извольте гневаться, но беда у нас большая, и ежели бы вы могли с нами пойти… беда большая…

– Что за беда?

Виллан потупился, нерешительно глянул на Эмму, на стоящих поблизости стражников.

– Ученица, марш в башню – и за книги, у меня дело. Без возражений.

Просители провели его по улицам между деревенскими подворьями прямо к околице. Обычный дом, небольшой дворик, сарай и курятник. У Тобиуса появилось ощущение, будто его заманивают в мышеловку, но, не чувствуя настоящей опасности, маг бесстрашно переступил порог… и замер. Атмосфера жилища была ненормально наполнена сырой гурханой.

– Что здесь произошло?

Вилланы плотно затворили дверь и занавесили окна.

– Вашмилсть…

– Чар Тобиус.

– Чар Тобиус, беда у нас в доме великая, – заговорила женщина, перебивая едва начавшего бормотать мужа. – Беда! Сына нашего… нашего мальчика… его…

– Демон объял, – выпалил мужчина.

Повисла душная тишина, тревожимая лишь всхлипываниями женщины и жужжанием мух под потолком.

– Демон?

– Он самый! Жути жуткие творятся с нашим парнем, то он во сне летает, то все округ него начинает летать, то глаза горят огнем могильным, то по потолку ходит… мы… мы уже и не знаем, что делать!

– Сначала давайте присядем и… выпьем. Немножко, чтобы успокоиться.

Тобиус направил простолюдинов в привычное им русло поведения – сел за стол и выслушал все, что наболело у семейной четы за долгое время.

– Где он сейчас?

Вилланы опустили очи долу. Сначала Тобиус даже испугался, но тут же одумался, поняв, что у дома есть подпол. Когда квадратный зев люка открылся, волшебник зажег светящегося мотылька и стал медленно спускаться в сыроватую прохладу. Темная комната с низким потолком и стенами, выложенными камнем, добротный подпол десять на двенадцать шагов. Правда, беспорядок везде. Куда ни глянь. Подросток сидел на потрепанной соломенной лежанке в дальнем углу, уткнувшись лицом в колени. Сырая магия, сочившаяся из его астрального тела, наполняла пространство от пола до потолка.

– Здравствуй, я…

Он поднял голову, и в его глазах сверкнули синие искры. Тобиуса отшвырнуло назад, ступеньки, ударившие в спину, едва не выбили весь дух, невидимая сила сдавила грудь стальными ободами, стиснула виски, схватила за шею. В голове мага зазвучал колокольный набат, в груди распалился и тут же потух огонь. Его давило сырой магией. Никаких заклинаний, простой и примитивный пресс.

Руки сошлись, сцепляя пальцы в фигуре Пектепа, едва слышно зазвучали словоформулы заклинания Пиявка Гурханы. Призрачное синеватое щупальце протянулось от Тобиуса к подростку и обвилось вокруг его шеи. Пресс стал ослабевать, а волшебник ощутил прилив чужой отнятой силы. Паренек медленно заваливался на бок, и отток магии постепенно ослабевал. Чувствуя себя посвежевшим и сильным, Тобиус поднял его на руки и вытащил из подвала. Рыжие волосы, узнаваемое бледное и веснушчатое лицо.

– Вы правильно сделали, что обратились ко мне, а не к брату Марку. Накройте на стол, надо привести его в чувство и накормить, а потом я переговорю с ним кое о чем.

Парень плелся в нескольких шагах позади, разглядывая свои ноги и пыльную дорогу. Обогнув холмы, они спустились к водяной ленточке, где женщины стирали белье. Несколько девушек оторвались от работы и весело помахали им.

Найдя подходящее место, волшебник указал Грегу на небольшой плоский камень, уже прогретый солнцем, а сам уселся на соседний. Некоторое время они просто сидели, разглядывая водный поток, слушая голос речки, наблюдая за полетом стрекоз и охотящихся на них стрижей, за шумной стаей воробьев, облюбовавшей заросли ольхи неподалеку. Грег достал откуда-то небольшой ножик и от нечего делать стал чертить им на песке.

– Сколько тебе лет, Грег?

– Один раз по столько и еще один раз половина этого.

– Пятнадцать. Выходит, на десять лет опоздали. Жаль, не отыскали тебя рыбаки.

– Какие рыбаки?

– Маги-рыбаки, которые обязаны ездить по королевству и находить одаренных детей. Мне было, наверное, лет пять, когда рыбак забрал меня из семьи и привез в Ордерзее, в Академию.

– Сталбыть, я не стану магиком? – Грег подбросил и ловко поймал ножик. – Ну и не беда! Никогда не хотел быть магиком, век жил без этого – и век проживу! Сдалось оно мне…

– Не надо так расстраиваться.

Подросток резко умолк и продолжил чертить на песке всякие завитки.

– Сталбыть… магиком мне не быть? – глухо спросил он через время.

– Таким, как я, – нет.

– А каким?

Тобиус крепко задумался, пытаясь выбрать лучший способ для объяснения.

– Знаешь разницу между цивилами и интуитами?

Грег отрицательно мотнул рыжей головой, и Тобиус лишь посмеялся над самим собой – откуда бы деревенскому пареньку из такой-то глухомани получить подобные знания?

– Цивилы, или цивилизованные маги, видят в магии упорядоченную науку с точными законами и жестко контролируют поток энергии в своем астральном теле. Интуиты же, интуитивные, дикие волшебники видят в магии аспект хаотичной природы, гурхана в их телах течет бесконтрольными потоками, а их ритуалы зиждутся на поклонении языческим богам, а то и более нежелательным сущностям. Ты можешь не осознавать большой разницы, но это делает цивилов и интуитов противоположностями, которые враждуют испокон века.

– Э-э… мм…

– Святая Церковь кое-как примирилась с существованием цивилов, но интуитивные маги всех пород во все времена являются ее врагами. Быть или не быть врагом Церкви – вот в чем еще заключается огромная разница.

Глаза у Грега стали испуганными, а лицо побледнело, отчего на нем особенно явно проступили веснушки и конопушки.

– Теперь, вижу, до тебя дошло. Объясняю: чтобы стать цивилизованным магом, нужно начинать обучение с раннего детства, через боль, наказания, сотни тысяч повторений одних и тех же упражнений день за днем. Чтобы стать интуитом, не нужно ничего из этого, поэтому можно обучиться дикому волшебству в любом возрасте. Как и попасть в руки Инвестигации.

Они сидели на берегу, молча. Изредка Грег выуживал из песка плоские, обласканные водой камушки и запускал их в речку. Тобиус не торопил, не мешал пареньку думать самостоятельно.

– А если… а если тогда я не буду этого делать? Раз как вы мне не стать, а богомерзким еретиком – не хочу, то я просто не буду!

Тобиус вздохнул:

– Не волшебники выбирают магию, а магия выбирает волшебников. Если она избрала тебя своим вместилищем и проводником, то ты не можешь не заниматься магией. Иначе постепенно она переполнит тебя и выплеснется наружу, возможно, причинив окружающим тебя людям большой вред. Магия не терпит пренебрежения, она всегда должна быть на первых ролях.

Волшебник подавал информацию маленькими порциями, чтобы не травмировать паренька еще сильнее. Все-таки весь его мир уже некоторое время переворачивался с ног на голову, и в такой ситуации достаточно было лишь немного перегнуть, чтобы человек со слабым внутренним стержнем переломился пополам.

– И что теперь? Что мне делать? – спросил он не без отчаяния в голосе.

– Ну, есть пути. Я знаю всего три, и ни один из них мне не нравится…

– Расскажите!

– Эх… первый путь: Церковь. Ты можешь прийти к божьим людям, и они постригут тебя в монахи. Остаток жизни проведешь на святой земле, трудясь во благо какого-нибудь ордена. Высот в иерархии не достигнешь, но магия очень скоро оставит тебя в покое. Второй путь: отправишься в Академию, где над тобой проведут ритуал Полного Усмирения, после которого твой Дар навсегда и безвозвратно исчезнет.

– Я согласен!

– Не спеши, – чуть более раздраженно, чем следовало, осадил его маг, – тут есть одна каверза. Этот ритуал очень древний и сложный, некоторые его части ныне уже нельзя исполнить в надлежащем виде, и… четверо из десяти, подвергнутых Полному Усмирению, вместе с Даром теряют и себя самих. Они превращаются в существ без желаний и стремлений, разумных, живых, но не более того. Становятся говорящими предметами.

Речка журчала, неся свои воды с запада на восток в одежде песчаных или поросших лесом бережков. Прачки, закончив стирку, шли обратно в деревню, громко смеясь. Солнце едва заметно ползло по небосводу, скрывая тревожный красный отсвет кометы, который проявится ярким шрамом с наступлением ночи.

– Какой… какой третий путь?

Волшебник выставил палец, и пролетавшая мимо лимонница безбоязненно села на него. Тобиус поднес бабочку к лицу, внимательно разглядывая ее желтые крылышки, после чего легонько подул, и насекомое отправилось в дальнейший полет.

– Третий ты уже знаешь: учиться интуитивной магии.

– Но ведь вы сказали…

– Моей памяти хватает на то, чтобы помнить, что я говорил пяток минут назад. Но вот что я скажу тебе сейчас: есть вещь похуже смерти или пыток – это лишиться Дара. Ты пока этого не понимаешь, но если разовьешь свой Дар, то поймешь. Представь, что тебе отрубили руки и ноги, вырвали глаза, язык, отрезали нос и прокололи барабанные перепонки, а потом еще и кожу обожгли, чтобы убить все нервные окончания. И вот лежишь ты в темноте и тишине, в мясном мешке, который ничего не чувствует, – и все. Так проходит твоя жизнь: только тьма, которую никогда не разгонит свет, и тишина, которую никогда не нарушит звук. Волшебники более открыты для мира, мы больше видим, слышим, ощущаем и понимаем. Лишившись магии, мы становимся ничем, калеками в здоровых телах, зрячими слепцами, говорящими немтырями.

Грег крутил в пальцах нож, Тобиус прохаживался по песку, перемешанному с галькой, и задумчиво тер гладкий подбородок.

– Скажу тебе вот что, паря: если ты маг, то у тебя есть Путеводная Нить. Не может не быть. И ты последуешь по ней дальше, когда сможешь ее увидеть. Но пока не стоит торопиться. По закону я должен передать тебя либо Академии, либо Церкви, иначе меня… накажут, но знаешь, не будем рваться вперед, закусывая удила. Я пригляжу за тобой, если понадобится, выведу из твоего астрального тела излишки магии…

– А…

– Нет, мои приемы не станут доступны тебе уже никогда. Родителям ни слова об этом разговоре. Успокой их, скажи, что все будет хорошо. А я постараюсь сделать для тебя какой-нибудь амулет, который будет выплескивать излишки гурханы без разрушений и повреждений. Возможно, в виде дождя или снега. В общем, я что-нибудь придумаю, а пока живи спокойно.

Грег поднялся с камня, шмыгнул носом и глухо сказал «спасибо». Волшебник хмыкнул и, прежде чем позволить ему уйти, попросил одолжить нож на некоторое время. Пора было наведаться к Мартелу.

К удивлению мага, ворота кузницы были закрыты, а дымоход не чадил. Проходивший мимо чернявый парень в перепачканном мукой переднике, Рюггер, сын пекаря, сообщил, что Мартел ушел собирать камни. Какие камни и зачем они кузнецу, Рюггер не знал, но знал, что тот не в первый раз вот так закрывает свое дело.

Потоптавшись недолго на месте, маг подошел к отдыхавшему на бревне Мартину Гоферу-старшему, молча сел, достал трубку и закурил. Старик, выдыхая дымные кольца, следил за играющими на улице детьми и покрикивал время от времени, упреждая драки. Тобиус сидел рядом, делая глубокие затяжки, наполняя легкие горячим пряным дымом и постукивая по нижним зубам краешком керамического мундштука. Вскоре на его языке расплылся влажный кисло-горький вкус продукта горения табака. Он слишком часто и глубоко затягивался, чаша трубки перегрелась, и дым стал обжигать язык.

– Что тревожит, чар Тобиус?

– Чувствую себя цирковым жонглером, который подбросил в воздух слишком много камней. Того и гляди один свалится прямо на темечко.

– Сдюжите, не сомневаюсь.

Маг вернулся к себе в башню. Эмму он застал сидевшей в гостиной на диване, уткнувшись в гримуар.

– Убери эту беллетристику и читай по-настоящему.

– Как ты…

– Ты взяла «Тысячу целебных трав», самую большую книгу из моей библиотеки, ведь только она могла спрятать за собой «Белую книгу». Читай про травы! До конца дня меня не беспокоить, к ужину спущусь сам.

– Поняла. А что ты будешь делать?

– Закладывать основы металлургического производства. – Тобиус сделал несколько шагов и остановился. – Про кого хоть читаешь?

– «Биби и три свиньи».

– Сказ о том, как сиротка Биби хитростью отняла свою ферму у троих жадных мытарей, которые до того обманом ее заполучили, помню-помню. Чтобы цикл жизни лафирокактуса двояколяберного у тебя от зубов отскакивал!

Поднявшись в свой кабинет, волшебник скинул сумку, поставил на стол медную чашу с цепочкой знаков по ободку, наполнил ее вином и опустил внутрь свой медальон. После прочтения заклинания в светло-красной, почти прозрачной, жидкости появилось лицо. Белоснежная кожа, сверкающие черные волосы, собранные в сложную чужестранную прическу, миниатюрный рот, подкрашенный карминовой краской, подведенные тушью глаза восточного разреза.

– Леди Чань, мое почтение.

Женщина кивнула так легко, что бубенцы на ее заколках даже не звякнули.

– Меня зовут…

– Я помню тебя.

– Польщен… собственно, я хотел обратиться к Академии с просьбой. Мне крайне необходимо получить в свое распоряжение несколько книг, а некоторых из них нет в свободном доступе.

– Названия?

– «Развитое големостроение» Лакинара, «Теория высшей алхимии» мэтра Гахенгейма, «Живое пламя» за авторством Тэнна Крематора, трактат о способах развития в себе дара к пиромантии и самое редкое, пожалуй: «Спиритуализм. Оковы для хищных духов» пера Анорра Гринда.

– Жди, – только и сказала женщина, прежде чем исчезнуть.

Тобиус времени зря терять не стал – он откопал в кучах хлама на столах вокруг пару тряпиц, после чего проколол палец и накапал на обе крови.

Сидя за столом и рассматривая рябь в вине, серый маг думал о леди Чань. Он знал об этой иностранке крайне мало, но об индальских школах волшебства – больше. Основой основ этих школ, коих насчитывалось три главных и множество менее значительных, стояло искусство магии Крови. Три основные ветви круоромантии представляли собой школы Люянь-Ши, Ци Бао-Лун и Вун Кайшай – целительство, дробление и кукловодство. Миф гласит, что основателями школ были ученики и последователи императора-чародея Чина, которого они же прежде и убили. Впоследствии эти древние волшебники так боялись его возвращения, что решили построить для императора такую гробницу, в которую невозможно войти и из которой невозможно выйти. Наверно, их страхи были оправданны, ведь Чин, как они считали, достиг истинного бессмертия, и окончательное его умерщвление являлось задачей непосильной. Поэтому миллион рабочих и ремесленников на протяжении пятидесяти лет строил гробницу, в которой был захоронен первый и последний император-чародей, и где вместе с ним упокоилась его терракотовая армия.

Тобиус сладко прищурился, вспоминая, какие мурашки бегали по его спине, когда он читал те строки в детстве, поздно ночью, под одеялом, вопреки правилам.

– Архивариус выделил книги. Но за две из них нужно внести залог. – Лицо леди Чань опять появилось в магическом зеркале.

– Да, я предвидел это. – Волшебник бросил в винную гладь тряпицы со своей кровью.

Никопат Закладка, главный архивариус Академии, славился своим добрым нравом, но когда вопросы касались порядка обращения с книжным достоянием его библиотеки, жестокостью и крутостью методов он превосходил даже своего заместителя Коменклога Душителя.

Над вином поднялся розоватый туман, который перетек на стол и, рассеявшись, оставил на нем четыре фолианта.

– Благодарю вас, миледи…

Связь уже оборвалась. Тобиус вытянул из почти пустой чаши медальон, вытер его, вернул на шею, допил остаток вина. Подтянув к себе «Развитое големостроение», он пропустил вступление от автора и перешел к первой главе.

Через несколько часов, отодвинув от себя уже «Живое пламя», Тобиус устало потер глаза, обратился к своей собственной книге заклинаний и стал пересматривать параграфы, схемы и рисунки, которые перенес в нее из библиотечных анналов. Несколько часов работы и множество исписанных страниц наградили его резью в глазах и нытьем в мышцах. В прежние годы эти чувства преследовали обучающегося волшебника повсеместно и постоянно, а еще он кашлял так, что легкие едва не вырывались из груди, – спасибо тоннам библиотечной пыли, приправленным старой магией.

– Идем ужинать, – бросил он Эмме, спускаясь на первый этаж.

За столом в малом чертоге сидел лишь брат Марк. Генерал Бальден торчал возле камина, таращась на пламя так пристально и неподвижно, будто спал с открытыми глазами. Чуть позже появился отрекшийся король, а вслед за ним шли Хлоя, Томас Бэйн и староста с сыном.

– Господа, садитесь, у нас сегодня много дел на повестке дня.

Бейерон утвердился во главе стола, прочие заняли свои обычные места.

– Итак, господин Гофер?

Деревенский голова громко и обстоятельно доложил о том, что урожай наконец-то полностью собран и размещен в амбарах. Новая мельница работала прекрасно, даже запруды строить не пришлось, и лесопилка, слава Господу-Кузнецу, тоже работала, проект по созданию частокола начат, и сырье заказано.

Также староста затронул обратную сторону дела, а именно – переизбыток муки и некоторых злаковых культур. Деревня всего урожая за зиму не употребит, а излишек пропадет. Прежде сбывали муку на рынке Хогсдальна, но теперь жители Хог-Вуда едва ли могли себе позволить вести торговлю с горожанами, за этим наверняка следили люди лорда Гогенфельда.

– Как и в вопросах вооружения, нам нужен посредник, – подытожил Томас Бэйн.

– Будем думать.

Бальден, по своему обыкновению, резко встал, чем так напугал стул, что тот отскочил от генеральского зада и едва не упал. Из его доклада выходило, что дело усиления обороноспособности Хог-Вуда идет кое-как. Сказывается отсутствие обмундирования, качественного оружия и коммуникаций. Генерал уже набрал отряд добровольцев и теперь гонял их по курсу стандартной армейской подготовки, утвержденному Генеральным штабом Королевской армии Ривена, приставив в качестве капралов своих опытных ребят. Под его рукой находилось уже полтора десятка более-менее обученных белок и таких же более-менее обученных всадников, однако вопрос с содержанием зверей встал очень остро, да и подходящего полигона для всестороннего развития навыков не имелось в наличии, а отправляться в лес для отработки высотных маневров было слишком опасно и далеко.

– Подумаем об этом в ближайшее время. Брат Марк?

Духовное лицо, дотоле будто дремавшее, втянув большую голову в узкие плечи, сонно заморгало и неторопливо приступило к своему докладу. Из которого следовало, что лесная часовня полностью приведена в порядок и теперь каждое восстанье деревенский люд отправляется на мессу. Некоторое время, правда, вилланы побаивались лесной дороги, но брат Марк превосходно умел убеждать.

– С этим разобрались. Тобиус?

Волшебник прочистил горло. Его доклад получился самым длинным и содержательным, он в очередной раз сообщил о стадии готовности защитных чар для замка, напомнил о том, что в округе по ночам бродит очень опасная темная тварь, с которой он тоже намерен разобраться. Что же до наладки производства металла, то маг должен был сначала найти залежи железной руды, а в последующей постройке шахты полагался на инженерные навыки брата Марка. Под конец он решил коснуться проблемы дефицита рабочих рук и своего видения ее решения.

– Големы?

– Да, сир, големы. Я подумал, наши батраки ребята трудолюбивые, но шахтеров среди них нет, да и маловато их. С другой стороны, у меня достаточно амгарской глины, из которой я смог бы слепить отменных глиняных истуканов.

– Да-да, я слышал, многие мануфактурщики в Ривене прибегают к помощи оживших статуй, многие, да не все.

– Потому что големы не достаются им бесплатно и за ними нужен присмотр, – кивнул Тобиус. – Академия сдает их в аренду за внушительные суммы, а поскольку магические слуги этого вида лишены шакалотовой доли самостоятельности, за ними должен присматривать человек. Я же поставлю вам големов бесплатно и сделаю их простыми в применении. Переплавкой руды и изготовлением оружия тоже займусь, думаю, господин Мартел мне поможет, а лучше нанять кого-нибудь еще. Об огнестрельном оружии, как уже было сказано, речи не идет: производство мушкетов слишком сложно, чтобы ставить его на поток.

– Ваши точки зрения мне ясны, господа. Я уже начал искать подходящего посредника, который поможет в нашем деле, – когда таковой найдется, я дам вам знать. И еще, над всеми делами назначаю ответственной свою дочь. Ей давно уже пора перенимать бразды правления. Жаль, что не королевством, но тут уж я сам виноват.

– Отец, можешь не сомневаться, я тебя не подведу!

Деликатно откашлялся брат Марк, чем привлек всеобщее внимание. Монашек относился к тем людям, чей тихий голос мог перекрыть гул ярмарочной толпы.

– Хотел предупредить раньше, но забыл, за что покорнейше прошу простить меня. С дозволения его милости, вскоре сюда прибудут люди, состоящие на службе у Церкви. Они поживут в замке некоторое время, а потом покинут нас. Лишних вопросов пока прошу не задавать и их визиту не удивляться. Благодарю за внимание.

– Ну теперь-то можно уже начать есть?! – не выдержал Бальден.

Бейерон кивнул – чопорный королевский слуга поклонился, и началась первая подача блюд.

Хлебая луковый суп, заедаемый грибными пирогами, волшебник расслабленно, не вникая, слушал разговоры трактирщика и старосты, наблюдал за тем, как Бальден орудует ножом, оставляя на тарелке сверкающие чистотой косточки без единого кусочка мяса на них, тихо смеялся над тезкой, который скрипел металлом лат, пытаясь поднести ложку ко рту. Брат Марк ел свою зелень медленно и молча; ученица на время отказалась от яичных блюд и с удовольствием жевала сегодняшний изыск от повара – авермес.

– Сир, – заговорил камердинер, к которому только что подбегал обеспокоенного вида челядин, – боюсь, что должен отвлечь вас от трапезы.

– В чем дело?

– С одним из слуг произошел несчастный случай, сир. Его, по заверениям его сестры, э, проглотил сундук.

Тобиус, накладывавший себе на тарелку картопельное пюре, отложил приборы и поднялся из-за стола:

– Думаю, это дело для меня.

– Нам всем стоит поучаствовать, – последовал примеру волшебника Бейерон.

Изнутри Райнбэк был больше, чем мог показаться снаружи, и солидная часть его помещений и коридоров оставалась не освоенной новыми обитателями замка. Слуги побаивались отправляться в пыльные проходы, веками не знавшие света, предпочитая держаться своей части замка, уже обжитой, светлой и чистой.

Камердинер вел их по челядинским помещениям, мимо кухонного блока, кладовых и спален. Тобиус бывал там не раз, наведываясь в царство мэтра Шовиньоля и охотясь за мелкой замковой нечистью. Они остановились у забаррикадированной двери, которую сторожили двое крепких слуг. В сторонке одна служанка утешала другую, чье покрасневшее и распухшее лицо блестело от слез.

– Расчистить проход, – приказал Бейерон.

Вооружившись жезлом, в приоткрывшуюся дверь вошел один только Тобиус. Он осмотрелся в свете одинокого мотылька и краем уха слушал голос камердинера.

– Одна из старых кладовых, только-только распечатали, приказали Хэмосу начать разбор содержимого, а когда он приступил, случилось что случилось. По счастью, с ним была его сестра, от которой мы узнали о происшедшем.

– Это она вся в слезах, бедняжка? – спросила Хлоя.

– Она, миледи.

Среди куч забытой кем-то ветоши, среди пыльных полок, заставленных не менее пыльными кувшинами, у дальней стены кладовки стоял массивный деревянный сундук, окованный железными полосками и запертый на тяжелый навесной замок. Тобиус остановился в дюжине шагов от него, осмотрел Истинным Зрением и ничего особенного не заметил. Сундук как сундук, старый, пыльный, никому не нужный.

– Эмма, беги в башню и принеси все, что потребуется.

– А что потребуется?

– Страница восемьдесят пятая справочника «Коварных притворщиков» Гениатула Льенидаса.

– Помню!

Стальная дева умчалась. Волшебник остался на своем месте, только достал из сумки курительную трубку и сунул ее в рот. Тобиус любил курить, но делал он это не ради удовольствия, которое все-таки получал, а больше оттого, что с трубкой в зубах ему порой лучше думалось.

– Вы уже разобрались?

– Думаю, что да, сир.

Эмма обернулась в мгновение ока и передала учителю небольшой наспех собранный сверток. Волшебник его развернул и стал набивать трубку травами, добавил к ним каменной соли и капнул масла, после чего прикурил от собственного пальца.

– Наполнять этим легкие я бы не посоветовал никому, так что лучше отойдите подальше.

Раскурив трубку, Тобиус стал окуривать сундук, чьи твердые очертания чуть погодя начали плыть, а неколебимая материя на глазах вспучилась и съежилась, как самая настоящая органика. Из замочной скважины выглянул затуманенный красный глаз, затем крышка открылась, являя всем желающим два ряда страшных зубов, и из сундука с характерным отрыгивающим звуком было исторгнуто человеческое тело. Тобиус схватил его и потащил вон из комнаты, пачкаясь в слюне и желудочном соке.

Человек не дышал, и, отметив это, Тобиус разразился чередой резких команд. Получив указания, Эмма крепко обняла служанку и принялась произносить нужные слова, пока Тобиус растирал ладони одна о другую, образуя на них электрический разряд достаточной силы, чтобы перезапустить сердце. Когда разряд прошил организм, заставив его выгнуться мостом, волшебник внедрил в ткани поток живительной энергии, который обновил все успевшие отмереть клетки. Особенно сильно он волновался о состоянии мозга. Остальные органы – ахог с ними, можно вырастить, можно вылечить, но мозг есть материя слишком деликатная и тонкая.

Сердце заработало, легкие с хрипом начали качать воздух. Далеко не сразу человек открыл глаза и после еще некоторого промедления истошно заверещал. Приступ запоздалого страха тоже быстро прошел, и он предпринял первые попытки говорить. Сестра бросилась к своему непутевому брату под облегченные вздохи собравшихся, а Тобиус, покачиваясь от одолевавшей его слабости, вернулся в кладовку.

– Что же все-таки это такое? Новые происки недруга?

– Сомнительно, сир. Это мимик, существо, способное принимать формы различных неодушевленных предметов и нападать на своих жертв из засады. Ведущие бестиологи мира до сих пор не могут сойтись во мнении, являются ли мимики продуктом генной инженерии… то бишь…

– Созданы ли они искусственно, я понял.

– Да, простите. Или же эти существа всегда жили в дикой природе… – Волшебник привалился плечом к печально скрипнувшей полке и принялся вяло вытряхивать из трубки остатки выгоревших трав. – Вполне вероятно, что он пылится здесь уже много лет. Эти существа мало изучены, но точно известно, что они живут очень долго. Хм. Прикажи́те запереть кладовку, я займусь им позже, когда переведу дух.

Он второй раз ступил туда, куда ни один волшебник не ступал и единого раза за последние тысячелетия. Только это уж точно был сон. Астрал открылся перед ним бесконечной тьмой, в которой мерцали «созвездия» разноцветных сгустков энергии, окутанные световыми дорогами немыслимой красоты и сложности.

Бесплотный и безвольный Тобиус парил в бесконечности имматериума, подхватываемый вихрями свободной магической силы, которые гуляли по этой вселенной, бездомные и неустанные, не знающие и не желающие покоя. Будто сорванный с ветки лист, он кружился в абсолютом ничто, не имеющий воли или желания прекратить это странное бессмысленное путешествие.

Наконец оно завершилось само собой, оставив его астральную проекцию на одной из «звездных дорог». На той единственной из мириад прочих, по которой скакал всадник на кошмарном коне. За его спиной развевался рваный плащ, на ржавых доспехах еле-еле поблескивали крупицы позолоты, а расколотый трещиной череп скрепляла черная корона. Конь, чьи голые кости белели, проглядывая сквозь латы и рваную черную попону, мчался на Тобиуса, роняя кровавую пену сквозь оголенные передние зубы. Всадник выхватил меч из ножен, занес его для удара, оказавшись над самим волшебником, и рубанул по темени.

Все померкло, обратилось непроглядной темнотой, и лишь тот путь, который проделал меч, остался алеть кровоточащим шрамом на ее теле. Тобиус впервые испугался, узнав в том шраме красного червя, ползущего по ночному небосводу.

– Грядут времена больших перемен. Темные времена.

Он вынырнул из сна с воплем, и ложе его было пропитано по́том так обильно, что какое-то время серый маг не мог понять – не обмочился ли он, часом? Оказалось, что нет, и Тобиус быстро забыл об этом, посмотрев в сторону ближайшего окна, за которым белый свет луны разбавляло красное свечение кометы.

Он вышел на балкон и взглянул туда, где черное небо подкрашивал этот угнетающий красный свет, черно-розовые облака расступились, давая еще далекому, но такому яркому космическому червю явить себя во всей красе. Не стоило сомневаться, что в эту ночь тысячи и тысячи астрономов и астрологов прильнули к своим телескопам.

Внизу тревожно завыл сонм собачьих голосов. Тобиус убрал со лба слипшиеся мокрые волосы, вернулся в комнату, посмотрел на омерзительную влажную постель и поморщился. Слабость еще дурманила его голову, пахло книжной пылью, чернилами, реагентами и травами. Запах лаборатории мага. Он все еще хотел спать, но не на этой теплой мокрой постели. Поэтому волшебник стянул одеяло на пол и лег на него, без подушки и ничем не укрываясь. Несмотря на дурное самочувствие, заснул он скоро и остаток ночи проспал без снов.

Пробуждение далось тяжким трудом. Кое-как приведя себя в порядок, маг спустился, громко топая по ступенькам на этаже Эммы. Ученица была безжалостно и грубо разбужена, невзирая на сопротивление и мольбы. Тобиус не любил сонь – его самого всю жизнь будили до рассвета, и долгое лежание по утрам он считал позволительным только в случае болезни или тяжелейшего переутомления.

– Сегодня мы снова идем к реке.

– Зачем? – Еще теплая постель манила Эмму обратно в свои нежные объятия, и одевалась стальная дева медленно, неуклюже, с тоской посматривая на любимую подушку.

– Нужно набрать глины для лепки големов.

Тобиус был рад тому, что его надолго обеспечили работой, – это помогало не думать о Дикой Охоте и о вестнице бед, ползущей по небу. Он вышел на стены замка, из которых, отдельно от прочих башен, росла его собственная, огляделся с высоты на окрестности и повернулся к двери, чтобы подстегнуть Эмму, когда заметил незваного гостя. Гостью. Он узнал ее сразу, хотя прежде видел мельком и при довольно напряженных обстоятельствах. Служанка Клохинда без предупреждения и разрешения обняла его и поблагодарила за брата. Когда Эмма наконец показалась, служанка шептала волшебнику на ухо.

– Нет, спасибо, – вежливо отстранил ее Тобиус, – в этом я потребности не имею и пока что справляюсь сам.

– Но как же, чар магик, разве хорошо мужчине самому таким заниматься?

– Я самодостаточен, добрая женщина, но за предложение благодарен.

– Если что, только дайте знать, – хихикнула Клохинда, уходя.

Возмущению Эммы не было предела, она покраснела до корней волос и принялась широко раскрывать и закрывать рот, не находя слов. Тобиус усмехнулся: она стала похожа на карпа.

– Да как она посмела?! – взорвалась наконец стальная дева. – Необразованная челядинка думает, что достойна настоящего мага! Это как вообще?!

– Она предложила быть моей личной прачкой.

– Совсем стыд потеряла, гулена недотра… Что?

– Клохинда работает в замковой прачечной и хотела бы отблагодарить меня в меру сил.

– Ах… э-э…

– Воистину каждый рассуждает в меру собственной испорченности, – бросил Тобиус и зашагал по стене, слушая возмущенные возгласы Эммы.

На завтрак маг с ученицей не пошли, а отправились на кухню, где Тобиус запросил у мэтра Шовиньоля трапезу на вынос. Поблагодарив его, маг через Джаспера оставил обитателям замка послание о том, что он отправляется по делам.

Пережевывая хлеб с мясом и маринованными огурцами, волшебник шагал к кузнице. Ворота были открыты, но, судя по температуре, горн только начинал раскаляться. Поприветствовав кузнеца, Тобиус показал ему нож, взятый у Грега, и осведомился об его происхождении. Мартел сказал, что нож ковал он, ковал из найденных кусков железной руды. Это полностью удовлетворило Тобиуса, он уверился, что в земле баронства есть сырье для начала металлургического производства.

– Так вы за этими камнями ходите по утрам?

– За ними, ага. С той поры как наша торговля пожухла, с сырьем совсем худо стало, а мне не раз подворачивались вот такие вот ржавые камни, то бишь куски рудных пород, кои на поверхность вышли. Может, дожди те места вымыли, не ведаю. Самое удачное место для моей поживы в полутора днях пути отседова, но теперича не в масть мне лесные ночевки устраивать, вот и брожу, бывает, окрест, к скалам хожу.

Покинув Под-Замок, к речке они отправились быстрым шагом, распугав стаю деловито разгуливавших по дороге гусей.

– Куда мы сегодня?

– Помнишь, что говорил волк из долины златосерда?

– Он много о чем говорил, я не слушала.

– Надо быть внимательнее, ученица! Один дневной переход вниз по реке – и болото с обитателями. Если с ними удастся договориться, то, возможно, мы получим глину.

– На болоте? А та, что нашу принцесску чуть не сожрала, чем плоха?

– Амгарская глина послужит лишь магическим катализатором, лепить целиком из нее было бы кощунственным расточительством.

Волшебник создал у берега просторную льдину и вместе с Эммой, как на плоту, пустился на ней вниз по течению. Берега, сначала пологие и низкие, укрытые песком и галькой, некоторое время волновались высокими обрывами, река немного пропетляла в оврагах, потом расширилась и стала обрастать густыми плавнями. Сплавлялись довольно долго, река не спешила, и можно было насладиться свежим воздухом.

– Учитель, там что-то промелькнуло внизу.

– Хм? Что промелькнуло?

– Что-то темное в воде… Берегись!

Удар пришел снизу, сильный и быстрый. Под грохот расколовшейся льдины Тобиуса высоко подбросило, и он упал. Упал неудачно, сначала ударившись затылком о воду, а потом еще обо что-то твердое под ней. В глазах потемнело, легкие непроизвольно сжались, выпуская остатки воздуха, и волшебник медленно пошел на дно. Вокруг было достаточно светло, чтобы он видел массивный темный силуэт, проплывший на грани поля зрения, и Тобиус понял, что тонет. Надо было что-то сделать, но ничего не шло в голову, он не смог вспомнить ни одного заклинания, ни единой словоформулы из сотен зазубренных до абсолютного идеала. Удар в затылочную область будто выбил из него накрепко заученные слова, и это было страшно, потому что без слов волшебник терял власть над волшебством.

Он едва не запаниковал от боли и страха, легкие горели огнем, зрение затуманивалось. Из последних сил Тобиус боролся с паникующим организмом, инстинкты которого требовали сделать вдох, невзирая на враждебное окружение. Плевать, что этот вдох станет последним, спинной мозг не вникает в такие подробности, он просто должен заставить тело дышать, потому что дыхание – это жизнь! И жизнь попыталась хлынуть в глотку волшебника, когда течение вдруг ударило его о дно, несильно, но достаточно, чтобы он выплюнул облако пузырей и втянул в себя реку.

Вода, заполнявшая полости, которые не предназначались для этого, причиняла острую жгучую боль и давила изнутри… но только сначала. Тобиус, несомый потоком, знал, что должно произойти вскоре – он потеряет сознание от недостатка кислорода, и через некоторое время его мозг умрет, отравленный углекислотой. Однако тот крошечный отрезок времени, что остался ему, маг употребил для размышлений. Ведь кроме определения асфиксии он также знал, что его тело на девять десятых состоит из воды. Это не только кровь, но и прочие телесные жидкости. Теперь воды в его теле стало несколько больше, но тело не пасовало, это было живучее тело ривенского мага, прошедшее через направленную мутацию. Гораздо важнее было то, что происходило с его астральным телом, то, как речная вода, несшая в себе энергию первостихии, стала отдавать эту энергию астральному телу. Это происходило легко и естественно, ибо из всех стихий Тобиус всегда хорошо чувствовал воду. Но вот недавно он познал огонь, а теперь пришло время познать воду получше. Река была внутри и снаружи него, он сам был рекой, а потому, когда он захотел подняться наверх, туда, где воздух, вода, бывшая им, толкнула его наверх.

Поток плавно вынес его на берег, пригнув стебли камыша, где Тобиус смог нетвердо встать на ноги. Сначала на четвереньки, если быть точным. Вода текла изо рта и ноздрей, текла по подбородку, перемешанная со слюной, вырываясь струями, когда он кашлял. Серый маг обернулся к реке, дрожа всем телом и нигде не видя Эммы, от попытки выкрикнуть ее имя заболела гортань, а шелестящий высокой травой ветерок обдал холодом. Тобиус протянул руки к воде и развел их – по реке пробежала рябь, но о том, чтобы поток разошелся, обнажив дно, не шло и речи. Он бил по воздуху руками, мучительно старался возродить в голове словоформулы заклинаний, но ничего не получалось, магия оставалась глуха и безразлична.

Раздался громкий плеск, нечто поднялось из воды и медленно зашагало к камышам. Высокое, широкое, массивное… это была антропоморфная… черепаха. Очень крупная, прямоходящая рептилия, которая несла в руках тело. Волшебник бросился навстречу. Он не ощутил угрозы и, протянув руки, получил Эмму. Вскоре она лежала на берегу, а он искал и не находил повреждения. Эмма была очень холодна, ее сердце не билось, и она не дышала. Маг приложил ладонь к груди стальной девы и повел ее вверх, после чего изо рта и носа оной побежали ручейки. Затем, зажав Эмме ноздри, Тобиус вдохнул в ее легкие воздух и три раза надавил на грудную клетку. Спустя несколько повторов морф закашлялась и захрипела, вновь начав дышать.

– На всю жизнь…

– Что?

– На всю жизнь воды напилась!

Тобиус с облегчением выдохнул, но его радость была мимолетной. Гигантская прямоходящая черепаха торчала у берега, внимательно следя за людьми, и уходить не собиралась. У нее были могучие руки, толстая кожа и панцирь, а у Тобиуса были только его жезл да ритуальный нож, что само по себе немало, но против такой громадины… Существо не проявляло агрессии, даже наоборот, но Тобиуса сызмальства учили готовиться к худшему, а его голова все еще была пуста.

Черепаха двинулась к берегу, волшебник положил руку на рукоять зачарованного ножа, который мог с легкостью вспарывать сталь, но обнажить его не решился. Он не ощущал злых намерений, но это ничего не значило – возможно, предчувствие тоже потухло после удара, возможно, он не мог ощутить угрозы, исходящей от настолько невиданной твари. Как бы то ни было, вопреки всем заветам наставников, серый маг предпочел ожидание упреждающему удару. Черепаха выбралась на берег и спокойно прошла мимо, скрывшись за ближайшими деревьями.

– Фух… это был напряженный момент. Эмма, что ты делаешь?

– Все мокрое, надо просушить, или заболеем! Ты тоже скидывай свои лохмотья.

– Для той, кто едва не погиб, ты отошла очень быстро.

– Это ты едва не погиб, а я просто заснула. У меня всегда так – если легкие заполнены жидкостью, я засыпаю.

Конечно, Эмма не могла утонуть, не сразу по крайней мере, – ведь нахождение в питательной жидкости есть одно из обычных состояний псевдоантропоморфа.

Черепаха вернулась на берег, неся в руках охапку веток. Она бросила хворост на траву и посмотрела на Тобиуса.

– Что?

Черепаха сжала и разжала короткие толстые пальцы, будто давая понять, что огнива нет, а сами собой деревяшки не загорятся. Тобиус собрал на лбу все доступные по молодости морщины, пытаясь вспомнить хотя бы одно простейшее заклятие, не смог, протянул руку и швырнул на хворост яркую искру. Капля огненной гурханы мгновенно вгрызлась в древесину, и сразу же яркий горячий огонь занялся как следует. Выпрямившись, Тобиус увидел только блестящий панцирь, скрывающийся в воде. Рептилия вернулась очень быстро, неся три еще живые форели. Волшебник с некоторой неприязнью принял свою скользкую и извивающуюся долю. Черепаха насадила рыбину на палку и протянула к огню, Эмма, бесстыдно нагая, сделала то же самое. Тобиус поворчал немного, выпотрошил угощение, соскоблил чешую и тоже подсел поближе к костру.

В процессе готовки и последующей трапезы они молчали, только гигантская рептилия не переставая гудела и слегка раскачивалась взад-вперед. Звук шел откуда-то из груди на уровне основания шеи, где кожа над костяным «воротничком» грудной брони была особенно морщинистой и мягкой. Наконец, доев рыбу и закусив палкой, гигант поднялся и вошел в реку. Через некоторое время стало понятно, что он больше не вернется, так как в полной мере извинился за происшедшее. Это ведь об его панцирь раскололась льдина.

– Странная и в высшей степени любопытная встреча получилась, – задумчиво сказал волшебник. – Особенно если представить, сколько еще такого можно встретить в Дикой земле. Хм, жаль, не удалось расспросить его как-нибудь.

– А чего его расспрашивать? – легкомысленно отмахнулась стальная дева. – Сам все выложил! Болтун такой!

Тобиус понимающе кивнул, улыбнулся, глядя в сторону, и ничего не сказал. Эмма тем не менее заметила, как сжался его кулак и как побелели костяшки.

– Да ты просто в бешенстве, учитель, – хмыкнула она. – Неужели не понял, что все это время черепах с нами разговаривал? Я вот все поняла и думала, что ты тоже… ты глядел на него такими понимающими глазами.

Тобиус посмотрел на ученицу своими понимающими глазами, и та невольно отшатнулась.

– Успокойся! – Морф сжалась в комок и боязливо подтянула колени к подбородку. – Его звали…

Его звали Ун-Рей. Ун-Рей из народа тестудинов, который живет и благоденствует в городе Корс, что стоит на и в озере Фарсал в землях более южных. Ун-Рей был военным, точнее, молодым разведчиком, он оказался хорошим пловцом и имел задатки солдата, благодаря чему его часто отправляли исследовать речные территории вдали от озерного города.

– Разведчик. – Серый маг с сомнением помял влажную ткань полумантии. – Разведчик из него никакой, первым же встречным все выболтал. Что он еще сказал?

– Ничего.

– Как-то маловато. Он довольно долго гудел.

– Он черепаха, – хихикнула Эмма, – как быстро, по-твоему, он мог говорить? – Она подняла голову и принюхалась. – Чуешь?

– Болотом тянет. Собирайся, ученица, возвращаемся.

– Э?

– Я хорошенько приложился головой и не могу вспомнить ни одного заклинания. Думаю, скоро это пройдет, а пока соваться в неизвестность в надежде, что нам окажут радушный прием, глупо.

– Но у тебя же есть книга…

– Представь, как самой приходится махать мечом, не отрывая глаз от учебника по фехтованию, и устыдись своей глупости! Все, идем домой!

Они двинулись вдоль берега знакомой им реки, чье более мелкое и узкое ответвление стремилось на юго-восток. Им предстоял тяжелый путь по камышовым зарослям до вершины ближайшего оврага, откуда Тобиус собирался взлететь. Но не на Крыльях Орла, а с помощью телекинеза.

– Ой!

Эмма дернулась и резко вырвала из шеи попавшую в нее иглу. Мгновением позже точно такая же вонзилась Тобиусу в плечо.

– Костяная…

Еще две стрелы попали в Эмму, после чего она качнулась и рухнула. Тобиус, чувствуя, как и к его разуму подкрадывается тьма, с рыком выплюнул струю ревучего огня. Вся растительность вокруг воспламенилась, туман, отброшенный взрывной волной, пугливо затаился на дне неглубоких оврагов, в ужасе бежали лягушки и комарье. В груди Тобиуса засели еще три костяные иглы. Будь он обычным человеком – потерял бы сознание уже после первой, но его печень и почки противостояли яду стоически. После еще двух игл волшебник все же упал навзничь, ударившись головой, и последним, что он увидел, были взрывы индальских фейерверков во мраке.

Тобиус всегда боялся высоты, беспокойников, драконов, демонов Пекла и много чего еще, но большинство своих страхов он обязан был перебороть, ибо маг не имеет права отдаваться им, поскольку это мешает концентрации. Поэтому все свои страхи он переборол во время обучения, но страх высоты всегда был самым назойливым.

Открыв глаза и увидев умопомрачительную панораму мира с ужасной высоты балкона, на котором он стоял, Тобиус не испытал никакого страха, и это было первым признаком того, что он спит.

Исполинская горная цепь закрывала собой половину мира, расходясь влево и вправо до самого горизонта, и пронзала снежными вершинами мягкую зыбь облаков. Вторую половину мира занимало небо. В Валемаре было лишь одно естественное горное образование такой высоты и длины – Драконий Хребет, неповторимый и грандиозный в своем природном великолепии массив, разделявший континент пополам с севера на юг.

Тобиус стоял на просторном полукруглом балконе, выступавшем из тела сверкающей на солнце алебастровой башни. Под балконом, очень далеко внизу, куда он бесстрашно взглянул, раскинулись ярусы великолепного белого города, сплошь одетого в тот же алебастр и белый мрамор, сверкающего золотыми шпилями тысяч малых башен, ажурной вязью улиц, изумрудной зеленью парков и садов и богатством роскошных дворцов. По небу без зримой опоры кружили огромные острова белого камня, на которых тоже зиждились дворцы, башни и сады восхитительной красоты. Гораздо ниже балкона из тела башни в сторону гор отходил подвешенный на немыслимой высоте мост, который оканчивался посреди пустоты, и обрыв его венчала арка грандиозного стационарного портала. Поток людей и нелюдей в пестрых одеждах беспрерывно тек по правой половине моста в арку, а по левой двигались те, кто пришел с обратной стороны портала.

Серый волшебник знал лишь одно подобное сооружение, подробно описанное в книгах, и он вновь уверился в том, что спит.

Тобиус прошел с балкона и оказался в очень светлой продолговатой зале. Он остановился, бесстрастно разглядывая стены, отделанные теплым желтым мрамором и ляпис-лазурью, колонны белого гранита, обвитые вырезанными на них драконами, чьи раскрытые крылья образовывали межколонные арки, а из пастей било яркое белое пламя, бесчисленные полки с книгами, уходящие под высокий потолок, купол которого был исполнен в виде кругового витража, набранного из желтых и синих стекол.

Несомненно, эта длинная узкая зала принадлежала волшебнику, кабинет, библиотека, лаборатория. На полках в шкафах с дверцами, забранными тончайшим горным хрусталем, покоились артефакты и магические механизмы, назначения большей части которых Тобиус не понимал. В одном из ее концов высился подиум, столь широкий, что на нем уместился бы омнибус, запряженный четверкой тяжеловозов. Приблизившись, волшебник понял, что то, что он принял за подиум, являлось письменным столом, потому что за ним сидел человек в резном кресле. Над широкой столешницей летали магические зеркала всех форм и размеров в количестве нескольких десятков. Подобно обособленным окнам, каждое зеркало показывало нечто свое, отдаленные места, сгустки света, каких-то людей и нелюдей, чертежи, тексты, картины, цепочки знаков. Все это перемещалось над пустым столом, не вызывая у того, кто за ним сидел, никакого интереса.

Сухопарый широкоплечий мужчина средних лет был одет в темно-синюю мантию, застегнутую на яркие бирюзовые пуговицы. Его крупный вытянутый череп с глубоко посаженными глазами и горбатым носом был выбрит до блеска, а длинная заостренная борода, закрученные усы и густые брови имели цвет под стать мантии.

Перед синебородым в углублении, обозначавшем рабочую зону стола, лежала огромная толстая книга, в которой он строчил синим пышным пером. Над большой книгой парило в воздухе еще пять фолиантов, тоже крупных и тяжелых, но не настолько. Синебородый поочередно обращался то к одному из них, то к другому, постоянно заполняя страницы большой книги.

Серый маг довольно быстро понял, что синебородый его не замечает. На всякий случай он кашлянул, однако реакции не дождался. Тогда, не таясь, Тобиус обошел стол-подиум и заглянул волшебнику – а в том, что это был волшебник, он не сомневался ни мгновения – через плечо. Синебородый как раз закончил надпись на странице с искусной зарисовкой горной вершины, заглянул в одну из парящих книг и начал перерисовывать из нее новое изображение. Ни одного лишнего движения, все линии были идеально точны, и очень быстро на странице большой книги появилось изображение тестудина, огромной антропоморфной черепахи, стоящей на задних конечностях. Синебородый стал строчить аккуратным убористым почерком. Знаки были Тобиусу знакомы, он узнал в них ангалуэйн – один из языков Сибфорской культуры, такой древний и столь безнадежно мертвый, что в мире не осталось кого-либо, кто мог бы ему научить… разве что эльфы Лонтиля.

Молодой маг не знал ангалуэйна, этот язык считался мертвым еще во времена зарождения Грогана, а ныне на нем написаны лишь тексты некоторых заклинаний – словоформулы, которые можно выучить, но уже невозможно понять. Тем не менее он посмотрел в большую книгу и попытался запомнить вид и расположение знаков, а вместо этого начал их читать. Если бы это не был сон, Тобиус бесконечно поразился такой своей способности, но это был сон, а потому он просто стал читать:

«Тестудины, как самостийно именуют себя. Племя вельми примитивное да малое, однако же сплоченное да безобидное. Подобно тому, как великая часть иных тварей, тестудины сии в Валемар явились во время Пришествия Последних Скитальцев, в конце эпохи той, думается мне. Долговечные, они супротив иных тварей жизненного сроку века три, а то и четыре свободно пережить способны, но в этом отношении особенный интерес являют старейшины их, социума тестудинского верхушка, кои живут уж тысячи лет, ежели правда то, что удалось узнать мне. Приписана к силам их власть над временны́м потоком, кой оные старейшины менять способны по воле своей. Ежели истинно сие, то я непременно выведаю тот секрет и еще больший обрету контроль над пространственно-временным…»

Синебородый оторвал перо от бумаги, выпрямился в кресле и повернул голову. Его темно-синие глаза с бирюзовыми крапинками взглянули прямо на Тобиуса.

– Кто здесь?

Отложив перо, хозяин медленно вытянул руку в сторону Тобиуса, тот отстранился, и длинные пальцы сжались в воздухе перед его лицом. Хозяин по-прежнему не видел незваного гостя. Слегка нахмурив брови, он вернулся к письму. Тобиус хотел было тоже вернуться к чтению, но в этот момент одно из зеркал издало пронзительный звук. Синебородый одним движением пера заставил парящие книги стать невидимыми, вторым – позволил зеркалу приблизиться и ожить. Внутри появилось лицо женщины, которая что-то быстро произнесла.

– Хорошо, я сейчас появлюсь.

Парящее зеркало вновь «уснуло». Маг закрыл большую книгу, затем пять малых фолиантов, став видимыми, улеглись поверх нее. За креслом в стене было грандиозной высоты зеркало, вмурованное в стену от пола до потолка. Рамой ему служили резные, покрытые ляпис-лазурью фигуры, которые неопытный созерцатель мог принять за человеческие. Они были похожи на людей, мужчину и женщину с правильными очертаниями тел и бесстрастных лиц, нагих, но лишенных корня человеческой наготы. Тобиус знал, что это не люди, а амирамы и что воссозданы они наиболее приближенно к своему хрестоматийному образу. Статуи придерживали мутную блестящую поверхность, в которой отражались лишь неразборчивые пятна неведомых силуэтов. Синебородый подвесил книги в воздухе, вынул из ножен на поясе богато украшенный кинжал и проткнул острием подушечку большого пальца. Он быстрыми точными движениями нанес на поверхность зеркала очень сложный магический знак, а когда кровь впиталась, оно отразило облик мага во всех деталях. Тобиус отшатнулся, так как заметил на миг, что тоже отражается в зеркале. Синебородый взял свои книги без натуги и прошел вместе с ними сквозь зеркальную гладь. Он исчез из одного своего кабинета, но оказался во втором – зеркальной копии первого.

Пока маг поднимался по лестницам на верхотуру, к самым высоким полкам, Тобиус потерял его из виду. Он прошелся по длинной зале, осматриваясь, и достиг ее противоположного конца, где над уходящей вниз винтовой лестницей была установлена беломраморная статуя, изображавшая собственно местного хозяина. Мраморный волшебник, в отличие от живого, опирался на длинный посох, и лысый череп его венчала высокая тиара. Левая рука была выставлена чуть вперед и держала массивный фолиант – копию того, в который синебородый записывал сведения о тестудинах. Потеряв интерес к статуе, Тобиус вновь вышел на балкон и увидел там незамеченную прежде конструкцию с установленным на ней золотым телескопом. Волшебник приблизился к инструменту и заглянул в окуляр. Телескоп был направлен на юго-восток и сфокусирован на самой высокой точке мира – Элборосе. Тобиусу повезло увидеть этот колоссальный пик хотя бы во сне, ибо наяву, как известно, вершина Элбороса почти всегда укутана облаками, а еще чаще тучами или потоками ураганного ветра, и увидеть ее можно раз или два в году, когда мощь циклона спадает и острие Вершины Мира сверкает на солнце так, что это видно из нескольких стран по обе стороны Хребта.

За спиной послышался звук, Тобиус отстранился от телескопа и вернулся в зал. Нечто сочилось между книгами с одной из полок. Тяжелые капли вещества шлепались на пол, растекаясь неприглядной черной лужей. Тобиус понял, что с этого момента его сон превращается в кошмар, и ощутил страх. Поток черноты лился с полки все сильнее, лужа ширилась, и из нее стало подниматься нечто омерзительное, непотребное.

– Решил спрятаться от меня в наркотических видениях, маг? Пустое! Я найду тебя везде!

Теперь тьма расползалась по стенам, как плесень, поглощая стеллаж за стеллажом, карабкаясь к витражам, поганя восхитительные потолочные фрески и стелясь по полу. Она была болезнью, несомненно, смертельной отвратительной болезнью, опухолью в астральном теле Тобиуса. Светлая красивая зала, полная неведомых чудес, скрылась под чернотой, и из нее ушло все тепло.

– Открой мне путь в мир, волшебник!

– Никогда!

– Открой мне дорогу к твоему сердцу!

– Никогда!

– Ты не понимаешь! – Из черноты выметнулся шип и проткнул плечо Тобиуса, тот закричал. – Наркотическое забвение крепче любого сна, здесь и сейчас я могу пытать тебя сколько угодно! Я превращу часы в годы и буду распускать твою душу по волоконцам, пока воля не даст трещину, и ты не…

Тьма содрогнулась, завыла, взвизгнула, и тело ее прошил сияющий прут. Бессильная слизь принялась пластами отваливаться от стен и стекать на пол, в царство отчаяния пробились лучи теплого света, а вместе с ними и синебородый маг. Тьма бежала из-под его ног, корчилась, шипела и рыдала, обращаясь золой под его взглядом.

Глаза мага устремились на Тобиуса, преисполнив его благоговейным трепетом перед непревзойденной разрушительной мощью. В них был Астрал, бесконечная пустота, украшенная искрами миллиардов солнц, в них жила неизбывная вселенская сила.

– А ты еще кто такой?

– О Джассар… – прошептал серый волшебник.

– Джассар – это я, – сурово молвил синебородый, – а кто ты такой?

– Я…

Пробуждение было медленным и мучительным. Особенно ярко ощущалась режущая боль на запястьях, боль в спине и, наконец, головная боль. А еще было такое чувство, будто вместо костей в теле очутилось вареное тесто. Через силу разлепив глаза, волшебник увидел грудь. Крупную женскую грудь.

Видимо, Тобиус засмотрелся, ибо кто-то ткнул его пальцем в лоб и помог поднять голову выше. Он увидел теперь уже женское лицо, довольно миловидное, если не считать серой кожи, острых зубов, желтых глаз с вертикальными зрачками и рогов. Скорее рожек, небольших острых рожек на лбу. А еще у этой женщины был головной убор, явно сделанный из черепа какой-то крупной зубастой ящерицы с длинной челюстью. Женщина улыбнулась и приставила к его губам широкую глиняную чашку. Ощущение было таким, будто заставляют глотать рисовый спирт. Слабость испарилась почти мгновенно, и маг вновь овладел своим телом и ясностью сознания.

Он обнаружил себя привязанным к столбу, который обступила толпа женщин и детей. Они держались на расстоянии в десяток шагов, ближе стояла только та, что поила мага.

Тобиус находился в небольшой, едва ли больше Под-Замка деревушке, состоявшей из скромных глиняных хижин с крышами из сухого тростника. Исходя из запаха, температуры и влажности воздуха, а также из-за густого тумана, укутывавшего все и вся, можно было с уверенностью утверждать, что вокруг раскинулось болото. Справа от него к такому же столбу была привязана Эмма.

– Ахог-те что творится… Долго мы тут?

– Не очень, учитель.

Поморщившись, Тобиус стал рассматривать толпу, и почти сразу ему в глаза бросилось, что из взрослых вокруг одни только женщины, высокие широкоплечие женщины с большими… Большими, как ни странно, дубинами. Каждая вторая держала на плече или же опиралась на огромную, целиком отлитую из темного железа восьмигранную дубину с шипами. У них всех была серая кожа, пепельные волосы, желтые глаза, острые зубы и рога. Помимо женщин, были дети, и тут наблюдались довольно интересные различия. Девочки спокойно стояли с матерями, прижимались к ним, как это делают маленькие девочки, а вот мальчики… во-первых, они были довольно уродливыми малышами. Тощие, нескладные мальчишки со злобными глазками, длинными острыми носами, кривыми зубами и громкими неприятными голосами. Они ни на секунду не останавливались, носились вокруг стайками, кричали, ругались, плевались, путались у женщин под ногами, воинственно размахивали острогами и духовыми трубками…

– Ученица, мне кажется, что мы добрались до места.

– А?

– Видишь этих страшных мелких пакостников? Думается мне, что это не дети, а вполне взрослые мужчины.

– Эта мелкота? И что?

– А то, что надо налаживать связи. Тем более что я все вспомнил.

Тот, кто когда-либо связывал магов и остался в живых после этого, знает, что первым делом надо плотно заткнуть пленному волшебнику рот, вторым делом неплохо бы лишить мага возможности двигать пальцами рук, в идеале вообще лишить его возможности шевелить хоть чем-нибудь. Будет совсем хорошо, если у мага в ушах окажутся затычки из воска, а на глазах толстая темная повязка. И даже если все это будет сделано, нет никаких гарантий, что волшебник не превратит кого-нибудь в тыкву с помощью жестикуляции бровями. Местные, видимо, не ознакомились с правилами даже минимальной магической безопасности, так что когда Тобиус закончил шептать заклинание, распутывающее узлы, они оказались очень удивлены.

Как и среди людей, среди этих серокожих человекоподобных существ быстрее прочих от шока отходили особи, наименее отягощенные интеллектом, и они же начинали действовать первыми, импульсивно, необдуманно, глупо. Поэтому когда мужчины племени стали плеваться ядовитыми иглами, Тобиус окружил их с Эммой прочным ледяным панцирем, после чего, вернув воде жидкую форму, ударил волной по беснующимся коротышкам. Стихия подчинялась ему намного охотнее, нежели прежде. Внезапное освобождение пленников и прыткий нрав одного из них не понравились и женщинам. А почти у каждой из них была огромная железная дубина.

– Эмма, не лезь, я сам!

Эмма метнулась в сторону, ловко спасаясь от дубин.

Волшебник пробудил заклинание Негодующий Осьминог – колышущийся столб воды поднял его на высоту трех человеческих ростов, защищая от большинства возможных атак, а из основания столба вытянулось восемь водяных хлыстов. Повинуясь воле творца, заклинание начало разбрасывать пытающихся атаковать женщин.

«Избиение младенцев» проходило ровно и плавно, никакие дубины и ядовитые иглы с острогами не могли причинить вреда балансирующему на столбе волшебнику. В то же время он не особо усердствовал, разрежая толпу аборигенов, но не причиняя им серьезного вреда. Тобиус еще надеялся наладить общение. Так продолжалось, покуда по нем не пришелся мощный магический удар. Серый маг едва не потерял контроля над заклинанием. Атака была очень сильной, но грубой и примитивной, словно удар каменным молотом. Установив нужное направление, Тобиус заставил водяной столб двигаться к источнику ответной агрессии, обтекая низенькие глиняные хижины.

Носительница черепа сидела на огромном мокром валуне, который торчал из широкой грязевой лужи в самом сердце деревни. Она камлала, пропуская через себя магическую силу, поступавшую откуда-то снизу, из-под камня. Гурхана скручивалась в огромный мерцающий шар над шаманкой и вот-вот должна была вдарить по волшебнику еще раз. Тобиус разорвал плетение Негодующего Осьминога, спрыгнул на землю и ринулся вперед. Дикая магия могуча, но медлительна и инертна, любое ее заклинание должно проговариваться от начала и до конца, не заранее, а непосредственно во время использования, так что у него с его заготовленным арсеналом был шанс ударить быстро и точно…

– КАММ! – громогласно прозвучало над болотами.

Лужа забурлила, и из нее стали расти двое гигантов, чьи тела состояли из камня и блестящей грязи. Оба достигли пяти человеческих ростов и продолжали увеличиваться, втягивая густую жижу через ноги. Правый гигант вскинул руку, и волшебник бросился в сторону, дабы не попасть под крупный булыжник, левый гигант вскинул руку – и по Щиту забарабанили десятки камней поменьше, каждый из которых вполне мог бы убить человека. Выждав момент, Тобиус опять ринулся вперед и вновь едва не был убит огромным булыжником. Призванные существа – големы ли, элементали ли – практически остановили его продвижение, а шаманка тем временем завершила камлание, и громадный ком сырой гурханы готов был ударить вновь. Из правой руки Тобиуса вырвался поток живого огня, из левой – тугая струя воды. Один гигант запекся, его тело рассыпалось песком и кусками затвердевшей глины. Второй растекся жидкой грязью.

И все же волшебник не успел. Страшной силы удар врезался в него и не смял сразу лишь чудом. Маг словно столкнулся с огромной надвигающейся стеной, которая намеревалась раздавить его, как жука. Он уперся в землю ногами и закряхтел, сдерживая натиск, сапоги скользили по утоптанной влажной глине, Тобиуса медленно отталкивало назад, астральное тело кипело. Ни защититься, ни уйти с траектории удара он уже не мог, а магический пресс давил и давил. Тогда волшебник исторг из астрального тела всю гурхану, которой владел, исторг в Астрал, оказался пуст и залпом втянул чужую магическую силу. Тобиус поглотил заряд, через мучительную боль наполнил астральное тело энергией, при этом нарушив и без того нестабильную целостность внутреннего энергетического потока в теле шаманки, отчего та потеряла сознание.

По его лицу катились слезы, из-за горячей дымящейся крови вены вздулись и пульсировали синим светом, а глаза горели солнцами, грозя лопнуть. Он взял слишком много и начал медленно тлеть, его недавно травмированные энергопроводящие потоки вновь расширились, как реки при половодье, кости затрещали от проходившей по ним гурханы, и мясо стало живьем зажариваться. Было больно, очень больно. Волшебник запрокинул голову, и из его рта полился фонтан синего света. Обильный поток сырой магической силы выплеснулся в материальный мир, разогнал остатки туманного полога и ушел в Астрал.

Тобиус схватился за голову, застонал и едва не рухнул на колени. Его сильно шатало, гурхана, которой у него было еще слишком много, бурлила в крови и плоти, астральное и материальное тела медленно приспосабливались, но муки были невыносимы. Нетвердой походкой Тобиус добрался до большой лужи, пересек ее, утопая в грязи, и, кряхтя, взобрался на камень. Прощупать пульс у бесчувственной шаманки не получилось, в голове грохотала канонада гномской артиллерии, однако тяжелая грудь приподнималось и опускалась, а значит, она еще дышала. Заметив движение, волшебник стряхнул с пальцев Топор Шааба, который с грохотом врезался в землю неподалеку, создав дымящуюся воронку, полную раскаленных керамических щепок.

– Я не желаю вам зла, – крикнул маг на языке, которого никогда прежде не слышал, – но если вы меня вынудите, я все здесь с глиной сровняю!!!

Слегка похлопав шаманку по щекам, Тобиус приложил испачканную в крови и грязи ладонь к ее сердцу и стал переливать в женщину гурхану.

– Аи, так, значит, ты вырвал из меня часть моих воспоминаний? – уточнила меглай Шорга.

– Другого объяснения не нахожу.

Шорга протянула магу широкое глиняное блюдце с рисовым вином и кусочек мяса на тонкой косточке. Волшебник уже понял, что ест лягушатину, но его это не смущало. Они чокнулись блюдцами и опрокинули содержимое внутрь. Тобиус зажмурился и зашипел, после чего быстро закусил. Шорга рассмеялась. Тобиус тоже улыбнулся и с тщательно скрываемой паникой посмотрел, как она сызнова наполняет его блюдце из пузатого кувшина. Эмма, сделав один лишь глоток, сразу уснула на тростниковой подстилке и теперь преспокойно посапывала у домашнего озерца.

Прежде всего серокожие жители болота звали себя «окутэ́бу-о́ни», и обитали они на болоте с незапамятных времен. Серая кожа окутэбу-они была прочнее стальной кольчуги, а сами они – только женщины, разумеется, – имели силу чуть ли не десяти человек и поголовно «страдали» любовью к хашабе – рисовому вину.

Племя существовало по законам первобытного матриархата, решения принимали женщины, они же занимались практически всей тяжелой работой: охраняли деревню, охотились на тварей Дикой земли, растили рис, занимались ремеслами и гнали благословенную хашабу. Разумеется, они же воспитывали потомство. Что касается мужчин, то «сильная» половина окутэбу-они показывала себя довольно бестолковым сбродом, и не только потому что мужчины разительно отличались в худшую сторону своим внешним видом и физиологическими возможностями, но и из-за того, что они были на редкость злобными паскудами, эдакими стервецами, которые круглыми сутками носились по болоту стаями, охотились на лягушек, постоянно шумели, демонстрируя женам раздражительный нрав, и попросту вредили.

Жили окутэбу-они на покрытом глиной участке суши в самом сердце болота, на котором и выстраивали свои маленькие круглые хижины из глиняного кирпича. Внутри жилищ было довольно уютно, если не считать сырости и чересчур уж маленького жизненного пространства. В середине пола каждой хижины обязательно присутствовало так называемое домашнее озерцо, углубление, заполненное отфильтрованной питьевой водой, идущей из-под земли.

Когда Шорга очнулась и уверилась в том, что Тобиус никому не намерен угрожать, а убедить ее удалось словами «Я могу тут все спалить, но не хочу, и вообще мне очень плохо, помоги», она быстро успокоила племя и дала гостям приют в своей хижине. Вот уже несколько часов они сидели в полумраке, пили хашабу и разговаривали.

Волшебник пустил полетать в хижине несколько светящихся мотыльков, чем вызвал бурный восторг Шорги, и при их свете тщательно записывал в свою книгу заклинаний все, что слышал от нее. Его интересовала местная флора и фауна, особенности культуры окутэбу-они, их медицина, уровень развития ремесел и познания об окружающем мире болота. Взамен серый маг делился своими знаниями. И хотя Тобиус получал намного больше полезной информации, чем отдавал, Шорга неизменно оказывалась в восторге, ибо его рассказы расширяли ее кругозор методом саперных работ. Самого же Тобиуса всерьез заинтересовал рассказ о некоем народе хэм, который обитает много южнее этих широт, строит города на древних деревьях, а также владеет навыками медицины, столь развитыми, что они сродни чудесам.

– Аи, человек, у тебя вдруг сделалось такое лицо, будто лягушки в животе ожили и пустились в пляс!

– Нет, Шорга, я просто вспомнил, что изначально вело меня к вашим болотам. Мне нужна глина, Шорга, очень много глины.

– Аи, нет ничего проще! Я прикажу Хрумбашу, чтобы он занялся этим! Хрумбаш хазеп мужчин племени, он быстро справится с делом, если я пригрожу ему канабо!

Она вызвала в хижину одного из мужчин племени, который нервно дергался, ворчал, хмурился и один раз едва не доплюнул до внутреннего пруда, за что отхватил оглушительную оплеуху и отлетел в сторону.

– Ты все понял?

В ответ медленно поднимающийся Хрумбаш злобно заворчал.

– Ты все понял? – повторила Шорга, кладя руку на рукоять железной дубины – канабо.

– Да понял я, понял! Завтра и доставим мы эту глину!

Несмотря на все последовавшие просьбы остаться на ночь, ибо темнота уже близко, Тобиус стойко отказывался, объясняя это тем, что друзья из деревни и из замка будут волноваться за него. На прощанье волшебник протянул руку и погладил Шоргу по голове, а она погладила его, как это было принято у окутэбу-они.

Тобиус пробудил Крылья Орла и взлетел. Глубокие сумерки показались ему очень светлыми после нахождения в тумане. Маг посмотрел в вечернее небо, сверился со своим чувством направления и, поудобнее перехватив ученицу, которая спала у него на плече, поднялся выше. Паря над рекой в ночи, он думал, что надо будет изучить туманы этого болота. Создавалось впечатление, что в них крылся какой-то секрет, и, вдыхая их, человек забывал о своих заботах. Стоило Тобиусу вернуться на чистый воздух, все притихшие страхи и проблемы навалились скопом… Хотя, будучи человеком объективным, он решил, что из его крови просто выветрилась хашаба. Вернулись мысли о комете, Диком Гоне и о невероятном наркотическом видении, испытанном им от дурманящего вещества на костяных иглах.

Волшебник пытался объяснить самому себе, что творилось с его разумом, но ни в чем не был уверен. Мерзкие болотные коротышки нашпиговали его ударной дозой наркотика, и во сне Тобиус обрел образ Мага Магов, Тобиус оказался там, где не мог и мечтать оказаться – в цитадели расцвета мировой магии, и пусть потом дивное сновидение обратилось кошмаром, оно все равно оставалось величайшей грезой, виденной им. К несчастью, образ Джассара Ансафаруса и его обители понемногу терял четкость.

Приземлившись на крепостные стены, успокоив насторожившихся часовых, маг занес ученицу в башню, неуклюже стянул с нее доспехи, оружие и уложил спать. Сам он тяжело взгромоздился на последний этаж, скинул сумку, приставил жезл к кровати и рухнул на измятые с утра простыни.

На следующий день серый волшебник развил кипучую деятельность. Едва успев наскоро перекусить, он один, не прося ничьей помощи, отправился за подходящей древесиной. С помощью заклинания Артель Дровосеков срубил несколько деревьев, самолично их ошкурил, просушил и разделил на балки и доски. Затем, отправив на реку батраков, он наказал им притащить в деревню мешки с глиной, которые там обязательно появятся.

Выбрав место за полсотни шагов от околицы, волшебник расчистил от сорняков небольшой участок земли, утрамбовал почву и начал выстраивать на ней конструкцию, похожую на выпуклую трехмерную паутину из деревянных балок, скрепленных сгустками лака обновления. Закончив выстраивать этот паутинный купол, Тобиус воздвиг из камня длинные коню… бельчушни, использовав вместо скрепляющего раствора все тот же многофункциональный лак обновления. Он мог бы пустить на эту постройку древесину, но, учитывая мощь огромных беличьих резцов, которые могли изрядно подпортить деревянные стены, остановил свой выбор на камне.

Работа закончилась поздней ночью, уже при свете звезд и ущербной луны. Милосердные облака вздыбились стеной на той части неба, по которой полз огненный червь, оставив Валемару лишь луну и звезды. Вспотевший и уставший как ломовая лошадь маг был им благодарен.

Уже давно он не завтракал с таким аппетитом, как на следующее утро.

Присутствовали все обычные члены военного совета, но генерал опоздал, ибо осматривал сооруженную Тобиусом конструкцию – тренировочный полигон для отработки сложных маневров верхом на скаковых белках, о котором он уже давно мечтал.

Попивая холодное пиво, волшебник рассказал собравшимся о своем походе за реку и о племени, встреченном в болотах Дикой земли. Инцидент с тестудином, а также содержание дурманного сна маг предпочел опустить за ненадобностью.

Брат Марк сообщил, что произвел некоторые выкладки относительно грядущего строительства шахты, и готов был приступить немедленно, как только получит координаты места, стройматериалы и налаженную инфраструктуру. Тобиус со свой стороны заверил, что в самое ближайшее время начнет производство големов, а также проведет поисковые ритуалы для обнаружения ближайшего месторождения железной руды. Бейерон одобрил их энтузиазм и попросил не затягивать.

После завтрака Тобиус направился в свою башню. Поднявшись на библиотечный этаж, волшебник расстелил на широком письменном столе карту Хог-Вуда, некогда им же и нарисованную.

– Эмма, подойди, будешь помогать.

– Что делать? – нехотя поинтересовалась стальная дева.

– Свечку будешь держать.

– Я серьезно!

– Я тоже не дурак цирковой! Вот свеча, держи вот так!

Маг достал из кармана заранее заготовленную железную цепочку и магнитный маятник в виде угловатого волчка. Серебристой краской он нанес на маятник три иероглифа и обмотал цепочку вокруг того самого ножа, который был взят у Грега. Затем на карте были расставлены основные ориентиры, камушки, подобранные тут и там, успевшие подсохнуть веточки, травинки.

– Держи свечу вот так и следи за тем, чтобы пламя не погасло.

Взяв нож, Тобиус трижды щелкнул пальцем по лезвию, дал маятнику раскачаться и стал читать из книги длинное заклинание. Его речь была резкой, отрывистой, а пальцы левой руки плавно вычерчивали в воздухе нужные знаки. Серебристая пыль с грузила медленно падала и рассеивалась по карте, заставляя бумажный лист мягко сиять. Маятник раскачивался все медленнее и медленнее, в то же время рука Тобиуса стала непроизвольно перемещаться в сторону от центра и опускаться, пока маятник наконец не коснулся бумаги. Все серебристое сияние собралось с карты и сосредоточилось на том месте.

– Готово. – Тобиус вытер с лица пот и улыбнулся.

Сунув карту под мышку, закинув на плечо сумку, утвердив жезл на поясе, волшебник в последний раз грозно посмотрел на Эмму, которую нагрузил чтением, и покинул башню. Выйдя на крепостную стену, он ощутил мурашки на коже от витающего в воздухе запаха дождя и прохлады.

Вскоре маг уже входил в обитель петрианца, который как раз был занят написанием некоего послания и попросил обождать. Пока брат Марк сосредоточенно царапал пером бумагу, волшебник лениво прохаживался по помещению, не в первый раз дивясь разнообразию дел, которые интересовали брата Марка.

Монах поставил на стол клетку с голубем, прикрепил к ноге птицы небольшой футляр и выпустил ее через один из орудийных портов, после чего освободил стол и разложил на нем несколько листов. Тобиус стал внимательно рассматривать чертежи возможной шахты, периодически задавая вопросы и слушая напоминания брата Марка, что в конечном счете конструкция будет зависеть все же от места раскопок.

– Вы можете идти прямо сейчас?

Петрианец рассеянно огляделся вокруг, снял с гвоздя потертую матерчатую сумку и затянул на животе пояс с инструментами.

– Могу.

– Тогда не будем откладывать, месторождение найдено, наша задача состоит в наладке добычи руды.

– Его милость уже знает?

– Я… как-то не подумал ему доложить.

– Тогда я сделаю это, а вы соберите рабочих и запаситесь провизией.

Маг, монах и полтора десятка батраков покинули Хог-Вуд ближе к полудню. За деревенским кладбищем над ними сошлась тенистая сень леса, и люди двинулись по довольно широкой тропе, протоптанной вилланами. Тобиус держался впереди и немного в отдалении, чтобы присутствие монаха не подавляло его способности. Так, довольно спокойно и без происшествий, группа добралась до часовни.

Дом Господа-Кузнеца выглядел гораздо лучше, чем прежде, серый монашек тщательно следил за порядком в храме и вокруг него.

Не теряя бдительности, волшебник вел группу по звериным тропам, временами посылая впереди себя иллюзорные копии, чтобы проверить сомнительные места на предмет засад. При необходимости он легко расчищал путь Воющим Клинком и валил поперек оврагов и ручьев бревна, чтобы переходить по ним.

Группа продвигалась все дальше, деревья становились все толще и выше, из просто дикого леса люди понемногу входили в лес исполинов, где наверняка жили и соответствующие по размеру твари. Ближе к вечеру, но еще при свете солнца экспедиция забрела в ту часть леса, где не слышалось птичьего пения. Произошло это вдруг и осознано было не сразу. Какое-то гнетущее ощущение накрыло их, заставив начать испуганно озираться.

– Брат Марк…

– Я тоже чувствую, – кивнул монах.

– Всем держаться вместе, не разбредаться! Мы зашли на территорию опасного хищника, днем он не страшен, но береженого Кузнец бережет!

Вскоре они набрели на пещеру среди кучи замшелых камней.

– Он там, несомненно. – Тобиус с замиранием сердца заглянул в темный зев.

– Я пойду первым. – Петрианец сжал в руках божью книгу.

– Никто никуда не пойдет, – отрезал волшебник, доставая из сумки собственную книгу – не божью, конечно, но вполне способную выдать несколько чудес. – Там тьма и смерть.

– Господь наш заповедовал нам именно во тьму нести свет.

– Бог заповедовал нам не воевать, любить ближних как себя, проявлять сострадание ко всему живому и не лезть в темные опасные места, где нас попытаются сожрать, но пока что человечество последовательно делает все наоборот, – тихо, чтобы не услышал петрианец, забормотал Тобиус, листая страницы. – Проявите заботу о пастве: кто понесет ей свет, если я вас не уберегу? Раз уж по воле Провидения наткнулись на логово зверя, мы можем и должны проучить его всем, что в наших силах.

Тобиус нашел нужную страницу и, сверяясь с перенесенным из книги «Спиритуализм. Оковы для хищных духов» изображением, стал наносить знаки на камни вокруг пещеры.

– Эшаптудэ, эшхиссеммаур-артасса, шуаршасснийр эшаптудэй ашхассаа. – Волшебник убедился, что знаки мягко засветились, закрыл книгу и поднялся. – До того как совсем стемнеет, мы должны успеть отойти от этого места как можно дальше! Передышка окончена, двигаемся!

К приходу темноты люди выбрались из леса. Деревья разошлись, выпуская их на холмистое пространство, где не росло ничего выше можжевелового кустарника. Батраки общими усилиями насобирали хвороста еще в лесу и теперь были рады, что не побоялись лишней ноши. Пока остальные обустраивались, волшебник отобрал из хвороста около двадцати примерно одинаковых палок и, окинув взглядом периметр занятого пространства, стал втыкать палки в землю. Прежде чем установить очередную деревяшку вертикально, Тобиус наносил на нее ножом замысловатую вязь из символов и просто плавных линий. Заряженные магией простейшие артефакты очертили вокруг места стоянки правильный круг. Замкнув периметр основной защиты, маг стал плести побочные заклинания, отпугивающие мелкую нечисть и дикого зверя.

Батраки расположились вокруг костра и, пожевывая прихваченные намедни припасы, тихонько травили байки. Брат Марк читал Слово Кузнеца, сидя спиной к костру. Он смотрел в книгу по привычке, хотя помнил каждое написанное в ней слово. Тобиус зажег над собой светящегося мотылька и медленно перелистывал страницы собственной книги заклинаний. Периодически он проверял целостность магических сетей и даже прислушивался к болтовне мужиков.

Внезапно в ночи раздался протяжный вой, полный гнева и боли.

– Ну вот и хорошо, стало быть, опалило его как следует, – проговорил маг, глядя в небо.

– Так это, братцы, – чернобородый батрак натянул старое войлочное одеяло почти на голову, – давайте-ка на боковую! На завтра много работы! Да, чар Тобиус?

– Доберемся до места, а там видно будет. Вы спите, спите, мы настороже.

Ночь тянулась медленно и была тиха, к световому периметру никто не приближался. Возможно, худукку, попав в ловушку, остался в пещере зализывать раны. Над головой раздались громкие хлопки. Вскинувшись, Тобиус стал вглядываться в ночное небо, на котором, как назло, почти не было звезд. Он применил Истинное Зрение – смотреть сквозь темноту оно не помогало, но помогло увидеть рваное буро-серое нечто, кружащее над местом стоянки. Крупное летающее существо с неприятным оттенком дикой хищности. Волшебник безуспешно пытался понять, что это, пока ноздрей не достиг запах аниса. Догадка ударила, как разряд молнии, и Тобиус стал усиленно перекачивать гурхану во все защитные и маскирующие заклинания. Полетав еще немного, непрошеный гость скрылся в ночи, а маг с облегчением перевел дух. Он был почти уверен, что избежал встречи с кровавым охотником.

Ближе к полуночи наконец-то пошел дождь.

Утром, когда батраки завтракали и паковали спальные принадлежности, маг собирал свои заколдованные палки. В принципе, отправляясь в путь, он ожидал, что может наткнуться на худукку, и припас несколько подходящих заклинаний, однако явление кровавого охотника здорово ударило по его нервам, и Тобиус решил заточить побольше боевых заклинаний.

Люди добрались до нужного места через два часа, и перед ними открылась обширная проплешина, свободная от деревьев, маленький поросший облезлым травяным ковром холмик, довольно широкий ручей на небольшом отдалении и много камней разного размера, разбросанных тут и там, и некоторые из них бурели ржавым налетом.

Тобиус оставался на новом месте несколько дней, оберегая людей и помогая им всем, что было в его силах. Он с помощью собственного пламени и трансмутационных навыков добыл из валявшихся на поверхности кусков рудной породы чистое железо, после чего сам же выковал для рабочих первые кирки и лопаты, а затем начал добывать и подготавливать лес для обнесения зоны выработки надежным забором. Строительными работами руководил брат Марк. С помощью кирпичей и раствора вскоре возвели вместительный и надежный барак – Тобиус строил за десятерых, пользуясь телекинезом, перемещал тяжести и постоянно летал в Хог-Вуд за провиантом и недостающими материалами. Постепенно люди справили ворота, приспособили ручей, позаботились об отхожем месте и складах. Лишь после этого начались первые тяжелые попытки внедриться в глубь земли.

Незадолго до возвращения в Под-Замок Тобиус покуривал трубку, глядя на дело рук своих. С помощью магии он помог сделать то, что без магии делалось бы в разы дольше и куда бо́льшим количеством людей, многие из которых могли бы сгинуть в лесу исполинов. Новоявленные шахтеры были обеспечены топливом для обогрева барака, пищей и прочными стенами. По периметру он развесил множество охранных заклинаний и попросил петрианца не гулять вокруг, ослабляя их. Также он создал внутри частокола третий транспортер и замкнул цепь его трехсторонней связи с тем, что находился у лесозаготовок, и с тем, что был создан у деревни.

– Все забываю спросить, брат Марк, встретили ли вы гостей?

Серый монашек вбил гвоздь в будущую коновязь и утер рукавом рясы пот со лба.

– Увы, мои гости так и не появились. В связи с этим, чар Тобиус, я надеюсь, что вы встретите их в ближайшее время вместо меня и позаботитесь об их удобном расселении. Я бы сделал это сам, но, увы, в ближайшие дни все мое внимание будет приковано к постройке шахты во славу Господа нашего.

– Сделаю все, что от меня зависит.

– Обустройте их и лично позаботьтесь, чтобы никто из обитателей замка или деревни не потревожил гостей. Но также, возможно, вам придется позаботиться о том, чтобы и они никого не побеспокоили.

Тот недоуменно приподнял брови, делая глубокую затяжку.

– Вы поймете, чар Тобиус.

Магу намеки петрианца не понравились. Во-первых, тот никогда прежде не использовал никаких намеков, а был прям как копье и всегда говорил начистоту. Во-вторых, намеки человека, чье лицо по своей эмоциональности походит на булыжник, всегда оставались слишком туманными.

– Я сделал здесь все, что мог, пора и честь знать. Однако напоследок, – Тобиус прищурившись взглянул на небо, – напоследок должен предупредить, что, когда мы добирались до сего места, ночью над лагерем что-то летало. Уж не знаю точно – что, однако судя по сильнейшему запаху аниса, это мог быть кровавый охотник.

– У нас крепкие ставни и двери, крышу тоже прочно положили, так что с Его помощью справимся.

Тобиус взвалил на плечо большую связку кирок и железных совков, сделанных недавно, и пошел прочь, сплетая заклинание Крылья Орла. Он с замиранием сердца оторвался от земли и, подавляя в себе страх, поднялся над деревьями-великанами. Не прошло и часа, как волшебник опустился на замковую стену и облегченно вздохнул. Башня оказалась пуста – Эмма где-то бродила, – так что из неотложных дел у него осталась лишь аудиенция с Бейероном.

Большой чертог пропах горечью кофейных зерен. Откуда эта роскошь взялась в краю столь захолустном, оставалось только гадать. Правитель предложил Тобиусу чашечку, и хотя у кофе был довольно высокий средний коэффициент содержания магии, волшебник отказался. Он доложил о проделанной работе, получил похвалу и осведомился насчет глины.

– Все в подвалах, чар Тобиус. Там и прохладно, и влажность соответствующая, – ответил отрекшийся монарх, с нескрываемым блаженством поднося ко рту маленькую дымящуюся чашечку.

– Хотелось бы также знать – где моя непутевая ученица?

– Я осмелился поручить ей одно немаловажное задание. Дело в том, что мне удалось найти одного довольно искушенного в торговом деле посредника. Не без помощи старых друзей. Староста Гофер вызвался отправиться на встречу с ним и привести посредника сюда для уточнения условий сотрудничества. В охрану ему я назначил молодого Тобиуша и твою протеже. Надеюсь, ты не в обиде на меня?

– Нисколько, сир. С вашего позволения я немедленно приступлю к работе над големами.

Тобиус шагал по коридорам Райнбэка и отказывался признаваться себе в том, что поступок Бейерона слегка задел его за живое. Некая часть сущности мага была абсолютно уверена, что распоряжаться Эммой мог только он, Тобиус, ее наставник и опекун. Серый волшебник и сам бы не взялся объяснить, откуда могла взяться такая уверенность, но она была.

Из размышлений его вывел внезапный легкий ветерок, после чего Тобиус обнаружил себя посреди галереи в необитаемой части замка. Поиски источника сквозняка указали на щель меж неровно подогнанных камней стены. Пометив это место тайнописными глифами, маг поспешил по своим делам.

Один из слуг проводил его к хранилищу глины. Качеством Тобиус оказался доволен и лично переместил солидную часть сырья в мастерскую своей башни. Там он очистил присланную глину, смешал ее с амгарской в пропорции десять к одному и начал лепку, до конца дня закончив несколько заготовок. Будущие големы выходили широкоплечими, коротконогими, длиннорукими и не особо высокими. Как показала природа, гномам с примерно такими же пропорциями тела вполне неплохо жилось и работалось в подземельях и шахтах Кхазунгора.

Окончив работу, Тобиус устало поднялся по лестнице в свой кабинет, где, пододвинув стул к окну, уселся с дымящей трубкой во рту. На коленях волшебника лежала раскрытая книга заклинаний, к которой он обращался, отрываясь от созерцания закатного пейзажа. Во время работы в последние несколько дней у него появилась идея нового заклинания, черновой вариант которого был занесен в книгу. Конечно, все нуждалось в доработке и отшлифовке, но такая работа приносила волшебнику радость.

Кроваво-красные отсветы солнца, еще некоторое время видневшиеся из-за горизонта, не казались зловещими, наоборот, они притягивали и ласкали взор. Однако вскоре сердце неприятно кольнуло тревожное ощущение – оповестительные чары сигналили, что что-то чужеродное проникло в деревню, что-то нежелательное.

Волшебник взял жезл и нож, прежде чем покинуть башню. Вскоре он уже стоял на стене замка, рассматривая деревню, погрузившуюся в быстро густеющие осенние сумерки, промозглые и кусачие. Пошел дождь. Недолго думая маг спрыгнул вниз, смягчая падение чарами Перины, и направился между домами, прислушиваясь к собственным ощущениям. Где-то здесь, где-то рядом защитные заклинания тревожно всколыхнулись, пропуская через себя нечто нехорошее. Маленькие огненные шарики освещали стены домов, разгоняли тень и, постоянно шипя от попадавших в них дождевых капель, кружили вокруг Тобиуса, образуя колышущийся световой круг.

Маг никого не нашел, а когда почувствовал, что незваный гость вновь пересек периметр охранных чар, понял, что упустил его. Чувствуя легкий привкус досады, Тобиус побрел к светящемуся над входом в трактир фонарю. В «Под короной» его встретили теплом и добрым словом. Томас Бэйн усадил волшебника за стойку и налил подогретого вина со специями, видя, как тот промок под идущим снаружи моросящим дождем.

– Какая-то гадость пролезла в Под-Замок, невзирая на все отпугивающие чары, которые я развесил. Не успел ее поймать, сбежала, – поделился Тобиус своим расстройством с трактирщиком.

– Ничего-ничего, если еще раз сунется, то вы уж точно будете во всеоружии! А если что, запалим факелы и прочешем каждый закуток, вы только свистните, чар Тобиус! Верно, мужики?

Вилланы поддержали господина Бэйна горячим согласием.

– Приятно знать, что можно положиться на таких надежных…

Тобиус осекся и уставился в сторону кухонной двери.

– Третий раз за ночь, – пробормотал он, стремительно темнея лицом. – Снова какая-то дрянь лезет! Так, господин Бэйн, сидите здесь и не беспокойтесь, я разберусь.

Тобиус уже поднимался со стула, когда дверь открылась, и в спину ему ударил поток холодного воздуха.

– Доброго вечера добрым людям, – раздался вкрадчивый голос, – не найдется ли кружки чего-нибудь теплого для усталого путника? Непогода разбушевалась к ночи.

Прогремел отдаленный раскат грома, на улице шел настоящий дождь, а на пороге трактира «Под короной» стоял рослый бледнокожий брюнет с волосами, собранными на затылке. Чужак был одет в высокие ботфорты с пришивными раструбами, серые бриджи, подпоясанные кушаком, и длиннополый камзол бордового цвета с черной оторочкой. На плече его висела дорожная сумка, и весь он промок до нитки.

– Я так рад, что успел добраться до вас сегодня! Темнота застала меня в пути, а осенние ночи в этих краях промозглые!

– Проходите и присаживайтесь, уважаемый! Чем могу угостить вас?

Чужак перешагнул через порог и широко улыбнулся, не размыкая губ.

– Чем-нибудь красным и теплым, – ответил он, садясь рядом с Тобиусом. – Вроде того, что пьет этот молодой господин… чар.

Гость быстро обратил внимание на жезл, висевший у волшебника на поясе, и его улыбка немного скисла, но лишь на мгновение. Он принял кружку с подогретым вином и выложил на стойку деньги.

– Разрешите представиться, добрые господа, – обратился он к Томасу Бэйну и Тобиусу, – мое имя Каспар Эмиэль Крудус. – После чего добавил громче, для всех: – Аптекарь, лекарь, ученый и травник родом из благословенной Соломеи!

Такое представление вызвало оживленные возгласы – гостей из далекой Соломеи в здешних краях не видели, почитай, никогда, да еще и к тому же ученых мужей. Правда, местный кузнец был родом из Марок, что аж на Правом Крыле, но к этому-то давно все привыкли.

– У нас редко встретишь новое лицо, да еще и такое! Мое имя Томас Бэйн, и я, как хозяин этих стен, заверяю вас, что в моем трактире вам очень рады!

– Вы даже не представляете себе, господин Бэйн, – улыбнулся чужак, стряхивая с плеч холодные капли, – как много это для меня значит!

Волшебник смотрел на гостя пристальным, ничего не выражающим взглядом. Его левая рука рассеянно поглаживала теплый, наполненный магией жезл, а правая опиралась о стойку, и пальцы ее шевелились. Казалось бы, просто так, без системы, но господин Крудус то и дело скашивал на них взгляд.

– Милейшее местечко, как посмотрю! Тепло, светло, люди приятные! Я рад, что попал сюда! На улице такой холод!

– Да-да, благодарю! Я всегда стараюсь, чтобы атмосфера моего заведения согревала посетителей!

– Каспар, вот вы где! – донеслось от двери. – И не стыдно вам убегать, пока я разговаривала с этим милейшим человеком? Почему вы заставляете меня искать вас? Это уже не впервые!

Разговоры резко смолкли второй раз за вечер. Это была монахиня в дорожном плаще. Высокая женщина с рыжими волосами, выбивающимися из-под чепца, пухлыми губами, маленьким носиком и огромными глазами… Впрочем, сие краткое описание ничего не говорило о красоте этой женщины, а она была очень красива. Строгий черно-белый наряд монахини ордена святой Малены, призванный скрывать очертания тела женщины от мира, в случае этой конкретной женщины не справлялся с задачей. Местами – особенно.

Она прошествовала по общему залу, кротко улыбаясь и заставив завороженных вилланов привставать с нагретых мест. Тобиус и сам на миг оказался очарован, однако немедленно взял себя в руки. Женщина схватила Каспара Эмиэля Крудуса за рукав и потащила к выходу. Он не сопротивлялся.

Волшебник быстро распрощался с трактирщиком и бросился на улицу.

– Если вы ищете брата Марка, то вам нужно обратиться ко мне!

Монахиня остановилась посреди раскисшей улицы, и ее спутник в этот момент дернулся так, что стал похож на собачонку, посаженную хозяином на короткий поводок.

– Вы не похожи на члена ордена Петра.

– Я местный маг, сестра…

– Хелена!

– Сестра Хелена, брата Марка сейчас нет здесь, и посему он обязал меня заняться вашим размещением в замке Райнбэк.

Монахиня задумчиво причмокнула губками, что выглядело по-детски непосредственно.

– Отлично, юноша, ведите!

У ворот замка уже лежала небольшая горка вещей, на которую с подозрением посматривали стражники.

– Я думал, слуги божьи путешествуют налегке.

– Это не мое, – ответила сестра Хелена, – просто наш дорогой Каспар все еще слишком привязан к материальным благам, хотя, казалось бы, ему уже давно пора думать о благах духовных! К счастью, он сам их и перетаскивает!

– Не могу же я взваливать еще и эти заботы на ваши хрупкие плечи, сестра. – Каспар Эмиэль Крудус взял в левую руку несколько больших свертков, а на правое плечо взвалил один огромный и продолговатый.

Следуя за волшебником, гости прошли во внутренний двор. Тобиус поймал первого попавшегося слугу и попытался узнать у него, куда собирались определить на постой гостей брата Марка. Выяснилось, что король дозволил им разместиться в небольшой башенке с двумя крытыми бартизанами, некогда переделанными в жилые помещения. Она высилась прямо из крыши широкой приземистой башни-бастиона, в которой обитал и трудился брат Марк.

Из двух крохотных комнаток монахиня выбрала ту, что была с северо-восточной стороны. Каспару было все равно, так как окна обеих комнат, так или иначе, смотрели на восток.

– А нельзя ли мне расположиться где-нибудь внутри замка? – спросил он, рассматривая окошко, забранное цветным стеклом, за которым царила ночная мгла.

– Нельзя, – в два голоса ответили Тобиус и сестра Хелена.

Закрыв за собой дверь, волшебник стал водить пальцем по косяку, нашептывая слова заклинания.

– Это лишнее, – мягко сказала сестра Хелена. – Пока я рядом, он безобиден, как овечка.

– Давайте-ка кое-что уясним, – холодно произнес маг, – вы мне не нравитесь, и то, что вы притащили сюда, мне тоже не нравится. Будь на то моя воля, вы покинули бы Под-Замок так же быстро, как появились в нем. Но если брат Марк просил за вас, мне придется отнестись к его мнению уважительно.

– Хм, я вас уверяю, мой добрый юноша…

– Если эта дрянь хоть кому-нибудь причинит вред, я спрошу с вас, сестра.

– Я буду безобиден, как мышонок, – донесся насмешливый голос из-за двери.

– Лучше бы этому оказаться правдой, иначе, – глаза Тобиуса вспыхнули парой янтарных углей, – помоги вам Господь-Кузнец, сестра.

Хелена вдруг протянула руку и провела тонким пальцем по его скуле.

– Я ошиблась сначала – не юноша, но взрослый муж, сильный и решительный настолько, что может грозить слабой женщине.

Тобиус без смущения убрал ее руку и повторил, не меняя тона:

– Помоги вам Господь-Кузнец, если ситуация выйдет из-под контроля.

– Спокойной ночи, мой добрый чар, увидимся за завтраком.

Волшебник вернулся в свою башню в скверном расположении духа. Дурная кровь, подбиравшаяся к его лицу, отхлынула, но от этого стало лишь чуть легче. Сон не пошел, тем более что ночной дождь прекратился и из-за туч вновь стал литься тревожный красноватый свет кометы. Тобиус уселся за лепку големов.

Рассвет застал Тобиуса за работой. Он недоуменно посмотрел на первый солнечный луч, потом глянул в окно и потер усталые глаза испачканными в глине пальцами, выругался и на ощупь добрался до старенького умывальника.

Маг некоторое время походил по своему кабинету, разминая затекшую поясницу и ноги, хотя особо развернуться было негде, все помещение заняли статуи из влажной, наполненной магией глины. На груди каждого голема уже имелся порядковый номер, осталось только обжечь их, нацепить на культи металлические держатели и, собственно, обеспечить эти держатели инструментами. Хотя, конечно, это еще далеко не все, без шемов големы так и останутся бесполезными кусками глины.

Тобиус остановился рядом с большой клеткой, в которой содержался старинный сундук, и усмехнулся.

– Все еще пытаешься меня обмануть? Я же знаю, что ты не сундук, почему бы тебе не сменить облик?

Очертания сундука «поплыли», и вскоре вместо него в клетке стоял покрытый мхом булыжник.

– Ты достаточно умен, чтобы понимать меня, но не более того, верно?

Валун не ответил.

– Ничего, я найду способ тебя надрессировать, пусть даже все бестиологи в мире уверены, что мимики не поддаются дрессуре.

Валун продолжал хранить гордое молчание. С тех пор как мимик был пойман, его не выпускали из укрепленной чарами клетки. Некоторое время редкий монстр бузил, пытаясь вырваться, но потом перед клеткой был посажен Лаухальганда, и мимик внезапно успокоился. Маленькое черное нечто с огромными зубами и кошачьими ушами внушило ему непонятный страх.

Тобиус поймал себя на мысли, что давно не видел Лаухальганду, тот наверняка отправился в подвалы замка ловить крыс и не спешил возвращаться обратно. Без ученицы и компаньона башня как-то странно опустела и стала слишком тихой. Тобиус только в эти рассветные часы ощутил непривычное одиночество.

Освежившись, волшебник вышел на крепостную стену и зашагал к донжону. В замке поутру было пустынно и тихо, просыпающиеся слуги копошились в своих помещениях, сменялся ночной караул на воротах. Тобиус вышел из замка и удивился тому, насколько утро выдалось не по-осеннему теплым и солнечным, – в этих местах погода любила так баловать людей. Обманчиво пахло весной.

Когда он добрался до ворот кузницы, Мартел уже распалял горн.

– А? Чар Тобиус, с добрым утром! – Кузнец не отошел от горна.

– Есть работа.

– Ужели?

Волшебник быстро описал, что именно ему нужно.

– Я так сразумел, – кузнец нахмурился, что-то подсчитывая на пальцах, – вам нужны железные миски с дырками в донышках. Так?

– Так. Это насадки големам на руки. В отверстия будут вставлены орудия труда.

– Кайло да лопата?

– Кирка и совок, да.

– Что ж, ясно. Ширина, длина, диаметр?

– Все предоставлю, но позже. Я сам буду работать с тобой, справимся втрое быстрее.

Договорившись с кузнецом, волшебник вернулся в замок. Время завтрака близилось, а вот идти завтракать не очень хотелось. Тобиус прошелся по залам и галереям донжона хорошо знакомым путем, вдыхая запах свежего хлеба и ощущая на коже солнечные лучи, проникающие сквозь окна.

– Вижу, вы пребываете в хорошем расположении духа.

– Доброе утро, сестра Хелена.

– Доброе, чар Тобиус. Раз уж мы встретились, может, проводите меня? Заодно и представите сиру Бейерону.

Волшебник лично представил гостью отрекшемуся королю и принцессе, после чего она была усажена за стол… и вскоре всем присутствующим стало кристально ясно, что сестра Хелена является абсолютной противоположностью брата Марка, на чьем обычном месте она сразу же и угнездилась. Прочитав коротенькую молитву, монахиня усиленно принялась за овсянку с сахаром и изюмом. Хелена ела не только с аппетитом, но и с заразительным удовольствием, пробуждавшим аппетит в окружающих. Лишь когда она насытилась и довольно вальяжно откинулась на спинку стула, Бейерон начал расспрашивать ее о происходящем во внешнем мире. Маленитка с удовольствием откликнулась на расспросы и начала с дел Ривена.

По ее словам, узурпировавшая власть хунта во главе с лордом Валариком Вольферином прилагала все силы, чтобы как можно быстрее нарастить военный потенциал ривенской армии. Создавались новые полки, покупалось новое и более современное оружие. При этом налоги возросли, но и экономика поднялась. Чтобы кормить и экипировать армию, правительство Вольферина скупало продовольственные и прочие товары, активно пользовалось услугами торговых гильдий и союзов. Лютовали вербовщики, всеми силами загоняя под мушкет и пику все новых рекрутов, причем кроме простых смертных в ряды регулярной армии вступали и маги. Принимая алые ленты, они переходили из ведения Академии в ведение маршала Вольферина, а точнее – генерала-архимага Шивариуса Многогранника.

Такое положение дел не могло понравиться соседям Ривена – Марахогу и Ридену. Сароны Марахога стали отпускать большие деньги на перевооружение своей армии под давлением Делькена Хавораша, а король риденский Радован мобилизовал резервы, стягивая силы к Аллерхасу, параллельно с тем рекрутируя новобранцев и отправляя их в тренировочные лагеря.

– Радован не даст себя в обиду, – произнес Бейерон уверенно. – У него острый ум государственного мужа, а еще он хитер и очень предусмотрителен.

– Вы знакомы, сир?

– Я знал трех риденских королей, и все были Радованами. Первого я встретил еще в свои детские годы, второй был моим сверстником, и мы поддерживали добрососедские отношения, третьего я знал сызмальства. Хлоя, ты ведь тоже встречала Радована, верно?

– Не помню, – как-то неохотно ответила та.

– А я помню. Хлоя тогда была совсем еще маленькой девчушкой, а Радован – юношей романтичного вида. Подростком. Помню как сейчас высокого, худого паренька с лирой, который недурственно пощипывал струны и очень даже приятно пел. Пока мы с его отцом решали вопросы во время дипломатического визита, Радован развлекал Хлою песенками, заставляя ее хохотать до слез, хотя его всегда ожидала куча поклонниц.

Взор отрекшегося короля потускнел и опечалился. Он говорил о человеке, который спустя годы стал предводителем одной из сторон во время гражданской войны, победил в кровопролитной битве на Содренском поле, названной Содренскими Плясками, а потом взял штурмом Аллерхас и собственноручно отрубил головы всем своим братьям, сестрам и всем их потомкам, которые в будущем могли бы претендовать на престол Ридена. Радован Третий из рода Карапсуа взошел к трону на мечах своих сторонников, и в народе его прозывали Багряным Палачом.

– После его коронации священники начали сообщать, что лики святых в храмах стали плакать кровью, – припомнил Бейерон, вдруг немного повеселев. – Народу, разумеется, такое не понравилось, он и так был измучен после окончания гражданской войны. Тогда Радован сказал, что если святые не прекратят плакать кровью, ею возрыдают священники. Видимо, святые решили пожалеть служителей божьих и плакать перестали.

Монахиня поделилась еще несколькими занимательными новостями. Например, в тальдебонском порту, в который заходят торговые суда, курсирующие из Вестеррайха через Седое море и обратно, моряки рассказывают о неведомой напасти, некоем чудовище, которое, по их словам, начало терроризировать жителей Оры. Конани Йофрид, правительница острова, поклялась на щите своей матери, что тому, кто избавит ее страну от этого лиха, достанется ее рука вместе с титулом конана.

Страны Палташского и Хамидонского бассейнов готовятся к затяжной войне. Стало известно, что орки Зеленых островов вскоре закончат строить новый Громадень и выступят в грандиозный грабительский рейд. Конечно, учитывая размеры оркских Громадней, «вскоре» может затянуться и на пять лет, а то и на пятнадцать, что нисколько не успокаивает. Последний Громадень отчалил от Зеленых островов около ста лет назад, после чего семь лет нес разорение и смерть всему и вся на море. Еще говорили, что Большим Кэпом нового Громадня стал печально известный пират Кровавая Борода Манчог, зеленокожий, который вместе со своей командой наводил ужас на купцов, военных и даже других пиратов южных морей все последние годы. Морские державы юга Правого Крыла усиливают свои флоты, чинят прибрежные города-крепости, особенно – жизненно важные нервные центры морской торговли, – спускают на воду новые суда. Ханду, Индаль, Армадокия и конечно же Аримеада разрабатывают договор о военно-морском братстве, чтобы противостоять оркской угрозе. Хотя всем известно, что силы, способной остановить «грандрейд», не существует.

Тобиус же подумал, что это не так. Существует Далия. Орки ни разу за всю историю не пытались доплыть до берегов страны Красных лесов, невзирая на легенды о сокрытых там богатствах, ибо даже их затуманенные жаждой крови и поживы умы понимали, сколь плачевно окончится такое плавание. Но далийских эльфов никто и никогда не берет в расчет, ведь они и пальцем не пошевелят ради кого бы то ни было.

– Думается мне, годы относительной тишины подходят к концу, – заключил Бейерон. – Джаспер, налей мне кофе.

– Сию минуту, сир.

– Папа, в твоем возрасте злоупотреблять этой черной жижей крайне вредно!

– Ох, ну должны же быть у старика какие-то слабости, помимо любимой дочурки, – мягко улыбнулся отрекшийся король. – Сестра, скажите, если это не секрет, конечно, что именно вас привело в наш медвежий край?

Монахиня звучно прочистила горло и перехватила насмешливый взгляд волшебника.

– Простите, сир, но разглашать подробности я не имею права. Могу лишь сказать, что напрямую вас это не касается. Я и мой спутник погостим в Хог-Вуде некоторое время, а потом вернемся в большой мир.

Бейерон потер указательным пальцем висок и кивнул.

– Тогда будьте как дома. Осмо́тритесь, познакомитесь с людьми, они здесь очень хорошие.

После завтрака Тобиус направился в кузницу, где уже дышал жаром горн. С собой волшебник принес собственный молот, самый обычный с виду инструмент на довольно коротком молотовище. Не нуждаясь ни в каких указаниях, он начал работать.

День прошел в трудах, кузнец и волшебник слаженно, почти без слов ковали металл. Оба хорошо понимали материал, оба отлично чувствовали себя рядом с горном, и оба были мастерами кузнечного дела; горка готовых насадок для кирок и совков быстро росла. Работа закончилась под вечер, Тобиус рассовал все по мешкам и, выйдя из кузницы, сел рядом с Мартелом на крыльцо его дома. Кузнец передал магу кружку с теплой водой, и тот вылил ее себе на голову. Вода показалась ледяной.

– Тучи собираются.

– Вижу. – Тобиус глянул на небо. – Духи погоды готовятся взяться за серьезное дело. Ливень ознаменует вступление осени в свое полное право. Жаль, а ведь утром было еще тепло. Табаку?

– Не дымлю.

Тобиус набил свою трубку, раскурил и медленно, с удовольствием затянулся.

– Так вот, погребальщики, расскажи о них.

– Чего?

– Погребальщики, – повторил серый маг, – ты упоминал о них в первую нашу встречу.

Кузнец задумчиво провел пальцами по шраму, уродовавшему его лицо.

– Погребальщики, да. Есть в Марках такие людишки. И не только в Марках. В Сайнае, в Дервии есть, в Армадокии и Протектории Аримеады их поменьше, но энто и ясно, они ж с Семью Пустынями не граничат. А вот в Логире и Леканте погребальщиков нет, тамошние их не любят, чутье их звериное погребальщиков не переносит, так что… Охотятся они на мертвяков ходячих, об том я уж говорил. Есть у них мечи из серебряного сплава, чудесные мечи, скажу от сердца. Сам в руках держал, не меч – бритва. Против нежити самое то. А как машут ими! Диковинный народец эти погребальщики, белые что твой мел, и мордой и волосьями, глаза снулые, будто рыбьи, громко не разговаривают… полумертвые они.

– Вот как?

– Ага. Чтоб на зверя идти, треба уразуметь того зверя повадки и что он вообще такое, ну а коли ты за мертвецами охоту ведешь, то уж изволь омертветь немного, чтобы потом не пришлось мертветь полностью. Двигаются они прытко, выносливы сверх всякой меры и искусству рубки обучены – будь здоров. Укладывают шальную нежить за деньги, а если надо, то и за нечисть берутся. За чудовищ всяких, которые еще живые, сталбыть.

– Ты говорил, что тебя задело заклятие погребальщика, если я правильно помню. – Тобиус дал трубке отдохнуть и теперь по привычке постукивал кончиком мундштука по нижним зубам. – Они владеют некромантией?

– А кто ж про то ведает?

– Как так? Ты же живой свидетель.

– Ну… тут ведь как, чар, погребальщики разные бывают. Их несколько школ, и они это… в этой… в закрытой касте, во! Никому свои секреты открывать особливо не спешат. Разное про них люди молвят. Некоторые, мол, супротив магии заговоренные, не берет она их, а только меч, но один на один супротив погребальщика никто с мечом не пойдет. А иные, говорят, и сами немного колдуны. Третьи же в снадобьях и эликсирах ведают толк. Что правда, а что вымысел – мне неведомо, но тот погребальщик, который мне морду попортил, волшебствовать умел, ага. Как сейчас помню, среднего роста, широкоплечий, крепкий такой, белобрысый, как все они. На груди медальон с головой единорога, а за спиной два меча. Навершия их мне приглянулись, дивной работы были навершия на рукоятках, одно в виде смеющегося полумесяца, а другое – плачущей луны. Заказ он принял – жаворотня на болоте изловить и убить…

– Жаворотня?

– Есть такая мерзкая страховидла, огромная пиявка с крыльями, таится в иле, на мелкой болотной воде, затянутой ряской. Если кто мимо идет, жаворотень на крыльях взмывает, обдает водицей, а пока человек сразуметь пытается, что да как, жаворотень уже в него всеми присосками впивается, да так, что не отодрать. Мерзкая тварь, быстрая, терпеливая.

– У нас такой не водится… на водохлестку похоже, но у нее нет крыльев, и из воды она не выскакивает. Так, значит, он принял заказ?

– Принял. И выполнил. Аккурат через три дня вернулся весь в тине, воняя болотом, грязный, растрепанный, но целехонький, а труп этой твари с крылами обрубленными с седла его коняги свисал на крюках. Принимай, говорит, хозяин, работу и плати по уговору. Ну, хозяин посмотрел на уродину дохлую и как начал погребальщика поносить. Где крылья, мол? Кого ты мне притащил? Пошел вон, жулик. Дворовый люд-то видел, что крылья прежде были, но пообрубал их погребальщик, видать, во время драки, а наш лорд решил денежки поприжать. Никто, ясно дело, за белоголового не вступился, а он знай себе стоит, слушает и ничего не говорит. Ну а когда лорд иссяк, погребальщик достал меч и пошел к нему. Сам, говорит, возьму все, что мне причитается. Ну лорд стражу кликать, солдат набежало много, началась рубка. Пятнадцать ребят в железе он положил, прежде чем до лорда добрался, остальные побросали оружие и разбежались. Кого-то бил мечом, а кого-то колдовством. От его магии люди истлевали в мгновение ока, словно трупы в могиле, либо же раздувались и лопались от жуткого вонючего гноя, кой изнутри них пер. Я в жизни ничего страшнее не видал. Одно из заклятий влетело прямехонько в замковую кузню – мою, сталбыть. Крышу снесло ко всем демонам, и меня самым краешком хлестнуло по лицу, будто раскаленным прутом. Как глаз не лишился, сам не ведаю. Мне рассказывали, что потом погребальщик с лорда содрал золотую цепь, перстни самоцветные и славный меч гномской ковки, отцепил от седла жаворотня, сел на коня и уехал. Никто ему помех чинить больше не смел.

Кузнец задумчиво примолк, глядя на деревенскую улицу пустым взглядом. Тобиус не мешал ему.

– Едва не помер я. Ни за что. И подумал тогда, что пора бы и мир посмотреть. На восток и юг не хотел, про те земли я ведал и соваться туда резону не имел, но на западе, за Хребтом, был новый мир, Вестеррайх, где нет места некромантам, погребальщикам, во́мперам и прочим, кто с мертвечиной якшается. Собрал пожитки, взял кое-какой инструмент и ушел. Перебрался через горы на перевале Охсфольдгарн, уплатил гномам пошлину, спустился уже в Эстрэ.

Тобиус не стал говорить кузнецу, насколько тот ошибается.

– Тяжело было?

– По горам идти? И да и нет. Драконий Хребет велик и не… не… невероятен! Он… он велик. И опасен. Но гномы проложили в горах широкие дороги, которые хранят от горных племен, чудовищ и прочего, там есть перевалочные поселения, замки, в которых торговцы могут укрыться от непогоды и иных напастей, если несут на себе каменный ярлык в свидетельство уплаты пошлины. Лавины, сели, камнепады, если что из этого случается – гномы быстро восстанавливают дорогу, а дотоле караваны идут внутри горы, по запасным тайным ходам, которые могут открыть только сами бородатые карлы. На перевале Охсфольдгарн стоит город-крепость того же имени, огромная, грозная, с тысячей бастионов и десятью тысячами башен, с воротами, покрытыми золотом, с сотнями пушек, мортир, гаубиц, защищающих от драконов…

– Ты видел драконов? – не удержавшись, спросил маг.

– Э… ну да, издали видал. В небе над Марками дракон не редкость, летают тут и там, пугают народ, иногда скот жрут, изредка и к городам подлетают, но все же больше Хребта держатся. Ну а когда я в горы подался, то кажный третий день нет-нет да и пролетали они в вышине. Одного видал, когда наш караван подходил к восточным вратам Охсфольдгарна. Гномы в крепости подняли тревогу и начали палить в небо, ядра разрывались в воздухе с таким грохотом, что с окружных вершин лавин десять сошло, не меньше, а дракону, видать, такой грохот пришелся не по нраву, и он улетел прочь.

Тобиус слушал с большим интересом. На крайнем западе если видели дракона хотя бы раз в сто лет, это уже считалось великим событием. А еще волшебник всегда мечтал взглянуть своими глазами на Драконий Хребет. Как только увидел в детстве первую гравюру с этим завораживающим пейзажем, ему сразу захотелось отправиться к великим горам. Особенно сильно эта поутихшая страсть заворочалась в душе после недавнего знакомства с дурманами, используемыми охотниками племени окутэбу-они, когда он в бреду лицезрел Хребет.

Вскоре, докурив трубку, Тобиус поднялся с крыльца, пожал кузнецу руку и потащил свои железки в замок.

Вернувшись в башню, волшебник приступил к делу. Глиняные культи големов быстро обзавелись металлическими насадками, после чего в них были вставлены совки и кирки, лишь для того чтобы быть вынутыми, ибо после устройства гнезд под инструменты волшебник помещал големов в коконы сухого жара, где они обжигались как положено. Все это было лишь половиной дела, оставалось создать шемы. Мастера-големостроители Академии в последнее время все чаще создавали шемы из кварца, ориентируясь на постройку новомодных техноголемов, но фактически роль шема мог исполнять любой материальный объект, должным образом зачарованный и обработанный: камень, металлическая, костяная, реже деревянная вещь. Шем – это предмет, на котором с помощью письменности или магических узоров размещалась информация о том, что должен уметь делать голем. Мести улицу, ковать металл, перетаскивать грузы или добывать руду. Чем больше функций, тем сложнее шем, но без него голем не более чем статуя.

Тобиус вырезал из книги небольшой клочок бумаги и стал заполнять его магическим пером, проговаривая заклинания. Синие искрящиеся чернила создавали узор в виде письменных строк, переходящих в изящную вязь, и обратно. Пришлось испортить около дюжины листков, прежде чем удалось создать полноценный шем. Затем, нарезав еще заготовок, он лишь копировал исходный вариант текста, проговаривая заклинания заново.

Закончив мастерить шемы, волшебник еще дважды придирчиво изучил каждый получившийся свиток и только затем стал вкладывать их в предусмотрительно вылепленные в глиняных головах рты. После этого, подвесив перед собой в воздухе книгу заклинаний, Тобиус провозгласил:

– Рожденные глиной, рожденные в слуги, дети земли! Жизни поток в челе ощутите, встаньте на ноги и идите! Тар кхелеб! Пробудитесь!

Восемь пар слюдяных глаз слабо засветились, големы с первого по восьмой ожили.

– Закройте рты и больше не открывайте без моего приказа!

Они подчинились.

– Смотрите и слушайте! Я ваш создатель и господин! Вы должны мне повиноваться! – громко и отчетливо проговорил волшебник, давая слугам себя рассмотреть. – Ты! – Тобиус ткнул пальцем в грудь первого голема. – Твое имя Первый! Теперь ты откликаешься на него! Ты! Твое имя Второй! Теперь ты откликаешься на него! Ты…

Все восемь големов получили свои незамысловатые имена. После чего волшебник пустился по этажам, оживляя глиняных истуканов. Каждый голем получил имя, каждый увидел и запомнил хозяина.

– Всем стоять на своих местах! Скоро вам представится возможность поработать!

Донельзя измотанный волшебник проверил состояние дистиллятора, из которого капал уже безвредный эликсир, созданный на основе синих грибов, заполнил светящейся жидкостью три небольших фиала и положил их в сумку к остальным.

Кое-как вскарабкавшись на последний этаж, он развалился на своей кровати и немедленно уснул беспробудным, тяжелым сном.

Утром Тобиус через силу разлепил глаза, потер их, зевнул и со скрипом поднялся. Умывание, чистка рта, освежение одежды.

Големы стояли там же, где были оставлены прошлым вечером, и, разглядывая их, маг подумал, что строить внутри башни было не самым мудрым решением. Мало того что он несколько испачкал полы и обстановку, так теперь нужно было как-то выводить своих болванов наружу. Впрочем, это получилось гораздо проще, чем могло бы показаться. Тобиусу пришлось изрядно потрудиться, чтобы прописать в шемах элементарные действия, например, големы должны были уметь держать равновесие, ходить строем, да и просто ходить они тоже не сами по себе умели. Подчинение командам, способность измерять расстояние на глаз и применять лишь необходимую силу – все это было скрупулезно прописано в шемах. Поэтому, когда он скомандовал покинуть башню в порядке возрастания личного номера, глиняные болваны упорядоченно вышли на крепостные стены, заставив замковую стражу переполошиться. Они промаршировали по коридорам тяжелой походкой, распугивая слуг, и вышли во внутренний двор, выстроившись идеальным каре.

– Ваши умения все больше радуют и удивляют нас, чар Тобиус.

Бейерон вышел из врат донжона и принялся с интересом рассматривать глиняных истуканов. У него из-за плеча выглядывало любопытное личико Хлои.

– Обещанные работники готовы, сир. Желаете покомандовать? Големы с Первого по Тридцатый, повинуйтесь этому человеку, как мне! Сир, их нужно отвести за околицу и поставить на транспортер.

– Что ж, я довольно редко покидаю замок, неплохо бы и размяться. Стража, открыть ворота! Големы, шеренгой по трое из замка выйти!

– С правой ноги! – быстро добавил Тобиус.

Угловатые фигуры из красноватой обожженной глины выступили из замка и строевым маршем прошагали вон из деревни. Следом шли отрекшийся король, опираясь одной рукой на трость, а второй на дочь, двое стражников и волшебник. Когда они добрались до транспортера, распугав нескольких буренок по пути, Тобиус погрузил на него первый десяток големов и произвел все необходимые настройки, затем он вынул из сумки зеркальце, одно из тех артефактов связи, которые умел делать, и связался с шахтой. Тамошние батраки по очереди носили второе зеркальце с собой, потому что брату Марку нельзя было доверять такие вещи. Несмотря на то что простолюдин жутко нервничал, он смог правильно выполнить указания, и вскоре все три десятка големов оказались переброшены к шахте. Еще два часа ушло на то, чтобы объяснить батракам, как именно надо управлять ими, как к ним обращаться, чего ожидать и что делать, если после озвучения приказа голем продолжает стоять как вкопанный.

– Нужно перенаправить часть древесины от лесозаготовочной базы сюда, на балки и прочие перекрытия, – сообщил брат Марк. При его приближении изображение в зеркальце зарябило, и звук исказился. – Чертежи готовы, я оформлю описание заказа, чтобы работники лесопилки знали, какие именно мне нужны габариты частей.

– Само собой, все сделаем.

– И еще кое-что, чар Тобиус. Скажите, появились ли те, кого я ждал?

Тобиус помрачнел и скривил губы:

– Я не вижу, право, достойных оправданий тому, брат Марк, что вы позволили отправить в наш тихий удел… такое!

– Вы явно меня переоцениваете, чар Тобиус, я никому ничего не позволял, никого не звал и ничего не предлагал. Церковь направила сестру Хелену и ее подопечного подальше от мирской суеты и лишних глаз. В стране неспокойно, Хог-Вуд, ссыльный аллод, оказался лучшим пристанищем. Могу ли я, простой монах, перечить воле Церкви?

– Вы знаете хотя бы, когда они… оно уберется прочь из деревни?

Монах некоторое время медлил с ответом, возможно оттого, что и впрямь его не знал.

– Они покинут нас, когда страсти немного поутихнут. Подопечного сестры Хелены ищут его… сородичи, с коими он находится в размолвке. Церковь дала ему убежище в обмен на помощь кое в чем. Хотя, если спросите меня, скажу, что милосерднее было бы уничтожить его. Но да кто я такой, чтобы оспаривать решения старших.

Тобиус громко скрипнул зубами:

– Хотите сказать, что за ним могут прийти и другие? А мне что прикажете делать? С одним-то справлюсь, но, допустим, пятеро наверняка…

– Это вилами по воде писано, чар Тобиус. Главное, чтобы никто не узнал, иначе поднимется паника, а паникующую толпу усмирить труднее, чем разъяренного дракона. Я могу рассчитывать на вашу помощь?

– Мне это все ох как…

– Церковь может рассчитывать на вашу помощь?

– Будто у меня есть выбор! – вновь скривился волшебник.

Впервые за долгое время у Тобиуса не было неотложных дел. Особенно остро чувствовалась нехватка Эммы. Серый маг удивлялся, понимая вдруг, как сильно успел привыкнуть к неотступно следующей за ним компаньонке, кою он легкомысленно называл своей ученицей. Конечно же магии он ее не учил, это было невозможно, но при этом давал читать умные и редкие книги, налаживая связь и стараясь помочь псевдоантропоморфу создать новую гармоничную личность, а не перелезать из одного шаблона в другой.

Башня опустела, и хмурым осенним днем, когда небеса оплакивали ушедшее лето, это ощущалось особенно остро. Остаток дня был проведен за гримуарами. Волшебник делал записи в собственной книге заклинаний, переносил в нее рисунки и рецепты, изучал ритуалы обращения с хищными духами и особенно с обугленными душами. Когда свечи до конца прогорели и темнота сомкнула челюсти, поглотив кабинет, Тобиус понял, что засиделся. Дождь за окном не прекратился, и волшебник лег спать под его успокаивающую песню.

В ушах тихонько зазвенели колокольчики, Тобиус вскочил, накинул полумантию, взял жезл и вскоре углубился в дебри заброшенных замковых переходов, туда, где сработало растянутое им заклинание Колокольчик. Маг тихо шел в темноте пахнущими пылью и крысиным пометом коридорами, применяя Енотовые Глаза, чтобы не спотыкаться на каждом шагу и не натыкаться на укрытые истлевшим полотном предметы полусгнившей мебели. Он слышал шорохи и ориентировался по ним, укутанный чарами скрытности, часто замирал. Под потолком раздался быстрый цокот, затем звук падения и пронзительный писк. В воздухе вспыхнули светящиеся мотыльки.

Под стеной в десятке шагов от него сидело на корточках спиной к волшебнику чудовище. Из-под натянутой серой кожи выступали ребра, позвонки, заметно торчали из-за костлявых плеч длинные острые уши. Поняв, что его обнаружили, монстр замер, поднялся с корточек и медленно обернулся. Сразу внимание Тобиуса привлекли кривые когти на длинных пальцах, крупный лысый череп с тяжелыми надбровными дугами, измазанная кровью пасть, две узкие вертикальные щели впавшего в череп носа, делавшие существо похожим на летучую мышь, и полное отсутствие половых признаков. В когтистой лапе лежала тушка крупной крысы, из которой капала кровь. Чудовище сильно щурилось и морщилось, непроизвольно показывая длинные клыки.

Волшебник погасил мотыльков.

– Почему вы здесь?

– Ну должен же я где-то быть, – раздалось из темноты совсем близко, – и чем-то питаться, верно?

Волшебник взглянул на ночного охотника сквозь Енотовые Глаза, тот уже выбросил крысу и беззастенчиво слизывал ее кровь с пальцев.

– И как на ваш вкус местные грызуны?

Вампир взглянул из глубины черепа, ухмыльнулся:

– Замена человеческой крови крысиной – это как если ты всю жизнь пил изысканное архаддирское вино, а потом вдруг начал пробавляться ослиной мочой.

– Ой, бедняга. Тем не менее, если вы причините вред хоть кому-то из разумных обитателей замка, у меня найдется достаточно мышьяка, чтобы убить пятерых таких, как вы…

– Я уже привык к угрозам. А за своих обожаемых людей можете не бояться: я прочно сижу на мерзкой крысиной диете.

Каспар Эмиэль Крудус в своем истинном облике запрокинул голову, показывая тонкую шею. Он провел по коже когтем, и Тобиус увидел, как на несколько мгновений в ней, словно вшитое внутрь, засветилось переплетение золотистых линий, образующих нечто наподобие ошейника.

– Сестра Хелена знает, где я и что я делаю, и может в любой момент заставить меня мчаться к ней со всех ног, иначе последствия будут хуже, чем от мышьяка.

Волшебник пристально рассматривал это существо, отмечая, что в процессе перерождения оно лишилось органов размножения, и наряду с некоторыми внутренностями атрофировался и его нос. Вампиры не дышат, а обоняние им замещает так называемый «вкусовой нюх» – словно змеи, они пробуют воздух на вкус, определяя запахи телесных жидкостей, особенно крови. Вампиры превосходно слышат, видят, воспринимают тепловой диапазон, хотя сами остаются в нем незримыми. Перестроенный пищеварительный тракт способен принимать и переваривать только кровь, без которой вампир высыхает и впадает в анабиоз на достаточно продолжительный срок. Все это вкупе с огромной силой, выносливостью и скоростью, а также с врожденными магическими способностями, растущими век от века, некогда делало вампиров одним из опаснейших хищных видов, угрожавших человеческому роду.

– Пройдемся?

– Не откажусь.

Глаза вампира вспыхнули, уродливое обличье всколыхнулось и скрылось под человеческой личиной. Тобиус сделал небольшое усилие, и его взгляд проник сквозь нее. Каспар Эмиэль Крудус это почувствовал:

– У вас хорошее чутье, чар Тобиус. Далеко не каждый маг без предварительной подготовки сможет почувствовать присутствие вампира. И глаза у вас особенные. Среди моих сородичей ходит убеждение, что маги с такими глазами видят мир гораздо яснее прочих носителей Дара.

– М-да, вот такой я есть замечательный. Можно вас расспросить?

– Я буду счастлив ответить на любой ваш вопрос, – не разжимая губ, улыбнулся вампир.

– Сколько вам лет?

– Тридцать три живых и сто двадцать мертвых.

Они вышли в скупо освещенный двор, под дождь.

– Как это произошло?

– Как у всех, полагаю. У меня забрали часть моей крови, а вместо нее дали часть чужой. Моего создателя звали Эмиэль.

– И его первое имя – ваше второе.

– Верно, старый обычай наследования родительских имен.

– В мире есть вампиры, чье второе имя Каспар?

– Может быть, и есть, но к их появлению я непричастен. Как вампир я еще сравнительно молод, и дозволения плодиться у меня нет. Как и желания, будьте уверены.

Они остановились у колодца. По стенам передвигались стражники, время от времени покрикивавшие друг другу, но двоих во дворе они не замечали. Не могли заметить, потому что Каспар Эмиэль Крудус не желал этого.

– Что вы умеете? – спросил Тобиус.

– Как я уже говорил, я травник, аптекарь, неплохо разбираюсь в человеческой физиологии.

Шутка не прошла, волшебник, убийственно серьезный и сосредоточенный, не соизволил изобразить даже тени улыбки.

– Немногое, – уже серьезно ответил вампир, – какие мои годы? Гипноз, отвод глаз, ложный облик, вот, пожалуй, и все.

– Негусто.

– Знаю. Чтобы стать сильнее, нужно много лет и много крови, особенно густой, предсмертной крови, той, с которой выходят последние капли жизни. Они имеют крайне большое значение.

Ложное лицо вампира слегка деформировалось в сторону его истинного лица. Тобиус отчетливо видел это в полумраке.

– Я же, признаюсь, по возможности не убиваю своих жертв.

– Какой благородный вампир, просто обнять вас хочется и расцеловать.

– Не надо сарказма, чар Тобиус, это большой соблазн, которого людям не понять. Все смертные страсти меркнут перед желанием вытягивать жизнь до последней капли.

Они стояли молча, слушая дождь и голоса стражников, пока Тобиус не заговорил опять:

– Я заметил, что у вас есть когти. Необычно, если известные мне атласы нежити не лгут.

При слове «нежить» вампир поморщился. Существа его вида сами употребляли это слово относительно всего немертвого, то бишь к мертвецам, коих считали ниже себя, начиная с недоносков и кончая беспокойниками, но для самих вампиров это слово было крайне оскорбительным, как «недомерок» для гнома, «жаба» для гоблина или «низок» для невысоклика. Впрочем, Каспар Эмиэль Крудус не стал поправлять, а лишь улыбнулся:

– Действительно, моим сородичам уже давно не нужно иметь когти, чтобы удерживать добычу или рыть в земле ямы для дневного сна. Однако изредка подобный атавизм проявляется в наиболее древних династиях.

– А вы из древней династии?

– Наша родословная восходит прямо к Карохашу, без промежуточных звеньев.

– Неужели к самому королю? – На этот раз Тобиус был действительно заинтересован. – Но разве не все инджэн произошли от него?

– Вы неправильно произносите это слово, нужно тянуть последнюю гласную. Можете говорить «сарди́», если угодно, так нас называют на островах Аримеадского архипелага. Да, все мы происходим от него, но сам Карохаш основал лишь одну крохотную династию, позже позволив старшим детям стать родоначальниками собственных. До нашего времени из девятнадцати изначальных династий просуществовало семь. Тягаться с Гроганом, а после и с фанатиками-амлотианами в совершенствовании методов истребления оказалось слишком уж сложно, многие не осилили. Более молодые династии основаны на ровном месте и не связаны со старыми живой кровью, а это падение престижа. Лишь непрерывные линии родословных находятся в цене. Дискриминация в обществе вампиров основана на генеалогии точно так же, как в обществе людей.

– Ясно… и как же вы, такой родовитый, оказались на поводке у доброй сестры Хелены?

– Пошел против семьи.

– Ага… и теперь они, наверное, вас ищут?

– Бесспорно.

– И они не в духе?

– В бешенстве, скорее уж.

– И когда они вас найдут, они не будут с вами любезны?

– О, я предпочту увидеть солнце, нежели дорогих родственников.

– И возможно, найдя вас, они изольют часть своей злобы на тех, кто будет около вас?

– О, это крайне сомнительное предположение. Мои родичи, скорее всего, будут очень рады, что добрались до меня, и решат устроить пир по этому случаю.

– И брат Марк позволил притащить вас сюда.

– Не знаю уж, зависело ли что-нибудь от этого вашего брата Марка. Нам остается надеяться, что этот тихий, забытый всем миром уголок останется таким же тихим, и никому не взбредет в голову искать меня здесь. По крайней мере, пока сестра Хелена рядом, им меня не учуять. Спокойной ночи, чар Тобиус, до гроба я доберусь сам.

Волшебник посмотрел на небо, переставшее дождить, и обнаружил, что ночной рейд по замку и беседа с вампиром отняли у него всю ночь.

Сам же кровосос успел растаять в холодном воздухе.

За окном стояло раннее хмурое и холодное утро, которое больше всего в мире располагало к неподвижному лежанию под теплым одеялом. Тобиус не спал ночью, а оттого идти и открывать дверь в ответ на настойчивый стук совершенно не хотелось. И все-таки маг сделал это, высунувшись навстречу солдату замковой стражи.

– Простите, чар, беда случилась, и вас просят немедленно прибыть к его милости! Немедленно!

Ругнувшись, волшебник в мгновение ока метнулся наверх, накинул мятую полумантию, схватил сумку и жезл. Слуги бросались к стенам, а стражники заранее открывали двери, когда он несся по коридорам Райнбэка.

– Сир, прибыл по приказанию! – выдохнул Тобиус, вбегая в раскрытые двери большого чертога.

Отрекшийся король восседал в своем кресле, принцесса молча выглядывала из-за его спинки, а справа от стола стояли двое, которых Тобиус еще ни разу прежде не видел.

Первый был человеком, очень высоким и жилистым. Такими люди становятся, живя под палящим солнцем, которое вытапливает весь жир и оставляет не особо толстые, но очень сильные мускулы. Лицо его портили шрамы и недобрые глаза, как у кого-то скорого на расправу. Более примечательна была его одежда, а именно: серый плащ-палатка из плотного войлока со множеством складок и пуговиц, укорачивавших его для удобства ношения, и широкополая кожаная шляпа.

Вторым незнакомцем был гоблин. Этот невысокий обладатель длинного горбатого носа, еще более длинных узловатых пальцев, острых ушей, вежливой острозубой улыбки и жадных темных глаз был плотно сложен и одет неярко, но добротно, по-походному. Только на пальцах поблескивало несколько внушительных перстеньков, говоривших о состоятельности сего господина.

– Вы вовремя, чар. Господин Зигрин, изложите волшебнику то, что вы только что излагали мне.

– Я – Зюзий Зигрин, – представился на идеальном ривенском гоблин, – вольный торговец и путешественник. Рядом стоит мой телохранитель и компаньон месье Жакар. Не так давно мы имели удовольствие откликнуться на предложение о взаимовыгодном сотрудничестве с сиром Бейероном. Как и было оговорено, в придорожном трактире «На вересковой пустоши», что в нескольких днях пути по дороге Елей отсюда, произошла встреча с человеком, назвавшимся Мартином Гофером, который взялся проводить нас, собственно, сюда, в Хог-Вуд. По пути мы остановились заночевать на придорожном постоялом дворе недалеко от города Хогсдальн, где на нас напали. Нам с моим компаньоном удалось отбиться, но господин Гофер и те, кто сопровождал его, сын, насколько я понял, и некая Эмма, попали в плен. Освободить их у нас не было шанса, а посему мы поспешили к вам, благо господин Гофер заранее подробно описал дорогу.

Длинные зеленые пальцы потихоньку мяли широкополую кожаную шляпу, без которой ни один нормальный гоблин ни за что не появился бы на людях в дневное время.

– Видишь, Тобиус, что получается? – хмуро обратился к придворному волшебнику Бейерон.

– Вижу, сир. Люди Гогенфельда схватили Гоферов и Эмму. Генерал Бальден еще не вернулся с удаленных учений, у нас нет ни людей, ни оружия, ни плана, ни времени.

– Рад, что ты воспринимаешь сложившуюся ситуацию трезво. А теперь… куда ты пошел?

– Переговорить с собратом по Дару, сир.

– Ты понимаешь, что это будет очень опасно?

– Они взяли мое, – ответил Тобиус так, что присутствовавшим послышался звук рассекающего воздух кнута. – Гогенфельд или это Мальвар Рыжий, не суть важно. Моих подопечных. Я никому не позволю так поступать со мной, я никому ничего не отдам. К тому же двое волшебников всегда могут договориться – мы не чужды дипломатии.

Он не смог сдержать напряженной улыбки, но уж лучше пусть Бейерон видит ее, чем вскипевшую в крови волшебника ярость.

С утра вновь зарядил сильный дождь. Выйдя на стены, маг оттолкнулся от камней и взмыл под низкое черное небо: ориентируясь исключительно по внутреннему чувству направления, он отправился в Хогсдальн. Мгновенно вымокший до нитки, он подстегивал Крылья Орла, летя все быстрее и быстрее. Потоки дождя стали бить по нем, причиняя ощутимую боль, которую приходилось игнорировать, ибо любые барьерные заклинания в полете снизили бы скорость до мизера.

Башни и стены Хогсдальна, внезапно выплывшие из-за дождевой пелены, показались темными колышущимися призраками. Маг завис над городом, держась подальше от замка, окутанного системой защитных чар, светящейся и потрескивающей под дождем. Он медленно спустился на одну из бесчисленных черепичных крыш и прильнул к ней, стараясь не соскользнуть. Легчайшая иллюзия сделала его похожим на клок тумана, хотя настоящего тумана в городе пока было мало. Несмотря на непогоду, улицы не остались без присмотра слуг закона. Затаившись, Тобиус ждал приближения очередного патруля – то были десять стражников, из коих семеро имели алебарды, двое вооружены арбалетами, а единственный офицер нес на поясе короткий палаш. Они топали по брусчатке в свете ручного фонаря и вещали о том, что лучше бы жителям закрыть все окна и ставни. Тобиус мягко спустился на землю за спинами стрелков, замыкающих колонну, и арбалетчики осели, испытав воздействие чар Обморока. Остальные стражи правопорядка этого даже не заметили. Используя жезл, как булаву, маг ринулся в бой, с рядовыми он разделался довольно быстро, и вскоре офицерский палаш сломался, встретившись с жезлом.

– Только заори – до конца жизни будешь на болоте мух жрать! – пригрозил Тобиус, тыча в сержанта светящимся позолоченным набалдашником. – Где держат заключенных, схваченных недавно?

– К-каких?

– Крупный мужчина средних лет, очень крупный молодой мужчина и высокая женщина с белыми волосами и красными глазами! Где они, отвечай, или глаза выдавлю и проглотить заставлю!

Бледное от бешенства и влажное от дождя лицо мага с прилипшими к коже прядками волос не оставляло сомнений в том, что и выдавит и заставит.

– Не знаю! – Стражник слепо попятился, пытаясь нашарить кинжал в поясных ножнах.

Тобиус немедленно наслал на него Резь, и бедолага с тихим стоном схватился за живот.

– Хватит! Пожалуйста! – взмолился сержант. – Они в судебной темнице!

– Где она?

– На площади перед замком, против здания городского суда! Ну прекрати же!

Оглушив сержанта, Тобиус обратил взгляд в сторону высящегося над городом замка. Как ни странно, но на пути не встретилось больше патрулей, даже когда маг шел по центральным кварталам. Он вышел на площадь, где располагался небольшой, но престижный в Хогсдальне рынок. Справа стоял особняк городского суда, слева же высилась угрюмая каменная коробка судебной темницы. Половину площади занимали пустующие прилавки, покинутые торговцами, а другая половина, та, что ближе к замку, была и вовсе свободна от них. Тобиус посмотрел на небо и напомнил себе, что сейчас день, хотя чернота монолита грозовых облаков пыталась убедить его в обратном.

Он решительно направился к темнице, вынес обитые железом ворота и быстро разобрался со стражниками, несшими там караул. Найти старосту и его сына труда не составило, благо камер в темнице была всего дюжина и большинство пустовало.

– Чар Тобиус? Что вы делаете здесь? – донеслось тревожное.

– Я пришел за вами. Тобиуш здесь?

– В соседней камере.

– Отойдите от двери и встаньте где-нибудь в углу, пожалуйста.

Дверь слетела с петель, из поднявшегося облачка пыли вышел, сильно щурясь, Мартин Гофер-младший. Освободив Тобиуша, волшебник двинулся к следующей камере.

– Чар Тобиус, когда нас сюда вели, ученицы вашей уже не было. Во время драки она внезапно потеряла сознание, мы хотели добраться до нее, чтобы вместе в Хог-Вуд прыгнуть, но не успели: схватили нас. И больше мы ее не видали.

Волшебник сжал кулаки и тихо ругнулся на невысокликов манер.

– Вы знаете, где ваши вещи?

– Должны быть рядом с комнатой коменданта, нас там допрашивали.

Конфискованные вещи нашлись почти сразу: верхняя одежда, броня, оружие, сумки. Даже светящиеся палочки телепортационных артефактов были на месте.

– Теперь слушайте меня внимательно. Мы выйдем из здания, и вы побежите прочь от замка изо всех сил! Два квартала! Нужно отбежать от замка на два квартала, чтобы беспрепятственно телепортироваться обратно в Под-Замок!

– А как же вы?

– Я без Эммы вернуться не могу. Если она сейчас в замке, то я буду брать его штурмом.

– Я тоже пойду! – воскликнул Тобиуш, вскидывая меч.

– Нет! – отрезал волшебник. – И пререканий я не потерплю! Идите за мной.

Когда они выбрались из судебной тюрьмы, все пути к отступлению были перекрыты тройным кольцом стражи, на крышах близлежащих зданий засели арбалетчики. Тобиус немедленно поднял Щит и перехватил жезл так, чтобы всем было видно, что он маг.

В воздухе зажглись два больших эфемерных глаза, между которыми забегали трескучие ломаные молнии.

– Я – Мальвар Рыжий, – пророкотал бесплотный голос, – и сейчас вы в моей власти. Простолюдины будут отпущены на волю, если волшебник останется, таково мое слово! Каков будет ответ?

– Согласны! – без заминки выкрикнул Тобиус. – Но сначала поклянись именем Джассара, что они беспрепятственно покинут город!

– Чар Тобиус, вы не имеете права решать за нас! Мы вас не бросим!

– Клянусь именем Джассара, – провозгласил голос с явным раздражением, – что простолюдины уйдут целыми и невредимыми.

– Не сметь мне перечить! – рявкнул серый маг, сверкая глазами. – Вы отправляетесь домой!

Его лик был страшен, любое пререкание грозило отозваться бурей ярости, и это напугало Гоферов больше копий с арбалетами.

– Господь-Кузнец да не оставит вас, чар Тобиус, – тихо молвил староста.

– Передайте там, чтобы приготовили бинтов и лекарств, я вернусь сильно побитым, но вернусь, не сомневайтесь.

По приказу Мальвара солдаты городского гарнизона ретировались, а бывшим пленникам была дана воля, и они поспешили убраться прочь. На площади под сильным ливнем остались лишь двое.

Мальвар Рыжий действительно был рыж, он имел широкое щекастое лицо с маленькими глазами, обрамленное курчавой бородой, и объемистое пузо, натягивавшее ткань дорогой мантии; на пальцах-сардельках плотно сидели перстни, а на широкой груди покоился массивный медальон с символами круговорота стихий, что было дурным знаком. Стихиарий опирался на посох с продолговатым ромбовидным камнем в навершии и медленно шагал по направлению к Тобиусу, укутанный в собственный сухой микроклимат.

Он стукнул посохом о землю, и над площадью полыхнул купол магического барьера. При этом дождь не перестал, что значило – барьер мог пропускать материю внутрь, но вырваться из него вовне наверняка было не так просто. Следя за линиями потоков гурханы, серый волшебник понял, что купол замкнут на своем создателе, а следовательно, не поборов Рыжего, свободы он не получит.

– Мне неприятно этим заниматься, но Гогенфельд жаждет крови, а мы, как известно, всего лишь слуги. Ничего личного.

Тобиус не ответил ни слова.

Мальвар Рыжий резко выкрикнул несколько слов, пробуждая формулу призыва водного элементаля. Огромная фигура из колышущихся прозрачных потоков поднялась над землей и направилась к Тобиусу. Серый маг ринулся в сторону, не сводя глаз с оппонента. Элементаль атаковал, Тобиус выбросил вверх руку, и кольцо с заключенным внутри духом бурана исторгло струю холода, превращая духа стихии в ледяную скульптуру, которая разбилась вдребезги секундой позже. Тобиус силой мысли подхватил несколько ледяных осколков и метнул их в Мальвара, который молниеносно превратил твердую воду в облако водорода, обратил его вспять направленным потоком воздуха и взорвал, едва не убив Тобиуса.

Еще три водных элементаля поднялись с мокрой земли и атаковали серого мага. Один из них превратился в живой водоворот, второй принял облик извивающейся змеи, третий уподобился своими очертаниями огромному человеку. Тобиусу пришлось бежать от водоворота, пока дорогу не преградил «змей». Не сбавляя скорости, он ударил Молотом Пустынного Песка, который уничтожил структуру водяного «змея» и поглотил влагу, из которой состояло его тело. Тобиус перескочил через оставшуюся в итоге полосу жидкой грязи, но на его пути встала другая водяная фигура. Волшебник метнул Огненное Копье, которое попало элементалю в грудь, и тот стал разваливаться, исходя оглушительным шипением и паром. Пока что драться было несложно: Мальвар призывал духов стихий, не привязывая их к стабилизирующим артефактам, и те отправлялись обратно в родные плоскости бытия от любой более-менее сильной атаки. А это значило, что три жидких болвана нужны были лишь для отвлечения внимания, подумал Тобиус и метнул в водяной смерч Топор Шааба, уничтоживший элементаля в мгновение ока.

Мальвар Рыжий сидел в стороне от происходящего на корточках. Вода отхлынула далеко от его ног, а на пятаке сухой земли он уже закончил выстраивать огромный круг призыва. Рыжий отразил Огненную Стрелу Щитом Кудулы и гаркнул несколько слов, пробуждая магию в круге, – земля дрогнула и вздулась горбом под его ногами. Камни брусчатки сливались один с другим, образовывая растущий на глазах монолит с двумя толстыми, мощными ногами и длинными ручищами. Элементаль земли, воплощенный в образе камня, достиг тридцати футов роста, и на плечах его вместо головы расположилась маленькая фигурка волшебника.

– Положи на землю жезл и сними кольцо!

Вместо ответа Тобиус метнул Воющий Клинок – каменная стопа едва не раздавила его в следующее мгновение, и серый волшебник бросился прочь зигзагами, уходя от ударов боевых заклинаний.

Он ворвался в пустующие торговые ряды и, пробежав несколько десятков шагов, бросился в сторону. Пришлось прятаться под мясным прилавком и ждать, пока земля прекратит вздрагивать от шагов элементаля.

– Решил скрыться от меня? Хочешь быть мышью в норе? Пожалуйста! У меня вдоволь времени, и я подожду!

Тобиус удивился – он думал, что элементаль двинется давить хлипкие торговые лотки. Волшебник посмотрел под ноги и увидел, что вода поднялась до щиколоток. Немудрено: ведь купол пропускал внутрь потоки дождя и не выпускал наружу ни капли. Хотя это было совершенно все равно, мысли Тобиуса занимали огромный элементаль и Мальвар, остававшийся в недосягаемости, восседая на своей каменной громадине.

Серый маг открыл книгу заклинаний и попытался вспомнить абсолютно все, что знал о земляных и каменных элементалях, – они устойчивы для молний или огня, не боятся обычных боевых заклинаний и, как и любые элементали, имеют иммунитет к заклинаниям, основанным на их собственной стихии. Тобиус подумал, что неплохо было бы достать Мальвара метким боевым заклинанием, но, увы, из всех таких чар самым метким и быстрым, что он мог применить, была Молния, которая в условиях повышенной влажности становилась опасна для самого создателя. Огненные заклинания теряли солидную часть силы и замедлялись по той же мокрой причине. Вот если бы не лил дождь или если бы он сам был таким же сухим, как Мальвар… который мастерски держит вокруг себя сухость с самого начала… Тобиус вздрогнул, ибо понял вдруг, какой капкан расставил для него городской маг.

Он пролистнул страницы и нашел заклинание Каучукового Пузыря, не очень сложное, но еще неосвоенное. С большим трудом, растрачивая гурхану, Тобиус создал целых три Каучуковых Пузыря, а потом, крепко зажмурившись, досконально представил себе круг элементарной трансмутации и провел преобразование по памяти. Это было тяжело, потому что магия элементов никогда особо ему не давалась. Под воздействием трансмутации близстоящие лавки перестали существовать, их древесина деформировалась и превратилась в десяток металлических штырей в человеческий рост, заостренных с одной стороны. Новый громовой раскат придал Тобиусу решимости, и волшебник бросился обратно.

Стихиарий, успевший отвести своего гиганта к краю площади, за то время, пока Тобиус прятался, воздел посох к небесам и стал читать заклинание, от каждого слова которого ливень крепчал, а гром рокотал громче. Тобиус, когда почувствовал, что кульминация заклинания близка, с помощью телекинеза метнул в корпус элементаля семь заготовленных штырей-копий, а три оставшихся вонзил в различные участки земли под куполом. Мальвар закончил заклинание, и тучи, трясущиеся в каком-то безумном припадке, готовились исторгнуть Посох Короля Туч. Взлетев над водой, серый маг натянул на себя все три Каучуковых Пузыря одновременно и завис, сжавшись в комок. Мир затопили белый свет и грохот, земля застонала, воздух запах озоном и ужасно затрещал. Посох Короля Туч опустился на землю.

Когда Мальвар создал сдерживающий купол, Тобиус подумал, что стихиарий хочет обезопасить город и горожан от возможных разрушений; когда Мальвар призвал слабых водяных элементалей, Тобиус подумал, что его отвлекают от создания сильного земляного элементаля. Он кругом ошибался. Мальвар все приготовил заранее, накликал грозу, заманил Тобиуса на свою территорию, построил купол, который наполнился водой, и призвал Посох Короля Туч, заклинание страшной силы, не чета обычным волшебным молниям, которые можно разбрасывать горстями. Трудно призвать его, не будучи в дружбе с духами воздушной стихии. Он рассчитывал, что удар Посоха распространится по всему импровизированному водоему и убьет Тобиуса, где бы тот ни прятался, пока сам Мальвар отсидится в безопасной сухости на земляном элементале, который защитит его от электричества.

Когда шипение и треск стихли, серый маг смог наконец открыть глаза. Из трех Каучуковых Пузырей остался один-единственный, изрядно потрепанный, но еще годный для применения. Магического купола больше не было, и густой пар свободно распространялся вокруг. Полуразрушенный элементаль вынырнул из него, нанося удар и заставляя Тобиуса ринуться прочь. В его корпусе еще торчали раскаленные железные прутья, которые притянули к себе разряд молнии, провели его по каменному телу в землю, где электричество заземлилось и разошлось по трем штырям, торчавшим тут и там. Хотя земляные элементали и имели защиту от небесного огня, Мальваров великан сильно пострадал, растрескался, его тело нагрелось от засевших в нем прутов раскаленного металла, а ледяной дождь сделал горячий камень хрупким. Тобиус ударил Звуковым Резонансом по своим громоотводам, заставив те завибрировать, и каменное тело раскололось.

Мальвар, когда его план не сработал, выжил лишь потому, что природная предусмотрительность заставила и его использовать несколько Каучуковых Пузырей, а основной удар принял на себя элементаль. Пар немного рассеялся, и Мальвара Рыжего стало видно – он атаковал целой россыпью трескучих Шаровых Молний, которых серый маг частью принял на Каучуковый Пузырь, а частью отвел. Тогда стихиарий направил на Тобиуса посох, из набалдашника которого вырвался тоненький, как нитка, луч зеленого света. Это был промах: Мальвар плохо стоял на ногах, и луч сначала коснулся земли перед ногами Тобиуса, отчего тот совершил резкий скачок в сторону. Там, где луч соприкасался с материей, немедленно происходила неизвестная элементарная реакция, и все обращалось в зеленую кристаллическую массу, щетинящуюся иглами.

Избегая такой участи для себя, Тобиус сотворил несколько иллюзорных двойников и, отвлекая ими внимание врага, пошел на сближение. Мальвар поздно понял, что его провели, и вынужденно вступил в навязанный рукопашный бой. Волшебники Ривена обычно гнушались рукоприкладства, но если доходило до такого, то могли дать фору своим собратьям из любой другой магической школы Вестеррайха. Мальвара, так же как и Тобиуса, обучали бою на любом древковом и дробящем оружии, на копьях, алебардах, булавах и шестоперах.

Маги сцепились, осыпая друг друга ударами, и Мальвар мастерски орудовал посохом, ему не мешала даже грузность, но действовал он из-под палки, исполняя поручение, которое ему не нравилось, и вообще его планы вышли ему боком. Тобиус, в свою очередь, лучше пережил удар молнии и, что еще важнее, был злее. Ярость бушевала в нем, застилая глаза белым огнем ненависти, из-за сцепленных зубов рвался сдобренный слюной рык. Жезл наконец достиг головы Мальвара, и стихиарий упал, теряя посох. Тобиус оказался сверху, отбросил свой артефакт и сдавил толстяку горло. Продолжая душить Мальвара, он раздельно выплюнул:

– Для! Меня! Это! Все! Очень! Лично!

Мальвар посинел и тонко захрипел, его глаза стали закатываться, а из разбитой головы текла кровь. Лишь потому голова его не смялась скорлупкой от удара жезлом, что тот прошел по касательной, да и сами кости были упрочнены углеродом – как и у всех ривенских магов.

Серый волшебник наконец вернул самообладание. Сражаясь, он лучше владел собой, иначе погиб бы очень быстро, но победив, позволил ярости на время взять верх.

– Где вы держите Эмму?

Рыжий ответил не сразу: он глотал саднящим горлом воздух и громко сипел. Тобиусу пришлось повторить вопрос.

– …Кого?

– Высокая женщина с короткими белыми волосами, которую схватили в ту же ночь, что и людей из Хог-Вуда! Отвечай, где она, или, клянусь, я тебя убью!

– Ее здесь нет! – заверещал Мальвар, неуклюже пытаясь отползти. – За ней пришел хозяин и забрал в ту же ночь!

– Какой хозяин? Де ля Ратта?!

– Что?! Этот жалкий малефикарум? Нет, конечно! Ее хозяин! Ее создатель!

– Подробнее! – потребовал Тобиус, давя Мальвару на грудь.

– Хорошо, хорошо! Я стараюсь ни во что не лезть, но мой наниматель испачкан в чем-то таком, к чему я бы и двадцатифутовой палкой притрагиваться не стал! Я не знаю имен, но некоторые из тех, с кем он ведет грязные дела, – волшебники! Гогенфельд знал, что ваши люди пройдут рядом с Хогсдальном, и прислал сюда незнакомого мне мага, который должен был забрать морфа. Она упала в обморок по одному его слову, понимаешь?.. – Мальвар закашлялся. – Они… они уехали той же ночью, на восток, кха-кха… по дороге Елей!

Тобиус выпрямился, подобрал жезл и пошел прочь. Крылья Орла вскоре подбросили его в воздух, и он полетел вверх, к расширяющейся прорехе в пелене только-только закончивших плакать туч. Маг смог подняться над ними и оказался в царстве дневного света. Это было прекрасно.

Он полетел на восток над широкой дорогой Елей, которая дальше, изгибаясь в северном направлении, сливалась с Королевским трактом, как и почти все дороги в Ривене.

Постоялый двор был ярко освещен и привлекал к себе внимание в ночи – единственный источник света на несколько лиг вокруг. Изнутри лилась музыка, и даже на большой высоте слышались поющие голоса.

Тобиус спустился, спугнув конюших и разозлив брехливого пса, обошел будку туалета и вошел в трехэтажный каменный дом. Общий зал был велик, и хотя облепленные фестонами застывшего воска сальные свечи сильно чадили, видимость сохранялась хорошая. Мало кто обратил внимание на высокого растрепанного и явно усталого молодого мужчину, который появился посреди ночи. Музыканты выводили веселую трель, а на длинном столе, радостно хохоча, плясали две подвыпившие девки. Публика, как мужская, так и женская, подбадривала их криками и хлопками.

Осмотревшись сквозь Истинное Зрение, волшебник обнаружил в зале лишь одного носителя Дара помимо себя. Тот сидел за отдельным столом в компании троицы по-дорожному одетых людей. Форма глаз говорила о том, что этот маг был родом из Индаля; худое и плоское лицо имело сероватый оттенок, длинные прямые волосы, частично собранные на затылке в заколотый пучок, были абсолютно белы, как и просторное индальское одеяние с широкими рукавами и длинными полами. Он держал во рту трубку с тонким прямым мундштуком и маленькой бронзовой чашей, какие традиционно использовались для курения наркотика, известного как шифал.

– Это ты забрал Эмму? – спросил Тобиус, хотя не нуждался в ответе. Он чувствовал свою непутевую ученицу под одним из дорожных плащей с низко надвинутым капюшоном.

Индалец не сразу соизволил обратить к нему свой лик, медленно выдохнул дым и вынул трубку изо рта.

– Эмму?

– Ее.

Индалец скосил глаза вправо, замер, а потом засмеялся, показывая плохие зубы всех оттенков бурого. Глаза у него были странными, и не форма их смущала, а сами глазные яблоки – склеры их чернели, в то время как зрачок имел ровный белый цвет.

– Эмма? Это ты придумал? Смешно! Иди вон, дуйе-эмо, я отпускаю тебя за то, что ты повеселил меня!

– Я ее забираю!

Индалец вскинул руку, и Тобиусу пришлось отскочить, пробуждая Воющий Клинок и отрубая головы двум атаковавшим его змеям. Обезглавленные белые тела, извиваясь, но не кровоточа, вновь превратились в указательный палец и мизинец восточного мага, целые и невредимые.

– Шалатха, – бросил он.

Двое его спутников поднялись, переворачивая стол, и скинули плащи. Они были такими же беловолосыми, как Эмма, искусственно выращенными псевдоантропоморфами.

Ноги одного из них укутывали какие-то бесформенные тряпки, перевитые бечевкой, которые с треском порвались, освобождая прижатые к голеням длинные тонкие, увенчанные парой кривых когтей, пружинистые ступни с высоко поднятой пяткой, созданные для быстрого бега и прыжков. Мизинцы на руках морфа с хрустом отодвинулись в стороны, и из пространства между ними и безымянными пальцами появились, прорезая кожу, длинные тонкие лезвия.

Музыка стихла, еще когда индалец превратил свои пальцы в змей, а когда один из морфов показал свои скрытые особенности, испуганные до полусмерти постояльцы с воплями бросились кто куда. Многие спрятались под столами, но самые отчаянные прыгали в окна и ломились через двери наружу.

Морф стал обходить Тобиуса справа. Его собрат стоял на прежнем месте, таращась на серого мага белесыми глазами, пока вдруг не раскрыл рот. Тобиус пробудил Щит Кудулы, полагая, что его хотят атаковать заклинанием, но ошибся – горло морфа раздулось, из-под его языка вылез какой-то скользкий отросток, и серый маг почувствовал боль в животе и груди. Отросток морфа-стрелка выстрелил еще тремя шипами, и новый залп Тобиус принял уже на Щит, одновременно отправляя Шаровую Молнию в морфа-рукопашника. Тот совершил головокружительный кульбит, спасаясь от магического снаряда, Тобиус подхватил телекинезом один из столов и метнул в него, но прыгун рассек стол на лету, оттолкнулся от одной из его половинок в прыжке, совершил сальто, приземляясь рядом, и едва не снес магу голову. Стрелок продолжал осыпать Тобиуса шипами, его подъязычный отросток постоянно дергался, исторгая снаряды с тихим «шурх», и волшебнику приходилось разделять внимание. Изогнутые лезвия плясали перед лицом, рукопашник все наступал и в конце концов достал Тобиуса ударом когтистой ноги в грудь. Преодолевая парализующую боль, тот ответил Толчком, а затем сразу же добавил Паралич, но это не возымело действия. Пока рукопашник поднимался из обломков мебели, Тобиус метнул в стрелка Огненное Копье. Тот даже не попытался уклониться – заклинание прошило его насквозь, воспламенив одежду, но он продолжал стрелять. Рукопашник пошел на сближение зигзагами, стремительный и ловкий, как мангуст. Тобиус зарычал, ударяя заклятием Внутренний Вакуум, которое не имело зримых проявлений до тех пор, пока жертва не взрывалась изнутри. Все вокруг оказалось покрыто зеленой кровью. Стрелок продолжал стоять как ни в чем не бывало, огонь уже съел большую часть его одежды, но само искусственное тело почти не обгорело. Тобиус ударил по нем Железным Вихрем, который покрошил морфа в зеленый фарш.

Индалец, флегматично раскуривавший трубку, приподнял белую бровь и выдохнул густой дым.

– Жаль, не самые худшие были образцы. Впрочем, они и не предназначались для борьбы с волшебниками. В отличие от нее.

– Отпусти ее!

– Не могу! – внезапно закричал белоголовый, чье нездоровое лицо перекосило от злобы. – Этот неодушевленный предмет создан мной! Это моя собственность! Моя вещь! Я не могу ее «отпустить», как не могу отпустить свою одежду или стул, на котором я сижу! В нее было вложено много сил и ресурсов, так что я не собираюсь с ней расставаться! Убей его немедленно!

Эмма поднялась с места рывком, как марионетка, которую слишком резко дернули за веревочки. Стали видны ее глаза, такие же пустые и бессмысленные, как у других морфов. Из рукавов показались стальные когти, отблески свечных огоньков ярко сверкнули на них, когда она рывком приблизилась и ударила. Почти. Израненный Тобиус не почувствовал новой боли – клинки замерли в половине дюйма от его кровоточащего живота.

– Как ты смеешь не слушаться меня?! – прошипел индалец, темнея лицом и вставая. – Я приказал тебе убить его! Немедленно! Ну?!

– Она этого не сделает, – вместо Эммы ответил Тобиус, видевший, как по ее лицу текут слезы.

– Я не могу! – громко закричала она. – Я не могу!

Сначала на лице хозяина Эммы отобразилось бессилие поверить в то, что он услышал, но следом незамедлительно пришла ярость.

– Бесполезная кукла, – выплюнул индалец. Его пальцы, увенчанные длинными ногтями, в несколько стремительных рывков сплели заклинание, а затем он резко дернул правой рукой, и правая рука Эммы повторила его движение.

Когти вошли Тобиусу в живот. Белоголовый вскинул другую руку, заставляя псевдоантропоморфа повторить и это движение, но Тобиус, скуля он невыносимой боли, прижал Эмму к себе и ударил по врагу Испепелением. Тот лишь рассмеялся, когда заклинание испепелило часть зала за его спиной. Фигура индальца стала эфемерной, полупрозрачной, как фантом, что не мешало ему управлять своим творением. Маг пошевелил пальцами, и стальные лезвия в брюшине Тобиуса зашевелились тоже.

– Приготовься к смерти, дуйе-эмо, я-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

С кровью, пузырящейся на губах, Тобиус закончил последнюю словоформулу, и бесплотного волшебника поразила Светящаяся Паутинка. Он потерял контроль над Эммой, его эфемерное тело выгнулось от боли, брыкаясь в призрачных путах, которые не могло порвать, и тогда индалец вновь принял материальную форму, Светящаяся Паутинка тут же лопнула, но Тобиус ударил в него Огненным Копьем. Горящий заживо и дико воющий маг исчез в телепортационной вспышке.

– Эмма… теперь все будет хорошо.

Она рыдала у него на плече, а ее клинки все еще терзали его внутренности.

– Не вынимай их… пожалуйста…

– Не буду, – всхлипнула она, – а то у тебя кишки вывалятся.

– Умничка, – белыми, испачканными кровью губами похвалил волшебник, – не зря я тебя учил… телепортируемся домой так. Посмотрим, что можно будет сделать…

Оклематься Тобиус смог лишь через восьмеро суток, лежа в одной из замковых спален. Его живот был туго перебинтован, и в нем ворочалась боль. Тело казалось слабым и больным, зудела кожа, хотелось пить. Рядом с постелью никого не оказалось, что немного огорчило волшебника.

– Есть кто-нибудь! Эй!

В комнату ворвался Лаухальганда, оглашая помещение радостными мявками. Следом за ним появилась сестра Хелена.

– С возвращением в вотчину божью, чар Тобиус. Рада видеть вас в сознании.

– Где Эмма?

Монахиня улыбнулась:

– Спит. Насилу уложила. Она постоянно сидела подле вас, не ела, не пила и от сна отказывалась, но в итоге такое испытание подкосило и ее силы. Вы всех ужасно перепугали. К счастью, у нас были готовы бинты и мази, а ваше тело проявило огромную волю к жизни.

– Таковы уж мы, мутанты. Я голоден… не только физически. Кажется, вся моя гурхана ушла на то, чтобы организм смог подлатать потроха. – Волшебник ощупал свою перевязку, и на кончиках его пальцев появилось свечение нежно-зеленого цвета. – Внутренние органы пострадали довольно сильно, но не так, чтобы я умер на месте, слава Господу. Внутреннее кровотечение устранено, но в полостях еще осталась застоявшаяся кровь. Она не нужна. Волокна разных органов сращены, надо немного подправить. Круг кровообращения…

– Вы умелый целитель, как я посмотрю.

– Обычные диагностические чары и работа с тканями, больше ничего. В последнее время усиленно штудировал специализированные книги. Недавно восстанавливал брата Марка после обширных ожогов – вот где было настоящее испытание.

Монахиня удивленно подняла брови.

– Я только что понял, что восемь дней валялся без сознания, надеюсь, ваш подопечный не шалил в это время?

– У меня не пошалишь, – ответила женщина, преступно красивая для того, чтобы быть невестой божьей. – А вы должны лежать и отдыхать.

– У меня баронство на плечах, некогда разлеживаться, когда восемь дней… мои зелья!

– Эмма за ними приглядывала. Есть – не ела, спать – не спала, но за вашим котлом приглядывала, не сомневайтесь.

Волшебник с облегчением выдохнул.

– Если обещаете быть послушным больным, я сначала накормлю вас, а потом расскажу, что и как. Сразу предупреждаю, что все в порядке, никому не требуется ваша помощь. Итак?

Вскоре его уже кормили с ложки наваристым и горячим куриным бульоном с размоченным в нем хлебом. Сначала серый волшебник хотел чего-нибудь посущественнее, но когда теплые потоки бульона, попав в желудок, стали причинять боль, он понял, что выбор сестры Хелены очень мудр – желудок, восемь дней не переваривавший пищи, даже столь жидкое кушанье принял с трудом, к тому же часть внутренних органов пострадала во время борьбы.

– В первую очередь… хватит, я сыт! В первую очередь…

– Еще две ложечки, чар Тобиус.

– Я сыт! В перв…

– Две ложечки, – осталась неумолимой монахиня. – За Господа-Кузнеца и сына Его Молотодержца!

– Говорю же – я сыт! Грех есть, если сыт! Есть надо, чтобы жить, а не жить, чтобы есть! Так в священном…

– Всякое яство положено пред человеком милостью Господа-Кузнеца, отказываться от него – значит пренебрегать милостью Его. Давайте, чар Тобиус, в мире столько людей, у которых нет этих двух ложек бульона, а у вас они есть, но вы не цените.

Пришлось доесть.

– В первую очередь хочу спросить: как обстановка в Хог-Вуде? Что происходит?

– Много чего. Генерал Бальден вплотную занялся своими рекрутами, гоняет их кругами, делая перерыв только на обед и сон, а белок тренируют в этой чудно́й выпуклой конструкции неподалеку. Знаете, прежде я уже слышала имя генерала Эразма Бальдена, но не знала, что он такой импозантный кавалер.

– А я не знал, что у Бальдена есть имя, – поделился Тобиус, задумчиво глядя в потолок. – Эразм… Эразм-заразм, нет… Эразм-маразм, вот, уже лучше, Эразм-дуразм… но надо что-то военное… Что еще произошло за время моего отсутствия?

Сестра Хелена часто беседовала с Хлоей, а потому знала, что дела идут. Шахта в лесу дала первое сырье. Поначалу рабочим было трудно справляться с големами, но когда люди усвоили принципы, которые руководили глиняными болванами, дело пошло резвее. Руду переправляли в Хог-Вуд при помощи транспортера, а для сообщения и координации действий между шахтой и деревней использовались магические зеркала. Кузнец Мартел уже начал переплавлять руду в железные слитки, но поскольку деревенская кузница мало подходила для таких занятий, дело у него шло медленно, да и нужных в металлургии добавок не хватало. Гоблин обещал в ближайшее время исправить и это положение. С лесозаготовочной базы была переправлена большая партия бревен для постройки частокола, опять же усилиями ее высочества, которая развела в Под-Замке бурную деятельность. Никто не тревожил жителей деревни в последнее время, даже метание камней по световому периметру ночью прекратилось.

Из коридора послышались шаги, и в спальню заглянула Эмма. Она замерла в дверях, молча теребя какую-то тряпицу.

– Сестра.

– Пойду.

Хелена бросила на волшебника последний взгляд, теплый и приятный, как вкус спелого персика, и удалилась, покачивая широкими бедрами. Эмма тихонько подошла к кровати, нерешительная, будто боясь, что ее сейчас прогонят.

– Тебе лучше, учитель?

– Я жив, и пока что, надеюсь, это обстоятельство не поменяется.

– Тебе… больно?

– Нет, – солгал он, мягко улыбаясь, – мне совсем не больно.

– Я… я так… рада-а-а-а-а-а-а…

Слезы хлынули по ее бледным щекам ручьями. Она плакала, как маленькая девочка, которую дотоле переполняло великое, непосильное, неподъемное горе, внезапно отступившее и оставившее в покое. Эмма рыдала от облегчения, прижимаясь к его груди, искусственная, но живая, думающая и, несомненно, наделенная собственной волей.

– Я тебя никому не отдам, ученица, я же взялся опекать тебя, верно?

Тобиус поправился довольно быстро, его организм с большой скоростью впитывал из окружающего мира гурхану, а сам волшебник практиковал на своем теле все новые и новые целительские техники. Исцеляющие чары давались ему довольно легко, всего десять – пятнадцать раз приходилось начинать чтение словоформ сначала, чтобы наконец добиться результата. Через четыре дня прогресс дошел до целительских заклинаний высокого звена, так как большинство стандартных и продвинутых техник серый маг успешно освоил. Тобиус наконец смог нормально двигаться, никаких головокружений, никакой тошноты и боли. Приходилось напоминать мышцам их предназначение, хотя они упорно притворялись деревяшками.

После инспекции состояния дел в собственной башне волшебник под опекой Эммы отправился на прогулку. Спустившись во внутренний двор, Тобиус не мог не заметить там большого, просто огромного гнезда, устроенного у ворот донжона. Оно пустовало, но внутри нашлось несколько больших белых перьев.

– Это гнездо гусыни гоблина, – сообщила Эмма.

– Она очень большая?

– Громадная! – Эмма сделала страшные глаза. – И злая, как тысяча ахогов!

– Интересно было бы посмотреть вблизи.

– Ой, пока к тебе не вернулась вся прыть, лучше не рискуй. Говорю же – злобная тварь!

Знаменитые гоблинские скаковые гуси славились не только своими размерами, скоростью и выносливостью, но и дурным злобным нравом. Стоило подойти к такому зверю без дозволения или разозлить – одними щипками дело бы не обошлось.

Весь день Тобиус пробыл в деревне, без передышки возмещая ущерб от своего отсутствия. Он латал бреши в защитном периметре из заклинаний, обновлял, заменял, переделывал. Некоторое время он помогал в кузнице варить сталь. Процесс оказался действительно длинным, сложным и совершенно неудобным – сравнительно маленькое помещение не было приспособлено для такой работы.

Вечером, в положенное время, маг вошел в малый чертог, где собралось множество людей, и все поприветствовали его чуть ли не как героя, после чего расселись по своим обычным местам. Бывший король Ривена, внимательно оглядев свое окружение, заговорил:

– Теперь, когда все, включая придворного волшебника, в сборе, нам стоит обсудить несколько немаловажных вещей. Мы уже говорили о некоторых из них, но сегодня пройдемся по ним снова. К сожалению, мастера Зюзия сейчас нет, он направлен по торговым делам, но его присутствия и не требуется. Обстоятельства таковы, что враг предпринял крайне решительные меры. Захват заложников, западня, близость нашего краха. Генерал, докладывай ты.

Бальден поднялся своим любимым способом – молниеносно выпрямился, при этом заставив ни в чем не повинный стул отскочить и нервно пошатнуться на задних ножках.

– С тактической точки зрения умысел врага логичен и ясен! Как ни прискорбно признавать такое, но на данный момент основная военная мощь Хог-Вуда заключена в одном волшебнике. В случае потери данной боевой единицы враг задавит простым превосходством своей магической мощи. С моей стороны предприняты решительные меры по исправлению данного дисбаланса. Одновременно обучение воинскому ремеслу проходят более полутора сотен новобранцев, часть из которых поочередно осваивает верховую езду на белках! Для ускоренного обучения мною применена проверенная схема «три сосунка на одного бывалого». Таким образом, каждый опытный солдат из числа тех достойных воинов, которые прибыли с нами в Хог-Вуд, постоянно обучает воинскому делу и просто солдатскому быту троих новобранцев. Хочу подчеркнуть, что не хватает оружия, формы и нервов, потому как новые солдаты вашей милости отличаются здоровьем тела и скорбностью ума, то бишь дремучие чурбаны! Но это, конечно, мелочи! Армия и из последнего пня неотесанного сделает достойную уважения боевую единицу, дайте только времени и розог! Особенно розог! С размещением гарнизона проблем не возникло, однако с оружием, формой и доспехами надо бы поспешить! Обтесанное дреколье за алебарды не идет никак. У меня все.

Тобиусу не понравилось, что его назвали боевой единицей. Такое отношение противоречило всему, во что он верил, всему, что заставило его бежать от настырных армейских вербовщиков. С другой стороны, Бальден привык мыслить как полководец, коим и является, для него маг – то же артиллерийское орудие, только с более опасным зарядом, так что обижаться на вояку резона не было.

– Господин Гофер?

– У нас все путем, сир! Начали рыть землю под частокол. Однако без брата Марка башни не поставим, уж извините. Провианта на зиму заготовлено с избытком, все сено и всю солому рассовали по амбарам, к приходу холодов готовы.

– Славно, стало быть, до весны обеспечены, и для нового гарнизона тоже провиант есть. Тобиус?

– Уже вернулся к работе, сир.

– Вот и славно. Понимаю, что прошу слишком многого, но мы должны быть готовы к быстрому и решительному натиску до наступления первых холодов. Генерал, на тебе солдаты и разработка плана, господин Гофер, Томас, на вас укрепление Под-Замка. Добыча железной руды потихоньку налаживается, теперь брат Марк нужен нам здесь. Чар Тобиус?

– Отправлюсь за ним в кратчайшие сроки.

– Значит, поручения распределены. Доченька, на тебе самое трудное – контролировать и руководить. Джаспер, можно подавать!

Ужин прошел хорошо, насколько хорошо может пройти ужин. Вкусная пища и питье, спокойные разговоры, обсуждения нынешнего и грядущего. Тобиус поел быстро и под предлогом того, что впереди полный забот день, откланялся. Эмму он отпустил еще раньше – следить за приготовлением зелий.

Пробираясь уже практически родными коридорами, он вспомнил о помеченном месте и, поблуждав в потемках, выбрался к стене, на которой виднелся тайнописный знак. Вспыхнули мотыльки, выхватывая участок стены. Гладкий отшлифованный камень, темно-серый, черный, пепельный. Волшебник провел по шершавой стене ладонью. Выбрав подходящее место, он должным образом составил чертеж заклинания Взор Кутруба.

– Если удача всегда помогает дуракам и мерзавцам, – пробормотал Тобиус, рассматривая обширные пустоты за стеной, – осталось понять: кто я – дурак или мерзавец?

До уха донесся отзвук чьих-то голосов. Пообещав себе разобраться с обнаруженным потайным ходом позже, Тобиус пошел на звук. Поднявшись на один этаж и пройдя несколько поворотов, волшебник обнаружил двоих, беседующих в лунном свете, проникающем сквозь окно. Он вышел из-за угла с жезлом в поднятой руке.

– А вот и господин маг, – произнес Каспар Эмиэль Крудус не оборачиваясь. – А вы любите ночные прогулки так же, как люблю их я?

– Учитель! – широко улыбнулась Эмма.

– Почему не в башне, ученица?

– Скучно там сидеть! Я все предписания выполнила, горелки отрегулировала, котел проверила и пошла по замку погулять.

– С каких пор ты… впрочем, это не суть важно. А вы, господин Крудус?

– А что я? – улыбнулся вампир не разжимая губ. – Когда еще мне гулять, если не ночью? Замок добрая сестра покидать запретила, ссылаясь, кстати, на то, что вам будет так спокойнее. Вот и хожу по неиспользуемой части. Здесь темно, пустынно… много крыс. А тут вдруг натолкнулся на очаровательную особу, не смог отказать себе в удовольствии поговорить с ней.

– Н-да, все логично. Сделайте одолжение, поделитесь своей кровью, господин Крудус.

Инджэн непроизвольно дернул головой, улыбка на его мертвых губах как-то быстро увяла.

– А зачем вам?

– Хочу кое-что проверить.

– Это настораживает. Давать свою кровь магам довольно опасно.

– Не опаснее, чем вампирам. Отбросьте страхи, эксперимент произойдет на ваших глазах.

Тобиус достал из сумки тряпицу и иголку, обернул первое вокруг второго и протянул вампиру. Каспар Эмиэль Крудус сомневался некоторое время, откровенно морщась от одной этой идеи, но все же коснулся иглы, и ткань вокруг нее почернела.

– Благодарю.

Жезл вернулся на пояс, а в свободной ладони волшебника вспыхнуло золотое пламя, невообразимо красивое, искристое, подвижное. Тобиус сунул ткань в огонь, подержал ее там немного, а потом потушил его. Ткань осталась невредимой и совершенно чистой.

– Хм, я назову это Золотым Касанием… нет, Солнечным Касанием! Да!

– И что это было?

– Заклинание, пожирающее мертвую органику, особенно белок. Оно еще не завершено, но, когда я доведу до ума всю систему чар, это станет неплохим инструментом в борьбе с… нежитью.

– Значит, создали новое оружие против нас? – хмуро осведомился Крудус. – Война-то давно кончилась.

– Упаси Господь-Кузнец, я же говорю про нежить. – Волшебник взглянул ему в глаза, прямо обещая золотые костры в случае перехода определенных границ. – К тому же эта война не закончится никогда. Пойдем, ученица, сегодня нам стоит пораньше лечь спать, потому что с завтрашнего дня начнется тяжелая и долгая работа.

Началась тяжелая и долгая работа. От нее не было продыху, она набросилась и вцепилась в незаменимого волшебника всеми когтями и клыками.

Сначала он доставил из шахт брата Марка верхом на скаковой белке. В день своего прибытия тот, не вкушая пищи и не делая даже лишнего глотка воды, отправился в часовню и после долгой восстанной проповеди принимал исповеди у вилланов. Лишь исполнив долг перед Господом, он позволил себе отдохнуть. Петрианец наконец встретился с сестрой Хеленой, и божьи люди некоторое время сидели за столом, переговариваясь о делах, лишь церковникам ведомых. На следующий же день серый монашек прилип к чертежному столу.

Брат Марк представил чертежи на одобрение сюзерена и, получив это одобрение, начал строить. В первую очередь он возвел простейшие строительные механизмы, работающие на системе противовесов и рычагов. С их помощью и с помощью телекинеза Тобиуса началось строительство частокола.

Параллельно маг занимался сталеварением. Ему пришлось с помощью элементарной трансмутации создать огромный котел на подставках, и вскоре в этой емкости уже исходил чудовищным жаром жидкий сплав металла и вспомогательных веществ. Легирующие добавки доставал Зюзий Зигрин, который, казалось, мог раздобыть самого апостола Петра при условии наличия достаточной суммы у заказчика.

Зигрин всегда знал, что именно нужно его новым торговым партнерам, и не было случая, чтобы он переспросил или не выразил уверенности в том, что сможет достать тот или иной товар. Гоблин всегда гарантировал: «Скоро будет», – запасался товарами на сбыт, седлал свою гусыню и улетучивался вместе с мрачным месье Жакаром, от которого никто в Хог-Вуде так и не услышал ни единого слова.

Кроме сталеварения Тобиус занимался еще и ковкой. Зигрин привел откуда-то пятерых молчаливых мужчин, имевших при себе кузнечный инструментарий, которые вместе с Мартелом и волшебником дневали и ночевали в кузнице, молотя по раскаленному железу.

Также волшебник продолжал работать в своей башне. Преимущественно ночью он зачаровывал простейшие артефакты. Кроме этого, Тобиус продолжал совершенствовать свое заклинание, составляя все новые и новые схемы. А еще был мимик, которого приходилось изучать, и даже на это удавалось выкраивать время.

В общем, жизнь превратилась в работу, а работа – в жизнь, Тобиус творил волшебство постоянно, почти без передышки изнуряя магический запас своего астрального тела, медитируя и вновь изнуряя себя. При всех он не показывал, насколько устает, осторожно тонизировал тело, даже один раз использовал Второе Дыхание, чтобы не свалиться на людях. Он спал в среднем по четыре часа в сутки, был везде чуть ли не одновременно и работал, работал, работал, снимал мерки, таскал магией заостренные бревна, вздымал и опускал молот, контролировал процесс потока жидкой стали по желобам в каменные формы, раздобытые Зюзием, и так день ото дня.

В конце концов он даже смог закончить варку своего защитного зелья. Тогда он потратил целый день, чтобы обвести дворец линией магических фигур сдерживающего свойства, а потом заставил всех обитателей покинуть Райнбэк. Емкости с зельем были аккуратно вынесены наружу и поставлены перед воротами. На глазах у всей деревни он заставил содержимое больших бутылей начать испаряться. Процесс был сложным, ибо испарение должно было проходить в полном объеме, а не как с обычными жидкостями, от которых остается осадок. Таким образом, Тобиус создал плотную пурпурно-черную тучу из магического пара над замком. Стали заметны границы магического купола, не дававшего волшебным парам рассеиваться. А потом прошел дождь. Туча исторгла из себя потоки драгоценной магической влаги, которая накрыла Райнбэк, пропитывая все, от шпилей и черепицы на крышах до камней внутреннего двора. Зелье просачивалось сквозь камень, сквозь дерево, сквозь металл и стекло, впитываясь в замок, будто он был сложен из губок, а не из твердых обожженных кирпичей.

– Наконец-то! – выдохнул Тобиус, когда туча иссякла и он смог свалить со своих плеч тяжесть сдерживающего купола. Рядом с ногой подпрыгивал Лаухальганда, сжимавший во рту платок. – Спасибо, друг.

– Уже готово? – спросил Бейерон. – Это было впечатляющее зрелище, но на этом работа и закончится?

– Нет, сир. Осталось прочесть соответствующее заклинание, после чего я смогу с чистой совестью сказать, что с задачей справился. – Он крутанул жезл в пальцах, шепча словоформы. При этом с его губ срывались видимые значки, складывающиеся в длинные ленты, окутывающие замок.

Жезл с оглушительным треском вспыхнул, заставив гореть ярче видимые строки заклинания, а затем все исчезло.

– Отныне Райнбэк недоступен для телепортаций, и если кто-то, замысливший недоброе, попытается проникнуть внутрь, он об этом пожалеет.

– Более чем славная работа. – Бейерон позволил себе необычный дружеский жест, похлопав волшебника по плечу, отчего тот пошатнулся и был подхвачен Эммой. – Чара Тобиуса в башню, откармливать и отпаивать.

Тобиус провалялся без сил только один день и, невзирая на протесты Эммы и сестры Хелены, встал на ноги. Миром давно правила осень, без устали напоминая об этом частыми и долгими ливнями. Солнце выглядывало из-за хмурых облаков все реже, но была у этого обстоятельства и хорошая сторона – ночами тучи лучше скрывали комету, хотя нет-нет да и окрашивались красными отсветами.

Вилланы не останавливались из-за непогоды и упорно окружали Под-Замок высоким частоколом, а на каменных фундаментах росли основательные смотровые башни с крытыми площадками. Камень доставлял все тот же Тобиус на собственном горбу, летая к неразработанному еще каменному карьеру.

– Похоже, наша затея удалась.

– Ваша затея, чар Тобиус.

Маг и монах стояли над чертежным столом под навесом. Брат Марк изучал чертежи и по привычке пересчитывал выкладки, сызнова производил одни и те же измерения, даже когда в них уже не было никакой необходимости. Тобиус смотрел на почти уже достроенную стену из толстых заостренных кольев и вымерял высоту приделанных мостков для передвижения дозорных.

Царила промозглая погода, ливень прекратился, но остался холод, а маг тем временем так и не удосужился приобрести ничего зимнего.

– Вам бы обзавестись теплой одеждой, чар Тобиус, – произнес монах, будто заглянув ему в голову.

– Сами, смотрите, не застудите себе чего.

– Благодарю за заботу. Кажется, это к вам.

По дощатому настилу, выложенному в грязи, неспешно шагал человек, одетый в тяжелый плащ-палатку. Ливень пошел с новой силой, но этому человеку потоки ледяной воды были нипочем, она стекала по плотному войлоку и капала с полей его шляпы; высокий воротник закрывал нижнюю половину лица, оставляя только глаза и нос.

– С возвращением, месье Жакар. Мастер Зюзий послал вас за мной?

Короткий кивок.

Вместе с Жакаром они пошли меж деревенских домов к замку. Тобиус время от времени поглядывал на своего провожатого с осторожным любопытством, но раз от раза месье Жакар понятнее не становился. Со дня знакомства компаньон Зюзия Зигрина не проронил ни единого слова, а тенью следовал за гоблином, иногда выполняя какие-то мелкие поручения. В общем и целом месье Жакар оставался скрытной личностью, о которой Зигрин не распространялся. Роль его, вероятно, сводилась к работе телохранителем в пути.

Гоблин ждал в донжоне, развешивая мокрую походную одежду над одним из коридорных каминов, входящих в систему отопления замка.

– С возвращением, мастер Зигрин.

– А?

– С возвращением.

– Что за манера приветствовать таким глупым образом? Да, я вернулся, и что с того?

– У людей множество бесполезных привычек. Например, мы спрашиваем «как дела?» при встрече, хотя, поверьте, совершенно не желаем слышать ответа.

Гоблин собрал на зеленом лице несколько раздраженных складок.

– Так, время – золото! Я выполнил ваш заказ, чар, оплату вперед, пожалуйста.

В длиннопалую ладонь гоблина поочередно легли шесть лостерциев. Торговец прикипел к необрезанным новеньким кругляшам взглядом, при этом его широкий острозубый рот растянулся в блаженной улыбке:

– Что ж, приятно иметь с вами дело, чар Тобиус. Удостоверьтесь в качестве, пожалуйста.

Жакар поставил на подоконник объемную дорожную сумку с твердым каркасом и, покопавшись в ней, протянул Тобиусу несколько свертков и коробков.

– Итак, проверяем! – Гоблин принял из рук своего телохранителя лист дешевой бумаги и грифельное стило. – Брусок черного чугуна.

– Это он. – Тобиус внимательно присматривался к тяжеленному бруску непроглядно-черного металла.

– Розовый кварц из Эстрэ.

Тобиус просмотрел на свету запечатанную пробирку с упомянутым веществом.

– Это он.

– Вольфрам и молибден.

Еще две колбы, с серебристыми порошками.

– Они самые.

– Дальше!

Гоблин перечислил еще полдюжины наименований, попутно вычеркивая их из списка.

– Поздравляю, мастер Зигрин, вас ни разу не надули и не подсунули дешевку, это отрадно.

– Еще бы меня надули поставщики! – усмехнулся гоблин, снимая с длинного носа пенсне. – Любой, кто решит, что он хитрее меня, будет отвечать перед всем нашим торговым предприятием! Не так ли, Жакар?

Человек медленно кивнул. Тобиусу само собой представилось, как какой-то несчастный держит ответ перед месье Жакаром… а у месье Жакара охотничий нож в руке и масса свободного времени.

Получив заказанные ингредиенты, маг заторопился в свою башню, поднялся в мастерскую и немедленно приступил к работе.

Спустя часы он заканчивал работать уже над вторым артефактом, орудуя маленькой киянкой. Самая трудная работа была завершена – на столешнице лежал золотой перстень с шариком из розового стекла. Над ним пришлось изрядно потрудиться: сначала отлить на основе розового кварца маленькую стеклянную сферу, добиться нужной прозрачности, затем установить на перстне два зубчика, на зубчики насадить тончайшую спиральку из вольфрамо-молибденового сплава. Накрыв эту конструкцию розовым стеклом, маг долго накладывал оригинальные чары собственного изобретения.

Работа над вторым перстнем подходила к концу, оставалось лишь закончить нанесение цепочки тонких знаков, взятых из книги «Спиритуализм. Оковы для хищных духов», чем волшебник и занимался. Он успел проштудировать фолиант от корки до корки, перенеся многое на страницы своей книги. Наконец дело было сделано, и серый маг придирчиво осмотрел свое творение – массивный черный перстень, очень тяжелый, с круглой выпуклостью на лицевой стороне, рассеченной зигзагообразной трещиной.

Отложив второй артефакт на стол, Тобиус надел золотой перстень и сжал пальцы. В следующий момент все источники света в помещении, все свечные огоньки и светящиеся мотыльки погасли. Какие-то мгновения они еще горели внутри розового стеклянного шарика, но быстро сошли на нет, и стало темно. Подождав, пока перстень остынет, Тобиус приказал ему светить, и сфера розового стекла загорелась так ярко, что в мастерской исчезли тени. Следующим своим приказом маг освободил заключенные в артефакте огоньки, и все источники света заняли свои места.

Оставив перстни на столе, Тобиус поднялся на верхний этаж и упал в постель.

На следующее утро волшебник рано поднялся и собрал все необходимое для долгой отлучки. Тобиус старался, чтобы его заметило как можно меньше слуг и желательно никто из хозяев замка. Чего стоило прокрасться мимо спящей Эммы.

Маг вышел во внутренний двор и невольно задержался, изучая большое гнездо, из которого на длинной белой шее выглядывала голова с оранжевым клювом. Гоблинский скаковой гусь, а точнее гусыня, птица огромного размера, не такая большая, как лошадь, конечно, но достаточно крупная, чтобы нести на себе упитанного гоблина вместе с солидной поклажей. Гусыня, до поры разглядывавшая незнакомого человека с подозрением, наконец решила, что он ей все-таки не по нраву, злобно зашипела и издала громогласное «ГА!». Тобиус быстро взлетел на Крыльях Орла: не хватало еще, чтобы птица переполошила весь Райнбэк. Он сделал круг над деревней, осматривая с высоты линию частокола, и полетел на восток, в лес.

Поиски пещеры не заняли много времени, потому что большинство волшебников помнит каждое важное место, в котором они побывали. Взглянув в темноту, Тобиус ощутил неприятный холодок опасности. И все-таки он заставил перстень светиться и спрыгнул. Внутри оказалось тесно, низкий каменный тоннель вел куда-то дальше и вниз, в темноту, но волшебник остановился, сделав всего пять шагов по затхлому подземелью. Он обнаружил скелет, валявшийся на полу в истлевшей одежде. Все его кости располагались в правильном порядке, как при жизни, но одна из ног была сломана. Скорее всего, этот несчастный упал или спрыгнул в пещеру, но оказался недостаточно проворен и покалечился. Никто за ним не пришел, никто его не спас, и он умер в темноте от голода и жажды, испытывая постоянную боль. Возможно, при жизни он был слаб умом или вовсе безумен, и если бы Тобиус порасспросил в ближайших деревнях, то наверняка узнал бы его имя. Но оно не было нужно волшебнику, ему был нужен череп.

Выбравшись из пещеры, он пустился мерить окружающую территорию шагами, выбирая деревья, на которых вырезал знаки. Тобиус разместил на стволах больше семи десятков одинаковых рисунков, закладывая в каждый одно и то же заклинание – Вспышка. Также он цеплял к ним Колокольчики, чтобы те предупреждали его, когда Вспышки станут срабатывать. Передвижения Тобиуса по лесу носили спиральный порядок по направлению от пещеры как от центра спирали. На некоторых деревьях он оставлял размазанную капельку собственной крови, несколько раз капал кровью на землю и шел дальше.

Выбравшись на маленькую проплешинку, Тобиус решил: именно на ней все и закончится. Он разметал толстый слой прелой листвы, сухих колючек и прочего лесного мусора потоком воздуха, а затем еще долго наносил на землю систему чар в виде пентаграммы, на лучи которой были помещен черный перстень, свеча, ритуальный нож, кубок и череп.

В огне трещали сухие ветки. Тобиус периодически подкармливал костер и следил за заходящим солнцем, которое опускалось на темнеющие штыки еловых вершин. Он успел увидеть, как последний лучик побагровевшего светила скрывается на западе, и вместе с резко нахлынувшей волной холода волшебника достиг душераздирающий протяжный вой и сразу же за ним ужасный хохот. Тобиус достал из сумки флягу, плеснул в кубок, поставленный на один из лучей пентаграммы, кровь агнца и зажег свечу, стоявшую на другом луче. В ушах зазвенели колокольчики, а над лесом раздался ужасный вопль – худукку наткнулся на первую ловушку, которая обожгла его. Ночь наполнилась стенаниями изуродованной темной души, и источник этих звуков становился все ближе, худукку пробирался медленно, идя по следу из крови, от которого не мог оторваться.

– Ключами Сулеймановыми запечатаю, – зашептал маг, – клеймами мертвящими изловлю и сокрою, цепями незримыми свяжу и в узилище бесплотном заточу. Крови и плоти алкающий да убоится, да умерится, власти моей покорится и склонится предо мной.

Безумный хохот раздался совсем недалеко, потом вновь звон колокольчиков в ушах и дикий вопль. Тварь пришла.

– Бесплотному – темница духа, мучимому – приют упокоения, злому – усмирение гнева, голодному – голод! Зверь беспокойный, чья душа горит в огне му́ки, зверь, что пришел по мою жизнь, я ждал тебя. – По жесту Тобиуса костер погас, и темнота немедленно захватила маленькую проплешину на мохнатом теле леса.

Волшебник поднялся с жезлом в руке и медленно повернулся, став лицом к той стороне, где темнота клубилась в гипнотическом текучем танце и из нее смотрела пара красных огней и улыбалась красная же пасть. Душа сумасшедшего, обугленная огнем Пекла, худукку.

Клубящаяся темнота громко хихикнула и потекла по границе проплешины, заходя волшебнику за спину. Тот не пытался держать ее в поле зрения. Худукку с ревом набросился сзади, а Тобиус, который был к этому готов, упал ничком. Прыгнувшая ему на грудь земля выбила из легких воздух. Дух темноты пролетел над волшебником, и в следующий момент магические чертежи, нарисованные по периферии, взорвались, став столбами ревущего живого огня. Если худукку и способен был испытывать ужас, то он испытал его в тот самый момент, когда яркий горячий свет ударил по нем со всех сторон, и его собственный пронзительный вой, скрежещущий и молящий, взлетев в небо, заглушил даже рев пламени.

– Именем Салморцойна, короля неупокоенных душ, покорись мне!

Истошный взвизг был магу ответом, и куски клубящейся темноты оформились в виде когтистых лап. Тобиус явственно представил свое растерзанное тело, части которого растаскивает лесное зверье. За спиной мага возникло шесть Солнечников, и все они бросились на худукку, а потом Вспышка, Вспышка, Светящаяся Паутинка, рой светящихся мотыльков, луч твердого света, торчащий из жезла как клинок меча, и мешанина из колец черного дыма, превращающегося в когти и клыки. Мир потонул в безумном злом хохоте, перемежающемся с жалобным плачем.

Тобиус тяжело дышал, его легкие горели, все тело болело, глаза ничего не видели, гурханы не осталось ни иора, его уже дважды стошнило, и кровь из ран продолжала медленно сочиться, но он улыбался. Волшебник улыбался, потому что на ладони лежал тяжелый черный перстень, в котором таилась душная злая темнота. Он занял место на большом пальце правой руки.

Волшебник с кряхтеньем встал на ноги и оглядел развороченную землю. Чертеж-ловушка был уничтожен, череп расколот, чаша расплавлена, свеча давно прогорела, только ритуальный нож, воткнутый в землю, остался невредим. Ближайшие деревья опалило жаром огня, часть ветвей сгорела, чудом не начался настоящий пожар. Сделав несколько шагов, Тобиус споткнулся и упал, сил подняться вновь уже не было. Там он и заснул, валяясь на сырой земле.

Очнувшись на следующий день ближе к обеду, волшебник смог частично привести себя в порядок. Как ни странно, но за время, проведенное в беспамятстве, на него не покусилось ни одно существо из тех, что обитали в лесу. Раны, нанесенные когтями худукку, успели загноиться, они горели, и в них пульсировало сердцебиение, края нездорово блестели, хоть кровь и не шла, а плоть вокруг воспалилась. Используя целительские техники, Тобиус смог усмирить бушующую в теле инфекцию, удалил мертвые ткани Солнечным Касанием и стянул края. Отдохнув еще немного, волшебник вдруг ощутил ужасный голод, который, словно мурз из засады, набросился и начал терзать пустой желудок. Он сбе́гал в сторонку и достал из тайника сумку с продовольствием, жадно и быстро поел.

Следующим по назойливости чувством было ощущение холода. С помощью чар Нити-и-Иглы он восстановил свою полумантию, а потом постарался удалить с нее следы крови. Запас гурханы восстановился за время сна, и, оглядевшись, Тобиус решил, что ему здесь больше нечего делать. Крылья Орла подняли его в небо.

Серый волшебник приземлился перед замковыми вратами, у которых стояли с алебардами совершенно незнакомые часовые. Третий солдат что-то громко им говорил, перемежая обычные слова ругательствами.

– Наставляете рекрутов, рядовой Эрвин?

– Капрал, – довольно поправил тот, оборачиваясь. – С возвращеньицем, чар Тобиус! Вот вколачиваю ум в непривычные к этому делу головы!

– Добро, добро.

Он пересек внутренний двор и вошел в донжон, у входа в который тоже стояла стража. Тобиус замечал, что стражников заметно прибавилось, теперь они обходили стены, патрулировали деревню и ближайшие окрестности, да и в замке на каждом шагу торчали как блестящие сталью истуканы. Доспехи и оружие для новобранцев они с Мартелом и наемными кузнецами ковали день и ночь.

Бальден не давал своим кадрам ни дня отдыха, они бегали под дождем, бегали под ударами осеннего ветра, бегали… они постоянно бегали. А если не бегали, то отрабатывали строевой шаг, учились обращаться с неудобной алебардой, мозолящей ладони, и коротким палашом, который вырывался из непривычных к этому пальцев при каждом неуверенном взмахе. Новичков заставляли ходить, сидеть, есть и спать, не снимая брони. Точнее, они снимали ее только для того, чтобы почистить, а затем вновь надеть, и делали это на скорость. Генерал наставлял, что в бою клинок и алебарда для солдата – как родные брат и сестра, то есть они единственные родные существа во всем мире, и за них надо держаться. Насчет брони он тоже что-то такое поэтичное говорил… кажется, что если они будут плохо следить за состоянием лат, то он поотрывает им руки и повтыкает их в…

– К его милости, чар? Сейчас нельзя.

Тобиус вопросительно посмотрел на стражников, дежуривших у дверей большого чертога. На его памяти это был первый раз, когда Бейерон не мог принять своего придворного мага.

– У его величества аудиенция, приказано не беспокоить.

– А с кем у него аудиенция?

– Не могу знать, чар, это какие-то пришлые люди.

Волшебник кивнул и уселся на скамейку, поставленную в широком коридоре специально для ожидающих аудиенции. Прошло больше получаса, а из зала никто так и не появился.

– Эй, волшебник.

Тобиус посмотрел на стражников, но ни один из них даже не косился в его сторону.

– Это я с тобой говорю, не они.

– Во-о-о-от, – тихонько протянул Тобиус, опуская очи долу, – началось. А я-то надеялся, что голоса появятся в голове только лет эдак в сто семьдесят.

– Мой голос не в твоей голове. Ты забыл обо мне?

– Нет, гахенгейм, я тебя не забыл и очень рад, что ты воспользовался моим советом. Это я так просто шучу. Как тебе у нас живется?

– Хорошо. Много прекрасных людей.

– Согласен.

– Я хочу помочь тебе, волшебник. Иди к тому месту, которое ты осматривал, к помеченному месту.

– Помочь?

– Ты хотел узнать, что находится за стеной. Я наблюдал за тобой и ждал. Ты не останавливаешься, постоянно чем-то занимаешься и куда-то уходишь. Впервые за долгое время я вижу, чтобы ты так долго сидел и ничего не делал. Я решил, что это подходящий момент.

Волшебник посмотрел на двери, за которыми не слышалось ни голосов, ни приближающихся шагов. Сколько еще ему здесь сидеть и нужно ли вообще это делать, если время терпит, а неожиданная возможность так заманчива? Вскоре Тобиус уже стоял у назначенного места в отдаленном пустом коридоре.

– Куда нажимать?

– Нажимать? – переспросил гахенгейм.

– Да. Тут должен быть рычаг, приводящий в действие механизм открывания прохода.

– Он давно разрушен временем, я сам открою для тебя путь.

Часть стены почти неслышно отъехала в сторону, и Тобиус шагнул в темный, пахнущий пылью и увитый паутиной проход.

– Райнбэк полон загадок.

Маг стал пробираться узкими проходами в свете трех мотыльков. Ему приходилось часто разрывать пологи старой, высохшей паутины, а под ногами хрустели крысиные кости и пустые панцири насекомых. Он поднимался и спускался по иссохшим лестницам и бочком двигался по совсем уж узким коридорам, которые были у́же ширины его плеч. В своих исследованиях волшебник то взбирался на верхние этажи, то вновь опускался на нижние, то шел по камню, то осторожно ступал по деревянным перекрытиям, которые давно пришли в негодность и громко, протяжно скрипели. Многие проходы стали недоступны как раз из-за прогнивших полов, но и по надежным можно было попасть во многие части замка. Волшебник успел заглянуть сквозь стену в натопленную кухню, прачечную, на несколько складских помещений, пару раз он ухитрился подслушать разговоры стражников и слуг, оставаясь незамеченным. Так продолжалось, пока, глянув в очередное смотровое отверстие, он не увидел большого чертога.

Слежка за сюзереном не входила в его планы, так что волшебник решил отстраниться от греха подальше, но прежде он изучил личности визитеров, коих было двое, и что-то задело его внимание. Что-то тревожное.

Перед Бейероном стояли неопределенного возраста стройная женщина с красивым благородным лицом, на котором странно выделялись глаза, умудренные опытом и как будто многое повидавшие, и некто, прятавший лицо под капюшоном длиннополого синего плаща. Она была одета по-мужски, в куртку и брюки, на поясе висели ножны с двумя саблями, а ее спутника полностью скрывала синяя ткань. Отрекшийся монарх сидел на своем баронском троне и читал какой-то листок. Рядом стоял Джаспер, державший в руках несколько вскрытых конвертов и свитков со сломанными печатями. Видимо, Бейерон уже некоторое время читал принесенные чужаками документы.

– Хм, следовало сразу же к этому перейти. Спасибо, что подтвердили мои предположения, – произнес Бейерон, передавая очередной прочитанный листок своему слуге. – Весьма своевременно.

– Записи Геральдической и Земельной палат верны, мастер, – заверила женщина, – пришлось немного потрудиться, доставая документы, но, как видите, все прошло удачно.

– Как всегда, безупречно, Минерва. Скоро мы сможем приступить к делу, надо только успеть до начала зимы.

– Мастер, можно ли узнать, когда вы намерены вернуться?

– Никогда, – ответил Бейерон.

– Так категорично? Вы уверены?

– Не задавай таких глупых вопросов, дорогая. Эта ноша достаточно сгорбила меня за прошедшие годы.

– Разумно ли? В такое время?

– А подходящего времени не будет никогда, так пусть же все идет так, как идет. Я оставил трон, потому что это решение было оптимальным, лучшим для Ривена, как ты позволила себе заметить, в такое время. Я вернусь лишь в том случае, если мое возвращение не спровоцирует начала гражданской войны и если все великие лорды страны попросят меня об этом единогласно.

Тобиус, который никак не мог понять, что за «шип» колол ему глаза, решил присмотреться к чужаку сквозь призму Истинного Зрения и увидел… ничего. Сплошная бесцветная муть, ни материи, ни энергии – ничего.

– Какого ахога? – недоуменно прошептал волшебник.

– Вы держите связь с братьями из Ридена?

– Да, мастер.

– Что они сообщают?

– Король Радован послал в Ривен отряд, который в самом скором времени должен добраться до вашего нынешнего обиталища. Цель, поставленная им перед своими слугами, неясна.

– Любопытно, буду ждать. Что-то еще?

– Нам доподлинно известно, что в последние несколько лет между королем Радованом и королем Маэкарном идет активная переписка.

– Значит, молодой шакалот решил завести дружбу со старым пауком? Хм… это не может не настораживать, как и все, связанное с Маэкарном Зельцбургом.

– Грядет буря, мастер, мы все это чувствуем.

– Это для вас она грядет, а я эту бурю пережду в своей тихой гавани, ниспосланной мне Господом нашим Кузнецом. И мне все равно, что скажут остальные. Даже если обвинят меня в малодушии. Я уже достаточно послужил на благо нашего дела, мне пора на заслуженный отдых.

Женщина позволила себе едва заметно вздохнуть.

– Я все же считаю, что вы слишком ценны для братства. Думаю, нам пора идти. Вы полностью уверены, что не нуждаетесь в наших ресурсах?

На этот раз отрекшийся король засмеялся в голос:

– Я знаю, что братья дадут мне все, чего бы я ни попросил, они не поскупятся ни на деньги, ни на солдат, но что они подумают обо мне, если я стану донимать их по всякой мелочи?

– Ваши права не меньше, чем у прочих, мастер, вы вправе требовать.

Отрекшийся король ничего на это не ответил.

– Спасибо, что лично привезла бумаги, я рад был тебя видеть.

Женщина поклонилась и направилась к двери, ее спутник последовал за ней.

Тобиус остался в темноте потайных переходов, вдыхая запах пыли и теряясь в догадках. Он ощущал неприятный привкус собственного проступка и жгучее любопытство. Ничего нового или интересного он не узнал, разве что о посланцах риденского короля, но каким боком это его касается? С другой стороны, один из тех, кого принимал Бейерон, был холлофаром. Скорее всего. Серый маг не мог быть в этом уверен. Разрозненные и обрывочные сведения о таких существах оставили след во множестве библиотечных книг Академии, но магическое сообщество Вестеррайха сходилось во мнении, что к настоящему времени холлофары либо полностью вымерли, либо их количество сократилось настолько, что они не представляют больше опасности. А ведь были времена расцвета молодой империи Грогана, когда разумные существа разных видов, объединенные даром – если это можно так назвать – астральной пустоты, ценились на вес золота и служили Императору-дракону Саросу, возглавляя охоту на магов.

Поглощенный раздумьями, Тобиус выбрался из лабиринта потайных ходов и вернулся в обжитую часть замка, где на него наткнулась принцесса Хлоя.

– Отец зовет вас к себе, чар! Где вы вообще бродите?

– То тут, то там, знаете ли. Это дела волшебные, вас не касающиеся. Доброго дня.

Волшебник заторопился в большой чертог.

– А, Тобиус! – Отрекшийся король приветственно кивнул. – Мне доложили, что ты вернулся.

– Так точно, сир. Я занимался вопросом темной сущности, которая бродила вокруг Под-Замка по ночам.

– Худукку, если память не изменяет?

– Он самый, сир. Худукку, душа безумца, погибшего мучительной смертью и обугленная дыханием Пекла. Крайне опасное существо.

Бейерон нахмурил кустистые брови.

– Если так, то, видя тебя перед собой, смею надеяться, что твое предприятие возымело успех?

– Проблема решена.

– Я что-то пропустил? – В зал широким шагом ворвался генерал Бальден, его шляпа с красным пером блестела от влаги, а сапоги по щиколотку покрывала жирная грязь, за что слуги в самом скором времени непременно помянут вояку «добрым» словом.

– Чар Тобиус совершил очередное доброе дело, генерал, но послал я за вами по иной причине. – Бейерон поднялся с кресла, приблизился к столу и положил на него один из свитков, которые недавно получил от своих посетителей.

Он без слов позволил им развернуть документ и прочесть содержимое.

– Вот оно как. – Бальден плотоядно ощерился. – Это уже кое-что.

– Лично я вижу больше негативных, нежели благоприятных перспектив, – сказал Тобиус.

Документ, представленный Бейероном, являлся выпиской из Земельной палаты Ривена, и в нем были засвидетельствованы старые, доселе так и не измененные границы лена Хог-Вуд, из которых следовало, что земля к северу, ныне находящаяся под властью лорда Гогенфельда, на которой расположен город Хогсдальн, является частью пограничного баронства Хог-Вуд. С тех пор как Хог-Вуд лишился своих сюзеренов, он находился на самоуправлении, государство лишь взимало с него налоги и назначало управляющих, однако это дело давно минувших дней. Постепенно о Хог-Вуде успели забыть все, кроме сборщиков податей, и предки Агастуса Гогенфельда незаметно аннексировали часть территорий, пользуясь тем, что во время одной из междоусобных войн того времени никто не стал обращать внимания на такую мелочь. Однако их действия не были узаконены, и никаких изменений в записи Земельной палаты никто не вносил. Таким образом, земля, на которой за прошедшее время, а счет идет на десятилетия, вырос город Хогсдальн, все еще являлась частью Хог-Вуда, как и сам город.

– Если нам удастся его захватить… – начал Бальден.

– То об этом будет доложено Валарику Вольферину, и он позволит Гогенфельду действовать против нас открыто.

– Не позволит, ибо по условиям заключенного между легитимным королем и наглым бунтовщиком соглашения наше влияние не должно распространяться за границы аллода Хог-Вуд. И оно не распространится: ведь город наш!

– Никто не будет глядеть на эту выписку, нас просто сомнут – если понадобится, то с привлечением дополнительных сил.

– Нет, если на нашу защиту встанет дом Галли!

– Владыки Каребекланда? С чего бы им ссориться с узурпатором?

– А с того, чар, – с несвойственной ему ехидностью ответил Бальден, – что это люди чести! Когда Вольферин захватывал трон, герцог Галли готов был выступить против него со всей своей армией, поднять весь Каребекланд, и горячее желание присоединиться к нему выразили Оленвеи из Золотого Сада! Все мы сейчас живем на землях герцогства Каребекланд, не так ли? Значит – под властью Галли! В случае спорной ситуации они встанут на нашу сторону.

– Если я не ошибаюсь, Агастус Гогенфельд вассал дома Галли, с чего бы им обижать его?

– Вы не знаете предыстории, чар Тобиус! Гогенфельд – это ставленник Вольферина. Еще во времена правления законного короля он был лишен своих земель за проступки перед королевским правосудием и отправился жить к дальним родственникам в Хайбордан. Вольферин, захватив власть, вернул ему родовые земли, и с тех пор Гогенфельд строил нам всевозможные каверзы. Надо ли говорить, что Галли из Берлоги посматривают на этого стервеца как на куриный помет, прилипший к подметке сапога?

– Если все так хорошо, то почему бы не отправить эту бумагу лордам Галли с просьбой восстановить справедливость? Зачем начинать авантюрное предприятие, которое наверняка обернется кровью?

– Затем, что вмешательство дома Галли до срока будет воспринято узурпатором как потворство потенциально опасной тенденции. – Бейерон наконец соизволил вклиниться в спор военного и мага. – Галли были готовы сражаться за честь и сохранность ривенской короны, когда она принадлежала мне, но не теперь, когда она принадлежит не пойми кому. Теперь они сами по себе и не пожелают рисковать положением в политическом мире Ривена, который и так сильно расшатан. Город надо брать, это важный торговый центр, и без хотя бы одного города, хотя бы одной стоящей дороги, по которой передвигаются торговые караваны, Хог-Вуду на процветание надеяться нечего. И тогда Галли скажут свое слово по свершившемуся факту.

Отрекшийся король подвел черту, решение было принято, теперь можно было обсуждать лишь способ воплощения задуманного.

Некоторое время они стояли над чертежом, который набросал генерал. Военный обозначил на бумаге ворота Хогсдальна, некоторые улицы, расположение замка, а также большого озера, прилегавшего к городу с северо-западной стороны, излагал то, что смог узнать о численности гарнизона и расположении некоторого количества артиллерии на стенах. Тобиус проницательно косился на него, думая, что вояка уже давно строил свои завоевательные планы.

– Скоро начнет темнеть, – вдруг произнес Бейерон, – а Под-Замок уже надо готовить к мондфайертагу. Мы и так отложили исполнение этой славной традиции из-за кучи дел, но теперь самое время провести празднование – ведь сбор урожая завершен.

– Сир, стоит ли отвлекаться на это в такое время?

– Люди устали, им нужна отдушина, ибо все любят развлекаться после тяжелой работы. Генерал.

– Сир?

– Сегодня пусть солдаты тоже отдохнут, им предстоит серьезная и опасная работа.

– Сир, это не совсем разумно.

– Пусть отдохнут, повеселятся, а завтра продолжишь муштру. Не думаю, что случится что-то плохое в эту единственную ночь. Выдай им по кубку вина.

– Хм… эх, разрешите идти?

– Ступай. Ты тоже, чар Тобиус, иди и отдохни как следует. Это приказ.

Волшебник поклонился, сделал два шага назад, развернулся и пошел к выходу, думая над тем, чем же ему теперь заняться? Он решил вернуться в свою башню и отправить все библиотечные книги обратно в Академию. Сроки еще не поджимали, но своевременное, а еще лучше заблаговременное, возвращение библиотечных книг являлось одним из важнейших залогов выживания для учеников Академии Ривена.

На этот раз в чаше с вином отобразилось лицо еще нестарого, но уже зрелого волшебника с тонкими усами и небольшой ухоженной бородой, украшенной серебряными бубенчиками. Кахестивран Дракон, один из сильнейших метаморфов Академии, нес свою вахту под ипспирохом. Тобиус постарался сделать все как можно быстрее, потому что Кахестивран, как и некоторые другие волшебники, недолюбливал его в годы учебы. Почти всегда это были маги более старшего поколения, с которыми лично Тобиус знакомства не имел и дорогу им не переходил, но он явственно ощущал их неодобрение в повседневной жизни, знал, что он им не нравится. Серые волшебники порой внушали прочим магам антипатию сродни той, какую внушает черным воронам их белая товарка.

Разделавшись с этим делом, он неспешно пошел по башне, попивая вино, и оглядывался вокруг. Не иметь неотложных дел внезапно стало так странно, что Тобиус ощутил непривычную растерянность. Во время прогулки по этажам его рассеянный взгляд упал на клетку с заточенным в ней «сундуком», волшебник остановился и отложил в сторону вино. Что-то было не так.

– Лаухальганда, где ты есть?

Черный мячик с ушами скатился по лестнице и прыгнул к нему. Маг, соблюдая своеобразный этикет, погладил компаньона между ушами.

– Лаухальганда, куда делось мясо?

– Мр-р?

– Тот кусок говядины, который я положил перед ним несколько дней назад, где он?

– Фр-р.

– Я знаю, что ты не ешь тухлятину, но, может, Эмма выкинула его? Нет?

Убрав Лаухальганду, Тобиус присел возле клетки с мимиком и стал внимательно ее обследовать. По всему выходило, что мясо исчезло недавно, на деревянном дне еще виднелся влажный и попахивающий тухлятиной след. Внезапно серый маг вскочил и опрометью бросился вниз. Вскоре он добрался до кухни, разговор с мэтром Шовиньолем превратился в громкий и бурный скандал, ибо вспыльчивый «художник высокой кулинарии» принял за оскорбление предположение о том, что на его кухне где-то могла заваляться тухлятина. В конце концов, пока повара обмахивали своего раскалившегося предводителя полотенцами, один из поварят раздобыл для волшебника лоскут темной, неприятно пахнущей вырезки из специального ведра. Тобиус принес в башню тарелку с «лакомствами», которые сгрузил в клетку и отошел на несколько шагов.

– Мур-р?

– Метод магического тыка, разве не ясно? Мимики же охотятся исключительно из засады, хватают подвернувшуюся жертву и – ам! А этот метод охоты абсолютно противоположен поеданию падали, на которую и охотиться-то не надо. А вдруг на самом деле мимики поглощают добычу и держат ее в себе до состояния тухлятины, только после чего начинают непосредственно употреблять? Знаю, это странно и непонятно, однако никто прежде не выдвигал таких ги…

Его прервал грохот перевернувшейся клетки. Маг бросился к ней и вернул клетку в подобающее положение. Внутри стоял сундук, и валялись осколки тарелки. Без мяса.

– Та-а-а-ак… мы сдвинулись с мертвой точки, отлично! Я научу тебя есть свежатину, дорогой ты мой, но для начала мне понадобится больше тухлого мяса.

Вечером жители натянули между домами куски провощенной ткани, подперев их дополнительными шестами, чтобы навесы не провисали. Затем были навешаны фонари, разведены костры и расставлены лавки. Запахло горячей мясной похлебкой, горячим хлебом и хмельным пивом. Вилланы, одетые уже по-осеннему, собирались на единственной улице Под-Замка, старики рассаживались на скамейки, молодежь разбилась на мужскую и женскую половины. Молодые парни и девушки переглядывались, смеялись, шушукались. Жители постарше, уже женатые, были заняты делом: мужчины ставили столы, женщины их накрывали. Несмотря на довольно слякотную и неуютную погоду, в Под-Замке воцарились тепло и свет. Близость крепкого частокола и немалочисленной стражи внушала людям некое особое спокойствие, которого им, возможно, не хватало раньше, хотя сами они и не задумывались об этом.

К волшебнику подошла Клохинда с большим деревянным подносом, на котором стояли миски дымящейся похлебки.

– Чар Тобиус, для сугрева! Погодка та еще!

– Благодарю.

Свою похлебку он сильно посолил и еще сильнее поперчил, после чего бросил туда кусок очень черствого хлеба. Девушка упорхнула разносить дальше. Маг отхлебнул и с удовольствием ощутил, как жар катится по пищеводу, потом выловил хлебную мякоть пальцами и стал жевать вместе с кусочками мяса.

Дети, будто ждали, пока волшебник окажется один, выскочили из укрытий, отрезали все пути к отступлению.

– Дед-дед-сказовед! Сказку расскажи, сказку! – заверещала детвора, хватаясь за полы плаща низенького старичка с обширной лысиной, длиннющей бородой и носом-картоплей.

Принцесса Хлоя, стоявшая невдалеке, протерла глаза, чтобы убедиться, что действительно видит этого странного незнакомца.

– Сказку! Сказку! Сказку!

– Сказку вам? – проскрипел старичок.

– Да!

– Ладушки-оладушки на потеху бабушке! И ты, принцесса, короля дочь, придвигайся к нам, ведь холодна ночь!

Хлоя хотела было отступить, но к ней обратилось столько блестящих детских глазок, что она не смогла. Пришлось ее высочеству сесть в кружок, вокруг «деда-сказоведа» вместе с деревенской ребятней. Старик сунул в рот дымящую трубку, нахмурил брови, о чем-то задумываясь, и начал:

– Жил-был один молодой виллан, который весь день работал в поле, а вечерами рано ложился спать, чтобы на следующий день вновь встать поутру и весь день работать в поле. Однажды мимо его поля проезжала красивая карета, а за ней ехали рыцари в латах, сверкающих, как зеркала, украшенные золотом и разноцветными гербами. Вдруг колесо кареты наехало на камень и отлетело. Тогда все рыцари слезли с коней и стали по очереди пытаться подпереть карету, чтобы поставить колесо на место, но как бы сильны ни были они, ни у одного не хватало мо́чи в одиночку держать карету. Тогда вышел к дороге виллан и попросил дозволения дать и ему попробовать. Засмеялись рыцари, но разрешили, ибо не верили, что простолюдину по силам то, что не по силам им. Виллан же взял да и приподнял карету так высоко, что кучер враз приладил колесо на место. Заохали рыцари, загалдели! А виллан знай себе стоит да от пыли отряхивается. Видит он вдруг – занозу посадил, когда карету подымал. Открылась тут дверка кареты, и вышла наружу принцесса. Самая что ни на есть настоящая, девица редкой красоты и доброты, в пышном платье и с маленькой золотой короной на голове.

Хлоя тихо хмыкнула на это представление о «настоящих» принцессах, а некоторые дети принялись коситься на нее, будто сверяясь.

– Увидела она кровь, тут же занозу из грубой ладони его своими тонкими пальчиками выдернула и батистовым платочком перевязала. Виллан же, как узрел ее, враз обомлел и влюбился без памяти. Карета и сверкающие рыцари уж давно ускакали прочь, а он все глядел и глядел им вслед, сжимая подарок. С тех пор плохо было виллану, он мало ел и мало работал, а светлый лик принцессы все стоял у него перед глазами, не давая покоя. И вот однажды прискакал в деревню королевский гонец, встал на площади и давай читать указ:

– Знайте, люди, что терзает нашу страну ужасный дракон, топчет поля, пожирает скот, жжет деревни да города! Кто того дракона убьет, – кричал гонец, – тому король обещает руку своей единственной дочери!

Сказитель затянулся и выдохнул дымное облако в виде крылатого ящера с рогами, когтями, длинным хвостом и страшной пастью. Дымный дракон описал круг над повизгивающими от восторга детьми и рассеялся без следа.

– В тот же день виллан собрал скудные свои пожитки, подарил дом соседу, чей сын недавно женился, и зашагал из родной деревни в стольный град королевства. А когда пришел он в град стольный к самому королевскому дворцу, глядит, а вокруг видимо-невидимо рыцарей в сияющих доспехах, все при мечах вострых, при копьях длинных и при конях резвых, а он средь них лишь один виллан в рубахе да штанах, босой и пыльный с дороги. Как пошли рыцари над ним смеяться, а потом и прогнали прочь от королевского дворца, ибо простолюдин благородным рыцарям не ровня. Пригорюнился виллан и побрел куда глаза глядят. Шел он мимо реки, видит – тонет кто-то, на помощь зовет. Виллан прыг в реку и вытащил на берег бородатого старика. А тот и говорит: «Спасибо тебе, добрый человек, вовек не забуду твоей доброты!» Удивился виллан, но вспомнил о печали своей, махнул рукой и дальше пошел. Идет по лесу, слышит – на помощь зовут. А за деревьями пятеро волков на того самого старика кидаются, загрызть хотят. Ну, виллан хвать оглоблю и давай волков гонять. Всех разогнал. «Спасибо тебе, добрый человек, вовек не забуду твоей доброты!» – сказал старик и исчез. Удивился виллан, но вспомнил о печали своей, махнул рукой и дальше пошел.

Ночь пришла. Развел он костер на лугу, развязал котомку, достал хлеба, сыра да луку немного – все, что было у него съестного. Видит, а напротив него сидит давешний старик, коего он из реки вытащил, а потом от волков спас. «Сжалься, добрый молодец, – говорит старик, – позволь погреться у костра измученному путнику и угости по доброте своей, ведь я уж четвертый день ничего не евши». Странно, подумал виллан, который старика сразу узнал. Но был он добрый человек и старость уважал, а потому разделил скудную свою пищу и бо́льшую часть отдал старику. Тот быстро все съел до последней крошки – и давай на вилланову долю смотреть голодными глазами. Вздохнул виллан и последнее отдал, ибо был он добрый человек и старость уважал, хотя и у самого в животе урчало. Доел старик все до последней крошки, отогрелся и говорит виллану – мол, спас ты меня из реки, спас ты меня от волков, накормил, обогрел, добрый ты человек, и хочу я тебе отплатить. Говори, чего хочешь, может, подсоблю? «В том, чего я хочу, ты мне никак помочь не сможешь, – ответил виллан, – ибо единственное желание мое – это жениться на принцессе, но я простой землепашец, а такому не можно быть рядом с принцессой. Вот если бы я был рыцарем…»

Сказитель умолк, задумчиво постучал кончиком мундштука по редким нижним зубам, хмуря кустистые брови, и не продолжил говорить, пока дети не начали возмущаться и требовать.

– Экие вы нетерпеливые, – рассмеялся он хрипло. – Хорошо, хорошо… О чем бишь я?.. Ах да! Услышал старик его беду и рассмеялся. «Ежели дух твой благороден, – сказал он, – а сердце чисто, то рыцарем можешь ты стать, а я тебе в том помогу». Взмахнул старик руками, и ночь сменилась днем, а над ними возник великий белый замок Зельвахар, обитель белых рыцарей, защитников добра и справедливости, приютившийся в долине рек и водопадов среди горных пиков. И встретили виллана там славные рыцари в доспехах и плащах белых, как первый снег, и сказал старик им, что привел славного юношу, что сердце его полно отваги, и он хочет стать рыцарем. «Тогда станет», – ответили рыцари. И начали учить они виллана, как биться мечом, щитом и копьем и как ездить верхом, и дали ему латы белые, и плащ белый, и меч, и щит, и копье, и коня статного, быстрого и смелого, и назвали виллана братом. Так не стало виллана, но стал рыцарь Зельвахара. Взмахнул старик руками вновь – и исчез замок, исчезли горы, но появилась большая пещера в дремучем лесу, где жил дракон. «Дерзай, – сказал старик, – зверь голоден и вскоре полетит он ко дворцу твоей милой, чтобы жечь, рушить и пожирать». И тогда рыцарь Зельвахара поднял над головой копье и исторг грозный клич, вызывая дракона на бой смертный, а когда вылез из берлоги страшный ящер, принялись они биться.

В воздухе расцвели дивные иллюзии, похожие на движущуюся мозаику из цветного стекла. Огромный черно-красный дракон и маленький белый рыцарь бились не на жизнь, вызывая вскрики радости и восторга у детей.

– И хоть жар драконьего пламени был ужасен, хоть когти и зубы его были подобны саблям, отважный рыцарь не испугался, и вонзил он длинное копье в самое черное сердце дракона, а когда тот забился, выхватил меч вострый и отрубил змию голову!

Маленький белый рыцарь отсек дракону голову, и чудовище затихло.

– И тогда явился он в град стольный и пошел средь рыцарей, и они расступались пред ним, видя белый плащ его, и белые латы, и меч белый и щит, и шептали: «Это рыцарь Зельвахара! Рыцарь Зельвахара! Лучший среди нас! Самый лучший!» Тогда поднес рыцарь королю рог драконий и молвил, что зверь мертв! А рядом с ним встал старик, который был великий волшебник, и поручился за слова его. Возрадовался король, возликовал, приказал, чтобы пели трубы и смеялись люди королевства, над которым больше не висела беда. Подвел король к белому рыцарю принцессу, чтобы их обручить, но она не смотрела на него, ибо не знала его и не любила, а он вложил в белую ручку ее батистовый платок и сказал, что вышел супротив дракона, лишь чтобы ему позволили приблизиться к ней и вернуть ей ее доброту. Тогда принцесса посмотрела на рыцаря, и узнала его, и улыбнулась, и согласилась стать его женою. На свадьбе их все королевство пировало три дня и три ночи, а старый волшебник, который был сам Джассар Ансафарус, вернулся в Звездный Предел, откуда пришел, чтобы помочь доброму человеку. А теперь вы все будете хорошими детишками, оставите старого сказителя в покое и побежите домой спать, или же… ам!

Дети с радостными воплями разбежались, а старик повернулся к Хлое, глядя желтыми глазами из-под седых бровей.

– А вам, миледи, сказка понравилась или как?

– Ну… таких сказок я еще не слышала, – призналась принцесса, – вроде что-то знакомое, а вроде бы и нет. Мне понравилась та часть, где про принцессу.

– Но там же всего пара фраз.

– И в них у принцессы есть выбор. Чар Тобиус, прекратите быть таким…

– Морщинистым? – Тобиус улыбнулся, и старческая личина слезла с него, обнажив истинный облик, только глаза остались неизменными.

– Откуда вы взяли эту сказку?

– Придумал.

– Правда? – удивилась она.

– Истинная. Вы можете этого не знать, но я натура творческая. В голове смешался эдакий суп из сказок, которые знают все, и сказок, которые знаю только я. Например, рыцари Зельвахара – это одна из самых ярких легенд восточного Вестеррайха, рыцари без страха и упрека, воспитанные в замке Зельвахар. Красиво. Героем стал виллан, потому что слушатели – виллановы дети, и им легче ассоциировать себя с простым человеком. Тема любви приятна девочкам, тема подвигов – мальчикам. Ну а тема восхождения человека из низов на самую вершину чарует всех. А волшебник в сказке – это такое чудесное допущение, ключевой двигатель сюжета и… все сказки, которые мне в детстве читали, были про волшебников.

– Неужели? Я знаю не так много сказок про волшебников.

– Это «Старые байки».

– Понятно, что не новые, но…

– «Старые байки», или «Сказания Данрована». Маленькие волшебники, миледи, тоже любят слушать сказки, но им рассказывают не про удалых вилланов, храбрых рыцарей и прекрасных принцесс, им рассказывают про мудрых волшебников. Сказки про волшебников встречаются и в «Белой книге», но там они, то есть мы, волшебники, либо второстепенные положительные персонажи, либо главные злодеи. «Сказания Данрована» представляют нас в более благородном свете, и известны они преимущественно среди магов, а не простых людей. «Король Ареан и Огненный Колосс», «Книжник из Рехенсвальда», «Семеро сыновей», «Чистюля Джок» и другие – все это «Старые байки», или «Сказания Данрована». Героем многих историй, кстати, является сам Маг Магов, это тоже важно.

– А что за Звездный Предел? – полюбопытствовала Хлоя. – Это вы тоже придумали?

– Отнюдь. У него много названий – Эвгеда Ксаар, Морнек-Нуут, Аслейнмар, Хса-Бегриль, или Звездный Предел. Упоминание об этом месте встречается так или иначе у волшебников практически всех народов, но никто не знает, что это такое на самом деле. Нечто, что изредка упоминается в обрывках древнейших документов, которые писа́лись еще до Второй войны Магов. Составитель «Старых баек», некий Данрован, использует это словосочетание для определения места, в которое уходят все великие маги. Так получилось, что ни элрогиане в Гроганскую эпоху, ни амлотиане в нашу эпоху особо волшебников не жаловали и места им в своих посмертных пристанищах официально не отводили. В этом отношении мы можем лишь надеяться, что попадем туда, куда попадают простые праведники после смерти. Но не объяснять же такое положение вещей детям, верно? Поэтому маленьким волшебникам говорят, что Звездный Предел – это место, куда они попадут, если будут хорошими магами, а хороший маг – это великий маг. Поэтому многие сказки из «Сказаний Данрована» так или иначе упоминают о Звездном Пределе.

– Это как Его Оружейная, но только для волшебников?

– Если считать магию религией, то да.

Тобиус смотрел в сторону, наблюдал за веселящимися людьми, едва заметно и через силу улыбался. Глаза его тлели янтарными углями, в них стояла грусть. Хлоя не могла не обратить на это внимания и некоторое время как-то даже завороженно следила за золотистым внутренним светом.

– Давно хотела у вас спросить, чар Тобиус, – что с вашими глазами?

– Если они на месте, то будем думать, что с ними все в порядке.

– Они желтые.

– Это… хм… побочное проявление мутации, которой меня подвергли в детстве, так называемые «кошачьи глаза».

– Кошачьи, правда? Больше похоже на глаза змеи или ящера…

– Скажите еще – дракона! – рассмеялся волшебник.

– Кто знает, я читала, что у драконов преимущественно желтые глаза, и…

– Еще немного – и я обижусь.

– Простите, – искренне смутилась она, опуская взгляд, – я не хотела…

– Окажете честь, миледи?

Тобиус склонился в приглашающем жесте: играла быстрая музыка, и вилланы парами вступали в общий пляс. Хлоя вложила в его широкую ладонь свою изящную ручку, и они влились в танец, по окончании которого ее высочество пригласил алеющий ушами Тобиуш Гофер, в кои-то веки соизволивший снять свои латы.

Серый волшебник бросил последний взгляд на выплясывающую Эмму, решил не мешать ученице развлекаться – и отправился к себе. Ему требовалось выспаться.

Когда магия вступает в дело, многое приобретает новые грани, и война – одно из таких явлений. Когда сражаются две армии, у полководцев для выстраивания планов есть численность войск, погодные условия, особенности ландшафта, боевой дух, качество снабжения. Когда сражаются две армии, подкрепленные военными и боевыми волшебниками, появляются сотни новых производных, которые нужно учитывать. И дело не в убийственных заклинаниях массового поражения, которые запрещены Церковью под страхом преследования и казни. Волшебники на войне чаще служат поддержкой, нежели ударной силой, они обеспечивают связь между частями армии, занимаются целительством и диверсиями, практикуют перехват вражеских сообщений и защиту собственных полководцев от внешнего ментального воздействия. В общем и целом боевые маги редко участвуют в столкновениях между вестеррайхскими державами, но ни одна военная кампания не обходится без военных магов.

Тобиус создал три массивных кувшина с рукоятками для удобства ношения, в которые он погрузил колдовской дым, а точнее – иллюзию, необходимую для воплощения составленного Бальденом плана баталии. Он же, Тобиус, и учил ответственных солдат управляться с этими артефактами, показывал, как следует их активировать по условному сигналу. Также для каждого солдата он создал по два одноразовых артефакта – Щит и Исцеление.

К моменту начала завоевательного похода Хог-Вуд имел под алебардой около четырех сотен неплохо обученных мужчин, из которых более четырех десятков восседали на скаковых белках и еще три десятка несли на плечах новенькие мушкеты. Пушек, увы, раздобыть так и не удалось – уж слишком мало времени было отведено на это.

Тобиус обернулся, чтобы повнимательнее рассмотреть провожающих. Брат Марк при содействии сестры Хелены благословлял воинов.

Под звук недавно выученной строевой песни отряд выступил в поход.

У города Хогсдальна было трое врат. Из северных дорога вела в глубь лена, принадлежавшего Агастусу Гогенфельду; дорога из южных, попетляв немного, раздваивалась, и одно ее ответвление вело дальше на юг, в Хог-Вуд, второе же поворачивало северо-западнее, в сторону пограничных баронств западного Ривена. Ну а восточные, Торговые, ворота впускали в Хогсдальн самую оживленную дорогу, именовавшуюся дорогой Елей. Ею часто пользовались торговые люди. Были еще небольшие Скользкие ворота в западной стене, но с запада к городу прилегало озеро, и у врат находились рыбный рынок и небольшой порт, в котором останавливались речные суда, заходившие в озеро по водам реки Илистой.

Исходя из информации, предоставленной Бейероном – Тобиус был почти уверен, что тот получил эту информацию от недавних визитеров, – в Хогсдальне стоял сравнительно небольшой гарнизон, состоящий из наемного войска Красных соек, поставленного там Гогенфельдом. Все ворота города, кроме Скользких, охранялись усиленными гарнизонами городской стражи, имевшей в распоряжении артиллерию. В случае появления вражеского войска засевшие в центре города Красные сойки покидали квартиры и отправлялись к тем воротам, на которых были нужны их клинки. Именно на этом простом, но эффективном плане обороны противника Бальден выстроил свой план штурма.

Ровно в полдень генерал, пользуясь одним из переговорных зеркал, дал команду действовать. По каждой дороге, ведшей к городу, двинулись пары солдат, несшие открытые медные кувшины, из которых сочилась иллюзия, превращавшая этих двоих в марширующие отряды по пятьсот мушкетов и алебард в каждом. Таким образом, пока три обманки неспешно шагали к городу посуху, настоящий отряд Бальдена – около трех с половиной сотен рекрутов и полсотни ветеранов – под пологом незримости подходил к озеру. По воле Тобиуса воды расступились, илистое дно иссохло, став пригодным для ходьбы, и отряд просто ушел под воду, в созданный волшебником тоннель.

Взмокший от напряжения Тобиус держал на себе солидный вес водной толщи. Ему приходилось каждое мгновение сосредоточенно поддерживать стены тоннеля, размыкать воду перед авангардом и смыкать за арьергардом, чтобы вести солдат к порту и к Скользким воротам, пока Красные сойки мечутся между тремя другими.

Наконец, открыв проход на берег, волшебник уступил дорогу Бальдену, который пришпорил сонную от приручающих чар белку и с воинственным ревом повел своих солдат из-под воды через рыбный рынок. Появление вооруженных людей прямо из озера повергло торговцев и матросов в ужас, очнувшиеся белки пушистыми ураганами перескакивали через прилавки и, подгоняемые кавалеристами, взлетали на крепостные стены. Скользкие ворота были взяты почти без боя, их охранников связали и заперли, а пехотинцы Хог-Вуда проникли в город.

– Рано радоваться, ребятушки, бой еще впереди! Шагом марш! Чар Тобиус, не подведи!

Серый маг кивнул, достал из сумки фиал с грибным эликсиром и сделал скромный глоток. Гурхана рванула по его энергопроводящим потокам тугими толчками, в висках зародилась боль, он на миг ослеп, но в следующее мгновение мучительные ощущения отступили, оставив лишь свежие силы.

И Тобиус и Бальден понимали, что новобранцам не выстоять в открытой схватке с опытными наемниками, поэтому Тобиус решил на свой страх и риск попытаться сократить количество вражеских клинков до первого столкновения. Взлетев, он ринулся к южным воротам. К этому времени иллюзии уже исчерпали себя, и несколько сотен наемников, а также охранный гарнизон стражи и канониры толпились на стенах, высматривая исчезнувших внезапно врагов. Тобиус прямо на лету ударил по стенам шквалом водяных сфер, залив все влагой, а потом направил вниз поток мороза из серебряного перстня, замораживая все и вся. Убедившись, что лед растает прежде, чем все эти люди погибнут, маг устремился к восточным воротам.

Он застал второй отряд Красных соек, когда они уже спешили обратно, к центру города, получив, возможно, сообщение о вражеской диверсии. Волшебник попытался проделать с ними тот же трюк, не обращая внимания на шквал мушкетного огня. Он залил улицу водой, но заморозить наемников не успел – с одной из замковых башен в него ударил Элементарный Разлад. Заклинание частично рассеялось на Щите Кудулы, а частично задело стоявший невдалеке дом, отчего тот стал рассыпаться в песок и пыль, будто в мгновение ока для камня и древесины прошли столетия. На самом деле структура вещества просто потеряла ту изначальную связь, которая заставляла ее мельчайшие частицы держаться друг друга, образуя собственно материю. Мальвар наконец расшевелился, и теперь он, Тобиус, должен был находиться рядом с вверенными его защите людьми, чтобы городской волшебник не смял их.

– Как успехи? – спросил Бальден.

– Треть Красных соек выведена из строя, еще одна треть лишилась сухих фитилей и пороха, но потом мне пришлось вернуться. Не хочу, чтобы Мальвар ударил по вам.

– Стало быть, враг все еще превосходит нас числом… Но ничего, и не с таким справлялся!

Бальден держался непоколебимо и самоуверенно, хотя волшебник знал, что генерал боится за своих людей. Он муштровал их беспощадно, развивал выносливость, прививал дисциплину, обучал владению оружием, но в настоящем бою новобранцы еще не были, их боевое опаление приближалось.

Волшебник парил над продвигающимися солдатами, высматривая противника, готовый в любой момент обеспечить подопечным защиту. Он слышал тревожный набат, раздававшийся со всех колоколен города, и крики горожан, стремившихся запереть свои дома и убраться подальше от людей с оружием.

Первое столкновение с противником произошло на Фонарной улице близ площади имени Яна Наталиса. Красные сойки из тех, что отправлялись к северным воротам, успели вернуться и наспех построили баррикаду. Наемники дали мушкетный залп, который Тобиус принял на Широкий Щит. Бальден выкрикнул команду, и в бой вступила беличья кавалерия. Огромные белки длинными скачками перескакивали с крыши на крышу и, соскакивая, рушились на врага сверху. Бравый генерал обучил грызунов-переростков орудовать когтями и резцами, так что наемники оказались смяты очень быстро, и на улицы пролилась первая кровь. Тобиус одним Толчком снес баррикаду, погрузил капитулировавших соек в глубокий сон, и по команде Бальдена движение к замку продолжилось. Впрочем, недолго.

Непосредственно на площади Яна Наталиса выстроились остальные Красные сойки, поддерживаемые городской стражей. Числом они превосходили скромные силы генерала Бальдена более чем в два раза.

– Вот сейчас и глянем, парни, хорошо ли я вас воспитал! Мушкетеры, стройсь!

Сойки открыли огонь немедленно, большая часть пуль ударилась о незримый барьер, поднятый Тобиусом, но площадь была широка, и некоторые свинцовые шарики достигли цели.

– Пли!

Грянул ответный залп, а вдогонку пулям к врагу устремились скаковые белки с размахивающими палашами кавалеристами.

– Алебарды опустить! Штыки примкнуть! Вперед шагом марш!

Серый маг взлетел повыше и принялся раскидывать заклинания, следя за столкновением конной и беличьей кавалерии. Пехотинцы обеих сторон пошли на сближение, а он, Тобиус, выпустил в тыл врагу духа бурана. Ему просто никто не помешал, Мальвар, как ни странно, не поддерживал защитников города, и бой сразу переломился в пользу штурмующих. Под руководством отважного генерала хогвудцы медленно, но верно теснили наемников, выдавливая их с площади сталью и свинцом. Высокая сверкающая фигура, превращавшая Красных соек в ледяные статуи, особенно сильно умаляла боевой дух обороняющихся, заставляя их бежать.

– Дави их, парни! Из строя не выступать! Все вместе!

– Генерал, это не к добру!

– Это война, чар Тобиус, она к добру не бывает!

– Мальвар бездействует! Это не к доб…

Враг побежал, и у Бальдена оказалось слишком много более важных дел, чтобы слушать волшебника.

– Отставить погоню, воины! Восстановить построение! Зарядить оружие! Не преследовать, это может быть западня!

– Это и есть западня, – прошептал Тобиус, видя, как в небе над площадью вдруг исчезла часть проплывавшего мимо облака. – Надо бежать!

Но оказалось, что уже слишком поздно.

На плечи людей навалилась невероятная тяжесть, она стала давить их, пригибая к земле, парализуя, причиняя боль. Тобиусу хватило сил устоять, он не носил брони, а значит, весил не так много, и строение его тела пережило целенаправленную мутацию, чтобы выдерживать большие нагрузки. Еще выстоял Бальден – избыток металла придавливал его к брусчатке, но чудовищно сильный человек продолжал стоять.

– Что это такое?! – Голос генерала увязал в сгущенном воздухе, как в патоке, все вены на его шее и лице вздулись, а капли пота, стекавшие по подбородку, неестественно быстро впечатывались в камень под ногами.

– Напор Луны. Он увеличил силу притяжения в отдельно взятом месте в несколько раз, заставив нас самих потяжелеть.

– Нас так перестреляют!

– Не думаю. Пули, вошедшие в поле действия заклинания, немедленно упадут на землю, а если враг приблизится, то тоже будет придавлен.

– И что… что нам делать? Когда это кончится?!

– Я думаю. – Тобиус повернулся к замку. – Нам повезло, что он не владеет этим заклинанием в совершенстве. Более опытный волшебник мог бы сровнять это место с землей, а из нас повыдавливать все внутренности.

– Ох, ахог! Мне прямо полегчало!

– Я отправлюсь в замок, генерал, и постараюсь убедить Рыжего прекратить это! Вы же, когда заклинание иссякнет, будьте готовы к бою!

– Это и есть твой план?!

– Готов выслушать ваши идеи! А? Что? Не слышу!

Тобиус взлетел, прилагая к этому втрое больше усилий, нежели обычно. О том, что он вырвался из поля повышенного притяжения, сообщило резкое ускорение и внезапно появившаяся легкость. Маг сделал круг над черепичными крышами Хогсдальна, выискивая Красных соек, а когда заметил их, ударил сверху Зыбучими Песками, внося в едва оклемавшиеся ряды наемников новую сумятицу.

Он полетел к одной из самых высоких башен замка, где на маленьком балкончике виднелась грузная фигура Мальвара Рыжего. Городской маг неважно выглядел после их прошлой встречи, бледный, осунувшийся, он тяжело опирался на посох и осматривал дымящийся местами Хогсдальн единственным здоровым глазом.

– Прекрати это, Мальвар! Мы уже выяснили, что я лучший боец! – без надменности крикнул серый волшебник. – Объяви о сдаче, без тебя они сражаться не станут! Присягнешь новому сюзерену – и заживешь спокойно, безо всяких темных делишек и мутных личностей, с которыми тебе не хочется иметь ничего общего!

– А если я клятву давал?! Если поклялся именем Джассара, что не сдам этот город?!

– Тогда ты идиот, и мне придется тебя убить! А ты давал клятву?

– Ну, нет, но… – смутился стихиарий.

– Тогда сдавайся, пока цел! Относительно цел.

– Без боя? – хрипло выкрикнул Рыжий. – Меня здесь больше не станут уважать, это неприемлемо!

Стихиарий ударил посохом о балкон, и каменная структура его башни отозвалась изменениями. В ее стенах появились арки высотой в человеческий рост, от которых в стороны выдвинулись каменные «лепестки» площадок – суть балкончики без перил. На эти площадки вышли существа с широкими плечами, руками, по форме напоминающими трубы, и короткими ногами. Они состояли из ярко-оранжевой материи, источавшей приглушенное свечение и явственный жар. Тобиус узнал в них элементалей огня, но состояли они не из подвижного живого пламени, а из уплотненной стихии, то есть «материального» огня.

– Испепелить!

Элементали подняли свои руки, уподобленные пушечным стволам, и на серого волшебника обрушился шквал ядер, состоявших из огненных сгустков, которые оставляли в воздухе пламенные кометные «хвосты». Тобиус заложил крутой вираж, уходя из-под плотного обстрела, и с чувством легкой паники заметил, как быстро два попадания уничтожили его Щит Стужи. Он попробовал уничтожать элементалей потоками воды и ледяными снарядами, но и то и другое обращалось в пар, не причиняя им никакого вреда, а камни самой башни не плавились лишь благодаря магии, пропитывавшим их защитным чарам. Мальвар Рыжий создал материю из чистого огня, сделал энергию твердой, придав ей постоянную форму. Тобиус никогда прежде не слышал о действующих заклинаниях, основанных на подобной технике.

Возникла идея. Нырнув вниз, чтобы избежать встречи с несколькими огненными ядрами, волшебник ударил в ближайшего элементаля Огненным Копьем. Дух стихии покачнулся, и по его твердому телу пробежала кратковременная рябь. Тогда Тобиус ударил еще одним огненным заклинанием, и элементаль взорвался с такой силой, что ударная волна дестабилизировала еще нескольких, попутно отшвырнув серого мага подальше. На какое-то время вся башня Мальвара потонула в грохоте взрывов, сопровождавшихся ярким светом и выбросами пламени, а когда это закончилось, ее каменное тело оказалось испещрено оплавленными и обугленными прорехами. Часть каменной массы буквально стекала вниз в виде лавы, но строение держалось за счет все еще сохранившихся защитных чар.

Тобиус нырнул в одну из пробоин, защищаясь от жара чарами Углежог, и поднялся по обгоревшей лестнице на три этажа, в обиталище городского мага. В центре круглого помещения, занимавшего весь этаж, стоял круглый же стол со стеклянным шаром в небольшой выемке, на полках книжных шкафов покоились увесистые тома; все вокруг постепенно тонуло в дыму.

– Эй, Мальвар, ты жив?

– Жив, – ответил неясный шепоток.

– Где ты?

– Если бы хотел дать тебе знать, то не прятался бы под Незримостью.

– Ты ведь получил магистерский посох не за своих чудо-элементалей, верно? Восстановил забытую технику превращения магической энергии в магическую материю, но не смог лимитировать входящий поток. В итоге каждый твой чудо-элементаль за счет уплотнения требует твоих сил в десять раз больше, чем обычный огненный. Но если бы это было главной проблемой! У этих твоих поделок нет защиты от огненных заклинаний, они принимают их за подкормку и уплотняются в массе до критических показателей, при которых ты больше не можешь контролировать их. Согласен, артиллерия из них отличная, но это же ходячие бочки с порохом, из которых торчат тлеющие фитили.

– Архимаги тоже указали мне на этот просчет, – прошептал голос, источник которого Тобиус не мог вычислить, как ни старался.

– Ты выйдешь?

– Не хочу…

Тобиус прищурился, вглядываясь в пространство. Он не интересовался предметами материального мира и не прослеживал ток энергии в имматериуме, его интересовало иное, а именно – неровности, складки на ткани бытия, которые может заметить только очень острый глаз далеко не каждого волшебника. Тобиус указал пальцем, на кончике которого пульсировало Расщепление, на книжный шкаф.

– Либо ты сдаешься сейчас, либо сейчас же умираешь. В любом случае этот город перейдет под руку моего сюзерена. Признаться, я ничего не могу противопоставить Напору Луны, разве что ударить по первоисточнику. Давай же, Мальвар, прояви разумность!

– Как ты можешь меня ви…

– Освободи моих людей, подчинись новому господину – и живи с миром. Обещаю, Гогенфельд не вернет город себе, об этом позаботятся Галли, а ты своим упорством уже зарекомендовал себя новому сюзерену с лучшей стороны. Ну так как, мне тебя убить?

Мальвар Рыжий стал проявляться медленно – сначала возник плоский полупрозрачный силуэт, потом появились цвет и объем. Его бледное лицо выражало настороженность, но, как отметил серый волшебник, не горе.

– Теперь главный здесь я, – насытив голос стальной твердостью, заговорил Тобиус.

– Угу. – Мальвар медленно подошел к столу, положил руку на стеклянный шар и прошептал несколько слов, после чего добавил: – Сложите оружие, бой окончен, и если вы подчинитесь, то сохраните не только жизни, но и жалованье.

В шаре отразились Красные сойки, спешно поднимающие руки перед возобновившими наступление солдатами генерала Бальдена.

– Что дальше? – спросил Мальвар.

– Сообщим отцам города, что отныне Хогсдальн и прилежащие земли возвращены под власть аллода Хог-Вуд. Потом наладим оборону, укрепимся как следует, замок этот приведем в порядок.

– А если им не понравится смена власти?

– Я думаю, что, если мой господин немного снизит налоги и подарит торговцам чуть больше привилегий, они смогут убедить кого угодно, что перемены к лучшему. К тому же он – Бейерон Карторен! Шутишь, что ли?

– А дальше?

– А что дальше? Будем жить по-человечески, как раньше жили. Это наша земля, и мы с нее не уйдем! Кстати, я беру тебя себе в учителя, научишь меня искусству призыва элементалей, а то я в этом не силен. И сгущение гурханы в материю – тоже полезный навык.

Магистр вздохнул, будто от самих слов Тобиуса уже был вымотан до предела.

– Как скажешь, мой добрый ученик.

– Готов?

– Готов-готов. – Тобиус встряхнул кистями рук, выдохнул, вдохнул – и начал вливать в нарисованные на полу символы горячую магическую силу, шепча нужные словоформы.

Элементаль появился сначала как лепесток оранжево-желтого пламени – и буквально за несколько мгновений вырос до размеров человека, а еще чуть погодя его источающая жар громада нависала над волшебником. Созданное из потоков живого огня тело постоянно колыхалось, но все же хранило стабильность.

– Теперь измени его форму.

Усилием мысли Тобиус превратил своего слугу сначала в огненную птицу, затем в ящера, потом придал ему форму огненного шара – и напоследок сделал его пылающим рыцарем с мечом и щитом.

– Все, свободен!

Элементаль немедленно исчез, ярко вспыхнув.

– Идем дальше, – кивнул Мальвар и укусил горячий пирожок с картоплей.

Тобиус стер круг стихийного призыва и начертал новый, убрал одни камушки, расставил вместо них другие. Призывать и удерживать земляного элементаля у серого мага получалось лучше всего, теперь его слуга вдвое превосходил хозяина высотой и обладал силой куда большей, нежели те коротышки, которых Тобиус призывал раньше. Огромные передние лапы с каменными пальцами, широченные плечи, лошадиная шея, каменная башка и грива из травяных стеблей.

– Переходи к воде.

Новый круг призыва – и новый элементаль, на этот раз прекрасная дева с копьем. Мальвар сразу назвал образ баловством и приказал поменять, но Тобиус лишь хмыкнул. Удерживать водного элементаля было сложнее, чем земляного, зато серый маг обнаружил, что может поместить внутрь него одно заклинание. Мальвар, услышав об этом, потребовал демонстрации, а когда элементаль метнул Ледяное Копье, тот озадаченно сел. Несколько раз превратив водного слугу в разную морскую живность, Тобиус отпустил его и начал чертить четвертый круг призыва.

– А теперь сосредоточься! Главное, помни – у воздушного элементаля может быть много форм, не обязательно создавать его в виде безумного неконтролируемого урагана!

– Не смешно. Даже не забавно, – процедил Тобиус.

– Это мне не смешно, когда приходится собирать лабораторию по кусочкам после каждого раза!

– Заткнись, Мальвар, мешаешь.

Тобиус несколько раз глубоко вздохнул и начал формировать воздушного элементаля. Вначале все всегда шло хорошо, элементаль появлялся как дымка колышущегося воздуха, затем воздух начинал вращаться, формируя миниатюрную воронку смерча, которая росла. Где-то на этом этапе появлялись проблемы. Тобиус не мог удержать рост под контролем, и элементаль превращался в неуправляемый смерч, который носился вокруг, устраивая хаос, пока его не изгоняли.

– Уплотняй и формируй, – напряженно проговорил Мальвар, готовясь немедленно изгнать стихийного духа обратно в родное измерение.

Тобиус поднатужился, продолжая складывать слова, и все-таки удержал непокорного слугу – из воронки смерча появилась смазанная человекоподобная фигура. Пробовать преобразовать элементаля во что-то иное Тобиус не стал и просто отпустил его.

– Слава Господу-Кузнецу! – Мальвар вытер рукавом лоб.

– Было не так уж и плохо.

– В этот раз. Все, на сегодня, думаю, хватит.

Тобиус утянул из-под носа у недовольно вскрикнувшего наставника один пирожок, откусил и улыбнулся – с картоплей. Капустные и мясные он любил не так сильно, как картопельные и яично-луковые.

– Зима близко, – сказал Мальвар, глянув в сторону открытых балконных дверей. Когда в зал проник холодный порыв ветра, стихиарий поежился.

– Сможешь присмотреть за городом в мое отсутствие? – спросил Тобиус.

– Ты что, куда-то собрался? Зима же близко!

– Да, близко. Я перезимую за рекой, в Дикой земле.

– Сумасшедший! А по эту сторону реки возможностей благополучно помереть тебе не хватает? Ты дурак?

– Я волшебник. А Джассар учил нас, что…

– «Лишь в знании сокрыта истинная сила», ага! А вдобавок к этому он еще говорил: «Путь, ведущий к знаниям, – это путь». Я знаю! Но еще я знаю, что Маг Магов жил несколько тысяч лет, и большую часть времени его наверняка окружала толпа восхищенных идиотов, считавшая каждое его слово отлитой в золоте истиной! Мало ли чего он успел наговорить за все это время!

– Ты удивительно легкомысленно относишься к законам магии, Мальвар. Может быть, это ты дурак?

Стихиарий недовольно заворчал. Он был магистром Академии, да вот ведь казус – его победил маг без посоха. В запасах силы и опыте Тобиус все еще уступал Рыжему, однако своими боевыми качествами превосходил на голову.

– Весной я отправлюсь в столицу.

– За посохом?

– Да.

– Это профессиональное самоубийство! Мне уже шестьдесят шесть, а посох я получил сравнительно недавно и помню, как трясся, зная, что могут вышвырнуть с позором! Архимаги не любят выскочек! А тебе сколько лет? Тридцать?

– Не знаю, думаю, слегка за двадцать.

– Тебя выставят из Академии, как только заявишься.

– Не имеют права. Официально возрастного ценза не существует, можно сдавать экзамен на магистра хоть прямо после окончания обучения.

– И многие так поступали за историю существования Академии? – со злым ехидством спросил Мальвар.

Тобиус знал, что тот прав. За более чем полторы тысячи лет этим правом не воспользовался никто.

– Тогда я представлю им пять новых заклинаний вместо одного! Пусть подавятся!

– А-а-а! Делай что хочешь! Какое мне к ахогу дело? Тактическая телепортация! Давай!

Это давалось Тобиусу легче, затраты магии минимальные, расстояния для перемещения мизерные, перемещение бесшумное, разве что движение воздушных масс создает сквозняк. Тобиус исчез и появился за спиной Мальвара.

– У тебя к этому талант, но ты предсказуем. Я знал, где ты объявишься. К тому же располагая точку выхода так близко к живому существу, ты обдаешь его потоком ветра, чем опять же выдаешь себя.

– Учту.

– Что ж, этим приемом ты овладел отменно. А теперь переходим к самому любимому. Энергию в материю, давай!

Тобиус вздохнул, с хрустом сжал кулак. Переводить гурхану из состояния энергии в состояние материи оказалось делом довольно трудоемким, требовалась концентрация, сила воли и большой запас магической силы. На руке начали появляться синие кристаллы с крапинками бирюзы, похожие на серповидные клинки.

– Маг серый, а гурхана в нем такая же синяя, как и во всех других, – хмыкнул Мальвар. – Теперь отойдем от стандарта, покажи мне свою огненную гурхану!

– Это намного труднее…

– Разве я об этом спрашивал?

Тобиус скрипнул зубами, но подчинился. Он знал, что должен благодарить за свое обучение, и старался впитать каждую каплю драгоценного знания, которую ему предоставлял Мальвар. Твердая гурхана распалась облаком синего искристого дыма, втянулась обратно в тело, Тобиус сосредоточился, разжигая в сердце пламя, и отрастил на руке когти оранжево-желтого цвета, переливающиеся и настолько горячие, что воздух вокруг них изгибался волнами. Серый маг покрылся испариной, вены на его теле вздулись и стали слабо светиться.

– Лови! – Мальвар бросил в него медный подсвечник.

Тобиус взмахнул рукой, превращая снаряд в четыре куска оплавленной меди.

– Материальная гурхана тверже алмаза, сделай из нее кулак – и он пробьет любой камень, сделай кинжал – и он вспорет любой доспех.

– Недостатки явны, – прохрипел Тобиус, пытаясь отдышаться после сильного перенапряжения, – медлительность метода, огромные затраты сил, невыго…

– У кого много сил, тот о затратах не думает! Скорость – дело наживное. – Мальвар показал свою ладонь, которая на глазах покрылась сверкающими красно-оранжевыми, лазурными, белыми и зелеными наростами. – К тому же магической силе можно придать любые характеристики, любую форму. Главное – что ты уже умеешь это делать, а опыт придет со временем.

Тобиус покинул Хогсдальн, прихватив с собой мимика. После взятия города он поселился в замке и лично транспортировал во временное жилище некоторые вещи, в том числе и клетку с мимиком, дрессировкой которого занимался каждый день. Теперь магический хищник свисал с плеч своего хозяина в облике серого плаща с фибулой, в которой имелся крупный красный глаз.

В Хогсдальне остались принцесса Хлоя, генерал Бальден, гарнизон солдат и огромная система оборонительных чар и заклинаний, созданная Тобиусом и Мальваром.

Молодой волшебник телепортировался к воротам Под-Замка, где его встретили приветственными криками с надвратной башни, и створки открылись. Люди высыпали на улицы, чтобы поприветствовать его. Коротко, но тепло переговорив с некоторыми деревенскими, Тобиус ступил под своды замковых ворот, обогнул колодец, вошел в донжон.

– С возвращением, чар Тобиус. – Бейерон поднялся с кресла, сделал три шага и встретил волшебника рукопожатием. – Ты сделал все и даже больше, чем было нужно.

– Благодарю, сир. Как тут дела шли без меня?

– Потихоньку. В замке стало как-то пусто без генерала и Хлои, но вечерами я порой собираю небольшую компанию за ужином, чтобы не помирать с тоски. Брат Марк расширяет производство, постоянно носится между нашими пунктами заготовки сырья, все благословляет, благословляет. Томас готовит замок к зиме, заполняет кладовые. Сестра Хелена вечерами радует нас своим пением. Эта прекрасная женщина обладает поистине медовым голосом…

Бейерон все говорил, а Тобиус все слушал. Им принесли подогретого вина, холодного мяса, и отрекшийся король с молодым волшебником беседовали несколько часов кряду, прежде чем Тобиус поведал своему господину о принятом решении.

– Звучит как откровенное безумие.

– Ради вашего спокойствия, сир, могу сказать, что там не все так ужасно. То есть там, конечно, полно всякой плотоядной дряни, магических аномалий и еще много чего смертельного, но есть и разумная жизнь. А главное – там, возможно, есть сокрытые знания, до которых никто не доберется еще тысячи лет. Эта мысль угнетает меня больше всего, пожалуй.

– И ты готов ради них умереть?

– Я готов… я готов ради них выжить.

Они помолчали.

– Кажется, я понял. – Бейерон провел пальцем по краю своего кубка и пристально взглянул на волшебника из-под кустистых бровей. – В тебе распалилась искра путешественника и первооткрывателя, Тобиус. Это неразумно, но, с другой стороны, именно такие, э-э… мм… «неразумцы» часто вписывали свои имена в историю.

– Место в истории меня не манит, лишь знание, сир, оно как… как огонь для мотылька – невозможно устоять. Моя Путеводная Нить впервые за последние месяцы натянулась, и она тянет меня в лес. Боюсь, это не оставляет мне выбора.

– Что ж, коли так, отговаривать тебя бесполезно. Но знай, что мы здесь будем думать о тебе и бояться за твою судьбу. И ждать.

– Я… спасибо, сир.

– Ступай и отдохни как следует.

Вскоре волшебник вошел в свою башню, оглядел слой пыли на всевозможных поверхностях и коснулся энергетических жил, протянувшихся в стенах. Он оказался дома. По лестнице прогрохотали шаги, и в лабораторию ворвалась стальная дева. Она с разбегу набросилась на волшебника и стала его обнимать, что-то взволнованно тарахтя, смеясь и вскрикивая:

– Как же я хотела к тебе! Но я не пошла! Ты сказал мне оставаться! Ты жестокий! Я послушалась тебя! Но как же я хотела к тебе! Я охраняла деревню! Я замок охраняла! А ты жестокий! Я так волновалась! А потом нам рассказали, что ты всех победил!..

– Наши храбрые солдаты всех победили. Я только помог управиться.

Волшебник отстранил ученицу и принялся ходить от полки к полке, от ящика к ящику, складывая в свою сумку разные ингредиенты, порошки, минералы, кусочки древесной коры, косточки, лоскутки паутины, листья укропа.

– Завтра я опять уйду, на этот раз – надолго. До весны, думаю, меня не будет.

– Ого! Куда?!

– За реку.

– Когда выходим?

– Я выхожу. Завтра.

– Я успею собраться.

– Я сказал, что я иду.

– Ага!

– Один.

– Да, со мной.

– Без тебя. Иду один.

– Не поняла.

– Ты остаешься.

– Это даже не смешно, – мрачно заявила стальная дева, уперев руки в боки.

– Понимаешь, Эмма, есть дороги, по которым волшебник должен пройти один.

– Бред! Один не пойдешь.

– Это мне решать.

– Не пойдешь.

– Давай не будем пререкаться.

– Одного не отпущу!

Трансформация произошла почти мгновенно, от плоти к сверкающей стали. Тобиус уже давно не видел, как Эмма обнажает свои лезвия, и теперь он особенно хорошо вспомнил, как встретил ее в первый раз и как она пыталась нарезать его тонкими ломтиками.

– Я нужна тебе! Я пригожусь!

– Эмма, – Тобиус был спокоен и убедителен, – я отправлюсь один, это мой поход для моих целей, а ты останешься здесь и будешь защищать Под-Замок вместо меня и приглядывать за башней.

– Это несправедливо!

– Это мое решение, и справедливость здесь ни при чем.

Эмма громко хмыкнула, демонстративно повернулась к нему спиной и ушла прочь. Волшебник же, ощущая некоторую тяжесть на сердце, пошел туда, куда обычно идут с такими проблемами люди, – то есть в трактир.

В «Под короной» его встретили радостными возгласами и поздравлениями. Он обнялся с Томасом Бэйном, заказал всем присутствующим пива за свой счет и сам взялся за кружку. В трактире было тепло и светло, что дарило чувство особенно сладкого уюта на фоне осенней непогоды. Ближе к ночи Тобиус попрощался с Томасом Бэйном и Мартином Гофером-младшим, сказав, куда собирается идти, и попросив не отговаривать его. Они и не собирались, лишь пораженно смотрели на него и качали головами.

Добравшись до кровати, маг с недовольством глянул на красную комету, выползшую на распогодившееся ночное небо, погладил дрыхнущего Лаухальганду и сам лег спать.

В тенях его тревожных сновидений клубилась тьма с алыми глазами.

Деревня и мир вокруг нее тонули в сером тумане, делая то позднее осеннее утро еще темнее и неприветливее. Тобиус был полностью собран и готов к дороге. Последним в его сумке оказался Лаухальганда, который даже не соизволил проснуться, когда его запихивали внутрь. Волшебник спустился на нижний этаж, прошел мимо укрывшейся с головой одеялом Эммы и вышел на захваченную туманом крепостную стену. Поприветствовав нескольких стражников с едва светящими в этом холодном сером мареве фонарями, он отправился на кухню, где сонные поварята нагрузили его припасами.

Тихо двигаясь коридорами еще не до конца проснувшегося замка, волшебник внезапно наткнулся на Хлою.

– Я вас жду.

– Я так и понял.

– В замок затемно прибыли послы риденского короля, один из них маг по имени Октавиан, вы могли слышать о нем.

– Октави… тот Октавиан? Да, слышал кое-что.

– Пока вы не ушли, отец хотел бы, чтобы вы поприсутствовали на встрече. Им предоставили покои для отдыха после пути, хотя они желали получить немедленную аудиенцию, так что торопитесь!

– Слушаюсь, миледи.

Свойственным ему быстрым и широким шагом маг отправился в большой чертог.

– Рад, что ты еще не ушел.

– Послы, сир?

– Да, послы. Правда, с чем посланы, я могу лишь строить смутные предположения. Доверенные лица Радована, капитан его гвардии Желоран и придворный волшебник Октавиан Риденский. Он, этот Октавиан, завоевал определенную репутацию во время Содренских Плясок, и я хотел бы иметь рядом с собой преданного мне мага.

– Рад служить.

Двери большого чертога широко распахнулись, и вошли двое. Капитан Желоран был очень высок и широк в плечах, из-под его алого плаща виднелись детали баснословно дорогой гномской брони, выкованной из нуагримга. При этом Желоран был и невероятно молод, хотя мужественность, подчеркнутая мощной челюстью, тяжелым взглядом карих глаз и густыми бровями, не позволяла отнестись к годам воина чересчур легкомысленно.

Однако скрыть удивление при виде Октавиана оказалось намного труднее. Вместо умудренного годами могучего волшебника какой-то… он едва ли был старше Тобиуса. Субтильного сложения молодой мужчина с треугольным лицом, короткими пепельно-серыми волосами и тонким крючковатым носом – что у беркута клюв. Дорожные одежды сидели на нем мешковато, на лице не было даже щетины, а глаза… пожалуй, лишь глаза говорили об уме и опасности этого человека, желтые с вертикальным зрачком глаза, такие же, как у самого Тобиуса.

Серый маг скосил взгляд на отрекшегося короля, но на лице монарха не проявилось ни тени эмоций.

– Приветствую вас в моем более чем скромном обиталище, друзья. Можете говорить, – позволил Бейерон, когда пришельцы опустились на одно колено.

– Ваше величество, сир, мой король послал меня с важным поручением!

Желоран протянул вперед цилиндрический футляр. Тобиус принял его и, внимательно изучив на предмет потаенных чар, передал Бейерону. При этом он также следил за Октавианом. У риденского волшебника была кипучая, живая аура, но навскидку Тобиус не сказал бы, что тот намного превосходил в силе его самого.

Бейерон распечатал футляр, извлек и внимательно прочел послание.

– Это хорошее начало, – сообщил он, сворачивая свиток, – но нам еще многое предстоит обсудить. А ваш сюзерен не остался ли слишком беззащитен, когда капитан гвардии и ближайший соратник среди магов так отдалились от него?

– Его величество достаточно крепко сидит на своем троне в окружении множества верных соратников, ваше величество, – ответил рыцарь церемониально и с достоинством.

– Я рад это слышать. Что ж, будьте моими гостями!

– С вашего позволения, сир, мы хотели бы немедленно отправиться в обратную дорогу.

– Вы представляете, как это нелепо выглядит, господа? Вы приехали из такой дали, пересекли весь Ривен, а теперь намерены покинуть Райнбэк, когда ваших лошадей еще даже не успели перековать и накормить. Дабы обо мне не подумали как о нерадушном хозяине, вы переночуете в моем замке, а отправитесь в путь завтра.

Гости приняли эту волю и покинули чертог.

– Что ж, я не такими себе их представлял.

Отрекшийся король сидел в своем кресле неподвижно. Широко раскрытые глаза смотрели куда-то вдаль, губы едва-едва шевелились, будто сосредоточенно перебирая какие-то важные мысли.

– Сир, я сказал, что…

– И не напрасно, – кивнул Бейерон, мгновенно оттаивая. – Думаю, на этом все. Ты уходишь?

– Да, сир, как и собирался.

– Попрощался с людьми?

– Еще вчера.

– Тогда, – он поднялся из кресла и пожал Тобиусу руку, – в добрый путь, мой друг. Мы будем ждать твоего возвращения.

Волшебник покинул замок в тумане, таком же сером, как цвет его плаща, прошел к южным воротам Под-Замка и перемахнул через них, не тревожа стражи. Он двинулся по дороге, огибающей холмы, к стылой речке, чтобы, перебравшись через нее на берега Дикой земли, провести там всю зиму. Само по себе предприятие это было тем еще безумством, а ведь Тобиус даже не представлял, что проведет в Дикой земле не три месяца, а не меньше двух лет. Но даже если бы он знал об этом, то не повернул бы обратно, ибо такова природа мотыльков: они всегда летят на огонь.