Неожиданные радости редки и поэтому особенно приятны. Вот идешь ты по улице, голодный и холодный, в кармане абсолютный ноль и перспектив никаких и тут, в редко посещаемых тобой залежах куртки, вдруг обнаруживается затерявшаяся купюра. И все! Жизнь обретает новый смысл, и птица нечаянной радости раскрывает над тобой свои волшебные крылья. Или, например, поставили тебе диагноз перелом, а это не более чем растяжение, или сказали, что триппер, а оказалось ОРЗ. Ну чем не повод для радости! Вот про одну такую нежданную радость я и хочу рассказать.

Дело было в середине 80-х. Мы с моим приятелем Андроном возвращались из летних Гагр в Первопрестольную. Три недели интенсивного во всех отношениях отдыха бронзовым загаром отпечатались на наших физиономиях, и мы возвращались домой с укрепившимся здоровьем и слегка сбившимися нравственными ориентирами.

Отдыхать мы слегка устали, так что с удовольствием выдвинулись в сторону вокзала, где должны были сесть на поезд Гагра — Москва. Все было бы прекрасно, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что наши финансовые ресурсы составляли пять копеек на брата, которые надлежало сохранить на метро. Кроме того, имелась неизвестно как прибившаяся к нам бутылка чистого спирта. Ехать предстояло свыше тридцати часов, так что перед нами острой пикой встал вопрос о снабжении в пути продовольствием наших уже не растущих, но вполне молодых организмов. Из несъедобного имущества еще имелась гитара, на которую мы возлагали некоторые надежды, ибо Андрон весьма недурственно пел, а я помнил достаточное количество анекдотов, чтобы заполнять паузы. В общем, к моменту посадки в поезд коллектив был вполне готов к тому, чтобы выступать за еду. Для осуществления плана нам требовались дамы не преклонного возраста, горящие желанием накормить голодных, но благородных артистов. Увы, мечтам не суждено было сбыться. В купе нас встретил неприветливый дядька лет шестидесяти, которому наши песни нужны были, как зайцу канделябры. Короткая инспекция вагона выявила полное отсутствие увешанных продуктами дам, готовых обменять свои гастрономические богатства на культурный досуг. Не найдя потенциальных зрителей, господа несостоявшиеся менестрели приуныли. Комедия грозила перерасти в драму. Попытка получить бесплатный сахар у проводницы закончилась неудачей, и в довершение всего желудок отказывался принимать кипяток за еду. Не осуществив желаемое, мы обратились к действительному, а именно начали прикидывать имевшиеся в нашем распоряжении варианты. Вариантов было немного, а конкретно один, который я и озвучил, предложив считать первую стопку спирта выпивкой, а вторую — закуской.

— Спирт!? Натощак?! Без закуски!? — возмутился Андрон, разливая.

Момент «закуски» я уже не помню, но в целом ход был правильный, ибо мы погрузились в глубокий, здоровый сон. Проснулся я без всякого удовольствия и с ощущением недосыпа и сухости в организме. В голову лезли исключительно мрачные мысли о том, что дорога впереди долгая и голодная. В животе разыгралась пугачевщина, и все мои попытки подавить волнения снизу приказами сверху не увенчались успехом. Потерпев когнитивную неудачу, я с ненавистью посмотрел на мирно сопящего во сне приятеля. Прикинув все «за» и «против», я понял, что будить Андрона небезопасно и занялся определением нашего местоположения. За окном проносился незнакомый пейзаж, которому было совершенно наплевать на мое обострившееся от голода любопытство.

Устав заниматься поездным ориентированием, я просто стал ждать ближайшей остановки. В тоскливом ожидании я представлял себе станцию «Иловайская», от которой было еще пилить и пилить. Несколько лучше в этом смысле выглядел «Ростов» и совершенно божественной музыкой звучал «Курск». Впрочем, на Курск я не надеялся и мечтал скорее по инерции. В ожидании текли минуты, и вот вдалеке показались очертания станции. По мере приближения поезда к перрону я, как мог, укреплял свой дух, готовясь стоически перенести географически-продовольственное разочарование. И вот состав въехал на станцию, и божественной нирваной на мой измученный организм опустилась та самая нечаянная радость, о которой я упоминал в самом начале. Счастье заполняло меня целиком, искрилось и булькало, и я булькал вместе с ним. Я тут же разбудил Андрона и мы, полные восторга и эйфории, радостно уставились на здание вокзала, на фасаде которого аршинными буквами было написано «ТУЛА»! Сознание того, что нам осталось каких-то сто километров до еды, произвело кардинальные изменения в нашем настроении, и остаток пути пролетел, как одно мгновение. Так что теперь все, что связано со словом «Тула», вызывает у меня ту самую нечаянную радость, которая редко встречается и поэтому столь ценна.