Восток

Айри не вышла к ужину, и за столом сидели только двое: князь и Левмир. Последний предпочел бы погрызть черствую корку хлеба у себя в комнате. Тишина и недомолвки витали в воздухе, соблазняя остановить сердце.

Торатис отложил палочки, Левмир встретил тяжелый взгляд князя.

— Ты можешь думать обо мне все, что угодно. По крайней мере, сейчас я пытаюсь быть честным. Решение уже принято. Мои воины не пойдут на запад.

Кусок рыбы в рисе замер на полпути ко рту. Левмир тоже отложил палочки.

— Значит ли это, что я должен выметаться как можно скорее?

Торатис несколько раз моргнул. Лицо приняло растерянное выражение. Левмир, ощущавший себя бесправным гостем в доме облеченного силой и властью человека, вдруг понял, что для князя все иначе. Это он, Левмир, — сила. И Торатис боится его прогневать.

— Нет, разумеется, я не откажусь от своих слов, — забормотал князь, гоняя палочкой по тарелке остатки еды. — Пользуйтесь моим гостеприимством еще два дня…

— А потом — выметаться. Так?

Когда князь поднял голову, в его глазах пылала почти неприкрытая ненависть.

— Если не ошибаюсь, на западе тебя ждет девушка, с которой ты решил связать свою жизнь. Смею ли задерживать?

— Девушка, — повторил Левмир. — Какая забота. Вы не подумали о ней, когда устроили утреннее побоище? Я мог погибнуть там. И решились бы все проблемы разом. Не пришлось бы бояться, что дочь, которая не называет вас отцом, решит связать судьбу со мной.

Князь толкнул тарелку, поднялся, и где-то во мраке, окружившем освещенный стол, послышались звуке трения металла о кожу. Незримые телохранители обнажали оружие. Левмир улыбнулся.

— Эмарис наплел тебе этой ерунды? Что он сказал?

— Ничего такого, чего бы я не увидел сам. Я пришел просить помощи, а вы пытаетесь меня убить. Я говорю о том, что скоро Восток захватят вампиры, а вы устраиваете побоище ради какой-то деревеньки. Я выполняю условия договора, а вы…

— Договор был — убить чемпионов, — перебил князь. — Они все живы, так что…

— Я вас понял. — Левмир встал из-за стола. — Благодарю за ужин. Эту ночь я проведу здесь, раз вы так любезны.

— А утром…

— Утром я уйду. Думаю пожить у Эмариса, пока не вернутся летучие мыши. Потом мы покинем эти земли. Молитесь за нас. Потому что, увидев вампиров в следующий раз, вы встанете перед ними на колени.

* * *

Закрыв глаза, Айри наслаждалась благоуханием горячей воды, ласкающей тело. Очень скоро сердце начнет биться быстро и тяжело, но пока ванна лишь расслабляла. Просторная купальня затянута паром, если вытянуть руку, пальцы почти не различимы. Но вытягивать руку не хочется — слишком приятно просто лежать вот так, без движения. Только сейчас Айри поняла, как вымоталась за день. Усталость, как и прочие слабости, которые княжна привыкла разгонять по углам, выползла наружу и захватила власть над телом.

Хотя солнце уже закатилось за горизонт, впереди два тяжелых разговора, и если одного она просто боится, то второй заставляет колени трястись. Лгать в глаза — это легко. Но если ко лжи примешивается частичка правды, в которую самой трудно поверить… Тогда приходится тяжко. Поэтому на вечер Айри запланировала еще два разговора, один из которых должен состояться прямо сейчас.

Хлопок двери. Айри, задержав дыхание, окунулась с головой. Вода стекает по лицу, мокрые волосы прилипли к плечам и спине. Не открывая глаз, девушка положила голову на обтянутый мягкой кожей край ванны. Легкие шаги затихли сзади.

— Говорила здесь с кем-нибудь? — спросила Айри.

— Только с одной служанкой, ее зовут Кирта, — отозвалась Рикеси. — Она милая и добрая, но очень любопытна. Стоило больших трудов сохранить тайну. Правда, в этом, наверное, нет больше смысла.

— Что это значит?

— Только что видела его преосвященство. Он уехал отсюда верхом.

Айри поморщилась. Один из тяжелых разговоров станет еще тяжелее.

— Не беспокойся. Обещаю, ты останешься здесь, и никто не попытается тебя убить.

— Вы уверены? — В голосе Рикеси слышится страх. — Я видела, здесь молельня с чашей…

— Мы не станем об этом говорить. Когда я принимаю ванну, хочу хоть несколько минут не думать об Алой Реке, битвах с разными выродками и прочем.

— Как скажете, госпожа Айри. — Судя по тому, как усилился голос на последнем слове, Рикеси поклонилась. — Но зачем здесь я? Хотите, чтобы я помогла вам…

— Никто. Никогда. Ко мне. Не прикоснется. — Расслабление закончилось, глухие удары сердца отдают в голову, дыхание становится тяжелым. — Дай полотенце и халат.

Услышав звук шагов рабыни, Айри поднялась. Гладкая, без единого изъяна кожа будто светится изнутри, но Айри не хотела смотреть на себя. «Мое тело — оружие», — сказала себе, отжимая волосы. Полотенце мягко легло на плечи. Осушив кожу и волосы, Айри отдала его, вытянула руки назад, позволила облачить себя в халат. Завязав поясок, Айри ступила на теплые плиты пола. Рикеси, склонив голову, отступила на шаг. Умытая, причесанная, в чепце и белом переднике — будто всегда прислуживала в княжеском доме.

— Мне нужен твой совет. — Айри прошла в угол купальни, стерла рукавом с зеркала тонкую пленку водяных капелек. — Ты ведь работала в борделе, так?

— Почти год, госпожа. — Рикеси встала за спиной, и Айри видела ее лицо, когда расчесывала спутавшиеся волосы.

— Не уборщицей, надеюсь?

— О, нет. Мне приходилось обслуживать богатых клиентов.

— Прекрасно. Что ты делала, чтобы эти клиенты смотрели только на тебя, думали только о тебе, выбирали только тебя?

Судя по выражению лица, Рикеси озадачилась.

— Зачем вам? — спросила. — Это не то искусство, которое приличествует…

— Я сама решаю, что мне приличествует. Отвечай на вопрос.

Рикеси замялась, взгляд заметался по купальне.

— Госпожа, в таком деле множество хитростей. Но вы должны понять, что у всех моих ухищрений была лишь одна цель. Если собираетесь применить хотя бы часть из них — рано или поздно придется разрешить к себе прикоснуться.

— Этого не будет. — Расческа грохнула о столик, Айри повернулась к рабыне. — Предположим, речь идет не об обычном мужчине. Не о таком, который распускает слюни, видя голую девушку. О таком, который ищет чего-то большего.

— Полагаете, к нам заходили такие? — Рикеси улыбнулась — И почему вы думаете, что господин Левмир такой уж необычный? Увидев меня без одежды, он смутился, хотя и сделал вид, что ему неинтересно. Довольно часто к нам приводили неискушенных юнцов их друзья, а иногда — отцы. Многие пытались казаться необычными, но… Простите мою дерзость. На таких, как господин Левмир, у меня уходило не больше минуты. А потом они возвращались снова и снова.

— К чему ты назвала это имя? — Айри старалась говорить грозно. Румянец на щеках вполне можно списать на горячую ванну.

— Госпожа, после всего, что вы для меня сделали, у вас не может быть более верной рабыни. Вы приказываете молчать — я молчу. Скажете убить — убью. Если хотите поговорить честно — говорите, не задумываясь. Все, что я от вас услышу, уйдет в могилу вместе со мной.

Голос Рикеси звучал твердо, а в глазах светились ум и доброта. Айри вздохнула.

— Все не так, как ты думаешь, но по-другому я объяснить не могу. Хорошо, пусть Левмир. Пусть я слишком слаба и труслива, чтобы пустить в ход все, что у меня есть. Но он — моя судьба, которую я ждала три года, и я не могу распрощаться с ней через три дня. Будь он попрошайкой с рынка, все было бы проще, но у него есть мечта, есть цель, к которой он стремится. Что мне сделать, чтобы он забыл о ней? Чтобы остался здесь, не прося от меня… больше, чем я могу дать? Ему плевать на деньги, на роскошь, на вкусную еду. За весь день, если не считать сурии, его глаза загорелись лишь однажды — когда я покупала ему принадлежности для рисования. Пара карандашей и лист бумаги для него дороже всего княжества!

Высказавшись, Айри уставилась на свои босые ступни. Плиты здесь холоднее, она непроизвольно поджала пальцы на ногах.

— Не думаю, что вы — слабая и трусливая, — мягко сказала Рикеси. — Простите еще одну дерзость, но и таких как вы я тоже встречала там. Девушки много плачут, некоторые даже пытаются наложить на себя руки. Но потом привыкают. Становятся другими. Зачастую — лучшими из лучших. Только вот что-то в них умирает навсегда.

— Ты меня понимаешь. — Айри опустилась в кресло рядом с зеркалом, взглянула на свое отражение. — Во мне уже умерло слишком многое.

— Я не очень смыслю в настоящей любви, пусть вы и не хотите называть это так. Но могу дать один совет.

— Я об этом и прошу. — Взгляд Айри метнулся к смущенному лицу Рикеси. Казалось, говорить о плотских утехах той гораздо легче, нежели о глубоком чувстве.

— От вас потребуются выдержка и сила, которых вам не занимать. Окружите его лаской и заботой. Покажите, что полностью открыты. Расскажите все, что он захочет узнать, но оставьте маленький секрет — все равно, что за чепуха это будет. Он должен понять, что ему позволено многое, но не все. Это сведет его с ума, а ваша улыбка намекнет, что и последняя дверь раскроется перед ним, как только придет время, или если он подберет нужный ключ. А потом, когда он привыкнет, что вы такая, станьте холоднее. Сделайте вид, что у вас есть кто-то другой, перестаньте обращать на него внимание. Муки, которые он испытает, не сравнить ни с какими пытками. Рано или поздно он приползет на коленях умолять о снисхождении.

Представив Левмира стоящим на коленях, Айри скривилась. Ничего приятного. Захотелось рубануть саблей. Да и не пойдет он на такое! Скорее сам себя убьет.

Будто прочитав мысли княжны, Рикеси добавила:

— Не обязательно именно так. Просто… Вы увидите, когда он будет у последней черты. Тогда одна лишь ваша улыбка сможет вернуть его в мир живых. Подарите ему немного любви и надежды.

— А потом?

— Потом — все с начала. Выдумывайте новые и новые способы вести его от отчаяния к блаженству и обратно, чтобы он не заподозрил фальши. Так играют с душами и с плотью. Вечное сражение, в котором побеждаете только вы, как бы он ни ликовал своим триумфам. Быть может, вам повезет. Тогда вы увидите, что сражаться дальше нет смысла, и он никуда не уйдет, даже если вы сию секунду превратитесь в горбатую старуху с бородавкой на носу. Я желаю, чтобы у вас получилось именно так.

Заливистый смех княжны возмутил Рикеси, но она постаралась сохранить благожелательное выражение на лице. Повторила про себя все сказанное. Покраснела. Ладошка взлетела ко рту.

— Ой, — сказала. — Простите, госпожа. Глупо получилось.

— Чепуха, — махнула рукой Айри. — Я поняла тебя. Спасибо. Можешь идти к себе.

Поклонившись, Рикеси выбежала из купальни, ругая себя последними словами. Надо же было глупость сморозить, да еще и с серьезнейшим выражением лица! Она до такой степени погрузилась в себя, что не заметила тени, скользнувшей из смежного коридора. Сильные, крепкие пальцы вцепились в руку. Повернувшись, Рикеси завизжала, но рот ей закрыла ладонь горбуна.

— Тихо, красавица, — улыбнулся Сэдрик. — Тебя ищет князь. Нельзя бегать от хозяина, ох нельзя!

* * *

Когда волосы высохли, Айри переоделась. Шкаф в покоях княжны ломился от нарядов, которые Торатис регулярно заказывал у лучших портных. Ни одного из этих платьев Айри не надевала после примерки. Ежедневный гардероб составляли три скромных платья, купленных на свои, кровавые деньги. Но сейчас Айри решила перебороть себя. Выбор пал на пышное вечернее платье светло-зеленого цвета, оставлявшее непокрытыми плечи. На одевание ушло минут десять, но и тогда Айри долго крутилась перед зеркалами в золотых оправах, поправляя и одергивая. Волосы она завязала в привычный хвост, понимая, что не очень такая прическа идет к наряду.

— Ну? — Айри подмигнула отражению. — Готова к подвигам?

Надела стоптанные туфли, которые все равно не видно из-под подола, и отправилась в бой.

У дверей Левмира пришлось задержаться. Десять раз Айри глубоко вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоить сердце. Когда рука поднялась, чтобы постучать, изнутри раздался голос:

— Входи, не заперто.

Айри толкнула дверь. Левмир лежит одетым на неразобранной кровати и что-то рисует в альбоме. Рядом с ним калачиком свернулась серая кошка.

— Как ты узнал, что я за дверью? — спросила Айри, усаживаясь на стул рядом с кроватью. — И что здесь делает Тиби?

— Я ведь все-таки вампир. Слышал твое дыхание. Волнуешься?

Левмир оторвал взгляд от листа, и Айри не успела спрятать покрасневшее лицо.

— Может быть, не надо тогда? — Голос Левмира прозвучал неуверенно. — А что значит, «тиби»?

Айри, готовая сгореть от стыда, ухватилась за ниточку:

— Тиби — кошка князя. Никого больше к себе не подпускает. Ты, наверное, очень хороший человек, раз она к тебе пришла.

От такой грубой, неуклюжей лести захотелось плакать, но Айри стиснула зубы. Впрочем, Левмир тоже не чувствовал себя хозяином положения. Айри заметила румянец на его щеках, когда он вернулся к рисунку.

— Можно задать вопрос?

Айри кивнула, но, сообразив, что Левмир ее не видит, сказала:

— Конечно. Все, что угодно.

Как говорила Рикеси — раскрыться почти полностью. Самое время. Пусть спрашивает.

— Почему ты не называешь князя отцом?

Вся кровь разом отхлынула от лица. Айри тряхнула головой, пытаясь сообразить, не послышалось ли.

— Зачем ты об этом спрашиваешь? — враз охрипшим голосом сказала княжна.

— Не отвечай, если не хочешь.

Глядя на аккуратно постриженные ногти на руке, Айри почувствовала себя самым несчастным созданием в мире. Ну почему за простое человеческое счастье, которое всем достается задаром, ей нужно так страдать?

— Что с тобой? — Обеспокоенный видом ее слез, Левмир сел на кровати. Рисунок положил рядом, и Айри увидела лицо девочки лет двенадцати, хитро улыбающейся с листа бумаги.

— Ничего, — сказала Айри, вытирая глаза пальцами. — Просто ерунда все это. Ничего у меня не выйдет, если ты мне не поможешь.

Смотрели друг другу в глаза, а в воздухе кругами носились тысячи несказанных слов, понятных обоим. Тонкая стена молчания отделяет от… От чего? От бездны, в которую можно падать вечно, или от тупика?

— Я отвечу, — кивнула Айри. — Князь… Он предал свою дочь три года назад. Сделал то, после чего отрекся от Солнца и поклонился Реке. Да, он этого не хотел. Наверное, что-то вроде минутного помрачнения ума. Но иногда секунды хватает, чтобы отравить годы. С тех пор я… не знаю, как мне жить. У меня нет судьбы. Колдунья помогала мне выжить, а вчера предсказала, что я встречу новую судьбу. Возвращаясь домой, я встретила тебя. Вот и все ответы. Думай об этом как хочешь. Только, прошу, не говори ничего сейчас. Молчи. Хорошо?

Левмир кивнул. По выражению лица Айри увидела, что он почти ничего не понял. Ну и ладно. Поймет, рано или поздно.

— Сегодня был какой-то кошмар, — продолжала Айри. — Но для меня это — первый светлый день за три года. Можешь представить? Я впервые дралась не одна. Прости за ту выходку, после боя. Сама себя не помню. Ты не расстроен?

Левмир покачал головой. Искоса посмотрев на него, Айри продолжала:

— Погуляем завтра? Попробуем ни во что не вляпаться. У нас ведь очень красивый город. Покажу тебе площадь фонтанов.

— Завтра я собирался уйти. — Левмир в задумчивости посмотрел на портрет. — Хотел пожить у Эмариса, пока он не получит вести. Князь дал мне ответ за ужином.

Айри поднялась с кресла. Глаза сверкнули.

— Он ответил отказом?

— Меня это не удивило, — развел руками Левмир.

— Ясно. — Губы княжны сжались. — Никуда ты не уйдешь, понял? А с князем я собираюсь говорить сейчас.

— Но ведь…

— Он подумает над своим решением. Два дня впереди. Надейся. — Взгляд Айри снова задержался на портрете. Если эта девчонка хоть вполовину так хороша… — Это она?

Проследив за взглядом княжны, Левмир улыбнулся.

— Да. — Взял альбом и улегся обратно, будто и не было разговора. Карандаш заскользил по бумаге.

Стоя на пороге, Айри решилась:

— А можешь меня нарисовать?

Левмир поднял взгляд.

— Тебя?

— Портрет. Если не хочешь — не надо.

— Нет, почему же, — улыбнулся Левмир. — Я нарисую.

— Спасибо. — Айри ответила улыбкой. — Только без кувшина на голове.

Засмеялись, напряжение рассеялось. Айри шагнула обратно к кровати.

— Заберу кошку…

Левмир отвел в сторону руку с альбомом, и тут произошло странное. Стоило Айри наклониться, как Тиби с громким воплем сорвалась с места, перепрыгнув через Левмира. Что-то острое вонзилось в грудь.

— Прости! — Айри отскочила от кровати. — Видишь, какая злющая? Царапается… Ну, я побегу.

Дверь захлопнулась, выпустив Айри с кошкой. Левмир расстегнул пуговицы кафтана. Крошечная ранка на груди, совсем не похожая на царапину, затягивается, лишь крошечная капелька крови осталась. Левмир нахмурился. Пальцем поддел каплю, посмотрел на свет.

— Что бы это значило? — спросил, глядя на портрет Ирабиль. Девочка загадочно улыбается, будто зная ответ. Но голос, который звучал иногда в голове, молчит. Рука задрожала.

— Я с каждым днем как будто дальше от тебя, — шепнул Левмир, глядя на карандашные штрихи. — Не надо было начинать. Надо было сразу лететь на Запад, что есть силы.

Палец коснулся нарисованных губ, кровь размазалась, повинуясь движениям. Не стала коричневой, как человеческая. Губы девочки заалели, будто настоящие.

— Дождись меня. Слышишь? Дождись!

Закрыв глаза, Левмир поцеловал портрет.

* * *

Из тронного зала, освещенного тусклым светом десятка круглых фонариков, доносились два голоса. Грубый мужской — обвинял и приказывал, а тонкий женский — умолял. Айри остановилась на последней ступени лестницы, пытаясь разобраться в происходящем. Колонны скрыли от глаз всех участников разговора, но голос князя Айри узнала. Когда заговорила, оправдываясь, девушка, сомнений не осталось: Рикеси. Айри шагнула вперед, но тут еще один голос задребезжал громче остальных, получилось даже разобрать слова:

— Думаешь пойти против Реки и остаться в живых? Река ничего не прощает, Река никого не забывает. У Реки память куда лучше, чем у глупого Сэдрика.

Вот, значит, как разговаривает шут, когда рядом нет посторонних. Подлая змея, свившая гнездо в доме Солнца. Айри вышла из-за колонн. Три пары глаз уставились на нее. Испуг, злоба и надежда. Холодный взгляд Айри скользил с одного лица на другое и остановился на Сэдрике.

— Вон отсюда.

Горбун скривился, будто проглотив горькое лекарство.

— Простите, госпожа, глупого шута. Но здесь я представляю…

— Мне все равно, что ты здесь представляешь. Представление окончено. Убирайся.

Князь встал с трона. Айри выдержала его тяжелый взгляд.

— Пока еще я хозяин в своем доме, — заговорил он. — С тобой поговорю позже.

— Ты хозяин? — Айри склонила голову. — Что-то не видно. В доме распоряжаются крысы, и давно. Крысы, которые только и знают, что таращить подслеповатые глазки в сторону Алой Реки. Почему же тогда вы идете против воли того, кто вошел в ее воды по праву силы, вместо того чтобы проливать в ее честь кровь слабых и невинных? Я могу уйти, но вернусь с ним.

Пока она говорила, голова князя опускалась. Сэдрик в ярости корчил дурацкие рожи.

— Мне очень жаль, что времена, когда здесь уважали силу и волю, прошли, — сказала Айри, на этот раз обращаясь к Рикеси. — Но не во всех еще остыло Солнце. Возвращайся к себе. Отныне ты — моя личная служанка. Прежняя передаст тебе все дела утром. Иди.

Рикеси стрелой промчалась мимо княжны. «Спасибо», — услышала Айри шепот, похожий на дуновение ветра.

— Ты — убирайся. В следующий раз говорить буду не я, а сталь.

Айри положила руку на пояс, и горбун, спотыкаясь, понесся к выходу. Ему не позволяли ночевать во дворце. Приходилось ютиться в одном из флигелей. Айри опустила руку.

Кроме князя в зале никого. За три года Айри едва десяток слов сказала отцу наедине. И сейчас сердце трепещет, как прежде. Глаза в глаза. Он — такой большой и сильный на своем троне. Она — маленькая и беззащитная. «Враг, — скользнула спасительная мысль. — Просто метни нож, не дай ему ударить первым!»

— Я покину этот дом вместе с ним.

Нож вонзился в грудь, но не в сердце. Дрогнула рука. Враг пошатнулся, грузное тело опустилось на трон.

— Айри, — прошептал князь. — Что ты творишь со своей жизнью?

Стоит прикрыть глаза, и пальцы играют с очередным смертоносным лезвием. Бросок:

— Возвращаю. Все то, что ты отобрал. И даже больше. Мне понадобится приданное. Все, о чем он просит.

Снова рядом. Враг содрогнулся. Быть может, рана смертельна, но, умирая, Враг еще способен биться. И он бьет, страшно, безжалостно:

— Моя вина бесконечно огромна. Разве тебе мало видеть, как я страдаю? Как сам наказываю себя каждый день, погружая душу во тьму?

Три ножа, три гладких тонких лезвия скользнули между пальцами. Пусть летят в сердце, разучившееся любить, в горло, чтобы оборвать поток нелепых слов, в голову, что полнится гнилыми мыслями:

— Ты страдал, когда умерла мама, и я окружила тебя заботой и лаской. Взамен ты лишил меня детства, лишил счастья и судьбы, повинуясь секундной прихоти. Пытаясь наказать себя, прогнал из моей жизни Солнце, бросил во тьму, слушать, как весело журчит алый поток. А когда я нашла лазейку, ухватилась за тонкую нить, ты бросился на эту нить с оружием. Нет, отец. Я слишком долго жила во тьме и стала там княгиней. Та тварь, что стоит перед тобой — твоя дочь. И ты сделаешь все, что она скажет, потому что иначе город утонет в крови, а выжившие многие сотни лет будут пересказывать легенды о том, как Алая Река обрушила на князя Торатиса кровавый смерч, носящий мое имя. Делай все, что хочешь со своей жизнью, но мне ты заплатишь сполна.

Айри пошла к выходу, не глядя на Врага. Руки знают, когда бросок удался. Враг мертв. Но впереди — еще одна битва.