Все перемены мы с Борей посвятили обсуждению его гениального плана мести. Я никак не мог от него добиться конкретного ответа на вопрос: что он собирается делать с Рыбой? Брик твердил свое: «Я изменю его сознание!»
— А ты не боишься при этом показаться странным? — привел я последний довод. — Пухленький коротышка заманивает к себе домой лютого отморозка, после чего тот становится совершенно другим человеком.
— В этой ситуации риск вполне оправдан, — заявил Борис.
— Вот уж не знаю. Не лучше ли потерпеть? Восстанови спокойно свои силы и лети, сражайся с Разрушителями. Как Рыба тебе может помешать? Вряд ли он пойдет на убийство.
Брик, барабаня пальцами по парте, подождал, пока мимо пройдут Настя с Ильей, и заговорил тише:
— У меня не получится долго прятаться. Разрушители уже вышли на мой след, и теперь счет идет на дни. За это время я хочу успеть помочь некоторым людям. Считай это авансом. Ведь из-за меня многим, возможно, придется погибнуть.
Я рефлекторно моргнул.
— Что значит, «погибнуть»? Я думал, речь идет о деградации. Ну, если ты проиграешь.
— Я не собираюсь проигрывать. Жертвовать Вселенной ради этических принципов? Нет, спасибо, я не до такой степени человек. Все происходящее для меня как шахматная партия. Никто ведь не задумывается, жертвуя пешками ради спасения короля.
Несмотря на то, что со мной сейчас говорил человек, убивший собственную мать, я не воспринял его слова о пешках всерьез. Меня «кольнуло» нечто иное.
— Хочешь сказать, что при необходимости ты пожертвуешь и мной? — спросил я.
В этот момент прозвище Маленький Принц подходило к моему другу как нельзя лучше. Он выпрямился, приподнял подбородок и устремил на меня холодный взгляд.
— Не так, как ты думаешь, — прозвучал ответ. — Но в целом — да. И я уже это делаю.
— Чего?
— Ты назвал меня своим другом. И, может и неосознанно, но ты приготовился отдать за меня жизнь. Я знал, что так будет с самого начала, когда попросил твоей дружбы. Поэтому не я тобой пожертвую, но ты сам пожертвуешь собой ради меня.
Однажды в детстве я принял твердое решение закаляться. Не найдя понимания у родителей, я решил действовать тайно. Утром, пойдя в душ, я открыл холодную воду и приготовился потерпеть. Но ледяные струи словно бы ошпарили меня. Глаза вылезли из орбит, руки и ноги словно парализовало. Я был в панике и даже не мог перекрыть воду, чтобы остановить этот кошмар. Схожее ощущение испытывал я сейчас.
— Хочешь сказать, что ты меня используешь? — спросил я, борясь с нелепыми слезами, готовыми хлынуть из глаз.
— Вовсе нет. От дружбы мы оба получаем выгоду и удовольствие. Заметь, я уже неоднократно вставал под удар за тебя.
— Это не дружба.
— Это и есть самая настоящая дружба, Дима. Просто я называю все своими именами, и от этого все выглядит не так, как ты привык. Дружба — это не только взаимная симпатия, но еще и готовность идти на жертву.
Я не мог ему возразить. Обида была столь сильна, что логика на нее не действовала.
— А ты? — спросил я. — Ты бы пожертвовал своей жизнью ради меня?
— Будь баланс не нарушен до такой степени — безусловно, — моментально ответил Брик. — У меня нет инстинкта самосохранения, и я соблюдаю правила всего, во что ввязываюсь. Но в сложившейся ситуации — нет. Думаю, ты понимаешь, что твоя жизнь мало что решает. В отличие от моей. Впрочем, в качестве оправдания, скажу, что я сделаю все возможное, чтобы спасти твою жизнь. И, если сложится такая ситуация, охотно пожертвую всем населением Земли ради твоего спасения. Извини, но большего я тебе пообещать не могу.
Звонок оборвал наш разговор. Весь урок я был сам не свой. Какая-то часть моего сознания негодовала на этого хладнокровного мерзавца. Но другая часть, рациональная, понимала, что он прав. И я действительно с готовностью отдам за него жизнь. Хотя бы потому, что моя жизнь напоминала болото. В то время как он был парящим в небе орлом.
После уроков Петя задержал класс на несколько минут, чтобы сообщить о начале репетиций.
— В понедельник, в три часа, в актовом зале, — сказал он. — Приходят только те, кто участвует в номере. Репетицию будет вести Дина Васильевна, учитель танцев.
Все привычно попричитали, пожаловались на неудобное время и кучу сорвавшихся планов, но прямых возражений не поступило. Наконец, мы были свободны.
— Ну, поехали на работу? — как ни в чем не бывало, воскликнул Брик.
Мы вышли из школы в толпе учеников. Постепенно толпа распалась на несколько ручейков. Все шли по двое — по трое, оживленно беседуя и не обращая ни малейшего внимания на мрачную фигуру милиционера, стоящего через дорогу и безмолвно наблюдающего за школой.
Внезапно Брик громко захохотал — гораздо громче, чем мне бы хотелось, — и принялся нести какую-то чушь:
— Короче, я к ней подхожу и говорю: «А можно переписать контрольную?» А она такая: «Боря, ты меня уже зае… надоел ты мне!»
И снова взрыв смеха. Я чувствовал взгляд милиционера, изучающий нас с Бриком. Да что же он делает?
— Не, ну ты понял, да? — Боря толкнул меня в плечо. — Понял, что она сказать хотела?
Я усмехнулся.
— Ни фига, ты ее довел! — Я постарался выдержать соответствующий тон, но голос слегка дрожал. — Так разрешила?
— Да, блин, разрешила. Завтра после уроков сидеть. Так-то она тетка добрая, «трояк» натянет!
Наконец, милиционер отвернулся. Мы прошли мимо, в десятке метров от него. Когда же он скрылся из виду, я посмотрел на Борю. Лицо его было серьезным.
— Вот этот приходил ко мне домой, — сообщил я.
— Я понял.
— Это…
— Да, это Разрушитель.
Я остановился. Последние фрагменты мозаики стали на свои места, и я увидел картину. Вот почему он боялся попасться на глаза милиции. Прочитав мои мысли и мысли Пети, он понял, кто и зачем его ищет.
— Ты уверен?
— Разумеется, я уверен. В его мыслях нет ничего, кроме жажды убийства. И он совершенно точно не человек. Думаю, скоро они возьмутся за школу. И Рыбе придется несладко.
— Ты не хочешь мне объяснить, что ты задумал?
— Нет, Дима. Не сейчас. Как мы доберемся до места?
До места мы добрались на автобусе. Никогда бы не подумал, что этот двадцатиминутный путь будет столь интересным. Не для меня, конечно, а для Бори. Его внимание привлекало все. Мелькающие за окном дома и заводы, толстая кондукторша, болтающая по телефону, двое насупленных студентов техникума, сидящие на противоположном сиденье, старушка в шляпе, похожей на абажур старинной лампы.
Нет, конечно, он не говорил об этом, но его горящий взгляд буквально впивался в каждое новое лицо или предмет. Я пытался следить за его взглядом и увидеть хоть что-то интересное, но тщетно. Серый пейзаж за окном и озлобленные серые люди внутри.
— Че ты палишь? — прорычал студент, когда Брик в очередной раз посмотрел на него.
— Ты Сидорчука знаешь? Косого? — невесть зачем спросил его Боря.
— Кого? Нет, не знаю.
— А, ну ладно. Извини, обознался, ты на брата его похож.
Инцидент исчерпался.
— Что за Косой? — поинтересовался я.
— Да так, придумал. Чтобы избежать конфликта.
— Вообще, неплохо, — пусть и без особой охоты признал я. — Ты уже практически похож на нормального человека.
На очередной остановке в автобус вошла девушка в мини юбке и приковала к себе взгляды не только Бориса. С задумчивой улыбкой она стояла, держась за поручень, хотя свободных мест было хоть отбавляй. Должно быть, ей льстило внимание. Мой взгляд путешествовал в вертикальной плоскости, то замирая на миловидном личике, то изучая изящные стройные ножки, кажется, даже не обтянутые колготками. Студенты о чем-то зашептались и захихикали.
— Меня это угнетает в вас, — сказал внезапно Боря.
— Ты о чем?
— Об этом. Вам дана такая прекрасная жизнь! А вы не живете ею. Тычете ее палками, словно дети дохлую кошку. Это ведь так просто: взять и сделать шаг вперед. Но вы предпочитаете сиюминутный комфорт.
— Просто мы люди, — сказал я. — Мы боимся.
— Чего вы боитесь? Смерть только одна, и ее не избежать. Пока есть силы, нужно идти вперед.
Тут у меня в голове что-то произошло. Может, устал просто от этих его постоянных поучений.
— Ну так иди! — сказал я. — Давай, покажи класс.
— Думаешь…
— Думаю, ты попусту болтаешь. Ты — маленький, не очень-то красивый пацан со странностями. Она на тебя и внимания не обратит.
И тогда Боря встал. Я хотел его остановить, но было уже поздно. Он подошел к девушке и встал рядом с ней, держась за поручень так, что их руки почти соприкасались. Разница в росте оказалась существенной — девушка возвышалась над Борей на целую голову. Причем, туфли у нее были без каблуков.
— Здравствуйте, — сказал Брик. — Что-то прекрасное произошло с вами сегодня?
Сверху вниз грянул удивленный взгляд.
— Что, простите? — мелодичным голосом произнесла она.
— У вас такое выражение лица, как будто случилось что-то прекрасное.
Секунды три она изучала Борю взглядом. Я бы уже просто сгорел на месте, но Боря сохранял естественную позу. Не искал, куда деть вторую руку, не откашливался, не крутил головой.
— Да нет, ничего, — пожала плечами девушка. — Просто настроение хорошее. А что?
— Мне очень понравилось ваше лицо, — объяснил Брик. — Вы смотрели в окно и улыбались каким-то своим мыслям. Словно возвышаясь над всей этой серой реальностью. Невозможно было вообразить, что вы где-то живете, учитесь, ходите по магазинам. И совершенно немыслимо представить, как в ваших глазах появляются слезы, или лицо искажается гневом. Вы заставили меня вспомнить об ангелах. Не часто встречаю таких людей. Потому и спросил, не случилось ли с вами чего-нибудь прекрасного.
Чем больше говорил Боря, тем больше я краснел, тем сильнее стискивал кулаки. Для меня все это звучало, как несусветная чушь. Я был уверен, что девушка сейчас просто засмеется и пошлет его куда подальше. Но произошло другое.
Улыбка девушки стала еще ярче. Глаза сверкнули любопытством.
— Ну, наверное, я сама такая прекрасная, — кокетливо сказала она. — Меня зовут Катя.
— Боря.
— Приятно познакомиться.
— Взаимно приятно. Могу я обратиться к вам с необычной просьбой?
— Можно даже на «ты».
— Не могла бы ты подарить мне свою фотографию?
Я закрыл глаза. Нет, это был уже перебор.
— Фотографию? — удивилась девушка. — Зачем?
— Мне было бы очень приятно иногда смотреть на нее и вспоминать о тебе. Мимолетные встречи могут быть прекрасными, но они всегда остаются мимолетными. А иногда так хочется сохранить что-то в памяти.
— Ну, с собой у меня нет фотографий. Но ты можешь увидеть меня еще.
— Правда? Это было бы великолепно!
— Да. Приходи в воскресенье вечером в кафе «Адонис». Знаешь такое?
— Пока нет, но, думаю, сумею найти.
— Захвачу с собой фотографию!
— Захватите свою улыбку!
В это время я уже кусал губы, не зная, как прервать беседу этой невероятной пары. Автобус подъезжал к нужной остановке. Плюнув на то, как я буду выглядеть со стороны, я встал, подошел к Боре и буркнул ему: «Пора».
— Мне нужно выходить, — сообщил Боря Кате. — Спасибо за приятную беседу!
— Тебе спасибо. В восемь вечера, не забудь!
— Я запомню.
Мы шли по тротуару, лавируя между прохожими. Я молчал.
— Что, это было необычно? — с нотками раздражения в голосе спросил Боря.
— Да отстань ты! — огрызнулся я. Если что-то и могло окончательно уничтожить мою веру в себя, так это была сцена в автобусе.
— Я не сказал ей ни единого слова, которого бы ты не знал. И ровным счетом ничего не придумал. Я говорил правду, открыто заявлял о своих желаниях, вот и все!
— Рад за тебя.
— Совсем ты не рад, не ври.
— Ну, не рад. Какая разница?
— Большая разница. Если ты пытаешься научить меня жить, как все, то я пытаюсь научить тебя жить иначе. Лучше. И все, что для этого надо — захотеть вылезти из своей тюрьмы и улыбнуться солнцу.
— Слушай, Боря! — Я остановился и повернулся к нему. — Хватит! Ты достал меня. Ты знаешь людей сколько? Две недели? А мы живем тут целую вечность! Ты не сможешь просто так взять и изменить все. Никто этого не хочет. Ты запудрил мозги девчонке, которая тебе даже не нужна. Предположим, она в тебя влюбится, а потом ты исчезнешь, и она будет страдать. Те двое студентов считают тебя идиотом и при следующей встрече с радостью отпинают. А кондукторша месяц будет рассказывать подругам историю о юродивом придурке, разыгравшем дурацкую сцену у нее на маршруте. Вот и все, чего ты добился!
Боря не обдумывал ответ. Он просто возразил по всем пунктам сразу же, как я закончил:
— Ты знаешь людей всего шестнадцать лет, а они живут тут целую вечность. При этом каждый — не больше сотни лет всего. Вы даже узнать друг друга не успеваете за столь короткий срок! Потому что боитесь это сделать. Конечно, я не смогу изменить всего. Но изменить тебя смогу. И когда-нибудь ты будешь мне за это благодарен. Эта девушка не будет страдать, потому что я не брошу ее просто так. У нее останутся светлые воспоминания. Если парни хотят меня отпинать — пусть пинают. Но заговорить с Катей все равно осмелился только я. Если избиение их утешит — пусть будет так. И мне нет никакого дела до сплетен, распускаемых сварливой кондукторшей, когда мне улыбается такой ангел.
Мы сверлили друг друга взглядами. Ни один не собирался сдаваться. Наконец, я махнул рукой:
— Черт с тобой. Пошли, герой-любовник.
* * *
Пилорама представляла собой длинный цех. Визг пил слышался издалека. Когда мы с Борей зашли в приоткрытую дверь, то оказались в помещении, засыпанном опилками. На станках трудились трое мужчин. Четвертый курил прямо там, наплевав на технику безопасности. Пятый во всю глотку орал песню: «Котопес, котопес! Единственный в мире малыш котопес!»
Мне стало не по себе от этого зрелища. От мужчин несло угрозой. Я почему-то был твердо уверен, что судьба определила мне какую-то тихую кабинетную работенку, в окружении тихих интеллигентных людей. И такие вот компании вызывали у меня чувство отторжения.
Мужчина, который курил, выглядел усталым. У него были черные с проседью волосы и поникшие усы. Тот, что пел, смотрелся куда более бодрым. Здоровый, бритый наголо и с улыбкой, словно бы приклеенной. Он подошел к усталому и о чем-то заговорил. В этот момент одна из пил замолчала, и я смог расслышать слова:
— Ну чего, Иваныч, доставай!
— А у меня нету, — низким спокойным голосом отозвался усталый.
— Как так «нету»? Уже обед прошел, уже надо быть пьяным! — завозмущался горластый.
Тут я опознал в мужчине, отошедшем от станка, своего брата и сделал шаг ему навстречу. Тот немедленно заулыбался.
— О, Димон! Здорово-здорово!
Он подошел ко мне, стягивая с правой руки перчатку.
— Привет, Коля, — сказал я, пожав ему руку. — Вот, о нем я говорил.
Коля тут же протянул руку Боре.
— Коля!
— Борис.
— Прямо вот так вот: Борис?
— Можно Боря.
— Э, это там кто? — горластый увидел нас и заинтересовался. — Это свежая кровь, что ли? «Рэмбо: первая кровь»?
— Это братан мой, Димон! — крикнул ему в ответ Коля. — А работать этот будет, Борькой звать.
— Ты чего такой мелкий-то? — возмутился горластый. — Не кормят, что ли? А ну, пошли!
Боря вопросительно поглядел на меня. Я пожал плечами.
— Пошли-пошли, — продолжал горластый. — Сейчас сала сообразим!
— Вырастет он от твоего сала, как же, — засмеялся Коля.
— Я нанят? — поинтересовался Борис.
— Наверное. Завтра начальник будет, утвердит тебя. А пока осматривайся. Ну, Антоха тебе все покажет. Да, Антоха?
Горластый яростно закивал.
На том мы и распрощались. Боря пошел с Антохой питаться салом, а мы с Колей вышли покурить. Вернее, курил он, а я стоял рядом.
— Как жизнь? Что прикольного? — спросил Коля.
— Да нормально. Ничего особо прикольного нет.
— Да как так-то? — Коля даже изменился в лице. — Надо тогда замутить что-нибудь прикольное! Слушай, заезжай на выходных в гости, я тебя с одной девчонкой познакомлю…
Да, вечная песня. Сколько себя помню, Коля постоянно пытался познакомить меня с какой-нибудь девчонкой. В плане отношений с противоположным полом равных ему не было. Насколько я помню, его лучший рекорд был — одиннадцать девушек за неделю. Причем, без отрыва от работы. И все эти отношения имели начало, развитие и логический конец.
— Бабы — дуры! — неизменно изрекал Коля, расставшись с очередной пассией.
Обычно я старался не демонстрировать интереса к этой теме, но сейчас решил изменить себе.
— Коль, вот ты мне скажи, — вздохнул я. — Как сделать так, чтобы тебя девчонка полюбила?
— И покраснел, блин! — откомментировал Коля. — В смысле, «полюбила»? Прямо полюбила-полюбила, или просто чтобы дала?
— Полюбила!
— Хм… Ну, брат, тут сложно. Главное, слушай ее. Она пусть говорит, а ты слушай. Вот когда на секс разводишь — тут лучше сам больше прибалтывай, а если по серьезке, то наоборот. Слушай и запоминай. Что ей нравится, что нет, всякую такую фигню. А потом используй это. Научишься — любую захомутаешь, я тебя уверяю.
Я сидел на корточках в глубокой задумчивости. Грустно стало. Неужели, чтобы добиться от Жанны взаимности, мне придется изучать какие-то уловки? Все это было так пошло.
— Что за девчонка-то, расскажи, — попросил Коля, заметив мою задумчивость.
— Одноклассница, — признался я. — Мы с ней на осенний бал идем.
— Ну, круто. Какая она?
— Высокая. Волосы…
— На фиг мне ее волосы? Внутри она какая?
Я посмотрел на брата с удивлением. Не ожидал от него такого интереса к душевной составляющей человека.
— Она очень беспокойная, — сказал я. — В смысле, неусидчивая. Свободолюбивая. Любит гулять, ходить на дискотеки. Ну, такая… не знаю, как еще объяснить.
— В целом ясно. — Коля затушил окурок о край металлической бочки, служившей гигантской пепельницей. — Таким обычно папик нужен.
— Кто?
— Либо богатый какой-нибудь хрен, либо такой, который будет на поводке держать. Такие девки обычно норовят характер показать. Так вот, нужно их попытки жестоко обламывать. Мол, заткнись, будет так, как я скажу, а ты иди носки штопай. Их это бесит нереально, но и уйти не могут — гордость не позволит.
— И что? Вот такая постоянная война? — поморщился я.
— Ну, не всегда. Стерпится-слюбится. Но держать все равно в ежовых рукавицах надо!
* * *
Бредя в одиночестве к автобусной остановке, я думал. Думал о словах, что услышал сегодня от Бори, от брата. В каком-то смысле они говорили об одном и том же. Все мои мысли сводились к одной: так я никогда не смогу.
— А почему нет? — внезапно вслух произнес я.
Сказал, и сразу завертел головой — не слышал ли кто? Никого рядом не было, и я подавил волну смущения, готовую накрыть меня с головой. Но мысль-вспышка никуда не делась.
Действительно, а почему бы и нет? Если у других получается, то почему не выйдет у меня? Я ведь такой же человек, я имею такое же право на счастье!
Мой путь пролегал через незнакомый двор. Я шел по асфальтовой дорожке. Навстречу мне двигалась девушка. Как будто сама судьба послала ее. «Давай!» — подбадривал я себя мысленно.
Девушка была симпатичной. В красных высоких сапожках, джинсах, футболке и джинсовой курточке. Волосы ярко-рыжие. Но самое главное — у нее было приветливое, открытое лицо. Когда между нами оставалось несколько метров, я набрал в грудь побольше воздуха и хрипло сказал:
— Привет!
Девушка посмотрела мне в глаза. Не смерила взглядом, не удивилась, а именно посмотрела в глаза. Словно ей и не требовалось объяснений, кто я такой и почему здороваюсь.
— Привет, — ответила она, остановившись.
Я тоже остановился. Что же дальше? Что ей сказать? Все до единой мысли выдуло из головы. Я понял, что это провал.
— Извините, — пробормотал я и, обойдя ее, пошел дальше. Абсолютное ничтожество…
— Постой!
Я вдруг услышал цокот каблуков. Остановился, посмотрел через плечо. Она догоняла меня. Лицо выражало озабоченность.
— Погоди, ты куда? — Она коснулась моего плеча. — С тобой все нормально?
— Да! — я смотрел на нее в полнейшем изумлении. — А… мы знакомы?
— Нет. Я — Эля.
— Эля?
— Ну, Элеонора. Лучше Эля. А тебя как зовут?
— Дима.
— Теперь знакомы! Посидим? — она кивнула в сторону столика, стоящего на детской площадке.
Я не стал возражать. Чудеса, да и только. Даже никакого стеснения не осталось — очень уж необычной была ситуация.
Мы сели друг напротив друга. Эля достала из сумочки тонкую сигарету и закурила.
— Ну, рассказывай, — потребовала она.
— Что рассказывать?
— Все рассказывай. Что у тебя случилось?
Внезапно я вспомнил слова Коли и возразил:
— Нет, лучше ты рассказывай!
Она усмехнулась и посмотрела куда-то в сторону. «Потеряла интерес», — решил я.
— Слушай, видишь, вон там павильон? — спросила она.
Я обернулся и увидел небольшой ларек.
— Купи нам пива?
— Пива?
— Угу. Я вообще-то к подруге шла, у них там гулянка. Но чего-то передумала. Купишь? Я денег дам. А то меня тут знают, не продадут.
Почувствовав мое замешательство, Эля пояснила:
— Мне четырнадцать.
У меня было немного денег, поэтому я вызвался купить на свои. Уже когда я зашел в павильон, меня осенило: она же просто сплавила меня, чтобы незаметно уйти! Ну что ж, вполне предсказуемо. Я, конечно, все равно куплю пива. Сяду за тот столик и выпью обе бутылки. А потом поеду домой, пьяный и несчастный. Придя к такому решению, я купил еще и пачку сигарет. Помирать — так помирать!
Эля сидела за столиком. Даже не болтала по телефону. Ждала.
— Я думал, ты ушла, — признался я, садясь на прежнее место.
— Ага, размечтался! — фыркнула Эля. — Меня палкой не прогонишь, если мне интересно.
— Тебе интересно?
— Ага.
— Что именно?
Склонив голову, она промурлыкала:
— «В такой веселый светлый день — как можно быть таким несчастным?»
Я отвел взгляд и сосредоточился на бутылке. Попытался сорвать крышку о край стола, но лишь накрошил на колени трухлявой древесины.
— Дай сюда!
Эля забрала у меня бутылку и зажигалкой ловко открыла ее. Хлынула пена. Эля также сноровисто припала к горлышку и отпила лишнего, после чего вернула мне бутылку.
— Ну, за знакомство!
Мы стукнули бутылки друг о друга и сделали по глотку.
— Итак! — всплеснула руками Элеонора. — Обо мне, да? Ну, начну. Меня зовут Элеонора, я живу вот в этом доме. Мне четырнадцать лет, учусь в школе. Я панк, тащусь от «Короля и шута», «Тараканов!» и «Наива». И еще я считаю, что все мои одноклассники — дебилы, с которыми поговорить не о чем. Теперь ты.
Я задумался. Что же ей сказать?
— Ты не думай, — посоветовала Эля. — Ты говори, как есть.
— Меня зовут Дима, — признался я. — Мне шестнадцать. Люблю рок-музыку, типа «Кино» и «ДДТ». Тоже в школе учусь.
— В какой?
— В четвертой.
— Погоди… Это в поселке, что ли?
— Ну да.
— Неделю назад «стрелка» была, наши против ваших — ты ходил?
Я вспомнил, что именно неделю назад меня избил Рыба с толпой своих прихвостней. Вот куда они, видимо, направлялись!
— Нет.
— Хорошо. А то я бы тебе глаза выцарапала!
Элеонора еще раз приложилась к бутылке. Потом хитро прищурилась, глядя на меня.
— Слушай, а почему ты со мной поздоровался?
Тут настал мой черед пить — чтобы было время подумать.
— Как тебе сказать, — пробормотал я, поставив бутылку на стол.
— Знаешь, что в панках зашибись? Им можно всю правду говорить. Так что давай, смелее!
То ли раскованность этой девушки на меня так повлияла, то ли алкоголь успел проложить дорожку к мозгу, но я выложил ей все. И про свою десятилетнюю большую любовь, и про загадочную дружбу с Машей, про ее внезапное чувство, про осенний бал, про брата и про Борю. О космическом происхождении последнего я, впрочем, умолчал.
За время своего путанного рассказа я скурил две сигареты и даже еще раз сбегал к ларьку. На этот раз взял немного денег у Эли и купил сразу четыре бутылки. А когда я закончил говорить, бутылок осталось всего две.
— Ну ты даешь, — покачала головой Эля. — Такая «Санта Барбара» — закачаешься. И что, не знаешь, кого выбрать?
Я уже был в том состоянии, когда окружающий мир сужается до собеседника. К тому же сгустились сумерки, добавив происходящему интимности.
— Да как тебе объяснить? — почесал голову я. — Понятно, что я Жанну выберу. Но Машу жалко…
— Жалко у пчелки! — отрезала Эля. — Что, ты с ней из жалости встречаться будешь?
— Ну, не только…
— Ага, значит, тоже к ней не ровно дышишь?
— Наверное, да…
— А со мной-то чего поздоровался? Дурачок, ты ж во что угодно влюбишься, что с тобой заговорит! Тоже мне, дон Жуан!
Тут я рассердился. В конце концов, она была даже младше меня! К тому же я был пьян.
— С чего ты это взяла? — нахмурился я.
— С того. Сам рассказывал. Хочешь сказать, не влюбился в меня?
— Нет!
— Прямо вот ни капельки?
— Вообще нет!
— И даже сможешь поцеловать и не влюбиться?
— Да легко!
— Докажи!
Я решительно встал, переместился к Элеоноре и… решимость меня покинула. В нескольких сантиметрах я видел ее симпатичное личико. Она прищурила глаза и облизнула губы чуть заметным движением. Поцеловать… Как это вообще можно?!
— Ну? Струсил? — почти шепотом сказала она.
— Еще чего!
Алкоголь помог мне решиться. Вообще я планировал просто ткнуться губами в ее губы и спраздновать победу. Но когда наши губы соприкоснулись, все пошло наперекосяк. Я не успел опомниться, как Эля обняла меня, и невинный поцелуй перешел в откровенный засос. Ощущения были невероятными. Мне казалось, что я пью из какого-то волшебного источника, который лишь слегка отдавал пивом и сигаретами. Такие нежные губы, такой дерзкий язычок…
Должно быть, прошло минут пять, прежде чем мы прервались. Как-то забылся соревновательный аспект происходящего. Эля прильнула ко мне, как кошка, забравшись с ногами на лавочку.
— Первый раз, да?
— Ага, — только и сказал я.
Руки сами обняли ее, ладони сомкнулись на животе. Эля почти лежала на мне спиной, глядя на звездное небо.
— Чувствуется, — проговорила она. — Что впервые. Но быстро учишься. Молодец.
Эта малявка поучала меня, будто была старше лет на пять. Но почему-то раздражения уже не было. Все мои мысли сосредоточились на том, как бы невзначай переместить руки чуть повыше, на два соблазнительных бугорка, приподнимающих футболку. А впрочем, пока меня полностью устраивал ее теплый живот, слабо двигающийся в такт дыханию. Удивительное ощущение.
— Ты милый, — вдруг сказала Эля.
— А?
— Бэ! Тоже витамин.
— Чего ты…
— Того. Не фиг переспрашивать, все ведь слышишь.
— Хочу и переспрашиваю! — насупился я.
— Вот так?
— Да, так!
— Ты милый, милый, милый! Милый-милый! Ми-и-и-иленький! — принялась забавляться Эля.
— Ты тоже! — сказал я, чтобы просто прервать.
— Что «тоже»? Скажи!
— Ты милая.
— Милая-премилая?
— Да, именно такая.
— Премилейшая?
— Блин, ну хватит!
Эля захохотала, и ее живот напрягся и задрожал под моими руками. В какой-то момент футболка немного задралась, и ладони скользнули под нее. Вот это уже была фантастика!
— Хамство какое! — возмутилась Эля. — А, вообще, ладно. Только дальше не лезь!
— Дальше — куда?
— Ни туда, ни туда! Глаза выцарапаю! Наслаждайся тем, что есть, милый Дима. И, будь так мил, открой пиво!
Мы просидели еще минут пятнадцать, болтая обо всякой ерунде. Пили пиво, курили, целовались. В конце концов, моя подруга принялась клевать носом. Да и я немного занервничал — успею ли на автобус? Потом, правда, я вспомнил, что у меня ни копейки денег, и идти придется пешком. Это меня успокоило.
— Хороший вечер получился, — пробормотала Эля. — Можешь поцеловать мои веки?
Я не стал переспрашивать и уточнять. Просто нагнулся и нежно коснулся губами ее глаз. Готов поклясться, что она заурчала, как самая настоящая кошка. И тут в наш маленький мирок вторгся кто-то третий. Сел на скамейку напротив. Я поднял голову и… увидел Борю Брика.
— Привет! — он поднял правую руку.
Эля открыла глаза и села, не отодвигаясь, правда, далеко.
— Проблемы? — нахмурилась она. Кошка превратилась в тигрицу, готовую растерзать за одно неверное движение.
— О, целая куча! — улыбнулся Боря. — Но к вам, милая леди, это не имеет ни малейшего отношения.
Эля расслабилась, хихикнула и ткнула меня в живот локтем.
— Слыхал мелкого? Я милая!
— А я так и сказал! — кивнул я. — Это Боря, я про него говорил тебе. Боря, это Эля. Элеонора.
— Рад знакомству, — кивнул Боря.
— Абсолютно такая же хрень! — отозвалась Эля. — Чего приперся?
— Шел с работы и заметил Диму. Почему-то у меня возникло ощущение, что он пропил все свои деньги и теперь ему не на что ехать домой. Вот и решил проявить посильное участие.
Эля фыркнула:
— Подумаешь! Я бы ему дала.
— Ни капли не сомневаюсь, но это лишь отсрочит решение его проблем.
Элеонора рассмеялась, а я смутился и закурил сигарету.
— Правду говорил, умен твой друг, — сказала Эля. — Давайте, езжайте. Я тоже домой пойду.
— Покурим? — предложил я. Не хотелось так вот резко расставаться с этой необычной девчонкой.
— Покурим, — вздохнула Эля и достала свою тонкую сигаретку.
Немного поколебавшись, я приобнял ее. Протеста не последовало. Боря внимательно наблюдал за нами.
— Как работа? — спросил я.
— Очень простая работа, хотя и требует выносливости, — отозвался Брик. — Думаю, скоро привыкну и буду работать наравне со всеми.
— Хорошо, хорошо…
Беседы на троих у нас не получилось. Докурив, мы с Элеонорой бросили окурки в горлышко бутылки.
— Ну? — она повернулась ко мне. — Поцелуешь на прощание, на глазах у друга?
Я поцеловал. Прощальный поцелуй был не таким уж и долгим, да и губы порядком занемели, утратив чувствительность.
— Влюбился? — спросила Эля. В ее глазах загорелись озорные огоньки.
— Нет, кажется, — ответил я.
— Ого! Не ожидала. Ну, тогда у нас, наверное, получится самая идиотская в мире дружба. Как это по-панковски!
— Увидимся еще? — улыбнулся ей я.
— Наверное. Есть ручка?
— Не-а…
Боря молча положил на стол блокнот и ручку. Элеонора по-хозяйски выдрала два листа. На одном написала свой номер телефона и сунула мне во внутренний карман куртки.
— Ты свой тоже напиши, — попросила она.
Я написал. Домашний. Номера сотового я не знал.
— Ну все, пока! — Эля поднялась на ноги и чуть покачнулась. — Позвонишь потом, расскажешь, чем у вас все закончилось?
— Обязательно!
И она ушла. Я взглядом проводил ее до подъезда. В дверях она обернулась и, звонко рассмеявшись, послала мне воздушный поцелуй.
* * *
Домой мы ехали в пустом автобусе. Я сидел, прислонившись головой к стеклу. Наверное, выражение лица у меня было предельно дурацкое.
— Честно говоря, я потрясен, — сказал Боря.
— Заткнись.
— Нет, я не осуждаю тебя, скорее наоборот…
— Заткнись.
— Я даже и не думал, что мои слова так скоро…
— Боря!
Я поднял голову и посмотрел ему в глаза.
— Что?
— Я сейчас нахожусь в какой-то волшебной и бессмысленной сказке. Пожалуйста, заткнись. Поговорим завтра.
И он замолчал. Может, обиделся, но мне было все равно. В голове проносились воспоминания о самом прекрасном вечере за всю мою жизнь.