До «Адониса» я дошел минут за десять. Только у самых дверей остановился, почувствовав робость. Предстояло делать то, чего я делать не умел: общаться с людьми. Причем, не просто трепаться, а добиться конкретного результата. Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, я решился.

В помещении было практически пусто. Лишь несколько человек завтракали в разных углах зала. На сцене никого. Играла спокойная электронная музыка — из тех, что рекомендуются «для релаксации». Я подошел к стойке.

— Здравствуйте!

Полноватая брюнетка с приветливым лицом повернулась ко мне.

— Добрый день! Чай, кофе, завтрак?

— Нет, спасибо. Я хочу… Не могли бы вы… Ну, то есть, у вас, случайно, нет адреса Кати? Или телефона?

Брюнетка нахмурилась, пытаясь меня понять.

— Кати? Какой Кати?

— Которая поет здесь по вечерам. Катя… не знаю фамилии. У них группа.

— А! — улыбнулась брюнетка. — Нет, я не знаю адреса.

— А телефон?

— А вам зачем?

— Мне очень нужно ее увидеть.

— Ох, мальчик, знаешь, сколько таких тут за день приходит!

Я покраснел. Конечно, выглядело все так, будто я страстно желаю с ней познакомиться.

— Нет, я не такой! Мы с ней знакомы, просто мне именно сегодня нужно с ней увидеться, это важно!

— Знакомы? — Брюнетка фыркнула. — И ты не знаешь ни телефона, ни адреса, ни даже фамилии? Не поверю.

И тут меня осенило:

— Но вы же можете ей позвонить? Просто скажите ей, что пришел Дима, друг Бориса. Она должна понять!

У брюнетки не нашлось возражений. Она достала из-под стойки телефонный аппарат, набрала номер и прислонила трубку к уху.

— Алло, Кать, это Лена с «Адониса». Ага, привет, дорогая. Слушай, тут молодой человек твоим адресом интересуется. Говорит, что Дима, друг… кого ты там друг?

— Бориса!

— Ага, Бориса какого-то. Что? Все, поняла, записываю!

Она написала несколько слов на бумажке и протянула мне.

— Держи. Настойчивый!

На прощание Лена улыбнулась мне и даже будто бы подмигнула.

Катя жила достаточно далеко, и, когда я до нее добрался, то вся моя решимость наорать на Борю растворилась в желудочном соке. Есть хотелось невероятно.

Рассохшаяся деревянная дверь подъезда болталась на одной петле. Я поднялся на третий этаж, нашел нужную дверь и постучал. Почти сразу же лязгнул замок, дверь открылась, и я увидел Катю.

— Привет! — улыбнулась она. — Каким ветром?

Тут только я понял, что шел сюда исключительно по догадке, не зная ничего наверняка.

— Привет… Я просто подумал… А Боря случайно не у тебя?

— Боря? У меня? — Катя широко распахнула глаза. — Что бы он тут забыл?

Дурак! Господи, какой я дурак! Надо было попросить ту девушку в кафе задать по телефону этот простой вопрос.

Глядя на мое вытянувшееся лицо, Катя рассмеялась:

— Да шучу я, господи! Заходи, здесь он.

Я вошел в квартиру Кати в смешанных чувствах. Зачем я здесь? Что ему сказать? Все мысли внезапно разбежались.

— Есть будешь? Мы как раз завтракать собирались. Яичница с колбасой.

Прежде чем я успел вежливо отказаться, желудок издал громкий отчаянный рев.

— Я, в общем, еще бутербродов сделаю, — отреагировала Катя. — Проходи пока в комнату, пообщайтесь.

Я послушался. В маленькой уютной комнате обнаружились письменный стол, компьютер, музыкальный центр, пара шкафов, гитара, усилитель и диван. На этом диване сидел Боря Брик и, улыбаясь, смотрел на меня.

— Разгадал мою загадку? — спросил он.

— Ты урод! — выпалил я, не задумываясь. Сразу же смутился, но понял, что останавливаться поздно.

Боря сдвинул брови.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что ты — урод! Или ты не знаешь, что из-за тебя творится?

— Ничего такого, о чем я не догадывался. Я в розыске. Теперь самое время приступать ко второй части моего плана…

Я сжал кулаки. Злоба, немного затихшая после первой вспышки, разгорелась с новой силой.

— Какого еще «плана»? Рассказать тебе про твой «план»? Моего отца избил Разрушитель. Он вообще мог всех нас убить, но прочел мои мысли о том, что вы с Машей… Почему ты вообще не сказал мне, что они могут читать мысли?

— Думал, это очевидно. Мозг, вмещающий такую силу, поневоле начинает развиваться. Это как защитная реакция, он борется. Вот и…

— Закрой. Рот, — отчеканил я. — Из-за тебя он кинулся искать Машу. Мне чудом удалось ее спасти. Теперь она скрывается. Рыбу арестовали.

— Но это-то тебя почему беспокоит? Он расплачивается за…

— Он УЖЕ расплатился! — Я повысил голос. — Ты сломал его! Неужели обязательно было добивать?

— Добиваю его не я. Это работа Разрушителей. Ну, и вашей судебно-исполнительной системы.

— Вот так, да? То есть, это и есть отличие Исследователей от Разрушителей? Вы просто руки не пачкаете?

Из кухни доносился шум воды и голос Кати:

— «Отпустите домой покаянные души, научите безумцев любить. Разрешите смотреть сквозь решетки на небо тем, кого вы не в силах простить».

Голос был неестественно громким. Видимо, Катя просто пыталась показать, что не слушает нашу перебранку.

Боря встал с дивана и подошел к столу, избегая смотреть мне в глаза.

— Мне жаль, — сказал он.

— И что мне делать с твоими сожалениями? Преподнести их Маше на блюдечке?

— Тебя больше всего злит не то, что ей приходится скрываться. Это тебя скорее интригует. Ведь у вас появилось совместное приключение. Ты злишься по другой причине.

— Даже если и так…

— Ты ведь сделал свой выбор. В тот вечер ты попросил меня увести ее. Так я и поступил. Все могло быть иначе. Мы могли просто погулять, проводить девушек домой, и все. Я успел бы тебя предупредить, да и на Машу не пало бы подозрение. Но выбор сделал ты. Конечно, не зная о том, что за этим последует. Согласись, что и я не мог предугадать всего.

— Кое-что ты мог предугадать. Знал о моих чувствах, и все равно…

— Она шептала твое имя во сне, — перебил меня Брик.

— Что?

— Ты меня слышал. Хочешь знать, как тебе лучше поступить сейчас? Беги вместе с ней из этого города. Начните новую жизнь. Она пойдет с тобой куда угодно. Уйди и забудь все. Скоро все закончится.

Я не слушал, что он говорил дальше. Вокруг разверзлась пустота, заполняющаяся только едва слышным стуком вагонных колес. Маша шептала мое имя! Как же мне хотелось побежать к ней прямо сейчас.

— Мальчики! — Катя высунулась из кухни. — Я все состряпала, давайте завтракать! Или обедать уже, черт его знает.

Как бы я ни старался сохранить возмущенный вид, с набитым ртом это мне не удалось. Подкрепившись, я посмотрел на Катю, потом на Брика. Они болтали о всякой чепухе, как ни в чем не бывало. Судя по взглядам, которые бросала Катя, их отношения переросли дружбу. Ну да, в этой маленькой комнатке помещался лишь один тесный диван…

— И что вы думаете делать дальше? — спросил я.

— Мы с парнями в воскресенье уезжаем в Красноярск писать альбом, — сообщила мне Катя.

— Я тоже поеду, — кивнул Боря. — Попробую отвести Разрушителей от поселка.

Я быстро взглянул на Катю.

— Ты ей все рассказал?

— На неделю, наверное, — улыбнулась мне Катя. — Будем дневать и ночевать в студии. Хочется записать хорошо, а главное — свести. По-хорошему, надо бы месяц — материала много. Но денег в обрез…

— Что ты с ней сделал? — Я перевел взгляд на Брика.

— Немного заблокировал входной канал сознания. То, что ей знать не следует, она не узнает. Будет слышать светскую беседу, которую сама, по сути, и выдумает.

— Надеюсь, у нас все получится. Звукорежиссер бы толковый попался!

Я швырнул вилку на стол.

— Пошел ты!

Я вышел из кухни и стал обуваться.

— Чего это он? — услышал я голос Кати.

— Не обращай внимания. Посиди здесь.

Звук поцелуя. Меня чуть не стошнило от отвращения к этому тирану-недомерку. Накинув куртку, я уже взялся за замок, когда в прихожую вышел Брик.

— Дима, что случилось?

— И ты еще спрашиваешь? — Я повернулся к нему. — Кто дал тебе право играть с людьми? Для тебя все это как игра! Кругом — куча марионеток, которыми можно вертеть, как хочешь! Только мы не марионетки, мы — люди! Ты этого понять не в состоянии.

— Я не принес Кате вреда.

— Ты ей вообще ничего не принес. Просто влез в ее жизнь, так же, как в мою. Использовал, как сортирную бумагу, чтобы потом выбросить и пойти дальше.

— Это не так, — тихо сказал Брик.

— Я не хочу тебя слушать. И видеть тебя тоже не хочу. Делай, что хочешь, только ко мне больше не лезь.

Я открыл дверь и вышел в подъезд. Брик стоял на прежнем месте. Смотрел на меня взглядом, в котором можно было бы при желании уловить грусть.

— Я не хотел этого, — сказал он.

— Знаешь, несмотря ни на что, Разрушители мне больше нравятся, — вдруг сказал я. — Они честно и прямо идут к своей цели. Никого не подставляют под удар. Если хотят убить — убивают сами. А ты… Ты просто червяк. Все эти твои слова о том, как надо жить… Да ты понятия об этом не имеешь! Дошло до дела — и где твои сраные принципы? Спрятался, как мышь, за чужую юбку и ждешь, пока все решится само собой! Я даже к себе никогда такого отвращения не испытывал, как сейчас к тебе.

Я пошел вниз. Брик не побежал догонять меня, не крикнул ничего вслед. Дойдя до первого этажа, я услышал лязг закрываемой двери.

— Пропади ты пропадом, — шепнул я, выходя из подъезда.

* * *

— Где ты был? — Мама смотрела на меня таким взглядом, которым можно было взорвать танк. — В школе тебя сегодня не было, не ври!

— Я же ничего еще не сказал.

— Где ты был?! — взвизгнула она.

Из комнаты вышел отец с бутылкой пива и грустно посмотрел на меня.

— Дима, ты вообще соображаешь, что творишь? — спросил он.

— Да. Прекрасно соображаю. Простите, что пришлось волноваться…

— Волноваться? — Мать всплеснула руками. — Да я чуть с ума не сошла! Ты мог о нас подумать? Улетел черте куда! А нам-то что делать? В милицию и то не пойдешь — вон у нас какая милиция!

— Мне нужно было уладить кое-какие дела, — сказал я. — Это очень важно. Обещаю, больше такого не повторится.

Мама долго смотрела на меня, потом отвернулась.

— Я никогда бы не подумала, что ты вырастешь таким эгоистом, — сказала она. — Мы вокруг тебя пять дней плясали. Отец отгулы брал. А ты… Только очнулся… Ай, да бог с тобой. Свою голову не приставишь.

Она ушла в кухню и, судя по звукам, принялась мыть посуду. Отец призывно махнул бутылкой.

— Пойдем-ка, побеседуем.

Мы сели на диван в комнате. Отец убавил звук телевизора и повернулся ко мне.

— Дима, расскажи мне, что у тебя происходит?

— Да ничего такого, — буркнул я, уставившись на сцепленные в замок пальцы.

— Ты это свое «ничего такого» засунь куда подальше. Я признаю твое право на личную жизнь, пока она нашей семейной жизни никак не касается. Но когда к тебе приходит психованный мент, а ты после этого убегаешь куда-то — это уже все грани переходит. Так что давай-ка, расскажи мне все. У тебя проблемы?

— Не у меня. У него.

Я ткнул пальцем в экран телевизора, где как раз крупным планом показывали фотографию Брика. Папа среагировал быстро — взял пульт и прибавил громкость.

— В Назарово продолжаются поиски школьника, подозревающегося в убийстве собственной матери, — говорила дикторша. — Напомню: несколько дней назад в ходе обыска в одном из частных домов поселка Бор было обнаружено тело женщины. Рядом с телом находились и документы, благодаря которым личность погибшей удалось установить. Ей оказалась сорокапятилетняя Инна Брик, сын которой, Борис Брик, таинственно исчез накануне. У следствия есть все необходимые доказательства того, что именно он совершил убийство. Следствие просит помощи у населения. За любую информацию о местонахождении этого человека гарантируется вознаграждение.

На экране снова появилась фотография Брика.

— Это не тот, который к нам приходил? — поинтересовался отец.

— Тот.

— Ну и друзья у тебя…

— Он мне не друг.

— Вот это правильно. Так все же, каким боком ты здесь замешан?

— Уже никаким. Честное слово. Все будет как раньше, я обещаю!

Отец мне поверил. А раз так, то насчет матери можно не волноваться — он все ей объяснит. Я закрылся у себя в комнате, посидел за столом, разглядывая ставшие вдруг такими чужими корешки учебников.

В кармане зажужжал телефон. Пришло сообщение от Элеоноры: «Как она мило краснеет, когда я про тебя говорю!))))» Я улыбнулся, но тут же нахмурился. Неприятно было сознавать правоту Брика. Ведь ситуация с Машей действительно меня будоражила.

Я написал ответ: «Ерунда! Можешь ей телефон дать ненадолго?» Спустя несколько секунд телефон снова загудел: «Привет! Я Маша! Очень соскучилась по твоим нежным рукам. Приезжай прямо сейчас, я вся твоя!»

Сперва меня бросило в пот, но здравый смысл победил. Не могла Маша написать такого!

«Эля!» — отправил я. «Ну все, все. Передала! Воркуйте))».

«Как ты?» — написал я. Минуту перебирал в голове различные варианты обращения. «Маша» — слишком официально, «родная» — слишком нежно, «дорогая» — как-то пошловато… В конце концов отправил как есть.

«Хорошо. Подружились с Элей, она милая. Когда ты меня заберешь?» «Пока не знаю. Рассчитывай на пару-тройку дней, может, больше. Беспокоюсь».

Мы переписывались, пока не стемнело. Но, даже лежа в постели, я не мог выпустить из рук телефон. Маша писала снова и снова. Она нуждалась во мне. Как я мог ее оставить? Наконец, ближе к полуночи, мы попрощались. Я уронил телефон на пол и уснул.