Ведущая новостей посмотрела в камеру взглядом, исполненным скорби:

— Настоящая трагедия разыгралась в Красноярском крае, в маленьком поселке под названием Бор.

Экран показывал знакомые с детства виды. Вот центральная площадь с «фонтаном», школа, полуразрушенная детская площадка, несколько произвольно выбранных домов. Голос ведущей продолжал вещать:

— Сотрудники милиции заинтересовались недавно переехавшей семьей: мать-одиночка с сыном-старшеклассником. Почти сразу после переезда женщина исчезла, никто ее не видел. Сын женщины исправно ходил в школу и, несмотря на то, что вел себя довольно странно, делал успехи в учебе.

На экране появился Петя Антонов, лихорадочно облизывающий губы.

— Когда он появился, я сразу понял: что-то не так! — затараторил наш староста. — Он был очень странным. Как будто что-то скрывал.

Теперь показывали школьные коридоры. Я видел знакомые лица учителей и учеников. Школьники таращились в камеру и пытались делать умные лица.

— Одноклассники дали прозвище странному ученику. Его стали называть Маленький Принц. Проучившись меньше месяца, он, как и его сказочный прототип, таинственно исчез. Вскоре после этого милиция произвела обыск в его доме, где и удалось обнаружить неглубокую могилу с телом женщины, в которой удалось опознать пропавшую.

Возле забора стоял корреспондент с микрофоном. Тщательно причесанный мужчина лет тридцати, всем своим видом выражавший неудовольствие от того, что ему пришлось тащиться в такое захолустье.

— Я стою рядом с домом, в котором жил Борис Брик, печально известный Маленький Принц, — забубнил мужчина. — Вернее, рядом с развалинами дома. Отсутствовавший чуть больше недели Брик вернулся в свой дом однажды ночью. Цель возвращения осталась неизвестной, так же, как и то, где он находился все это время. В милицию поступил анонимный звонок с сообщением о местонахождении Брика. Пять экипажей выехали немедленно, но операция задержания превратилась в нечто невообразимое. Преступник был упущен, а при задержании погибли одиннадцать сотрудников милиции.

Теперь я увидел дядю Мишу. Он сдвинул фуражку на затылок и заговорил:

— В мою задачу входило наблюдение за территорией снаружи. В дом я не заходил. Думаю, что там стояла канистра с бензином, или что-то вроде этого, потому что я услышал выстрел, а потом — взрыв. Дом сразу загорелся. А потом сотрудники просто начали беспорядочную пальбу. Мне тоже досталось две пули.

— Вы не стреляли? — спросил корреспондент.

— Нет, не стрелял.

— Видели Бориса Брика?

— Нет, не видел.

Снова появилась ведущая.

— Борис Брик объявился на следующий день, — сообщила она. — Придя в школу, он напал на двух своих одноклассников, одному из которых нанес повреждения средней тяжести.

Снова Петя:

— Я староста класса. Когда увидел его — сразу сказал звонить в милицию. Он попытался бежать, я хотел остановить его, но он оттолкнул меня! Я читал, что у сумасшедших бывает огромная сила, так вот, это правда. Нечеловеческая сила, меня будто автомобиль сбил. До сих пор ребра болят!

И опять ведущая:

— Вовремя прибывший наряд милиции сумел обезвредить преступника. В настоящий момент Борис Брик проходит психиатрическое освидетельствование.

Я выключил телевизор. На душе оставался неприятный осадок. Вот как эта история предстала перед людьми. Вот как ее видели мои одноклассники и родители.

Был понедельник. Я снова прогуливал школу. Не мог найти сил прийти в класс и находиться среди этих людей. Утром я завтракал с родителями, брал пакет, выходил на улицу и ждал полчаса, слоняясь по лесу. Потом возвращался домой. Смотрел телевизор, пытался читать, но больше просто лежал и думал.

В дверь позвонили, и я вздрогнул. Кто бы это мог быть? Впрочем, какая разница. Я никого не хотел видеть.

Звонивший не унимался. Раздражающие трели, догоняя друг друга, рассыпались по пустой квартире. Когда у меня начало звенеть в ушах, я встал и пошел открывать дверь.

Это была Маша. Ни слова не говоря, она проскользнула в прихожую, а когда я запер за ней дверь, она уже сидела на кровати в моей комнате.

— Привет, — сказал я, присаживаясь рядом. — Как дела в школе?

Она посмотрела на меня исподлобья и отвернулась.

— Сам бы пришел, посмотрел, — тихо сказала она.

— Я пытаюсь…

— Плохо пытаешься. Бросил меня там одну.

Я не знал, что ответить на этот упрек. Маша сердилась, но ведь она пришла. Я протянул руку и осторожно коснулся ее плеча. Она не остановила меня, и я ее приобнял. Маша вздохнула, придвинулась ближе и положила голову мне на плечо.

— Я рассказала отцу.

— О чем? — удивился я.

— О чем… О беременности.

Я закрыл глаза. Совсем забыл об этом!

— И что он? — чуть слышно спросил я.

— Завтра к двум часам отвезет меня в клинику. Слышать не желает…

Снова я молчал, не зная, что сказать. Пусто на душе, совсем пусто.

— Дима? — Она подняла голову и посмотрела мне в глаза. — Я не хочу так!

Все, что я мог — это обнять ее крепче. Взгляд ее глаз потух. Голова опустилась.

— Не попадайся ему на глаза, — сказал Маша.

— Почему?

— Этот ребенок… Я сказала ему, что он от тебя.

— Зачем? — Я, должно быть, покраснел.

— Надеялась… Сказала бы правду — точно… Он же убийца, сумасшедший. Я хотела…

Она заплакала, тихо и страшно. Я гладил ее волосы, спину, плечи. Через несколько минут рыдания утихли.

— Такое чувство, будто все заканчивается, — задумчиво произнесла Маша. — Не вижу впереди ничего. Только какая-то тьма, непроглядная тьма. Будто солнце навсегда ушло.

То же самое чувствовал и я, но не хотел признаваться.

— Можно все исправить, — сказал я, надеясь попасть в резонанс с ее мыслями. — И зажечь впереди солнце. Наверняка можно.

Не знаю, что я нес в этот момент. Просто сочинял какую-то романтическую ерунду, чтобы утешить ее. Но Маша не стала воспринимать это так. Она посмотрела на меня серьезно и сказала:

— Так исправь. Зажги солнце. Пожалуйста!

Больше она не сказала ни слова, просто ушла. Я закрыл за ней дверь с таким чувством, будто это была крышка гроба. Моего гроба.

* * *

Когда Маша ушла, я некоторое время сидел на кровати, пытаясь успокоить бурю в своей душе. Хотелось поговорить с кем-то, выложить все начистоту. Но во всем мире, кажется, оставался лишь один человек, способный выслушать, дать ценный совет и пообещать выцарапать глаза. Я улыбнулся, вспомнив Элеонору, и стал одеваться.

Мы встретились на том месте, которое в телефонных разговорах уже стали называть «нашим». Сидели друг напротив друга так же, как в первый раз, только теперь были в теплых куртках и шапках.

Элеонора была необычно серьезной сегодня.

— Если бы я залетела, — сказала она, — то сделала бы аборт, даже не задумываясь. И забыла бы через пару дней об этом, можешь мне поверить.

Я кивнул. Наверное, это и был голос разума. Отец Маши был прав, и она поймет это, хоть и не сразу.

— Спасибо, — сказал я.

— За что? — удивилась Эля. — Это не приглашение в постель, если ты об этом.

— Я понял, я про другое…

— Тогда тем более дурак! — Она стукнула ладошкой по столу. — Я, конечно, не психолог ни разу, но… Тебе не кажется, что этот ребенок, несмотря ни на что, единственное, что вас связывает? Единственное, за что вам осталось бороться!

— Но что я могу?

Элеонора перегнулась через стол и влепила мне пощечину. Не сильно, так, скорее просто для проформы.

— В другой раз — глаза выколупаю, — пообещала она. — Когда ей угрожала опасность, ты не долго думал. Когда ехал с ментами за ней, тоже не растерялся. Что же с тех пор изменилось? Опять становишься размазывающим сопли маменькиным сынком? Что, без этого недомерка у тебя мозги работать перестали?

«Ты можешь идти один!» — вспомнил я прощальные слова Маленького Принца. Я встал из-за стола.

— Спасибо!

— Всегда пожалуйста! — Элеонора ослепительно улыбнулась. — По роже съездить — я никогда не откажу. Обращайся.

Когда я уже уходил, он окликнула меня:

— Дим! Ну ты, это… Звони там, иногда.

* * *

На лесопилке все было по-прежнему: визжали пилы, летели опилки. Лысый Антоха орал песни из мультфильмов — на этот раз доставалось Спанч Бобу.

— Я от вас, поселковских, просто фигею, — сказал Коля, когда мы с ним вышли покурить. — Привел работника, ничего не скажешь.

— Он ведь тебя не подводил?

— Нет, но…

— Остальное — его проблемы. Можешь мне помочь?

Коля усмехнулся.

— Что? Взять на работу Фредди Крюгера?

— Нет. Гораздо хуже.

Мы проговорили полчаса, прежде чем мне удалось уговорить брата. Собственно, сама затея у него отторжения не вызвала, но просто сорваться с работы среди недели было проблематично. Он настаивал на том, чтобы подождать до выходных, но, в конце концов, сдался. Мы уточнили время и разошлись. Я направился на автобусную остановку, а Коля — слушать балладу о таинственном существе, проживающем на дне океана.

* * *

Утром я простоял возле школы больше часа, прежде чем понял, что Маша не придет. Осознание пришло одновременно с писком телефона. Это было сообщение от брата: «Еду!» Мой палец завис над клавиатурой. Что написать? Дать отбой, или продолжать надеяться? Десятый час…

Решение уже созрело, но, пока я писал адрес, руки дрожали. Следующее сообщение я писал на ходу — Маше.

Когда я подошел к ее подъезду, она уже была там. Абсолютно пустой взгляд.

— Привет, — холодно сказала она. — Чего хотел?

— Поговорить.

— О чем?

— О нас.

Она посмотрела на меня с каким-то новым выражением.

— В каком смысле?

— Я хочу узнать, не боишься ли ты довериться мне?

Маша пожала плечами.

— Однажды я доверилась тебе. Нет, не боюсь. Что ты собираешься сделать?

Время поджимало. Я знал, что должен сказать эти трижды проклятые слова, и, наконец, сказал:

— Я люблю тебя!

Слова прозвучали глухо, бедно. Она не бросилась ко мне в объятья, только слегка покраснела.

— Долго же ты думал…

— Знаю. Еще не поздно?

— Не знаю. Скоро я уеду отсюда, а когда вернусь — не знаю, что останется у меня в душе. Прости, но сейчас я ничего не могу тебе сказать.

— Ты умеешь готовить?

Маша широко раскрыла глаза.

— Что? Готовить? Ну да, умею, а зачем тебе?

— Сколько вкусных блюд ты можешь приготовить из картошки, макарон и соли?

— Дима, что ты несешь?

Красная «девятка» остановилась около подъезда. Я подошел к машине и открыл заднюю дверь.

— Может быть, иногда я смогу покупать даже мясо. Не боишься?

Маша все поняла, я видел это по ее лицу. И сразу, как только я это заметил, она сделала шаг вперед.

* * *

— Тетя Рая меня с потрохами сожрет, — сказал Коля, закуривая сигарету.

— Не надо ей говорить, — ответил я.

— Совсем рехнулся? Да она до завтрашнего вечера с инфарктом сляжет! Нет уж, я ей все расскажу. А там — решайте сами.

— Не надо. Я позвоню ей сегодня вечером и все объясню.

— Точно позвонишь? Ну ладно, поверю.

Я повернулся к Маше. Она глядела в окно, и я не мог видеть выражения ее лица. Надеялся только, что она не плакала.

— Можешь не курить? — попросил я брата.

— А, да. Извини. — Он бросил окурок в форточку.

Мы проехали знак с перечеркнутым названием города.

— Вот и все? — произнесла Маша.

— Все. — Я взял ее за руку и почувствовал слабое пожатие. — Теперь — все.

* * *

У Коли было много друзей, и сегодня я в полной мере оценил это полезное качество. Один его друг сдавал гостинку и согласился поселить там нас с Машей, не взимая плату за первые два месяца. Второй друг работал в автосервисе и обещал помочь с устройством на работу.

Когда мы вдвоем остались в крошечной гостинке, с пакетом продуктов и парой тысяч рублей (подарок брата), пришел страх. Комната казалась пустой, холодной и чужой. За окном сгущались сумерки, внутри тоже темнело. Я сидел на одном краю матраса, который был единственным спальным местом здесь, а Маша — на другом. Она не шевелилась. Я даже не слышал ее дыхания. Что я скажу, если она сейчас повернется и закричит на меня? Обзовет идиотом? Я ведь даже сам не могу поверить, что мы сумеем здесь выжить одни!

Маша встала. Я молча смотрел, как она включает свет, вытаскивает продукты из пакета, наполняет кастрюлю водой.

— Суп? — спросила она, посмотрев на меня, и чуть улыбнулась.

Я кивнул.

— Тогда почисти и порежь лук, я терпеть не могу с ним возиться!

Она бросила мне луковицу, и я ее поймал.