Мать встретила меня со слезами. Сначала она не могла определиться, плачет ли от обиды, что я пропал так надолго, или же от радости, но, в конце концов, радость перевесила. Отец тоже был рад, хотя и обиделся, когда я не стал пить с ним пиво.

— Я-то думал, ты вырос! — упрекнул он меня.

Я только развел руками. Мне было немного грустно смотреть на своих родителей, так постаревших за эти годы.

Мы проговорили три часа. У меня уже язык распух от рассказов о своей жизни, когда, наконец, подошло время.

— Пора идти, — сказал я, допив пятую кружку чая.

— Ты вернешься? — Мама вцепилась мне в рукав.

— Вернусь, конечно!

И вот, наконец, я на встрече. Настя Елизарова забронировала целый угол в местном кафе, так что мы чувствовали себя королями. Они чувствовали. Я по-прежнему был отдельно. Сидел с краю стола, пил сок, смотрел и слушал.

Одноклассники изменились. Многих уже было не узнать. Многие уже состояли в браке, у некоторых были дети.

Пришли не все. Я не увидел Илью Кирова, Сашу Рыбина, Семена Волохина и Жанну. Поэтому я внимательно слушал разговоры и постепенно узнал, что Рыбин отсидел в колонии три года, после чего забыл все прежние знакомства и пропал из поля зрения одноклассников. Илья заразился СПИДом и покончил с собой. Семен, вроде как, уехал в Москву, но чем он там занимается, никто знал.

— А что слышно про Жанну? — подал голос я.

Все пожали плечами, и только Петя Антонов поморщился.

— Видел я ее в Красноярске.

— Она там живет?

— Ага. Вроде как. Шатается по клубам, ни фига не делает. Ну, как всегда, в общем.

Он говорил не без удовольствия. Ему нравилось чувствовать свое превосходство.

— В клубе встречались? — спросил я.

— Ну. В этом, как его… в «Гагарине».

Я кивнул. Остальное меня не интересовало. Почувствовав на себе чей-то взгляд, я обернулся и увидел Машу. Она покраснела и сделала вид, будто изучает содержимое своей тарелки.

— Ты сам-то как? — Петя вдруг панибратски толкнул меня в плечо. — Рассказывай, где живешь, чем занимаешься.

— В Красноярске живу, — ответил я без особой охоты. — Чем занимаюсь? Сейчас не знаю. Раньше отдыхал.

— В смысле, отдыхал? — Петя приподнял бровь. — Не работал, что ли?

— Работал, почему же.

— Ну вот. А где работал?

— Какое это имеет значение?

Наша беседа постепенно привлекала все больше внимания. Теперь уже все оставили свои разговоры и смотрели на нас с Петей.

— Что значит, «какое»? — воскликнул наш бывший староста. — Это нормальный взрослый вопрос!

Я улыбнулся — так по-детски это прозвучало.

— Неужели так хочется казаться взрослым? — спросил я.

— Что значит, «казаться»? — Петя начал сердиться. — Я и есть взрослый! И мне не стыдно о себе рассказать. Я работаю…

— Мне не интересно, как ты добываешь себе пропитание, — перебил его я. — Расскажи о себе, а не о своей работе. Что ты изменил в себе за эти годы? С какими людьми познакомился? Каких людей потерял? Что интересного ты узнал? Что или кого любил и ненавидел?

Петя почесал голову, промычал что-то, потом нерешительно начал:

— Ну, в смысле… Я сейчас работаю…

— Кроме работы — ничего? — снова перебил его я.

Петя не хотел уступать мне в этой битве. Да, конечно, он мог в любой миг провозгласить, что я несу чушь. Но он уже вступил в игру и хотел продержаться до конца.

— Я с девушкой познакомился! — заявил он.

— Вот как? — Я подбодрил его кивком. — И какая она?

— Ну… красивая! Блондинка такая, высокая.

— Любишь ее?

— Ну, как… В смысле, «любишь»? Так, просто, прикольно.

— То есть, она для тебя почти ничего не значит? Зачем тогда говоришь о ней?

— Да как «не значит»? — Петя нервно забарабанил пальцами по столу. — Значит, наверное. Только она чего-то это… Ломается долго. То, вроде как, все ништяк, а то не подступишься… Надоело уже. Чего ей надо — понять не могу.

— Умная?

— Ну, типа, да. Аспирантка там какая-то.

Я зевнул. Если Петя и мог стать хуже, чем был в школе, то он это успешно сделал.

— Знаешь, в чем твоя проблема? — сказал я. — С тобой скучно.

— Со мной? — выпучил глаза Петя.

— Да, с тобой. Как ты предпочитаешь проводить с ней время? Чего ты от нее добиваешься? «Давай пойдем в бар и выпьем», «давай пойдем в клуб, выпьем и потанцуем», «давай просто выпьем». Ведь так?

Петя насупился.

— Ну придумай что-нибудь пооригинальнее! Все равно все к этому и сводится.

— Не все.

— Ну давай, давай! Поделись опытом, скажи, что еще можно придумать!

Я пожал плечами.

— Да легко. Я бы, например, предложил забраться ночью на крышу самого высокого здания и собрать все звезды с неба.

Петя расхохотался, но его смех прозвучал одиноко и фальшиво.

— Это ж бред! — воскликнул он. — Ну заберетесь вы на крышу — и чего? Замерзнете только. А, ты ж не доучился. Правда думаешь, что звезды можно собрать?

— Нет, конечно. Мы не сможем сорвать с неба ни единой звезды. Но умрем, пытаясь.

Тут за столом воцарилась мертвая тишина. Я чувствовал на себе каждый взгляд и мог бы рассказать каждому, о чем он в этот миг думает.

— А есть развлечения, никак не связанные со смертью? — Петя продолжал свои саркастические потуги.

— Есть, наверное. — Я допил сок, поставил стакан на столик и достал бумажник. — Только вот развлечения, никак не связанные со смертью, это унылая и бесполезная рутина. Куда бы ты ни шел — будь готов умереть на этом пути. А если не готов — сиди на месте.

Я оставил на столе сумму денег, на мой взгляд, вполне покрывающую два бокала сока, выпитые мной, плюс чаевые.

— Рад был вас всех повидать, — сказал я, выходя из-за стола. — Мне нужно заскочить еще кое-куда сегодня, так что прошу меня простить.

Никто не бросился меня останавливать. Я вышел из кафе в теплый летний вечер. А за мной выскользнула тень. Я видел ее, подходя к автомобилю, и остановился, взявшись за ручку. Тень замерла.

— Думаешь, в этом есть смысл? — спросил я, не оборачиваясь.

Маша глубоко вдохнула и не сразу нашлась с ответом.

— Я не могла поступить иначе. — Шепот.

— Правда? — Я повернулся к ней. — Я избавлю тебя от необходимости повторять заготовленную историю. Расскажу сам. Ты жила с отцом, который каждый день гнобил тебя и ребенка. Было очень тяжело, ты часто плакала, вспоминала обо мне и считала дни до моего возвращения. Так?

Она кивнула. Я увидел первые слезинки.

— А потом появился он. Может, ты гуляла с ребенком, и он заговорил с тобой. Не важно, как вы познакомились — это произошло. С ним тебе было легко и приятно. Кроме того, он мог забрать тебя от отца. В отличие от меня, он имел какой-то стабильный достаток. Наверное, не маленький, раз решился жениться на девушке с ребенком. И ты решила, что натерпелась достаточно. Думаю, ты даже хотела сказать, что думала в первую очередь не о себе, а о дочери.

Слезы лились ручьем. У нее прерывалось дыхание, рукавов не хватало, чтобы осушать глаза, и я протянул ей платок.

— Я ужасно поступила, — почти неразборчиво сказала она.

— Ты готовилась защищаться от обвинений. Я тебя не обвиняю. Ты поступила вполне разумно. С одной стороны — благополучие. Твое и твоего ребенка. А с другой — … назовем это любовью. Любовью к человеку, который никто в этом мире. Много ли на свете идиотов, которые рассудили бы иначе?

Маша вытерла лицо платком и посмотрела на меня. Наши взгляды встретились, как раньше, в школе, но теперь я не хотел ни открывать ей свою душу, ни проникать в ее.

— Рассказать дальше? — спросил я. — Вы вместе уже пять лет. За это время чувства, если они и были, утихли. И вдруг ты узнаешь, что я приеду на встречу. Рассказав свою историю, ты хотела сказать: «Забери меня!»

В ее взгляде появился испуг. «Откуда ты знаешь?» — спрашивал этот взгляд.

— И вот, я возвращаюсь к началу. Ответь на вопрос: есть ли в этом смысл? Разрушать семью, лишать девочку отца?

— Мы можем уехать без нее! — Маша повысила голос, выкладывая свой единственный козырь. — Он… он любит ее и будет хорошо о ней заботиться, а мы…

Я не задумывался. Просто размахнулся и ударил ее по щеке. Маша упала на колени, зажав ладонью место удара, и тихонько заскулила.

— У меня тогда мало что было, но я всем этим пожертвовал ради того, чтобы выиграть для тебя время, — сказал я. — За это мне пришлось расплачиваться двумя годами ада. Теперь ты говоришь, что все это напрасно. Что я должен был позволить тебе сделать аборт. Знаешь, лучше бы ты не подходила. Так я, по крайней мере, сохранил бы уважение к тебе.

Я не слушал того, что она говорила в ответ. Просто сел в уютное кожаное кресло, запустил двигатель и поехал прочь. В зеркало заднего вида я посмотрел только когда выехал на дорогу. Впереди и сзади дорога была свободна.

* * *

Перед отъездом я должен был повидать еще одного человека, которого ничто не могло сломать или переменить. Я подъехал к дому Элеоноры уже почти ночью и сбросил ей сообщение на телефон. Две минуты спустя запищал электронный замок, и на улицу вышла девушка. Я мигнул фарами.

— Димка! Офигеть можно! — воскликнула Эля, сев рядом со мной.

Я не успел сказать и слова, как она буквально впилась поцелуем в мои губы. На несколько секунд я перенесся в тот осенний вечер, когда началось наше знакомство. Я позволил себе раствориться в этом воспоминании и обнял свою безумную подругу.

— Извини, не сдержалась! — хихикнула Эля, отстраняясь от меня. — Просто соскучилась ужасно! Пропал совсем, столько лет ни слуху, ни духу!

Я смотрел на нее и не знал, что сказать. Из худенькой четырнадцатилетней девчонки она превратилась в невероятно красивую девушку.

— Ты без оружия? — спросил я.

— Чего? Зачем это мне оружие? Что, опять вляпался в какой-то трэш?

— Нет. Просто интересно, как ты отбиваешься от кавалеров.

Она рассмеялась своим неповторимым звонким, заливистым смехом.

— Не нужно мне оружия, Димочка! Я, если надо, могу глаза любому выколупать, ты-то знаешь!

— О, да, помню! — улыбнулся я.

— Ну, давай, рассказывай! — потребовала Эля.

Я в общих чертах рассказал ей о своей жизни. Эля слушала внимательно, кивала, держала меня за руку.

— Виделся с ней сегодня? — только и спросила она, когда я закончил говорить.

— Да…

— Совсем все плохо?

— Хуже не придумаешь.

— Ясно… Ну и черт с ней! Правда ведь?

Я кивнул.

— Дальше-то чего делать думаешь?

Я помолчал, барабаня пальцами по рулевому колесу.

— У меня осталось два старых долга, которые необходимо вернуть. А потом я вернусь и буду жить здесь. Будешь ждать?

— Ну, я, вообще-то, учусь в Новосибирске. — Эля потерла лоб рукой. — Сейчас тут на каникулах просто. Два года осталось. Потом, наверное, вернусь сюда. Не люблю больших городов. Суета бесконечная.

— Я думал, ты любишь суету.

— Люблю создавать суету. А крутиться, как белка в колесе — это уж избави господи. Нет-нет, сейчас точно решила — вернусь! Встречаемся через два года?

— Мне понадобится больше двух лет. Может быть, еще лет пять или шесть, а то и больше. Может, и вся жизнь.

— Ну и ладно. Все равно дождусь.

Я посмотрел ей в глаза в некотором замешательстве. Правильно ли мы друг друга понимаем?

— Дождусь вас обоих, тебя и ее! — закатила глаза Эля. — Господи, Димка, мне кажется, мы еще тогда определились, что парочка из нас получится так себе! Убери этот дурацкий взгляд, я тебя умоляю!

— Извини, — улыбнулся я. — Показалось.

— Креститься, значит, надо. Я, конечно, не гарантирую, что как-нибудь мы не проснемся с похмелья голые в одной постели, но готовить тебе завтрак и стирать носки я точно не собираюсь. У меня своя личная жизнь!

На прощание мы еще раз поцеловались, чуть более целомудренно, чем при встрече.

— Спасибо тебе, Эля, — сказал я, когда она уже вышла из машины.

— За что это? — Она наклонилась к открытому окошку.

— Просто за то, что ты есть. Будь всегда, хорошо?

— Это я запросто!

Она подмигнула мне, засмеялась и убежала, оставив в салоне смешанный запах духов и сигарет.

Я поехал к родителям. Утром нужно было отправляться в обратный путь, навстречу судьбе.

* * *

Три ночи подряд я провел перед входом в клуб, вглядываясь в смеющиеся лица девушек. И лишь на четвертую ночь увидел ее. Она шла в компании четырех парней. Один из них держал ее под руку, трое остальных плелись следом, курили и плевались. Я вышел из машины.

— Жанна! — позвал я.

Она обернулась. Нахмурилась, глядя на меня. Потом ее брови взлетели вверх, приоткрылся рот.

— Это что за хмырь? — спросил ее кавалер. Не дождавшись ответа, он обратился ко мне:

— Э, тебе чего надо?

Я смотрел на Жанну, не замечая больше ничего и никого. После стольких лет она умудрилась стать еще красивее. Высокая, стройная, с безупречной прической. Ее лицо я помнил с точностью до последней веснушки. Столько раз она являлась ко мне во снах!

— Один шаг, вот и все. — Я протянул руку. — Я заберу тебя отсюда.

Она не пошевелилась. Просто стояла и смотрела на меня. Выражение удивления на лице сменилось сомнением.

— Ну, ты, блин, попал! — сказал ее ухажер, приближаясь ко мне. — Совсем страх потерял, что ли?

Удар был сильным. Мне даже показалось, что сломана челюсть, но обошлось. Я упал на капот своей машины и тут же встал. Смотрел на Жанну, а она — на меня.

— Мало, что ли? Сейчас еще получишь! Пацаны, месим его!

Это был детский лепет по сравнению с тем, что мне пришлось пережить в армии. Нос они мне все же сломали, разбили губы, пытались заламывать руки, били ногами в живот и по лицу, пока я лежал на асфальте. Но я вставал снова и снова. Вставал и смотрел на нее, в ожидании.

— Да когда ж ты сдохнешь-то уже! — взвизгнул кто-то, и на меня обрушилась новая серия ударов. Не зрением, а каким-то шестым чувством я увидел, что кто-то вытащил нож. Что ж, возможно, придется умереть. Я улыбнулся Жанне, которая плакала, глядя на меня. И тут она сделала шаг. Вперед, ко мне.

— Хватит! — крикнула она. Голос стал чуть грубее, чем я помнил. Но я был рад его слышать. Словно прекрасная музыка зазвучала, перекрывая гулкие ритмы, вырывающиеся из недр клуба.

— Дима, хватит!

Я перестал ждать. Перехватил руку с ножом и привычным движением заломил ее. Затрещали кости, послышался вопль. Нож звякнул об асфальт. Я повернулся и нанес один удар. Парень хрюкнул и свалился без движения. Еще один удар, захват, удар и все. Четверо человек лежали у моих ног, скуля и пытаясь отползти. Я вытянул вперед свою окровавленную руку, и Жанна ее взяла.

— Садись. — Я открыл перед ней дверь.

Жанна села на пассажирское сиденье. Я обошел машину и сел рядом с ней. Включил зажигание. Морщась от боли в колене, выжал сцепление.

Мы ехали по ночному городу, и только приглушенный шум двигателя нарушал тишину. Я бросил взгляд на свою пассажирку. Она смотрела вперед, на дорогу. Растерянное, виноватое лицо.

— Я закурю? — спросила она.

Вместо ответа я опустил стекло с ее стороны. Жанна прикурила сигарету.

— Куда едем? — спросила она, глядя все так же вперед.

— Домой.

— Домой? — Она усмехнулась. — Вот так вот?

— Именно так.

— А у меня ты ничего спросить не хочешь?

— Нет.

Она хмыкнула и замолчала. Мне не очень-то хотелось говорить сейчас — болели губы, да и челюсть двигалась с трудом. Но все же я снизошел до пояснений:

— Ты сама решила. Могла сделать шаг назад. Но теперь ты здесь.

— Да? А может, я просто тебя, дурака, защитить хотела?

— Отпустила бы одного.

На это ей нечего было возразить. Она затянулась, маскируя свое замешательство.

— Жанна?

— Да?

— Если ты еще раз попробуешь от меня сбежать — я тебя убью.

Она выбросила окурок и закрыла окно.

— Очень мне нужно от тебя убегать, — буркнула она, словно обиженный ребенок. Я рассмеялся.

— Что, блин, смешного? — воскликнула Жанна. — Наполучал п…дюлей и ржет, как лошадь! Дебил, идиот! Господи, что ж я за дура-то такая? Дай посмотрю… Боже мой, да тебе в больницу надо!

— Не сегодня, — усмехнулся я. — Сегодня нам предстоит бурная ночь.

— Чего?

— И даже не надейся, что заснешь раньше восьми утра.

Она смотрела на меня, округлив глаза и приоткрыв рот.

— Ты это серьезно сейчас? — она понизила голос.

— Абсолютно. Я больше шестнадцати лет потратил, чтобы научиться любить тебя. И если ты думаешь, что я, сразу же после встречи, повезу тебя в больницу, то ты явно больна.

Теперь засмеялась она. Тряхнула головой, взъерошила себе волосы, портя прическу.

— Нет, это просто безумие какое-то! — воскликнула Жанна. — Ты собрался меня удержать? Приручить?

— Если надо — посажу на цепь, — пообещал я.

— Не думаю, что мне это понравится.

— Понравится. Выйдет отличная ролевая игра — не соскучишься! А теперь извини, у меня челюсть отваливается. Давай послушаем музыку.

Я включил магнитолу, и перед глазами все расплылось от слез. Эта песня… Как так получилось, что заиграла именно эта песня? У меня на флешке было около тысячи композиций, но сейчас — сейчас играла эта. Слова, которые обнажали душу, рвали ее на части и собирали вновь.

Я жал на педаль все сильнее. Автомобиль стрелой летел по ночному городу, игнорируя все знаки, правила и светофоры.

— Дима, все нормально? — забеспокоилась Жанна.

Я молча сжал ее ладонь.

— Умрешь со мной? — шепнул я.

Ее рука дрогнула, а затем стиснула мою.

— Да.

За нами рванулась патрульная машина, но быстро исчезла вдали. Мы уже выехали из города, и я, на миг отпустив руку Жанны, включил последнюю передачу.

В ту ночь, обгоняя по встречной полосе редкие автомобили, со скоростью, которой не было места на спидометре, мы поклялись друг другу в любви и верности до самой смерти и после нее. Лишь тогда высохли слезы, и сердце отпустили стальные зажимы, терзающие его столько лет. Лишь тогда я развернул машину и поехал обратно, туда, где нас ждал дом.