Я десять лет таил свою любовь, и все эти годы ни одна девочка не общалась со мной дольше необходимого минимума. Теперь же, когда мы с Жанной внезапно стали парой, когда поползли слухи о том, что я хожу к ней домой, вся мощь школы обрушилась на меня.
Девчонки при виде меня начинали шептаться, фыркать и хихикать. Парни сторонились, тоже что-то обсуждая. Я чувствовал, что сотни невидимых орудий целятся в меня, и одному богу известно, когда поступит команда «Огонь!»
Первые залпы грянули уже на уроке физики. Рано утром я всегда с трудом концентрируюсь на учебе. Вот и в этот раз я засмотрелся в окно, пока Анна Федоровна объясняла материал. Из задумчивости меня вырвал ее пронзительный окрик:
— Семенов! Давай на уроках ты учиться будешь, а о девочках можно и потом помечтать!
Я вздрогнул, устремив на учительницу удивленный взгляд. И тут с другого конца класса послышался еще один «выстрел»:
— Ага! Ночью, под одеялом!
Дружный хохот одноклассников встретил эту блестящую остроту. Анна Федоровна побагровела.
— Волохин! Встать!
Семен, пряча улыбку, вальяжно поднялся со своего места. Рыба, сидящий рядом с ним, трясся от смеха, уткнувшись в раскрытый учебник.
— Еще одна такая выходка, — зловеще начала Анна Федоровна, — и я докладную напишу. За постоянные срывы уроков.
— А чего я-то? — возмутился Волохин. — Я так, просто. И не постоянно!
— Это ты педсовету доказывать будешь! Сядь, и чтобы ни звука!
Урок худо-бедно вошел в колею, но настроение у меня было безнадежно испорчено. Я посмотрел туда, где должна была сидеть Жанна, но ее там не было. Она частенько пропускала первые уроки.
— Онанизм считается позором? — донесся до меня громкий шепот Бориса. Настя Елизарова и Надя Зыкина, сидящие перед нами, чуть повернули головы, и я мысленно пожелал террористической атаки на здание школы.
— Боря, заткнись, — прошептал я.
— Просто в той книжке, что я читаю…
— Просто заткнись.
Слава богу, он внял моей мольбе.
На перемене я хотел поговорить с Борей о вчерашнем происшествии, но сделать этого мне не дали. Едва мы перешли в другой кабинет и приготовились к уроку, как ко мне вразвалочку подошли Рыба и Семен.
— Слышь, Димыч, а Жанка какие трусы носит? Стринги? — пожевывая жвачку, спросил Семен.
У меня дыхание перехватило, и я почувствовал, как кровь отливает от лица. Звонок, учитель, кто-нибудь, остановите это!
— Ты скажи, мне просто интересно, — напирал Семен. Рыба пока молчал, только посмеивался.
— Я не буду об этом говорить, — тихо сказал я. Сказать «не знаю» не позволяла идиотская подростковая гордость. Сказать «не твое собачье дело» не позволял страх.
— Да ладно тебе! Чего такого-то? Я ж тебя не прошу их мне принести, просто скажи, какие.
Я молчал.
— Слышь, Димыч, — подошел Рыба. — Тема такая. Или говоришь, о чем спрашивают, или мы Жанке скажем, что ты обещал ее трусы нам принести.
— Она не поверит, — вырвалось у меня.
— Да ладно? Я, так-то, убедительно могу сказать, если что.
Я снова молчал, глядя в парту. Семен толкнул меня в плечо.
— Ну так что? Какие трусы носит?
И в этот момент подал голос Боря, до сей поры молча сидевший рядом.
— Ты собираешься использовать эту информацию для онанизма?
Рыба и Семен уставились на него, не веря своим ушам.
— Чего? — нахмурившись, переспросил Семен.
— Я уважаю в людях тягу к познанию, — непринужденно говорил Борис. — Но познание должно быть осмысленным. Тебя внезапно заинтересовал тип нижнего белья, которое носит конкретная девушка. Для чего тебе эта информация? Как ты сможешь ее использовать? Я не вижу ни единого варианта. И вывод напрашивается простой. Эта девушка — предмет твоего вожделения, но вступить с ней в половую связь ты боишься или же не можешь. Поэтому ты, обладая скудным воображением, собираешь информацию о различных деталях, имеющих к ней отношение, чтобы потом, воссоздав в воображении ее целостный образ, предаться иллюзорному сексу с ней. Неясно только, зачем тебе информация о трусах. Уместнее было бы спросить о родинках, например. Насколько мне известно, людям свойственно менять белье каждый день. И это та деталь, которую ты будешь воображать непродолжительное время, прежде чем удалишь ее со своей идеальной модели. Если уж тебе нужна такая достоверность, то сходи в магазин женского белья, выбери понравившиеся трусы и воображай их.
Очнувшись от первоначального потрясения, Семен схватил Борю за шкирку.
— Ты чего, крысеныш, опять наполучать захотел, а? — прошипел он.
— Просто пытаюсь помочь тебе оптимизировать свою деятельность! — ослепительно улыбнулся ему Брик.
— Сема, вмажь ему, а? — посоветовал Рыба. — Сильно до фига базарит.
— А я сейчас вмажу! — Кулак Семена начал подниматься.
— Так, ребята, что там у вас такое? — послышался голос Нины Валерьевны.
Семен нехотя опустил кулак.
— Да мы так, разговариваем просто с пацанами, — отозвался Рыба.
— Учили бы лучше, разговорщики. Опять сегодня контрольную на «два» напишешь.
— А чего, сегодня контрольная? — возмутился Рыба.
— Ну здравствуйте, проснулись! На уроки ходить надо, Рыбин!
* * *
Сдав, наконец, листок бумаги, густо исчерканный разнообразными химическими уравнениями, я выскочил из класса в коридор, где меня ждал Брик, закончивший еще раньше.
— Возвращаясь к теме онанизма, — сказал он. — Полагаю, я правильно понял обсценную роль этого термина?
— Господи, Боря, ты о чем-нибудь другом думать можешь? — застонал я.
— Знаешь, честно говоря, с трудом, — признался Брик. — С тех пор, как я начал изучать эту книгу, меня не покидает физическое и психологическое желание осуществить половое соитие. Онанизм не слишком помогает, хотя и…
— Об этом мне знать не обязательно!
— Но ты же мой друг.
— И что?
— Я думаю, ты не станешь использовать эту информацию против меня. В принципе, конечно, можешь использовать, если так полагается.
— Боря, — вздохнул я, — давай сойдемся на том, что эта информация мне просто не нужна. Это твое личное дело!
— Ты же понимаешь, что даже личные дела представляют для меня проблему. Я новичок в этом теле. И прошу от тебя помощи. Можешь поглядеть, правильно ли я…
Его прервал стук двери. Из кабинета вышел Петя Антонов, и лицо его не предвещало ничего хорошего.
— Самые умные, да? — обрушился на нас староста.
— Ты о чем? — удивился я.
— Почему так рано вышли?
Мы с Борей переглянулись. Брик хотел пояснений, но тут я сам ничего не мог понять.
— Если меня опять будут прессовать за успеваемость класса — вам обоим конец! — раскрыл свою мысль Петя. — А тебя, — он указал на Брика, — я вообще ментам сдам! Вчера бы мог, да пожалел дурака.
Брик, прищурившись, смотрел на Петю. Внезапно он вздрогнул и резким движением положил руку ему на плечо.
— К тебе он тоже приходил? — Голос Брика стал серьезным.
— Кто? Мент этот странный? Ну да.
— И ты хотел рассказать ему обо мне?
— Да иди ты в пень! — Петя, скорчив брезгливую гримасу, стряхнул со своего плеча его руку. — Из тебя убийца, как из Рыбы учитель младших классов.
— Это все, что я хотел знать, — улыбнулся Брик. — Спасибо за беседу.
— Подавись, — сказал Петя и пошел по своим делам.
Брик провожал его взглядом.
— Почему ты мне не рассказал?
— Про что? — переспросил я.
— Про милиционера, который приходил к тебе вечером.
Я озадачился. Убийство Мартынки никак не вязалось в моем сознании с Бриком. Насколько я знал, они даже не встречались ни разу.
— Я видел его, когда шел в первый раз в школу, — сказал Брик. — Пытался установить контакт, но тщетно. Он меня немного озадачил.
— Так, погоди-ка! — я поднял руку в останавливающем жесте. — Это что такое сейчас было?
— Что? — удивился Боря.
— Как ты узнал, о чем я думаю?
— Ах, это… Ну, я исследую различные возможности человеческого мозга. Знаешь, многие из них весьма интересны!
— Ты что, можешь читать мысли?
— Это так называется? Ну да, я могу узнать, о чем думает человек. И, кстати, я прекрасно знал, чего на самом деле хотел Семен. Представляешь, его вообще не интересуют трусы Жанны! Он просто хотел тебя унизить!
Я выронил на пол пакет с учебниками, но даже не заметил этого сразу. Внутри все кипело.
— По-твоему, я этого не знал? — крикнул я. — Да они из кожи вылезут, чтобы меня в грязь втоптать! И какого дьявола ты пристал к нему со своим онанизмом?
— Мне показалось, что я тебя защитил, — развел руками Борис. — Он хотел высмеять тебя, а я высмеял его.
— Боря, твое чувство юмора не имеет ничего общего с человеческим! Семен не понял и двух слов из того, что ты ему сказал.
— Это да, — приуныл Боря. — После пары предложений у него словно какой-то блок включился. Но я продолжал, надеясь, что ты оценишь шутку. Ну а что? Я использовал контекст, извратил его и приложил остроумие. По-моему, я создал идеальную ситуативную шутку, хотя и довольно грубую.
Я отошел от подоконника, схватился за голову, вернулся назад.
— Боря, — сказал я, — если ты не хочешь казаться странным, прекрати все это делать. Не шути никогда, у тебя это не получается. Не надо меня защищать таким образом — это ненормально! И, самое главное, нельзя читать человеческие мысли — этого никто не умеет!
— Маша умеет, — возразил Брик. — Не в такой мере, пожалуй, и вряд ли она осознает эту способность, но — умеет. Да и у тебя есть задатки.
— Маша? — тупо переспросил я.
— Ну да. Господи, у нее такая каша в голове — хуже, чем у тебя. Рассказать тебе, почему она решила пойти со мной на бал?
— Нет!
— Это имеет непосредственное отношение к тебе.
— Нет, Боря, твою мать, я ничего не хочу об этом знать! Дай мне самому разобраться! Мне не нужна сверхъестественная помощь!
— Хорошо.
Боря спрыгнул на пол, подошел ко мне и положил руку на плечо.
— Я понял твои чувства, Дима. Обещаю, что впредь постараюсь не читать твои мысли. Постараюсь перестать шутить. И я снова прошу тебя о помощи. Научи меня быть таким же, как все. Я прекращаю свою познавательную деятельность и собираюсь заняться мимикрией.
Я усмехнулся. Все-таки это был поразительный человек. Минуту назад я его практически ненавидел, а теперь снова вижу в нем друга. Наверное, его предельная искренность была тому причиной.
— В первую очередь, давай поработаем над твоим словарным запасом, — сказал я. — Ты говоришь неестественно.
— Что ты подразумеваешь под «неестественно» в данном контексте? — удивился Боря.
— Вот именно это! В шестнадцать лет так не говорят. Да и в сорок лет тоже. Разве что какие-нибудь профессора. Правильным ответом на мою фразу будет: «Чё?» Вообще, запомни это слово. Оно универсально, всегда его употребляй, если чего-то не понимаешь.
— «Чё», — повторил Брик. — Я запомнил. Что еще?
— Я не знаю… Я будто стою возле разбомбленного города и пытаюсь перечислить все, что сломано. Просто слушай, как говорят другие. И сам старайся говорить так же.
— Они же и тысячной доли языка не используют!
— И это нормально!
— Нет! Это — плоды деятельности Разрушителей. Вы не должны быть такими. У вас уже исказилось представление о том, что нормально, а что нет!
— Расскажешь об этом Разрушителю?
Боря негромко выругался.
— Ну вот, уже лучше, — подбодрил его я. — Продолжай в том же духе!
В этом разговоре был какой-то пробел, который не давал мне покоя ближайшие два часа. Только потом уже, идя домой к Маше на очередной урок танцев, я понял, что это было. Брик, которому только что было плевать на то, как он выглядит со стороны, внезапно согласился притворяться. После того, как узнал про расследование убийства.
Я посмотрел на сидящего рядом Брика. Чего же он испугался? Жаль, что я не умею читать мысли! Хотя, наверное, все просто. Он сообразил, что если кто-то укажет на него, как на подозрительную личность, то вскроется история с матерью. Да, убийство Мартына явно не было на руку Брику. Дойдя до этой мысли, я внезапно осознал, что подозревал Брика еще и в этом преступлении. Но теперь подозрения рассеялись. Нужно просто помочь ему не выделяться, пока не найдется истинный убийца.
* * *
Сперва левая нога, потом правая, потом опять левая — у меня уже получалось вальсировать. Только одно доставляло неудобства — Маша совершенно закрылась от меня. Поэтому, когда она предложила перейти к более сложным фигурам, я покачал головой:
— Прости, но я не могу.
— Что такое?
— Все это… Так не правильно, я не могу так.
Я машинально опустился на диван, словно у себя дома. Маша села рядом.
— Я тебе совсем не нравлюсь? — спросила она вдруг.
— Что? — Я чуть не поперхнулся. — Нет! Не в смысле «нет», а… Да…
Это признание вырвалось у меня внезапно, и я понял, что сказал правду. Маша действительно мне нравилась. Не так, как Жанна, но все же.
— Тогда почему ты не можешь? — допытывалась она. — Я научу тебя танцевать по-настоящему хорошо, у нас много времени.
— Дело совсем не в этом.
— В чем же?
— В том, что чувствуешь ты. Что чувствую я. И в том, что будет в итоге.
Она долго молчала, а я боялся посмотреть ей в лицо.
— Откуда мы знаем, что будет в итоге? — спросила она тихо. — Это просто бал. Это всего лишь школа. Все может измениться.
Я посмотрел на нее и увидел прежнюю Машу, чье сердце было мне открыто.
— Это не правильно, — прошептал я.
— Нет ничего «правильного», — в тон мне ответила Маша. — Давай делать то, что нужно сейчас. А будущее подскажет нам следующий шаг.
Я улыбнулся ей. Не мог не улыбнуться.
— Давай.
— Ну, тогда перерыв окончен. Продолжаем занятие!
* * *
Выйдя на улицу, я все еще ощущал себя подлецом. Причем, подлецом в квадрате. Потому что к чувству вины перед Машей прибавилось чувство вины перед мамой. Ведь направлялся я не домой, а к Боре Брику. И цель этого визита возводила мою подлость в куб.
Дверь была не заперта. Для приличия постучавшись, я вошел внутрь. В глаза сразу бросился относительный порядок. Боря успел разобрать все коробки и даже, кажется, подмел пол.
— Есть кто живой? — крикнул я.
Дверь во вторую комнату распахнулась, и на пороге оказался Боря, сжимающий в руке паяльник.
— А, это ты! — воскликнул он. — Заходи скорее, я тебе кое-что покажу.
Я повиновался. В комнате царил художественный беспорядок. Я ожидал увидеть россыпь книг, но увидел кучу проводов, радиодеталей, плат и микросхем, заполонивших письменный стол. Кое-что из этого добра валялось и на полу.
— Чем ты тут занимаешься? — полюбопытствовал я.
— Как раз закончил. У меня никак не идет из головы тот факт, что вы игнорируете индукцию. Кажется, я сумел собрать установку, которая окажет человечеству огромную помощь. Итак, смотри!
Боря показал мне пальчиковую батарейку и подсоединил ее к двум клеммам своего загадочного прибора, больше похожего на груду мусора. Выждав несколько секунд, он убрал батарейку, взял настольную лампу и подключил ее к розетке, также валяющейся на столе. Лампа загорелась.
— Видишь? — с торжествующим видом повернулся ко мне Брик.
— Лампочка горит, — кивнул я.
— Именно! Я подал незначительный импульс на схему, и сейчас энергия, переходя из одного состояния в другое, питает лампу накаливания. Мне интересно, сколько она проработает. Давай подождем!
Напротив стола стояла застеленная кровать, и мы сели на нее. Лампа горела.
— Слушай, Боря, — сказал я. — У меня к тебе просьба.
— Слушаю тебя.
— Мысли не читаешь?
— Нет, я же обещал.
— Ясно. Ты говорил, что знаешь, почему Маша решила пойти с тобой на бал. Я хочу, чтобы ты рассказал мне.
Боря покосился на меня. Он боялся оторвать взгляд от лампочки.
— Уверен? — спросил он.
— Абсолютно.
— Я расскажу, без проблем, но… Знаешь, поразмыслив, я решил, что тебе эта информация принесет только вред. Ты начнешь менять свои решения, или не менять, но в любом случае будешь ощущать угрызения совести.
— Плевать. Тем более что я знаю ответ. Просто хочу убедиться наверняка. Говори.
— Хорошо. Маша влюблена в тебя. И, как бы глупо это ни звучало, она хочет заставить тебя ревновать. Я не скажу, что это был продуманный план, нет. Она вызвалась под влиянием импульса. Так же, как эта лампочка. И я не знаю, сколько она еще будет «гореть». Возможно, что до самого бала ее не хватит. Она уже сегодня сомневалась в своем решении.
Я стиснул зубы. Ну вот, все твои предположения оправдались. Рад? Как-то не очень.
— Как давно? — шепнул я.
— Чё?
— Как давно она… влюблена в меня.
— Сложно сказать наверняка. Пожалуй, это чувство живет в ней уже несколько лет. Но она не сознавала его до недавних пор. Когда она думала, что ты приглашаешь ее на бал, она ощутила первые признаки. А когда ты рассказал ей про Жанну, чувство раскрылось полностью.
Мы молча смотрели на спокойно светящуюся лампу. В голове у меня была невероятная пустота. Я просто не знал, как и о чем думать.
— Что же мне делать? — спросил я.
— Ты задаешь этот вопрос даже не человеку, — напомнил Брик. — Я бы мог дать тебе совет, исходя из своего понимания ситуации. Но вряд ли ты его воспримешь правильно.
— А ты попробуй.
— Ладно, попробую. Только пообещай, что не станешь на меня злиться.
— Не стану.
— Тебе нужно сойтись с Жанной, многократно вступить с ней в половую связь, потом бросить ее и уйти к Маше. И жить с ней уже постоянно.
Я посмотрел на Борю, так, словно он был учителем математики, рассказывающим, что сумма квадратов гипотенуз равна квадратному корню из равнобедренного тетраэдра.
— Ты сам-то себя понял? — спросил я.
— Я — да. А вот ты — нет. И Маша нет. И Жанна тоже. Вы все блуждаете во тьме и мните себя первооткрывателями. А на деле нужно просто открыть глаза и убедиться, что рядом с вами бродят миллионы таких же. Маша — идеально подходящая тебе девушка. Но отдать ей предпочтение ты не можешь из-за Жанны, которая — твой «запретный плод», недосягаемый идеал. И останься ты с Машей сейчас, будешь постоянно жалеть об упущенных возможностях. Поэтому разумный вариант — уничтожить иллюзии. Я уверен, что пожив или даже просто повстречавшись с Жанной несколько месяцев, ты увидишь, что она капризна, эгоистична, себялюбива и на окружающих людей ей попросту плевать. Ты поймешь, что не так уж она и идеальна. И осознаешь, что Маша гораздо лучше, с какой стороны ни взгляни.
В этот момент лампочка несколько раз мигнула и погасла.
— Великолепный результат! — Боря моментально переключился с психологии на электронику. — Я на сто процентов уверен, что некоторая часть энергии все же пропала втуне, но это уже успех! Ты понимаешь, что это нам дает?
— Нет, — признался я. Мыслями я был бесконечно далек от энергетических проблем.
— Вот эта батарейка, цена которой пятнадцать рублей, может запитать все электрооборудование в доме. Все! И, даже если я буду жечь свет и телевизор постоянно, ее хватит, как минимум, на двое суток. Впечатляющая экономия, не правда ли? Но и это еще не все! Мне нужно собрать блок питания для подключения к сети, импульсный трансформатор или что-то вроде того, и тогда можно будет обойтись без батареек. Достаточно подключить прибор к проводам, идущим к дому, и все. Потребление энергии будет стремиться к нулю. А то эти квитанции, что принес почтальон, немного меня встревожили. Разумеется, в перспективе еще и новый тип проводов, которые смогут еще лучше сохранять идущее по ним электричество. Я уже представляю себе конструкцию такого провода, но воссоздать ее в домашних условиях будет весьма проблематично. Надо искать выход на производящие предприятия. Кроме того, мы можем оформить патент. Когда я уйду, ты останешься во главе самой успешной фирмы! Представляешь, Дима, я могу полностью обеспечить тебе жизнь! Кажется, это прекрасная благодарность за все, что ты для меня делаешь?
— Ты этим сейчас хочешь заниматься? — спросил я.
— Сейчас уже поздно, но завтра можно начать телефонные переговоры с производителями…
— Я помогу тебе с плакатом.
— С каким еще плакатом?
— Ну, большой такой плакат. С надписью: «Всем привет! Я очень странный школьник, заходите с обыском и не забудьте лопаты!» Мы приколотим его к забору, а сами сядем на крышу и будем вести философские беседы о познании.
— Вот дерьмо! — заорал Брик и долбанул кулаками по столу так, что вся его конструкция подпрыгнула, жалобно дребезжа. — Черт побери, твою мать, долбанная хрень! Почему мне это сразу в голову не пришло? Проклятье! Вот оно, Дима, нарушенное равновесие! Человек, что-то изобретший, вынужден скрываться, бояться… Это ли не бред? Это ли не абсолютное безумие? Мне нужно восстановиться как можно скорее. Я поведаю другим Исследователям о том, каковы печальные плоды нашего поражения! Богом клянусь, мы переломим ход войны!
— Извиняюсь за вопрос, но я не могу его не задать. Че?
Брик посмотрел на меня все еще полыхающим взглядом и несколько раз моргнул.
— Ах, да. Я же не рассказывал тебе, что ко мне вернулась память.
Он принялся разбирать свою схему. Сперва бережно, а потом, видимо, плюнув на все, начал выдирать провода с корнем.
— Ну и что там, в твоей памяти? Вспомнил, кто ты?
— Все банально и просто, — проворчал Брик. — Мог бы и сам догадаться. Я — Исследователь. Тот, кто постоянно что-то изучает и изобретает. Нас было много, но Разрушители нанесли нам сильный удар.
Платы и катушки с грохотом летели в жестяное ведро. Мне было не по себе от этого зрелища: гений, уничтожающий свое изобретение.
— После этого я и попал сюда. Конец истории. Нужно как можно скорее восстановиться и лететь обратно. Если Разрушители переломят ход войны в свою пользу — всему конец. Тебе, кстати, тоже.
— Я-то тут с какого бока? — удивился я.
— Ты где живешь?
— Там, — я показал направление. — Ты же был у меня дома.
— Ты во Вселенной живешь, Дима. Представь, что на твоей планетке внезапно исчезнет страсть к познанию. Чем займут себя люди? Войны, наркотики, примитивные фильмы, как в романе Хаксли.
— А что, сейчас всего этого нет?
— Конечно, есть. Разрушители ведь сейчас в большинстве.
— Это ведь недавно случилось.
— Для меня недавно. Сколько лет прошло по вашим меркам, я понятия не имею.
Брик, наконец, очистил стол и теперь стоял перед ним, ссутулившись. Выглядел он жалко. Совсем не напоминал ни Маленького Принца, ни, тем более, какую-то основополагающую силу мироздания.
— Сколько тебе еще до восстановления? — спросил я.
— Восемьдесят пять процентов, — грустно сказал Боря. — Все идет так медленно… Успеть бы, прежде чем Разрушители найдут меня.
В комнате постепенно темнело. Я встал, расправил джинсы и хлопнул по плечу поникшего Брика.
— Все будет хорошо, — заверил я его.
— Ты лишь успокаиваешь мои эмоции. С фактами твое заявление не имеет ничего общего.
— Ты опять?
— Ах, черт… Что тут сказать? Ну, типа, спасибо, что ли?
— Уже лучше, — улыбнулся я. — Ладно, пойду я. Кстати, забыл тебе сказать. Я договорился о работе. Съездим в четверг. Мой двоюродный брат работает на пилораме, обещал тебя пристроить. Только постарайся там ничего не изобретать. Просто бери и делай то, что от тебя попросят.
— Хорошо! Спасибо, Дима! — просиял Брик. — Ты меня серьезно выручил!
— Да брось ты. Ничего особенного.
Я вернулся домой едва ли не в восемь вечера.
— Ты где был? — налетела на меня мама. — Я уже всех знакомых обзвонила!
— Своих знакомых? — уточнил я.
— А чьих еще?
— Ну да, действительно…
— Этой твоей… как ее… Жене звонила!
— Жанне?
— Ну да, ей. Представляешь, что говорит? Сказала, что ты сегодня с другой девушкой встречаешься! Заржала, как дура, и трубку бросила!
— Это она может, — признал я.
— Имей в виду, если ты думаешь, что я ее в семью приму — то нет! Ни в коем случае!
Да, родители — тонкие знатоки подростковых сердец. Сперва запрещают, а потом удивляются, что их не слушают. Почему-то взрослые люди никак не желают понять простой истины: чужой опыт — ничто. Есть такие места, через которые каждый проходит сам.
Кое-как угомонив маму, я рассказал ей, что я наполучал в школе и прошел в комнату к отцу. Он, как всегда, смотрел сериал и пил пиво.
— Ты зачем маме про Жанну рассказал? — упрекнул я его.
— Нет, ну молодец, конечно! — возмутился папа. — Если уж задумал пропасть, так хоть мне сообщи, я тогда придумаю чего-нибудь. А то мать в панике по дому мечется, не знает, кому звонить. Надо же было ее занять чем-нибудь.
— Мне ведь уже не семь лет! И вернулся я не в полночь!
— Ты это матери рассказывай. Я бы тебя раньше выходных не хватился — помню себя в этом возрасте.
И он отхлебнул из бутылки, словно подавая сигнал: «Разговор окончен». Я ушел в свою комнату в несколько приподнятом настроении. Все же отец меня понимал, несмотря на то, что казался равнодушным.