«Нет ничего нового под солнцем», — сказал кто-то из библейских. Знал бы дядька, что и без солнца тоже ничего нового не будет — удавился бы с тоски.

Да, мы опять стояли посреди огромного помещения рядом с бронетранспортером. Опять в нас тыкали стволами и ненавидели. Опять из-за нас погибли люди. Только в этот раз со мной никто не разговаривал — отдувалась Вероника. Получалось у нее, надо сказать, весьма и весьма:

— Если хоть один из нас пострадает, вашему шалашу конец! — говорила, глядя в стеклянные глаза худощавого высокого, как и все местные, мексиканца — дона Толедано. — Отец меня ищет, чтобы провести облучение. Потом я займу его место и начну раздавать долги. Для начала будет ничего. Никакой наркоты, ни за какие деньги.

Дон Толедано содрогнулся, но лицо осталось бесстрастным. А я вдруг утратил ощущение торжественности происходящего, потому что все вооруженные люди, окружившие нас, умаявшись стоять неподвижно, начали сперва пританцовывать, а потом и вовсе приседать.

— А, когда я всласть поглумлюсь над вашей ломкой, — продолжала Вероника, — приду сюда сама и уничтожу все. Даже воспоминания о доме Толедано не останется.

— Узнаю мою сестричку, — шепнул мне Джеронимо. — Вот есть в ней этот стальной стержень!

— А ты-то чего взбодрился? — спросил я. — Все ведь плохо, мы умрем.

— Безусловно умрем, — согласился Джеронимо. — Но — бодрыми.

— Старшой? — подал голос один из окружения. — Ты это… Скажи, когда стрелять, а то у меня уже палец дрожит от предвкушения.

— Опустить оружие, — велел дон Толедано.

— Ну старшой, ну чего ты, — заныл тот, с пальцем. — Гонки ж скоро, давай вальнем и — готовиться!

— Молчать, — велел дон Толедано. — В зал их. Обеспечить трансляцию.

Толедано пошел к дверям. Вероника подалась за ним.

— Ты не понял? — крикнула она. — Мне плевать, что он решит, ты мои условия слышал!

Но тут ее, как, впрочем, и нас с Джеронимо, грубо схватили и повели за ушедшим доном. Вероника дернулась было, но, видно, поняла, что вступать в драку с таким количеством людей бессмысленно, и поникла. Здесь ее обыскали с пониманием, даже пистолет утаить не получилось.

Дверь из ангара вела во вполне себе комфортабельную жилую зону, напоминающую не то пансионат, не то санаторий. Приличные коридоры со стенами, покрытыми бежевой краской, искусственные пальмы, кресла и диванчики в рекреациях… Были даже окна. Вернее, рамы на стенах, в которых посредственно имитировали реальность грубые буколические пейзажи с коровами и овечками.

«Не то что у Фантома», — невольно подумал я, вспомнив серые каменные и кирпичные стены. Впрочем, возможно, что в остальных частях дома Альтомирано все более красиво. Мне, в конце концов, полноценной экскурсии никто не устраивал.

Нас втолкнули в маленький, человек на тридцать, кинозал. Простыня на стене, ряды неудобных стульев, и сзади у стены — велотренажер.

Не успели мы сесть, как двое втащили огромную «плазму» и поставили на попа, прикрепив сверху веб-камеру. Нет, у меня положительно приступы дежавю. Вот сейчас принесут бензиновый генератор…

Но вместо генератора притащили еще один велотренажер. Его умело соединили проводами с телевизором.

— К стенам прижмитесь и не маячьте, — повелел своим дон. — Франциско — на педали.

Мрачный, как туча, Франциско — тот самый, кого мы привезли на крыше, — влез на велотренажер и быстро заработал ногами. Я смотрел на него с жалостью. Пожилой осунувшийся человек с лицом и взглядом такими потерянными, что сама собой закралась в голову мысль: погибшие были ему не чужими…

Тем временем ток дополз до телевизора. Экран посерел, затем снова почернел. Посередине появилась зеленая надпись: «Fantom Connect 3, 2, 1… 0». Пролетела дешевая анимация — будто стрелка часов, провернувшись, убрала затемнение.

И вот я во второй раз в жизни посмотрел в бледно-зеленые глаза Ядерного Фантома.

Наши стражи — не то солдаты, не то просто парни из местных — ощутимо занервничали, увидев зеленое безжизненное лицо, и заприседали с утроенной энергией. Картинка была такой реальной, что казалось, Фантом сию же секунду сойдет с экрана.

Джеронимо демонстративно отвернулся. Вероника потупила взгляд. И только я, гордый и независимый, бесстрашно смотрел в глаза врагу. Правда, никто не знал, что где-то в глубине моей бессмертной души пали бетонные стены и железные двери, и двойник, облизываясь, вырвался на свободу. Он обожрался отчаянием Джеронимо, волнением Вероники, страхом толеданцев и, напоследок лизнув сдерживаемую ярость дона Альтомирано, повернулся ко мне, как бы говоря: «Годится».

— Папа, — начала Вероника таким до непривычности робким голоском, что я затрепетал. — Я…

— Встать, — проскрежетал голос Фантома.

Вероника подняла взгляд и побледнела: ее отец смотрел на Джеронимо. А Джеронимо смотрел в сторону.

— Папа, — чуть тише сказала Вероника, — пожалуйста, выслушай…

— Вы там звук включили, отребье обдолбанное? — рявкнул Фантом. — Почему-то этот щенок не слышит приказа. Я повелел встать!

Вероника закрыла глаза, Джеронимо стиснул зубы, а я… Мой эмоциональный двойник дал отмашку.

— Послушай меня, страхожопина салатовая, — начал я, — неужели ты всерьез полагаешь, что на тебя у кого-то в здравом уме встанет? Разве что какой-нибудь повредившийся гринписовец с удаленными тремя четвертями мозга и под терминальной дозой «виагры» может явить интересующую тебя реакцию. Тогда как у твоего сына есть мозги, уж такие-то подробности заботливый папаша вроде тебя должен знать. Кстати, раз уж заговорили о генетике: ты уверен, что твои радиоактивные причиндалы вообще имеют хоть какое-то отношение к людям, здесь находящимся — кроме дона Толедано, разумеется, о ваших шалостях тут каждая собака знает? Не пойми превратно, просто я вижу фонящую зеленым уродливую и тупую мумию, которая утверждает, что является отцом одной из самых красивых девушек и одного из самых умных парней в мире. У меня в голове звенит звоночек, а он срабатывает лишь тогда, когда кто-то пытается меня наеобмануть. Ты, кстати, родителей своих помнишь? Твоя мама была такой толстой, что ее прозвали мегатонной бомбой, и когда твой папа бомбардировал ее своими ядрами по жирной…

— Убить его! — Вопль Фантома, к счастью, ограничился довольно-таки дохленькими динамиками телевизора, и от этого весь ужасающий эффект сошел на ноль. — Пристрелите гаденыша сейчас, чтобы я видел его мозги!

— И меня! — подскочил Джеронимо. — Меня тоже! Можно мы умрем, обнявшись с моим другом, без всякого неприличного подтекста?

— Другом? — Фантом заскрежетал фальшивым смехом. — Да кому ты нужен, щенок? Он использовал тебя, чтобы спастись из клетки, вот и все.

Я рассмеялся. Мы вместе с моим двойником рассмеялись — вполне себе искренне.

— Хорошая попытка, мистер Чернобыль, но троллинг в этом мире — моя прерогатива. Так вот, вернемся к твоей толстозадой мамаше. Однажды твой папа сказал ей: «Дорогая, твои ляжки такие жирные, что моя ядерная боеголовка не может дотянуться…»

— Я же велел его убить! — грубо перебил меня дон Альтомирано.

Толедано колебался. Он кусал губы, прятал взгляд, не знал, куда деть руки. В общем, всем своим видом так и кричал: «Я колеблюсь!» Собственно, все остальные тоже колебались, памятуя угрозу Вероники, и только неутомимый Франциско прилежно и бесперебойно продолжал крутить педали, обеспечивая трансляцию.

Я вдруг проникся сочувствием к дону Альтомирано. Никак-то ему не удавалось произвести должного эффекта. То пришлось взирать на меня с экрана планшета в задымленном помещении, то наркоман на велотренажере… Благо он хоть его не видит, а то совсем бы расстроился.

«Эй! — сурово сдвинул брови мой эмоциональный двойник. — Никакой жалости к еде! Тут тебе не «Сумерки», тут все серьезно!» И я подавил жалость.

— Толедано! — прорычал Фантом. — Или ты сейчас убиваешь этого грязноротого ублюдка, или я отдаю моим людям приказ уничтожить твой дом!

Дон Толедано нехотя потянул из кобуры пистолет…

— Нет! — Вероника, пинком повалив передний ряд стульев, встала передо мной, закрыв, насколько позволял ей рост и комплекция, и от папы, и от дона Толедано, который с облегчением остановил движение. — Ты что, совсем меня слушать не собираешься? Я тебе что, больше не нужна?

Фантома перекосило как ребенка, который уже почти схватил конфету, но тут жирная мамаша поймала его за руку и сказала: «Сначала — суп!»

— Что за глупости? — проворчал он. — Разумеется, ты мне нужна. Ради чего бы еще я…

— В таком случае ты будешь меня слушать и сделаешь так, как я скажу! — В порыве чувств Вероника топнула ногой, и выглядело это столь по-детски, что я невольно прослезился. — Никто здесь никого не убьет, ясно тебе? Николас останется здесь, и Толедано гарантирует ему безопасность. А Джеронимо вернется со мной, и безопасность ему гарантируешь ты. В противном случае я пройду облучение, но первым и единственным домом, который уничтожу, будет домом Альтомирано.

В воцарившейся тишине так буднично прозвучал капризный голос Джеронимо:

— А можно я останусь с Николасом? Обещаю, что мы будем вовремя ложиться спать, чистить зубы и все такое…

— Нет, — отрезала Вероника, глядя на отца. — Брата я здесь не оставлю.

Здорово. Меня, значит, можно. Хотя действительно — кто я ей такой? То мимолетное мгновение на балкончике было-то всего лишь попыткой в последний раз ощутить человеческое тепло. Попыткой, которую я самонадеянно обломал…

— И кто же он для тебя? — Фантом будто мысли мои прочитал. — Друг? Любовник? Забавная комнатная собачка?

— Никто, — отозвалась Вероника. — Просто…

— А ну еще раз! — повысил голос Фантом. — Ты идешь поперек моей воли, не просишь даже, а требуешь, угрожая гибелью дома, и все из-за «никого»? Так не пойдет. Я хочу услышать правду.

И все взгляды обратились к Веронике. Я тоже с любопытством изучал ее затылок. Хотя мне, чуждому эмоций, было ясно, какой ответ она даст. Даже интересно, как отреагирует мой двойник.

— Друг, — тихо сказала Вероника. — Теперь уже, наверное, единственный.

Двойник на радостях сделал сальто, но тут же сник под моим тяжелым взглядом. Да, такая она и есть, френдзона. Кажется, что ты делаешь шаг вперед, хотя на самом деле отбегаешь в сторону. В такие минуты я от души радуюсь, что не испытываю эмоций сам. Тоскливое, должно быть, чувство.

— Твой друг нанес мне оскорбление, — молвил Фантом. — Пускай он извинится.

Меня, честно говоря, переполняло. Вероника пыталась что-то сказать, но я отодвинул ее, бухнулся на колени перед телевизором и заголосил:

— Прости, о, великий и могучий дон Толедано! Прости, что мои солдаты без предупреждения, как трусливые шакалы, ворвались в твои владения и перебили полчища невинных людей, пока ты прощался с умирающим отцом. Прости, что тебя бросили в камеру и заставили самого себя казнить. Прости… Нет, прежде чем я достигну дна пропасти глумежа, скажи, ты правда считаешь, что я буду извиняться за пару добрых слов о твоей мегатонной мамаше?

Изображение зарябило. Видимо, защита камеры, установленной в гробу, не выдерживала радиоактивного гнева дона Альтомирано.

— Николас — один, Фантом — ноль! — провозгласил Джеронимо. — Давай, всыпь ему как следует! Где ваша с Вероникой плетка? Только не притворяйтесь, что ее не существует. Вы ведь постоянно делаете друг другу больно!

— Осталась в другом бронетранспортере, — сказал я, поднявшись с колен и показав телевизору средний палец. — Лично мне на удивление плевать, какое ты решение примешь, старый зеленый пердун. Если уж выбирать между смертью и жизнью в доме наркоманов с осознанием того, что друзья отправились под твою чуткую опеку… Я выбираю смерть. На правах особого мнения.

Дон Толедано явно нервничал. То на часы смотрел, то на Фантома, то на меня. Правая рука все не покидала рукояти пистолета.

— Ну так чего решите? — спросил он. — Давайте, может, вы уже решите чего-нибудь?

— Я сказала, как все будет! — Вероника за шкирку оттащила меня от телевизора. — Убьешь его — я уничтожу все, что тебе дорого.

— Ты не понимаешь, — неожиданно тихо сказал дон Альтомирано. — Он должен умереть.

От этих слов меня пробрала дрожь. Что-то слышалось странное в голосе Фантома. Что-то, похожее на знание, трудное и тяжелое, которым нельзя ни с кем поделиться.

— В таком случае, — заявила Вероника, — надо было убить его сразу, а не издеваться.

— Тут ты права…

Он говорил все медленнее, но я, собаку съевший на человеческой психологии, готов был поспорить, что в голове у него сейчас мысли мечутся с непостижимой скоростью. Дон Альтомирано тщательно высчитывал меньшее из двух зол.

А меня в этот миг постигло первое из многих таинственных видений… или, может, не первое, если считать отца у костра.

Я увидел гостиную, дона Альтомирано, еще в образе человека со злым взглядом и острыми чертами немолодого лица Он стоял рядом с Рикардо, на лысине которого еще топорщились кое-какие волосинки. А на полу перед ними сидел в окружении различных предметов годовалый младенец.

Он смотрел на пистолет, кухонный нож, катушку ниток, шлем и, наконец, пополз в выбранном направлении. Маленькие ручонки схватили книжку.

— Чего я и боялся, — вздохнул дон Альтомирано. — Рикардо, прошу…

— Джеронимо! — В гостиную пулей влетела худенькая девчонка лет пяти. — Ты будешь ученым, да?

Она, не обращая внимания на взрослых, сгребла заулыбавшегося младенца в охапку вместе с книжкой и куда-то потащила.

— Вы хотите, чтобы я что-то сделал, сеньор? — спросил Рикардо, провожая их взглядом.

— Не сейчас, Рикардо. Позже…

Видение оборвалось. Быть может, дон Альтомирано как раз вспоминал именно это. Мне, во всяком случае, так подумалось. Он смотрел на меня и только на меня, а я — на него. Поскрипывал педалями Франциско.

— Хорошо, он останется, — сказал Фантом. — Джеронимо вернется домой, и про него у нас будет разговор.

— Уже кое-что, — кивнула Вероника. — Пообещай только, что без этого разговора ничего не предпримешь. Я напоминаю о своем праве.

Дон Альтомирано пообещал. А потом экран погас.

— Слава богу! — Дон Толедано машинально присел десять раз подряд. — Все, ребята, по коням! Двадцать минут до старта.

— Босс! — Франциско спрыгнул с тренажера и на полусогнутых ногах подбежал к дону. — А как же я?

— А разве твоя команда не погибла? Прости, Франциско, ничего не поделаешь. С одним стрелком…

— А если… А если кого-нибудь? — сложил руки в молитвенном жесте Франциско.

Дон Толедано нахмурился. Ему явно не понравилось, что его перебил подчиненный.

— Все «кого-нибудь» уже участвуют в других экипажах. Не хватайся за ниточки, Фриско. Недостойно.

— Но, босс! — Франциско принялся заламывать руки в истерике. — Это ведь…

— Знаю. И ничего не могу поделать. Держи вот. — Дон сунул ему в руку свой пистолет. — Стереги пленных. Окончен разговор.

Дон Толедано щелкнул пальцами, подавая знак своим людям, и вышел из зала, даже не взглянув на нас. Бойцы потянулись за ним. Хлопнула дверь, оставив нас в обществе Франциско. Помнится, я еще подумал, что от такого стража толку — чуть. Пожилой наркоман. Да Вероника, приди нужда, свернет его в бараний рог за секунду!

Наверное, Вероника и сама решила испытать силы. Она дернулась по направлению к Франциско, и пистолет тут же взлетел. Ствол, даже не подрагивая, нацелился в голову Вероники.

— А ну, села! — злым и каким-то безжизненным голосом велел Франциско. — Села, или башку снесу. Мне уже плевать, кто ты там и что ты. Это из-за тебя ребята погибли.

— Просто не нужно справлять нужду в неуставных местах, — не удержался я.

Вероника уже села, и пистолет перенацелился на меня.

— Умник, да? — скрипнул зубами Франциско. — Вот сейчас грохну всех троих, и класть я хотел на то, что с домом будет. Я и себя вальну. Мне терять нечего. Все — дерьмо. Жизнь кончена.

Он бестолково забормотал, присел на пол рядом с телевизором и обхватил голову руками.

Так вышло, что мы с Джеронимо сидели рядом, а Вероника — через три места от нас. И сокращать это расстояние никто не собирался. Лично я вообще не представлял, о чем сейчас говорить, особенно с Вероникой. Будь мы ближе (в духовном смысле), можно было бы плакать и целоваться. А так… В общем, я решил почитать книжку. Добрые толеданцы не стали отбирать у нас вещи, и я раскрыл мешок. Достал книгу, разорвал пакетик с сушеными грибами, съел один и предложил Джеронимо. Тот без колебаний сгреб целую пригоршню.

Франциско внимательно следил за нашими действиями, потом отвернулся и положил пистолет на пол.

— Знаете, чем мы сейчас займемся? — промурлыкал он, хлопая себя по карманам. — Мы будем употреблять наркотики. Да! Удолбаюсь в зюзю, и будь что будет. Бойню устрою, к чертям все!

Он вынул из кармана шприц, зажигалку… А потом я отвернулся и сконцентрировался на книге, бросив вполголоса:

— Наркотики — это плохо.

— Да ну? — рассмеялся Франциско. — Это почему же?

— Папа так сказал.

— А ты, значит, папенькин сынок?

— Угу…

Он еще что-то бубнил, но я уже не слушал.

На кожаной обложке книги серебром вытиснены буквы. «Краденое солнце, — прочитал я. — Корней Чуковский. Комментарии и дополнения — Августин Сантос».

Открыл первую страницу, и в глазах зарябило. Человек, работавший над книгой, явно не был приверженцем линейного метода мышления. Исходный текст тонул в надписях на русском и испанском, в колонках цифр, графиках и схемах. Я с трудом разобрал только строки про то, что «крокодил солнце в небе проглотил». И то лишь потому, что Августин многократно подчеркнул и обвел их.

На следующей странице я увидел крокодила. Тщательный, в трех проекциях чертеж механического, судя по всему, чудища, в разверстой пасти которого лежал шар. «Солнце», — гласила подпись.

Джеронимо что-то говорил, и я прислушался. Ах, ясно — опять сдался натиску демона недосыпа и поливает сестру помоями. Ничего нового — все те же беспочвенные обвинения в старости, жирности, уродливости.

Франциско, слушая, хихикал — должно быть, успел употребить наркотики.

— Ну, хватит! — подскочила Вероника и в гневе указала пальцем на Джеронимо. — Ты! В угол!

Я покосился на Джеронимо. Он побледнел, вытаращил глаза и даже забыл закрыть рот.

— Ты меня слышал, — нахмурилась Вероника. — Марш в угол, думать над своим поведением.

Джеронимо откашлялся, замотал головой.

— Я… Мне… Да мне четырнадцать лет! — воскликнул он, но в голосе уже слышалась обреченность.

— В угол, я сказала! — Вероника топнула ногой.

Понурившийся Джеронимо поплелся в дальний угол зала, провожаемый хихиканьем Франциско.

Снова стало тихо. Отказавшись от попыток разобраться в логике углового инцидента, я снова опустил взгляд в книгу. Однако сосредоточиться на чтении не получалось. Слишком уж беспорядочно выглядели потоки информации, обильно сдобренные не самыми талантливыми рисунками. Гигантские роботы, как из доисторического аниме, цитаты из библии, снова и снова — крокодил. На одном из рисунков в пасть ему летели три склянки с порядковыми номерами. На следующей странице обнаружилась карта с указанием, видимо, расположения этих склянок, которые здесь именовались АМ-1, АМ-2 и АМ-3. Пытаясь прочесть названия домов, в которых они вроде как должны храниться, я почувствовал, что засыпаю и торопливо схрумкал еще пару грибов. Ей богу, в качестве чипсов они совсем неплохи. Пивка бы еще… Тут я посмотрел на Веронику, но она лицезрела пол и не обратила на меня внимания.

Мы ждали.

Мы ждали солдат дона Альтомирано, которые положат конец всему, и даже не могли — или не хотели? — посмотреть друг другу в глаза и попрощаться.

Тишина давила. Я захлопнул книгу, от которой уже шла кругом голова, и спросил, обращаясь к ослабляющему жгут Франциско:

— А что за гонки, о которых говорил дон Толедано?

Жгут упал на пол. По лицу Франциско разлилась блаженная улыбка, и меня передернуло от отвращения.

— Гонки, — прошептал он. — Ты не поймешь. Это страшные гонки, пьянящие восторженной радостью. Это — адское безумие под грохот артиллерийских снарядов. Стремительные гонки на выживание. Полная концентрация, командная работа…

Франциско застонал, спрятал лицо в дрожащих ладонях.

— И вы хотели в них участвовать? — спросил я безо всякой задней мысли, просто пытаясь заполнить тишину. С Вероникой говорить не хотелось из солидарности с Джеронимо, с Джеронимо — из солидарности с Вероникой. Так вот и получалось, что я не мог позволить себе поговорить с двумя самыми близкими людьми и был вынужден допрашивать наркомана. Сложная это штука — эмоции. Не будь двойника, я бы сейчас, конечно, о таких вещах не думал, но этот мерзавец буквально светиться начинал, как лампочка-индикатор, стоило мне посмотреть на одну или на другого.

— Хотел? Участвовать? — переспросил Франциско. — Ты издеваешься? Я целый год готовился. Год каждый день тренировался на симуляторах, чтобы взять реванш за прошлое… И вот, сегодня, когда мы выехали на последнюю разминку, вы, твари, их убили. И я один. И нет больше у меня команды.

Я немного помолчал, выражая сочувствие. Доказывать наркоману, что в смерти его друзей мы виновны, как всегда, лишь отдаленно-косвенно, не хотелось. Спросил про другое:

— Я, конечно, не специалист, но зачем нужна команда в гонках?

А Франциско, кажется, только рад был:

— О, команда! Команда — это самое главное. Нужны два стрелка: на левый и правый борт. Нужен навигатор, чтобы читать радар. Нужен генератор, чтобы крутить педали. И, самое главное, нужен пилот. Водитель. Тот, что сможет провести машину через ад. Собственно, я бы сам сел на педали, если бы в живых остался хотя бы пилот. Мы положились бы на удачу и презрели опасность. Но вы убили всех. Теперь хоть закрутись педали, а пилотировать некому. Я с детства только и учился, что стрелять…

Слушая, я сочувственно кивал, проникаясь трагедией Франциско. Действительно, обидно должно быть, когда из-за досадной случайности ломается то, к чему так долго и упорно готовился.

Я уже придумывал, что ему сказать, как утешить, как ненавязчиво дать понять, что гонки — не единственное счастье в жизни и что, может быть, имеет смысл обратить внимание на какие-нибудь другие житейские радости, вроде жима штанги лежа или прыжков через скакалку. Но тут из угла послышался вкрадчивый голос Джеронимо:

— Вы только не подумайте, что я давлю или пытаюсь что-то продать, но… Так, разговора ради. Если уж зашла речь о гонщиках, о пилотах… Мой дорогой друг Николас имеет счастье носить фамилию Риверос.

Мне так показалось, что всю дурь вымело из головы Франциско моментально.

— Риверос? — На меня уставились колючие внимательные глаза. — Из тех самых Риверосов? Повелители машин? Риверосы, которым подчиняются любые…

— Нет! — крикнула Вероника, вскакивая.

— А что, бывают какие-то другие Риверосы? — фыркнул Джеронимо.

— Ты — Риверос?! — повысил голос Франциско, и я склонил голову, признавая правду.

— Нет, нет, нет! — Вероника сделала быстрый шаг к Франциско, но ствол пистолета нацелился ей в грудь. Этот человек тоже с рождения учился стрелять. А родился он куда как раньше Вероники, что бы ни говорил на этот счет Джеронимо.

— Джеронимо! — закричала Вероника, повернувшись к брату. Тот ответил ей сумасшедшей улыбкой.

— Я могу быть навигатором! — воскликнул он. — А моя сестричка — самая неутомимая велосипедистка после толеданцев!