Лейст вышел из-за слишком медленно открывающейся створки и замер. Корабль — отличное разведывательное судно с форсированным двигателем — был на месте, с опущенным трапом. В нескольких шагах от трапа стоял, приоткрыв рот, бледный коренастый человек. Он действительно выглядел обескураженным, но Лейст готов был поклясться, что причиной тому не их вторжение, а открывшийся за воротами ангара вид, ворвавшийся внутрь свежий воздух.

— В чем дело? — справившись с собой, крикнул человек. — Зачем священник?

Лейст понял, что это — последний шанс вернуться. Извиниться, сказать, что ошиблись, пробормотать какую-нибудь ерунду и убежать. Отчасти он хотел этого, хотел прекратить безумие, но мысль о вонючей конуре, в которую превратился его дом, о бывших друзьях и о соседях наполняла его отвращением. Что его там ждало, кроме самоубийства? Есть же более веселые способы покончить с собой.

Не говоря ни слова, Лейст бросился вперед. От гинопосца его отделяло порядка десяти метров. Тот, видимо, тоже подумал, что у него есть один шанс закончить битву, не начав: он провел рукой по бедру, убедился в отсутствии оружия, потом взглянул в сторону трапа. Когда же он повернулся обратно, Лейст увидел изготовившегося к битве воина.

Сделав обманный выпад рукой в голову, Лейст крутнулся на одной ноге и, используя остатки энергии бега, ударил противника другой ногой в корпус. Это была чистая импровизация, построенная на уверенности в том, что против гинопосцев обычные способы ведения боя не годятся.

Гинопосец легко отбил удар рукой и сам бросился в атаку. В этот момент Лейст пожалел о последних годах, проведенных в алкогольном тумане. Неудержимо быстрый и при том сильный, гинопосец засыпал его ударами. Отразить Лейст сумел лишь некоторые, остальные достигли цели, лишив его возможности ориентироваться в пространстве. В голове звенело, очаги боли вспыхивали то тут, то там, сливаясь постепенно в один большой пожар.

Лейст наугад махнул рукой и тут же угодил в захват. Кости затрещали, когда гинопосец вывернул ему руку. Яростно взревев, Лейст попытался прыжком высвободиться из захвата, но, видимо, удивить подобным гинопосца было нельзя. Он перехватил Лейста поперек туловища и бросил на металлический пол ангара.

— А теперь рассказывай, выродок, кто ты и что ты, — потребовал гинопосец. Он держал ладонь возле горла Лейста, пальцы легли на нервный узел. Одно легкое нажатие — паралич на час, одно сильное — смерть.

— Давай, со всей силы, — прохрипел Лейст, отмечая про себя, что его соперник даже не запыхался.

— Сдохнуть хочешь? — приподнял бровь гинопосец. — Я бы с радостью, малыш, но на меня за это столько дерьма выльется, что лучше не надо. Что, Реввер прислал «торпеду»? Ты под наркотой?

Где-то далеко завыла сирена, послышался звук приближающихся моторов. Лейст закрыл глаза. Так глупо все закончилось, не успев начаться. Что дальше? Тюрьма? Не за убийство, а за нападение на убийцу?

— Хорошо, что здесь есть камеры, — вздохнул гинопосец. — Подождем, пока приедут блюстители порядка, и расстанемся.

Воспользовавшись расслабленностью гинопосца, Лейст вывернул шею под чудовищным углом и вцепился зубами в державшую его руку. Гинопосец не кричал. Свободной рукой он обрушил серию ударов на голову Лейста. В глазах потемнело, в рот потекла кровь. Рыча, как животное, Лейст начал подниматься.

Крик гинопосца застал его врасплох. Парень ревел так, будто его выворачивали наизнанку. Лейст почувствовал свободу и отскочил назад, вытирая залитые непонятно чьей кровью глаза.

Крик прекратился. Посмотрев туда, где должен был стоять его противник, Лейст увидел его лежащим без чувств. Рядом с ним стоял священник, крутя в руке универсальный ключ.

— У тебя фонарик выпал, — сказал он, бросив ключ Лейсту.

Сирены орали совсем рядом, и Лейст поковылял к трапу. Священник помог ему взобраться по ступенькам. Рычаг закрытия люка оказался сразу же у входа, а не в кабине управления. Лейст поднял его, и трап поднялся, задраивая собой люк.

Когда закрылась внутренняя створка, Лейст позволил себе вздох облегчения. По крайней мере, напасть на них уже не получится — подобные корабли обладали высочайшей степенью защиты.

— Они могут закрыть ворота, — сказал священник.

— Знаю, сейчас.

Интуиция профессионального пилота безошибочно привела его в просторную кабину. В сущности, это была полноценная комната, посреди которой находились кресла двух пилотов и пульты управления с торчащими из них штурвалами.

Лейст сел на место первого пилота и вставил ключ в соответствующий разъем на пульте.

— Теперь все в руках божьих, святой отец. Если эта штука не расплавит кораблю мозги, то мы спасены.

— Аминь, — отозвался священник, устраиваясь на свободном сиденье.

Лейст нажал на кнопку. Почти физически он ощутил, как разряд проходит по проводам, ломая системы защиты, одну за другой. Секунду ничего не происходило, а потом кабину залило мягким светом, ожила и замерцала разноцветными огоньками панель управления.

— Есть, — прошептал Лейст, чуть не плача от радости. Видимо, бог еще не совсем от него отвернулся.

Руки Лейста уже делали свое дело. Он вывел на монитор камеру заднего вида. За раскрытыми воротами показались несколько мотоциклов — охрана, не полиция. Лейст включил задний ход и нажал на педаль. Корабль всей своей массой рванулся назад. Охранники, побросав мотоциклы, разбежались в разные стороны.

— Пристегнитесь, святой отец, — сказал Лейст, сам нащупывая ремень безопасности.

Покинув ангар, корабль изящно развернулся и помчался вперед, стремительно наращивая скорость. Из дюз рвалось пламя, моторы ревели.

— Взлетаем!

Лейст потянул на себя штурвал, и корабль оторвался от земли.

— Я тут подумал, — сказал вдруг священник, — а нас не собьет ПВО?

— Корабль Гинопоса? Вряд ли.

Они переглянулись и вдруг расхохотались одновременно, давая выход невероятному напряжению. Небо быстро чернело, на нем появлялись звезды. Иргил оставался позади.

— Знаешь, — сказал священник, когда закончилась тряска, неизбежная при выходе из атмосферы, — я впервые вижу, чтобы кто-нибудь оказал такое сопротивление гинопосцу. Должно быть, ты хороший боец.

Лейст не ответил, сделав вид, что сосредоточился на управлении. Священник посмотрел на его отрешенное лицо и не стал задавать вопросов.

— Я осмотрю корабль, — сказал он, отстегнув ремень.

— Будьте осторожны, — отозвался Лейст.

— Вряд ли на борту еще кто-нибудь есть, они бы выскочили на драку.

— Я и не говорю, что кто-то есть. Я говорю: будьте осторожны.

Священник ушел, и Лейст, издав вздох облегчения, закрыл глаза. Корабль шел по курсу, приборы сканировали окружающее пространство — пока ничто не требовало вмешательства.

Все выстраивалось в почти мистическую цепочку, уводящую в далекое прошлое. Глаза той девочки, что колотила его возле трупа матери. Дерево у забора, которое по какому-то вопиющему недосмотру до сих пор не спилили. А теперь еще эти слова: «Ты хороший боец».

— Я не должен был быть бойцом, — прошептал Лейст.

Годами подавляемые воспоминания, прорвав плотины, рвались наружу. Боец… боец должен быть бесстрашным воином, а Лейст считал себя самым настоящим трусом. Ведь даже в десант он попал, спасаясь бегством от самого себя. Но убежать не получалось. Эти зеленые глаза, глядящие с жалостью и презрением, всплывали в памяти тем чаще, чем выше поднимался Лейст. Он стал лучшим, возглавил свое подразделение, но глаза преследовали его. Тогда он попытался укрыться на дне, но и там они жгли его душу. Из-за этих глаз Лейст и подписался на дело с Фаридом и Мазуром, а не ради денег. И что в итоге? Казалось, глаза смотрят на него с обзорного стекла, будто отражение…

Лейст почувствовал острое лезвие у своего горла.

— Одно движение — тебе конец, — прошелестел женский голос. — А теперь очень тихо расскажи мне: кто ты, что здесь делаешь, и куда мы летим.

Лейст сглотнул и поморщился, почувствовав, как под лезвием ходит кадык. Пожалуй, действительно хватит одного движения.