Ирцарио с трудом раскрыл тяжелеющие веки, когда Лейст вошел в диспетчерскую. Сначала взглянул на Елари. Заметил, что на щеках ее появился слабый румянец и улыбнулся. Потом посмотрел в глаза Лейсту. «Уйди!» — приказывал его взгляд. И Лейст отвернулся. Он подошел к Хирту и взглянул на экран. Да, этот седой старик — совершенно точно Ремил Ланс. Он тоже заметил появление Лейста.

— О, а вот и наш герой! — воскликнул Ланс. — Виан Лейст, если не ошибаюсь? Тут кое-кто хочет с тобой пообщаться.

Ланс исчез, и вместо него появился человек в военной форме. Лейст вздрогнул. Он узнал этого человека.

— Ну здравствуй, капрал, — усмехнулся человек в форме. — Давно не виделись.

— Полковник…

— Генерал-полковник.

— О…

Лейст на самом деле удивился. С экрана монитора на него смотрел человек, командующий объединенной армией Триумвирата. Лейст даже вспомнил, как его звали — Арвик. Да, точно — полковник Арвик.

— Как видишь, я не терял даром времени, — развел руками генерал-полковник. — Чего нельзя сказать о тебе. Грабежи, убийства, захват заложников… Ты позоришь звание космодесантника, капрал Лейст.

Лейст посмотрел на Хирта, словно спрашивая: «К чему это все?» Но Хирт не обращал внимания. Он сосредоточенно жал какие-то кнопки, бормотал себе под нос непонятные слова. Лейст снова посмотрел на экран.

— Космический десант — это вроде как элитное войско Триумвирата. Я правильно помню, полковник Арвик?

— Генерал-полковник! — поправил его Арвик.

— Ага, точно. Генерал. Так вот, к чему это я… Космодесант защищает интересы объединенного правительства. Которое, в свою очередь, обязано беспокоиться об интересах жителей галактики. Что же должен я делать, когда правительство предает своих людей?

— Капрал Лейст! — повысил голос Арвик. — Думай, что говоришь.

— Я очень много думал, — продолжал Лейст, сверля взглядом изображение на экране. — Думал о том, что заставило меня сделать первый шаг. Я знал, почему, из-за кого я сделал второй шаг, но первый… Наверное, я просто понял, что происходящее — большая ошибка. Вернее, обман. Правительство водит за нос целую галактику, а возмущаются — единицы. Правительство скармливает Гинопосу тысячи мирных людей, а в СМИ об этом упоминают только мимоходом. Зато о «зеленоглазом кризисе» трубят на каждом углу. С молчаливого согласия Триумвирата безработные алкоголики берут топоры и идут убивать, чтобы получить деньги от Гинопоса. Узорги так и не сумели получить гражданство, хотя сделали немало, а перед Гинопосом вы уже расстелились дальше некуда, хотя все, что они принесли нам — это кровь.

— Красиво излагаешь, — слабым голосом пошутил Ирцарио. Но Лейст даже не взглянул в его сторону.

Генерал-полковник не услышал, либо проигнорировал Ирцарио. Его худое морщинистое лицо побагровело, что случалось нередко.

— Будь ты сейчас передо мной, капрал, я бы с тобой разобрался, — тихо, не скрывая ярости, сказал Арвик. — Но ты далеко…

— Это вы далеко, — перебил Лейст. — А я — здесь. Там, где должны были быть вы. Вы и весь космодесант с вами во главе.

— Закрой рот и выслушай меня, капрал. Я все еще готов списать происходящее на твою непроходимую тупость. Задача космодесанта — защищать граждан Триумвирата, коими узорги никогда не являлись. Ты же, преследуя интересы этих… бездушных кукол с зелеными глазами, атаковал мирное население. Ты предал свою Родину, Лейст. Именно так обстоят дела, и нам с тобой сейчас нужно решить, что мы будем с этим делать.

— Бездушных! — Лейст рассмеялся. — Полковник, да вы, кажется, впервые в жизни заговорили о душе, о чем-то подобном. Может, это означает, что вы сами себе врете напропалую? Неужели высокие цели космического десанта — предмет бюрократических манипуляций?

— Я бы сказал даже — софистических манипуляций, — пробормотал Хирт. — Но, впрочем, простите, что лезу в разговор двух военных.

— Кроме того, я не атаковал мирное население, — продолжал Лейст. — Я убивал тех, кто шел на меня с оружием в руках. Тех, кто каждый день, выходя на работу, отдавал себе отчет в том, что этот день может быть последним. Так же, как и мы. Преследовал ли я интересы узоргов? Нет. Я преследовал собственные интересы. Я просил руководство станции оказать помощь девушке, которая умирала, потому что спасла жизнь мне. Им было плевать, и я сделал то, что должен был. Согласно тому уставу, который я еще помню.

Лейст встал, взял камеру и развернул ее так, чтобы в объектив попала пара, лежащая на полу. Впрочем, Ирцарио скорее сидел, привалившись спиной к стене, и, кажется, почти не соображал уже, что происходит вокруг. Елари в этот миг открыла глаза.

— Сейчас, полковник, ты видишь, как гинопосец спасает жизнь узоргу. Бездушной зеленоглазой кукле.

Лейст вернул камеру на место и закончил свою речь:

— Так что не надо рассказывать сказки про долг, честь и предательство. Хотите чего-то добиться — говорите начистоту. Что предлагаете и чего ждете от меня?

Арвик молчал достаточно долго, чтобы Хирт закончил со своими делами и уставился на экран, Ирцарио вырвал из вены иглу и бросил ее на пол, а Елари, окончательно придя в себя, шепнула: «Господи…»

— Мы хотим, чтобы ты немедленно сдался, — проговорил Арвик. — Возьми Хирта, садись в какой-нибудь корабль и лети на прорыв.

— Прорыв? — Лейст склонил голову, словно приглашая собеседника развить мысль.

— Если ничего не изменилось, то сейчас заправка окружена нашими войсками, — прохрипел Ирцарио. — И можешь сказать этому клоуну «милитари-стайл», что «на прорыв» не получится у самого Господа Бога.

— Ничего не выйдет, полковник, — пожал плечами Лейст. — Похоже, переговоры зашли в тупик.

Он демонстративно отвернулся, чтобы Арвик не заметил сомнения на его лице. Только сейчас Лейст задумался о том, что будет дальше. До этого момента все было неважно: он спасал жизнь Елари, свою жизнь. И вот, настало время задуматься. Заправка, окруженная гинопосскими войсками.

Злобную тираду Арвика оборвал Ланс, со словами «Ну, хватит!» завладев эфиром.

— Теперь моя очередь противостоять искушению? — усмехнулся Хирт. — Забавно. Сперва вы попытались надавить на воина, чтобы он применил силу в отношении полномочного представителя интересов своего народа, а когда это не удалось, переходите к переговорам.

— Ты уже не полномочный представитель, Хирт, — улыбнулся Ремил Ланс. — Ты теперь просто узорг, попавший в жернова огромной мельницы.

— Да неужели? — Хирт приподнял бровь в притворном изумлении. — Давайте-ка кое-что проясним, Ланс. Раз уж это наш первый разговор за столь долгое время. Никто не лишал меня полномочий, я знаю об этом, потому что знаю незыблемые законы узоргов. Мы следуем им, а не вертим ими, как это делаете вы. Пока я жив, я остаюсь советником принцессы Иджави и могу говорить от ее имени.

Лейст подошел к Елари и присел рядом с ней. Девушка прятала лицо в ладонях. Впрочем, она уже сидела, что казалось Лейсту добрым знаком. Он поглядел на Ирцарио и убедился, что тот, отвернувшись и закрыв глаза, лежит в дальнем углу. Лейст осторожно коснулся волос Елари. Она вздрогнула и, подняв голову, посмотрела на него. Сквозь всю ту бурю эмоций, что читались на ее лице, отчетливо проглядывала радость:

— Ты жив, — шепнула она. — Я не верила. И верила…

— Жив, — кивнул Лейст. — И ты жива.

Она бросила взгляд на Ирцарио.

— Как ты заставил его? — спросила Елари. — Зачем?

— Он сам этого хотел.

Еще один взгляд в ту сторону. Лейст старался оградить сердце от этой нелепой ревности, но получалось плохо.

— Он выживет?

Лейст пожал плечами.

— По большому счету это не так уж и важно.

Она покраснела, но не спрятала взгляд.

— Я понимаю тебя, но…

— Речь не о том. Мы находимся на заправочной станции, которую захватили. Сейчас ее окружают гинопосцы, с которыми этот парень, кажется, немного повздорил. Если они вдруг решат уйти, то их место тут же займут корабли военных. Нам не уйти, родная.

От этого теплого, давно забытого слова из далекого прошлого ее лицо осветилось улыбкой. Потом улыбка померкла, стала горькой, когда пришло осознание других слов.

— Наверное, нельзя жаловаться, — сказала она. — Мы и так зашли гораздо дальше, чем могли подозревать. Ты, я, Ирцарио — все мы уже раз победили смерть, чтобы оказаться здесь.

— Хирт тоже, — добавил Лейст.

— И он?

— Да. Без сознания ты просила меня не доверять ему, но если бы не он, нас бы здесь не было.

Елари посмотрела на затылок Хирта, который что-то яростно доказывал человеку на экране, и кивнула.

— Значит, я ошиблась. «Ну что поделаешь…»

— Думаю, он простит.

— Я не в этом смысле. Вспомнила одно стихотворение. Старое, как сам мир. Хочешь, расскажу?

— Я хочу, — раздался глухой голос Ирцарио. — Хотя гораздо сильнее я бы хотел сейчас чего-нибудь сожрать.

Елари начала говорить, глядя в пространство:

Лейст всегда был глух к поэзии, но в этот раз будто в душе у него что-то надломилось. Он не сумел сдержать слез и отвернулся с деланным безразличием. Чувству, что охватило его сердце, не было названия. Он тосковал о том, чего никогда не видел, о том, что рвалось из межстрочного пространства этого стихотворения. Тосковал о мире, захваченном врагами, о ночных улицах, освещенных фонарями, об улицах, наполненных, несмотря ни на что, любовью. Но здесь не было никаких улиц, никакого мира. Смерть приходилось принимать на уродливом куске металла посреди холодного безразличного космоса. Лейст тосковал о чувстве человека, которому есть, что терять, которому больно оставлять за спиной прошедшую жизнь.

Елари положила руку ему на плечо, будто спрашивая, что случилось. Лейст вздрогнул и, не поворачиваясь, спросил:

— Кто такие «немцы»?

— Не знаю, — сказала Елари. — Какой-то народ, полагаю. Это древнее стихотворение, я же сказала.

— Наверное, речь о немецких фашистах, — буркнул Ирцарио. — Если так, то стишку никак не меньше сотни тысяч лет.

— Ты что, историк? — спросил его Лейст.

— Военную историю знает каждый гинопосец. Так же как ты знаешь все эрогенные места у своей матери.

Лейст вдруг засмеялся.

— Я не буду тебя убивать, даже не надейся, — сказал он.

— Ну и дурак. Я бы такого шанса не упустил.