Северяне собирались в поход. Сначала, как сообщили с голубиной почтой лазутчики, предстояла стычка с зарвавшимся южным баронетом. И лишь затем, отправив домой прошедшую первое испытание боем молодежь (по возвращении на Холме им предстоит еще одно не менее важное дело), остальные отправятся выполнять поручение императора.
Многое пригодится в пути, но самое ценное, естественно, - оружие.
Тяжелые боевые топоры на длинных рукоятях - с 'бородой', выступом снизу на лезвии, служащим сразу нескольким целям: и крюком для стаскивания всадника с лошади, и прикрывающим пальцы при хвате под металлическую часть, и попросту удлиняющим рубящую кромку. Топор относительно прост в изготовлении и сравнительно дешев, но в паре со щитом в искусных руках не уступит мечу. А ежели надобно рубить тяжелый доспех - так и превзойдет.
Высокие прямоугольные щиты с железными полосами по краю лицевой стороны, везде кроме верха, там полоса чуть ниже, дабы позволить оружию врага увязнуть в древесине.
Длинные граненые копья с толстыми древками.
Обоюдоострые мечи, засапожные ножи, шлемы с забралами и без, кожаные поддоспешники, длиннополые кольчуги, редкие пластинчатые доспехи - всего не перечесть.
Клéвоц же подобрал себе еще и клевéц: хотел сохранить детское имя и во взрослой жизни. Не знаешь ведь наперед, каким новым прозванием могут наградить после испытания боем. Живет на Холме и рябой Жеб, которого облепила тина в ночной вылазке у болота. Вернувшись, он показался остальным похожим на жабу. И Клощ-лучник, когда-то опоздавший занять свое место в строю, увлекшись извлечением клеща. И копейщик Таптун, он в молодости, отбиваясь от одного южанина, затоптал насмерть другого, предварительно сбитого с ног.
Нет, Клевоцу намного больше нравилось собственное имя и не хотелось его менять на кота в мешке. А остаться при своем просто - всего лишь следует время от времени к месту пользоваться в рукопашной клевцом.
Охваченный предвкушением похода молодой Холмин в своих ожиданиях разрывался между двумя крайностями. С одной стороны, северные сказания славили воинов, побывавших на острие клина, прорывающего чужой строй. Прославляли тех, кто первым встречается с врагом лицом к лицу, убивает полудюжинами. Потому долгими зимними вечерами, слушая поющих в полутьме стариков, Клевоц с замиранием сердца мечтал о том, как его заметят за смелость и удачливость в первой же битве.
Но с другой стороны, в повседневных разговорах стáршие упоминали походы как нечто обычное, обыденное, в общем ряду, к примеру, с воспитанием детей, полевыми работами, поведением женщин или обновлением крыши. Войну, как нечто недостойное излишнего волнения. Войну не как пир крови, а как многодневный тяжелый труд.
И последнее не могло не оставить свой отпечаток на восприятии образов из былин. Позволяло осознать, что там, куда каждый год уходят северяне, найдется место всему - и подвигам духа, и грязи осенних дорог, и богатой добыче, и гудящим от усталости ногам, и славе, и кишкам, выпадающим из вспоротого живота.
Первый в жизни бой не пугал молодого северянина. Впереди дни пути; слишком рано, чтобы ощутить даже тень тревоги. Это потом, перед самой схваткой почувствует волнение. Но оно не помешает, а скорее наоборот поможет, заставит молодую кровь бурлить.
Ведь будущее для истинного сына Севера не изобилует разнообразием путей. Клевоц либо вернется домой взрослым воином, либо попадет в чертоги Вышнего, как погибший достойно. Можно, правда, еще уцелеть, но обрести увечье. Но и это не тупик. Тем, кто совсем не способен смириться с утерей части тела, Вышний попускает обрести различные хвори и зачахнуть, уйти за грань. Остальные же живут, и не то что бы в унынии. Ведь младшие не могут жениться, пока каждому из старшего поколения всего Холма (а значит, и калекам) не подберут супругу. Вдобавок, увечным вменяют обязанности, позволяющие почувствовать себя нужными остальным. Кто-то пасет скот, щиплет пух для подушек, чешет шерсть, кто-то - наблюдатель на каменной башне в центре селения, кое-кто учит молодежь, а двое одноногих даже служат в немногочисленном конном дозоре и принимают участие в походах.
* * *
Сосновый лес подступил к самой дороге, лишний раз напоминая о себе раздавленными шишками под копытами и колесами. О приходе осени говорили холод по ночам, постепенно меняющий окрас негустой подлесок да редкие в этих местах желтеющие кроны берез и золотисто-красные - осин. Крестьяне наполняли лес гомоном голосов, прямо на ходу, наклоняясь, срывали алые ягоды брусники, отправив в рот, примолкали, но ненадолго.
Юрий, младший сын владетеля Нижнегорского чуть раскачивался в такт движениям лошади, невидяще уставившись вперед. Забрало укрывало голубоглазое лицо, массивные пластинчатые доспехи привычно облекали тело, не притягивая к земле, напротив, это без них каждый раз первое время ощущалась странная легкость, будто еще немного и, как в детских снах, птицей воспаришь в небо.
Несколько запустелая дорога - единственная дорога на Север через Спорные земли - не изобиловала развилками, а точнее их и вовсе не было. Судя по словам жреца, в полдень вереница из всадников, пеших и телег выберется к назначенному под поселение месту, будущему домену Юрия. Лишь скот и птицу не везли с собой - их доставят купцы позднее, когда на новом месте будет поставлен частокол.
Скорее бы. Всю дорогу бурелом вкупе с кустарником, молодыми сосенками, а на склонах больших оплывших холмов и оврагами, мешали дозорам как следует охранять фланги. Временами охватывало ощущение чужого взгляда, а по ночам будил подозрительный вой волков, будто передающих людей от одного рубежа на другой.
Да, отхватить домен на Спорных (они же Ничейные) землях - дело, на которое он сам бы никогда не решился. Многие пропали здесь, и ничей замок так и не оседлал ни один из холмов. Поговаривали о темной волшбе.
Юрий участвовал во многих стычках (начал еще до того, как аккуратная темно-русая борода укрыла квадратный подбородок), нескольких дуэлях, даже в двух настоящих битвах, но, по большому счету, он всегда отвечал только за себя и своего оруженосца. Здесь же следовало рискнуть не только презренными общинниками, но и их женщинами, большим ценителем которых он был, и даже дюжиной всадников из благородных семейств. А значит, решалась судьба его репутации, заметят ли в нем острый ум тактика, будут ли когда-либо 'тэлы доверять Юрию командование над десятками и сотнями, помимо его собственных вассалов. Или он так и останется рядовым всадником дворянского ополчения (если, конечно, вообще вернется из Спорных земель).
Но жрецы умели убеждать, и вот здесь восемнадцатилетний Нижнегорский, двунадесять таких же как он младших сыновей из древних родов, оруженосцы из мечтающих о рыцарском звании простолюдинов, две дюжины нанятых за отцовские деньги лучников, полусотня пеших храмовых наемников - дар жрецов, а также сотни три общинников с семьями, бежавших из провинции Запад куда глаза глядят.
План был прост: с помощью двух ʼвысших жриц, переодетых и загримированных под крестьянок, отбиться, выиграть первую стычку с северянами, единственными, кто мог оспорить новый домен. Должна была пролиться кровь - повод потребовать столичного правосудия. А в присеверных городках уже ждала сигнала имперская кавалерия, чей провинциальный держатель был изрядно умаслен деньгами. Ждала, чтобы защитить истца на время разбирательства, об исходе которого обещали позаботиться жрецы.
Нижнегорские, читавшие древние летописи, а потому имевшие возможность сравнивать, не доверяли жрецам полностью, иногда даже тайком привечали в своих владениях знахарей и ведуний из непризнанных культов. Да и как можно доверять служителям всемилостивого Похитителя, провозгласившим воинскую стезю вторым греховным занятием после богохульства и заставившим каяться не только рыцарей, но даже общинников за пролитие крови при забое скотины и резке птицы. Такими темпами они скоро деревья запретят рубить. 'Дерево - оно ведь тоже живое', - мысленно передразнил Юрий жрецов.
О подобном никто не мог и помыслить до войны, закончившейся присоединением Севера, до последнего броска дряхлеющего тигра, как говаривали враги империи. Броска, произошедшего уже после поражений в войнах за города Юга и королевства юго-востока. Тогда помощь храмов впервые оказалась решающей. А теперь, с каждым поражением императорского и дворянских полков от внешних врагов, с каждой просьбой о жреческой воинской помощи - учение храмов становилось все более странным и неудобным для исполнения. 'Жрецы всего лишь люди и могут ошибаться, толкуя потустороннее, - утверждалась во мнении значительная часть знати. - Хорошо, что Похититель ограничил полномочия большинства храмовников молитвой. А в противовес остальным жрецам, не позволяя им впасть в соблазн вседозволенности, поставил императора и дворян меча'.
Но в этот год Юрий и его отец усмотрели прямое совпадение своих интересов с храмовниками - металлические шпили замка вознесутся к небу, и люди правильной веры утвердятся на землях Севера, погрязшего в греховном суеверии, умудрившемуся избежать принятия милостей всеблагого Похитителя даже после страшного поражения.
Юрий задумался и не сразу заметил, как деревья расступились и дорога тотчас затерялась в разнотравье. Лес в этом месте разрывала здоровенная залысина, будто нарочно приглашавшая по весне засеять поле. В центре поросший высокой травой пологий холм так и просил уже сейчас обкопать, сделать круче склоны, вновь укрепить их дерном, а повыше поставить частокол и башенки. Но холм был уже кем-то занят: высокие прямоугольные щиты, конические шлемы, лес копий...
- Северяне, - злобно сплюнул под ноги один из наемников постарше. - Холмины.
- Холмины? - поднял забрало Юрий, всматриваясь в тесно стоявшие на холме фигурки.
- Не потому, что на холме, твоя милость, - пояснил мечник, - а на испятнанные зеленым щиты посмотри, холминские смерды, род такой, Холмины. А на холм взобраться может случайно решили, а может потому, что на Севере ихнем принято имена свои оправдывать. - И, подумав, посоветовал:
- Если говорить, то пообходительней нужно. Буде решат, что оскорбляем, могут, не переспрашивая, самострел разрядить.
Юрий презрительно хмыкнул и пришпорил коня (его примеру почти тотчас последовали пару всадников из родов поблагороднее), направляясь на переговоры. В ответ, против всех воинских обычаев, никто не отделился от вражеских рядов, лишь такой же белый флажок, как и у одного из спутников Юрия, затрепетал на ветру в центре.
Нижнегорский презирал северных дворян, как известно, с детства не брезгующих перекидывать деревянной лопатой свиной навоз. Правда, он еще ни разу не видел вблизи ни одного северянина. Лишь когда был оруженосцем в дворянском ополчении на юго-западе в битве против Цдонека, шагах в трехстах от них стояла северная 'стена щитов'.
Юрий подъехал ближе и, когда уже почти решил, что переговоров не будет, набрал было в легкие воздуха, прокричать строю русых, рыжих и даже нескольких седых бородачей о своих правах на холм и окружающие земли - ему на встречу, отойдя все же на несколько шагов от первой шеренги, выступил молодой светловолосый северянин с едва пробивающимися, тоже светлыми, а от того почти незаметными на загорелом лице бородкой и усами.
'Такого стопчешь конем и не заметишь', - подумал Юрий, но покривил душой: хоть и мал годами, северянин был чуть выше среднего роста и широк в плечах. Плотности фигуре придавал поддоспешник, а на нем длиннополая кольчуга двойного плетения с рукавами и свисающим на спину капюшоном. Оружия юнец с собой не прихватил, но пристальное, исполненное любопытства оценивающее выражение серых глаз убедило Юрия, что разговаривать с ним выслали все же не выряженного в железо с чужого плеча писаря.
'Да и откуда писарь среди безграмотного быдла?' По слухам, северных дворян начинали учить грамоте, лишь когда те выходили в большие чины. Южнее же благородное сословие училось счету и письму вместе с мечом и копьем.
Вежество Севера все же в чем-то совпадало с общеимперским и мальчишка - тут Нижнегорский даже в мыслях упускал, что и сам старше всего на пару-тройку лет - мальчишка, обладавший благородным высоким лбом и массивной нижней челюстью, представился:
- Рэлʼ Клевоц Холмин, второй в наследном ряду, внук владетеля Холма, - то, что Клевоц смотрел на почти вплотную приблизившегося всадника снизу вверх ничуть не мешало северянину говорить внешне спокойно и с достоинством.
'Еще бы, - вдруг осенило Юрия, - видать, его первые переговоры, да еще и на глазах у своих. Вот и напустил на себя важности'. Правда, для Юрия эти переговоры тоже были первыми.
- Юрий Нижнегорский, владетель - коротко представился и тут же поинтересовался: - Уж ни этого ли самого холма? - холмов на Севере было много, но карта у Нижнегорского отсутствовала. И ему почему-то на миг показался возможным (похоже, несмотря на совместный поход, срабатывало-таки подспудное недоверие к жрецам) именно худший вариант - неспроста ведь его встретили именно здесь, откуда им было знать, где расположена цель похода. А то, что замка на холме нет - так ведь варвары, живут где-нибудь в лесу, в землянках.
У Юрия, конечно, была грамота на этот холм и близлежащие земли с печатью императорской канцелярии. Но грамота эта смущала его отца, владетеля Нижнегорского - обычно на грамотах владетелей красовалась печать императора, а печать канцелярии ставилась в отсутствие оного в срочных случаях. Но во время выдачи грамоты Юрию император из столицы не отлучался.
Жрецы, которые и предложили его отцу вариант с владением в Спорных землях, обещали нужную печать, когда сын подтвердит свою ценность для империи, свою силу и умение, победив северян при первой встрече. Слабому ведь не владеть землей. Но, если у рода мальчишки уже есть императорская грамота на этот холм...
- Конечно нет, - обезоруживающе улыбнулся северянин. - Просто покойный император признал здешние земли частью Севера. Вот мы и заглянули в этот уголок, гм ...поохотиться.
Упоминание охоты вызвало оживление в рядах северян, смех и возгласы, услышав которые, становилось ясно: на охоте предполагается богатая добыча, новые доспехи, пусть и нуждающиеся в ремонте, и, конечно, женщины.
Но Клевоц продолжил, будто ничего не происходило, с самым доброжелательным выражением лица:
- Прости мое назойливое любопытство, твоя милость, а что привело тебя в наши края?
'Он издевается. Мальчишку непременно следовало отдать в комедианты', - подумалось, но дворянские обычаи вынуждали Юрия ответить в столь же учтивой манере:
- Как ты, уверен, знаешь, твое рэлʼство, Первый император обещал дворянству, буде ничейных заселенных простолюдинами земель недостаток, выделять пустоши за заслуги перед короной. Ежели, конечно, те пустоши не принадлежат лично кому-либо из дворян. И вот мы здесь.
- Позволь полюбопытствовать грамотой, твоя милость, никогда еще не видел печати нового императора, - северянин избежал и тени обвинения Юрия в самозванстве.
Нижнегорский достал и аккуратно развернул грамоту, показывая с высоты лошади, но не отдавая в руки. И по лицу Холмина понял: тот действительно не умел читать.
- Дан, взгляни, - от рядов отделился еще один северянин, в латных доспехах с закрытым забралом, посмотрел и вернулся в строй. Все произошло столь быстро, что Юрий не успел решить, не оскорбиться ли ему в ответ на подобные действия.
А мальчишка продолжил беседу. Похоже, молчание скрывшегося в рядах грамотея само по себе что-то означало.
- Мы не будем ссориться со столичной властью, - Клевоц сделал паузу, давая Юрию на миг потешить себя мыслью, будто домен уже заполучен. - Мы сделаем вид, что вас здесь не было. Придется ли для этого сжигать тела или вы уйдете сами - решать тебе.
Похоже, мальчишка верил в то, что говорил. Юрий еще раз окинул взглядом северян - ни одного тяжеловооруженного всадника. 'Ватага мужиков с копьями в краденом железе, мои люди справятся с ними даже без волшбы, - в сердцах подумал он. - Возможно, они и были хороши когда-то, но сейчас те северяне давно лежат в могилах'. А если в лесу неподалеку прячется засадный отряд - жрицы бы упредили. Обещали ведь при встрече с врагом провести поисковый ритуал.
- Не побоятся ли твои люди встретить моих в поле? - это уже было не столь учтиво, но Юрий не хотел штурмовать холм, резонно опасаясь загодя замаскированных волчьих ям и других сюрпризов. Говорят, в последнюю войну северяне так подловили многих имперских кавалеристов.
- Они сделают это с радостью, - вновь широко улыбнулся Клевоц и развернулся прочь, к своим.
'Сперва дать людям немного передохнуть', - пронеслось у Юрия в голове, и он пришпорил коня.
***
Рослый оруженосец, выдавая немалую сноровку, споро облачил свежего коня поверх льняной попоны в пластинчатый покров, сделанный из вымоченной в разогретом воске кожи. Между тем из небольшого грязно-серого походного шатра жриц, разбитого впервые с начала похода, донесся запах жженых костей и невнятное бормотание. А затем храмовницы, по-прежнему скрывающие свои настоящие статус и внешность, показались наружу и главная кивнула Юрию - можно.
Тяжелая кавалерия начинала шагом, стараясь не утомить преждевременно лошадей. Арьергардом клина всадников на бездоспешных походных конях выдвигались оруженосцы в кожаных куртках с нашитыми металлическими или даже костяными пластинами, но тоже с длинными гранеными копьями. Следом спешила пехота: наемники в некоем подобии строя, крестьяне беспорядочной гурьбой с плетеными из ивняка щитами, с топорами и рогатинами.
С фланга нижнегорские лучники дали залп, еще и еще, каленые - клееные продольно из четырех кусочков дерева каждая - стрелы взмыли высоко к солнцу и обрушились дальше, на северян. Но видимого ущерба варварам не причинили. Юрий не знал, что противостоящий ему в тот момент строй на Севере называют ежом: люди ощетинились длинными копьями, упертыми пятками в землю, щиты прикрыли тесно стоящих воинов спереди и сверху. А сзади тотчас ответили северные лучники. Били умело, 'вслепую', из-за спин своих, кто-то из первых рядов подсказывал, видать, расстояние и направление. Рыцарей северяне на таком расстоянии трогать не стали, а вот набегающих простолюдинов, хотя многие стрелы и упали в землю, сколько смогли навесом проредили.
Юрий бросил очередной взгляд на людей Холма, и его обычную боевую сосредоточенность нарушила тень беспокойства - если они так же хороши в рукопашной, как держат строй... Нижнегорский знал, что подобные построения, составленные из подготовленных бойцов, сложно прорвать в лоб. Но откуда высокое воинское умение у людей, чья знать, даже так называемая знать уделяет время крестьянским работам? О лучниках пока забудем, положим, их набрали из охотников.
Правда, некоторые южные дворяне почему-то преувеличивали боевые навыки северян, а потому план боя составили так, чтобы избежать любых неожиданностей. Юрий не торопил коня. Он ждал. И дождался.
Огненное облако размером с три-четыре стельные коровы вмиг вспухло посреди строя варваров. Закричали обожженные, навсегда замолчали мертвые. 'Жрецы! А нам - так каяться', - пронеслось в голове у Юрия, а облако уже исчезло, так же внезапно, как и появилось.
Вот теперь следовало брать разгон.
***
Когда волна раскаленного воздуха разошлась в стороны от центра строя, Клевоц был неподалеку. Одного беглого взгляда хватило, чтобы понять - отца больше нет в подлунном мире.
Что-то сжалось в груди и будто окаменело. Но в следующий миг Клевоц уже орал:
- Ёж! Свернуть ежа! - непонятная для непосвященных фраза обернулась северянами, торопливо смыкающими строй, ступая прямо по обгорелому мясу. Обернулась щитами и тяжелыми длинными копьями, встречающими врага. Ветераны или новички, обожженные или невредимые, все кто мог, не колеблясь, выполнили приказ. Ибо одним росчерком огня Клевоц превратился в баронета Холма.
И они успели.
Всадники врезались не в рыхлую, аморфную массу растерянных людей или в пытающихся укрыться от волшбы одиночек, а в тесный лес копий и, как это водится на Севере, топоров первого ряда. Кто-то пытался попридержать коня, но его по инерции сбили наземь свои же да еще и протоптались сверху. Кто-то совокупным весом бронированного всадника проломил северный строй, упал под ноги задним рядам, и уже не поднялся под сноровистыми ударами топоров. Кто-то поднял коня на дыбы и животине тотчас распороли живот, вываливая внутренности. Кто-то повис на копьях.
Северяне тоже падали - с проломленными копытами черепами, пронзенные насквозь копьями, придавленные весом павших лошадей. Но 'ёж сворачивался' - вновь и вновь строй смыкался вовремя. Даже скорый подход пехоты не исправил положение, хотя кавалерия специально выдержала небольшой разрыв по времени вступления в бой.
Кто-то умирал молча, кто-то хрипел, вправляя вываливающиеся кишки, а кто-то из последних сил колол засапожным ножом снизу вверх, пытаясь прихватить с собой на тот свет еще одного врага.
И вот Нижнегорский, выбравшийся из рубки, припадая на левую ногу, принял у уцелевшего оруженосца свежего коня и рванул к шатру жриц. Он еще не боялся поражения, не почувствовал, что стремительно накатившиеся ряды южан вот-вот подадутся назад. Но неожиданно быстрый разгром пусть и не многочисленной, но тяжелой кавалерии зародил первые сомнения, заставил просить о помощи.
Юрий рывком откинул покрывало на входе в шатер (чего не посмел бы сделать в иных обстоятельствах) и застыл на месте: внутри пусто, ни людей, ни вещей. Он позвал в пустоту, а затем вошел и обшарил шатер на ощупь, ожидая, что морок развеется и он натолкнется на какой-либо предмет или - о всемилостивый Похититель! - на одну из жриц. Но лишь запахи благовоний и жженой кости еще напоминали о них.
Чувство обиды, такое неожиданно детское, горькое заполонило душу, и Нижнегорский выскочил из шатра, обежал его по кругу, всматриваясь в луг, наперед зная, что там нет искомого. Жриц не было, а в покинутой сумятице схватки он разглядел, как дрогнули и начали нестройно отступать его люди.
Еще можно было кого-то спасти - выпрячь лошадей и позволить бежать, а с остальными прикрыть отход. Но крушение надежд и поколения высокомерных предков навеяли отчаянную злобу - не на жречество, нет, даже сейчас Юрий не посмел - на северян. И так резкие, угловатые черты его лица еще больше заострились. Нижнегорский рывком взлетел на коня и с неразборчивыми криками устремился назад - убивать.
Коня он потерял почти сразу - кровавый фонтан ярко разукрасил доспех. Уже стоя на земле, упорно обменивался ударами с худощавым северянином. Предвкушением чего-то хорошего будто светилось на удивление умиротворенное лицо рыжеволосого смерда. 'Сумасшедший', - составил Юрий мнение о противнике. И вдруг тот рубанул топором куда-то вбок, чуть открываясь.
'Идиот', - Юрий достал таки врага по шее полуторным мечом. Лишь мгновением позже Нижнегорский осознал: рядом оседает наземь и храмовый наемник, убитый теперь уже покойным противником Юрия.
'Красиво ушел за грань', - пронеслось в голове у Клевоца и он покинул второй ряд, с топором и щитом занимая место павшего.
Новый, не иссеченный щит северянина едва не достал Юрия в лицо верхней, деревянной кромкой. Нижнегорский еле успел закрыться своим. Щиты с грохотом столкнулись, роняя кусочки древесины. Из заднего ряда в очередной раз кто-то попытался достать несостоявшегося барона копьем, однако лезвие лишь скользнуло по доспеху. Но и на южной стороне были опытные бойцы - последовал ответный удар копьем через плечо.
Удар, еще удар, топор, меч, топор, меч. Юрий узнал Клевоца, но легче от этого не стало - мальчишка рубился на удивление умело. Внимательная сосредоточенность в глазах врага не понравилась южанину, угар злобы уже отступил и назойливая мысль начала разрастаться в сознании: 'зачем я все еще здесь?'
С очередным ударом секира Клевоца все же увязла в кромке щита, вовремя подставленной его визави. Юрий рванул щит на себя, ловя миг, когда можно будет наконец-то вонзить меч в плоть. Клевоц, как и ожидалось, подался вперед, но Юрий не заметил, что северянин не держится за топорище. Вплотную подскакивая к южанину и прикрываясь собственным щитом от меча, Клевоц неуловимо быстрым движением выхватил из-за пояса клевец и обрушил на шлем.
Мир померк для Юрия Нижнегорского.
***
Юрий очнулся от громкого, возмущенного голоса, болью отдававшегося в голове:
- Раз начал командовать, то должен был и дальше приказывать, а не лезть в первый ряд! Разве это так сложно?
Оправдывался молодой голос, но как-то вяло, без запала:
- Но ведь тогда в рубку вступили все южане, даже лучники. Да и Вилька-сотника уже ранили и он не дрался, только присматривал за нашими. Да и, - молодой перешел на полушепот, - не мог я после смерти отца вернуться домой не побывав в первом ряду.
Свежий ветерок сообщил Юрию, что доспеха и поддоспешника на нем больше нет, лишь льняная рубаха с такими же подштанниками. Руки и вовсе связаны за спиной и онемели, придавленные его собственным весом. Потому он счел преждевременным открывать глаза или как-то еще давать о себе знать и весь обратился в слух.
Строгий голос между тем несколько смягчился:
- Твой отец ныне в лучшем мире, но тебе встречаться с ним пока никак нельзя. Запомни, теперь, если император захочет признать твоего деда недееспособным из-за слепоты, ты единственный, кто может принять власть над нами. А в случае твоей гибели, выбор останется за императором. И что из этого выйдет - только Вышнему известно.
- Недееспособным? - переспросил молодой, и Юрию показалось, что он узнал Клевоца.
- Такое бывает очень редко и нужно согласие ʼвысших тэлʼов империи. Но они могут пойти против нас. А повод найдется - вызвать представителя от Холминых в столицу и, если единственным уцелевшим окажется твой дед, подстроить так, будто слепота помешала исполнить в чем-либо дворянский долг... Если бы не древний обычай испытывать совершеннолетних боем, ты бы вообще был сейчас не с нами, а в безопасности на Холме.
С этими словами ветер донес до Юрия непередаваемые запахи костра, на котором сжигают погибших. Неподалеку был слышен спор чуть ли не в дюжину голосов, кто будет сопровождать на Холм раненых и трофеи, а кто останется с большинством. Нижнегорский не знал, что небольшой засадной отряд для ловли беглецов таки был. И теперь где-то рядом делили крестьянок, причем Нижнегорский заключил, что тех, у кого уцелели мужья, не трогают. 'Наверное, поделят позже'. Юрию показалось даже, что в отдалении он различает звуки затачиваемой стали, но тут разговор над ним продолжился.
- А теперь, - и строгий голос вдруг превратился если и не в почтительный, то был очень близок к этому, - приказывай. Ведь ты пока не можешь вернуться. Тебе придется вместо отца возглавить поход на юго-запад. Приказ императора не допускает разночтений - во главе должен быть дворянин.
- Приказывать... - и молодой голос вдруг преисполнился совсем немолодого злорадства. Юрий из любопытства приоткрыл глаза и тут же от неожиданности непроизвольно зажмурился - Клевоц смотрел ему прямо в лицо.
***
Вообще-то Клевоц не был злобен или безжалостен - по крайней мере, в глазах остальных северян. И он искренне полагал - ему с детства внушал это отец - лишь тот имеет право повелевать, кто научился беспрекословно подчиняться и в быту, и отточив это умение в многолетних войнах. Молодого Холмина воспитывали в почтении не только к отцу и деду, но вообще к старшим. И старшие служили ему образцом для подражания. Дан-врачеватель. Испещренный шрамами сотник Вызим. Острый на язык Вильк-сотник. Пышнобородый копейщик Таптун. Старик Зырь-сильные-пальцы. Клощ-лучник. И многие, многие другие. А теперь он вдруг должен был руководить ими...
К тому же поговаривали о том, будто мощь и слава Севера постепенно возрождаются. Вожди не допускают больше ошибок, случившихся столетие назад, в селениях становится все больше молодых женщин, детей, а значит, и храбрых воинов. Однако теперь и сам Клевоц неожиданно попал в число 'премудрых' вождей, которые одним-единственным словом могут изменить судьбы сотен и тысяч северян.
Так что Клевоц не радовался тому, что получил возможность повелевать столь рано. Но пару желаний, которые он теперь намеревался облечь в форму приказов, у него накопилось.
Клевоц окинул Юрия взглядом - без доспехов тот не казался грозным, но все же это было тело тренированного бойца. Северянин уже знал, кто возглавлял вторжение, из-за которого погиб отец. Но как придумать достойную месть, если северный уклад прямо запрещает пытки, а смерти ты не боишься и потому с трудом представляешь до чего ее могут бояться некоторые. Тем более, если убить воина, попавшего в плен не по своей воле, то Вышний засчитает это за смерть в бою.
'А касательно того, что Юрий сражался не за Север, так ведь он и родился не на Севере, возможно, Вышний его простит', молодой Холмин ненадолго погрузился в теологические размышления.
- Ты хотел бы служить под моим началом? - вопросил Клевоц и Юрий не нашел ничего лучше, чем презрительно - насколько возможно в таких условиях - отвернуться.
- Ну что ж, тогда твой выбор прост. Или сейчас умрешь, или ты и твои уцелевшие воины присягнут святым для них именем служить нынешнему держателю 'столицы' провинции Запад до тех пор, пока император не освободит их от этой присяги. Всем присягать не обязательно - мы можем убить и только часть из вас.
Поклясться святым именем можно было лишь искренне того желая и веруя. Принятая клятва давала о себе знать мгновенным изменением цвета глаз, а пытки либо другое принуждение с целью заставить присягнуть против воли обычно не помогали. Присягали редко, опасаясь без крайней необходимости брать божество в свидетели своих обещаний. Ведь разрешить от обета не могли даже жрецы.
Юрий чуть не поперхнулся, поспешно выговаривая ответ. После сегодняшнего поражения лучшей перспективы, чем служба где-нибудь на границе, он для себя не видел.
- Присягаю именем Похитителя, - глаза на миг охватила боль, подтверждая принятие крайне редкой клятвы Всеблагим, и тут же прошла. Даже не верилось, что весь этот ужас с неожиданно искусными воинами-северянами, со столь не вовремя бежавшими жрицами так легко закончился.
Не зря не верилось.
- После того как все желающие присягнут, покажите ему императорский указ, - бросил Клевоц. Из-за смерти отца он, согласно указу, вот уж несколько часов как был держателем Фойерфлаха, 'столицы' провинции Запад.
И Клевоц с Даном покинули янтарноглазого отныне Юрия и остальных пленников. Императорское правосудие северянам не грозило - дело выглядело спорным, даже не зная всех нюансов с печатью. А после добровольного вступления истца на службу к ответчику - и вовсе безнадежным. Если же Юрий и разъяснит, как поторопился с клятвой - только станет посмешищем. В пользу шута в неоднозначной тяжбе не присудят, это уверенно утверждалось в северном сказании (самом любимом для отца Клевоца) - сказании о Реще-низкорослом, соблазнителе невесты владетеля Бриккастла.
***
- Вот мой следующий приказ, - продолжил Клевоц, когда они отошли достаточно далеко. - Скажи, кто ты на самом деле такой, Дан? То, что я знаю о твоей молодости, не объясняет, почему дед приставил ко мне именно тебя. Ты вроде как не свершил чего-либо необычного, но говорить с другими родáми ездишь ты. Почему старики ценят твое слово едва ли не выше, чем слово дворян Холма?
- Гм... - Дан резко остановился и смерил Клевоца оценивающим взглядом. - Понимаешь...
- Понимаю, - прервал неспешный ответ Клевоц. Столько всего навалилось на него в тот день, что он даже (впервые за всю свою жизнь) перебил Дана. - Просто хотел лишний раз убедиться, что не все приказы неопытного юнца вроде меня будут выполнены. А ты - это тайна, открытая лишь деду. Старики же, думаю, просто догадываются. Они что-то видели, но не говорят, боясь навредить? А мне секрет раскроется, лишь когда дед или я попадем в чертоги Вышнего? В первом случае расскажешь ты, а во втором - мой отец?
- Боюсь, много раньше, - вздохнул Дан. - Запомни, никогда раньше две ʼвысшие жрицы не ходили со столь малым отрядом в Спорные Земли. - По прошествии десятилетий сами северяне стали называть эти земли Спорными.
Клевоц не совсем понял, где тут связь с предыдущим, но Дан уже объяснял далее:
- Рыцарь южанин лишь послушное орудие, а убили твоего отца, как ты понимаешь, жрицы или тот, кто их сюда направил. А кто может приказывать сразу аж двум ʼвысшим жрицам? Тем более, они применили древнюю волшбу, в которую следует годами вкладывать Силу и которую пробудить можно только вдвоем. После обычного однократного огненного облака, даже созданного наложением Силы сразу двух колдуний, твой отец бы уцелел, не может же дворянин рода ехать на войну без достойной статуса защиты.
Зная об императорском указе, было несложно просчитать: два похода Север предпринимать не будет. Значит, именно Холмины ударят по чужому владетелю на Спорных землях, чтобы оттуда продолжить путь в провинцию Запад. Погибший владетель на Спорных Землях - лишняя полезная претензия к северянам, но не решающая. А вот Холмина убить во время стычки, как оказалось, нужно.
- Уж не хочешь ли ты сказать, что дед прав?
- Нет, в его мозаике не хватает слишком многих кусков. Колдуны в случае крайней необходимости просто стерли бы наш род с лица земли целиком. Но вот если это, к примеру, интрига этих двух конкретных жриц или кого-то третьего, чуть более могущественного... Только что они от этого выиграют, я не понимаю. Как-то уговорят императора и нужный человек получит власть над обезглавленным родом Холминых? Но если к нам пришлют южанина, тому достанется пепелище - все просто перебегут в другие рода.
- Я разыщу жриц и они пожалеют, что появились на свет, - собственно, любой на месте Клевоца пообещал бы то же самое.
- Боюсь, они сами разыщут тебя. Нам повезло, что вы с отцом не стояли рядом. То ли им не хватило сил на второй волшебный огонь (пускай не такой всесокрушающий, но попытаться могли), то ли они не разглядели тебя в общем строю даже с помощью волхвования. А скорее всего, южные дворяне просто не посчитали нужным доложить, с кем говорили. Вот жрицы и решили, что дворянин был только один. А ведь так и оказалось бы, если бы не положенное испытание по достижении совершеннолетия. Твое же лицо до сегодняшнего дня не было известно среди южан. Но в следующий раз у нас найдется, чем защитить своего дворянина. В роду остался один оберег еще с Войны присоединения и мы продолжим путь, лишь когда его доставят сюда. Только помни, хотя защищаясь им можно развеять несколько любых наговоров подряд, но если захотим атаковать, он рассыплется в прах, лишь один раз полностью обессилив только одну жрицу. Правда, какими бы Силами она ни владела, какими бы амулетами себя не увешала. Но если захотим допросить, придется это сделать, иначе жрица может, к примеру, использовать волшбу для бегства. А против второй хватит нашей обычной защиты, я тебе расскажу о ней в свое время. И тогда нужно не дать ведьмам унести ноги и прийти в себя.
- А не можем ли мы встретить кого-либо, способного преодолеть мощь оберега?
- Можем. Например, сразу трех ʼвысших жриц или жрецов. Думаешь, как бы мы еще проиграли Войну присоединения, когда по такому оберегу было в каждом роду? Тот же, что остался - на Севере последний. И знание того, как их создавать, мы утеряли. Боясь обнаружить оберег перед колдунами, его ни разу не использовали за последнюю сотню лет. Но, дабы не прервался род Холминых, сейчас, думаю, просто нет иного выхода. Зато за прошедшие десятилетия жрецы должны были увериться, что на Севере больше нет оберегов, и перестать за ними охотиться. Тут-то мы их и удивим.