— Ты очень хорошо прочитала стихи, Айви.
— Правда?
Эзра кивнул (взмахнув брылями) и жестом поторопил меня, чтобы я села на стул у закрытого ставнями окна.
— Да, хотя, возможно, тебе стоит поговорить с твоей библиотекаршей — пусть подберёт тебе что-нибудь более духоподъёмное. А теперь передохни, а мы с мамой Снэгсби пока позаботимся о делах.
У миссис Рашмор была больная печень. Доктор сказал, ей осталась неделя. Может быть, две. Не желая обременять своих родных подготовкой к похоронам и всему такому прочему, она пригласила Снэгсби. Поэма, которую я читала, имела большой успех. Кажется, это было творчество какого-то шотландского поэта — о том, как смерть подкрадывается в ночи и все мы там будем. У миссис Рашмор слёзы текли как из брандспойта.
Должна признаться, на сей раз я не вкладывала в чтение душу. Мысли мои были заняты Ребеккой. Что за злые дела творятся во Дворце Проспы? И мистер Блэкхорн… как он-то туда попал? И как получилось, что эти стражники-верзилы узнали меня? «Она не спит», — сказал один из них. Что он имел в виду? Ох, всё так запутано!
— Вот, пей. — Мамаша Снэгсби принесла мне стакан тёплого молока.
— Я не хочу пить.
— Разумеется, хочешь, — отрезала она. — Я должна ответить на множество вопросов миссис Рашмор, так что некогда мне тут с тобой препираться.
Я взяла молоко. А взамен дала ей пищу для размышлений.
— Я тут вспоминала мистера Блэкхорна…
— А что с ним?
— Вы не заметили ничего странного, когда он умирал? Чего-то такого, чего обычно не происходит?
— Например?
Я понимала: надо быть очень осторожной, чтобы не вызвать подозрений.
— Ну, кто знает… Может быть, он упоминал, что его как будто тянет куда-то далеко-далеко? Или, возможно, он был не так мёртв, как вам показалось. — Я обратила на мамашу Снэгсби свой самый проницательный взгляд. — Могло такое быть, дорогая? Если да, кивните один раз. Если нет, продолжайте сверлить меня полным отвращения взглядом.
— Похороны мистера Блэкхорна завтра в два часа дня, — холодно сказала она. — И уверяю тебя, юная леди, мы в бюро «Экономичные похороны от Снэгсби» живых людей не хороним. — Она ткнула пальцем в стакан. — Пей. И держи рот на замке.
И мамаша Снэгсби поспешила к постели миссис Рашмор, чтобы участливым шёпотом расспросить её, какой оттенок гробовой доски та предпочитает. Эзра измерял рост старушки. Они выглядели такими невинными. Морщинистыми, как прошлогодний изюм, но совершенно безобидными.
Я послушно выпила молоко и погрузилась в путаницу мыслей. Пытаясь распутать их, я ощутила приятное, успокаивающее тепло. Словно кто-то подложил мне грелку зимней ночью. Или дружески обнял. Тепло медленно заполнило всё моё существо. Оно было таким ласковым, что сопротивляться нисколько не хотелось. Я и не стала.
Когда Эзра разбудил меня, алмаз у меня на груди был ещё теплым. Тело миссис Рашмор оказалось с головой укрыто простыней. Мамаша Снэгсби сказала, что это была прекрасная смерть. Старушка умерла быстро и мирно.
Мисс Бойни видела меня насквозь.
— Ты сама не своя, Айви, и не спорь со мной. — Она взяла стул и села рядом со мной. — Расскажи мне, что тебя тревожит, я настаиваю. В конце концов, если ты не можешь поделиться с задуш… — Она вдруг умолкла. И захлопала глазами.
— Кто кого задушил, дорогая?
Библиотекарша рассмеялась:
— О боже, никто никого не душил! Я хотела сказать, если ты не можешь довериться участливой подруге, то с кем ты вообще можешь поделиться своими тревогами?
Я ушла из дома до начала прощания с мистером Блэкхорном. Мамаша Снэгсби хлопотала, проверяя, всё ли готово — цветы, орган, сэндвичи и чай для поминок, — поэтому мне удалось незаметно ускользнуть. Не то чтобы у меня не было совершенно законного предлога навестить библиотеку — Эзра ведь велел подыскать что-то духоподъёмное, — но я не могла притворяться, что это истинная причина, почему мне хотелось уйти. У меня не было сил смотреть на миссис Блэкхорн, когда она явилась вся в чёрном, обливаясь слезами. И даже то, как восхитительно скособочился её гигантский парик, не смогло поднять мне настроение.
— Всё так сложно… — услышала я собственный голос, который решил ответить мисс Бойни.
— Что-то случилось, Айви? — Мисс Бойни накрыла мою руку своей и сжала её, выказывая самое что ни на есть глубокое сочувствие. — Тебе удалось что-то узнать о твоей подруге?
Я кивнула:
— Я была там. Я говорила с ней.
Библиотекарша ахнула:
— Правда?!
— Всё произошло очень быстро. Я снова отправилась на Уинслоу-стрит — сама не знаю зачем, просто мне казалось, что так надо. И вдруг раз — и я уже там. Чтобы найти нужную комнату, пришлось потрудиться, там было так много оттенков жёлтого, а потом стражи узнали меня, и всё кончилось не слишком удачно.
— Они узнали тебя?
— Думаю, да. Ах, на самом деле я ни в чём не уверена.
Мисс Бойни явно растерялась, но быстро пришла в себя:
— Ты говорила, твоя подруга где-то очень далеко, а Уинслоу-стрит — это же в Лондоне.
— Оттуда началось моё путешествие.
— И как тебе удалось вернуться так быстро? — не унималась любопытная библиотекарша.
— Там можно оставаться только тридцать минут. — Я пожала плечами. — Таковы правила. Хотя некоторые из них, признаться, кажутся мне надуманными.
— Правда?! — Мисс Бойни снова ахнула, поднесла руку к своему огромному подбородку и уставилась на меня так, будто я была чудовищем. — Айви, так это ты украла рукопись Амброуза Крэбтри из хранилища, да? О, Айви, как ты могла! Ты обманула меня!
— Вот это вряд ли. Как правило, я говорю одну только правду.
— А я ведь предупреждала тебя… — Она взволнованно вскочила. Снова села на стул. — Айви, немедленно верни её и пообещай, что никогда больше не будешь так делать.
— Что вернуть, дорогуша?
— Рукопись, украденную из хранилища!
— Так вы украли рукопись из хранилища? Ну, наверное, у вас были на то веские причины, так что забудем об этом.
Я была практически уверена, что разговор окончен, но библиотекарша считала иначе. Она взяла меня за руку и отвела к себе в кабинет. Закрыла дверь. Усадила меня у стола и сказала:
— В этой книге скрыта огромная сила, и шутки с ней плохи. Не соблюдать правила Амброуза Крэбтри до последней буквы — верная смерть.
Вот нахалка!
— Мисс Бойни, хотя я совершенно неповинна в этой краже, могу сказать, что если бы я и правда стащила рукопись, то, прочитав правила, обнаружила бы, что его указания и младенцу понятны.
Мисс Бойни поправила очки на длинном носу:
— Так-так…
— Что же до этих дурацких правил, то, по-моему, Амброуз Крэбтри написал их, перебрав ромового торта до зелёных чёртиков. Некоторые из них просто совершеннейшая ерунда, как я слышала.
— Продолжай.
— Например, седьмое правило гласит, что в иной мир отправляется только душа, и потому путешественнику никто не может навредить. Так вот, мне известно из достоверных источников, что путешественника между мирами могут пренеприятнейшим образом хватать за руки и таскать за волосы.
Библиотекарша побледнела:
— О боже!..
— Я так хотела помочь ей, но Ребекка сказала… — Я понизила голос до шёпота и с мольбой уставилась на мисс Бойни. — Она сказала, чтобы я больше не приходила. Что ей от этого только хуже. Должна признаться, дорогая, я не очень хорошо понимаю, как быть. Я не могу бросить её в этом ужасном месте, но мне невыносима мысль о том, что я могу обречь подругу на ещё более страшные страдания, если вернусь за ней.
— Бедная девочка, — с проникновенной нежностью сказала мисс Бойни. — Забудем о том, куда подевалась рукопись. Ты совершенно права, что решила прислушаться к мольбам своей подруги и оставить попытки. — Она кашлянула. — В конце концов, ты сделала всё, что в твоих силах. Кто упрекнёт тебя за то, что ты сдалась? Уверена, Ребекка поймёт.
Бедная добросердечная мисс Бойни! Она так старалась поддержать меня, убедить, что я поступлю правильно, если опущу руки. Но, как ни странно, её слова подействовали на меня совсем не так, как она хотела. Как мне вообще могло прийти в голову бросить Ребекку на произвол судьбы?! Никогда себе не прощу!
— Простите, мисс Бойни, но подруге нужна моя помощь, и я её не оставлю.
Библиотекарша слабо улыбнулась:
— Какая ты храбрая, Айви.
Дом семейства Дамблби оказался роскошным.
Эстель встретила меня у дверей, поприветствовала так тепло, словно мы были старыми подругами, и повела знакомиться со своим двоюродным дедушкой. У старика было очень хрупкое здоровье, и он редко покидал свои комнаты наверху.
— Я так рада, что ты нашла возможность прийти, Айви, — говорила она, пока мы поднимались по величественной лестнице с перилами, отделанными слоновой костью. — Я боялась, тебя не отпустят.
— Сегодня у нас поминки, — охотно пояснила я. — А потом мамаше Снэгсби ещё предстоит долгий разговор со скорбящей вдовой, которая хочет, чтобы из её покойного супруга сделали чучело и прибили к стене. Так что я совершенно свободна.
— Рада это слышать, — тепло отозвалась Эстель. — Мне так жаль, что приходится держать нашу дружбу в секрете, но иного выхода, увы, нет…
— Не тревожьтесь, дорогая. В надувательстве мне нет равных.
Барон Дамблби оказался человеком весьма незаурядной наружности. Короткие ручки. Ноги как ножки грибов. Лицо как маринованный артишок. И весь скрюченный. Поскольку мне было не привыкать к светским беседам с аристократами, я тепло поздоровалась с ним и непринуждённо заметила, что он здорово смахивает на тумбочку для обуви.
Дворецкий барона уставился на меня, будто я сказала что-то неподобающее.
Но сам барон тихо рассмеялся:
— Я и раньше-то не был рослым молодцем, а в последние годы моя спина и вовсе от рук отбилась.
— Надеюсь, ты любишь торты, Айви, — сказала Эстель, когда их горничная по имени Берта принесла чай. — У нас есть торт с земляничным кремом и с ванильным суфле.
— Я отведаю и того и другого. И не стесняйтесь, отрезайте кусочки побольше, я просто умираю с голоду.
Пока Эстель хлопотала над подносом, я помогла барону устроиться в кресле у огня и проявила чудеса заботливости, подложив подушку ему под спину. Бедняга поморщился, опускаясь в кресло.
— Вас мучают сильные боли в спине? — спросила я.
— Боюсь, что так, — негромко ответил он.
— Я знаю прекрасное средство, — вызвалась я. — Всё, что нужно, — это чашка свиного жира, кусок верёвки, деревянные ложки и люк.
Барон весело рассмеялся. Понятия не имею, по какому поводу.
Тут я заметила на столике миниатюрный портрет миловидного юноши. У него были каштановые волосы, умные глаза и застенчивая улыбка.
Когда стол к чаю был накрыт и горничная с дворецким удалились, мы некоторое время развлекались непринуждённой светской беседой. Потом барон попросил Эстель принести из гардеробной его очки.
— Конечно, дедушка, — ответила красавица.
Когда и она ушла, старый барон повернулся ко мне:
— Я рад, что у Эстель появилась новая подруга. Она слишком мало общается с девушками своего возраста. Моё сердце сжимается, когда я вижу свою внучатую племянницу в такой великой печали. Смерть матери была тяжким ударом для неё, и, конечно, Себастьян…
— О да, я очень хорошо понимаю её чувства. Я недавно потеряла свою лучшую подругу, хотя сейчас я делаю всё возможное, чтобы вернуть её. Что же до Себастьяна — думаю, не стоит переживать за него.
— Ты знаешь что-то о моём племяннике?
— Только то, что он был очень влюбчивый парнишка и по уши втрескался в свою сиделку. — Я откусила большой кусок торта.
— Похоже, Эстель поведала тебе эту печальную историю. — Барон взял со столика потрет юноши. — Скажи, разве он не красавец?
— Просто умопомрачительный.
— Себастьян был застенчивым юношей, он трудно сходился с людьми. Но эта девушка словно вернула его к жизни. Между ними возникли весьма тесные узы.
— Да, к сожалению. — Эстель вернулась и довольно-таки грубо бросила очки деду на колени. — Пока мой брат не встретил эту девушку, он был предан нашей семье. Он должен был унаследовать угольные шахты Дамблби и присматривать за ними, чтобы мы процветали, как в те времена, когда был жив наш отец. Но после знакомства с этой девицей ему это стало неинтересно!
Хотя я была совершенно уверена, что голову Себастьяну вскружила не кто иная, как Гретель Снэгсби, я решила всё же разузнать кое-какие подробности, прежде чем объявлять о своем потрясающем открытии:
— Как она выглядела?
— Внешность у неё была самая непримечательная. Волосы тёмные, — сказала Эстель, усаживаясь рядом со мной на мягкую кушетку и обнимая шёлковую подушку. — Правда, у неё были огромные голубые глаза. Уверена, она гипнотизировала ими моего брата. Хотя всё равно не понимаю, что он в ней нашёл.
У Гретель были тёмные волосы и голубые глаза — правда, на портретах кисти мамаши Снэгсби эти глаза не казались слишком уж большими или гипнотизирующими. Но это явно была Гретель!
— Держись за что-нибудь, дорогуша, — посоветовала я, уминая последний кусок торта. — Потому что сейчас я раскрою тебе тайну Себастьяна и его единственной любви.
Эстель ахнула. Едва не набросилась на меня:
— Ты знаешь, что произошло с моим братом?!
— Не вполне, — радостно ответила я. — Но я знаю, кто была девушка, которая похитила его сердце.
Барон Дамблби выглядел довольно-таки ошарашенным.
— Ты знаешь? — спросила Эстель.
— Да. А что, неужели ты не рада это слышать?
— Прости, я всего лишь не смогла скрыть разочарования. Мы и так знаем про Анастасию Рэдклифф.
Я недоуменно нахмурилась:
— Кто такая Анастасия Рэдклифф?
— Та самая девушка, о которой ты говоришь, — нетерпеливо ответила Эстель.
В высшей степени неожиданно, согласитесь!
— Матушка дала объявление, что мы ищем сиделку, и Анастасия откликнулась первой. Она сказала, что недавно в Лондоне и у неё совсем нет родни. Моя матушка была добрая женщина и пожалела её.
— Анастасия была такая милая и заботливая, трудно было не проникнуться к ней симпатией, — добавил старый барон.
Эстель метнула в него злобный взгляд:
— Она представила хорошие рекомендации, так что у матушки не было никаких оснований подозревать её в дурных намерениях. — Тут Эстель повернулась ко мне и прищурилась. — Особенно хорошо её рекомендовала близкая подруга нашей старой экономки — женщина вполне достойная доверия, кухарка в доме твоих родителей.
— О? — только и смогла сказать я.
— Миссис Глория Диккенс. Ты ведь, конечно, знакома с ней?
— Впервые о ней слышу, дорогая. Сейчас у нас готовит пигмей из Конго, у него огромный набор пряностей и одиннадцать пальцев на руках.
— Правда? — Улыбку Эстель уже трудно было назвать дружеской. — А я слышала от надёжных людей, что миссис Диккенс до сих пор работает в доме Снэгсби.
— Может, и так. Кто их знает. Повара и кухарки все на одно лицо, верно?
— Анастасия говорила, что снимает комнату в вашем доме, а твои родители утверждают, что в глаза её не видели. Вот почему я уверена, что они знают правду. — Эстель аккуратно взяла чашку и отпила глоток. — Матушка заметила, что Анастасия передаёт Себастьяну любовные письма, хотя доказать ничего так и не удалось. Мы уволили её в тот же день. Три дня спустя Себастьян исчез. И, насколько нам известно, с тех пор их никто не видел.
— Ну конечно. Он сбежал вместе со своей возлюбленной, правда? — сказала я, не сомневаясь, что так и было.
Эстель покачала головой. По щекам её потекли слезы.
— Брат никогда бы так не поступил. Мама велела ему забыть эту девицу, и он обещал, что так и сделает.
— Тогда что, по-вашему, произошло? — спросила я.
— Всё на самом деле очень просто, — сказала Эстель. — Анастасия Рэдклифф убила моего брата.
Когда я вышла на задний двор, миссис Диккенс под миндальным деревом ожесточённо выбивала ковёр из гостиной.
Я взяла с садового кресла вторую выбивалку и присоединилась к экономке. Миссис Диккенс ненадолго перестала колотить ковёр и вытерла пот со лба:
— Где ты была, деточка?
Я размахнулась и набросилась на ковёр так, будто это был непутёвый сын, спустивший всё семейное достояние и даже, может быть, собственные панталоны в редкостно сложной партии в шашки. Между сокрушительными ударами я задала вопрос, который не давал мне покоя:
— Что вы знаете о девушке по имени Анастасия Рэдклифф?
Миссис Диккенс со своей стороны врезала по ковру так, что пыль взметнулась столбом.
— А кто это?
— Это вы мне скажите, дорогая. — Я разок-другой наподдала злосчастному ковру. — В конце концов, это вы рекомендовали её Дамблби как сиделку для их сына Себастьяна.
— Правда? — Она рассмеялась, но я чувствовала подвох. — Ну, ты ведь сама сказала: память у меня уже никуда не годится.
— Совершеннейшая чепуха. А ещё я уверена, что Анастасия снимала комнату в этом доме, пока они с Себастьяном не исчезли загадочным образом.
— Вот так история! — отозвалась миссис Диккенс, но от меня не укрылась паника, промелькнувшая в её глазах. — Кто забил тебе голову этой чепухой, деточка?
— Сестра Себастьяна. Она считает, что Анастасия самая что ни на есть злодейка. Что она убила юношу, которого якобы любила, и скрылась.
— Да эта девушка и мухи бы не обидела! — пылко воскликнула миссис Диккенс. — Она любила Себастьяна больше жизни, и он любил её не меньше.
Мне захотелось расцеловать глупую толстуху. Как легко она попалась на мою удочку!
— Вы же говорили, что знать не знаете никакой Анастасии Рэдклифф.
Вид у миссис Диккенс сделался совершенно убитый.
— Это было так давно… — Она снова вытерла пот со лба и присела в кресло. — То, о чём ты спрашиваешь, произошло много лет назад. Есть вещи за пределами нашего понимания. Я вот очень многого в этой истории не понимаю…
— Пожалуй, надо расспросить об этом мамашу Снэгсби, — предположила я вслух.
Домработница так и подскочила:
— Что ты! Не надо!
— Да? А почему? Почему мне нельзя с ней об этом поговорить? — Что-то тянуло меня за язык, не давало покоя, заставляло настаивать. Я понятия не имела, почему мне так важна эта маленькая семейная драма, ведь она не имела ко мне никакого отношения, но мне нужно было узнать ответы. — Кто такая была Анастасия Рэдклифф, миссис Диккенс? И почему вы так боитесь говорить о ней?
— Возможно, это стоит спросить у меня, — раздался голос у меня за спиной.
— Господи, спаси и помилуй нас! — прошептала миссис Диккенс.
Миссис Снэгсби стояла неподалеку, в воротах сада. Её взгляд — ледяной, но спокойный — был прикован ко мне.
— Похоже, у тебя есть вопросы. Думаю, я смогу удовлетворить твоё любопытство. — Она решительно прошагала мимо нас и направилась к дому. — Жду тебя в своём кабинете.