— Садись.

Я села, не заставив себя долго упрашивать.

Мамаша Снэгсби восседала за огромным письменным столом, сгорбившись, как сестра Квазимодо, перещеголявшая младшего братца по части уродства.

— У тебя ум детектива, Айви. Твои успехи впечатляют.

Впервые она назвала меня по имени. Раньше мамаша всегда обращалась ко мне «юная леди». Ну наконец-то лёд тронулся.

— Даже после того, как я совершенно недвусмысленно дала понять, что тема Дамблби закрыта, ты не отступилась, — продолжала она. — Уверена, сегодня ты побывала у них в гостях — или, во всяком случае, имела с ними продолжительную беседу — и тебя посвятили в курс дела.

— Эстель просто хочет знать, что случилось с её братом. Человек не может взять и раствориться в воздухе.

— Может, если очень захочет. — Мамаша Снэгсби вытянула губы трубочкой, словно собиралась свистнуть. — Если мисс Дамблби не знает, что произошло с её братом, это ещё не означает, что он стал жертвой жестокого преступления. Ты понимаешь меня?

— Ни капельки.

Мамаша Снэгсби вздохнула, и в её вздохе сквозила печаль:

— Ты правильно догадалась, что сиделка Дамблби жила в нашем доме. И между ней и юным Себастьяном действительно сложились близкие отношения. — Старая клуша сложила руки на столе. — Однако ты ошибаешься, если думаешь, что эта девушка снимала у нас комнату.

Я не замедлила недоуменно сдвинуть брови:

— Если она была не жиличка, то кто же?

— Моя дочь.

Должна признаться, глаза у меня слегка полезли на лоб:

— Так у вас, получается, две дочери?

— У меня… у меня только одна дочь. — Мамаша Снэгсби скользнула взглядом по портрету Гретель над камином (там девочке было лет тринадцать, она сидела в кресле, тёмные волосы свободно ниспадали на плечи, на коленях у неё лежал котёнок). — Больше всего на свете Гретель хотела творить добро. Просто сидеть дома, пить чай и устраивать званые вечера, как это делают другие девушки, ей было мало. Она всей душой желала приносить пользу этому миру.

— До жути благородно с её стороны, — заметила я.

— Возможно, — ответила мамаша Снэгсби, однако в её голосе звучало глубокое сомнение. — У неё появилась глупейшая идея работать сиделкой. Разумеется, я запретила ей. Чтобы моя дочь кому-то прислуживала, принимала роды, вытирала чей-то лихорадочный пот — не бывать такому! — Она чуть заметно улыбнулась. — Когда Гретель исполнилось восемнадцать, она втайне от меня подговорила миссис Диккенс помочь ей. Вот так она и стала сиделкой у Дамблби. Несколько месяцев я об этом даже не подозревала.

— И вам не показалось странным, что Гретель где-то пропадает целыми днями?

— У моей дочери хватало ума, а у меня хватало забот, — сказала мамаша Снэгсби с ноткой гордости. — Она сказала, что навещает обезножевшую двоюродную сестру на другом конце города и читает ей. Поскольку это было вполне в духе Гретель, я поверила.

— Тогда кто такая Анастасия Рэдклифф?

— Думаю, это и так понятно. Гретель назвалась чужим именем.

Звучало совершенно логично. Но не до конца.

— А почему, когда Дамблби стали разыскивать своего сына, вы не сказали им правду о том, кто такая Анастасия Рэдклифф? Они бы сразу успокоились.

— Я не хотела, чтобы имя Снэгсби оказалось запятнано скандалом. Что хорошего могло из этого выйти?

Теперь у меня оставался только один вопрос. Зато самый важный:

— Так что же случилось с Гретель и Себастьяном?

— Семья молодого человека была категорически против их брака. И я тоже. — Мамаша Снэгсби ненадолго прикрыла глаза. — Они принадлежали разным мирам, и им не суждено было быть вместе. Но, как ты понимаешь, юношеская любовь сметает все преграды. В одну прекрасную ночь молодые люди сбежали вместе, не оставив даже записки. — Она выпрямилась и фыркнула, показывая, что разговор окончен. — Теперь ты знаешь всё.

Я поймала себя на том, что в изумлении уставилась на мамашу Снэгсби:

— И вы не пытались их найти?

— А какой смысл? Надеюсь, они не пожалели о своём решении и… обрели покой.

— Восхитительно, наверное, знать, что Гретель нашла свою истинную любовь?

Мамаша Снэгсби прикрыла глаза рукой:

— Да, это очень утешает.

Потом она пробормотала что-то насчёт того, что у неё много дел, и выставила меня из кабинета.

Она явилась без предупреждения в пятницу утром. Что было чудовищно невежливо с её стороны. И при этом очень вовремя.

— Ты одна?

— Абсолютно. — Я предложила ей присесть в любимое кресло Эзры. Оно стояло у книжного шкафа так, что камин из него был не виден, а мне это и требовалось.

— Пожалуйста, извини, что я пришла так внезапно, — сказала Эстель, снимая шляпку. — Я была в гостях у друзей тут неподалёку и подумала, почему бы не зайти — вдруг ты дома? Видишь ли, я очень переживала, что мои слова вчера напугали тебя. Дедушка крепко отчитал меня за это.

— Да, видок у вас был как у малость чокнутой маньячки, — признала я, усаживаясь напротив неё.

Эстель всё время поглядывала на дверь:

— Твоих родителей нет дома?

— К счастью, да.

Эзра отправился к кузнецу наточить инструменты, мамаша Снэгсби хлопотала по каким-то делам в городе, а у миссис Диккенс в это утро был выходной.

— А ваш конголезский повар?

— Утонул в ведре с клеем, — сказала я. — Вчера вечером. Мы в страшном горе, потому что он не оставил указаний насчёт ланча.

Легчайшая тень самодовольной ухмылки мелькнула на её лице и тут же исчезла:

— Должна признаться, я надеялась поговорить с тобой о Себастьяне.

— О, расследование потребовало изрядно поупражняться в дедукции, вынюхивании и дуракавалянии, однако в конце концов я сделала потрясающее открытие.

Эстель вся подалась вперёд, щёки её вспыхнули:

— Что же ты узнала, Айви? Пожалуйста, расскажи!

— Вы напрасно считали Анастасию Рэдклифф убийцей. Она не злодейка. На самом деле она даже не Анастасия Рэдклифф.

— Это меня вовсе не удивляет, — холодно заметила она. — Мама заплатила детективам кучу денег, чтобы они выяснили её происхождение, но они не смогли найти её родственников нигде во всей Англии. Если девица хочет скрыть своё постыдное прошлое и заполучить богатого мужа, разумеется, она будет прикрываться фальшивым именем.

— На самом деле девушка, которую полюбил ваш брат, всей душой желала творить добро.

— Добро? После того что она сделала с моим братом, я не понимаю, как ты можешь говорить о ней такое, Айви.

— Но я не думаю, что ваш брат мёртв.

— О, он умер. Мама чувствовала это сердцем, и я сама чувствую.

— А если вы ошибаетесь?

— Я была бы счастлива узнать, что ошибаюсь, — со злостью сказала Эстель. — Только один человек может сказать, что произошло с Себастьяном, но она отказывается говорить! Упрямая идиотка!

— Не понимаю, — сказала я, глядя на неё с великолепнейшим недоумением во взоре. — Кто отказывается?

Эстель попыталась скрыть смущение. Получилось не очень-то удачно.

— Я хотела сказать, что Анастасия скрылась в неизвестном направлении, поэтому никогда не скажет нам, что она сделала с моим братом.

— Подождите минуту и вы почувствуете себя законченной дурочкой, — ласково сказала я. Настал момент истины. Я встала. — На самом деле ваш брат влюбился в девушку из прекрасной семьи. Девушку, которая назвалась чужим именем, чтобы заботиться о вашем брате втайне от собственной матери. — Я торжественно указала на портрет над камином: — Эта девушка — не кто иная, как Гретель Снэгсби.

— Гретель Снэгсби?!

Эстель извернулась в кресле, чтобы взглянуть на портрет.

— Ты ведь не о ней говоришь? — спросила она, довольно-таки небрежным жестом махнув в сторону картины.

— Наверное, вам трудно узнать её, потому что её образ потускнел в вашей памяти, ведь в те времена вы были ещё совсем крошкой. Или у вас от природы плохо с головой по части узнавания лиц. — Я подошла к камину и простёрла руку к портрету: — Возможно, здесь эта девушка выглядит моложе, чем вы её помните, но вы должны признать: это и есть Анастасия Рэдклифф.

Эстель в ярости вскочила и схватила свою шляпку:

— Ты ошибаешься, Айви. Это вовсе не та девушка, которая похитила моего брата.