— Что ты выбрала на этот раз, Айви?

Я похлопала себя по карману:

— «Лепестки на ветру». Жуть как трогательно, сплошь про то, как душа покидает тело и уносится на крыльях нежного ветерка.

Эзра Снэгсби кивнул, да так, что его бульдожьи щёки подпрыгнули и снова обвисли.

— Вот и молодец. — Тут он вдруг настороженно уставился на меня из-под неукротимых зарослей бровей: — Ты ведь прочтёшь всё, как написано в книге, да, Айви?

— Да, дорогой. Всё в точности до последнего занудного словечка.

Он снова кивнул, но теперь уже не мне, а мамаше Снэгсби, которая чуть не лопалась от собственной важности. Даже когда повозка подпрыгивала на ухабах, мамаша Снэгсби сидела на сиденье как влитая.

— Это мисс Бойни мне подобрала «Лепестки на ветру», — сказала я, разглаживая подол своего лучшего платья насыщенного ярко-синего цвета (и отделанного белым кружевом!). — Она пришла на место старого библиотекаря, мистера Аберкромби — он пропал без вести. Последний раз его видели где-то между древнегреческими мифами и французскими романами. Загадка века! А мисс Бойни работает в библиотеке всего несколько недель, но уже души во мне не чает.

— Очень интересно, Айви, — произнёс Эзра и протяжно вздохнул, после чего привалился к стенке и его тяжёлые веки опустились. Не прошло и минуты, как он захрапел.

Мамаша Снэгсби постучала в потолок кэба зонтиком:

— Эй, возница, нельзя ли побыстрее? Мы вообще-то спешим!

До того как мисс Фрост отправила меня в Лондон жить к мистеру и миссис Снэгсби, я толком не знала, что такое быть чьей-то дочерью. О моей настоящей матери у меня не сохранилось никаких воспоминаний. Я знала только, что она умерла и что мисс Фрост нашла меня случайно, когда я спала на остывающих коленях матери в каком-то жутком домишке. Но оказалось, что у меня природный дар.

— У тебя же есть кнут, так используй его! — громогласно потребовала мамаша Снэгсби, высунувшись из окна экипажа. — Или мне выйти и взять дело в свои руки?

Снэгсби оказались просто прелесть что за семейство. Престарелые, аж песок сыплется. Головы — как слегка побитые дыни. И оба горбатые. Но люди они были очень милые. Такие душечки, с ума сойти можно. Их дочь Гретель уехала во Францию, в пансион для благородных девиц. И все потоки своей нерастраченной родительской любви они изливали на меня. Скажу без ложной скромности, они берегли меня как зеницу ока. Я была лучом света, озарявшим их старость.

— Прекрати щуриться, юная леди, — рявкнула мамаша Снэгсби, нежно оскалившись на меня. — А то у тебя вид как у уличного воришки!

Мамаша Снэгсби всегда была щедра на подобные маленькие знаки материнского внимания и мудрые советы. Она любила подсказать мне, каким образом я могла бы стать ещё лучше. Или хотя бы немного менее невыносимой. Ну просто душка!

— Сядь ровно, — велела она. — Девушка, которую природа обделила красотой лица или шелковистыми волосами, должна развивать в себе иные качества, чтобы завоёвывать расположение людей: хорошую осанку, умение вести вежливую беседу, безупречные манеры.

— И вы великолепно используете эти качества, дорогуша! — воскликнула я с самой что ни на есть понимающей улыбкой. — Ваш толстый слой пудры — настоящее чудо. Никогда не видела, чтобы с помощью такой малости удалось исправить столь безнадёжное положение!

Мамаша Снэгсби покачала головой, словно я сказала какую-то глупость:

— И о чём только думала мисс Фрост, когда подбросила тебя к нашему порогу!

— О, мисс Фрост удивительная! Как она догадалась, что мы так славно подойдём друг другу? — светски отозвалась я.

Мамаша Снэгсби снова покачала головой. Без сомнения, она с трудом сдерживала слёзы умиления, готовые брызнуть из её крохотных глазок и затопить всех нас. Снэгсби редко говорили о мисс Фрост. Они были с ней едва знакомы. Считали её чем-то вроде странствующей гувернантки. Каким-то образом до мисс Фрост дошёл слух, что они подыскивают себе дочь. Они никогда не спрашивали, откуда я её знаю или что я делала в Баттерфилд-парке. Да и вообще чету Снэгсби моя прежняя жизнь нисколько не интересовала.

— Заплети косу как следует! — сказала мамаша Снэгсби. — У тебя по голове будто ураган прошёлся.

— Именно так и было, — отвечала я, послушно принимаясь за дело. — Сегодня утром, когда я отправилась купить молока, хлеба и бекона вам к завтраку и отдать ваши туфли в починку, налетел страшный ветер. У меня на глазах торговца овощами оторвало от земли и швырнуло об стенку проезжавшей кареты. Бедняга развалился на три части. Ужасная трагедия.

— Ерунда, — прорычала мамаша Снэгсби.

— Для него это вовсе не ерунда, дорогая, — печально возразила я. — Ведь у него остались жена и одиннадцать детей.

Про алмаз Тик-так Снэгсби не знали. Меня, конечно, так и подмывало рассказать им, поделиться своей тайной, столь же восхитительной, сколь и страшной, но я обещала мисс Фрост молчать. Кроме того, Снэгсби всё равно не смогли бы оценить мою историю по достоинству. Они были люди простые, тонкостью натуры сравнимые разве что с яичницей, и только перепугались бы до смерти, узнав, что я ношу бесценное и смертельно опасное ожерелье.

— Мы не на прогулку в парк едем! — орала старая корова. — Давай живее!

Мы и правда несколько спешили. И все эти хлопоты — спешка, моё лучшее синее платье, томик стихов у меня в кармане, портновский метр на шее Эзры — были из-за похорон. Снэгсби зарабатывали на жизнь тем, что делали гробы для людей, которые ещё живы. Контора их называлась «Экономичные похороны от Снэгсби» и процветала, поскольку мои приёмные родители придумали делать огромную скидку тем, кто заказывал гроб и позволял обмерить будущего покойника заранее.

— Зал для прощаний утром выглядел отвратительно, — сказала мамаша Снэгсби, глядя на меня с материнской приязнью. — Как только вернёмся, вычистишь его так, чтоб всё сияло. Я понятно выражаюсь, юная леди?

— Трудно сказать, дорогая, — безмятежно ответила я. — У вас будто каша во рту, так что я обычно просто догадываюсь, что вы там сказали, и уж из этого исхожу.

Мамаша Снэгсби наверняка залилась бы весёлым смехом, но тут кэб резко остановился. Эзра повалился вперёд и рухнул к моим ногам. Бедняга проснулся и застонал от боли. Потирая бок, он со скрипом поднялся на ноги.

— Пошевеливайся, Эзра. Не целый же день здесь торчать! — рыкнула на него супруга, разглядывая ряд унылых домишек снаружи.

— Если у вас болит спина, я знаю отличное средство, — сказала я Эзре, когда дверь кэба открылась. — Всего-то и нужно — чашка топлёного сала, клубок шерсти, три морковки и полевая мышь.

Эзра захихикал, хотя повода к тому не было никакого. Мамаша Снэгсби закатила глаза и вытолкала его наружу. Потом обратила свой взгляд на меня.

— В двери этого дома стучится смерть, — сказала она. — Ты отлично знаешь, как себя вести. Не путайся под ногами, пока тебя не позовут. А когда позовут — делай что должна. Понятно?

Я кивнула.

Мамаша Снэгсби вышла из кэба, и я поспешила за ней.

— Слава богу, вы пришли!

Миссис Блэкхорн была женщиной незаурядной внешности — пузатая, с пухлыми щеками и дурным запахом изо рта. Но больше всего меня поразил в ней восхитительный венец из золотых локонов — они то и дело падали миссис Блэкхорн на глаза, пока она суетилась возле смертного ложа своего супруга, и ей приходилось поправлять их.

— Думаю, у нас уже каждая минута на счету, — причитала миссис Блэкхорн, тиская в руках совершенно сухой носовой платок и подгоняя нас в полутёмную спальню. — Бедный мистер Блэкхорн уже не жилец на этом свете. Доктора говорят, сердце у него окончательно сдало. Я ухаживаю за ним денно и нощно. Он говорит, я его ангел-хранитель.

— Скорее уж демон-мучитель! — прокаркал умирающий, оторвав бледную голову от подушки. — Я лежу тут, в этой грязной постели, на скомканных простынях и кормлю клопов, а ты просаживаешь мои денежки на свои дурацкие ленты и локоны!

Эзра снял с шеи портновский метр и приступил к своему мрачному делу — стал снимать мерку с мистера Блэкхорна.

— Тихо, мой милый, — сказала миссис Блэкхорн и положила мужу на лоб холодный компресс. — Это у него горячечный бред. Я буду любить его до конца моих дней, вы же понимаете, но, по-моему, нет ничего плохого в том, чтобы немного позаботиться о себе после смерти мужа. Привести в порядок мои роскошные волосы, например. — Она трепетно потрогала свои кудри, словно они были из самого настоящего золота. — Вьются-то они у меня от природы, конечно.

Я рассмеялась. Довольно-таки громко. Миссис Блэкхорн развернулась ко мне, да так резко, что, на беду, локоны за ней не поспели, и чудесные кудри оказались на месте её восхитительно круглой физиономии. Пока несчастная возвращала парик на место, мамаша Снэгсби подтащила меня к смертному одру.

— Эта юная леди сейчас прочитает стихи, которые послужат вам утешением, мистер Блэкхорн, — сказала она старику. — Мы предоставляем эту дополнительную услугу всем нашим клиентам совершенно бесплатно.

Мистер Блэкхорн отбросил с лица влажный компресс. Свеча на прикроватном столике заставила его черты заостриться. У него были запавшие щёки и жидкие седые усы. Но в глазах горел огонёк.

— Неужели я, по-вашему, мало страдал?

Миссис Блэкхорн подошла к нам и с тоской посмотрела на мужа.

— Я напишу его сестре: последним, что услышал Джордж, были прекрасные поэтические строки из уст юной девушки. Это утешит её в горе. Читай, девочка, — сказала она.

— Последним, что я услышу?! — взвился мистер Блэкхорн. — Я ещё не умер, Марта! И скажи этим чёртовым гробовщикам, чтобы убирались восвояси! Я уже много дней не чувствовал себя так хорошо, как сегодня!

— Неправда! — напористо возразила его жена. — Ты умираешь Джордж, перестань уже упираться. — Она поднесла платок к глазам и тяжело вздохнула. — Всё, чего я хочу, — это чтобы мой муж почил в мире.

Мамаша Снэгсби кивнула мне, я достала из кармана книгу, открыла её и начала:

Что за ужасные стихи, подумала я. Такие скучные, чопорные, унылые… Жуть какая-то. Поэтому дальше я стала читать так:

Миссис Блэкхорн ахнула и прижала ладонь к губам. Мистер Блэкхорн хрипло рассмеялся и захлопал в ладоши. Видя, что моё творчество нашло отклик, я вдохновенно продолжала:

— Замолчи сию минуту! — гаркнула мамаша Снэгсби и повернулась к миссис Блэкхорн: — Пожалуйста, простите нас за то, как ведёт себя эта несносная девчонка. Уж сколько раз ей говорили, чтоб не смела придумывать от себя!

— А по-моему, отличные стихи, — заявил мистер Блэкхорн.

Его супруга повалилась на кровать, вопя что-то нелестное в мой адрес. Мамаша Снэгсби кинулась её успокаивать, а Эзра тем временем отвёл меня в уголок и усадил на стул.

— Посиди тут, Айви, — сказал он, — пока мы не закончим.

Миссис Блэкхорн наконец перестала скулить и вышла из комнаты, чтобы привести себя в порядок и поправить парик. Вошла горничная с подносом. На подносе был чайник чая для Снэгсби и стакан тёплого молока для меня. Вообще-то я терпеть не могу тёплое молоко. Невероятная гадость. Но мамаша Снэгсби почему-то всякий раз, когда мы являемся к смертному одру очередного клиента обсуждать детали заказа и всё такое, прямо-таки настаивает, чтобы я выпила стакан молока.

— Как тебе не стыдно, — проворчала она, вручая мне стакан. — Ты вела себя просто непростительно. Пей молоко и держи рот на замке.

Для разнообразия я решила послушаться.

— Просыпайся!

Меня трясло. Нет, меня трясли: чья-то рука схватила меня за плечо — и ну дёргать туда-сюда.

— Просыпайся, говорю! — прошипела мамаша Снэгсби. — Проснись сию же минуту!

Я открыла глаза. Почувствовала жар в груди. Огляделась, моргая. Зевнула мощно, как слон, и основательно потянулась. Я не сразу поняла, где нахожусь. Ах да, в спальне умирающего мистера Блэкхорна. То есть уже не умирающего. Мёртвого. Его тело было полностью накрыто простынёй. Миссис Блэкхорн по-настоящему плакала у смертного ложа.

— Но я думала… Мистер Блэкхорн же говорил, что ему стало лучше, — тихо сказала я.

— Он ошибался, — ответила мамаша Снэгсби.

— Сколько я проспала?

— Да уж порядком. — Мамаша Снэгсби взяла со столика пустой стакан из-под молока. — Что-то у тебя это стало входить в привычку, юная леди. Ты что, по ночам не спишь?

— Сплю сном младенца, дорогая, — возразила я и попыталась было встать на ноги, но голова отчаянно закружилась, поэтому пришлось снова сесть.

Я и правда задрёмывала во время таких визитов несколько раз за эти три месяца. Сразу как прочитаю стихи у постели умирающего. И это очень странно. Была и ещё одна странность: я чувствовала отчётливое тепло в груди. Я поднесла руку к сердцу и поняла, что тепло исходит не от меня. А от алмаза Тик-так. Наверняка этому было какое-то разумное объяснение. Вот только я никак не могла его найти.

Эзра подковылял к миссис Блэкхорн и выразил свои соболезнования.

Мамаша Снэгсби вместо соболезнований принесла ей счёт за услуги.

— Мои работники явятся забрать тело в течение часа. — Её тон в обращении с новоиспечённой вдовой был прямым и деловитым. — Смерть делает свою работу быстро, миссис Блэкхорн, так что я не советую вам заглядывать под простыню. Запомните своего мужа таким, каким он был при жизни, а бюро «Экономичные похороны от Снэгсби» позаботится об остальном.

Миссис Блэкхорн молча кивнула.

— Он упокоился с миром, — добавил Эзра. — Пусть это послужит вам утешением.

— Я и сама думала, что послужит, да вот… — слабым голосом отозвалась вдова.

Мамаша Снэгсби схватила свой зонтик и поманила нас с Эзрой.

— Идёмте, — сказала она. — Нам тут больше делать нечего.