Той ночью мне снова приснился запущенный сад. Только на этот раз я была в домике, крытом соломой. Сидела на табурете за кухонным столом и смотрела в окно. За окном было дерево, к нему привязана моя скакалка. Я знала лишь, что наступила зима. Тут же, в кухне, была женщина. Она месила комковатое тесто.

Сидя у окна, я не могла толком разглядеть её лицо. Только в профиль – каштановые волосы, тронутые сединой, розовая щека, бледная, покрытая пятнами шея. Женщина шмыгнула носом и вытерла его перепачканной в муке рукой. Тут я поняла, что она плачет.

– Не стоит уже и ждать, что они ответят на письма. – Она тяжело закашлялась. – Мы… нам придётся поискать другое жильё. Деньги закончились, а у хозяина сердце каменное. Я ему так прямо и сказала.

Солнечные лучи лились сквозь заиндевелые окна, слепили глаза.

– Не стоит уже и ждать, что они ответят, – повторила она. – Ох, пальцы болят. Иди сюда, Айви, помоги маме месить тесто…

Тук-тук, услышала я. И скрип вдалеке. Потом шаги.

Кухня исчезла – словно свечу потушили.

– Пора вставать, мисс, – сказала Берта.

Я хмурилась, не торопясь открывать глаза.

– Ну зачем ты меня разбудила? Мне снился до ужаса важный сон.

– И что вам снилось, мисс?

Мама. Моя родная мама. Но я не стала говорить об этом Берте.

– Который час?

– Время спускаться к завтраку. – Берта безжалостно стянула с меня одеяло и велела вставать. – В доме с утра суета прямо как на вокзале. Все важные гости уже приехали. Никогда раньше не видала столько герцогинь разом!

Я встала, зевнула и поняла, что чувствую себя куда лучше, чем все эти дни с тех пор, как пришлось прятаться в том жутком колодце. Я огляделась по сторонам. Меня поселили в прекрасных комнатах в западном крыле. В спальне стояла чудесная кровать с четырьмя резными столбиками для балдахина, из окна открывался красивый вид на лес. Ничего общего с чердаком, куда леди Элизабет засунула меня в мой прошлый приезд.

Я переоделась в жёлтое муслиновое платье, которое Берта приготовила для меня. Мысли мои были заняты мамой. Я совсем её не помнила. Сказать по правде, мои воспоминания начинались только с того дня, когда мисс Фрост привела меня в «Харрингтонский приют для нежеланных детей». Но теперь, благодаря снам, мне удалось взглянуть на свою настоящую мать, пусть и мельком. И хотя она оказалось не совсем такой, какой я её себе представляла, это была моя мама, а остальное не важно.

– Я уже кое-что разузнала, – сказала Берта, повернув меня к себе спиной и завязывая бледно-жёлтый пояс. – Мисс Эстель должна была прибыть сегодня утром, но её поезд опаздывает, так что, возможно, к завтраку она не приедет.

– Тогда мне пора браться за дело, – заявила я. – Сначала поболтаю с леди Элизабет и посмотрю, что удастся вызнать, а потом займусь Матильдой.

Я повернулась и направилась к двери.

– Стойте, мисс! – прошептала Берта с немалым испугом.

– Что случилось, дорогая? – спросила я, оглянувшись.

– Ваше лицо! – ответила она с упрёком. – Оно же не одето!

Что было истинной правдой. Накануне перед сном я сняла грим – если бы я легла в постель Эсмеральдой, мой искусственный нос мог бы пострадать, а что сталось бы с подушкой, и подумать страшно. Так что я спрятала свою маскировку под кровать и заперла дверь на ключ, чтобы незваные гости не могли зайти ко мне и раскрыть мою тайну. (Берта спала в небольшой передней, откуда маленькая дверца вела в туалет.)

– Верно подмечено, дорогая, – сказала я, доставая из-под кровати коробку с гримировальными принадлежностями. – Ты куда умнее, чем кажешься, это факт.

– О… спасибо, мисс.

После того, как я вновь превратилась в благороднейшую Эсмеральду Брокколи, нос был надёжно приклеен, а белокурый парик закреплён на голове, мы с Бертой направились вниз в столовую, где был накрыт завтрак. Пока мы спускались по лестнице, она перечисляла самых именитых гостей. Только одно из этих имён привлекло моё внимание.

– Как ты сказала?

– Графиня Карбункул, – с неприязнью повторила Берта. – Я ходила принести вам кувшин свежей воды, чтобы вы могли умыться перед завтраком, и случайно столкнулась с ней у лестницы. Так она обозвала меня тупой растяпой и гордо так удалилась. Одно слово – грубиянка, да и только.

– Она больше лает, чем кусает, – сказала я. Мы как раз шли через большой холл.

– Вы знаете графиню Карбункул?

Я кивнула:

– Я была её горничной в Париже.

Перед дверью в столовую мы с Бертой разделились: она пошла на кухню, чтобы вынюхивать и подслушивать, а я направилась завтракать. Мимо прошли герцог и баронет, пожелав мне доброго утра. У самой двери я вдруг остановилась, вспомнив, как ходила по тем же самым комнатам вместе с Ребеккой. Казалось, тут какая-то ошибка: я здесь, в её доме, а Ребекки нет. Но мимолетная меланхолия быстро прошла. Пусть алмаз Тик-так оставался холодным и безжизненным под жёлтым муслином моего платья, у меня имелся блистательный запасной план. И первые шаги к спасению Анастасии я смогу предпринять уже здесь, в столовой, у порога которой остановилась. С этой мыслью я глубоко вдохнула и ринулась в бой.

Завтрак был очень торжественным. Блюда с деликатесами, свежие цветы, десятки лакеев и всё такое. Хотя аппетит у меня так и не проснулся, я всё-таки съела варёное яйцо и немного поджаренного бекона. Конечно, я бы предпочла кусок сырой тыквы, но необычные вкусы Айви Покет были слишком памятны обитателям Баттерфилд-парка, и я сочла за лучшее воздержаться от еды мёртвых девочек.

– У тебя совсем нет аппетита, радость моя? – Голос леди Амелии был полон материнской заботы. – Может быть, выпьешь чашечку душистого чая?

– Если я захочу чаю, я пну горничную, чтоб принесла. – Матильда сидела скрестив руки на груди и набычившись, чёрная чёлка упала ей на глаза. – В доме шестьдесят гостей, и ни один не привёз мне подарка! Ни один!

– Но сегодня ведь не твой день рождения, милая, – возразила леди Амелия умоляющим тоном.

– А напрасно! – огрызнулась Матильда. – Бал в честь моего дня рождения пошёл насмарку, и вот теперь бабушка наконец-то согласилась устроить новый, но почему-то не в честь меня, а в честь Баттерфилд-парка! И если мой бал устраивали в каком-то паршивом холле, то этот – в бальном зале! Нечестно!

– Говори чуть тише, милая, – робко попросила леди Амелия. – На нас смотрят.

– И пусть! – отвечала несносная грубиянка. – Шестьдесят гостей – и ни одного подарка!

С лицом мрачнее тучи Матильда встала из-за стола и прошла к выходу из столовой, как раз мимо меня. И какой бы противной она ни была, я хорошо помнила, что без её помощи я до сих пор томилась бы в Лэшвуде.

– Леди Амелия! – прокаркала леди Элизабет с другого конца стола. – Хватит болтаться там без дела, будто в ожидании, что вам подадут карету. Идите-ка сюда! Кто-то же должен порезать мне бекон.

Леди Амелия если слышно застонала:

– Конечно, леди Элизабет.

– Эти фрукты просто восхитительны, – сказала какая-то дама.

Я обернулась и не слишком удивилась, обнаружив, что рядом со мной сидит графиня Карбункул. Она ела клубнику, и сок стекал по её преимущественно отсутствующему подбородку. Мне сразу захотелось запрокинуть ей голову назад и промокнуть лицо салфеткой, и лишь ценой огромного усилия воли я смогла удержаться.

Выглядела графиня грандиозно. Волосы её были уложены в высокую причёску, которая венчала её голову подобно короне. Морщины во множестве разбегались по лицу. С огромной нижней губы капала слюна.

Графиня наклонилась ко мне:

– Знаете, я только недавно вернулась из большого путешествия и могу сказать, что во всём мире нет такой гостеприимной хозяйки, как леди Элизабет.

Сначала я подумала: какое удивительное совпадение, что графиня Карбункул знакома с Баттерфилдами. Но потом вспомнила, что все аристократы знают друг друга.

– Вы были в Париже, насколько я припоминаю, – сказала я, почесав парик (он оказался ужасно колючим). – А потом направились в Южную Америку, верно?

Графиня Карбункул настороженно посмотрела на меня:

– А откуда вам это известно, мисс…

– Брокколи. Эсмеральда Брокколи. Что до того, откуда мне это известно, – должно быть, кто-то рассказал. Вы же как-никак ужасно важная персона и всё такое.

Графиня уставилась на меня так, будто увидела что-то интересное у меня на лице.

– Вы совершенно очаровательны, мисс Мракколи, – сказала она, и её водянистые глаза сверкнули. – Думаю, мы крепко подружимся.

Мой грим великолепно одурачил эту тупицу!

– Помнится, я много раз читала о вас в газетах, – сказала я, хлопнув графиню по спине, как это заведено между благородными леди. – И должна сказать, газеты лгут: вы нисколько не похожи на обожравшегося моржа. – Я пожала плечами. – Ну, если не считать запаха рыбы изо рта и встопорщенных усов.

Пухлое лицо графини сделалось ярко-красным. Она оскалилась и зашипела на меня – должно быть, именно так в Европе принято благодарить за удачный комплимент. Потом её губы будто нехотя растянулись в улыбке, и она похлопала меня по руке:

– Вы такая воспитанная, Эсмеральда. Прекрасные манеры. – Тут она вздохнула. – Что касается газет, должно быть, вы читали ужасную колонку сплетен, которую ведёт не менее ужасная мисс Анонимка. Она просто упивалась восторгом, описывая тот несчастный случай в Париже.

О да. Несчастный случай. На торжественном званом обеде в честь президента Франции заботливая горничная графини Карбункул (то есть я) попыталась охладить её охваченный лихорадкой мозг, окунув голову бедняжки в чашу с фруктовым пуншем. Но вместо того чтобы преисполниться благодарности и немедленно удочерить меня, графиня с воплем покинула благородное собрание и уплыла на первом же пароходе в Южную Америку, бросив меня в Париже без гроша.

– С тех пор у меня не хватало духу вернуться в Англию, – печально призналась она. – Я так и не смогла забыть случившееся в Париже.

– Но это ведь так естественно, – заметила я, накрыв её руку своей. – Вас мучает совесть из-за того, что вы бросили на произвол судьбы прекрасную юную горничную, которая спасла вам жизнь.

– О, мне есть что сказать об Айви Покет. – Графиня недобро прищурилась и уставилась мне прямо в глаза. – Признаться, я давно мечтала, как однажды мы встретимся снова и я выскажу ей всё, что думаю о ней, без утайки.

Как ни странно, вид у этой напыщенной особы был ни капельки не счастливый.

– Но разве вы не вспоминаете эту чудесную горничную, Айви Покет – так, кажется, вы её назвали? – разве вы не вспоминаете её с обожанием и душевным трепетом? – спросила я, проявив невероятную чуткость.

– С обожанием?! – взвизгнула графиня Карбункул, но потом покосилась на леди Элизабет, сидевшую во главе стола. Между дамами словно произошла безмолвная беседа, потому что злобное выражение на лице графини вдруг сменилось вымученной улыбкой. – О, конечно, я обожаю её! У меня больше никогда не будет такой восхитительной горничной, как милая Айви!

Ну вот, давно бы так.

– А теперь прошу меня извинить. – Графиня встала и вместе с леди Элизабет отправилась на террасу.

Я подумывала присоединиться к ним, но тут заметила Берту – она топталась в холле, явно ожидая меня. Поэтому я вскочила, опрокинув стул, и, не привлекая внимания, выскользнула из столовой.

– Она здесь!

– Кто?

– Мисс Эстель! Я видела её горничную в кухне! – Берта нервно сглотнула. – Мисс Эстель правда здесь.

– Не волнуйся так, дорогая. Эстель укажет нам путь к Анастасии Рэдклиф.

– Но если… если она узнает, что мы задумали?

– Откуда? Только что за завтраком графиня Карбункул ела у меня из рук. Когда-то я была её любимой горничной, а сегодня она ни на минуту не заподозрила, кто перед ней. А теперь расскажи, удалось ли тебе вызнать на кухне что-нибудь интересное?

– Не так уж много, мисс, – сказала Берта, нервно оглядываясь. – В доме кишмя кишат мыши. Все служанки боятся их до смерти, но леди Элизабет, по-видимому, скупится на то, чтобы избавиться от грызунов.

– Ну, это делу вряд ли поможет. А не болтают ли о странных появлениях и исчезновениях людей? Или о сумасшедших, которые беспрестанно напевают? Или о тайных комнатах?

– Мне очень жаль, мисс, – беспомощно промямлила Берта.

– Леди Элизабет пригласила Эстель на бал в честь столетия Баттерфилд-парка, – проговорила я, постукивая по своему веснушчатому подбородку. – Что Эстель за дело то того, сколько лет этой развалюхе? У неё определённо были свои резоны приехать сюда.

– Слуги боятся леди Элизабет до судорог, – пробормотала Берта. – Её личная горничная выглядит совсем запуганной. К тому же бедняжка с ног падает от усталости, потому что ей приходится вставать среди ночи и нести в комнату хозяйки второй ужин. Говорят, аппетит у леди Элизабет прямо волчий.

– Правда? – Когда я в прошлый раз гостила в этом доме, старуха едва притрагивалась к еде. – Интересно…

– Простите, мы знакомы?

Я обернулась и увидела Эстель Дамблби. Она так и сияла в ослепительно белом платье, прекрасные волосы были уложены в элегантную причёску, локоны обрамляли лицо-сердечко.

– Не думаю, – сказала я. – Разве только вы бывали в Индии?

– Нет, мне не доводилось, – заявила Эстель, – но ваш голос кажется таким знакомым…

Я мило улыбнулась:

– Что за ужасную муру вы несёте!

Эстель рассмеялась колокольчиком:

– И в самом деле. Примите мои извинения.

Мы представились. От меня не укрылись презрительные взгляды, которые Эстель бросала на Берту, съёжившуюся у меня за спиной, будто ягнёнок при виде топора.

– По-моему, я где-то видела вашу горничную, – сказала Эстель с таким видом, будто Берта не могла нас слышать. – Осмелюсь спросить, где вы её нашли?

– В богадельне, – ответила я, не задумываясь. – Эта милая девушка в силу своей жуткой благовоспитанности не открыла мне никаких имён и прочего, но я знаю, что её прежняя лондонская хозяйка, настоящая ведьма, уволила её в тот самый день, когда у бедняжки умерла мать.

Глаза Эстель злобно сверкнули, но она тут же взяла себя в руки:

– Уверена, у хозяйки были на то свои причины.

– Да, например, мстительность и бессердечность, – сказала я, но быстро пожалела об этом, увидев, какой дикой злобой исказилось хорошенькое личико Эстель.

– Прошу меня извинить, – холодно проговорила она. – Я вообще-то шла на прогулку в лес.

Однако я не собиралась отпускать её, пока не выведаю что-нибудь про Анастасию:

– Какая вам такое в голову пришло! В этих лесах полно диких кабанов. Мне доподлинно известно, что на прошлой неделе они сожрали викария с женой.

За разговором Эстель то и дело украдкой поглядывала за окно. Я обернулась к нему и увидела на террасе леди Элизабет. Она прогоняла какую-то служанку. Утро выдалось холодным, поэтому мне показалось странным, что старуха решила выйти на воздух.

– Ничего, я всё же надеюсь, со мной ничего такого не случится, – сказала Эстель. – Кроме того, мне нужно засвидетельствовать своё почтение леди Элизабет. Она удивительная женщина, вы не находите?

– О да, – отозвалась я. – Ужасно удивительная. Жутко великолепная. Чудовищно чокнутая.

Эстель мелодично рассмеялась:

– Вы говорите такие забавные вещи, Эсмеральда!

Негодяйка уже была целиком во власти моего обаяния. Но я со своей стороны не собиралась поддаваться её чарам.

– А вы давно знаете Баттерфилдов? – спросила я как бы невзначай.

– Не очень, – сказала Эстель, открывая парадную дверь. – У нас есть общие знакомые.

Ага! Она шла прямиком в расставленную мной ловушку.

– И кто же?

С милой улыбочкой Эстель сказала:

– Вряд ли вам это имя что-нибудь скажет. Вы ведь только что из Индии.

– Вы приехали только на празднование столетия Баттерфилд-парка? – спросила я. – Или у вас ещё какие-то дела в Саффолке? Я спрашиваю лишь потому, что у англичан, живущих в Индии, есть добрая традиция совать нос куда не просят.

Вопрос, похоже, застал девицу врасплох. Но она быстро опомнилась:

– Да, так уж вышло.

– О?

– Ничего интересного. – Эстель одарила меня ласковой улыбкой. – Всего лишь небольшое семейное дело.

С этими словами она вышла из дома и поспешила к леди Элизабет.

Той ночью я отправилась на охоту. Расследование пока продвигалось великолепно. Эстель почти призналась в своих коварных замыслах. Ну, то есть не то чтобы призналась… Но по части скоропалительных выводов мне не было равных – недаром у меня все задатки прирождённой деревенской сплетницы. Я ни мгновения не сомневалась, что интуиция меня не обманывает.

Эстель прямо-таки выскочила на террасу, чтобы поговорить с леди Элизабет наедине. Что могли обсуждать эти две столь непохожие женщины – одна юная и коварная, другая старая и злобная? Разве так уж самонадеянно с моей стороны было предположить, что их свело вместе пристрастие запирать невинных и здравомыслящих людей в Лэшвуде и леди Элизабет помогает Эстель прятать Анастасию?

И хотя я пока не догадывалась, в чём состоит интерес леди Элизабет, я безошибочно чувствовала: в доме творятся недобрые дела. И это подсказывала не только моя блестящая интуиция. Ещё и Берта вспомнила кое-что такое, что навело меня на интересные мысли.

Старуха велела приносить ей в спальню еду среди ночи. И это было очень странно. Вот почему незадолго до того, как часы пробили полночь я, не снимая грима, выскользнула из своей комнаты, прокралась на цыпочках через западное крыло и притаилась в тёмном коридоре. Тусклого света мне вполне хватало, чтобы ясно видеть дверь в покои леди Элизабет.

Засыпать в мои планы не входило. Однако я всё же заснула. И проснулась два-три часа спустя, когда заспанная служанка прошла по коридору с подносом под серебряной крышкой. Она поставила поднос на столик у двери леди Элизабет, изрядно погремев посудой, что было весьма глупо с её стороны, трижды громко постучала в дверь и ушла.

Прошло несколько минут. Потом скрипнула дверная ручка и дверь открылась. Леди Элизабет, в длинном халате и ночном чепце, вышла в коридор и сильно закашлялась. Я вскочила на ноги и осторожно выглянула. Оказалось, леди Элизабет взяла поднос и пошла по коридору.

Я двинулась за ней, невидимая и неслышимая словно тень. На верхней площадке лестницы я остановилась и подождала, пока старуха пересечёт холл. Она прошла мимо гостиной и направилась в восточное крыло. Бесшумно прыгая через две ступеньки, я сбежала по лестнице и помчалась сквозь мозаику теней и пятен лунного света в холле. Бежать без свечи было непросто. Мои босые ноги заскользили по паркету, и я влетела в коридор, почти настигнув старую ведьму.

Должно быть, леди Элизабет направлялась в библиотеку. Но тут я резко остановилась. Потому что остановилась старуха впереди. И вместо того, чтобы открыть дверь в библиотеку, она поставила поднос на столик, достала ключи и отперла огромные резные двери в бальный зал. А потом снова подхватила поднос и тихо прошмыгнула внутрь. Дверь закрылась. Резкий щелчок замка разорвал тишину.

Действовать надо было быстро. Раз двери в зал заперты, мне требовалось найти другой путь. Я не сомневалась, что тайная ночная вылазка леди Элизабет имеет какое-то отношение к Анастасии. А иначе зачем этой ходячей мумии тащить поднос с едой в бальный зал в четыре часа утра?

Поэтому я на цыпочках отправилась на кухню. Повара и кухарки уже суетились у плиты – варили буженину и говядину к завтраку. Тихонько миновав их, я выскочила наружу (кухонная дверь была единственной незапертой дверью в доме в этот ранний час).

Ступая босыми ногами по влажной от росы земле, я побежала вокруг дома. От кухни до бального зала было недалеко, и я надеялась пробраться туда через окно (если, конечно, найду незапертое). На бегу я то и дело оглядывалась, проверяя, не преследует ли меня кто. Так и случилось, что я налетела на рассыльного.

На нём была тёплая жёлтая куртка из шерсти и клетчатое кепи, один глаз закрыт чёрной повязкой. А на плече рассыльный нёс большой мешок сыров, заказанных к праздничному столу.

– Куда это ты так спешишь ни свет ни заря? – спросил он, подмигнув мне. – Сбежать решила, да?

– Конечно, нет, пират вы несчастный.

У него сделался несколько обиженный вид:

– Я потерял глаз на войне.

– Да уж надеюсь, дорогой. – Я протянула руки. – На самом деле, если вам так уж надо знать, я спешила потому, что главный повар велел мне срочно забрать сыры. Завтра будет большой бал, и мы, сами понимаете, с ног сбиваемся.

Он посмотрел на меня с сомнением, но потом пожал плечами и вручил тяжёлый свёрток:

– Только запомни: эти сыры надо сразу же положить на лёд, поняла?

– Не беспокойтесь, так и сделаю.

Едва одноглазый доставщик вернулся к своей повозке, я поспешила дальше. Из-за него я потеряла драгоценное время! Не мешкая больше ни мгновения, я бросилась к ряду больших окон бального зала. Остановилась. Заглянула внутрь. За стеклом всё тонуло во мраке. Солнце ещё не взошло, первые лучи рассвета не могли рассеять темноту в огромном зале. Я перебегала от окна к окну, дёргая каждую раму. Все оказались заперты.

Подбегая к последнему окну, я уже почти отчаялась. Потянула раму, уверенная, что меня ждёт ещё одно разочарование. И едва не закричала от радости: рама поддалась. Я забралась в окно, бросив свёрток с сырами на пол. Плотные бархатные портьеры скрыли меня от любопытных глаз. Я отвела ткань в сторону и осторожно выглянула.

Огромное вытянутое помещение со сводчатым потолком и великолепными люстрами было погружено во мрак – чернильно-чёрные тени причудливыми паутинками лежали на фоне менее тёмных пятен. Леди Элизабет нигде не было видно. Бальный зал походил на пустующую гробницу.

Я решила обследовать его. Но едва я вышла из-за портьеры, раздался щелчок замка и большие двери стали отворяться. Я снова спряталась за портьеру и задёрнула её, оставив лишь щёлку, чтобы подглядывать. Двери открылись, и в натёртом паркетном полу отразился мягкий свет. В зал вошла девушка и заперла за собой дверь.

В руке у девушки была горящая свечка, шелковистые светлые волосы свободно лежали у неё на плечах. Она дошла до середины зала, и тут вдруг ветер дохнул в открытое окно у меня за спиной, и тяжёлая портьера заволновалась.

Эстель Дамблби остановилась:

– Эй? Есть здесь кто-нибудь?

Я затаила дыхание. Вот сейчас её шаги торопливо направятся в мою сторону. Я пропала… Но Эстель так и не подошла ко мне. Прошло не меньше минуты, прежде чем я решилась выглянуть в щёлку между портьерами. И увидела, что зал пуст. Дверь по-прежнему оставалась запертой. Значит, никто не мог прийти или выйти – иначе я бы услышала щелчок замка. Проявив завидную отвагу, я оставила своё убежище и заметалась по залу, пытаясь понять, что произошло. Когда я осмотрела каждый уголок, стало ясно одно: Эстель Дамблби растворилась в воздухе.