– Куда мы идём?

– Ты ещё не устала спрашивать?

Мы пробирались по снегу среди дубов-великанов. Я и моя мама. Она держала меня за руку – её ладонь была ужасно потной – и шла чуть впереди. Когда я поднимала голову, солнце слепило мне глаза, мешая рассмотреть её лицо. А я так хотела заглянуть в него – заглянуть и узнать её. Но пока мы брели, проваливаясь в снег, я могла видеть его лишь мельком. Длинный нос, щека, мокрая от испарины, красные пятна на шее.

– Куда мы идём? – снова спросила я.

Мама дышала тяжело, хрипы вырывались из её груди:

– Я не знаю, Айви.

– Я устала, – заныла я.

– Брось, ты у меня такая сильная девочка. – Она вытерла глаза рукавом. – Мы найдём место… где сможем немного передохнуть.

Поезд оглушительно взревел, и я проснулась, хватая ртом воздух.

– Дурной сон? – Соседка чуть улыбнулась мне. – Моей дочери Грейс тоже всё время снились твари, шныряющие в темноте.

Я зевнула и потянулась:

– Мне снилась мама. И это было очень волнительно, потому что я ничего о ней не знаю. Я даже не знаю, как она выглядела, и во сне её лицо всё время ускользало, а мне казалось, что вот-вот, ещё немножко – и я увижу её…

– О.

Повисло долгое молчание. Дама с книгой оглядела вагон:

– Так у тебя нет билета, да?

Я молча кивнула.

– Я никому не скажу, – шепнула дама. – Меня зовут миссис Хэвишем.

– А ваша дочь, она… Ну то есть она…

– Она боролась изо всех сил, но всё оказалось напрасно. – Миссис Хэвишем скользнула взглядом по моему лицу. – Давно это у тебя?

– Совсем нет. Началось внезапно и всё такое.

– Так всегда и бывает. – Она похлопала меня по руке. – Я рада, что место моей дочери не пропадёт понапрасну. Ты раньше бывала в городе?

– Можно сказать, нет. А какой он?

Моя спутница указала на окно рукой, затянутой в перчатку:

– Смотри сама.

Лес подходил к самой границе города. А потом исчезал. Не постепенно, а сразу: только что мы ехали среди деревьев – и вот уже вокруг городские дома и улицы.

Поезд шёл по широкому бульвару, уставленному шатрами и киосками. Бульвар то изгибался дугой, то выпрямлялся, то снова поворачивал. Фасады магазинов сверкали как новенькие монетки. Все дома были из жёлтого камня. Некоторые спереди были обшиты досками, у других стекла в витринах можно было откатить в сторону (не знаю уж, куда они там убирались), чтобы магазин превратился в грот, выходящий прямо на тротуар. Над магазинами располагались жилые квартиры, где на карнизах иногда попадались клетки с птицами. На других окнах висели шторы с изображением большого белого здания, в котором я без труда узнала Дворец Проспы.

Магазины были открыты, но прохожих оказалось на удивление мало. Я заметила нескольких женщин в ярких нарядах – юбки доходили им лишь до лодыжек. Одна из них везла коляску. Какой-то мужчина выгуливал кота на серебристом поводке. И нигде не было видно ни лошадей, ни повозок.

– А на чём же тут ездят? – спросила я миссис Хэвишем. – Где все экипажи и телеги?

– В городе не одобряют повозки, – объяснила она. – Грузы доставляются до семи утра или после десяти вечера. Горожанам настоятельно советуют ходить пешком.

– Но почему? И что же делать хромым и безногим?

– Светоч Справедливости верит в пользу физических упражнений. В деревнях и на фермах всё иначе, но здесь Светоч Справедливости ставит здоровье превыше всего.

Поезд проехал мимо торговых палаток, потом под громадным куполом, опиравшимся на четыре колонны красного мрамора, и оказался на проспекте с огромными домами без окон.

– Это городской совет и банк, – показала миссис Хэвишем. – А вон там – казармы, где квартирует и учится гвардия Светоча Справедливости.

Дома были сложены из светло-коричневого кирпича, фасады их украшали ребристые колонны, ослепительно сверкавшие на солнце. А по сторонам зданий красовались огромные плакаты и указатели. На первом была изображена красивая девушка в нарядном платье. Волосы у неё тоже были чудесные. Но она не улыбалась – она с ужасом смотрела на серое пятно у себя на руке. Ниже была надпись огромными белыми буквами: «БДИТЕЛЬНОСТЬ ПРЕЖДЕ ВСЕГО».

На следующем плакате не было картинок, только текст, чёрным по белому:

ПРИ ПОЯВЛЕНИИ ПЕРВЫХ ПРИЗНАКОВ, КАК ТО:

– беспричинная усталость;

– озноб;

– серые пятна на коже,

НЕМЕДЛЕННО ПРОСЛЕДУЙТЕ К БЕЛЫМ ПОЕЗДАМ. ОТПРАВЛЕНИЕ КАЖДЫЙ ЧАС НОЛЬ-НОЛЬ МИНУТ.

– Не волнуйся, – сказала миссис Хэвишем. – Хотя быть больным считается здесь преступлением, мы приехали по приглашению Светоча Справедливости.

– Почему людей высылают из города только за то, что они заболели?

– Никто точно не знает, как распространяется Тень, и это порождает страхи. Те, кто пока здоров, до смерти боятся больных, хотя нет никаких доказательств, что Тень заразна. Светоч Справедливости бережёт город как зеницу ока, не позволяя болезни разгуляться.

– А по-моему, это сущий бред.

– Ты не единственная, кто хотел бы, чтобы всё было иначе. – Миссис Хэвишем указала на другую сторону серебристого бульвара. – Эти надписи сейчас появляются по всему королевству.

Там стоял трёхэтажный дом, обнесённый красивой чугунной оградой. На нём красовался ещё один плакат про «первые признаки», но поверх него красной краской было жирно намалевано: «Избранница грядёт!» Два человека в одинаковых оранжевых комбинезонах уже закрашивали надпись.

– От этих надписей стараются избавиться сразу же, как только заметят, – сказала миссис Хэвишем. – Кто-то говорит, что их делают тайные враги власти, другие верят, что послание говорит правду. Как бы там ни было, разговоры об Избраннице ведутся открыто, хотя кто за этим стоит, я даже не догадываюсь.

А я как раз догадывалась. Вернее, знала точно: надписи делают по указке мисс Олвейс. Эта буйнопомешанная хочет, чтобы все поверили: я уже здесь и скоро всех спасу. Когда-то, возможно, я и сама в это верила. Но теперь понимала, что всё это бред, и к тому же опасный. У меня была одна цель – спасти Ребекку.

Какая-то женщина в оливковом платье бежала по улице со всех ног. Она показывала пальцем на старичка, стоящего на коленях с опущенной головой. Он же в ужасе смотрел на собственную руку: от пальцев до запястья на ней расползлось болезненно-серое пятно. Кое-кто из пассажиров пробормотал что-то, качая головой.

Поезд миновал небольшой подвесной мост на стальных тросах, обогнул протянувшиеся в ряд террасы и наконец подкатил к огромной площади. Она была вымощена бледно-зелёным кирпичом, чуть в стороне высилось десятиэтажное здание с белыми стенами. Завидев его, пассажиры принялись тыкать пальцами и возбуждённо болтать.

– Дворец Проспы, – сказала миссис Хэвишем.

Раньше я всегда видела его с другой стороны, потому и не узнала. Фасад здания украшали массивные колонны и арочные окна. Перед Дворцом расстилалась обширная терраса, по обе стороны от неё вдоль всего здания спускались пологие лестницы. Над крышей высилась часовая башня со шпилем.

В дальнем конце площади блестело огромное озеро с изумрудной водой. В каменный парапет, окружающий его, были вделаны дюжины медных насосов. От Дворца до озера тянулись ряды аккуратно подстриженных деревьев. Стволы и ветви у деревьев были белые, листья – кроваво-красные, а плоды – жёлтые и вытянутые. Множество опавших плодов лежало на земле. Какие-то нарядные гуляющие сметали их в кучи.

– Что это за плоды? – спросила я.

Моя соседка посмотрела на меня с удивлением:

– Ты разве не знаешь?

– Знаю, разумеется, просто название из головы вылетело.

Миссис Хэвишем ласково улыбнулась:

– Овидиевы деревья растут по всему королевству. Говорят, плоды их невероятно вкусны, но всякий, кто отведает их, умирает.

– Тогда почему все эти деревья не вырубили? – спросила я.

– Чтобы люди не теряли бдительности – Светоч Справедливости обязала всех жителей города следить, чтобы ни дети, ни домашние животные не отравились этими фруктами. И чтобы яд не попал в озеро – как ты знаешь, его вода славится своими полезными солями по всему королевству. – Она безрадостно вздохнула. – Мы должны вносить свою лепту.

Поезд сбавил ход. Оглядевшись, я увидела на краю площади огромный памятник. Постамент его был таким высоким, что казалось, изваяние касается облаков. Оно было отлито из чистого серебра, и когда я поняла, что оно изображает, то ахнула.

– Глазам своим не верю, – прошептала я.

Миссис Хэвишем рассмеялась:

– Ты что, никогда не видела его на картинках?

Я покачала головой. На восьмигранном пьедестале красовался огромный сверкающий алмаз Тик-так. Точная копия камня, скрытого у меня под платьем. Я чуть не залезла миссис Хэвишем на колени, чтобы получше рассмотреть монумент, пока поезд проезжал мимо. На пьедестале из медово-жёлтого камня была высечена надпись:

КАМЕНЬ ДАРУЕТ НАДЕЖДУ, ДУШИ ПРИНОСЯТ ИСЦЕЛЕНИЕ.

Вагон накренился – поезд круто повернул, паровоз пронзительно свистнул, и мы остановились. Миссис Хэвишем закрыла книгу:

– Прибыли.

– Дамы и господа, мальчики и девочки, пожалуйста, садитесь, – вкрадчиво произнёс малый в хрустящем чёрном костюме. – Это не займёт много времени.

Нас – около семидесяти человек – проводили в роскошный зал ожидания: пол, устланный мягким ковром, белые панели на стенах, расписной сводчатый потолок, украшенный полукружиями лун. Чёрный Костюм обошёл нас, сверяя со списком и выдавая каждому карточку. Карточки походили на библиотечные формуляры, но отличались цветом.

Это заметила не только я.

– Почему карточки разного цвета? – спросил человек средних лет с тёмно-серой кожей. Он закашлялся и схватился за грудь. – Я заплатил немалую сумму…

– Сэр, я вынужден с самого начала сказать, что вы не правы, – перебил Чёрный Костюм. – Здесь, во Дворце Проспы, все равны. Все наши Панацеи – одинаково превосходного качества. Цвета лишь помогают нам следить, чтобы каждый получил лечение, когда настанет его очередь.

Похоже, больного это не слишком-то убедило. Меня тоже – ведь я помнила, что рассказывали Амос и Лили. У нас с миссис Хэвишем были жёлтые карточки. Значит, нас будут исцелять при помощи души, которая лишь недавно попала в Проспу. Какое невезение!

– Пожалуйста, подойдите к линии на полу, соответствующей цвету ваших карточек, – велели нам после.

Я сказала миссис Хэвишем, чтобы она шла вперёд. А я, мол, завяжу шнурки и догоню её. На самом деле мне надо было подумать. Моя карточка была жёлтой. Но Ребекка здесь уже давно, а значит, её уже перевели на другой этаж. Зелёный или лиловый, предполагал Амос. Если я хочу разыскать подругу, надо срочно что-то придумать.

Большие белые двери распахнулись, и очереди стали двигаться. Мы втянулись в большой холл, откуда каждая очередь направилась в коридор своего цвета. Я оглядела страдальцев. Некоторые сжимали в руках лиловые билеты, другие – синие, зелёные или жёлтые. На каком этаже теперь держат Ребекку? Я точно не знала, а без этих сведений легко было промахнуться. Но я решила рискнуть. Быстро шагнув в сторону, я слегка толкнула локтем мужчину, который интересовался значением цветов. У него была лиловая карточка.

– Наверняка это враки, – сказала я.

– Что? – спросил он и зашёлся кашлем.

– Что тут всё по-честному. – Я показала свою жёлтую карточку. – По счастливой случайности мне стало известно, что жёлтые – самые лучшие. А ведь у меня только средняя степень поражения Тенью, а вы, похоже, одной ногой в могиле.

Он наморщил лоб:

– И что с того?

– Ну, я готова поменяться. – Я пожала плечами. – Если, конечно, вы сами этого хотите.

Он колебался лишь мгновение. А потом выхватил карточку из моей руки.

– Следуйте за мной, пожалуйста, – сказала девица в платье официального вида, сияющая здоровым румянцем. – Идти довольно далеко, но в конце пути вас ждут чай и закуски.

Коридор был длинным и узким, его лавандовые стены переходили в стрельчатые арки потолка. Газовые светильники, подвешенные на цепях, шипели у нас над головами. Я шла последней в череде из двух десятков больных. Никто не говорил ни слова, все шли молча – должно быть, лелеяли надежду, что их страдания скоро останутся в прошлом. Сутулый юноша, шедший передо мной, отчаянно хрипел. Его тонкая шея была бледной и серой.

Коридор привёл нас в уютно обставленную комнату. Стёкла в высоких окнах были матовые, но пропускали солнечный свет, немного оживляя помещение. Вокруг стола, на котором в изобилии лежали книги, журналы и газеты, были расставлены удобные кресла с высокими спинками. Дальний конец зала скрывался за лиловыми портьерами. Дверь в углу, похоже, вела в кухню или буфетную, потому что вскоре оттуда появились две служанки с чайниками и кофейниками.

Я села и оглядела комнату. Панацей видно не было.

– Добрый день. Я профессор Финсбери. – В комнату вошёл пожилой человек в светлом врачебном халате.

Его жидкие волосы облепляли вытянутый череп, губы были тонкие, а усам недоставало уверенности. Профессор долго вещал о том, какую огромную работу они тут делают во Дворце Проспы, как мы должны быть благодарны за лечение Панацеями и какая Светоч Справедливости великая женщина, просто величайшая в истории…

– Где Панацеи? – спросила я, когда он приостановился, чтобы набрать воздуху. – Не хочу вас торопить, дорогой, но мы тут немного умираем вообще-то.

Профессор Финсбери покачался с пятки на носок.

– Ваше нетерпение вполне можно понять, юная барышня. Однако прежде, чем мы начнем, вам всем необходимо кое-что узнать. Он подошёл к занавесу и занёс палец над золотой кнопкой в стене. – Итак. Во время исцеления запрещается какое-либо общение с Панацеями. Целиком и полностью. Того, кто нарушит это правило, будут судить за измену интересам королевства.

Это было весьма сурово с их стороны. Я подалась вперёд в кресле, предвкушая, что вот сейчас занавес раздвинется и я увижу Панацей. Как же истово я молилась, чтобы Ребекка оказалась среди них!

– Им будет больно? – спросила хрупкая женщина, сидевшая рядом со мной. – Я слышала, что Панацеи ужасно страдают, исцеляя нас.

– Это не так, – сказал профессор Финсбери. – На самом деле Панацеи испытывают в процессе лечения лишь лёгкое покалывание, да и то почти незаметное. – Он прокашлялся. – Итак, начнем.

Он нажал кнопку. Раздалось тихое жужжание, занавес открылся, и нашим глазам открылась вторая половина помещения. Вот что я увидела. У дальней стены стояли два бритых наголо стражника в памятных мне оранжевых мундирах. На поясе у каждого висело по дубинке и кинжалу. Посреди комнаты выстроился ряд из шести простых стульев. А перед каждым стулом высилось необычное сооружение из дерева и железа. Больше всего оно походило на письменный стол или парту, над столешницей которой была установлена небольшая гобеленовая ширма. К нижней части ширмы был привинчен железный браслет как от наручников. И из каждого браслета торчала рука. Только рука. Те, кому принадлежали эти руки, были полностью скрыты за ширмами. Мне захотелось закричать от злости. Разорвать эти ширмы в клочья. Треснуть профессора Финсбери по башке.

– Те шестеро, на кого я укажу, пойдут первыми, – сказал профессор. – Они должны занять место у лечебного стола. За какой именно стол вы сядете, всё равно – на лечение это не повлияет.

Панацеи не издавали ни звука. Я внимательно разглядывала их руки, пытаясь догадаться, какая из них может оказаться рукой Ребекки. Потому-то я и не заметила, как профессор Финсбери показал на меня. То есть заметила, но не сразу. Спохватившись, я вскочила и поспешила к столам. Больные занимали свои места. А я всё вглядывалась в кисти рук, торчащие из-за ширм. Они были разного размера и цвета, хотя кожа на всех истончилась почти до прозрачности. Одна рука была большой и смуглой. Другая худой и изящной. Но только одна привлекла моё внимание. Маленькая дрожащая ручка, усыпанная веснушками. Ребекка! Это точно её ладонь!

Теперь свободными оставались только два стула – один напротив Ребекки, второй рядом, где торчала грубая лапища с опухшими суставами. Болезненный юноша, шедший передо мной по коридору, как раз направлялся к Ребекке. Я метнулась вперёд, оттолкнула его плечом и уселась перед Ребеккой. Больные осуждающие заахали. Я в ответ показала им язык и сдержанно цокнула языком.

– Когда я скажу, – заявил профессор Финсбери, расхаживая у нас за спиной, – возьмите руку Панацеи двумя руками. Нет необходимости сжимать её с силой – для целебного эффекта достаточно простого прикосновения. – Он остановился за моим стулом. – Далее, не отпускайте руку Панацеи до тех пор, пока я не похлопаю вас по плечу.

Мне отчаянно хотелось окликнуть Ребекку по имени. Убедиться, что за ширмой именно она. Мне не нравились её оковы. И замок на них тоже не сулил ничего хорошего. На лбу у меня выступил пот, и я торопливо вытерла его рукавом.

Дрожащими руками я потянулась к ней. Коснулась полупрозрачных пальцев. И услышала тихий вздох изумления. Рука с надеждой сжалась вокруг моей руки. Да, это точно была Ребекка!

Вокруг меня раздавались кряхтение и стоны. Я покосилась в сторону и обнаружила, что моего соседа бьёт дрожь. Серый цвет на его коже пошёл рябью, как вода в пруду. А потом пепельный оттенок стал светлеть, уступая место здоровому природному цвету. По ту сторону ширмочек также раздавались звуки. Болезненные содрогания. Сдержанные всхлипы. Постанываний тоже хватало. Если исцеление проходит для Панацей безболезненно, как утверждал профессор, отчего же эти несчастные дрожат и стонут, как раненые звери?

– Спасение рядом, дорогая, – шепнула я.

– Айви?

Кто-то положил мне руку на плечо. Надо мной возвышался профессор Финсбери. И смотрел на меня с растущей тревогой. Силой заставив меня повернуть голову, он достал из кармана носовой платок и потёр мне щёку. Только тут я заметила, что на рукаве, которым я вытерла вспотевший лоб, осталось серое пятно. Профессор уставился на свой платок, тоже измазанный серым, и глаза его полезли на лоб. Вскинув платок над головой, он завопил:

– Стража!

Пока оранжевые мундиры бежали ко мне, я вскочила и хорошенько толкнула профессора. А потом голыми руками разорвала ткань ширмы. По другую сторону и правда сидела Ребекка. Прикованная к зловещему столу. Кожа её источала еле заметное сияние, словно внутри Ребекки теплился огонёк. Светлые кудряшки висели безжизненными прядями. Печальный взгляд карих глаз застыл.

Я дёрнула замок на её браслете, но он держал крепко.

– Она взбесилась! – завопила какая-то женщина.

– Я сразу поняла, что от неё будут неприятности! – заявила другая.

– Айви, берегись! – крикнула Ребекка.

Я обернулась – двое стражников уже готовы были броситься на меня. Я пригнулась и с завидным проворством проскочила у них под ногами – недаром у меня все задатки прирождённого беглого каторжника. Но когда я кинулась прочь, один из громил схватил меня за волосы. Меня отбросило назад. Он вцепился мне в косу так сильно, что я испугалась, как бы вовсе её не оторвал. Поэтому я врезала ему локтем под дых. Стражник хрюкнул. Я врезала ещё раз. Он громко застонал и ослабил хватку. Вырвавшись на свободу, я подбежала к читальному столу и схватила с него стопку книг. Одну книгу я метнула в стражницу, угодив ей прямо в лицо – великолепный бросок! Второй мой снаряд ударил стражника-мужчину аккурат по самому больному месту.

Алмаз Тик-так у меня под платьем засветился, комната озарилась оранжевыми всполохами. Послышалась новая порция охов, ахов и замечаний. Но я не обращала на камень внимания – он мог перенести меня обратно в мой мир, однако я не знала, сумею ли забрать Ребекку с собой.

Вместо этого я схватила со стола самую толстую книгу и ринулась на врага. Стражнице досталось по челюсти (мой лучший удар!), стражнику – в висок, да так, что громила сполз по стенке. При падении у него на поясе звякнула связка ключей.

– Позовите ещё стражей! – крикнул профессор Финсбери служанке. – Быстро!

Он бросился ко мне и довольно-таки сильно схватил за шею. Пришлось ударить его локтем. Прямо под ребра. Несчастный задохлик взвыл, а я высвободилась и добавила ему книгой по голове.

– Кто-нибудь, хватайте её! – воззвал серый от болезни старикашка.

– Я пас! – отозвался долговязый юноша, качая головой.

– Айви, скорее! – крикнула Ребекка.

Дрожащими руками я перепробовала на её оковах несколько ключей из связки. Наконец раздался долгожданный щелчок – и замок открылся! Я вытащила руку Ребекки из браслета, и моя подруга вскочила на ноги.

– Бежим, дорогая! – воскликнула я.

– Задержите их! – завопила служанка, вцепившись в чайник.

Мы уже бежали через комнату.

– Только попробуй, и я тебе голову оторву, – пригрозила я девице.

– За мной, Айви! – И Ребекка бросилась к двери в углу.

За дверью, как я и думала, оказалась кухня, где хлопотали кухарка и несколько её помощниц. Одна из них завизжала от испуга. Но мгновение спустя нас в кухне уже не было. Ребекка провела меня через несколько коротких коридорчиков, а потом вниз по металлической лестнице.

– Куда мы? – спросила я на бегу.

– В самый низ! – крикнула она в ответ.

Мы спускались и спускались. Не знаю, сколько этажей мы миновали. Оставалось для меня загадкой и то, откуда Ребекка так хорошо знает, куда бежать. Но главное – мы бежали на свободу из Дворца Проспы. Я нашла свою подругу, и скоро мы вернёмся домой!

Мы бежали по небольшой площадке между этажами – и тут откуда ни возьмись на нас налетела стражница и схватила за руки. Она была огромная и страшная, как смертный грех, губы её кривились в злобной ухмылке.

– Сбежать нацелились, а? – прошипела она. – Думали, можно так просто взять и удрать из Дворца Проспы?

Ребекка начала всхлипывать, замотала головой:

– Пожалуйста, не заставляйте меня возвращаться обратно!

– Не самый удачный денёк выдался, а? – Стражница повернулась ко мне: – А тебя ждёт кое-что ещё похуже!

– Звучит соблазнительно, – невозмутимо сказала я, запустив руку в карман, – но у меня другие планы.

С этими словами я достала руку из кармана, разжала кулак и сдула с ладони горсть дремотного порошка прямо в лицо стражнице. Она поперхнулась разок, а потом как миленькая осела на пол. Но торжествовать победу было некогда – сверху по лестнице уже грохотали многочисленные шаги. И мы снова бросились бежать.

– Где мы?

Вслед за Ребеккой я спустилась ещё на три пролёта. Пробежала по двум коридорам. И наконец преодолела маленькую винтовую лестницу, спрятанную за гобеленом. Мы оказались в зале без окон. Белый пол, сводчатый кирпичный потолок. Толстые колонны по углам. Голые стены, заросшие мхом вдоль трещин. А в дальнем конце зала ступеньки спускались к бассейну. Жидкость в нём источала золотистое сияние, словно под её поверхностью скрывались светильники.

Я подошла к бортику и заглянула в бассейн. Лёгкая рябь на воде мешала рассмотреть как следует, но на дне определённо что-то виднелось. Что-то большое, красное, как мясо. Через равные промежутки времени оно выпускало пузыри, и они вырывались на поверхность, рассеиваясь облачками пара.

– Так я попала сюда, – сказала Ребекка. – Сюда попадает каждый, кто наденет ожерелье с алмазом Тик-так.

– И всплывает из-под воды?

Ребекка кивнула:

– Не знаю, что это такое, но первое моё воспоминание после того, как я застегнула ожерелье, – это как меня вытаскивают из бассейна.

Восхитительно странно!

– Однажды я уже сбежала, – тихо проговорила Ребекка, потирая запястье, где так и остался след от браслета. – Я уговорила стражницу, чтобы она выпустила меня погулять в коридоре и размять ноги. Каким-то образом мне удалось найти дорогу сюда. – Ребекка показала на стрельчатую дверь в дальней стене. – Там начинается подземный ход, он выводит прямо в лес. Я выбралась, Айви, я была свободна, пока…

– Да, дорогая, я знаю.

Я действительно знала, что было дальше. Амос и Лили прятали Ребекку, но потом явились затворщики и утащили её обратно.

– Куда мы? – спросила она жалобно.

– Домой, дорогая, – сказала я. – Я отведу тебя домой.

– Я никогда уже не смогу попасть домой.

– Кто это сказал?

– Светоч Справедливости, – еле слышно ответила она. – И профессор Финсбери.

– Да эти идиоты набитые врут и не краснеют, ты разве не заметила? Тебе не приходило в голову, что они и тут соврали?

Ребекка ненадолго задумалась:

– Ах, Айви, ты правда думаешь, что я могу вернуться?

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Признаться, я пока не знаю точно, как это будет, но алмаз Тик-так наверняка как-нибудь нам поможет. Главное – убраться подальше из этой обители скорби.

Ребекка улыбнулась – впервые с тех пор, как случилось несчастье в Баттерфилд-парке. Мы взялись за руки и побежали к подземному ходу, навстречу свободе. Но тут из-за той самой двери послышались голоса. Мы бросились назад и, не обменявшись ни словом, спрятались за колонной.

Явив великое мастерство скрытности, я осторожно выглянула. Из стрельчатой двери вышли двое стражников в оранжевом, а за ними – высокая фигура в серебристом плаще с капюшоном, расшитом сложным узором из спиралей. На ходу она сняла плащ и осталась в куда более скромном платье из коричневого муслина.

– Светоч Справедливости, – прошептала Ребекка с трепетом.

– Две девочки сумели перехитрить мою королевскую гвардию? – произнесла Светоч Справедливости глубоким красивым голосом. – Обыскивайте весь дворец, пока не найдёте их. И приведите нарушительницу ко мне в кабинет.

– Да, Светоч Справедливости, – хором ответили стражники.

Светоч Справедливости оказалась высокой и крепко сбитой. Её седые волосы были подстрижены очень коротко, совсем как у её стражей. Взгляд голубых глаз, казалось, видел всё насквозь. На лице выделялись высокие скулы. Возраст её трудно было определить – шея у неё была морщинистая, а лицо гладкое и блестящее, как фасоль.

Стражники тяжело протопали к винтовой лестнице. При этом они прошли ужасно близко от нас с Ребеккой, и мы немного подвинулись, чтобы не попасться им на глаза. Напрасно мы это сделали. Светоч Справедливости неслышно подкралась к нам сзади. И похлопала Ребекку по плечу – та вскрикнула словно от боли.

– Как приятно снова увидеть тебя, Ребекка. – Светоч Справедливости улыбнулась одними губами, разглядывая нас обеих. – Скажи мне, дражайшая, кто твоя подруга?