– Стой! – кричал он. Голос незнакомца был глубоким, а тон – повелительным. – Стой, кому говорю!

Ну не глупец ли! С чего бы мне останавливаться, когда меня преследует по тёмной Уинслоу-стрит один из головорезов мисс Олвейс? Из-за лихорадки всё внутри у меня кипело и плавилось. От кожи, казалось, валил пар. Но я прибавила ходу и свернула за угол. Стрелой промчалась по узкой улице, миновала переполненную таверну и в великолепнейшем прыжке перелетела через спящего пса.

– Стой, Айви! – кричал мой преследователь, теряя дыхание. – Я не сделаю тебе ничего плохого!

– Совершеннейшая чепуха! – бросила я через плечо.

Хотя я пребывала на пороге смерти от какой-то потрясающей болезни, это не мешало мне нестись по улице со скоростью скакового жеребца. Я даже рискнула бросить взгляд назад. Незнакомец в белом отшвырнул свой цилиндр и бежал за мной будто разъярённый бык. На губах его я заметила тень улыбки. Злодей наслаждался, играя со мной как кошка с мышью! Но мне было отнюдь не весело. Грудь сдавило, каждый вдох давался с трудом.

В конце улицы я снова свернула и обнаружила, что проход круто поднимается вверх, что было очень некстати. Но делать нечего, я побежала наверх, мимо какого-то старичка, только что выкатившего свою тачку из маленькой пирожковой. На бегу я заметила, что тачка доверху нагружена пирогами всех видов и размеров. И тут меня осенила блестящая мысль.

Я остановилась и повернулась. Незнакомец в белом мчался ко мне по улице.

– Простите, можно ненадолго одолжить вашу тачку? – спросила я старика.

– Вот уж нет, – пробормотал тот.

– Ужасно великодушно с вашей стороны, – поблагодарила я, отталкивая старикашку и хватаясь за оглобли.

– Помогите! – заорал он. – Грабят!

Я припустила вниз, толкая тачку перед собой. Злодей в белом пытался уклониться, но тротуар был слишком узким, а тачка – слишком широкой. Так что ничто не помешало мне с разбегу наехать на негодяя. Он с грохотом повалился на землю. Тележка к тому времени уже набрала изрядную скорость и, по счастливейшему стечению обстоятельств, опрокинулась прямо на щёголя, завалив его блистательный белый пиджак всевозможными горячими пирогами.

– Мой костюм! – вскричал незнакомец. А потом застонал, будто его переехала тачка с пирогами: – Моя спина!

– Ах ты хулиганка! – заорал старик, ковыляя ко мне и потрясая кулаком. – Ты ж недельный запас пирогов угробила! Вот ужо тебя сейчас арестуют! Полиция! Полиция!

– Да успокойтесь вы, недоумок нервический! – Я достала все деньги, что ещё оставались у меня в кармане – два фунта и немного мелочи, – и дала ему. – Это вам возмещение за пироги.

Старый ворчун немного остыл.

Незнакомец в белом тем временем неуклюже поднимался на ноги. Двигался он так, словно у него всё болело – что за отрадная картина! Однако я не стала больше задерживаться и припустила вверх по улице со всей быстротой, на которую только были способны мои усталые ноги.

– Я найду тебя, Айви Покет! – крикнул он мне вслед. – Ты не сможешь скрываться вечно!

– Ещё как смогу, головорез вы наёмный! – отозвалась я через плечо. – В умении скрываться мне нет равных, недаром у меня все задатки прирождённого потерянного носка! Передайте мисс Олвейс, чтоб оставила меня в покое, а не то и ей несладко придётся!

Пробежав ещё несколько перекрёстков, я свернула в узкий переулок. Миновала конюшни, парикмахерскую… Тут я остановилась, приметив узкую тропку, уходившую вниз. Было до ужаса темно, но я прошла по тропе и очутилась во дворе, имевшем неряшливый и заброшенный вид. Там валялся диван с порванной обивкой. Лежало сломанное тележное колесо. И рос клён. Здесь-то я и присела передохнуть, прислонившись к дереву спиной. Я собиралась сидеть так всю ночь не смыкая глаз, чтобы враги не сумели подобраться ко мне. Но, увы, в этом я потерпела неудачу.

Меня разбудила собака, разлаявшаяся самым возмутительным образом. Кости мои по-прежнему ломило. Шея одеревенела до невозможности. Алмаз Тик-так под измятым платьем лежал на груди, холодный, как ледышка.

В общем, день начинался не слишком хорошо. Аппетита у меня не было вовсе, но я понимала, что мне необходимо поесть. Я до сих пор не могла взять в толк, как так вышло, что я заболела, причём заболела серьёзно. Ведь благодаря алмазу Тик-так я была наполовину мёртвая. В моих жилах больше не текла кровь. Считалось, что меня нельзя поранить как любую другую девочку. Так почему же, проведя ночь в сыром колодце, я расхворалась? И почему алмаз Тик-так больше не слушается меня?

Я встала и вернулась к переулку. Прежде чем выйти из узкого прохода, посмотрела по сторонам, не видно ли поблизости разбойника в белом. Или мисс Олвейс. Вверх по улице мальчишка тащил полный ящик яблок. Какая-то женщина развешивала у окна простыни, чтобы просохли на свежем утреннем ветерке. Она улыбнулась мне, и я улыбнулась в ответ, но на сердце у меня было тяжело.

Переулок вывел меня на шумную улицу. Но куда мне было идти? К счастью, я девочка незаурядных талантов, и потому на поверхность восхитительной каши у меня в голове вскоре всплыли одна-две блестящие мысли.

– Умница, Айви! – воскликнула я.

Пропустив повозку, я перешла на другую сторону улицы. Пусть мои замыслы и были гениальными, я не могла их осуществить, пока у меня нет ни дома, ни денег. Поэтому, едва ступив на тротуар, я ускорила шаг. Теперь я точно знала, куда идти. Спасение было близко, но нельзя было терять ни минуты!

Ещё недавно я и вообразить не могла, что однажды вернусь на Теккерей-стрит. Ведь здесь жило семейство Снэгсби – парочка безумных убийц, которые удочерили меня из наикорыстнейших побуждений. Однако, как ни странно, я вернулась и остановилась через дорогу напротив их дома – и всё из-за тысячи фунтов.

Эту сумму я получила за то, что доставила по поручению герцогини Тринити алмаз Тик-так Матильде Баттерфилд на двенадцадцатилетие. Вообще-то герцогиня обещала мне только пятьсот фунтов. Но мистер Бэнкс, её ворчливый поверенный, удвоил плату. При воспоминании о мистере Бэнксе меня охватила тоска – он был столь же добр, сколь и строг, и погиб страшной смертью от рук мисс Олвейс.

Когда я поселилась в доме на Теккерей-стрит, мамаша Снэгсби забрала у меня эту тысячу фунтов – чтобы спрятать в надёжном месте, как она сказала. И вот теперь я пришла забрать свои деньги. В конце концов, я их честно заработала.

Была у меня и ещё одна причина нанести визит Снэгсби. Анастасия Рэдклиф. Она жила в их доме некоторое время после того, как мисс Фрост помогла ей попасть в наш мир. И Снэгсби полюбили её как родную дочь, ибо Гретель, их единственное дитя, умерла ещё малышкой. Снэгсби думали, что Анастасия вернулась в Проспу. Но если они узнают, что она тут, в Лондоне, томится в сумасшедшем доме – да они горы свернут, чтобы её вызволить!

Подойдя ближе, я увидела, что перед домом стоит экипаж. Он был нагружен сундуками, и возница как раз привязывал их покрепче. Парадная дверь была распахнута, и мамаша Снэгсби решительным шагом вышла оттуда, направив на возницу зонтик будто шпагу.

– Аккуратнее с моим имуществом, ты, олух неуклюжий! – прикрикнула она. – Если хоть что-нибудь разобьётся, ты мне лично заплатишь, ясно?

Возницу это, судя по всему, не обрадовало, но он только кивнул. Мамаша Снэгсби повернулась к двери. Я поспешно вышла из-за повозки и заступила старухе дорогу, пока она снова не скрылась в доме:

– Привет, мама Снэгсби. Куда-то собираетесь?

Старая ворона имела весьма впечатляющую внешность. Рыхлую кожу лица покрывали несколько слоёв белой пудры. На верхней губе красовалась огромная родинка. А волосы! Сплошь чёрные, с единственной седой прядью на виске.

– Ты?! – прошипела она.

Да, не самое тёплое приветствие.

– Понимаю, мой визит может показаться неожиданным, – сказала я. – Вы ведь всё-таки чокнутая старуха с кучей скелетов в шкафу… Но я в некоторой мере надеялась…

– На что ты надеялась? – окрысилась мамаша. – Что мы примем тебя обратно? – Её губы изогнулись в уродливой пародии на улыбку. – Да я скорее глотку себе перережу!

– О, это было бы замечательно. Но на самом деле я пришла из-за денег.

Мамаша Снэгсби высокомерно вскинула голову:

– Денег?!

– Верно. Я имею в виду тысячу фунтов, которую вы любезно взяли на хранение. – Я самым настоятельным образом протянула руку ладонью вверх. – Мне хотелось бы получить её обратно, заранее спасибо.

Глаза старухи злобно сверкнули.

– Жизнь в одном доме с тобой, юная леди, причиняла нам немыслимые страдания. И знаешь, чего стоят эти страдания в пересчёте на деньги? – Она набрала полную грудь воздуха и медленно выпустила его: – Тысячу фунтов!

Какая чудовищная несправедливость!

– Искренне надеюсь, – продолжала мамаша Снэгсби, – что ты стала нищей побродяжкой, какой и выглядишь!

Я ничего не ответила.

– Больше того, надеюсь, ты… – Тут мамаша вдруг умолкла. Покосилась на повозку. Снова уставилась на меня. Её морщинистое лицо внезапно смягчилось. На губах показалась улыбка. Старуха обняла меня за плечи – вот уж чего я никак не ожидала. – Если тебе нужны деньги, может быть, мы могли бы договориться как деловые люди? – промурлыкала она. – О взаимной выгоде?

Что за потрясающая мысль!

– Выкладывайте, дорогая, – проронила я.

– Продай мне ожерелье, – прошептала старуха, пожирая взглядом ворот моего платья (и явно не сомневаясь, что под ним спрятан алмаз Тик-так). – Я верну тебе твою тысячу фунтов и добавлю ещё одну от себя. Только подумай, что ты сможешь сделать с двумя-то тысячами!

– Вы совсем с ума свихнулись? – возмутилась я. – Да ни за какие деньги на свете я не отдам вам алмаз Тик-так! Вы же станете убивать с его помощью ни в чём не повинных людей! – Я скрестила руки на груди. – Кроме того, он больше не действует.

Огонёк в её глазах погас, словно кто-то задул свечи.

– Тогда нам не о чем больше говорить.

– Всё готово, миссис Снэгсби, – сказал возница. – Вы едете?

Одарив меня на прощанье злобным взглядом, старуха направилась к экипажу.

– Погодите! – окликнула я. – Я хочу поговорить с вами об Анастасии!

Мамаша Снэгсби остановилась и холодно уставилась на меня:

– Что ещё?

Несколько мгновений я рассматривала свою бывшую приёмную мать. Потом пожала плечами:

– Ладно, не важно.

Мамаша Снэгсби любила Анастасию – я не сомневалась в этом, но подозревала, что достучаться до её чувств будет непросто. Старуха села в экипаж. Пока она усаживалась, я мельком увидела внутри Эзру. Оказывается, он находился там всё это время. За эти дни он как будто постарел. И выглядел хрупким и нездоровым. Он даже не взглянул в мою сторону. Упрямо отводил глаза.

Мамаша Снэгсби постучала зонтиком в крышу:

– Эй, возница, вперёд!

Потом она высунулась из окна и сказала, обращаясь ко мне:

– Надеюсь, судьба отблагодарит тебя за всё, юная леди!

– Какое совпадение, – отозвалась я. – Я тоже надеюсь на это.

Я уже хотела пойти поискать убежище, чтобы спокойно посидеть и подумать, но тут услышала нечто странное. Кто-то плакал. Рыдания доносились из дома Снэгсби. Я заглянула внутрь и увидела миссис Диккенс: стоя на четвереньках, она тёрла щёткой пол в холле.

– Миссис Диккенс! Что у вас за горе? – окликнула её я.

Экономка подняла голову, и я увидела, что по её пухлым щекам текут слёзы, да и из красного носа тоже течёт. Она вскочила на ноги и бросилась ко мне как к старому другу.

– Ох, деточка, как же я рада тебя видеть! – всхлипнула миссис Диккенс. – Что за денёк у меня выдался!

Оглядев тёмный холл, я увидела, что он пуст. Исчезли ковры, кресло у лестницы и портреты Гретель, нарисованные мамашей Снэгсби.

– Снэгсби что, пустили своё имущество с молотка?

Миссис Диккенс разрыдалась в три ручья, будто старая дева на свадьбе младшей сестры.

– Уехали навсегда, – проговорила она сквозь слёзы. – Они закрыли похоронное бюро после… после неприятного случая с мистером Гримвигом. Дом купили какие-то сомнительные шотландцы. – Миссис Диккенс трубно высморкалась. – У них есть собственная экономка, так что мне велено в три дня покинуть дом и выметаться на улицу!

– Вы не нашли новую работу?

– Пока нет, деточка. – Она промокнула глаза. – Никто не хочет нанимать старуху вроде меня, потрёпанную жизнью и тяжёлую на подъём.

– Их можно понять, – ласково сказала я. – И что вы собираетесь делать?

Она покачала головой:

– Сама не знаю. У меня за душой ни гроша. – Тут миссис Диккенс присмотрелась ко мне и ахнула: – Ты ужасно выглядишь, деточка! Неужто заболела?

– Ещё как, – отвечала я. – Того и гляди помру, надо думать. И вдобавок я тоже осталась без крыши над головой.

Миссис Диккенс внимательно оглядела меня и кивнула:

– Тогда лучше зайди-ка в дом.

Мы сидели в кухне на оставшихся стульях. Миссис Диккенс налила мне огромную миску бульона, и я заставила себя съесть всё.

– Куда они уехали? – спросила я за обедом. – Я имею в виду Снэгсби.

– В Арундел, – ответила миссис Диккенс, встав, чтобы подбросить дров.

Мне сразу всё стало ясно. Как-то раз я проследила за Снэгсби, когда они отправились в Арундел. Я думала, у них там какие-то тайные делишки, но оказалось, что на кладбище у местной церкви похоронена их любимая дочь Гретель. Они навещали её могилу каждую неделю. Неудивительно, что Снэгсби отправились доживать остаток своих дней в Арундел, поближе к дочери.

Пока за окнами сгущалась ночная тьма, мы с миссис Диккенс успели о многом поговорить. Я рассказала ей о моих приключениях. О мисс Фрост. Об Анастасии. Услышанное потрясло добрую женщину до глубины души, но она ни на минуту не усомнилась, что вся моя невероятная история – чистая правда. Ну разве она не чудо!

Когда мой рассказ подошёл к концу, миссис Диккенс встала из-за стола и объявила:

– Ты будешь жить здесь со мной.

Мне было приятно услышать это, но я понимала, что радоваться рано:

– А разве вас не выставят отсюда на улицу через три дня?

Миссис Диккенс печально кивнула:

– Да. Но давай оставим эти тревоги на потом. Кроме того, девочке твоих лет нечего делать ночью на улицах.

После ужина мы направились в спальню миссис Диккенс – единственную, где осталась хоть какая-то мебель. Меня снова бросило в жар, и добросердечная экономка уложила меня в свою постель и принесла холодный компресс. Потом зажгла свечу, выдвинула ящик комода и достала оттуда часы:

– Я сберегла их для тебя.

Часы были серебряные. Помятые и поцарапанные. Они принадлежали Ребекке – я взяла их на память из её комнаты в Баттерфилд-парке. Я до сих пор помнила эту комнату в мельчайших подробностях – наполненную часами всех форм и размеров. Я прикоснулась к холодному металлу часов и почувствовала, как мне отчаянно недостаёт моей подруги.

– Спасибо, миссис Диккенс, – прошептала я.

Старушка устроилась в потертом кресле у окна, закутав ноги пледом. Она отхлебнула из чашки чая, сдобренного капелькой или десятью виски, и вздохнула.

– Спи сладко, деточка, – сказала она. – Хоть я и представления не имею, что мы будем делать завтра.

– Зато я имею, – ответила я. – Мы отправимся в сумасшедший дом.

– Что?!

– Пейте свой виски, дорогая. Поговорим об этом завтра.

И я задула свечу.