Но прежде чем Фен смог осуществить свой план, произошла одна заминка. Они с большим трудом впятером втиснулись в «Лили Кристин III». Салли села на колени к Кадогану, чему он, пожалуй, был рад, и они отправились в путь. Фен вел машину на бешеной скорости по узкой дороге, перепрыгивая через мосты, как поезд, мчащийся по дороге с живописным рельефом, чуть ли не на вершок не задевая то отбившуюся от стада скотину, то редких пешеходов. Как им удалось не искалечить и не задавить насмерть человека из Автомобильной ассоциации на перекрестке Банбери-роуд, осталось навсегда загадкой для Кадогана: они промчались мимо, а он оторопело смотрел им вслед, не в силах даже вскрикнуть от испуга. Кадоган в телеграфном стиле, отрывочными фразами посвятил Салли и мистера Хоскинса в то, что нашим друзьям стало известно об этом деле до настоящего времени.

– Ничего себе… – сказала Салли, когда он закончил, и добавила немного робко: – Вы ведь верите тому, что я рассказала вам, правда? Понимаю, это звучит неправдоподобно, но…

– Моя дорогая Салли, это такое невероятное дело, что я поверил бы, даже если бы вы сказали, что вы волшебница Шалот.

– Ну и чудну же вы говорите, а! – сказала Салли, но ее слова потонули в порыве ветра и шуме мотора.

– Что? – переспросил Кадоган.

Уилкс обернулся назад с переднего сиденья. Он лучше слышал, когда вокруг было шумно.

– Она говорит, что ты разговариваешь чудну.

– Разве? – Кадогану раньше не приходило в голову, что его манера говорить может быть сочтена чуднуй: эта мысль расстроила его.

– Я не хотела обидеть вас, – сказала Салли. – Чем вы занимаетесь? Я имею в виду, какая у вас работа?

– Я поэт.

– Ну ничего себе! – это произвело впечатление на Салли. – Я никогда раньше не была знакома ни с одним поэтом. Но вы не похожи на поэта.

– А я и не хочу.

– Я, бывало, читала стихи в школе. Один отрывок мне понравился. Вот как он звучал:

Я не имею ни малейшего представления, что это значит, но звучит красиво, что ни говори. Это было в книжке «Поэзия для средней школы»… Надеюсь, вам не слишком тяжело держать меня на коленях?

– Нет, мне приятно.

– А здорово, наверное, быть поэтом, – промолвила Салли задумчиво. – Никто тобой не командует, и никто не заставляет тебя работать, если тебе этого не хочется.

– Было бы еще лучше, если бы этим можно было зарабатывать какие-то деньги, – ответил Кадоган.

– Интересно. А сколько вы зарабатываете?

– Поэзией? Около двух фунтов в неделю.

– Ничего себе! Да, не густо. Может быть, вы пока еще не такой маститый?

– Да, наверное, дело как раз в этом.

Казалось, такой ответ удовлетворил Салли, потому что она принялась что-то весело напевать себе под нос, пока Фен не въехал двумя колесами на тротуар, пытаясь преодолеть особенно крутой поворот, что отвлекло всеобщее внимание.

Вскоре, однако, им пришлось остановиться. Когда они подъехали к Оксфорду, по дороге стали попадаться магазины, дорожное движение стало более интенсивным, а в городе стало больше студентов. Как раз перед поворотом, ведущим к Леди-Маргарет-Холл, Кадоган, до сих пор рассеянно взиравший на пейзаж, вдруг закричал, чтобы Фен остановился, и Фен затормозил так внезапно, что в них чуть не врезалась следующая за ними машина, которая, к счастью, объехала их, хотя и не без ругани. Фен обернулся назад со своего сиденья со словами:

– Что, ради всего святого, это значит?

Кадоган указал пальцем, и все взгляды обратились в направлении его руки. Примерно в ста ярдах от того места, где они остановились, находился магазин игрушек.

– Я думаю, это тот самый магазин, – сказал Кадоган, вылезая из машины. – То есть я в этом почти уверен.

Все остальные последовали за ним и столпились у витрины.

– Да, – сказал Кадоган, – помню, я еще тогда подумал, какой уродец эта кукла с надтреснутым лицом.

– Я тоже помню ее, – сказала Салли.

– А вот и коробка с воздушными шарами, которую я опрокинул… В общем, похоже, что это он самый.

Кадоган поднял глаза в поисках названия. Выцветшие белые буквы, тщательно изукрашенные завитками, гласили «Хелстон».

Вдвоем с Феном они вошли в магазин. Внутри никого не было, кроме покрытого пылью молодого человека с копной рыжих волос.

– Добрый день, сэр. Добрый день, сэр, – приветствовал он вошедших, – чем могу служить? Кукольный домик для маленькой девочки? – До их прихода он читал руководство для продавцов.

– Какой маленькой девочки? – безучастно спросил Фен.

– Может быть, коробку кирпичиков или несколько оловянных солдатиков?

Кадоган купил воздушный шар и вышел подарить его Салли.

– Кто хозяйка этого магазина? Это мисс Элис Уинкворт, не так ли? – спросил Фен.

– Да, сэр, мисс Уинкворт. Нет, сэр, боюсь, ее нет на месте. Все, что я могу сделать для вас…

– Нет, я бы хотел лично повидать ее. У вас случайно нет ее адреса?

– Нет, сэр, боюсь, что нет. Понимаете, я здесь недавно. Она не живет здесь, насколько мне известно.

Больше спрашивать было не о чем. Но, уходя, Фен поинтересовался:

– Заметили ли вы что-нибудь необычное в магазине, когда открыли его сегодня утром?

– Да, сэр, и как странно, что вы спрашиваете: дело в том, что мне показалось утром, будто некоторые вещи стояли не на своих местах, так что я было испугался, что нас ограбили. Но никаких признаков взлома не было, и ничего, насколько я вижу, не пропало…

Когда они снова сели в машину, Фен сказал:

– Это явно обычное место обитания нашего магазинчика игрушек. Любопытно, хотя в этом и мало неожиданного, что хозяйкой оказалась та самая Уинкворт. Похоже, она обеспечила декорациями всю аферу. Думаю, это она – Лидз.

– Мы должны были похоронить Дэнни, – неожиданно сказала Салли. – Мы не должны были оставлять его так.

Они подъехали к главным воротам Сент-Кристоферс.

Парсонс, привратник, окликнул их, когда они проходили через привратницкую.

– Полиция в третий раз приходила за мистером Кадоганом, – мрачно сообщил он. – Они уже порядком разозлились. Они заглянули в вашу комнату, профессор Фен. Я присмотрел за тем, чтобы они там не наделали беспорядка.

– Что вы им сказали?

– Сказал, что ничего не знаю. Лжесвидетельство! – Парсонс с ворчанием удалился изучать «Дейли миррор».

Они все вместе пересекли два внутренних двора по пути в комнату Фена.

– Зачем он нужен полиции? – шепотом спросила Салли Фена.

– Порнографические книги, – многозначительно ответил Фен.

– Нет, серьезно!

– Он украл еду в бакалейной лавке, когда мы рыскали там этим утром.

– Подумать только, какая глупая выходка!

Оказалось, что в комнате Фена кое-кто был. Мистер Эрвин Споуд из «Споуд, Натлинг и Орлик», издательства изысканной литературы, вскочил в крайнем возбуждении им навстречу.

– Привет, Эрвин! – удивленно воскликнул Кадоган. – Что вы здесь делаете?

Мистер Споуд нервно прокашлялся.

– По правде говоря, я искал вас. Я был в Оксфорде и решил заглянуть. Речь идет о той поездке с лекциями в Америку.

Кадоган застонал.

– Разрешите представить вам, – сказал он, – это мистер Споуд, мой издатель. А это профессор Фен, мисс Карстайрс, мистер Хоскинс, доктор Уилкс.

– Я решил, что раз вы учились в этом колледже, то я, может быть, застану вас здесь. – Тут мистер Споуд обратился к Фену: – Надеюсь, вы простите мне мое вторжение. – Его полукруглый профиль выражал беспокойство, жидкие волосы были взъерошены. – Жарко, – пожаловался он, вытирая лицо носовым платком.

И правда было жарко. Солнце на небесах клонилось ниже, но все еще жгло с неослабевающей силой. Зеленые и кремовые цвета комнаты создавали впечатление прохлады, и все окна были распахнуты настежь, но все равно было жарко. Кадоган был бы не прочь принять ванну.

– Когда вы приехали? – спросил он мистера Споуда, не столько из интереса, сколько потому, что не знал, что еще сказать.

– Вчера вечером, – с явным смущением ответил мистер Споуд.

– Ах, вот как? – переспросил Кадоган с внезапно возросшим интересом. – Но вы сказали, когда уходили от меня, что собираетесь в Кэкстонс-Фолли.

Мистер Споуд почувствовал себя еще более неловко, чем обычно, он несколько раз кашлянул и объяснил:

– Я зашел в свой офис на обратном пути и обнаружил сообщение, в котором меня просили приехать сюда немедленно. Я поехал на автомобиле. Я должен был бы подвезти вас, но когда я позвонил вам по телефону, вы уже уехали. Я остановился здесь в «Булаве и Скипетре», – заключил он тоном оправдания, как будто этот факт все объяснял и извинял.

Фен, занятый приготовлением чая для всех вместе с пожилым грустным субъектом, оказавшимся его скаутом, вернулся в комнату, отпер ящик своего захламленного письменного стола и вынул маленький автоматический пистолет. На мгновение разговоры затихли: некий скрытый смысл этого поступка стал ясен всем присутствующим.

– Боюсь, я должен покинуть вас, – сказал он, – но этот разговор в самом деле нельзя откладывать. Чувствуйте себя как дома. Салли, оставайтесь здесь, пока я не вернусь, помните, что вы еще представляете опасность для тех людей. Мистер Хоскинс, пока не сводите глаз с Салли.

– Даже если бы вы меня об этом не просили, сэр, я все равно не смог бы этого сделать! – галантно ответил мистер Хоскинс. Салли наградила его озорной улыбкой.

Любопытство и желание выпить чаю вели невидимую борьбу в душе Кадогана, любопытство победило.

– Я тоже пойду, – объявил он.

– Ты мне не нужен, – отрезал Фен. – Вспомни, как обернулось дело в прошлый раз.

– Но если я останусь здесь, – заспорил Кадоган, – меня найдет полиция.

– И давно пора, – пробурчал Фен.

– Кроме того, мне интересно!

– О, мои лапки! – только и воскликнул Фен. – Вижу, что бесполезно пытаться тебя отговорить.

– Я думаю, что для начала мог бы заглянуть на станцию, захватить свою сумку: в ней пистолет.

– Ну уж нет, – резко возразил Фен. – Кому нужно, чтобы ты устроил ковбойскую пальбу на улицах Оксфорда? Кроме того, подумай, что будет, если тебя арестуют с этой штукой… Кончай спорить, пошли! – В Фене чувствовалась такая сильная воля, что Кадоган безропотно последовал за ним.

– Я не жалею, что убежал от Споуда, – сказал он Фену по дороге к конторе мистера Россетера.

– Почему?

– Он хочет, чтобы я читал в Америке лекции по современной английской литературе.

– Никто никогда не просил меня читать лекции в Америке, – мрачно ответил Фен. – Тебе бы радоваться! Я бы на твоем месте был рад. – Настроение у него менялось быстро, как ртуть. – Ну а что ты думаешь об этой девушке, Салли?

– Красавица.

– Да я не о том, старый греховодник, – ласково ответил Фен. – Я имел в виду, можно ли верить ее рассказу?

– Мне он кажется весьма убедительным. А тебе что, нет?

– Должен был бы казаться и мне, но у меня все-таки недоверчивый характер. Но ведь и вся эта история изрядно странновата, ты не находишь?

– Настолько, что ни одному нормальному человеку такого не придумать.

– Да, тут с тобой не поспоришь. Знаешь, вот какая мысль пришла мне в голову, хотя и несколько запоздало: временнуе ограничение, оговоренное в завещании, тут не так уж и важно. От мисс Тарди им надо было избавиться до того, как она начала бы раздувать скандал по поводу заявления прав на наследство, вот и все. Интересно, когда она на самом деле приехала, останавливалась ли на ночь еще где-нибудь, навещала ли кого-нибудь до своего появления в Оксфорде? Сдается мне, что нет, иначе осталось бы слишком много свидетелей и в таких обстоятельствах было бы рискованно избавиться от нее.

– Как ты думаешь, что случилось с телом?

– Бросили в печь, а то и зарыли у кого-то в саду за домом. Скорей всего, сейчас его уже не сыскать, – пожал плечами Фен.

Они прошли мимо церкви Михаила Архангела, почти ровно напротив которой был магазин, где работала Салли, пересекли Корнмаркет и направились за отелем «Кларедон» к офису мистера Россетера. Поток уличного движения ослабевал. Кадоган был очень голоден, голова опять начала болеть; он чувствовал, что перебрал пива в «Булаве и Скипетре».

– Я чувствую себя как Геронтиус, – произнес он мрачно, нарушив долгое молчание.

– Геронтиус?

– «Опустошенье всех моих составов…» Мне дурно, вот что я хотел сказать.

– Ничего. Мы выпьем чаю у Фуллера после визита к Россетеру… Ну вот, пришли.

Они поднялись вверх по запыленной деревянной лестнице, вдоль которой тянулись в ряд посредственные охотничьи эстампы и карикатуры дю Морье на давно забытых знаменитостей судебного мира. В приемной, где раньше сидел диккенсовский клерк, было пусто, и они проследовали дальше, к застекленной матовым стеклом двери, ведущей в кабинет мистера Россетера. Кадоган заметил, что Фен держит руку в кармане с пистолетом и что он толкнул дверь, не торопясь входить внутрь. Длинная комната с низким потолком также была пуста, и большой письменный стол перед окнами на Корнмаркет тоже был пуст. Несколько тяжелых сборников судебных решений, вытащенных с полок, открыли взору маленький сейф, дверца которого была не заперта. Солнечный свет, косыми лучами проникавший сквозь окна, освещал всю комнату, опустевшую и заброшенную.

– Да он, надо думать, дал деру, – без всякого удивления заметил Кадоган.

– Сомневаюсь, – ответил Фен, входя в комнату.

– А ну-ка оба! Руки вверх! – услышали они голос позади себя. – Немедленно, а иначе я буду стрелять!

Кадоган круто обернулся и в эту долю секунды увидел взведенный курок револьвера и плотно прижатый спусковой крючок. Он приготовился (без особого энтузиазма) к вечности. Но выстрела не последовало.

– Это было очень неразумно с вашей стороны, мистер Кадоган, – произнес мистер Россетер слегка дрожащим голосом. – Вы должны были бы помнить, что я не могу позволить себе ни малейшего риска.

Ствол револьвера у него в руках был каким-то странным, что-то вроде трубки, усеянной мелкими отверстиями, словно решето. Рука, державшая оружие, лоснилась от пота, но была совершенно непоколебима. На мистере Россетере больше не было темной одежды, свойственной его профессии, наоборот, он был облачен в светло-серый костюм в тонкую полосочку. Зеленые глаза за стеклами очков сузились почти до щелочек в тщательном прицеле меткого стрелка. Его лысая голова, слегка заостренная к макушке, сияла, отражая свет, и Кадоган впервые заметил, что жирные, тщательно наманикюренные руки поверенного были покрыты рыжеватым пушком.

– Я предполагал, что рано или поздно вы явитесь сюда, джентльмены, – продолжал он, – поэтому ждал вас этажом выше. Вас, уверен, обрадует известие, что я отправил своего клерка в отпуск: мы сможем поговорить без помех. Пожалуйте в мое бюро, прошу вас, и не пытайтесь опускать руки: я все равно нахожусь слишком далеко позади вас, вне досягаемости. – Он вошел вслед за ними и повернул ключ в замке.

– Позвольте мне избавить вас от этого пистолета, профессор. Бросьте его на пол, пожалуйста… Спасибо. Мистер Кадоган, я вынужден проверить, есть ли у вас… – Он ощупал одежду Кадогана.

– Вы меня щекочете, – сказал Кадоган.

– Приношу извинения, – саркастически ответил мистер Россетер. – Теперь вы можете опустить руки, но не делайте резких движений, пожалуйста. Как вы могли заметить, у меня крайне напряжены нервы. Держитесь в конце комнаты, возле двери.

Закинув ногой револьвер Фена к письменному столу, он вернулся за ним и осторожно опустился в свое вращающееся кресло. Затем он пристроил дуло пистолета на краю стола, не теряя бдительности: их было двое против одного, и он не хотел полагаться на судьбу.

– Как завзятый кинозритель, – продолжал он, – я сознаю, как опасно ваше присутствие поблизости. Я могу застрелить одного из вас там, где вы сейчас стоите, прежде чем другой сможет взять меня за горло, не дав дотянуться до пистолета. И я в самом деле довольно умелый стрелок – в прошлом году, например, я победил на Международном чемпионате в Швеции.

– Хотя эти биографические детали необыкновенно интересны, – мягко заметил Фен, – это не то, за чем мы пришли.

– Разумеется, нет, – промурлыкал мистер Россетер. – Дело в том, что, когда я узнал о глупом провале, – тут он повысил голос, – о глупом провале тех двух субъектов, я был вне себя. Мне стало нехорошо, джентльмены.

– Очень прискорбно, – заметил Фен.

– Но я знал, что вы придете ко мне, поэтому, само собой, я стал ждать. Что и говорить, вы доставили мне массу неприятностей. Я должен был разделаться с вами, то есть я хотел убить вас, даже если это не было так уж необходимо для моей безопасности.

– Честно говоря, не понимаю, как вы надеетесь избавиться от нас.

– Ну что ж: во-первых, этот револьвер, как вы и сами видите, с глушителем; во-вторых, я знаю, где спрятать ваши трупы до тех пор, как не окажусь вне досягаемости закона…

– У нас есть друзья, представьте себе, которые знают, где мы сейчас. Они будут интересоваться, где мы, если мы не вернемся.

– Конечно, у вас есть друзья, – мягко ответил мистер Россетер. Могло даже показаться, что он хвалит их за это. – Этот факт не ускользнул от моего внимания. Они получат сообщение, что вы отправились в погоню за мной до… Ну, скажем, до Эдинбурга… Словом, до любого достаточно отдаленного места.

– А вы?

– А у меня как раз хватит времени поспеть на вечерний самолет из Кройдона. В Париже я потеряю мое удостоверение личности и завтра в полдень буду на корабле, принадлежащем стране, с которой у Британии нет договора об экстрадиции… Как видите, все это очень утомительно и совсем не похоже на то, чего я хотел с самого начала. А сейчас у меня совсем нет времени улаживать имущественные дела мисс Снейт.

– Это вы убили мисс Тарди? – спросил Кадоган.

– В этом-то и заключается вся несправедливость, – левой рукой мистер Россетер сделал широкий жест, как будто желая вызвать перед глазами своих слушателей призрачные видения каких-то невыносимых гонений. – Нет, не убивал! У меня было твердое намерение сделать это, но меня кто-то опередил.

– Вы знаете, кто это сделал? – резко спросил Фен.

Неожиданно мистер Россетер тихонько захихикал. Это был искренний спонтанный смех, выражавший неподдельное удовольствие, ничего зловещего в нем не было.

– Представьте себе, знаю. И как же вы удивитесь, когда я расскажу вам! Все это выглядело так запутанно, так неправдоподобно… Тянет на «загадку запертой комнаты», самое настоящее «невероятное убийство». Но я разгадал загадку. Я разгадал ее! – тихонько захихикал он снова. – И убийца, которым, разумеется, оказался один из оставшихся наследников, собирается платить мне за эту осведомленность. Шантаж – такое милое занятие. Мой отлет, как вы понимаете, не имеет особого влияния на право распоряжения деньгами мисс Снейт; статус душеприказчика будет у меня и в другом месте, и в положенное время оставшиеся наследники получат свою долю наследства. Но одному из них не так-то много достанется, потому что львиная доля того, что ему причитается, уплывет ко мне за границу. В противном случае некий мой друг, сторона совершенно незаинтересованная, предоставит полиции массу любопытнейших сведений, – с этими словами он кивнул в сторону портфеля, прислоненного к письменному столу. – Я пошлю ему эту информацию сразу же, как окажусь далеко от Оксфорда.

– Вам не приходило в голову, – осведомился Фен, – что оставшиеся наследники привлекут пристальное внимание полиции после вашего отъезда?

– Конечно, привлекут, – кротко ответил мистер Россетер. – Но в чем же их можно будет обвинить? В вашем убийстве? Но явным преступником буду считаться я. В убийстве мисс Тарди? Но как это будет установлено? Только лишь на основании свидетельства этой девочки Карстайрс? Любезнейший, в полиции нет таких дураков, чтобы по этому делу был выписан хоть один ордер на арест. У меня хватило предусмотрительности удостовериться у мисс Тарди, что нет абсолютно никаких свидетельств того, что она вообще приезжала в Англию. Она села на пароход в Дьеппе, который прибыл вчера в полдень, и поехала прямо в Оксфорд, нигде не останавливаясь и ни с кем не встречаясь. Что касается контролеров на транспорте и прочих, то даже если они и запомнили ее (что крайне маловероятно), умелый адвокат в два счета собьет их с толку. И, наконец, от тела уже избавились, не оставив никаких следов. Нет, нет! У оставшихся наследников могут быть некоторые неприятности, но им абсолютно нечего опасаться всерьез.

Только сейчас Кадоган по-настоящему поверил, что мистер Россетер в самом деле собирается их убить: после того, как он рассказал им все это, ему не оставалось ничего другого. Кадоган почувствовал, как тошнота подкатывает к горлу; каждое слово мистера Россетера, каждый новый факт, который он им рассказывал, были для них еще одним гвоздем в крышке гроба. Но, глядя в окно на так хорошо знакомую улицу, Кадоган никак не мог поверить в свое неминуемое уничтожение. В его уме боролись две мысли. Одна из них: «Я не сплю, все происходит наяву, а значит, этого не миновать», и другая: «Этого быть никак не может». Он взглянул на Фена. В этих решительных голубых глазах больше не было следов привычной мечтательной наивности, но понять, о чем он думает, было невозможно.

– А теперь, – заговорил мистер Россетер, – вам, наверное, любопытно будет узнать, как было дело, с самого начала. У меня есть полчаса, прежде чем мне нужно будет удалиться, и вы заслужили право узнать подробности. Мне не нужно рассказывать снова все с самого начала. Вы знаете о чувствах мисс Снейт по отношению к племяннице, мисс Тарди, вы знаете о ее эксцентричности, и вы, без сомнения, обнаружили, что я назван в завещании наследником очищенного от долгов и завещательных отказов имущества. Однако вам уже должно быть известно, что я всего-навсего наделен правом доверительной собственности. Вы должны узнать причину такого соглашения: дело в том, что мисс Снейт так часто меняла наследников в своем завещании, что составление все новых завещаний стало весьма затруднительным. Доверительное управление существенно упрощало для нее внесение изменений. Естественно, как ее законный советник, я критиковал такую необычную форму, но воспрепятствовать этому никак не мог. И в последнем документе я составил для нее определенные гарантии, которые могли быть переданы любому, кого она выбрала бы как своего наследника. Она склонялась к тому, чтобы назвать мне их имена, но, как вам известно, она была одержима неодолимым страхом насильственной смерти и опасалась, что я разыщу тех, кого она задумала облагодетельствовать, и подговорю их убить ее. Трудно поверить в ребячество, которым обернулись ее меры предосторожности, но факт есть факт: после ее смерти я должен был получить документ с именами этих наследников и по прошествии шести месяцев, в которые о своих правах могла заявить мисс Тарди, дать объявление в «Оксфорд мейл». Наследникам следовало отдать свои гарантиийные документы в банк и получить там бумаги, подтверждающие их права и одновременно страхующие наследство от возможных посягательств с моей стороны. Должен добавить, что мисс Снейт, будучи поклонницей творчества Эдварда Лира, выбрала для своих наследников имена, взятые из его лимериков. Они появились в объявлении, которое вы видели – Райд, Лидз, Уэст, Моулд и Берлин.

«Преждевременные похороны», — подумал Кадоган. – Интересно, слышал ли герой того рассказа, как забивают крышку его гроба?»

– Я поместил объявление для мисс Тарди в соответствии с требованиями завещания, – продолжил мистер Россетер, твердо удерживая револьвер на краю стола. – Понимаете, в то время у меня не было преступных намерений; мне просто было жаль, что такие огромные деньги будут растрачены на ничтожества, про которых мисс Снейт вообразила, будто обязана им за какие-то оказанные ей ничем не примечательные любезности. И, признаться, мне было досадно, что она сочла уместным не оставить мне ничего. Боюсь, что кое-что в моем профессиональном прошлом вряд ли выдержит слишком тщательное расследование, я бы не упомянул об этом, если бы этот факт не имел важного влияния на то, что последует.

Еще один гвоздь.

– За три дня до истечения шести месяцев я получил письмо от мисс Тарди, формально заявляющее ее право на наследство, и сообщение о том, что она уже на пути в Англию. Она написала из Динкельсбюля, из Германии. И примерно через час случилось событие, с которого началось все это дело.

Ко мне сюда зашел человек, пока что назовем его Берлин. Он узнал, что я являюсь поверенным мисс Снейт и получил от нее одно из гарантийных писем, о которых я упоминал. Сложив два и два, он пришел ко мне спросить, является ли он наследником по завещанию. Конечно, я ответил, что не могу ничего ему сказать. С этого момента мое профессиональное прошлое начало работать против меня.

Этот человек был в Америке в одно время со мной и знал обо мне кое-какие факты, которых хватило бы как минимум на то, чтобы сильно затруднить мою профессиональную жизнь, выплыви они наружу. Я был вынужден, джентльмены, рассказать ему о завещании и о мисс Тарди, и мысль о том, что такая крупная сумма денег ускользает из его рук, была для него явно невыносима. Сначала он потребовал, чтобы я скрыл заявление мисс Тарди о ее правах, на что я, разумеется, ответил, что такой план нелеп и невозможен. Тогда он предложил угрозами заставить мисс Тарди подписать отказ от денег. Но вероятность того, что такой образ действий принесет желаемый результат, была крайне мала; любой такой документ, пусть и подписанный мисс Тарди, оставшимся законным наследникам пришлось бы предъявлять в суде, и обстоятельства подписания были бы тщательно расследованы. Но, слушая его, я обдумывал свой собственный план, поэтому я предпочел не знакомить его с этими трудностями, а, напротив, притворился, что согласен.

Мы договорились обсудить это дело позже, и он ушел. А я занялся своими делами. Я телеграфировал мисс Тарди, придумав для отвода глаз некую юридическую формальность, чтобы, когда она прибудет в Англию, она первым делом отправилась ко мне, а за два дня до этого я дал объявление для других наследников. В надлежащее время все они, кроме одного, пришли ко мне сюда. Нет надобности вдаваться в детали, просто скажу, что эти двое оказались людьми сомнительной репутации и что жадность заставила их стать соучастниками этого дикого сговора по запугиванию, они даже пообещали мне долю в своем наследстве за мои труды. Один из них предложил к нашим услугам помещение – магазин на Иффли-роуд, временно замаскировав его под магазин игрушек с тем, чтобы мисс Тарди, покинув магазин, никогда больше не смогла его отыскать. Мне все это казалось форменной комедией. Замешанные в сговоре тоже должны были быть в масках, чтобы впоследствии они не могли узнать друг друга. Я поддался на этот бредовый план, удивляясь в душе породившему его идиотизму. Дело в том, что я знал, что единственный способ добиться толку от мисс Тарди – это ее убить.

На минуту наступила тишина. До Кадогана доносился снаружи глухой шум уличного движения, он видел блики солнечного света на окнах пустой квартиры напротив. На подоконник уселся воробей, почистил перышки и улетел.

– Жаль, что все пошло так неудачно, – задумчиво продолжал мистер Россетер. При этом он ни на мгновение не убирал свой палец со спускового крючка. – Ужасно жаль, во-первых, что кто-то убил ее прежде, чем я успел приступить к моему плану; во-вторых, эта девчонка Карстайрс вернулась в магазин и увидела нас; и в-третьих, вы, мистер Кадоган, забрели в магазин и наткнулись на тело. Это была цепь непредвиденных случайностей. План сам по себе был прекрасно продуман. Мисс Тарди телеграфировала время своего прибытия, и эта девчонка Карстайрс, сама того не подозревая, должна была служить подсадной уткой. Явившись в магазин, мисс Тарди не должна была увидеть меня. Только нашего друга Берлина, который назвался бы вымышленным именем, так что она бы не узнала о моей причастности к делу, если бы что-нибудь пошло не так. Разве что меня выдало бы то письмо, но я бы поклялся, что не писал его. Не буду утомлять вас подробностями моего плана, упомяну только, что если бы что-то пошло не так и исчезновение мисс Тарди было бы замечено, то основные подозрения должны были пасть на наследников и ничтожные или совсем никаких – на меня. Конечно, я надеялся, что все пройдет как по маслу и мисс Тарди просто исчезнет. Я должен был убить ее, разумеется, сделав это так, чтобы не было никаких доказательств моей вины, и напомнить остальным о незавидности их положения. Насильственная смерть не новое для меня дело, так же, как и устройство «подставы», как это называется в Америке. Им бы только и оставалось, что меня благодарить (в финансовом выражении) за то, что все осталось шито-крыто, и все бы было прекрасно.

Как вам известно, план провалился, – с этими словами мистер Россетер встал и медленно прошел вдоль боковой стороны стола. – Но позвольте мне рассказать вам, что на самом деле случилось. И позвольте назвать имена замешанных в этом людей – смешно продолжать с этими ребяческими псевдонимами. – Он стоял так, что его силуэт мрачно вырисовывался на фоне окна. – Во-первых, там был…

С улицы раздался хлопок, как будто из выхлопной трубы автомобиля вырвался газ. Мистер Россетер запнулся на середине фразы. Его глаза затуманились, как фонари, перед которыми пала завеса внезапного ливня, в уголке открытого рта показалась струйка крови. Он упал ничком на письменный стол, а оттуда соскользнул на пол. Мгновение спустя Кадоган поймал себя на том, что в остолбенении разглядывает аккуратную круглую дырку на оконном стекле.