Саид вздрогнул и открыл глаза. И снова услышал звук, который его разбудил. Детский плач — тихое хныканье Тахмины. Пока что он так и не привык к звукам, связанным с маленькими детьми. Все это было ему совершенно чуждо.

На улице по-прежнему кромешная тьма. Он отбросил слишком толстое и тяжелое одеяло, спустил ноги на пол и потянулся за часами, которые лежали на белом ночном столике. Четверть восьмого. За дверью послышались легкие быстрые шаги. И неразборчивый шепот Ширы. Тахмина ныть перестала.

Саид сидел, положив руки на голые ляжки. Прислушивался к звукам за дверью: открыли и закрыли кран, быстрые решительные шаги Ширы, торопливый топоток босой Тахмины, шепот. Потом по полу двинули стул, звякануло стекло, то ли открылась, то ли закрылась дверь. Он учуял слабый запах кофе и мыла.

Закрыв лицо руками, Саид увидел Нуру. Она лежала на белой простыне. Будто спала. На лбу и скулах — кровавые потеки. Один глаз слипся от засохшей крови.

Ослабит ли ненависть когда-нибудь свою хватку? Или каждый раз будет возвращаться, вот как сейчас? Почему Бог позволил ненависти гореть так сильно, так ярко, не затухая?

Он вдруг встал, натянул брюки и футболку, комом валявшиеся на полу, и вышел из спальни.

На него уставились две пары глаз. Шира, сидя на корточках, одевала Тахмину.

— Мамин братик, — сказала Тахмина по-арабски, серьезно глядя на него.

Саид замер. Кивнул. Впервые за всю неделю девочка обратилась прямо к нему. До сих пор она только смотрела на него, а когда он пытался заговорить, испуганно отворачивалась. Поэтому он перестал обращать на нее внимание, оставил в покое.

Тахмина по-прежнему смотрела на него:

— Ты поранился?

Саид поднял руку к лицу.

— Да. — Ему стало не по себе от внезапного внимания девочки и ее пристального взгляда.

Шира продолжала одевать дочку.

— Болит? — спросила Тахмина.

— Нет, не болит, — ответил он.

— Ты у нас долго будешь жить?

— Некоторое время поживу.

— Хочешь посмотреть мои игрушки? — тихонько спросила она.

Он покачал головой:

— Тебе пора идти.

Шира застегнула молнию на красном комбинезоне, помогла надеть шапочку, а девочка не сводила серьезных глаз с Саида. На спине у нее был красный ранец.

Саид ушел в ванную.

Немного погодя хлопнула входная дверь, и он остался в квартире один.

Когда через сорок минут Шира вернулась, Саид сидел за кухонным столом и жевал булочку. Рядом с тарелкой стояла наполовину полная кружка кофе.

— Ты сегодня не работаешь? — спросил он.

— Мне к девяти.

Шира села напротив него, облокотилась на стол. Между бровей у нее залегли две глубокие складки, которых он раньше не замечал.

— Раз ты будешь жить тут с нами, — начала она, — я хочу кое-что тебе объяснить.

Саид скептически взглянул на нее и отложил недоеденную булочку.

— Во-первых, Тахмина тебя боится. Дальше так не пойдет.

— У нее нет никаких причин меня бояться.

— Да? — Она откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди. — Конечно, твое лицо пугает ее, Халед, и ничего тут не поделаешь. Выглядит оно не слишком красиво. Но к этому она наверняка постепенно привыкнет. Проблема в том, что ты, по сути, почти не разговариваешь с ней, не здороваешься, ничем не показываешь, что она хоть что-то для тебя значит. Она тебя боится. Понимаешь? Нельзя, чтобы девочка боялась человека, который живет с нею под одной крышей.

— Нет, я не понимаю! — Что знают эти двое о том, каково жить с человеком, которого боишься, подумалось ему. Он мог бы рассказать им о Нуре, о том, как она пять бесконечно долгих лет жила в постоянном страхе, пока ее не убили. — Я ничего Тахмине не сделал. У нее нет никаких причин меня бояться. — Он выдержал пристальный взгляд Ширы. — Что же до моей внешности… тут я ничего не могу поделать.

— Как ты получил этот шрам?

Он медленно встал. Ножки стула царапнули по линолеуму.

— Сядь, Халед. Мы же разговариваем.

— Ты забыла, что такое уважение? — Саид приподнял брови. — Как ты со мной разговариваешь?

— Халед, сядь. Ты живешь в моем доме. И я должна кое-что выяснить.

Саид не слушал.

— Что ты за женщина, Шира? Чадры не носишь, и я ни разу не видел, чтобы ты молилась. Время первого намаза — пять утра. Что ты делаешь в это время? Спишь?

— Да. Сплю. Но тебя слышу.

Он покачал головой.

В ее глазах мелькнула тень сомнения.

— Я догадываюсь, откуда ты приехал, но это все равно. Здесь, в моем доме, действуют мои правила, и тебе придется их соблюдать.

— Не указывай мне, что делать, — тихо сказал он. — Никаких правил, ничего вообще. Через несколько минут придет связной. — Он посмотрел на нее с презрением и добавил: — Я буду в гостиной. А ты прибери тут.