Допросы продолжались и когда стемнело, а вдоль забора с колючей проволокой вспыхнули мощные прожекторы. Перед ним поставили миску с чем-то вроде рагу. Томми только потыкал его вилкой. Все, что он сумел проглотить, был кусок сухого хлеба и вода, много воды. Ему постоянно хотелось пить. Они говорили без единой паузы — час за часом, пока у него не начали ныть челюсти и слипаться глаза.

Расскажите о своей семье, говорили они, закуривая новые сигареты. Кем был ваш отец, чем он занимался? Расскажите о матери и остальных членах семьи. В их глазах сквозило недоверие, когда он сообщил, что родители умерли много лет назад, а братьев и сестер у него нет. Его просили рассказать, где он вырос, где учился, с кого брал пример в юности, с кем дружил и как относится к религии. Особенно их интересовало именно это — отношение к религии. К какой конфессии принадлежали его родители, как часто посещали церковь, часто ли молились, какие религиозные традиции соблюдались у них в доме. Сам он не имел к этому касательства, но для них эта тема почему-то была очень важной.

Бесконечные вопросы, снова и снова, одни и те же. Томми одолевала усталость, и порой он переставал понимать происходящее, вдобавок он изнывал от страха перед тем, что его ждет. Через несколько часов допроса он уже не мог вспомнить, что говорил всего несколько минут назад. Они начали обвинять его во лжи, голоса стали жестче, раздраженнее. И он знал, что они правы. Вначале он преувеличил религиозность своей семьи, думая, что от него хотят услышать именно это. Но потом забыл ложь, которую успел нагромоздить, и в ответ на повторные вопросы рассказывал иначе.

Оба допросчика непрерывно курили, гасили одну сигарету и тотчас закуривали другую. Дым висел в комнате плотным облаком, ел глаза. В конце концов ему стало трудно даже просто держать их открытыми.

Только когда совсем стемнело, они перешли к вопросам о «Глобал кэпитал». Инициативу перехватил тот, что агрессивнее. Тон разговора изменился. Каждый раз, когда Томми моргал или медлил с ответом, он кричал и хлопал по столу ладонью. Его интересовали все подробности: как Томми получил работу в компании, что у них за сотрудники, как ведется бухгалтерия, как складываются контакты с головной конторой в Лиссабоне, и все, что касается Микаеля. Абсолютно все. О Микаеле они выкачали из него все до капли, хотя знал он не так много. Они были едва знакомы.

От криков и ударов по столу Томми растерялся. Он уже толком не отдавал себе отчета в том, что говорит. Несколько раз не мог удержаться от слез.

И тут что-то произошло. Допрос вдруг закончился. Дверь за спиной распахнулась, и по бокам от него выросли два охранника. Допросчики собрали со стола свои бумаги, встали и ушли. Томми ошеломленно проводил их взглядом, потом почувствовал, как охранники подхватили его под мышки и поставили на ноги. Вывели его из кабинета, протащили по тем же стерильным коридорам и водворили обратно в камеру.

Когда они заперли дверь и настала тишина, он рухнул на четвереньки, подполз к вонючей дыре в полу и выблевал остатки черствого хлеба и воды. Потом лег на нары и укрылся одеялом. Лежал, уставившись на ярко освещенные серые стены. Его трясло. Зубы стучали.

*

Видимо, он ненадолго забылся, потому что, когда снова открыл глаза, перед ним стояли два незнакомых охранника. Один знаком велел ему встать. Томми откинул одеяло и попытался вскочить на ноги. Но это оказалось трудно. Все тело болело. К тому же во рту пересохло, хотелось пить. Он поднял с пола бутыль с водой, но, услышав резкий окрик охранника, выпустил ее из рук. Не говоря больше ни слова, они по коридорам отволокли его в ту же комнату для допросов.

Те же двое за столом, но перед ними еще кое-кто. Томми замер в дверях. Это был Микаель. Волосы грязные, нечесаные, лицо бледное. Но в отличие от Томми он был в собственной одежде. Микаель обернулся к нему и неожиданно твердым голосом сказал:

— Все в порядке, Томми. Нас скоро отпустят.

Томми подошел к Микаелю. Сел на стул рядом, положил руку на плечо Микаелю.

— Рад тебя видеть, Микаель, — сказал он сиплым голосом.

Лицо у Микаеля обросло щетиной, от него пахло потом. Собственный запах Томми не чуял, но был уверен, что от него пахнет ничуть не лучше.

Они взглянули друг на друга. Микаель ободряюще кивнул и похлопал его по руке.

— Все будет хорошо.

У Томми немного отлегло от сердца. Он устремил взгляд на двоих за столом. Оба рассматривали Микаеля и Томми с выражением величайшей серьезности на лицах, выпуская по очереди сизые клубы табачного дыма.

Томми опустил голову, посмотрел на сложенные на коленях руки.

Один из сидевших за столом встал.

— You will soon be free to go,[31]Скоро вы сможете уйти (англ.).
— сказал он и взял что-то со стола.

Томми пригляделся: это их паспорта.

— You, — сказал допросчик, показывая на Томми.

Тот испуганно посмотрел на него.

— We have drycleaned your clothes.[32]Мы вычистили вашу одежду (англ.).
— Он широко улыбнулся.

Его коллега быстрым движением потушил сигарету, бросил бычок в пепельницу и засмеялся.

— Thanks, — выдавил Томми.

— Сейчас они нас отпустят, — прошептал Микаель, не оборачиваясь к нему.

Томми кивнул, по-прежнему глядя прямо перед собой. Ведь эти люди могли и передумать.

*

Немного погодя их вывели на улицу, где ждал мужчина в длинной белой рубахе и белом головном платке. Охранники шли следом, несли их чемоданы, которые, видимо, забрали из аэропорта.

— Это доктор Абу-Наср, личный помощник принца Ясира, — прошептал Микаель на ходу.

Доктор Абу-Наср стоял у серебристого «лексуса», припаркованного на стоянке. Когда они подошли, он сердечно приветствовал обоих, обнял Микаеля, потом по очереди сильно, до боли, пожал им руки. Доктор Абу-Наср усадил их в машину. Чемоданы уложили в багажник.

На Томми был вычищенный костюм. Он принял душ — на сей раз без присмотра охранников — и вместе с Микаелем подкрепился медовым печеньем, сыром и фруктами в каком-то прокуренном помещении вроде зала ожидания.

Только когда они выехали за ворота и доктор Абу-Наср жестом попрощался с охранником, будто отсалютовал, — только тогда Томми решился поверить, что он на свободе. Откинулся на сиденье, подставил потное лицо под ледяную струю воздуха из кондиционера и закрыл глаза. Словно вновь ожил.

— Это, конечно, ужасно, — сказал доктор Абу-Наср, разгоняя машину на широком шоссе. — Ужасное недоразумение. Я приношу вам извинения от имени принца Ясира. — Он повернулся к Микаелю, который сидел впереди, рядом с ним. — Принц Ясир лично приказал вас освободить. Как вы себя чувствуете?

Микаель задумчиво смотрел прямо перед собой. Он не ответил.

Томми тоже не имел ни малейшего желания говорить. Ужасное недоразумение, подумал он. Что за недоразумение?

Несколько минут ехали в молчании. Томми смотрел на плоскую каменистую пустыню, где тут и там строились жилые массивы. Вдоль шоссе поднимались серые кирпичные стены. От зноя безоблачное небо подернулось дымкой.

— Принц Ясир попросил отвезти вас в отель «Интерконтиненталь» и позаботиться, чтобы вам предоставили номер и все, что вы еще пожелаете, — сказал доктор Абу-Наср. — Впрочем, если захотите, вы можете вылететь домой сегодня же ночным рейсом. Или завтра. Решайте сами. Принц Ясир охотно встретился бы с вами лично, но он уехал в Эр-Рияд. — Доктор Абу-Наср бросил взгляд на Микаеля, затем обернулся вполоборота к Томми: — Постарайтесь забыть об этом. Им просто нужно было убедиться, что за вами ничего нет, — улыбнулся он.

That you were clean — так он сказал.

Clean? — подумал Томми и закрыл глаза. Все, чего он хотел сейчас, — это мягкая постель, тишина и покой.