Зейн бесит меня!
Итак, прошло несколько дней после происшествия у бассейна, а из-за переживаний и смущения я избегала его, пока не поняла, что и он тоже избегает меня.
Как он смеет?!
Он постоянно задерживается допоздна, иногда вообще не приходит домой. Я редко вижусь с ним утром перед школой, а к тому времени, как я возвращаюсь домой, его уже нет. В те несколько раз, когда мне удалось столкнуться с ним, он был вежливым и отстраненным.
Наши поддразнивающие и непринужденные перепалки остались в прошлом, и я скучаю по ним, по нему, больше, чем я могла себе представить. Напряженность между нами так сильна, что я становлюсь застенчивой от каждого его и своего движения. Такое ощущение, что мы вдвоем создали между нами какую-то химическую реакцию, которую не в состоянии остановить, так что отчаянно пытаемся игнорировать ее.
Я такая неуклюжая и нервозная в его обществе, я не знаю, как справиться с проблемой, и начинаю ввязываться в ссоры, чтобы получить хоть какую-то реакцию. Мы спорим по пустякам, например, из-за того, кто выпил молоко, или кто оставил включенным свет в гостиной. Да знаю-знаю… кто ссорится из-за такого? Наверное, давно женатые пары.
Я — глупая девушка-подросток, я признаю это, и как любая другая глупая девушка, которую игнорируют, я решаю, что есть лишь один выход из сложившейся ситуации: Заставить его страдать.
Я не хочу быть слишком очевидной, но прикладываю немного усилий, чтобы принарядиться, когда Зейн дома. Вместо моих обычных старых футболок и джинсов, я ношу короткие юбки с милыми кокетливыми топами, которые открывают немного больше кожи, чем я привыкла. Но отчаянные времена требуют отчаянных мер. Наш месяц совместного проживания практически закончился, и я уже собрала большую часть своих вещей и отвезла их в дом Джейн. Я чувствую… эту нервозную потребность. Я чувствую, что если что-то и должно произойти между нами, то это будет сейчас или никогда. И эта мысль невыносима.
Вечер пятницы.
Я странно взволнована и обеспокоена. Зейн в кои-то веки дома, но заперся у себя в комнате. Он едва сказал мне два слова.
Итак, у меня на уме ужасная идея, и я пытаюсь успокоиться, чтобы осуществить ее.
Это очень плохая и распутная идея. Мне должно быть стыдно за нее.
Но я все же собираюсь сделать это.
Прежде чем я осознаю это, я уже стою перед его дверью, держа в руках свое розовое полотенце. После того, как я делаю глубокий вдох, негромко стучу в дверь.
Не дождавшись ответа, я вхожу. Зейн сидит за столом, работая за своим ноутбуком. Мое сердце подскакивает, когда я понимаю, что он без рубашки.
— Я… ах, хочу поднять душ. Подожди, я имею в виду принять!
Я смущенно краснею, но Зейн даже не оборачивается.
— Вперед, — бормочет он равнодушно.
Сукин сын!
— Спасибо! — фыркаю я, и топаю мимо него в ванную, хорошенько хлопнув дверью.
Я вся прямо дымлю, пока сбрасываю с себя одежду. Как он смеет вести себя так, как будто я для него не больше, чем неудобство! Я думала… не знаю, что я думала. Раньше мы, по крайней мере, были друзьями. Зейн задразнил бы меня за мою неловкость. Теперь он даже не может посмотреть на меня.
Злые слезы наворачиваются на глаза, но я смаргиваю их. Я позволяю себе расслабиться под струями горячего душа, не торопясь мою голову и намыливаю кожу своим кокосовым гелем для душа.
Как долго я здесь нахожусь? Полчаса? Может и дольше. Я выключаю воду и беру свое пушистое розовое полотенце. После того, как я вытираю волосы и тело, туго оборачиваю полотенце вокруг себя и завязываю его спереди, между грудей. Оно как раз нужной длины — прикрывает мое туловище и едва достигает верхней части бедер. Э-э.
Намного короче, чем я ожидала.
Ну, за короткое время мне удалось напустить много пара. Я вытираю запотевшее зеркало полотенцем и смотрю на свое отражение. Я тренируюсь строить сексуальное выражение лица, но быстро сдаюсь, чувствуя себя глупо. Одной из тех девушек, которые делают тридцать фотографий своего отражения в зеркале, делая губки «уточкой».
Почему девушки делают это? Я делаю губы «уточкой» и это совсем не сексуально. Возможно, даже жутко.
Что Зейн делает сейчас? Может, он думает, что я утонула здесь? Может, его вообще нет в комнате? Я надеюсь, что это так.
Ладно, я ведь не могу здесь оставаться вечно? Я провожу рукой по волосам, откидывая их с лица.
Боже, я выгляжу испуганной. Хорошо, сейчас или никогда.
Вот, я выхожу.
Нет. Ладно… вот, сейчас.
Я открываю дверь и делаю крошечный шаг. Облако душистого кокосового пара проносится мимо меня. Зейн все еще сидит за своим ноутбуком! Он не разворачивается, но по внезапному напряжению его спины и плеч понятно, что он знает о моем присутствии.
Я откашливаюсь, прижимая полотенце к себе.
— Я забыла свою одежду, — бормочу я, и это больше похоже на то, что я умственно отсталая, а не соблазнительная.
Ну, ладно. Но я, наконец, добилась его внимания. Голова Зейна медленно поднимается, и я мельком замечаю его болезненно красивый профиль. Крошечная мышца на его сжатой челюсти дергается. Он злится? Свет исходит лишь из ванной позади меня, а приглушенное свечение экрана ноутбука слишком тусклое, чтобы увидеть выражение его лица.
Тишина повисает между нами, растет, пока не оживает и не наполняет комнату, отнимая у нас голоса и превращая в камень.
Я вдруг замечаю свое отражение в большом зеркале на дверце шкафа. Я ищу отражение Зейна, и мой взгляд пересекается с его и не отпускает. Несколько секунд мы смотрим друг на друга через зеркало, что, кажется, занимает целую вечность.
Я потрясена внезапно возникшей уверенностью в том, что если он повернется или я подойду к нему — прикоснусь к его гладким изгибам спины, чего я так давно хотела, — то проведу эту ночь в его постели. А этот темный пытливый взгляд, которым он смотрит на меня, молча обещает это.
Хочу ли я этого? Не знаю. Я хочу его. Боже, как же я хочу его. Но что я знаю о сексе? Я всего лишь семнадцатилетняя девственница, которая даже не знает, как правильно целоваться.
Наконец, Зейн переводит свой взгляд от меня к своему ноутбуку. Его голос груб и напряжен, когда он бормочет:
— Оденься.
Только он может завести и вывести меня из себя одновременно. Кем он себя возомнил?! Сидит здесь полуголый, выглядит чертовски хорошо, если бы я созналась в этом сама себе (что я очевидно и делаю). Сможет ли он сохранить свое безразличие, если я «случайно» уроню свое полотенце сейчас?
Но я не делаю этого из-за боязни того, что Зейн лишь взглянет на мое голое тело, пожмет плечами и снова отвернется.
Кроме того, я никогда не смогу поступить так. Это выходит за рамки моей опытности. Черт возьми, Мэтт — мой первый и единственный парень — никогда даже не снимал с меня рубашку. Зейн — мужчина, и я знаю не понаслышке, что он снял с девушек (женщин) больше, чем несколько рубашек. И многого другого.
В этом деле я неопытна. Но все же, я не могу оставить за ним последнее слово.
— Думаю, я погуляю голой немного, — огрызаюсь я, когда прохожу мимо него. — Тебе, наверное, лучше оставаться в комнате. Я бы не хотела раздражать тебя.
Я украдкой бросаю на него взгляд и могу поклясться, что вижу намек на улыбку. Я не останавливаюсь, чтобы убедиться в этом, направляясь прямо в свою комнату.
Тяжело дыша, я не забочусь о том, чтобы одеться, когда хватаю свой мобильник и начинаю набирать номер. Да, я сейчас в состоянии «злого набора», похожего на «пьяный набор», но не настолько я тупа, потому что в состоянии повесить трубку, прежде чем появляются гудки, когда понимаю, что сейчас практически час ночи. Ладно, тогда завтра сделаю это.
Это наша последняя ночь вместе.
Я на кухне — кипячу воду для спагетти, которые готовлю сегодня на ужин. Я не очень сильно обращаю внимание на то, что делаю, так что у меня есть серьезные опасения насчет того, что у меня получится.
Где же Зейн? Что если он решил не приходить домой сегодня вечером? Я раздумываю над тем, стоит ли мне звонить ему, и прихожу к мудрому решению, что лучше не буду.
Я перемешиваю спагетти, чтобы не пригорели ко дну, затем нервно хожу взад-вперед. Это мой последний шанс. После сегодняшнего вечера я могу поцеловаться на прощание со своими шансами на успех, вместо поцелуев Зейна. Как только наши родители вернутся домой, Зейн вернется в Лос-Анджелес. И у меня вряд ли появятся шанс или оправдание, чтобы повидаться с ним.
Вот почему сегодня я пускаю в ход тяжелую артиллерию. Чтобы подготовиться к сегодняшнему вечеру, я потратила три часа: в этом мне помогала Лорен (после того, как я пообещала, что буду держать ее в курсе дела).
На мне новая одежда — только сегодня купила. Сексуальная красная рубашка, сшитая из прозрачной ткани, с глубоким V-образным вырезом. Перед держится на крошечных крючках, которые открывают небольшие зазоры кожи, когда я наклоняюсь вперед.
Легкая черная мини-юбка и высокие каблуки завершают мой сексуально-или-она-старается-слишком-сильно вид. На лицо я нанесла минимальный макияж: только блеск для губ и подводку для глаз; в моих волосах нет никаких средств для укладки, они струятся по спине.
Почему же я так долго собиралась? Я выбирала свое нижнее белье! Потому что я убеждена, что кое-кто увидит его сегодня. Я просто надеюсь, что…
— Что ты готовишь?
Я вскрикиваю, мои руки поднимаются вверх, что очень прискорбно, поскольку я держу дуршлаг полный спагетти.
Вот черт!
Каким-то чудом, Зейн ловит дуршлаг и большую часть его содержимого, за исключением нескольких кусочков, которые, конечно же, попали на меня. И догадайтесь, что? Они обжигающе горячие!
Я кричу и отбрасываю спагетти в раковину. Унизительно? Ага.
Зейн старается не засмеяться, пока ставит дуршлаг на столешницу. Он замечает мой внешний вид, медленно рассматривая с головы до ног, прежде чем заговорить.
— Что такое, Виолетт?
— Э-э… ничего. — Я занимаю себя тем, что очищаю липкие следы от теста со своей рубашки. — Ах, вообще-то, ты уходишь куда-то сегодня вечером? Потому что ко мне кое-кто придет сегодня. На ужин. Я готовлю спагетти. Для этого парня, Марка.
Зейн смотрит на меня несколько секунд.
— К тебе придет сюда парень?
Я нервно киваю, проводя рукой по своей короткой юбке.
— Да. На ужин… спагетти. — Я неубедительно показываю на кипящие на плите фрикадельки в соусе для пасты.
Он прислоняется к столешнице и складывает свои мускулистые руки на груди.
— Вообще-то, думаю, что сегодня я останусь дома.
— Что? Почему?
— Потому что я ни за что на свете не оставлю тебя одну с каким-то упертым ослом, особенно, в таком виде.
Мой рот открывается от возмущения.
— В каком это виде?!
— Ты знаешь в каком. — Он показывает на меня сердито. — Ему будет достаточно просто взглянуть на тебя, и он втрескается по уши. Тогда мне придется надрать ему задницу.
— Ох, нет, не придется! Я могу позаботиться о себе, и я действительно не нуждаюсь в твоем вмешательстве!
— Вмешательстве? — Я вздрагиваю, когда Зейн взрывается от раздражения. — Виолетт, тебе, черт возьми, семнадцать лет! Ты думаешь, что я просто буду сидеть в сторонке сложа руки и молча смотреть, пока какой-то ублюдок использует тебя.
Я хлопаю рукой по бедру.
— Кто сказал, что я не буду использовать его?
Зейн смотрит на меня так, как будто у меня выросла вторая голова. Он слегка качает своей головой.
— Ты ведь то самое не имеешь в виду, — говорит он спокойно.
Я смотрю на него.
— Нет, имею. Боже, ты такой лицемер! Раньше ты приводил сюда девушек каждый вечер, вынося их крошечные мозги. Я знаю, стены здесь очень тонкие и звуки хорошо слышны! Так что не смей меня поучать!
Глаза Зейна опасно сужаются, темные огоньки тлеют в их глубине.
— Это не одно и то же.
— С чего это? Потому что ты — парень?
— Потому что тебе семнадцать! — рычит он. — Черт! Почему ты ведешь себя так? Ты пытаешься поквитаться со мной за то, что произошло… той ночью?
Это выводит меня из себя!
— Возможно, я хочу быть с парнем, который заканчивает то, что начинает, — глумлюсь я.
Э-э. Ой-ой.
Только сейчас я понимаю, что я, как маленький ребенок, тыкающий в тигра палкой, и слишком далеко зашла. Этот хищный блеск в глазах Зейна не перепутаешь ни с чем, когда он подходит ко мне.
Я отхожу назад, но не боюсь его. Взволнованность и это странное сочетание волнения и… желания, которое возникает всегда, когда я рядом с ним. Но я не боюсь его.
Ну, может, немножко.
Зейн ловит меня у столешницы, наклоняясь ко мне так, что мы соприкасаемся от груди до колен. Я задыхаюсь от такого контакта. О Боже, это ощущение его жара на моей коже! Что-то первобытное жадно ревет во мне. Я чувствую, как его сердце бьется в унисон с моим, мы оба дышим быстро и тяжело. Я вдыхаю замечательный аромат Зейна, такой сексуальный и такой взрослый, что он заставляет мои внутренности плавиться, как шоколад.
— Так что, ты хочешь, чтобы я закончил начатое? — его голос звучит низко и грубо, когда он говорит.
Зейн кладет одну большую руку мне на бедро и притягивает меня к своему телу, и я снова задыхаюсь. Черт возьми, он такой… твердый… везде. Мысленно, я по-девчачьи пищу.
— Хм, — говорю я нервно, отчаянно пытаясь оставаться неподвижной, а не ерзать напротив него! — Я не знаю, что…
Зейн пристально смотрит на меня, как бы молча задавая вопрос, на который у меня нет ответа. Его рот в паре дюймов от моего. Если бы он лишь немного опустил голову, мы уже могли бы целоваться, а не ругаться.
Но нет же. Он негромко вздыхает и отходит. Он проводит руками по своим коротким темным волосам, отворачиваясь.
— Та ночь была ошибкой, — бормочет он.
Аррр!
— Что было ошибкой? Добиваться того, чтобы я практически голой плавала в бассейне, шептать пошлости мне на ухо, а затем обходить меня стороной, как чумную?! — Разъяренно, я пихаю его обеими руками. — Ты не можешь играть со мной в такие игры! Я думала, что… я считала нас друзьями. А теперь… ты даже не можешь находиться в моем обществе! Какая же ты сволочь!
— Я знаю! — кричит Зейн в ответ. — И ты заставляешь меня страдать за это каждый проклятый день.
Я смотрю на него.
— Да ты что? И как же ты страдаешь?!
— Ты знаешь как. — Он мрачно улыбается. — Ты прогуливалась здесь в этих своих маленьких сексуальных нарядах, проносясь мимо меня… дразня меня. Ты думаешь, я не знаю, что ты делаешь?
— Не знаю, о чем ты, — вру я, краснея до корней волос.
— Еще как знаешь, — говорит он, и тянет за край моей юбки. — Как насчет того трюка, который ты проделала в моей комнате, «забыв свою одежду»?
От этого я съеживаюсь от смущения. Я знала, что это было слишком очевидно и развратно.
— Я и правда забыла ее, — говорю я тихо.
— Конечно же. Черт. — Зейн смеется и качает головой. — Кто бы мог подумать, что такая малышка как ты, так, к хренам, заморочит мне мозг, что я не смогу трезво мыслить?
Его комментарий о «малышке» больно жалит меня.
— К твоему замороченному, к хренам, мозгу, я не имею никакого отношения, — говорю я холодно.
Он вдруг улыбается.
— Следите за языком, мисс Марсер.
— Ох, да пошел ты к черту, О`Коннор! — Я показываю ему средний палец.
— Ага, я бы принял твое предложение, если бы не знал, что ты убежишь с криком в противоположном направлении.
Я подбегаю к нему и толкаю его в грудь.
— Ага, ты всегда обвиняешь меня в боязни, но это ты всегда убегаешь.
Зейн смотрит на меня, злость искажает его лицо.
— Я пытаюсь защитить тебя, Виолетт, — рычит он.
Я снова толкаю его.
— А я говорила тебе, что могу позаботиться о себе сама…
Зейн вдруг подходит ближе, берет мое лицо в руки и резко обрывает меня на полуслове.
Его голова наклоняется, а затем его рот накрывает мой.
Все остальное отходит на второй план. Сильный запах фрикаделек и соуса, подгорающих на плите, замещает чисто мужской запах Зейна. Я купаюсь в нем. В этот момент только мы вдвоем существуем на всем белом свете, не завися от времени и причин.
Мы отчаянно целуемся, обезумев от этой необходимости. Он немного отстраняется, изменяя давление своих губ на мои. Наши языки соприкасаются. Я беспомощно стону, обвивая руками его шею, пытаясь взобраться на него, как на дерево. Зейн помогает мне, подняв меня за заднюю часть моих бедер. Мы ударяемся о столешницу, он сажает меня сверху на нее, и отдаленно я слышу, как что-то ломается.
Я вся пылаю внутри той горящей болью, которая заставляет меня беспокойно двигаться напротив него. Я не могу подобраться к нему достаточно близко!
Зейн рычит низким голосом от моих движений. Я настойчиво тяну его за рубашку. Мне нужно чувствовать его кожу. Он отпускает меня лишь на мгновение, чтобы помочь снять с него рубашку, подняв ее над головой и отбросив в сторону.
Я пробегаю руками вверх и вниз по его груди. Наконец-то, наконец-то, я могу прикоснуться к нему! Он невероятен… шелк поверх стали, такой гладкий и обтекаемый. Моя рука накрывает его бешено бьющееся сердце. И это я делаю с ним такое! Ощущение власти проходит сквозь меня, когда он стонет и глубоко целует меня.
Я понимаю, что моя кофта расстегнута нараспашку, лишь тогда, когда он немного отстраняется. Зейн внимательно наблюдает за мной, когда медленно расстегивает мой бюстгальтер. Я краснею от смущения, когда его взгляд опускается, и он негромко выдыхает. Затем его теплые руки и талантливый рот оказываются на мне, и я забываю о застенчивости и просто отдаюсь прекрасным ощущениям.
Мои руки медленно опускаются вниз по прессу Зейна. Он останавливает меня, когда я добираюсь до молнии на его штанах.
— Подожди, Виолетт. — Он неуверенно посмеивается. — Ты убиваешь меня.
Я делаю глубокий вдох.
— У тебя есть что-нибудь? Я имею в виду… защита?
— Нет. — Он ухмыляется, когда я недоверчиво смотрю на него. — Я избавился от нее, чтобы у меня не было соблазна однажды ворваться к тебе в комнату и заняться с тобой разными пошлостями.
Я пялюсь на него.
— Это что, было настолько искушающе?
Он смотрит на меня, позволяя своему взгляду задерживаться на открытых участках моей кожи.
— О, да.
— Ох, э-э, ладно, — бормочу я, прикрывая грудь руками. — Думаю, мы должны…
Я умолкаю, указывая на… ни на что. Зейн кладет руки мне на бедра и приседает немного, так что наши лица оказываются на одном уровне.
Его взгляд серьезен, напряжен.
— Ты хочешь заняться со мной сексом?
Ого. Я краснею от его прямоты.
— Э-э… ого, это вроде как личное… — Я смотрю куда угодно, только не на него.
Зейн берет меня за подбородок и удерживает на месте. Он вскидывает бровь и ждет.
Я заставляю себя посмотреть на него, в его бездонные глаза, в темную, ангельскую красоту его лица.
— Да, — наконец, говорю я, мой голос тих, но непоколебим.
Зейн напряженно всматривается в мое лицо. После нескольких секунд он улыбается.
— Тогда хорошо. Хотя сегодня этого и не произойдет.
Я улыбаюсь в ответ.
— Наверное, нет.
Я слышу смесь разочарования и облегчения в своем тоне так же, как и Зейн.
Он нежно проводит пальцем вниз от моего подбородка к шее.
— Эй, — говорит он насмешливо. — Мы можем заняться и другими вещами.
Он не должен объяснять мне ничего, обещание тлеет в его глазах. Он толкает меня вниз на столешницу и продолжает возносить к небесам.