7.1 Коммуникации

Между домами Видаросена пролегают укрепленные и неукрепленные тропинки, их сложное переплетение позволяет ощутить биение пульса деревни. Водители машин, прибывая в деревню, разочарованы, потому что большая стоянка находится вне деревни. Вдоль большинства улиц и дорог стоят маленькие фонарные столбы, едва достигающие метра в высоту, чтобы не конкурировать со звездами. От этих фонарей на поверхность улицы падает лишь слабый свет. Улицы и дороги созданы для ходьбы, и на этом основана организация социальной жизни: большинство сельчан утром уходят из дома, чтобы приняться за работу в мастерских или других домах. На обед приходят домой, после этого – снова из дома, чтобы участвовать в культурных мероприятиях. Система передвижения по деревне становится, таким образом, системой непрерывного межличностного общения; это арена постоянного взаимодействия, которого никто не может избежать. Сеть улиц и дорог – важная основа жизни в деревне.

Из окна можно наблюдать один из главных результатов работы такой сети: она связывает между собой самых разных людей. Тут, например, можно видеть так называемого немого в беседе с тем, кто считается вполне нормальным. Тут пекарь галантно подает руку восьмидесятилетней преподавательнице эвритмии – своего рода воспитывающего танца – чтобы помочь ей перейти по льду. Наконец, можно увидеть вместе две медленно передвигающиеся фигуры, одна – из-за поврежденной ноги, другая – потому что она родом из страны, где не знают оледеневших улиц.

 

7.2 Границы раскола

В сочетании с разнообразными обязанностями, которые выполняет каждый сельчанин, такая система тропинок приводит к тому, что люди постоянно встречаются друг с другом. Они буквально постоянно перебегают друг другу дорогу. Так как они вежливы, они обмениваются несколькими словами. А так как они благоразумны, то говорят о том, о чем думают. При этом здоровые люди несут особую ответственность. Терье не знает, где ему провести летний отдых; не могли бы вы взять его с собой в поездку по Югославии? Дом Сельмы Лагерлёф на следующей неделе почти осиротеет; нельзя ли тем, кто останется в нем, обедать у Уле Бюлля? Ханс опечален, потому что Ханна его дразнила, ты не мог бы ей об этом сказать? Конечно, часто обсуждаются проблемы – и не только обсуждаются, но и разрешаются.

Эвритмия разработана Рудольфом Штейнером и получила широкое распространение в мире. Она используется и в вальдорфской педагогике, и в традиционном образовании как возможность самовыражения для детей и взрослых. Различают педагогическую, сценическую, гигиеническую и лечебную эвритмию (прим. Альперн, взято из Википедии).

В деревнях дискутируют также, как и в общественных или частных учреждениях, но есть важное отличие: деревенские дискуссии чаще всего принимают форму непринужденных встреч. В учреждениях, напротив, они становятся формальными собраниями персонала, заседаниями и совещаниями. Такие формальные собрания подтверждают различие между «ними» и «нами». Совещания созываются, чтобы обсудить очередные проблемы. Ханс и Ханна становятся, таким образом, объектом обсуждения экспертов; они становятся клиентами. Встречи на улице, напротив, не признают формальной иерархии; они не организуются преднамеренно и не имеют особого статуса. Тем самым, они препятствуют безрадостному процессу формализации, превращения людей в объекты, который наблюдается во всех учреждениях, руководимых профессиональными экспертами.

Часто от сотрудников приютов и институтов слышишь, что слишком много времени уходит на совещания. Они правы. И они справедливо жалуются, что у них нет времени заниматься клиентами. У них отсутствует время потому, что они участвуют в собраниях, на которых и создаются «клиенты». Поэтому решение проблемы состоит не в том, чтобы принять больше персонала на службу. Ключ – в изменении мышления и организационной практики, которое приведет к преодолению раскола между «ними» и «нами», между субъектом и объектом, специалистом и его делом.

 

7.3 Как на картине Брейгеля

Когда приезжаешь в деревни, складывается иногда впечатление, что попал на средневековый рынок. Картины Брейгеля могли бы быть написаны в Видаросене.

Вне деревень большинство из нас живут среди людей, похожих на нас. Они принадлежат к одному с нами общественному слою, имеют такое же образование, похожую работу, одни и те же отношения с соседями и вкус в отношении вин. Но и внешне мы выглядим похоже, например, лицом, прической, одеждой и повседневным поведением. Таким образом, все производят одинаковое впечатление. Сходство уничтожает индивидуальные черты.

Люди в деревне идут другим, своим собственным путем. Кажется, что с годами в них все меньше обыденности. В деревнях есть установленные праздничные дни, но любой день там, в известном смысле, праздник.

Когда я иду по улицам больших городов, мне часто кажется, что люди, которых я встречаю, имеют определенное сходство с кем-то из сельчан. Этот парень имеет что-то общее с Улой, та дама чем-то похожа на Карен. Но в деревне мне никогда не приходит в голову, что кто-то похож на моих городских знакомых. Люди в деревнях имеют столь яркие характеры, что никого не напоминают. Правда, определенные черты характера могут быть едва заметны в их бледных двойниках из внешнего мира, но в самих деревнях никакие воспоминания о свойствах бледного двойника не оживают.

У людей появляется характер по нескольким причинам. На одну причину я уже указывал, а именно на тот факт, что иерархическому распределению ролей в деревне поставлены преграды. Обычно роли персонала и клиентов четко выражены, символизируется не только различиями в одежде, но проявляется и на телесном уровне. Любая профессиональная или полупрофессиональная подготовка становится тренировкой внешности. Пациенты и клиенты всякого рода также учатся вести себя как подобает в этом качестве; и одна из больших проблем при возвращении к обычной жизни состоит в том, чтобы избавиться от такого поведения. Люди в деревнях имеют взгляды, помогающие им преодолевать такое различие. Их коллективная жизнь так организована, что неизбежные признаки иерархического раскола сокращаются до минимума.

Другая важная предпосылка сходства деревень с картинами Брейгеля – это крайние различия в истории социальной жизни сельчан. Некоторые приезжают из закрытых учреждений, иные даже из «герметически» закрытых, потому что их считали опасными. Другие прибывают прямо из лона семьи, избалованы и неспособны брать на себя какие-то обязанности, пока требования деревенской жизни не вынудят их к этому. (После посещения дома они часто вновь возвращаются к старым привычкам). Другие получили ученую степень, но не хотят, или не могут работать в профессиональном сообществе. Матери и отцы, в одиночку воспитывающие детей, приезжают туда, чтобы жить в сообществе. Большинство сельчан родом из Норвегии, но довольно много иностранцев.

Третье важное условие того, что люди в деревнях становятся личностями, это крайнее разнообразие задач, выполняемых каждым. Возьмем, к примеру, Петера: рано утром он играет на флейте; после завтрака он отвечает за мытье посуды, а в течение первой половины рабочего дня продает изготовленные в деревне гончарные изделия; после обеда он принимает участие в семинаре по эстетике в качестве студента, а вечером, если он должен участвовать в деревенском собрании, он удирает. Или Ольга: она оделась и позавтракала с помощью друзей; кто-то проводил ее до кукольной мастерской и назад до дома; после обеда она занимается своей любимой книгой с картинками, но она в плохом настроении, потому что кто-то сдвинул ее стул с предназначенного ему места. Вечером хозяйка дома идет с ней в кафетерий за куском торта, Ольга улыбается до ушей. Лейф, например, звонит в колокол и собирает урожай лука; вечер он проводит на репетиции к рождественскому спектаклю. Анне проводила своих детей, до школьного автобуса, потом отвечает на письма, в которых люди просятся в деревню. Она приглашает одного претендента на испытательный срок, говорит по телефону с одной матерью, которая жалуется, что ее «маленькая» дочь (которой тридцать два года) в конце прошлой недели пришла домой в ужасно грязных штанах. «Мне жаль, – говорит Анна, – но она должна сама привести их в порядок; дай ей время и окажи доверие». После обеда Анна замечает, что она недостаточно времени уделила подготовке своей роли в рождественской пьесе. Поздно вечером она идет на беседу о реинкарнации. В воскресенье она встречает большинство сельчан в доме Андреаса. Воскресная служба, которая проводится людьми из деревни, повествует о равенстве перед Богом и о том, что каждая душа имеет свое достоинство.

Поскольку нет социальных противоречий, индивидуальные жизненные истории различны, а задачи и обязанности многообразны, вся жизнь в деревне обращена к людям. Они постоянно встречаются друг с другом, но всякий раз в новой роли: как член определенной семьи, как плотник, как певец или артист, как приглашенный к обеду, как пастух в последней рождественской пьесе или как палач в следующей театральной постановке. Из совокупности задач, поставленных перед каждым, делают исключения, но только с учетом той деятельности, которой человек занимался в прежние периоды своей жизни. Это разительно отличается от модели жизни в городе, где мы чаще всего не выходим за пределы главных ролей, которые мы освоили в обществе. Медицинская сестра для соседей, если они вообще ее знают – прежде всего медицинская сестра, полицейский – прежде всего полицейский. Через некоторое время и если повезет, медицинская сестра и полицейский станут несколько больше, чем просто медсестра и полицейский. И все же нынешние роли остаются основным атрибутом человека, даже если белая косынка или шлем уже сняты. Люди в деревне совершенно иные. Они так сильно различаются своими личными историями и выполняют – это очевидно для всех – так много различных функций, что назначать какую-то одну определяющей уже не кажется правильным. Вместо этого люди в деревне признаются личностями. Они проявляются во всем своем характере, а не в отдельных ролях. Роли не закреплены, они могут исполняться разными лицами, их исполнители предсказуемы. Характеры тоже предсказуемы, но их не возьмешь напрокат. Они – неотъемлемая часть вполне определенного Человека.