Что, опять пришли? И новых привели, как я погляжу… Ишь, пурги не побоялись, любопытно вам стариковские байки слушать. Самим вспомнить нечего. Живете, как пугливые козы. Дрожите и жметесь к очагу, слыша, как бесится в ночи зверский буран… То идет Фимбульветр, истину говорю. Нынче первая из трех ужасных зим перед концом света и Гибелью богов. По грязи да по лужам шлепали, без мехов мерзли. Теперь тут, в старой хибаре на семи ветрах, льдинки из бород дерете да руки потираете, как алчные греческие торговцы. Знаю я вас: хотите послушать о том, как лилась кровь, о битвах и смерти, – ибо слава чудится вам в таких россказнях… Сам виноват. Хоть и презираю я скальдов и лживые их песни, а все ж слишком часто вплетаю золотую нить в свою повесть, суровую правду же таю. Гниющая заживо плоть, из которой сочится зловонный гной, – вот где правда. Окровавленный товарищ, запихивающий кишки в рассеченную утробу, – вот где правда. О таком сказывать, чтоб прочувствовали вы сполна, каково оно на самом деле? Не сластить кашу медом?

И все же так: коли станет по весне ярл звать к себе на корабль, вы, юнцы, у которых еще бороды толком нет, идите на берег. Грудь выпятите, расправьте плечи, не знавшие боевых шрамов. Молодцам, как вы, не пристало таскать помои свиньям да за плугом весь день волочиться. Не для того даны вам могучие руки, руки гребцов.

Соберите походные сундуки! Поцелуйте матерей и скажите отцам, что привезете столько серебра, что не придется им больше гнуть спину да копаться в дерьме наравне с трэ-ллами . Идите Дорогой китов, на мир гляньте. Нет ничего лучше, чем стоять на носу корабля и чувствовать соленые брызги на лице, уж поверьте.

Научитесь биться. Презрен тот, кто, не умея защищаться, боится себе подобных. Боги отвагу любят. Однако от смерти не избавят, если таков ваш удел. Я пожил на свете и знаю кое-что о судьбе. Удел человека – как огромная поленница у дома. Внизу дрова, что положены на просушку давным-давно. Полезешь за ними – руки обдерешь, а тянуть будешь – всю поленницу обвалишь. Так вот, коли жил ты, не стремясь оставить о себе память, то будет удел твой тяжек, как та поленница, что не стронешь с места. И умрешь ты от старости или хворь какая твое тело источит. А коли хочешь озарить небо, переходя Мост-радугу, то славными деяниями сдвинь верхние дрова назло норнам, что так и норовят спрясть нить похуже. Однако самый тяжкий жребий выпадает тем, чья судьба переплелась с судьбами других людей, и уж тут остается только рвать врага зубами и когтями всякий раз, как подстерегает тебя лютая смерть.

Сколько раз сдвинута моя поленница – уже и не упомнить. Всю жизнь распускаю я узор своей судьбы, и сейчас не перестану. Поизносились петли моего сундука, скрипят теперь, будто мышь пищит… Я и ваших юнцов отправлял Дорогой китов, и своих пятерых трэллов на корабль спровадил, все равно проку от них никакого, а у меня под ногами лучше не путаться – целее будешь. Я еще не слишком стар и не для того живым из стольких передряг вышел, чтоб умереть во сне. Да, немало товарищей ждут меня в зале Всеотца… боюсь только, не узнают они меня, седовласого и немощного. Уже много лет я лелею надежду, что не все мои враги перемерли. Видят боги, много я их нажил, врагов-то! «Есть, есть еще те, кто жаждет отплатить мне кровью за кровь», – шепчу я темными ночами. Много серебра получат от меня сыны ваши, коли найдут тех паскуд и скажут им, что я их жду.

Летят по деревне шепотки – мол, направляются сюда суровые воины. Коли убьют они меня, то раздуются от гордости, как раздувается брюхо утопленника. За то Одноглазому спасибо – он разжигает ненависть и вселяет жажду славы в сердца людей.

«Придут, придут за Вороном», – шепчут в хмельные кубки люди с суровыми, как воды северных морей, глазами.

Что ж, пусть приходят.