– Да как вы посмели!..

– Посмел. Взял и поставил кольцо. Теперь вы все знаете. И нечего на меня смотреть, как на чудовище. Я же выиграл! Вы не забыли? Кольцо ваше в целости и сохранности. Вот оно, смотрите.

Он показал кольцо Аурелии и снова положил его в карман. Но вид кольца ее нисколько не успокоил.

– Вы поступили безответственно, Клейтон!

– Безответственно? Нет уж, не бросайтесь обвинениями. Может, я поступил неосмотрительно, но больше мне ничего не оставалось. И все обернулось наилучшим образом.

– Вы поступили безответственно и безрассудно.

– Черт возьми, Аурелия, да вы расслышали, что я выиграл?

– А могли и проиграть.

– Не мог!

– Вы рисковали вещью, которая вам не принадлежит. Кольцом моей сестры. Наследством моей бабушки. По какому праву?

– Я скажу вам, по какому праву, – повысил голос Клейтон. – По праву человека, отвечающего за пятьсот фунтов груза.

– Не стройте из себя честного рыцаря. Ничего благородного вы не сделали.

Клейтон мрачно смотрел на Аурелию. Он и не представлял, как эти слова ранят его! Безответственный! Безрассудный! Такие знакомые обвинения! Не важно, что их произносит другой человек и в другом месте. Неужели он навсегда останется сыном нищего пьяницы, он навсегда останется плохим отцом мальчику, который заслуживает лучшего.

И тут Аурелия нанесла ему самый болезненный удар:

– После всего того, что с нами случилось, я думала, вы действительно решили помочь мне. Я вам доверяла. Мне казалось, что между нами возникла дружба, – добавила она, но голос предательски дрогнул, словно само это признание причиняло ей боль.

Глаза Аурелии наполнились слезами, и се боль отозвалась в сердце Клейтона. Он прошептал, словно боясь, что кто-нибудь услышит его признание и поймет, какие неведомые силы связывают его с этой женщиной:

– Конечно, возникла, Аурелия. Даже нечто большее.

– Нет, вы меня просто использовали!

Она повернулась и пошла прочь, оставив его с пятью сотнями фунтов припасов и пустотой в душе. Вот так сюрприз!

– Аурелия, подождите! – Клейтон догнал ее. – Думайте что хотите. У меня нет времени вас переубеждать. И мы пришли сюда не для того, чтобы любоваться пейзажем. – Он показал на направляющихся к ним плотных мужчин. – Вот люди Таулса, которые перенесут наш груз на платформу. А через два часа его переправят на вершину. Иначе придется многие недели по частям перетаскивать его в гору. А нас осталось только двое.

– Ну и что я должна делать? Приглядывать за ними?

– Именно! Оставайтесь здесь, внизу, и присмотрите за тем, как люди Таулса грузят наше имущество. Как только они закончат, возвращайтесь в город. А я пойду на станцию. Присмотрю за тем, как наши вещи взвесят, а потом доставят на вершину. Вернусь завтра или послезавтра. Справитесь? Вот и отлично. Как только я вернусь, пустимся в дорогу. И не беспокойтесь, я не забыл про ваш револьвер.

– В этом я и не сомневалась.

Судя по выражению ее лица, девушка предпочла бы перетащить тысячу фунтов камней, чем позволить ему дотронуться до себя.

– Пока, – холодно сказал Клейтон и ушел. Она даже не взглянула, а он не оглянулся.

Аурелия прижала пальцы к вискам. До чего же самодовольный тип! Ну а если бы он проиграл? Одна мысль об этом вызвала у нее резкую головную боль.

Подошел один из людей Таулса и подозрительно воззрился на нее.

– Я слышал, что вы доктор.

– Да, – уверенно ответила Аурелия. Мужчина со злостью плюнул:

– Знаю я вашу сестру. Кровь да муки для вас просто забава. Какая вы женщина? Вы мясник. Вид у вас, как у докера, а мозгов, как у курицы. От таких баб, как вы, все беды. – Он поднял на плечи бочку. – Место женщины дома, обслуживать мужа, а не шататься по миру и ковыряться в потрохах.

Подошел второй грузчик.

– Кончай цепляться к ней, Отис. Это же та самая женщина, которая зашила парня, истерзанного медведем.

– Кого она там зашила? А может эта дамочка скакать на мустанге или обработать пулевую рану? Если нет, то какой она доктор?

– Слушайте, вы! Хотя бы не противоречьте сами себе! Если у меня вид, как у докера, значит, я могу и на мустанге скакать.

Отис явно собирался продолжать перебранку, но товарищ оттащил его: нечего, дескать, рассусоливать, работать надо.

– Тупой, недалекий человек, вот вы кто! – крикнула вслед Аурелия. – И если вас кто-нибудь подстрелит, молите Бога, чтобы рядом оказался другой доктор, а не я!

Оказавшийся поблизости мужчина взглянул на нее, но особого внимания ее выходка не привлекла. Почти каждый день распадались «упряжки», и чаще всего это сопровождалось сценами бешеной злобы: бывшие партнеры рассыпали каждый мешок муки «а две кучи, рвали одеяла пополам, разламывали деревянные ложки о колено.

Стараясь успокоиться, Аурелия принялась поправлять выбившиеся из-под капюшона волосы. «И сиди там», – буркнула она упрямому локону, заталкивая его в узел на затылке головы.

Ей не в первый раз говорили, что дело женщины – ухаживать за мужем и воспитывать детей. И не в первый раз бросали в лицо обвинение, что она не настоящая женщина. Даже сестренка как-то сказала, что боится, как бы образование не превратило Аурелию в синий чулок, но все-таки ее желание учиться Виолетта поддерживала. И ей нравилась более строгая прическа Аурелии, чем было принято в высшем обществе.

Аурелия прислонилась спиной к груде мешков: видимо, уважение и благодарность, которые к ней проявляли в лазарете, несвойственны мужчинам. А что по этому поводу думает Клейтон? Если бы Аурелия только и делала, что играла на фортепиано и рисовала вазы с фруктами, может, он более бережно относился бы к ее чувствам и больше бы ее уважал.

Вдруг над головой у нее раздался странный скрип. Это пришла в действие канатная дорога. Аурелия предпочла бы этому режущему звуку лекцию профессора Стернвелла или капризы Виолетты. Примитивный двигатель стучал, рычал и изрыгал едкий дым. Аурелия смотрела, как поднятая на лямках перепуганная корова беспомощно болтается в воздухе. Аурелия стояла в сторонке, пока люди Таулса укладывали в сани вещи, сложенные под шестом с голубым шейным платком Клейтона.

До нее доносились обрывки разговоров:

– Точно, находили самородки размером с кулак.

– Столько золотишка и за две жизни не истратишь.

– Торчат себе из песка прямо под ногами, на дне речки.

Аурелия покачала головой: какой вздор! Так легко богатство никому не достается. Даже в Клондайке. Но люди просто отказываются верить фактам.

Она дождалась, пока весь их груз не перевезли на платформу. Да, Клейтон был прав: им понадобились бы месяцы, чтобы отнести это все на себе.

Признав, хотя и с большой неохотой, заслуги Клейтона, Аурелия отправилась в город. Увы, что-то Клейтон очень часто оказывается прав. Может быть, он прав и относительно Виолетты? Несколько недель назад Аурелия сказала бы себе: «Ни в коем случае!» Но теперь у нее зародились сомнения.

На следующее утро, выслушав еще один рассказ Вальдо перед слушателями, которые внимали ему с открытым ртом, Аурелия вышла из гостиницы. Она хотела показать портрет Виолетты местным лавочникам. Здесь так редко появлялись женщины, что такую красивую девушку они, без сомнения, запомнили бы. И тут Аурелия увидела бегущего Отиса, того самого грубияна, который оскорбил ее вчера.

– Док! У моей жены Джил опять приступ, и ничего не помогает, ни компрессы, ни виски. Она вся скорчилась от боли в правом боку. Помогите ей! Только быстрей!

Аурелия вернулась в гостиницу за своим медицинским сундучком, не утерпев, однако, напомнить ему:

– Да вы ли это, мистер?..

– Хиггинс. Отис Хиггинс.

– Так почему же, мистер Хиггинс, вы не обратились к миссионеру, мистеру Девайну? Зачем обращаться к женщине, которая даже не может вскочить на мустанга?

Отис бросил на нее злобный взгляд, который ясно говорил, что если бы не крайняя нужда, то он обратился бы к кому угодно, только не к ней, но потом крепко взял ее за локоть и сказал:

– Потому что Джил не хочет мужчины-доктора. Она поклялась на Библии, что скорее умрет, чем позволит мужчине увидеть ее без одежды. Моя Джил – настоящая леди. Ну ладно, пошли!

Аурелии было трудно представить себе женщину, которая вышла замуж за такого человека, как Отис Хиггинс. Вряд ли ей подходило определение «леди». Но оказывать помощь любому больному – долг врача.

Через десять минут Аурелия, задыхаясь от быстрой ходьбы, нырнула под веревку с вывешенным для просушки бельем и вошла в маленький домик Хиггинсов, сколоченный из неотесанных досок. Но зато здесь был чистый деревянный пол и маленькое окно. Больная сжалась в комочек на узкой, но прочной на вид кровати, стоявшей в углу. Она протянула руку и простонала:

– Спасибо тебе, Отис. Ты всегда был мне хорошим мужем. Спасибо за то, что привел леди доктора.

– Здравствуйте, миссис Хиггинс. Я доктор Брейтон. Я вам помогу. Постарайтесь расслабиться.

– Мне так больно, леди доктор, так больно! – От страха зрачки женщины были расширены и сверкали неестественным блеском.

– Я знаю, – сказала Аурелия, потрогав пылающий жаром лоб женщины. Тридцать девять, не меньше, может быть, даже сорок. – Сейчас вы выпьете лекарство, которое облегчит боль. Но сначала мне надо вас осмотреть. – Надеясь, что у женщины нет ничего серьезного, Аурелия сняла пальто и повесила его на крюк в стене.

– Вы сегодня что-нибудь ели, миссис Хиггинс?

– Нет. Я уже два дня ничего не могу есть.

На все вопросы ответы были отнюдь не обнадеживающими. Аурелия прижала два пальца к шее женщины, где находится сонная артерия. Под пальцами едва слышно бился пульс. Замирая от дурного предчувствия, она слегка надавила на живот справа. Женщина закричала. Больше всего это было похоже на аппендицит.

Аурелия посмотрела на Отиса, словно надеясь, что он ей что-нибудь посоветует, потом сама себя одернула. В медицине не было единого мнения, как поступать в столь тяжелом случае. Некоторые рекомендовали не кормить пациента. Другие – ставить клизмы. Третьи – давать морфий и ждать.

Но школа, к которой принадлежала она, стояла за немедленную операцию. Аурелия присутствовала на десятке таких операций и ассистировала в трех. Но ей никогда не приходилось самой ставить диагноз, самой принимать решение об операции и самой отвечать за ее исход.

По изборожденному морщинами лицу женщины текли слезы. Сколько ей лет? Пятьдесят, пятьдесят пять?

Аурелия сделала укол морфия и послала Отиса в гостиницу, чтобы он принес две книги с полки над ее койкой. Ей надо было припомнить, как делается эта операция. Она также приказала Отису отыскать Девайнов, чтобы иметь более или менее грамотного помощника.

Аурелия разложила свои инструменты на одном из двух деревянных стульев. Затем на крошечной плите вскипятила в чайнике воду и вылила ее в таз, который поставила на второй стул. В одной из корзинок она нашла стопку аккуратно сложенных стареньких полотенец, приятно пахнувших морозным воздухом. Затем положила инструменты в кипящую воду, сбрызнула пол и нижние части стен раствором хлорки. И все это время расспрашивала пациентку о симптомах.

– То делается больно, то проходит. Точно ножом режут. И так уже дня два-три.

Три дня. Наверно, воспаленный аппендикс вот-вот лопнет.

– Миссис Хиггинс, мне надо вас раздеть и обмыть карболкой.

– Вы собираетесь меня резать? Аурелия посмотрела в доверчивые глаза.

– Да, миссис Хиггинс, вам нужна операция.

Миссис Хиггинс перекрестилась, стиснула перед грудью руки и закрыла глаза. Она молилась по-немецки, но смысл ее молитвы был Аурелии ясен.

– Слава Богу, – под конец сказала миссис Хиггинс. – Слава Богу, что нашлась леди доктор.

Отис вернулся с учебниками по хирургии. Под влиянием морфия боль у миссис Хиггинс утихла, и Аурелия успела прочитать все, что было в книгах об аппендиците. Затем под зорким взглядом Отиса она раздела пациентку и накрыла ее чистой простыней, оставив открытым операционное поле. Отис достал из комода вязаную шаль и набросил ее на оголенную грудь жены.

– Моя Джил – леди, – сказал он голосом, в котором уже не было враждебности.

– А где же Девайны? Они придут?

Он покачал головой и в отчаянии посмотрел на жену.

– Они поехали на несколько дней в Дайю. Кроме вас, никого нет.

Аурелия вся сжалась от страха. Если бы Отис разговаривал с ней так же, как вчера, гнев мог бы скрыть ее страх. Но Отис только гладил жену по голове, молча кусая нижнюю губу.

Аурелия была вынуждена забыть про самолюбие и честно признаться в своей некомпетентности:

– Мистер Хиггинс, я еще не настоящий врач. Я получу диплом только через полгода.

Он даже не поглядел на Аурелию.

– Моя Джил умрет?

– По-моему, у нее аппендицит.

– Она умрет?

– Если не сделать операцию, да, умрет.

На этот раз мужчина посмотрел в глаза доктору Брейтон.

– А если вы сделаете операцию?

Ей хотелось бы заверить Отиса и его жену, заверить самою себя. Но она не имела права лгать.

– Не знаю.

Мужчина погладил жену по щеке, и было видно, что он всегда был с ней ласковым.

– Тогда оперируйте.

Аурелия подавила вздох и кивнула. Что ж, значит, надо действовать. И приказала себе: «Только не нервничать и не торопиться».

– У вас есть какая-нибудь миска, мистер Хиггинс? В чем нам можно было бы вымыть руки.

Он секунду поколебался, потом взял с полки голубую миску и поставил на столик.

– Нам?

– Да. Я сейчас дам вашей жене хлороформ. Пропорция, – сказала она, листая учебник, – четыре процента.

– Это вроде немного.

– Вполне достаточно. Если дать больше, могут начаться конвульсии. – Она взяла чистый носовой платок и пропитала его раствором хлороформа. – Я сказала, что сейчас дам ей хлороформ, но может быть, надо будет дать вторично. Не пугайтесь, мистер Хиггинс, это не так уж трудно. Я вам скажу, сколько капель накапать на платок. И скажу когда. Вот и все. – Аурелия положила платок на нос миссис Хиггинс, и та вскрикнула, ее пульс участился.

– Не бойтесь, – сказала Аурелия Отису, который вцепился в миску с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев. – Все идет как надо.

Она подождала несколько минут, потом проверила пульс больной: бился уже ровнее. Хорошо. Потом подняла руку миссис Хиггинс, чтобы выяснить, сохранились ли рефлексы. Рука тяжело упала.

– Теперь налейте в миску кипяченой воды. А чайник наполните снова и поставьте на плиту.

Когда Отис выполнил ее указания, Аурелия приготовила в миске трехпроцентный раствор фенола, затем хорошенько вымыла руки до локтей, отдраив их с помощью специальной щеточки, пока кожа не покраснела и не стала гореть.

– А теперь вы, мистер Хиггинс. Вымойте руки до локтей.

Он застыл от ужаса.

– Пожалуйста! Нельзя терять времени. У вашей жены острый аппендицит. Если сейчас же не удалить, он может прорваться, и тогда она умрет. Я не могу оперировать без помощника, а кроме вас, никого нет.

Через несколько минут оба были готовы. Миссис Хиггинс спокойно лежала с закрытыми глазами и открытым ртом. Дыхание у нее было глубокое, пульс медленный и ровный. Отис, по лбу которого струился пот, держал у нее на носу тряпочку, пропитанную хлороформом, готовый по команде Аурелии накапать еще несколько капель. Аурелия, сосредоточенно нахмурившись, держала наготове скальпель, дожидаясь, когда у нее перестанут дрожать руки.

С удивлением почувствовав, что рука вдруг стала твердой, она сделала разрез.

– Держитесь, – сказала она, увидев, как Отис позеленел. – Без вас мне не обойтись.

– Дайте мне щупы – те, что похожи на маленькие штопоры.

Отис сунул руку в миску и достал инструменты.

Аурелия вдруг во всех подробностях вспомнила операции по удалению аппендицита, при которых она присутствовала. И, взывая к Богу, чтобы тот не дал ей сделать роковую ошибку, она продолжила операцию.

Почувствовав, что по лбу катится пот, она повернулась к Отису:

– Вытрите мне, пожалуйста, лоб.

Отис вытер ей лоб и осмелился заглянуть в разрез:

– Вы там ее разрезали?

– Да.

Благодарение Всевышнему!

В здоровом состоянии длина аппендикса не превышает трех сантиметров, и толщиной он бывает с карандаш. Но сейчас он раздулся втрое и был багрового цвета. Самое главное – точность. Один неудачный нажим – аппендикс лопнет и зальет гноем всю брюшную полость. Если это случится, больная умрет.

– Мистер Хиггинс, как у вас с нервами? – спросила Аурелия.

– Животных мне часто доводится потрошить. Продолжайте, док. Делайте то, что нужно.

Аурелия не сомневалась, что он не моргнув глазом потрошил животных. Но сейчас он был белый как мел. Она сделала глубокий вдох, вспоминая, что говорили ее наставники. Первым делом: меры предосторожности.

– Дайте мне, пожалуйста, тампоны – вон те марлевые, что лежат на столе. – Считая вслух, она брала один марлевый тампон за другим и заполняла ими брюшную полость. – …шесть, семь, восемь. Ну теперь, даже если аппендикс лопнет…

Когда Аурелия отрезала аппендикс, сильного кровотечения не было – кровь только тихонько сочилась из ранки. Никаких ошибок не сделала! И чувствовала, что у нее на лице расплылась улыбка, – но улыбаться пока было рано.

– Фенол, – сказала она.

– Что?

– Карболовую кислоту и ваты.

Отис подал ей открытый флакон и деревянную палочку с намотанной на конце ватой. Макая вату в карболку, она объяснила ему таким же уверенным тоном, как ей объясняли учителя:

– Надо прижечь рану, чтобы не было кровотечения. И сделать это очень осторожно. Фенол сжигает все, чего касается. Теперь я начинаю вынимать тампоны: шесть, семь… и восемь. Восемь положила и восемь вынула.

Аурелия зашила стенку брюшной полости растворимой струной, потом принялась зашивать кожу обычными нитками.

– Надо, чтобы шрам был как можно аккуратнее. Ну вот и все!

Она поглядела на Отиса и улыбнулась. И он улыбнулся в ответ.

– Хорошая работа, док.

– Да, ничего.

Потрясенная своим успехом, Аурелия оставалась с больной еще восемь часов. Отис нажарил оладий и отварил бобы. Пока ели, хозяин не произнес почти ни одного слова. Каждые несколько минут он поглядывал на жену, а время от времени вставал, подходил к ней, целовал в лоб и шептал что-то по-немецки. И вышел из дома только поздно вечером, когда миссис Хиггинс пришла в сознание.

Больная поманила Аурелию пальцем.

– Я не умру?

– Нет, миссис Хиггинс. Мне пришлось удалить аппендикс. Гарантировать я ничего не могу, но операция прошла успешно. Вы крепкая женщина. Вам нужен хороший уход и хорошее питание, и все будет в порядке.

– Это хорошо. Мой Отис не хочет, чтобы я умерла. Правда?

– Правда.

– Спасибо вам, леди доктор. Может, теперь мы с Отисом сможем поехать на золотые прииски.

Аурелия удивилась. Они тоже собираются на прииски? Ей казалось, что их прочный домик, деревянный пол и особенно окошко говорили о намерении прочно здесь обосноваться. Стампидеры строили лишь хлипкие времянки.

– А почему вы не отправились туда раньше? Из-за болезни?

– О нет, – отозвалась миссис Хиггинс. – Денег не было. Этот мистер Таулс знает слабость моего Отиса к карточной игре. И Отис кругом у него в долгу. А я зарабатываю на жизнь стиркой. Каждый день Отис рассказывает мне про богатых людей, которые переправляют свой груз на вершину по канатной дороге. И он все обещает, что когда-нибудь и мы сделаем то же самое. Но я знаю, что этому не бывать. Я знаю это уже с прошлой весны.

– Что случилось прошлой весной?

– Отис построил мне этот дом.

Миссис Хиггинс закрыла глаза. На губах ее застыла грустная улыбка.

Аурелия подумала, что она, наверное, запомнила Виолетту среди немногих женщин, проезжавших через Каньон-Сити, и достала из кармана фотографию.

– Миссис Хиггинс!

Больная открыла глаза, но взгляд у нее был отсутствующий.

– Миссис Хиггинс, вы не видели здесь эту девушку? – Аурелия поднесла фотографию поближе. – Она была здесь прошлой весной.

Миссис Хиггинс молчала.

– Ну ничего. – Аурелии стало стыдно, что она пристает к больной женщине. – Я подожду.

Вскоре вернулся Отис. Он остановился в открытых дверях, так что его силуэт четко вырисовался на фоне ночного неба.

– Она поправится, док?

– Надеюсь, мистер Хиггинс. Хотя должна вас предупредить, что очень часто в рану попадает инфекция. Но ваша жена – крепкая женщина, и настроение у нее хорошее. – Аурелия оглядела дом. – И у вас такая чистота. Некоторые считают, что чистота не влияет на состояние пациента, но меня учил… Извините, мистер Хиггинс, вас, наверное, мало интересуют теории о распространении инфекции.

Как бы его убедить, что все будет благополучно? И себя тоже. Ведь, как она только что сказала миссис Хиггинс, никто не может гарантировать конечный успех операции.

– Вашей жене теперь нужен отдых и уход. Несколько месяцев ей нельзя будет выполнять тяжелую работу. Стирать тоже. Все будет зависеть от вас. Справитесь?

Отис серьезно кивнул.

– Большое вам спасибо, док.

Аурелия еще раз подивилась тому, как изменился этот человек, собрала свои вещи и ушла, строго наказав Отису хорошенько ухаживать за женой.

«У меня вышло!» – пело у нее внутри по дороге в гостиницу. Аурелия летела как на крыльях, кивая любопытным, которые с удивлением смотрели на радостную женщину. У нее было замечательное настроение – под стать музыке, которая лилась из салунов. Она сделала операцию, и все прошло хорошо! Она правильно поставила диагноз! Она не совершила ошибок! Ей хотелось поскорее оказаться у себя в комнате и записать все эти страшные и счастливые минуты. Есть у нее диплом или нет, но она уже настоящий врач.

На следующее утро Аурелия наведалась к миссис Хиггинс, которая чувствовала себя хорошо и даже пила чай. Осмотрев ее, Аурелия собралась уходить, исполненная гордостью за себя. Но тут миссис Хиггинс вдруг сказала:

– Покажите-ка мне еще раз ту фотографию, леди доктор. Я сейчас чувствую себя получше.

Аурелия достала фотографию и со страхом протянула ее миссис Хиггинс. Женщина только взглянула и сразу ответила:

– Ее звали Виолетта. А кем она вам доводится? Аурелия со стыдом почувствовала, что ей не хочется признаваться в родстве, и спросила:

– Что вы можете о ней рассказать?

– Она была прелестная девочка. Как бабочка: такая же хорошенькая и так же порхала.

– Вам приходилось разговаривать с этой девушкой?

– Много раз. Какое же у нее было красивое белье – кругом кружева и ленточки. Но вот денег не было, и это ее огорчало. «Ничего, – сказала я ей, – можете мне не платить. Мне нравится стирать такие красивые вещи». И Виолетта была очень довольна моей работой. Говорила, что я стираю гораздо лучше, чем прачка в Скэгвее. И мне это было очень приятно слышать.

– Вы работали даром? Это очень благородно с вашей стороны, миссис Хиггинс.

Женщина только отмахнулась.

– Мне казалось, что на сердце у девочки было нелегко, хотя она такая хорошенькая и так красиво одевается, Ее муж – вы его знаете?

– Да. – И лицо Аурелии невольно искривилось в презрительной гримасе, так что у выздоравливающей не оставалось сомнений по поводу того, какие чувства доктор испытывает к этому человеку.

Сжав кулачки, миссис Хиггинс с неожиданной злостью сказала:

– Порождение дьявола, а не человек. А красивая девушка тоже была вашей пациенткой?

– Виолетта – моя сестра.

Миссис Хиггинс как будто не удивилась.

– Вы хотите увезти ее домой? Очень хорошо. Аурелии хотелось еще расспросить о Виолетте, но миссис Хиггинс явно устала. Ей надо было отдыхать. Аурелия пообещала заглянуть завтра и показать Отису, как менять повязку.

Она тихо закрыла за собой дверь и ушла. Хотя ей было приятно, что прачка так хорошо отозвалась о Виолетте, Аурелия не могла не обратить внимание на то, что сестра сумела заставить эту бедную женщину стирать даром. Конечно, за подобное никого в тюрьму не сажают, но мысль об этом оставила у Аурелии горький осадок.