Глава 1

Пробуждение

Ее разбудил будильник.

Противный писк вспорол сладкий кокон сновидения, и Вероника от неожиданности подскочила в кровати. Растерянным взглядом обвела свою комнату и протянула руку к пищащему мобильному телефону.

Суббота. Без десяти семь.

— Блин, — наверное, забыла вчера снять…

Она вчера пришла с работы, мало что соображая от усталости, сразу в душ и в кровать. Даже не ужинала.

Стоп.

Вероника потерла лицо, остатки странного сновидения все еще блуждали в голове: странного, тревожного сновидения, пропитанного страхом. Она снова обвела взглядом свою крохотную спаленку, пытаясь вспомнить, что же такое ей снилось. Но нет, в памяти ничего не всплыло.

Она откинулась обратно на подушку. Это всё стресс. Это от нервов и недосыпания. Ничего, скоро Коля пойдет на поправку и всё снова станет хорошо…

Снова всё станет хорошо.

Надежда придала ей сил, и Вероника снова провалилась в сон. На этот раз ей снился Николай и что они живут в том доме, который сами придумали. Коля его даже нарисовал. Картина и сейчас висит в спальне, у изголовья кровати.

Этот день у нее был выходным. Вероника проснулась, на этот раз ближе к полудню. Приняла душ. К мужу она решила съездить ближе к вечеру, потому день был посвящен уборке квартиры. Пусть она была и маленькая, но дел оказалось достаточно. Неприятное послевкусие сна полностью ушло, и Вероника напрочь забыла об этом.

Она закончила прибираться ближе к вечеру, когда за окном стремительно растеклись по небу черничные сумерки. Начало месяца было довольно теплым, но в последних днях уже чувствовалось холодное дыхание зимы.

Вероника собиралась к Николаю, когда неожиданно зазвонил телефон. Номер был не определен.

— Слушаю.

— Вероника Андреевна? — раздался на том конце незнакомый мужской голос.

— Да.

Он еще раз спросил, назвав и её фамилию.

— Да, это я. Кто вы такой? — нахмурилась Вероника. Она уже стояла в прихожей и красила перед зеркалом губы.

— Вас беспокоят из онкологической больницы, — она невольно стиснула тюбик помады сильней, в сердце мимолетным уколом отозвалось острое беспокойство. — Ваш супруг сегодня скончался. Сожалею, — равнодушно произнесли на том конце.

Значение слов доходило до нее очень медленно. Мужчина говорил, что её муж, её Николай, скончался около трех часов назад. И они не могли дозвониться до нее — телефон был недоступен. Он говорил и что-то еще, но Вероника поняла только одно — Коли больше нет. Он умер.

— Спасибо, — даже не дослушав до конца, Вероника отключила мобильный и снова посмотрела на своё отражения. На уложенные волосы, на макияж, подумала о поскудной уборке, на которой она убила день… Ведь если бы она не занималась этой чепухой, не тратила на нее своё время, могла бы еще увидеться с мужем! Могла быть с ним, пока он…

От поднимающейся бессильной ярости Вероника, не сдержавшись, разбила ставшее ненавистным отражение. Зеркало треснуло, осколки со звоном посыпались на пол. По руке из порезов потекла горячая кровь.

Она не чувствовала боли. Слезы невыносимо жгли глаза, тугой комок подступил к горлу. Вероника медленно сползла по стене на пол. Ее душила злоба, душили слезы. Как Коля может умереть? Как его может не стать?! Это не укладывалось у нее в голове. Ведь он стал идти на поправку! Ведь ему становилось лучше… Ведь…

Вероника закрыла лицо ладонями. Слезы брызнули из глаз, невыносимо жгло порезы на руках. Она еще никогда не чувствовала себя такой усталой и беспомощной… Но слезы скоро кончились. Их и так оставалось мало.

Молодая женщина сделала тяжелый вздох, отняла руки от лица. Кровь продолжала идти. На щеках она смешалась со слезами. Надо бы достать осколки, промыть, обработать, перевязать… «Да, надо бы», — рассеянно подумала Вероника, продолжая сидеть на полу.

Смерть Николая навалилась на нее свинцовой усталостью. Она с трудом поднялась на ноги, прошла в ванную, где сунула кисть под ледяную воду. Достала из аптечки перекись водорода и бинты. Всё это происходило, будто во сне. Отупевшее пустое состояние.

Её мужа больше нет. Вот так просто… Больше никогда он не перешагнет порог этой квартиры. Не состоится свадьба, которую они хотели сыграть весной. Не будет… Вероника сжала губы, чувствуя, как глухая боль отдается в сердце. Будто чьи-то холодные руки сжали его … И все сильней стискивают свои ледяные пальцы.

На кухне Вероника нашла сигареты. Коля просил её бросить, и она пыталась избавиться от пагубной привычки. Однако обязательно держала пачку на черный день. А на такой, видимо, надо было запастись целым блоком.

Вероника не стала включать свет. Просто сидела за столом и курила одну сигарету за другой. Одну за другой, пока от вкуса табака не стало уже тошнить. Потом же просто смотрела в окно. Осмыслить потерю не получалось. Слишком велика она была. Слишком много сил было вложено, слишком много надежд связано. А смерть взяла и все так просто перечеркнула…

Вероника устало закрыла глаза.

Может это все — лишь дурной сон? Может она спит, а на самом деле Коля жив и идет на поправку? Вряд ли… Просто все её грезы разбились об острую реальность, как волны разбиваются о скалы. Разлетелись множеством брызг. Грош им цена.

Она и не заметила, как уснула — просто уронила голову на руки и провалилась в темный бездонный колодец тревожный сновидений. Ей снился их с Колей дом, тот самый, в котором они мечтали жить — дом был объят ярким пламенем; огненные языки тянулись к черному шелку небес. Тускло мерцали наверху звезды. С оглушающим звоном лопнули стекла первого этажа. Странно, но она наблюдала за этой картиной спокойно. Ничего не чувствовала, кроме горького удовлетворения. Ей хотелось, чтобы все сгорело. Осталась только зола, которую потом развеет ледяной ветер… Оно и к лучшему.

В следующее мгновение картинка изменилась: теперь она видела семилетнего мальчика. Тот стоит перед ней и держит в руках стеклянный шар. Там запорошенный снегом пингвин. Прямо, как тот, что стоял у отца на столе. Вероника внимательно посмотрела на ребенка: смутно знаком. Но откуда? Откуда она его знает?

Мальчик разжимает пальцы. Шар падает. Медленно, будто в замедленной съемке, летит навстречу твердой земле. Минута, две, растянутые в вечность, и стекло разлетается в разные стороны. Но звона нет…

Есть только противная трель домашнего телефона.

 

Глава 2

Там высоко

Когда Вероника очнулась, было только семь часов утра. Хмурое зимнее небо, тусклое солнце за окном. День обещали снежный. Где-то в соседней комнате надрывался домашний телефон.

Оказалось, звонила мама — она узнала о смерти Николая и беспокоилась за свою дочь. Ольга собиралась приехать — Вероника не стала её отговаривать. Меньше всего ей хотелось оставаться в одиночестве.

Сон не придал сил. Даже наоборот, скорее отнял. Вероника не помнила, что ей снилось. В памяти всплывал только тот дом в огне. И всё. Ничего не значащие обрывки сновидений.

Дни пролетали незаметно. Горе прибило Веронику: время растянулось для нее в тусклую бесконечную полосу. Кто-то звонил, выражал свои соболезнования, кто-то заглядывал в гости. Хорошо, что рядом была мама, которая взяла дела в свои руки. Похороны взялись устраивать друзья Николая. Понимая состояние невесты их покойного друга, они не трогали её, предпочитая обсуждать все с Ольгой или родителями Николая.

Так прошло несколько дней. Не успела Вероника и опомниться, как обнаружила, что стоит перед настенным зеркалом. На ней черное платье до колен, черные туфельки. Январь выдался капризным, снова потеплело, солнышко стало даже припекать. Вероника собрала волосы в аккуратную прическу и замерла от неожиданности… Прохладный ветерок, проникнувший в квартиру через щель в окне, коснулся кожи. Легкое, даже чуть игривое прикосновение к шее, невидимые пальцы скользнули по её спине. Мелкая дрожь пробежала по телу; Вероника тотчас обернулась — в комнате никого, кроме нее, не было.

— Показалось, — пробормотала она, передергивая плечами, чтобы сбросить неприятное ощущение чужого присутствия. — Просто показалось.

Николая хоронили на Северном кладбище. Глядя на пузатый белый автобус, по бокам которого шла ярко-зеленая полоса, Вероника на секунду испытала чувство дежавю. Такое уже было когда-то. Был и этот автобус, были и эти люди, и похороны…

— Всё в порядке, милая? — к ней подошла Ольга, положила ладонь на плечо дочери.

Вероника кивнула:

— Да, мам. Всё хорошо, — мать взяла её под локоть, и они обе направились к автобусу.

Обещали теплый и ясный день, но когда они подъехали к Северному кладбищу, небо было всё еще затянуто серой обесцвеченной пеленой. Пошёл мелкий снег. Деревья отбрасывали на широкую дорогу блеклые кривые тени.

Это было странно. Всё было для нее странно, будто не взаправду. Она шла сразу за гробом, продолжая держать в своих ладонях руку матери. По сторонам старалась не смотреть, больше себе под ноги. Песком был посыплен асфальт, сейчас он перемешался со слякотью, снег сохранился на обочине, где-то ярким желтым пятном выделялись выброшенные искусственные цветы…

Они зашли на кладбище. Вероника обвела взглядом припорошенные белым, нетронутым снегом могилы. Мелькнула неожиданная мысль: «скорее ей здесь место, чем Николаю…». Девушка встряхнула головой, прогоняя её. Процессия медленно двинулась вглубь, к тому месту, где Николай будет похоронен.

Ничто внутри не шевельнулось. Вероника равнодушно наблюдала за тем, как его предают земле. Она подошла ближе, швырнула горсточку холодной земли и отошла. После того, как перед надгробием стал возвышаться небольшой холмик, пару коллег Николая по работе взяли слово. Они говорили о том, что несправедливо, что такой замечательный человек покинул их так рано. Вероника даже не слушала их. Многие из этих людей отвернулись от них, когда Николай заболел. Она осталась, родители да парочка друзей. Они ничего не говорили, только слушали молча.

Вскоре все засобирались обратно — поминки проводили родители Коли у себя дома. Было холодно, снег пошел сильнее. Поднялся ветер. Вероника почувствовала, как Ольга тянет её обратно.

— Подожди, еще минуточку. Дай мне немного времени.

Женщина кивнула и оставила дочь одну. Подняв воротник, чтобы защитить горло, Вероника стояла перед свежей могилой, засунув руки в карманы. И мысленно прощалась… От порыва ветра, швырнувшего ей в лицо мелкую снежную крупу, из глаз потекли слезы.

— Сожалею вашей потере, — раздался за спиной учтивый голос.

Вероника вздрогнула от неожиданности. Обернулась — в паре шагов от нее стоял мужчина, одетый в черное пальто. Ярким пятном выделялся на шее светлый шарф. У него были темные волосы, в которых белел крупными хлопьями снег. А лицо… Вглядываясь в его резковатые черты, Вероника поймала себя на мысли, что они ей знакомы. Как и низкий голос. Как и внимательный взгляд темных, почти черных глаз.

— Простите?

— Сожалею вашей потере, — повторил он.

— Спасибо, — поблагодарила она, продолжая разглядывать незнакомца (или все-таки знакомца?). — Мы с вами не знакомы, случаем?

— Вряд ли, — ответил он.

— Вы мне кажетесь очень знакомым…

Он провел ладонью по гладко выбритым щекам и пожал плечами с чуть виноватой улыбкой.

— Может у меня лицо такое… Всем запоминается.

— Да нет… Не совсем, — мотнула головой отрицательно Вероника. — Простите, я в последние дни сама не своя…

— Ничего страшного. Оно-то и понятно, — в мгновение ока у него оказалась две красные гвоздики в руках — он положил их у могилы Николая.

Вероника потерла глаза. Даже и не заметила, что он держал их всё это время в руках.

— Как вас зовут? — спросила Вероника, дыша на замерзшие ладони. Она оставила перчатки в автобусе.

— Люциус. Я работал с вашим мужем, правда недолго… Жаль, что так вышло.

— Да, мне тоже.

— Но вы справитесь, Вероника, — он неожиданно повернулся к ней, прищурил темные глаза. — Я знаю, — взъерошил короткие волосы, стряхивая снег.

Вероника не нашла, что ответить, кроме тех слов, что за сегодня были многими произнесены:

— Он сейчас в лучшем мире…

И эта до боли знакомая жесткая усмешка заиграла на его губах. Вероника почувствовала тонкий укол страха.

— Наверное… А ангелы они какие? Такие, какими мы их представляем?

— Я не знаю, Вероника. Я их никогда не видел. Может, они и вовсе не существуют…

Он что-то ответил, но Вероника пропустила его слова мимо ушей. В ушах всё еще стояло «не знаю, может их и вовсе не существует». Откуда же это горьковатое ощущение, что этот Люциус ей знаком?

— Я не верю в рай, Вероника Андреевна, — произнес мужчина, задрав голову. — Там высоко… Долго наверное добираться и холодно… — потом глянул на наручные часы. — Вас уже ждут.

— Да верно. А вы не идете?

— Нет.

— Хорошо, — она поправила сползающий ремешок сумки. — Тогда до свидания, Люциус.

— До свидания, Вероника, — раздалось в ответ.

Вероника немного прошла вперед, а затем оглянулась — от Люциана и след простыл. Уже ушел.

 

Глава 3

Спустя шесть лет…

Со смерти Николая прошло ровно шесть лет. Шесть лет долгого необъяснимого ожидания, словно вот-вот должно произойти что-то очень важное. Но ничего не происходило: день тянулся за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем.

Глухая тоска после смерти любимого не прошла — просто затихла, спрятавшись где-то в глубине души. Чтобы избавиться от острого чувства потери Вероника ушла с головой в работу. Домой же приходила без сил, падала на кровать и провалилась в черную вязкую темноту без сновидений.

Ей больше не снился Николай. Ей больше не снился мальчик, и домик тот не снился. Сны ушли, вместо них теперь черный омут, в котором Вероника тонула, стоило ей закрыть глаза. И просыпалась она без сил, будто и не спала вовсе.

И если карьера пошла в гору, то личная жизнь оставляла желать лучшего. У Вероники были мужчины, но долго они не задерживались. Не выдерживали конкуренции с покойным супругом. А сама Вероника не могла, или не хотела, отпускать прошлое, продолжая отчаянно за него цепляться.

Порой она вспоминала того мужчину, которого встретила на кладбище. Люциуса. Пусть они и виделись впервые, однако ощущение, что он ей знаком не покидало женщину. Но откуда оно взялось? Этого она вспомнить не могла.

Так и прошло шесть лет. И они с Люциусом встретились снова, на том же самом месте…

Эта зима выдалась снежная, холодная, с крепкими морозами. Быстро стемнело, поднялся ледяной ветер. И Вероника в этот день освободилась пораньше с работы, чтобы успеть навестить могилу Николая.

Она приходила к нему два раза в год: в день рождения и в день смерти. Ольга называла это мазохизмом, говорила, что дочь её должна идти вперед, что в мире, как бы это прискорбно не звучало, не все сводится к одному человеку, которого ты пусть и любил. Есть другие мужчины. Их тоже можно полюбить.

А Вероника продолжала искать в новых лицах тень того, кого потеряла. И не находила. Он ушел. Надо бы с этим смириться, но как-то не получалось.

Несколько минут она молча постояла у могилы, расчистила от снега памятник и оставила цветы. Направилась в церковь, чтобы поставить свечку за упокой.

Коля не верил в Бога, а она верила. Ей хотелось думать, что где-то есть тот, кто присматривает за людьми. Есть тот, кто заботиться о них при жизни и после нее. Быть может он позаботиться и о Николае.

Здесь почти никого не было, не считая Вероники и пожилого священника, протирающего стекло за которым стояли иконы. Царил неяркий приглушенный свет свечей, стойкий запах ладана, витал сладковатый след чьих-то духов… А еще Вероника чувствовала покой. Сложно объяснить, это ощущение — она просто закрыла глаза и чувствовала, как все тревоги и страхи отступают.

Кто-то остановился рядом. Теплое дыхание коснулось уха. И голос тихо произнес.

— Добрый вечер, Вероника.

Люциус. Он стоял за её спиной. Вероника оглянулась через плечо — за прошедшие годы он нисколько не изменился. Короткие темные волосы, черные, чуть раскосые глаза… Но тут игра теней превратила красивое лицо в страшную маску. Женщина сразу же отвернулась, почувствовав острый вкус застарелого страха.

— И вы здесь… — негромко произнесла.

— Я прихожу сюда порой. Здесь, — он запнулся, подбирая нужное слово, — спокойно. Даже очень.

— Верно. А я…

— Навещали Николая. Знаю, — Люциус тонко улыбнулся в ответ на ее удивленный взгляд. — Несложно об этом догадаться, Вероника. Ведь сегодня день его смерти.

Она только кивнула в ответ. Они вместе вышли в ветреный вечер. Пошел мелкий колючий снег. Направились к парковке, расположенной недалеко от кладбища. Высокие деревья — черные грозные силуэты — раскачивались, поскрипывая, под порывами ветра.

Люциус шел рядом, и Вероника то и дело кидала на него внимательные взгляды. Поймав один из них, он усмехнулся. Поинтересовался.

— Все еще считаете, что мы с вами давно знакомы?

— Нет… Да, есть такое ощущение.

— Забавно.

— Николай никогда не упоминал о вас.

— Мы работали одно время с ним, а потом наши пути разошлись. Мы не были друзьями… Но узнав о его смерти, я пришел попрощаться, — он сунул руки в карманы. — Так уж устроен мир, люди имеют дурную привычку умирать.

Вероника молча с ним согласилась. Пронизывающий ветер пробирал до костей. Они поспешили к автомобилям: Вероника к своей машине, Люциус к своей.

Женщина вставила ключ в зажигание, повернула его — мотор заворчал, но не завелся.

— Просто прекрасно, — выдохнула шумно Вероника. — Ну, давай… Пожалуйста…

Но не смотря на её попытки, машина не завелась. Вероника откинулась на сиденье и раздраженно откинула свисающую на глаза прядь волос. Здорово. Не хватало еще и застрять за городом, в такую мерзкую погоду.

Тут в окошко постучались. Люциус. Вероника приоткрыла дверь — окно не опускалось. Наверное, тоже замерзло.

— Не заводится? — спросил он участливо.

— Да. У нее порой такое бывает, особенно, когда мороз…

— Так может вас подвезти?

Вероника кивнула.

— Было бы замечательно, — она подхватила сумочку и выбралась наружу. Вздрогнула от прикосновения холодного ветра. Подняла воротник пальто. Да уж, ближе к ночи, метель разыгралась не на шутку.

Щелкнула сигнализация, и Вероника поспешила за Люциусом. В салоне пахло кожей и табаком. Было тепло. Вероника стянула перчатки и подышала на замерзшие ладони.

— Спасибо.

Он включил печку сильнее и спросил.

— Где вы живете?

Она назвала адрес. Машина плавно тронулась с места и покатилась по пустой ленте дороги. Вскоре кладбище осталось позади, скрылось за пеленой снега.

Ехали они в молчании. Люциус включил плеер — заиграла неспешная мелодия. Вероника узнала ее сразу — Nick Cave and The Bad Seeds.

— Нравится? — полюбопытствовал мужчина, заметив, как оживилась молодая женщина.

— Да. Одна из моих любимых групп.

Он сделал громче. Вероника зашевелила губами, беззвучно подпевая низкому, чуть хрипловатому голосу Ника.

Вечерний город был пуст и безлюден. В такую погоду все предпочитали сидеть дома. Они доехали быстро — не прошло и двадцати минут.

Автомобиль скользнул на узенькую улочку, затем во двор и замер у двери второго подъезда.

— Вот, мы и приехали, — объявил Люциус.

— Спасибо большое. Без тебя я бы осталась там… Замерзать.

— Рад был помочь.

Вероника повернулась было к дверце, потянула на себя ручку и буквально окаменела, услышав:

Острая тоска, смешанная с твоей горькой безысходностью, мышонок. Ты как всегда очень аппетитна, даже в такой тяжелый для тебя момент, — голос раздался прямо над ухом, горячее дыхание обожгло кожу. — Ну, что ты, Вероника? Всё также отчаянно цепляешься за своего ненаглядного. Давно пора идти дальше, глупый мышонок… Хочешь я помогу забыть твоего Николая? — сухо рассмеялся.

— Что ты сказал? — она ошарашенная повернулась к Люциусу.

Тот недоуменно посмотрел на нее — неожиданная реакция Вероники его удивила. И мужчина осторожно повторил:

— Я спросил, не против ли ты куда-нибудь сходить со мной.

Вероника тряхнула головой, прогоняя отголоски холодного насмешливого голоса. Потерла виски со словами.

— Да, конечно. Прости, мне сначала послышалось другое… Совсем другое. Запиши мой номер, и мы созвонимся на днях, — продиктовала свой мобильный, а спустя пару минут выбралась в зимний вечер.

На внезапно Вероника ослабевших ногах добралась до подъезда, поднялась в квартиру и в прихожей рухнула на кушетку. В голове всё еще крутились эти слова. Вероника тихо их повторила:

— Мой маленький глупый мышонок… Глупый мышонок…

 

Глава 4

Ты только не бойся, мышонок

Вероника с сомнением смотрела на темную тетрадь, найденную среди вещей Николая. Чистая. Он не успел ничего написать. И сейчас женщина сидела, глядя на нее и задумчиво крутила ручку в пальцах. Затем открыла и неуверенно начала.

«Сегодня седьмое января. День выдался довольно холодным…

Даже не знаю, с чего начать. Привет, дорогой дневник? Хаха. Никогда раньше не доверяла бумаге то, что царит на душе. Но мне надо, надо рассказать об этом хоть кому-нибудь… Вылить сюда, потом же закрыть тетрадь и на некоторое время забыть о своих тревогах.

Люциус. Вот, кто меня беспокоит.

Все равно не могу отделаться от ощущение, будто мы ранее знакомы. Оно продолжает преследовать меня. Зачастую наблюдая за его жестами, меня охватывает дежавю. Было, видела, но где, когда…

А, к черту. Вряд ли это имеет значение.»

«Двенадцатое января. Наши встречи стали чаще. Слишком рано, чтобы что-то точно говорить».

«Двадцатое января. Мне сегодня снова снились эти странные сны. Я думала, что они прекратились, но нет… Всё началось сначала: горящий дом, мальчик, Николай. Без понятия, откуда это всё берется.

А сегодня ночью мне снился ночной лес. Я бежала от кого-то. Смутно уже все помню. Отчасти вспоминается: деревья, лунный свет, волчий вой… Еще помню, как мне было страшно. Очень страшно. И смех помню. Кто-то был там, кроме меня. Но больше всего врезались в память слова: „Мой бедный маленький мышонок…“

Не знаю, что со мной творится…»

Вероника отложила ручку и устало потерла лицо. Глянула в окно, за которым густой пеленой падали тяжелые и крупные снежные хлопья. Затем посмотрела на часы — половина шестого. Через полчаса приедет Люциус, и они поедут обедать.

Из-за недавнего кошмара она не выспалась. Голова гудела. Вероника помассировала виски, невольно вспоминая вчерашнее происшествие. То, как они возвращались домой и как Люциус проводил её до квартиры. Они поднялись на второй этаж… И в какой-то момент она оказалась прижата к стенке, чувствуя его губы на своих, сильные руки на своей талии. Она ответила на его поцелуй.

Потом Люциус отстранился, облизал губы и посмотрел на нее… Вероника замерла, глядя в его багровые, будто кровь, глаза. До боли знакомые. Она моргнула. Их цвет стал прежним.

Наверное, показалось. Игра света.

— Ты в порядке?

— Да, — улыбнулась натянуто. — Просто переборщила с шампанским.

«Второе февраля. Снова снился мальчик. Откуда-то знаю… Точнее мне кажется, что знаю — его зовут Егор. Хорошее имя. Если бы у меня был сын, я бы именно так его и назвала.»

«Десятое февраля.

Боже, я не знаю, что происходит. Эти кошмары преследуют меня. Странные сны, странные воспоминания… Порой я просыпаюсь посреди ночи и до утра ворочаюсь в кровати, не могу уснуть.

Мама волнуется за меня. Говорит, что выгляжу неважно. Советует взять отпуск на работе. Может, она права. И это все от стресса на работе. Сейчас там непростой период.»

«Шестнадцатое февраля. Мы гуляли по торговому комплексу, и Люциус пошутил, что его имя похоже на имя Люцифера. Вроде и шутка, но все равно не смогла выбросить это из головы».

«Двадцать первое февраля. Взяла на работе отпуск за свой счет. Буду отдыхать. Чувствую себя не важно, наверное, подцепила вирус какой-то.

P.S. да уж, начинаю привыкать вести дневник».

«Двадцать третье. Слегла с температурой. Приехала мама, посидеть с больной дочкой. Позже приехал и Люциус. Проведать. Мама давно хотела с ним познакомиться, и вот сбылась ее мечта…

Он принес какие-то лекарства. А когда собрался было уходить, сказал: „- Выздоравливай, мышонок“.

Мышонок.

Мой маленький глупый мышонок.

Почему именно мышонок?»

«Двадцать четвертое. Мама осталась им довольна. Говорит, мне очень повезло с Люциусом. И надеется, что своего шанса я не упущу.

А я не знаю, как ей объяснить это смешанное чувство.  Одновременно, боюсь и меня тянет к нему.  Нет, не так… Слишком глупо и примитивно звучит.

Он ни разу не давал мне повода, но все равно, я чувствую эту острую нотку опасности рядом с ним. Идиотизм какой-то.  Порой я его побаиваюсь, так сложно порой сказать, что творится у него на душе… но тем не менее, меня к нему тянет. Есть какая-то загадка, тайна.

Черт, пишу словами любовного романа. Бред сивой кобылы. Надо забыть об этом».

«Первое марта. Что-то я совсем забросила дневник. Болезнь отняла все время, и силы. Мама рассказывала, что температура была под сорок. Я бредила, звала Колю, Егора… Не помню ничего из этого.

Кто такой Егор?

Нет, не знаю.

Мама рассказывала, что Люциус часто нас навещал. Смутное порой в памяти что-то проскальзывает. Я помню, прохладные руки на своем лице, помню его глаза… Только почему-то мне они виделись совсем другого цвета. Прямо как запекшаяся кровь.

Помню… Будто он держит меня на руках, укачивая, как маленького ребенка. Помню, что как вытянулись тени на стенах и как они зашлись в диком и странном танце…

Знаю, бред сумасшедшего.

Хорошо, что я чувствую себя намного лучше. Скоро это все прекратится».

«Третьего марта. Люциус сказал, что ему нужно уехать на два месяца в Чикаго. По работе. Я не стала возражать. Поймала себя на мысли, что не знаю, кем он работает. И не помню, говорил он мне это или нет. Кажется, говорил…»

«Четвертое марта. На работе дел невпроворот. Люциус уехал. И это даже к лучшему. Небольшая пауза не повредит отношениям».

«Пятое марта. Мне больше не снятся те сны. Но вместо них появилось другое ощущение… Словно кто-то невидимый рядом со мной. Сложно объяснить. Вот, и сейчас», — Вероника отложила ручку, оглянулась на комнату через плечо. Острое чувство чужого присутствия снова дало о себе знать. Женщина была готова поклясться, что она не одна… Тряхнула головой, вернулась к дневнику. — «Скорее всего это усталость. Работа отнимает много сил. И времени. Под конец рабочего дня и не такое чудится будет».

Но то чувство не пропало. Порой она чувствовала легкое, чуть невесомое прикосновение к губам, волосам или спине. Будто ветер мимолетно коснулся ее кожи… Порой на тонкой грани сна и реальности, когда до пробуждения оставалось несколько минут, на губах оседал едва ощутимый поцелуй.

Вероника старалась не обращать на это внимания, но не особо получалось… Иногда невидимые пальцы пробегали по ее спине, вызывая россыпь мелких мурашек. Иногда касались груди, обводя аккуратно сосок, порой лица — очерчивая скулы и линию подбородка, скользили по щеке.

Лучше бы ей снились те страшные сны.

«Десятое марта. Рассказала коллеге по работе о том, что со мной происходит. Она посоветовала сходить к гадалке. И адрес дала. Сказала, что женщина мне поможет.

Даже не знаю, что и думать».

«Решила все-таки сходить. Хуже мне от этого не станет.»

Не смотря на свои сомнения, Вероника все-таки решила сходить. Один раз она уже была у подобной женщины. Когда в детстве мать привезла ее в маленький загородный дом, чтобы местная колдунья помогла девочке справиться со страхом темноты. Может, именно потому что в тот раз ей помогли, она решила: и в этот всё пройдет удачно.

Гадалка жила в городе. Недалеко от места работы, кстати. Обычная серая сталинка. Дверь подъезда со сломанным домофоном и заплеванная лестница. Вероника поднялась на четвертый этаж и позвонила в двадцать первую квартиру. Долго никто не открывал. Она позвонила еще раз.

Дверь распахнулась. На пороге замерла полная невысокая женщина. Ее светлые волосы были убраны под косынку, одета она была в выцветшее коричневое платье, сверху передник.

В ответ на ее вопросительный взгляд гостья произнесла:

— Я вам звонила днем. Меня зовут Вероника… — начала неуверенно Вероника, наткнувшись на ее недовольный взгляд.

«Ведьма» кивнула.

— Помню. Ну, проходи, — и посторонилась, пропуская ее.

Женщина сделала неуверенный шаг через порог.

— Чай будешь?

— Да, пожалуй.

Вероника разулась в тесной прихожей. Повесила пальто на свободный крючок и направилась на кухню. Тоже маленькую. Персиковые стены, светлый полоток. Из мебели только стол, три стула и стойка. На плите что-то бурлило в кастрюле. По маленькому телевизору, подвешенному в углу, шло какое-то ток-шоу.

— Зеленый? Или черный?

— Зеленый. Я вам не рассказывала по телефону…

— Да, погоди ты, — отмахнулась от нее хозяйка. — Еще успеешь пожаловаться, — она поставила чайник, взяла нож и, сняв с кастрюли крышку, потыкала в содержимое лезвием. — Хм… Не готово.

Пока закипала вода в чайнике, Валерия Константиновна занималась готовкой, Вероника сложив руки на столе, будто примерная ученица, рассеянно наблюдала за действиями хозяйки. В какой-то момент она окончательно уплыла в облака, и очнулась тогда, когда Валерия поставила перед ней чашку.

Вероника бросила взгляд на плиту — огонь был выключен. Валерия опустилась напротив гостьи и пристально на нее посмотрела.

— Моя проблема может показаться вам странной… — начала было Вероника, но замолчала в нерешительности.

Валерия сделала знак продолжать, и молодая женщина рассказала ей всё: и про свои странные сны, и про тревогу, связанную с одним знакомым, и про ощущения чужого присутствия, прикосновения…

— Вы сочтете меня сумасшедшей, — так она закончила свой рассказ, сделала глоток обжигающей жидкости.

Валерия нахмурилась.

— Мне не следовало пускать тебя за порог, — Вероника вскинула на нее удивленный взгляд, гадалка неохотно пояснила. — Не остыл еще на твоих губах поцелуй Дьявола… — и поднялась из-за стола.

— Что это значит? — непонимающе поинтересовалась Вероника.

— То и значит, — усмехнулась Валерия. Потом подошла к ней и взяла за руку. Вероника заглянула в ее светлые глаза и вздрогнула — этот пронзительный взгляд был ей чем-то знаком. — Ты поступила очень глупо, девочка, но и благородно. Такова твоя природа. Ты не можешь по-другому.

— Я не совсем понимаю…

— Не перебивай и слушай внимательно, — в её мягком голосе прорезались нотки стали. — Второго шанса может не предоставиться. Он не любит посторонних в своих играх… — добавила тихо и едва различимо. — Ты сильная, Вероника, и ты выдержишь всё. Я знаю. Такие как ты гнуться, но не ломаются, — улыбнулась тепло. — Скоро он поймет, что не признав тебя равной, ничего не добьется.

— Я не…

— Просто знай, что ты со всем справишься. И не бойся. Страх его главное оружие. А теперь послушай, — она опустила руку в карман в цветного передника и достала из него сложенную вчетверо бумагу, — возьми это. Открой дома. Только дома. И ни в коем случае не показывай ему эту вещь…

— Кому ему? — Вероника всё еще отчаянно пыталась уцепиться за нить здравого смысла сказанного, но её было сложно нащупать. Валерия сунула ей в руку сверток и как-то странно усмехнулась.

— А ты как думаешь?

Вероника не сразу нашла, что ответить. Она опустила взгляд и посмотрела на желтую бумагу, зажатую в кулаке. Что бы там могло быть? И к чему вообще все эти слова? Идиотизм какой-то.

— Я ничего не поняла.

— Ты поймешь, — вздохнула Валерия, — но позже. А сейчас… Не бойся. Он губит всё, что попадает в его руки. Иначе не умеет. А ты оказалась сильней, чем на первый взгляд, — и отошла, вернулась к плите и занялась приготовлением обеда.

Видимо, странный разговор можно было считать законченным. Вероника встала из-за стола, отправилась в прихожую. Стала одеваться. Когда она ушла, хозяйка не сказала ни слова.

По пути домой Вероника не раз доставала из кармана загадочный подарок, но развернуть его не решалась. Сама не знала почему. Валерия сказала — только дома. Ну, дома так дома. От любопытства ведь еще никто не умирал.

В голове никак не укладывался последний разговор. Она пришла за помощью, а ушла выбитая из колеи поведением гадалки. Что она имела ввиду, когда говорила про таинственного и могущественного него? И про то, что ей не нужно бояться? И про благородство вкупе с глупостью?

Нет, думать над её словами сейчас нельзя. Мысли и так в кашу превратились. Вероника выдохнула: она подумает над этим, но позже.

Дома женщина долго не решалась взглянуть на то, что ей отдала гадалка. Крутила в пальцах. Оставляла на столе или опускала в карман. Но любопытство мучило её, точило изнутри… И вот, с тихим шелестом бумага была развернута. Вероника вытряхнула на ладонь что-то очень маленькое и не сдержала удивленного вскрика.

Простой серебряный крестик. Тот самый, который ей подарил когда-то Николай. И тот самый, который ей казалось, она потеряла много лет назад.

 

Глава 5

Чёрные сны

Он вернулся на несколько недель раньше, чем обещал. Возник на пороге, одетый в слишком тонкое для такой погоды пальто, и с букетом шикарных цветов. В его темных волосах белели пушистые снежинки, бледные щеки были тронуты румянцем.

— Ого, — только и сумела выдавить Вероника, пропуская Люциуса в квартиру. — Я тебя не ждала.

Чистая правда. Они созванивались неделю назад — он был в Чикаго и говорил, что дела задержат его надолго. Сама Вероника была слишком занята работой, чтобы разобраться: хорошо это или плохо. Тем более, последние дни выдались сложными. А всё из-за Валерии и крестика, который она ей подарила…

При мысли об украшении, рука Вероники невольно потянулась к нему, висящему на шее на тонкой серебряной цепочке. Она и сама не знала, почему прикосновение прохладного металла, так успокаивают.

— Я вижу, — Люциус чмокнул её в губы, прошел в прихожую и стал раздеваться. Вероника ушла на кухню, за подходящей вазой, в которую можно было поставить букет.

— Ты затеяла уборку? — он замер на пороге, оглядывая её. Вероника, поймав его излишне откровенный взгляд, смутилась.

Она не ждала никого, занималась уборкой, потому стояла перед мужчиной в коротеньких шортиках и растянутой выцветшей футболке. В квартире было тепло, даже душно.

— Да, решила вот привести квартиру в порядок. Руки в последнее время не доходили даже полить цветы, — она поставила букет на стол. — Спасибо. Они очень красивые. Ты голоден?

— Как волк, — улыбка вышла у него чуть-чуть натянутая, словно Люциуса что-то волновало.

Он опустился за стол, положил локти на стол и принялся внимательно наблюдать за тем, как Вероника разогревает ему обед. Котлеты по-киевски и макароны.

— Прямо с самолета, даже домой не успел заехать.

— Я рада, что ты вернулся.

— Правда? — он поинтересовался шутливо, но поддался заинтересованно вперед. Его острый взгляд заставил Веронику отвернуться. Пальцы невольно нащупали крестик под тонкой тканью майки.

После похода к Валерии страхи ушли, осталось только притихшее беспокойство. Где-то в глубине души. Заснувшее, но не пропавшее. На следующий день, после визита к гадалке, Вероника пришла на работу и от коллеги узнала, что Валерия скончалась ночью. Сердечный приступ. Раз и не стало человека, который мог хоть как-то пролить свет на некоторые странности ее жизни.

«Не остыл ее на твоих губах поцелуй Дьявола», — а фраза эта, жутко напыщенная и глупая, никак не хотела покидать ее голову. Был в ней смысл, что ли…

Хотя, если задуматься, всё это такие глупости.

— Вероника, — раздался голос у нее прямо над ухом. Задумавшись, женщина пропустила тот момент, когда Люциус оказался рядом. Вздрогнула и перевела на него рассеянный взгляд. — Ты витаешь в облаках.

— Прости, — она улыбнулась. — Не выспалась просто…

Мужчина опустил взгляд и коснулся рукой ее шеи — Вероника застыла, наблюдая за тем, как в его пальцах оказывается цепочка, потом крестик. При виде это маленькой безобидной вещицы в темных глазах на краткий миг мелькнуло что-то… Что-то злобное.

— Красиво, — обронил Люциус, с любопытством разглядывая крестик.

«Он ему не нравится», — внезапно догадалась Вероника, буквально, кожей, чувствуя исходящее от него раздражение. — «Вот только почему?»

— Да, знакомая подарила. На днях буквально.

Он чуть склонил голову набок, потом улыбнулся и разжал пальцы.

— Повезло тебе со знакомыми, — вернулся на свое место.

— Расскажи, как прошла твоя поездка в Чикаго? Ты ведь по работе туда ездил, так?

И он рассказал. О самом городе, о людях, о дрянной погоде — в последнюю неделю постоянно лил дождь, немного о работе, о том, как ему и его команде пришлось биться с местными юристами, чтобы изменить несколько пунктов договора. Он говорил, а Вероника поймала себя на мысли, что его низкий бархатный голос ее успокаивает. Обволакивает, усыпляет эту странную тревогу, каждый раз остро отдающую в груди, когда Вероника встречается с взглядом его темных глаз.

— Вероника, вот скажи мне одну вещь — тебе нравится твоя квартира?

Вопрос застал ее врасплох. Вероника пожала плечами. Квартира, как квартира. Мы тут еще с Колей жили. Находится в центре, от работы недалеко. А к чему вообще такой вопрос?

Она озвучила свои мысли. Люциус помолчал недолго, а потом ответил.

— Просто я подумал, что ты захочешь жить со мной. Мы не то, чтобы долго встречаемся… Но я вполне могу взять тебя под свое крыло. Что ты скажешь? Так будет лучше, мышонок. Только ты, да я.

Что она скажет? Что она может ответить кроме того, что это предложение, словно снег на голову. Что она не знает, найдет ли в себе силы на переезд. Что каждый день чувствует себя все больше и больше усталой. Что в присутствие мужчины, который никогда не сделал ей ничего плохого, её внезапно начинает снедать холодный страх. Что ей порой кажется, будто вся ее жизнь это сон… Страшный, затянувшейся надолго сон.

Эти мысли пронеслись в одну секунду. Люциус ждал ответа, Вероника молчала. Она поставила перед ним тарелку. И внезапно осознала простую вещь — Люциус просто поставил ее перед фактом. «Так будет и тебе, и мне» — сказал он. Всё решил заранее.

— Я подумаю, — и снова потянулась к крестику на шее. Люциус обжег ее недовольным взглядом со словами: «если тебе нужно время, я тебе его дам».

Вероника думала недолго над его предложением — через пару дней согласилась на переезд. Его присутствие внушало ей страх, но между тем, находясь рядом с ним, Веронику никак не отпускала мысль «что-то она упускает… есть какой-то кусок мозаики, никак не вписывающийся в общую картину их радостного будущего». В самом Люциусе было что-то, очень важное и необходимое для решения столь непростой задачи.

Он открыл глаза и обвел взглядом пространство вокруг. Ничего не изменилось. В Пустом мире никогда ничего не меняется. В иллюзиях — да, но здесь нет.

Медленно поднялся, разминая затекшие от неудобной позы конечности. От физического тела порой одни проблемы. Сладко хрустнули суставы пальцев. Мерзкий звук. Возвращение в форму обычно чревато более неприятными моментами, нежели ватные ноги и тяжелая голова. Но это если оставить оболочку надолго. Можно и отвыкнуть от нее.

Она лежала на полу, свернувшись в позе эмбриона. Оранжевый отсвет огня застрял в ее темных волосах ярким пятном. Вероника спала. И видела сон. Сон, который она сама хотела увидеть. Который она попросила, перед тем, как умереть. И Люцифер исполнил её желание, только опять все идет не так, как надо.

Вероника подавлена. Она устала. Он отрезал её от всего, что было ей дорого и необходимо. Думал, это поможет ей начать всё с чистого листа. Но вышло наоборот — её это окончательно подкосило. Раньше она сражалась с ним, сейчас же тихо угасает…

И еще кое-что не вписывалось в его планы.

Люцифер склонился над Вероникой и подцепил пальцем цепочку с крестиком. Кто-то побывал здесь. Кто-то оставил этот маленький подарок. И ему было несложно догадаться, кто это может быть.

— Я не люблю посторонних в моих играх, — произнес Князь вслух.

Хоть никого рядом не было, он не сомневался, что таинственный гость его услышал. Но никто не ответил — вокруг клубился только мрак, темным узором оплетая стены и потолок.

Начинается новая жизнь. Наверное, эти слова должны были воодушевить её, но нет… Оставляя старую квартиру, Вероника чувствовала себя так, будто теряет что-то важное, словно за ней окончательно и бесповоротно закрывается невидимая дверь, отрезая прошлое и открывая будущее. В новую жизнь, тем не менее, приправленную щепоткой страха и тревогой.

Люциус был рад её решению. Он активно помогал Вероника собирать вещи. Рассказывал о том, как будет здорово и как он предвкушает их совместную жизнь, шутил — его шутки заставляли Веронику улыбаться. Потом пообещал, когда станет поменьше работы, можно будет отправиться в отпуск. На море. Где она, Вероника, всегда мечтала побывать? Туда и отправимся. Ему для нее ничего не жалко.

Наверное, о таком мужчине можно было только мечтать.

Вещи были собраны. И переезд был назначен на утро, но Вероника попросила у Люциуса одну ночь. Хотелось провести ее здесь, в одиночестве. Попрощаться с прошлой жизнью окончательно. И Люциус дал ей такую возможность, хоть Веронике было сложно понять — нравится ему это или нет. Скорее всего нет, он всегда довольно остро реагировал на все упоминания о ее покойном муже и их короткой совместной жизни. Ревнует.

Вероника долго ходила по квартире, не узнавая свое уютное гнездышко без привычных сердцу мелочей. Какой будет её новое жилье, она не знала — Люциус обронил, что снял для них большую квартиру в центре. И это сюрприз.

Сюрприз, так сюрприз. Спорить с ним в таких делах, себе дороже. Она давно заметила эту неприятную черту в его характере — мутность. Как смотреть в мутное зеркало или кривое. Она бы не удивилась, окажись Люциус бандитом или шпионом, или и тем, и другим вместе. Было в нем что-то такое: холодное, неприступное и чертовски знакомое. Последнее и удерживало Веронику рядом с ним.

Она так и заснула на узком диванчике в гостиной. Просто раз, и провалилась в сон. В темный и холодный. Ей снилось, что она лежит на полу, свернувшись. Света мало — узенькая полоска отбрасываемая светильником на стене, выполненным в форме горгульей лапы. Снилось, что вокруг сгустились черные и густые тени. Словно живые, кружат вокруг, прямо как стервятники над умирающей жертвой. Во сне тело её плохо слушалось, руки были тяжелые и непослушные, голова раскалывалась, а перед глазами плясали огненные сполохи.

Когда одна из теней приблизилась, Вероника удалось ударить по ней рукой. Пальцы прошли сквозь темноту, и руку свело от ледяного прикосновения. Вероника едва не закричала — она прикусила нижнюю губу и замычала от боли. Слишком реальной для сновидения. Откуда-то знала, что здесь нужно вести себя тихо. Но где здесь? И откуда знала?

Нет-нет, слишком сложные вопросы…

Еще одна тень отделилась от остальных — размытый мужской силуэт. Она приблизилась к ней, провела пальцами по её волосам и покачала головой. Ну, или по крайней мере на нее похожей.

— Упрямый маленький мышонок, — в бархатном голосе проскользнуло раздражение. — Еще рано вставать… Спи, Вероника… — голос убаюкивал, заставлял веки тяжелеть и усталость подниматься откуда-то из солнечного сплетения.

Вероника зажмурилась и стала отчаянно ей сопротивляться. Нет, нельзя спать. Нельзя падать в эту темный бездонный колодец, где на дне плещутся темные сны. Нельзя слушать его голос, который усыпляет, нельзя поддаваться этой приятной, накатывающей, как волны усталости…

Иначе…

И в это самое мгновение сон разлетелся на тысячу осколков. Вероника открыла глаза и резко села. Она была дома. В своей квартире, на диване в гостиной. Перевела растерянный взгляд на мобильный, играющий «Лунную Сонату» — звонил Люциус. Пора было собираться.

 

Глава 6

Странник

Егору было восемь, когда он ночью пришел к отцу и сказал, что видел во сне маму и что мама звала на помощь. Ей было очень плохо. Так плохо, что он, Егор, проснулся. Сонный Николай выслушал сына, а потом сказал, что это всего лишь сон. И что мама на небесах, среди других ангелов… А потом добавил, что ему самому рано вставать, и Егору тоже — завтра школа. И отправил сына обратно в детскую, пожелав сладких снов.

Его рассказы о матери, о странном месте, где только пепел и тени, о его снах, списали на бурное воображение. А сны про Веронику — на тоску по матери. Ничего необычного. Мальчик замкнут, друзей у него нет, вот и компенсирует всё сказками. Должно пройти. Ему сложно, он был привязан к матери, и Лидия, как бы не старалась, не сможет ее заменить.

Это пройдет. Так заверил отца детский психолог. Они с Лидией поверили и успокоились. Только вот не прошло. А стало хуже.

Порой ему снились обычные сны — обрывки воспоминаний, приправленных фантазией, но зачастую Егор оказывался в одном и том же месте. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась серая пустыня, будто бы выцветшая от нехватки солнечного цвета. Солнца здесь не было — на небе тускло, едва различимо сияла маленькая звезда, отбрасывая скупой бледный свет. Здесь не было дня, не было ночи. Только песок, ветер и руины… Разбросанные, поеденные ветром каменные глыбы.

Откуда-то Егор знал это место. Знал, что здесь безопасно и что он никого здесь не встретит. Никому до пустых безжизненных земель нет дела. Люди забыли про них, те, кто стоял выше, ушли. Мертвая пустота, лежащая между мирами.

Он часто приходил сюда, бродил среди песков, подбирая плоские как блин камешки. Гладкие и приятные на ощупь. С каждый разом во сне он уходил всё дальше и дальше, не боясь заблудиться. Странники никогда не заблудятся. Ни в своем родном мире, ни в чужих.

Потом, просыпаясь, рассказывал об этом месте отцу и мачехе. Они переглядывались за столом, и Николай бурчал, чтобы сын прекращал страдать чепухой. Отец и Лидия ему не верили. Но куда им. Вот, мама бы поверила. Мама бы всё поняла.

Егор не забыл, как отец вышел из себя, когда он увидел серебряное украшение у сына на шее. Николай прекрасно помнил, как подарил крестик Веронике и помнил, что хоронили его жену тоже с ним. Мальчик вырывался из его рук, плакал и кричал, что его подарили. Мужчина на похоронах Вероники. Высокий, в сером свитере с темными волосами и глазами. Николай не поверил. Если бы не вмешалась Лидия, он бы избил мальчонку. Никогда еще Лидия не видела его таким взбешенным.

В тот день его сын заперся в комнате, залез под одеяло и зажмурился. Думая о матери, зажав в руке серебряный крестик, Егор оказался совершенно в другом месте. Раньше он видел его только раз, в том страшном кошмаре. B сейчас снова оказался здесь незваным гостем.

Мальчик брел среди темных скал, по усыпанному хрустящим снегом берегу озера. Было холодно, страшно и очень одиноко. Но он точно знал, что мама здесь. Он обязательно её найдет, надо только идти вперед. Мама ему обрадуется. Они же так давно не виделись — три года миновало с её смерти. Она наверняка скучает, также, как и он. А то и больше.

Папа как-то сказал, что они с Вероникой больше никогда не увидятся. Но это неправда. Папа не знает, что существуют разные дороги. Их надо просто уметь увидеть, чувствовать, даже временами слышать. Егор умел. Папа нет.

Егор шел долго. Во сне время течет иначе, оно медленное. Хронос здесь ленив и неспешен. Порой кажется, что время останавливается. Застывает, превратившись в темный гладкий камень.

Мальчик замер, прислонившись к холодному камню, чтобы перевести дыхание и унять покалывание в пальцах. Страх касался своими ледяными пальцами его затылка. Но ничего, он справится. Ведь он уже взрослый мальчик. Ему почти одиннадцать. И должен помощь маме… Помочь маме. Вот, что главное. И ему ни капельки не страшно. Ну, только если чуть-чуть. Самую малость.

— Надо же, — когда внезапно над его ухом раздался мужской голос, Егор чуть не закричал. Тотчас обернулся — за его спиной стоял невысокий паренек, лет четырнадцати. Потертые джинсы, кожаная куртка, под которой виднелась майка с группой Нирвана. В пальцах он мял сигарету. — И что такая, малявка, как ты, здесь делает, а? — усмехнулся и склонил голову набок.

Он был очень похож на того пацана, что со своими друзьями каждый вечер забирается в заброшенный детский сад, расположенный неподалеку от начальной школы. Там они обычно курят и пьют пиво. Когда Лидия его забирала с уроков, Егор видел их пару раз. Этот парень как-то помахал ему рукой. В шутку, конечно.

И сейчас он стоит перед ним… Или все-таки не он?

— Ищу маму.

Подросток усмехнулся и выбросил выпотрошенную сигарету.

— Здесь? Свою маму? — а потом склонился к нему, приглядываясь. — Ааа… Узнаю эту породу. Ты знаешь, что я не люблю незваных гостей?

— Теперь знаю, — буркнул Егор.

Его ответ судя по всему развеселил хозяина. Улыбка того стала шире. Егор же испуганно отступил назад. Он впервые сталкивался в своих снах с кем-нибудь… Живым. Но парень уж точно не походил на живого. Что-то холодное и темное исходило от него.

— Я помню вас, — подросток удивленно вскинул брови. — Вы приходили на похороны моей мамы и отдали мне ее кулон.

— Да. Она говорила, что ты смышленый мальчик и очень необычный, в придачу, — задумчиво согласился с ним Люцифер. — Ты боишься меня?

— Нет.

— Врешь. Я чувствую твой страх, — он сделал шумный вдох, — такой же сладкий, как и у твоей матери, — обжег его насмешливым взглядом алых глаз.

Егор огромной силой воли заставил себя остаться стоять на месте. От страха хотелось сорваться и бежать, бежать, бежать без оглядки подальше от Хозяина Пустого мира.

— Я пришел найти маму, — с трудом проговорил он.

— Да, да… — Люцифер отмахнулся. — Я это слышал. Но с чего ты взял, что я дам тебе просто так найти её? И тем более увидеться, а?

Егор промолчал в ответ. А потом спросил.

— А что вы хотите взамен?

Дьявол задумался. Он замолчал, глядя куда-то поверх Егора, в темные небеса. Молчал Хозяин долго, несколько минут. А потом покачал головой. Ему хотелось согласиться, ему хотелось поймать в руки такую ценную пташку… Но что-то удержало от такого шага.

— Проваливай, мелочь, — махнул рукой. — И больше не приходи. Живым здесь не место, — тени обступили Егора, сомкнулись плотной стеной, и их холодные прикосновения вернули мальчика в реальность.

Он так и не смог туда вернуться. Сколько бы ни вспоминал перед сном Пустой мир, сколько бы ни думал о Веронике — его там не ждали. Но Егор оказался упрямым и, во что бы ни стало, решил вернуться. Пусть это и займет некоторое время.

А время шло, утекало сквозь пальцы, как вода… Когда Егору исполнилось одиннадцать, Лидия родила дочку от Николая. Они были уже год женаты. Потом через два года еще одну девочку, а через три еще одну.

Они переехали в другую квартиру. Егор пошел в другую школу. Но и там отношения с одноклассниками не заладились. Его считали странным, чокнутым, психом, который слишком много фантазирует. Ему не место в их дружной и уже сложившейся компании.

Но оно и к лучшему, думал Егор. Ему нравилось одиночество. Больше всего он любил прогулки по городу. Включить плеер и идти куда глаза глядят. Заблудиться? Нет, он этого не боялся. Внутреннее чутье его ни разу не подводило. Даже в лабиринте узких улочек Старого Города, где без карты или навигатора можно было плутать долго, Егор без проблем находил нужную улицу или выход на площадь.

Егор мог до позднего вечера гулять по городу, а потом неохотно возвращался домой. Его семья была ничуть не лучше, чем одноклассники. После смерти бабушки, он потерял единственного человека, который его понимал. Отцу и Лидию не было до мальчишки никого дела. Первый был слишком занят работой, вторая детьми.

Николай больше не пытался найти общий язык с сыном. У него своих забот хватало. Семья, работа, дом, отпуск летом. Не до странностей сына. Тем более, и сам Егор не особо шел на контакт. В семье он был белой вороной. Постепенно эта роль стала ему привычной. Вырос таким, значит, вырос. С характером ничего не поделать.

Единственной, кто проявлял к брату внимание, была старшая дочка Лидии и Николая — Алиса. В детстве она не могла уснуть без звука его голоса. Обнимала свою плюшевую собаку и внимательно слушала Егора, который читал вслух какую-нибудь сказку, пока сон не заберет в свое сладкий чертог. Они часто вместе играли, и возня с малышней нисколько не утомляла её старшего брата.

Егор любил свою маленькую сестричку, и та была к нему очень сильно привязана. Милая девчушка с темными глазами, как у отца, и волосами цвета меда. Они и по характеру были похожи. Иногда Егор ей рассказывал о своих снах, и Алиса была единственной, кто относился к этому серьезно, а не смеялся.

Но всё кончилось неожиданно, как оно обычно и случается.

Алиса долго горевала о своем брате, когда того не стало. Трагедия случилась, когда Егору исполнилось семнадцать. Он как раз возвращался с дополнительных занятий.

Тогда была зима. Снежный и ветреный декабрь, и рано стемнело. На черном шелке небес сияли яркие звезды. Мороз покалывал щеки. Егор шел по пустой широкой улице. В наушниках громко играла музыка.

Единственный фонарь не горел, потому водитель не сразу увидел подростка перебегающего улицу. А Егор, уплывший в свои мысли, не додумался посмотреть по сторонам.

Перепуганный насмерть водитель отвез его в больницу, но было уже поздно. Мальчика не удалось спасти.

Когда, наконец, дозвонились до семьи и сообщили трагичную новость, у Алисы случилась истерика, и Лидия, бледная, как смерть, пыталась успокоить свою дочь. Николай же долго не мог прийти в себя от новости о внезапной кончине сына.

Всё не может так закончится. Так не должно быть. Егору всего-то было семнадцать. Пацан, вечно витающий в облаках. Закончив школу, он планировал поступить в технический. У него вся жизнь была впереди… Нет. Это скорее всего ошибка. Розыгрыш. Так не бывает. Слишком много смертей выпало на его судьбу, будто кто-то специально отнимает сначала жену, затем мальчика.

Он сидел в его комнате, на кровати, обхватив голову руками, и слушал, как за стенкой рыдает Алиса. Николай так и не смог сомкнуть глаз, эта ночь казалась ему бесконечной. Несмотря на звонок, всё равно ждал, что все это ошибка и сын вернется живым, невредимым. Как когда-то должна была вернуться Вероника. Мужчина просидел в комнате сына до утра. Егор так и не пришел домой. И уже больше никогда не переступил порог дома.

У мертвых свои дороги, у живых свои.

И они редко пересекаются.

 

Глава 7

Чего ты хочешь, мышонок?

Его не стало, как и матери, зимой. Николай уже начинал ненавидеть эту пору года. Всё чаще и чаще холода отнимали у него дорогих ему людей, а снег заметал их могилы. Он стоял перед могилой сына — Егора похоронили рядом с матерью. Теперь они вместе. Прямо, как мальчик всегда и твердил. А он остался здесь, жить дальше с мыслью, что так не сумел уберечь своего ребенка.

— Прости, я давно тебя не навещал… — снега выпало в этом месяце много, он полностью спрятал под своей белой шапкой надгробие. Пришлось откапывать. Николай раскапывал снег руками, пока пальцы в перчатках не окоченели. Но ничего страшного, это скоро пройдет. Жаль, что нельзя, чтобы также быстро прошла и та глухая тоска в груди.

— Я не забыл, просто… Не хотел приходить. Ты, думаю, понимаешь, Вероника… — ведь ты всегда всё понимала и всех. — Знаешь, он всегда твердил о том, что тебе там плохо. А я не хотел это слушать. Мне казалось, это полным бредом. Почему именно тебе должно быть там плохо? А Егор постоянно повторял, и я на него за это злился… Прости за то, что не уберег его. Я не должен был к нему так относиться, к его рассказам, поведению… — выдохнул. Остывая, горячее дыхание поднялось белым паром и растаяло в холодном зимнем воздухе. — Если вы действительно вместе, то передай ему, что я сожалею и скучаю. По вам обоим. Намного сильнее, чем это может показаться. И Вероника, если это правда, то, что он говорил, я надеюсь, сын поможет тебе. Защитит, от кого или чего-то ни было.

* * *

— Иди вперед, осторожно, — он осторожно держал ее за руку, пока Вероника, закрыв глаза, перешагивала через порог. — Не подглядывай. Еще шаг. Так молодец. Все, можешь смотреть, — шепнул на ухо, и разжал пальцы.

Вероника разлепила веки и стала удивленно осматриваться по сторонам. Люциус говорил, квартира достаточно большая и занимает два этажа, но она не думала, что места будет так много. Чего стоила только одна прихожая!

— Тебе нравится? — спросил он, помогая снять ей пальто. Рабочие уже занесли их вещи и сейчас коробки стояли в гостиной. Мебель была новая — накрытая полупрозрачной пленкой. В новой жизни старая не понадобится, так он ей сказал.

— Очень, — воскликнула Вероника, скрываясь на кухне. — Я и подумать не могла, что твои слова про «царские хоромы» окажутся правдой. Ого! Всегда хотела, чтобы у меня была столовая. Как тебе это удается? — поинтересовалась с широкой улыбкой, возвращаясь в прихожую.

Люциус ничего не ответил. И когда Вероника приблизилась, приобнял ее за талию.

— Ты ведь всегда хотела иметь такой дом, не правда ли? — спросил он. — Большой, светлый, чтобы рядом располагался парк. Чтобы спальня выходила на восток и тебя будили утренние лучи… — ласково провел ладонью по ее лицу, Вероника смотрела на него с приятной смесью удивления и восторга.

— Откуда ты знаешь?

Мужчина пожал плечами.

— Секрет. И раз я угодил тебе, разве не заслуживаю награду? — и склонился к ее лицу. Вероника подалась навстречу, прижимаясь к его губам. Легкий и дразнящий поцелуй.

— А остальное после того, как я посмотрю второй этаж, — и вывернулась из его объятий. Люциус усмехнулся со словами «хитро», поцеловал ее еще раз и ушел в гостиную. Вероника же поднялась по винтовой лестнице наверх.

Она не соврала ему — именно о большом доме всегда и мечтала. Наверное, сказывалось детство, проведенное в маленькой и тесной двушке на окраине города. Да и когда они с Николаем встречались, тоже не могли позволить себе большую площадь. А уж, когда он заболел, то тем более.

На втором этаже было четыре комната — просторная спальня и примыкающий к ней гардероб, ванная и еще одна… Вероника толкнула дверь и замерла на пороге. Детская. Небольшая, но очень уютная. Молодая женщина скользнула взглядом по невысокому столу и стульчику, по кроватке, по книжному стеллажу, заставленному книгами. По картинам на стенах, по плакату с Микки Маусом. По…

— Она осталась от бывших хозяев, — раздался голос Люциуса за спиной. — Они не захотели забирать эти вещи, а я не смог их выбросить. Не знаю, почему.

Вероника кивнула. Почему-то эта комната напомнила ей того мальчика из ее снов. Интересно, а будь у нее сын, ему бы тут понравилось? Любил бы он Микки Мауса? Читал бы Гарри Поттера? Или может быть предпочитал бы классику? А может быть, он не вообще не любил бы читать…

— Лучше закрой её. Она нам пока что ни к чему, — она вышла и спустилась вниз.

Надо было приниматься за вещи. Хоть какую-то часть достать из коробок. Тем более, где-то на дне сумки зубная щетка, косметика, домашняя одежда. Без них в этот вечер никак. Вероника обвела взглядом светлую гостиную. Да, обустроиться здесь займет много времени. Но оно и к лучшему.

Вероника открыла первую коробку. Здесь была посуда. Набор, который ей когда-то подарила мама Николая. Когда он еще был жив и они планировали свадьбу… Милая женщина. После его смерти они перестали общаться. Смерть либо сближает людей, либо отталкивает их друг от друга.

Сначала она услышала его шаги, потом почувствовала, как Люциус прижал ее к себе, обняв. Тихо спросил с долей раскаяния.

— Ты расстроилась из-за этой комнаты?

Вероника вдохнула терпкий запах его одеколона. Хороший, он ей нравился. Она вообще заметила, что Люциус предпочитал ароматы с горькой ноткой. Под стать его характеру.

— Нет, просто… Она мне напомнила кое-что. Не обращай внимания.

Когда он такой, ей хорошо. Каким-то образом ему удается преображаться в заботливого мужчину, ласкового, нежного, и это заглушает тот страх, который просыпается порой в его присутствии. Он как переменчивый дикий зверь, то убирает когти и ластиться, то резко может щелкнуть зубами над ухом.

— Не обращать внимание на что?

— Просто порой мне снятся странные сны, — и Вероника почувствовала, как Люциус напрягся. Иллюзия покоя пропала — внезапно ей стало неуютно в кольце его сильных рук. — Я смутно их помню. Ничего особенного, просто вот вспомнила…

Он молчал, что-то обдумывая. Порой Люциус слишком остро реагировал на некоторые мелочи. Вероника же успокаивающе сжала его ладонь. «У него они всегда прохладные», — рассеянно подумала она. — «А порой ледяные… Странно».

— Если так дело обстоит, я могу выбросить эти вещи. Сделаем там зимний сад. Или еще что-нибудь. Хочешь?

— Не надо. Просто закрой её.

— Как скажешь, Вероника, — он осторожно убрал ее густые волосы на одну сторону, открывая тонкую шею. Нежно поцеловал и ощутив, как женщина прижалась к нему, лукаво поинтересовался. — Хочешь, могу помочь развеять твое беспокойство? — горячее дыхание коснулось спины, вызывая приятную дрожь, и Вероника кивнула.

— Хочу.

Он медленно потянул вниз молнию ее платья. Спустя несколько секунд ткань упала к ногам Вероники. Мужчина же развернул её к себе и впился жарким поцелуем в ее губы.

Так они стали жить вместе. Вроде не жизнь, а сказка. Он был готов исполнить любой ее каприз, любое желание, купить что угодно, стоит только Веронике захотеть. Ласковый и нежный, но порой в его взгляде проскальзывало что-то холодное… И в такие моменты Веронике казалось, будто он наступает себе на горло. Делает что-то непривычное. Глупости, конечно. Просто Люциус сложный человек. Вот, и всё.

— Ты меня что боишься? — как-то спросил он однажды.

Дело было после ужина, когда Вероника убирала со стола, а Люциус ей помогал. Они уже две недели, как переехали в новую квартиру и начали потихоньку обустраиваться.

— Нет. С чего ты взял?

Он с улыбкой ответил, что ему, наверное, показалось. И больше подобных вопросов не задавал. Просто смотрел порой так… Так, что становилось неуютно, а порой злился безо всякой на то причины. Да, действительно сложный характер.

Все оказалось намного сложней, мышонок. Я переиграл эту партию. Расставил по-другому фигуры и сменил декорации. Теперь я даже играю белыми. Но все, ты продолжаешь меня обыгрывать.

Почему?

Не знаю.

Мне нравится, когда тебе хорошо со мной. У твоих эмоций тогда особенно приятный вкус. Сладковатый и сочный. Тебе хорошо, и мне тоже становится. Но иногда через все это проскальзывает страх. Этот вкус я узнаю из многих. С привкусом железа, что еще долго оседает на языке. Ты продолжаешь меня бояться. Не смотря на все перемены.

Я делаю все, чтобы ты была счастлива в этом причудливом сне. Но видимо любовь не покупается подарками и лаской. Странно, да? Это намного облегчило бы мне задачу.

Но тот, кто выдумал это чувство, не искал легких путей.

Я тоже, мышонок.

Люциус засыпал только тогда, когда Вероника была рядом. Иногда он зарывался лицом в ее волосы и лежал так неподвижно несколько секунд. Будто искал защиты или может внутренних сил. Именно в такие моменты он казался Веронике очень одиноким и несчастным, нуждающимся в опоре… Она не знала, откуда берется это чувство. Но интуиция подсказывала — оно действительно так.

Порой его мучила бессонница. Тогда он, чтобы не беспокоить Веронику, уходил в кабинет, зажигал свечу, садился в широкое кресло и долго смотрел на пляшущий на фитиле огонек. Думал о чем-то своем. А о чем? Сложно догадаться. Его мысли всегда были от нее скрыты.

Однажды Вероника спустилась к нему. Замерла на пороге — Люциус даже не поднял на нее взгляд. Все его внимание приковал к себе оранжевый лепесток огня. Тогда женщина шагнула к нему, коснулась его руки… Но тотчас отдернула пальцы.

— У тебя ледяная кожа.

— Да? — рассеянно отозвался он. — Может быть…

— Подожди… — Вероника дохнула на свои руки и стиснула его ладонь, в надежде согреть своим теплом, — ты весь ледяной! Тебе холодно? Может, ты заболел? Температура есть? — беспокойство спросила она. — Что в этом смешного? — раздраженно отозвалась, поймав его насмешливый взгляд.

Ее тревога развеселила Люциуса. Он тонко улыбнулся, с каким-то отчаянным весельем глядя на нее. Женщине стало не по себе.

— Мне постоянно холодно, мышонок, — Вероника замерла, глядя в его темные глаза. Что-то знакомое сейчас проскользнуло. Что-то… — Постоянно.

— Я принесу одеяло. А завтра поедем к врачу. Сейчас подожди, — подорвалась было со своего места, но сказанным им в следующую секунду слова заставили ее остановиться.

— Ты меня не согреешь, Вероника, — покачал он головой. Широкая ладонь выскользнула из ее рук. Холод его прикосновения еще немного покалывал в кончиках пальцев. — Никто не согреет, — голос его звучал глухо. — Иди спать. Я скоро поднимусь.

Не поднимется. Вероника это знала. Так и будет до утра сидеть, заворожено глядя на огонь, а на утро сделает вид, будто ничего было. Вероника пожелала ему добрых снов и ушла. Она так и не смогла сомкнуть глаз.

Говорят, чужая душа потемки, но душа Люциуса… Его душа скрывала в себе слишком много тайн.

 

Глава 8

Потерянный мальчик

Он хорошо помнил последние минуты своей жизни. Холодный воздух щипал щеки, застывал на ресницах, склеивая их, обволакивал горячее дыхание белым покрывалом, колок невидимыми иголками в кончиках пальцев… В наушниках играла громкая музыка. Егор брел по пустой улочке, спрятав руки в карманы. Почти добрался до дома, но так и не дошел. То и дело поднимал голову к черному небу, на котором сияли яркие звезды.

Эти детали очень хорошо опечатались в памяти. Потом же был ослепительный свет приближающихся фар, оглушительный визг тормозов, распарывающих хрупкую тишину вечера и, наконец, удар… Егор помнил, что он стоял на дороге, за секунды-две до столкновения. Стоял, загипнотизированный приближающимся автомобилем и думал: «интересно, произойдет или нет?». Все-таки произошло.

Очнулся он уже в знакомом месте. Над ним простиралось бесконечное свинцовое небо, без единого облака. Тусклое солнце светило будто бы из последних сил, отдавая скупые бесцветные лучи. Он сел, обводя взглядом серое песчаное море вокруг. И шумно выдохнул, узнавая место.

Мир между мирами. Забытый и заброшенный. Вымерший. Егор откуда-то знал, что все Странники через него проходят. Все, кто хочет выйти за пределы своего мира, попадают сначала сюда. Егор и сам здесь бывал не раз в своих снах. Вот только сейчас он знал и еще кое-что — в песках можно остаться навсегда. Они поглотят любого, забирая его память, а потом душу.

Не хочешь оставаться иди вперед, не забывая, куда направляешься. Главное, это не забыть.

Егор поднялся. Отряхнул песок с одежды — он был одет в джинсы и свою любимую клетчатую рубашку. В карманах нашлась скомканная мелочь, пачка мятной жвачки и билет из кино. Да, на этот фильм он ходил с девочкой из другого класса. Единственной, кто не крутил пальцем у виска, называя его психом. На шее висел серебряный крестик, доставшейся от мамы, на руке оказалась фенечка, сплетенная младшей сестрой.

Все эти вещи были связаны с тем миром, который ему пришлось оставить. Вряд ли он вернется туда скоро… А может совсем не вернется. Как получится. Может быть ему вообще суждено остаться здесь, быть погребенным песками под серым обесцвеченным небом. Егор хмыкнул. Эта мысль его не пугала. Он вообще чувствовал себя хорошо, даже очень. Спокойно, уверенно. Наконец-то спустя столько времени он оказался на своем месте. На месте Странника.

Засунув руки в карманы, Егор двинулся вперед. Ничего страшного. Он выберется. В Пустом Мире его ждет Вероника. Еще столько осталось неоконченных дел.

Егор шел очень долго. По крайней мере, ему так показалось. В этом месте день не сменялся ночью, время навсегда застыло вечным днем и бледным солнцем, ветер гонял белые песчаные волны, и тихо свистели камни. Едва слышно. Каждый раз, когда к их пористой поверхности прикасалась невидимая рука ветра.

Странник шел вперед, но конца пустыни не было видно. Впереди линия горизонта, за спиной протягивающиеся до бесконечности пески. И ничего более. Егор точно не знал куда идти, но внутренний голос подсказывал, что он на верном пути. Надо идти вперед, не оглядываясь и держа в голове то место, куда ты хочешь попасть.

Идти было тяжело, песок набивался в кеды. Приходилось останавливаться, вытряхивать мелкие острые камешки из обуви. Несколько минут отдыха и дальше в путь, к горизонту.

Хоть солнце не грело, но было тепло. Странник шел долго, погруженный в свои собственные мысли. Он думал о Пустом мире, о матери, которая там находится, о Князе, о тенях, темных, почти черных скалах, окружающих озеро… И Егор не сразу заметил, как изменилась местность. Не сильно, но стала меняться. Все чаще посреди ровного песчаного моря стали вырастать холмы из серого гладкого камня, издалека напоминающие акулий плавник. Они отбрасывали длинные вытянутые тени, и в одной из них Егор и свернулся, прислонившись спиной к гладкой поверхности.

Он шел долго, и успел дьявольски устать. Ноги, словно налились свинцом, спина болела, глаза закрывались. Потому стоило ему смежить веки, как Странник сразу же провалился в темный сон без сновидений.

Его разбудил ветер, швырнувший в лицо горсть песка и затянувший свою заунывную песнь среди скал. Отплевываясь, Егор открыл глаза. Ему не хотелось есть, не хотелось пить, но не смотря на сон, он всё равно чувствовал гнетущую усталость. Будто и не спал вовсе.

Не обращая внимания на это, он продолжил путь.

Скалы стали встречаться все чаще, холмы тоже — равнина осталась далеко позади. Неровный рельеф только замедлял шаг. Егор старался не думать о том, сколько ему еще идти. Все мысли он сконцентрировал на Пустом мире. Туда надо. Только туда.

Окружающий мир начинал раздражать его, и только когда перед ним открылась долина, мальчишка издал восторженный возглас. Наверное, здесь раньше был океан. В те далекие времена. Потому, что вместо песка земля была усеяна ракушками, величиной с ладонь. Ослепительное белые, отражая бедные лучи солнца, они будто освещали долину, придавая ей краски. Скалы приобрели красноватый оттенок, даже в небесах казалось появилась чуть голубоватая нотка.

Осторожно спустившись вниз, Егор лишь убедился, что это действительно было раньше океанским дном. Все ракушки были украшены тонким цветочным узором. Четыре лепестка. Так порой дети рисуют, не прерывая линии.

Наверное, он слишком увлекся, разглядывая дивные раковины. Одну решил все-таки взять с собой. На память. Запихивая ракушку в карман, Егор достал сначала жвачку, а потом билет в кино. Что это? Он долго и задумчиво рассматривал бумажку, но ни название фильма, ни дата ему ничего не сказали. Так же, он не мог вспомнить, и с кем ходил…

Билетик он выбросил. Раз не помнит, значит, не так уж и важно.

Часто он останавливался и думал, куда идет. Удерживать в память картинку Пустого мира становилось всё сложней и сложней. Она становилась такой размытой, нечеткой, ускользающей от него. Порой нужно было закрыть глаза и несколько минут тщательно вспоминать. Всё эти мелочи: как тронный зал, густые тени, скопившиеся в углах, чуть шероховатый на ощупь камень… Маму — её темные волосы, светлые глаза, лицо, руки… Нет, порой это становилось просто чертовски сложно! Просто вспомнить.

Он опустил взгляд на фенечку на руке. Откуда она? Наверное, кто-то подарил. А кто? Как его или ее звали? И почему подарил? Было, скорее всего, за что. Егор напряг память, но через несколько минут сдался. Нет, уже и не вспомнить этого. Пески забрали воспоминание, как уже успели забрать и другие.

Он смутно помнил, какой была его семья. Да и была ли она вообще после смерти мамы? С трудом вспоминал, как выглядела Вероника. Это еще кое-как получалось. А всё остальное… Нет, лучше про это не думать. Надо идти вперед. Идти, пока он помнил, куда собирается.

А вскоре пески и мертвое солнце забрали самое главное. Егор споткнулся замер и не смог сделать шаг вперед. Он не помнил, куда шел. Мысль ускользала… Что-то смутно припоминалось — размытые образы, отрывки отобранной памяти, разбитая на кусочки, прямо, как мозаика, картинка. Всё, что у него осталось.

Странник так и остался стоять посреди пустыни, опустив руки. Потом же сел, обхватил голову руками и замер в такой позе, тщетно пытаясь склеить в памяти разбитые осколки воспоминания о Пустом мире.

Просидел он так долго, чувствуя, как к горлу подкатывает тугой комок отчаяния. Горького и омерзительного отчаяния, когда всё кажется бессмысленным, когда нет ни сил, ни желания идти дальше, когда ты осознаешь, что проиграл и что останешься здесь навсегда… Мир забрал его память. Теперь начинал забирать и самого Странника.

Егор коснулся груди — кончики пальцев нащупали холодный металл. А точно… Крестик… откуда он? Почему он его носит? Для чего?

Стиснув украшение в кулаке, Егор прижал сжатые пальцы ко лбу. Коснулись его невидимые пальцы ветра, заходил вокруг волнами песок… Песок, песок, песок… вокруг он. Вероятно, это хорошо — будет хотя бы мягко спать.

Не отнимая ладони от лица, Егор поднялся. Последний шаг. Ему больше некуда идти. Остался только последний шаг навстречу горизонту, который никогда не приблизиться.

Песок под ногами стал мягче. Начал проседать под тяжестью Странника… Егор почувствовал, что начинает стремительно проваливаться. Попытался сопротивляться — стало только хуже. Его уже засосало по пояс. Он дернулся — и оказался в ловушке по плечи.

Он закрыл глаза.

И картинка обрела внезапную четкость, будто бы он стоял с открытыми глазами и видел ее перед собой. Этот пол, выложенный плитами. Эти стены из темного камня. Своды, тонувшие во мраке. Густые чернильные тени, огрызающиеся на оранжевую полоску света, где скорчившись, лежала она. Пахло почему-то лавандой. Мягкий и успокаивающий аромат.

Егор вдохнул его полной грудью, а потом сделал шаг к свету. Пески неохотно разомкнули свои тугие объятия, выпуская жертву. Прошло мгновение, не больше — и Странник оказался в Пустом мире. К нему тотчас вернулись все воспоминания, потому несколько секунд у него ушло на то, чтобы справиться с резким головокружением. А когда перед глазами перестали плясать огненные всполохи, осмотрелся… И сразу же увидел ее.

Вероника спала. Крепко и безмятежно, как младенец. Только мучили её тревожные сны. Сны, слишком похожие на реальность. Егор присел рядом с ней и провел рукой по волосам, потом легонько сжал ладонь матери. Наклонившись к уху, тихо зашептал.

— Я знал, что найду здесь тебя. Прости, что шел так долго… Он не очень любит незваных гостей, — либо ему показалось, либо по её губам действительно скользнула тонкая улыбка. Может быть, даже сквозь сон она узнала его голос? — Не могу тебя разбудить, это не в моей власти. Но я помогу тебе, буду тебя оберегать по мере моих сил, — он поспешно снял крестик и застегнул его на шее Вероники. Он принадлежал всегда ей. И Веронике сейчас он поможет больше, чем ему. — Дам тебе подсказки. Ты справишься, мама. Ты всегда была сильной… Я помню это, — и коснувшись губами ее холодного виска, встал и отошел. Оглядевшись по сторонам, негромко произнес. — Мне пора уходить. Он вполне мог почувствовать, мое присутствие… Скоро мы встретимся, не сомневайся.

Когда появился хозяин Пустого мира, от Странника и след простыл. Он ушел, шагнув за дверь, ведущую в еще один мир из его снов.

 

Глава 9

Когда приходит время проснуться

Когда она выходила из душа и садилась перед зеркалом, он останавливался за её спиной, брал в руки деревянный гребень и расчесывал длинные влажные волосы. Ему нравилось, легкий травяной запах шампуням, нравился запах ее геля для душа, нравилось и то, как Вероника зажмуривается, как довольная кошка, когда он запускал пальцы в её волосы, делая легкий и приятный массаж… Ему много начинало нравится из простых человеческих привычек. Вроде бы все и просто и бессмысленно с первого взгляда, но как много за этим кроется эмоций. Сладких, теплых, с золотистым коричным привкусом.

Ты все еще продолжаешь меня удивлять. Раньше мне приходилось силой вырывать твои самые сильные эмоции, мышонок. Гнев, от которого порой кружилась голова, отчаяние с этим долгим горьким послевкусием, и страх, твой острый, пряный страх, чей терпкий аромат так приятно щекотал ноздри… ненависть, злость, паника… но я никогда не забывал тот неповторимый вкус любви, частичкой которой ты со мной по ошибке поделилась. Это поистине неопределенное странное чувство, смысл которого до сих пор от меня ускользает. Я не понимаю его, оно по сути бессмысленно, но оно есть и у него восхитительный вкус. Особенно, у твоей.

Сейчас, мышонок, мы рядом. Ты и я. И больше никого… Твои эмоции, они окружают меня, я могу прочувствовать каждую. Порой мне кажется, что они принадлежат мне, что я начинаю что-то испытывать. Жестокая шутка, но иначе не получается. Можно же и мне, мастеру иллюзий, один раз позволить себе поверить в одну из них?

А любовь… Давно пытаюсь разобраться в этом чувстве. Оно для меня остается загадкой, не смотря на все усилия. Я видел разную: и преданную слепую любовь, и одержимость, доводящую человека до безумия и смерти, и первую робкую, и ту, что вырастает на дружбе, любовь с первого взгляда и ту, что нельзя разгадать, и твоя, мышонок — преданность семье и любимому. Ты готова сносить все, лишь бы они были счастливы. Похвальное стремление. И непонятное для меня.

Что это за чувство, которое толкнуло тебя в мои объятия? Откуда оно берется? Почему?

И главный вопрос: что же мне нужно сделать, Вероника, чтобы ты полюбила меня?

Это всё должно было длиться дольше. Другие декорации, другие актеры, другой сюжет — всё для того, чтобы раскрыть такую простую на первый взгляд человеческую натуру. Её натуру. Но чем больше, он проводил время с Вероникой, тем сложнее всё становилось… Сложнее и запутанней. Туго переплетенные эмоции, напоминающие клубок разноцветных нитей. Но с какой стороны не посмотри, нет той, за которую нужно потянуть и размотать его.

Ей все чаще снились эти странные и дикие сны, о которых она ему сначала рассказывала с улыбкой. Потом же негромко, с оттенком тревоги. А затем и вовсе перестала говорить. Только один раз обронила, что ей постоянно снится мальчик, чем-то знакомый.

— А еще ты, — проговорила. Они пили кофе на кухне: Люциус собирался на работу, Вероника же, приготовив завтрак, сидела за столом. — Еще мне снишься ты.

— Разве это плохо? — поинтересовался у нее мужчина.

— Нет, — помотала она головой, достала из пачки сигарету, — только там ты не совсем ты… Другой ты. Не знаю, как это объяснить… Ты вроде, и не ты… Ладно, не обращай внимание. Глупости все это, выброси из головы, — и улыбнулась.

Легко было сказать «выброси из головы». Забудь! Всё опять рушилось, прямо как хлипкий карточный домик под сильным порывом ветра. И что-то снова ускользало от него? Но что… Хороший вопрос. Очень хороший.

Люциус коснулся губами ее щеки, попрощался и вышел. В густой мрак, сгустившейся на той стороне вместо ожидаемой лестницы, лифта и соседских дверей. Иллюзия исчезла, осталась там — за одной из тысячи невидимых дверей в его выдуманные миры.

Тени заволновались, зашевелились, просыпаясь, заходил крупными волнами мрак, а затем повинуясь приказу Князя, отступил, выпуская его в излюбленное место — каменный зал. Он прошел в середину, и гулко отдавались его тяжелые быстрые шаги.

Люцифер не находил себе места, чувствуя, как в груди поднимается жгучее щекочущее чувство. Нет, всё не должно идти так. Вероника многое помнит о своей семье. И продолжает вспоминать. Слишком быстро… И так не вовремя! Когда она почти, когда он почти… Ему нужно время! Всего лишь еще немножко времени, чтобы успеть разобраться, еще раз почувствовать… Совсем немного времени…

Он продолжал метаться по залу, и окружающая обстановка менялась под стать кипящему внутри чувству. Ярче вспыхнул огонь, будто бы вбирая в себя частицу той бурлящей в Князе злости, быстрее заплясали тени на стенах, и шакалы. Шакалы на потолке оскалились шире, потягивая носами воздух… Пустой Мир ожил, заинтересованно поддался вперед к своему Князю.

От этого пряного чувства кружило голову, пульсировала и стучала в висках кровь, оно жгло грудь, сковывало тело крупной дрожью. От него даже перехватило дыхание, как только он подумал о том, что весь план пойдет снова коту под хвост и Вероника…

Люцифер замер.

Повисла звонкая, как льдинка, тишина.

Он растеряно оглянулся по сторонам, ощутив, как изменился Пустой Мир. Потом же приложил руку к груди, где постепенно затихало то самое острое чувство с красноватым привкусом. Гнев. И внезапно Князь рассмеялся. Это же надо: впервые за свое долгое существование испытал гнев. Так вот оно какое, это чувство, которые лишает людей контроля над собой. Кто бы мог подумать…

Смех резко оборвался.

Гнев медленно уходил, оставляя после себя уже привычную пустоту и горечь. Горячий и пряный, как кровь, он постепенно остывал, и в конце концов осталась тлеть только маленькая искорка. Но вскоре и она погаснет. Всё станет, как прежде.

Люцифер повернулся к Веронике — сладко спящей в колыбели из черных теней, покачал головой и вымученно улыбнулся.

— Вот, видишь, что ты со мной делаешь, мышонок? Разве я могу так просто тебя отпустить…

* * *

Иди за мной. Не бойся. Следуй за моим голосом. Я помогу тебе, Вероника.

Открыв глаза, Вероника медленно поднялась и огляделась. Вокруг нее сомкнулись стены мрака, густые и черные, словно деготь. От них исходило тусклое мерцание, на полу лежали кривые тени. Место показалось ей смутно знакомым, но откуда и бывала ли она здесь раньше, Вероника точно сказать не могла.

Откуда-то взялась уверенность, что всё происходящее сон. Всего лишь сон, и стоит ей проснуться, как она снова окажется в своей теплой и уютной постели, а привидевшееся сразу же позабудется.

— Кто ты? — она обернулась — за спиной точно также уходил вдаль узкий и темный рукав коридора. Выбор пути был небольшой.

Вероника сделала несколько шагов.

Я тот, кто хочет тебе помочь. Доверься мне. Я выведу тебя.

— Выведешь откуда? Где я нахожусь? — она медленно шла вперед, касаясь стены рукой и ощущая холодное покалывание в кончиках пальцев. В воздухе стоял тонкий, едва ощутимый аромат лаванды.

Тусклого мерцания стен хватало, чтобы разглядеть — коридор уходит прямо-прямо и не думает заканчиваться. Можно подумать, он бесконечный.

Голос, который просил следовать за ним, раздавался близко, но его обладателя Вероника не видела. Лишь темный, размытый силуэт впереди.

Некто хмыкнул.

Это Лабиринт, Вероника. Лабиринт Снов и Теней. Воспоминаний. Ты приходишь сюда каждую ночь. Пытаешься выбраться. А на утро забываешь о том, что здесь побывала. Но тебе в одиночку выход не найти. Тот, кто построил лабиринт, не любит, когда кто-то покидает его пределы…

— Кто его построил?

На лабиринт это не похоже было. Никаких извилистых коридоров, внезапных поворотов и ложных ходов, приводящих в тупик. Вероника всё время шла прямо. Хозяин голос продолжал оставаться невидимым, хотя знакомые нотки в его приятном баритоне заставили Веронику насторожиться.

Ты знаешь историю Минотавра? Ужасного чудовища, рожденного женой Миноса. Проклятие царя за то, что тот оскорбил Посейдона. Дедал, выдающейся архитектор, того времени построил лабиринт, чтобы упрятать чудовище с людских глаз. Ему бросали преступников, а еще молодых девушек и юношей, которые становились жертвами минотавра.

— Так было пока Тесей не убил его.

Верно. А кто помог выбраться Тесею?

Вероника пожала плечами. Странные вопросы, странные ответы. Странное место. Она ущипнула себя, приказывая проснуться, но сон продолжал длиться.

— Ариадна с клубком нитей? И к чему ты все это мне рассказываешь? Как древняя выдумка поможет мне выбраться?! — Вероника остановилась. — И что это за лабиринт такой, а? Все время прямо, да прямо!

Чудовище не всегда внутри лабиринта, Вероника. Оно может прятаться снаружи, пока Тесей в одиночестве блуждает среди теней. Он будет плутать до тех пор, пока не наткнется на ниточку Ариадны…

Лабиринт не так просто, как кажется, запомни. И сперва его можно увидеть не таким, какой он есть на самом деле.

— Идиотские загадки, — Вероника устало потерла лицо. Во сне она устала идти. Ей уже начало казаться, что не смотря на все усилия, она даже не сдвинулась с места!

Вероника замерла. Так уже было однажды… Она прикрыла глаза, вспоминая: высокая трава, яркое голубое небо, и та тупая боль в боку, когда она изо всех сил бежала через луг, чтобы снова оказаться там, откуда начала свой путь. Но что это за воспоминание? Откуда?

— Ты сказал, я прихожу сюда каждую ночь. Для чего?

Чтобы вспомнить, Вероника. Кто-то проходит этот путь, чтобы забыть обо всем. Ты же должна забрать то, что отнял у тебя Лабиринт.

— Вспомнить, — эхом за ним повторила Вероника. Она не стала спрашивать, что именно ей необходимо вспомнить. В его словах чувствовалась горькая правда. Она действительно что-то потеряла давным-давно. — Вспомнить…

Собрала остатки сил и сделала резкий рывок вперед. Она мчалась по прямому бесконечному рукаву, где тусклый свет перемежался с черными полосками теней. И видение накатило внезапно — Лабиринт отдал ей кусочек памяти.

Это длилось несколько мгновений, не больше, но Вероника будто бы снова очутилась в той страшной ночи. Всё словно происходило на самом деле. Холодным серебряным светом луны был залит вокруг лес придавая ему еще более жуткий вид. Сомкнулись над ней высокие и угрюмые деревья, закрыв кронами небо. В воздухе стоял резкий запах прелой листвы и трав. Сердце стучало так, что кроме «тук-тук-тук», Вероника не слышала ровным счетом ничего. Казалось еще немного, и оно вот-вот вырвется из груди. Вероника сделала жадный вдох, и тут услышала леденящий душу волчий вой. Тот самый, что пророчил ей беду.

Вероника пошла быстрым шагом, сорвалась на бег, оцарапав локоть о колючие ветки кустарника, и снова оказалась в Лабиринте. Чувствуя, как бешено колотиться сердце, остановилась и спиной прижалась к холодной стене.

Извини. Воспоминание всегда возвращаются больно. Этого не избежать. Тебе придется идти вперед, если ты хочешь собрать всё, что отнял Лабиринт.

— Может оно того не стоит, — сипло проговорила Вероника. — Может то, что у меня забрали, не стоит того, чтобы это вспоминать? — голова немного кружилась, а перед глазами всё еще стояли оскаленные морды хищников, их горящие алчностью глаза… И та финальная часть их охоты, когда они сполна насладились своей победой.

Стоит. Вероника, поверь мне.

Она ухватилась за его слова, как Тесей на спасительную нить клубка, подаренного ему Ариадной. Голос вел её за собой, и Вероника покорно следовала.

Лабиринт не менялся.

Его конца тоже не было видно.

И никаких воспоминаний. Лабиринт не захотел делиться тем, что ему однажды преподнесли на хранение.

Когда Вероника уже с трудом переставляла ноги, она прислонилась плечом к стене и медленно сползла по ней, закрыв глаза. Устала. Слишком устала идти по кругу. Следовать за голосом. Бродить среди своих и чужих снов и воспоминаний.

Она просидела так несколько минут, а когда открыла глаза, то увидела вовсе не Лабиринт. Вероника находилась в той самой квартире, которую они когда-то снимали с Николаем. После его смерти Вероника не смогла там находиться и переехала в другой конец города.

Женщина медленно прошла прихожую. В квартире явно кто-то жил: с кухни тянуло ароматом еды, из гостиной доносился шум телевизора и отголоски бесед. Веронике подумалось, сейчас она увидит саму себя и Николая. Самые теплые и дорогие для нее воспоминания о том времени, когда он еще был жив. И они были так счастливы вместе.

Но картинка оказалась совсем иной. Вероника застыла на пороге, впившись пальцами в дверной косяк и наблюдая за тем, как Николай целует другую женщину. Как приобнимает ее, как шепчет что-то на ухо, а та улыбается. Как его руки скользят по талии, как он осторожно расстегивает молнию платья, а следом обнажает спину. Как убирает волосы и нежно касается губами шеи.

Вероника почувствовала себя так, будто ее ударили в живот. От внезапной глухой боли, она согнулась пополам, а слезы обожгли глаза. Она отшатнулась и уперлась в стену Лабиринта.

Воспоминание ушло, оставив после себя невыносимую горечь. Вероника скорчилась на каменном полу и зарыдала, спрятав лицо в ладони. Вместе с увиденным всколыхнулись в душе и те чувства, ощущение пустоты, горечи, потери. У него все хорошо: он любит Лидию, она любит его, а она вынуждена скитаться по тем местам, о которых люди никогда не подозревали.

Оставаться в живых все-таки непростая работа. Оставаясь в живых, что-то отдаешь взамен. Вот, и расплачивайся за спасенную однажды жизнь.

Вставай, Вероника. Надо идти дальше. Это еще не всё.

Она мотнула головой, смахнула слезы с ресниц.

— Нет, нет… Я не хочу больше ничего видеть и вспоминать. Оставь меня в покое! Я останусь здесь… К черту эти воспоминания! — интуиция подсказывала, что дальше будет только хуже. Она увидит полную картинку, и кусочки мозаики, подобранные сейчас, займут нужное место в пазле. Не самом для нее приятном.

Некто мягко произнес.

Соберись. Осталось совсем немного. Разве ты не хочешь узнать, кто построил этот Лабиринт и как ты здесь оказалась?

Вероника подняла голову, внимательно вглядываясь в сгустившейся впереди мрак, силясь разглядеть того, кто ведет ее через Лабиринт. Молчала несколько минут, а потом ответила:

— Хочу.

Она двинулась по бесконечному коридору, собранному из снов и осколков воспоминаний. Голос снова оказался прав. Вероника заметила, что Лабиринт изменился. Свет стал ярче, черничные тени зашевелись, лениво и медленно, словно пробуждаясь от долго и глубоко сна.

Сейчас Вероника и разглядела внимательней стены. Раньше они казались сложены из гладкого прохладного камня, но присмотревшись, она поняла — это черное стекло. Вулканическое. Прямо, как застывшая тьма.

Вероника провела ладонью по идеально ровной поверхности и повернулась, чтобы продолжить свою дорогу. Сделала шаг и вздрогнула, почувствовав дуновение ледяного ветра. Он растрепал ее длинные волосы, коснулся невидимыми холодными пальцами щеки, швырнул в лицо мелкую крошку снега. Зажмурилась на мгновение, а когда открыла глаза — Лабиринт исчез.

Стояла начало зимы. С тусклого свинцового неба падал мелкий снег. Подхваченный ветром он кружился в воздухе, а потом медленно оседал на землю. Стояла звонкая хрупкая тишина, как на кладбище.

Вероника оглянулась по сторонам. И хмыкнула — сравнение оказалось верным. Она действительно находилась на кладбище. Перед присыпленными снегом могилами… тонкая цепочка следов уходила от того места, где она стояла, дальше, за гранитные памятники и деревянные кресты.

Это воспоминание ей не нравилось, но Вероника все равно заставила себя пойти по следам, судя по всему принадлежащим мужчине. Она свернула возле могилы супругов и остановилась в шаге от той, возле которой сгорбившись стояла мужчина. Вероника сразу узнала Николая — по потертой куртке, по клетчатому шарфу, который она ему подарила, да и просто. Как можно его не узнать?

Он стоял к ней спиной. Сжимал и разгибал красные от мороза пальцы. Молчал, глядя на могильный камень. Очень ярко и броско смотрелись на снегу оставленные им цветы. Две розы. Красные. Прямо, как кровь. Рубиновые пятна на белом полотне.

Вероника хотела было к нему подойти, сказать что-то, но внезапная мысль её остановила — Николай не услышит её. Не увидит. Это всего лишь воспоминание. Блеклая частица прошлого.

Николай резко развернулся и тяжелым шагом направился прочь. Вероника проводила его долгим взглядом, пока тот не скрылся из ее поля зрения. А после шагнула к могиле, смахнула с камня снежинки и непонимающе уставилась на собственную фотографию и имя. Неужели?

На этот раз не было ни слез, ни истерики, и сердце не колотилось. Вероника просто стояла, тупо смотрела на свою могилу и пыталась осознать, что её самой больше нет. Нет, среди тех, кого она любила и кто любил её. Жизнь закончилась, а мир продолжает вертеться вокруг своей оси. Вот, и вся история. Без прилагающегося к ней счастливого конца.

Вероника опустила взгляд на цветы. Их цвет напомнил ей еще кое-что… То, как хрустел под ногами снег. То, как ярко сияли звездны на чистом февральском небе. Замерзшие пальцы сжимают пакет с продуктами, в котором только что купленные в магазине десяток яиц и корица, вместо той, что опрокинул на себя Егор. И мысли о том, как она вернется домой и испекут они все вместе к приходу мужа пирог. Потом тишину разрезает внезапный хлопок, как у петарды. И дальше минутная боль, ослепляющая вспышка, от которой наворачиваются на глаза слезы, и тепло в груди. Даже горячо. Рубиновые капли на снегу, почти черные в скупом свете зимнего неба.

Вероника коснулась рукой груди и увидела на кончиках пальцев кровь. Ноги подкосились — она неуклюже рухнула на снег. Сверху на нее равнодушно смотрели звезды — крупные и холодные. Им нет дела до того, что творится на земле. Вокруг сомкнулись многоэтажки — желтые квадраты окон на темных бетонных стенах. Но главное это звезды. Звезды, которые кажется, становятся ближе…

Вероника. Открой глаза, Вероника…

Вероника подчинилась приятному голосу и разлепила тяжелые веки. История вернулась к своему началу. Снова.

Они сидели в ресторане. Павлин, он кажется назывался. С виду невзрачное здание, простой непримечательный фасад, а внутри роскошный и жутко дорогой ресторан. Вероника повернула голову, изучая рисунок птицы, в честь которой и назвали это заведение. Важно распушив свой красивый хвост, он с насмешкой (как ей показалось) смотрит на посетителей. А неподалеку аквариум, где плавают золотые рыбки…

— Здравствуй, Вероника, — раздался голос. Тот самый голос, за которым она шла по Лабиринту. — Поздравляю. Ты выбралась из Лабиринта Теней.

Шесть лет назад (а может уже и больше) перед ней на этом самом месте сидел тот, кто пытался казаться человеком. Тот, кто предложил ей спасти любимого, взамен потребовав триста лет в Пустом Мире. Тот, кого люди называли еще «Несущим Рассвет». Но не голос Князя вывел ее из темноты и провел через воспоминания. Да и сидел перед ней вовсе не Люцифер.

Сложно было сказать, сколько ему лет. Вроде и молод, а посмотришь — вроде и нет. У него было красивое открытое лицо с тонкими чертами. Темные волосы, собранные в маленький хвост. И светлые серо-голубые глаза. Так похожие на глаза ее сына. Одет незнакомец был в белую майку с надписью и джинсы.

Он крутил в тонких пальцах десертную ложечку, но к стоящему перед ним пирожному не притронулся. Молчал. Вероника тоже, разглядывая своего неожиданного спасителя. Узнав правду, она опасалась очередной жестокой шутки Князя, но тот, кто сидел перед ней не принадлежал теням и сумраку Пустого мира. Вероника отчетливо чувствовала это.

— Наверное, у тебя много вопросов… — произнес он, продолжая крутить ложечку.

Вероника посмотрела по сторонам — никого, кроме них в ресторане не было.

— Кто ты?

— Зови меня просто Странник.

— Странник? Это твое имя?

Он замялся с ответом.

— Не совсем. Я не помню своего имени. Такое порой бывает… Ты часто забываешь свою прошлую жизнь, как забыл и те, что прожил до нее.

— Странник так Странник. Как скажешь, — Вероника не стала спорить. — Почему ты помогаешь мне?

Он тонко улыбнулся.

— Знаешь, кто такие Странники и как ими становятся? — Вероника мотнула отрицательно головой, и он продолжил. — Это те, кто может странствовать по мирам. Свободные души. Бродяги. В этом их счастье. Покой. У нас слишком много общего с ветром, единого для всех миров. Я не могу уйти, Вероника потому, что меня удерживает моё обещание. В жизни я так рвался помочь одному человеку, что это желание удерживает меня здесь до сих пор. Держит и не позволяет забыть, кем я был до смерти.

Вероника смяла бумажную салфетку, лежащую на столе. Его слова вызвали у нее тревогу.

— Разве мы знакомы? — поинтересовалась она.

Странник склонил голову набок, насмешливо глядя на нее.

— Да, знакомы. Я помню женщину, которую укачивала меня и напевала мне колыбельные. У нее очень красивый голос. Помню, что если мне было страшно, она зажигала в моей комнате ночник, садилась рядом и сидела так до тех пор, пока я не засыпал. Я отчетливо помню, тот день, когда я видел ее последний раз… — он положил ложечку обратно. Вероника же стиснула пальцы в кулаки, зная, что услышит дальше… — Мы с бабушкой хотели приготовить пирог, и я случайно опрокинул на себя корицу. Моя мама ушла в магазин и назад больше не вернулась.

Она смогла выдавить только один вопрос. Тихо-тихо. Но сын все равно его услышал.

— Как?

Странник ответил на удивление спокойно.

— Машина сбила. Мне кажется, было семнадцать. Хотя я могу и ошибаться.

Вероника кивнула. Ей потребовалось несколько минут, чтобы собраться с силами. Странник молчал, понимая, что ей необходимо немного времени.

— Твое имя Егор. В честь моего отца.

Он повторил имя одними губами. «Егор». А потом кивнул довольный со словами «Хорошее имя. Мне нравится».

— Зря я так наверное. Он тоже погиб в автокатастрофе. Надо было назвать тебя по-другому… — проговорила, Вероника опустив взгляд на сцепленные на столе руки. Худые и бледные. Когда они успели стать такими?

— Прекрати. Уж тебе ли не знать, что мы живем столько, сколько нам отпущено, — мягко оборвал ее Странник. — И что имя не влияет на это. Не кори себя, Вероника. Главное, что мы смогли снова встретиться, не смотря ни на что. Я здесь, чтобы помочь тебе.

Помочь ей. И встретиться не смотря ни на что… А точнее, не смотря на кого.

— Не надо, — Вероника замотала головой. Страх заскребся в душе длинными острыми когтями. Но на этот раз Вероника боялась не за себя. — Не лезь в это. Он… — выдохнула, — опасен. Очень. Я не хочу, чтобы ты пострадал.

— Я уже влез, Вероника, — усмехнулся Егор. — Поздно предупреждать. И не волнуйся, нам Странникам очень сложно навредить. А теперь послушай, — поддался чуть вперед, накрыл ее ладонь своей. Горячей и сухой. Стиснул пальцы, — ничего не бойся. Я с тобой, — тепло улыбнулся. — И я помогу. Всегда. Помни об этом. А сейчас… — он замолчал на долю секунды, — пришло время проснуться, Вероника…

Она сжала его пальцы, в какой-то момент закрыла глаза… А когда открыла, то обнаружила себя в своей собственной постели. За окном раскинулась глубокая ночь, вспыхнувшая яркими звездами. Особенно, выделялся ковш Малой Медведицы. В комнате царили приятный полумрак и мягкая тишина.

Вероника села в кровати. Кинула взгляд на вторую половину кровати — Люциус еще не ложился. Но так даже лучше. Она прижала ладони к вискам, вспоминая до мельчайших подробностей свой сон. Лабиринт, воспоминания с металлическим привкусом крови, и Егора. Её мальчика, ушедшего вслед за ней так рано. Странника. Бродягу, которому судьбой суждено скитаться по другим мирам вместе с ветром.

Она сидела так несколько минут, прижав ладони к лицу и думая… Думая над тем, что увидела и тем, что вспомнила. До мельчайших подробностей: и свою смерть, и первые дни в Пустом мире, домик, подаренный ей Князей, который потом сожрал огонь, и ночь Черного Волка, танго — воспоминание тянулись друг за другом. Непрекращающаяся череда тех страшных и диких, странных моментов.

Вероника вновь вспомнила Странника. Они теперь по одну сторону горизонта. Только он свободен, и всё, что его удерживает, это стремление маленького мальчика, которым он был, помочь своей матери. Вырвать её из цепких когтей Пустого Мира. И дать свободы, а не очередную иллюзию, сотканную из пустоты и теней.

Вероника отняла руки и спустила ноги на пол. Накинула на плечи халат и решительно двинулась к выходу.

Достаточно с нее игр.

Хватит.

Пришло время им с Князем поговорить начистоту.

 

Глава 10

Конец Игре

Вероника заглянула в комнату и замерла на пороге. Люциус сидел в кресле и читал книгу, держа её на коленях. В искусственном камине мерно горело голубоватое пламя. Такое получается, когда поджечь специальный гелий. Ни запаха, ни дыма.

Она так и стояла, не решаясь войти, пока Люциус заметил чужое присутствие. Правда, не сразу. Отвлекся от книжных страниц и удивленно взглянул на Веронику.

— Ты почему не спишь? — бросил взгляд на настенные часы. — Половина третьего уже.

Вероника шагнула в комнату. Прошла к нему и опустилась в соседнее кресло. Обвела взглядом кабинет: небольшая, но очень уютная комната с зелеными шелковыми обоями и деревянным потолком. На стене картинка с изображением самурая, небольшой кинжал в потертых ножнах. И конечно, книжный стеллаж. Люциус очень любит читать.

Она облизала пересохшие губы. Повернулась к нему, вглядываясь в красивое лицо, с резковатыми, можно даже сказать хищными, чертами, в которых проскальзывает что-то восточное, темные волосы и глаза. Сейчас в скупом свете ей они показались багровыми. Давнее сравнение, которое уже никак не выбросить из головы.

— Почему триста? Почему не шестьсот шестьдесят шесть? Почему не тысяча? Почему именно триста лет в обмен на жизнь Николая?

Люциус промолчал. Просто смотрел на нее. Его выражение лица не изменилось, но Вероника приметила мелькнувшие в темноте глаз искорки недовольства.

— Значит, Лабиринт выпустил тебя, — в мягком и привычном голосе Люциуса проскользнули стальные нотки. — С возвращением к нам, мышонок, — и поднялся из кресла.

Перед Вероникой стоял уже не Люциус. Хозяин Пустого мира в своем излюбленном облике. Он пригладил темные растрепавшиеся волосы и улыбнулся. Знакомой холодной улыбкой.

— Ты не ответил на мой вопрос, — Вероника едва сдерживала клокочущее внутри раздражение.

От страха перед Люцифером не осталось и следа. Она слишком много пережила, чтобы бояться его сейчас. И Князь чувствовал это. Он скрестил руки на груди. Замер в двух шагах от нее.

— Если бы ты видела и чувствовала время, как я, то поняла бы, что триста лет сущая малость… Песчинка в огромном океане времени. Для вас, людей, три века достаточно большой отрезок, чтобы задуматься, а стоит ли жертвовать собой ради человека, который тебя не любит? — Вероника нахмурилась от его слов, Люцифер улыбнулся шире. — Но не для тебя, мышонок. Предложи я хоть вечность, ты бы согласилась.

Она передернула плечами, будто бы сбрасывая неприятный осадок от его слов. Как обычно: колит и режет словами, наслаждаясь произведенным эффектом. Но в этот раз ему не вывести её из себя, ни её слез, ни гнева он не получит. Очередная игра закончилась, из которой она снова вышла победителем.

— Ты спокоен для того, кому спутали все карты, — обронила Вероника ровно. — Ты хотел взять реванш, Люцифер, и снова потерпел поражение. Как ощущение? Чувствуешь что-нибудь? Горький вкус разочарования или пряный злости? Ты ведь так видишь эмоции?

Князь смотрел на нее с любопытством. На его губах продолжала блуждать загадочная улыбка.

— Мышонок осмелел и теперь показывает зубки. Занятно. Лабиринт нельзя пройти в одиночку, Вероника, — он чуть склонил голову набок. Его взгляд замер на голубоватом пламени, которое до сих пор горело, не смотря на то, что гель давно закончился. — Тебя кто-то провел. Кто?

Вероника не ответила. Люцифер же продолжил, не отрывая глаз от ярких языков огня, лижущих решетку с тихим потрескиванием.

— Аа, догадываюсь, кто мог укрыть тебя своим крылышком, мышонок? Странник… — и заметил, как дернулась Вероника. — Давно я их не видел. Лет пятьсот они не появлялись. Последнего сожгла инквизиция за его рассказы о других мирах, и он попал ко мне. Надолго не задержался, к сожалению.

— Если ты хоть что-нибудь сделаешь моему сыну… — начала Вероника негромко, но Люцифер перебил, отмахнувшись от её слов.

— Остынь. Ничего я ему не сделаю. Странникам сложно навредить. И я этим заниматься точно не собираюсь.

Он замолчал. Вероника тоже, разглядывая высокую укутанную тенями фигуру. Люцифер продолжал смотреть на огонь, словно бы не замечая ничего вокруг. Язычки пламени сменили свой цвет на темно-фиолетовый.

Сейчас Князь очень походил на того мужчину, который засыпал рядом с ней, зарываясь лицом в мягкие волосы и прижимая ее к себе. Тот, что порой мурлыкал ей колыбельную, вызывая тем самым у Вероники улыбку. И тот, глядя на которого, Веронику порой остро пронзало чувство одиночества и некой горечи, исходящих от него.

— И что теперь?

— Теперь… — эхом повторил он, поднимая свои необычные глаза на Веронику. — Ты, мышонок, оказалась на редкость упрямой. Я слышал, что со светлыми душами приходится непросто, но ты меня, признаю, удивила. Я почти не встречал такую породу. И вряд ли скоро встречу, — с такими словами он снова опустился в кресло, устраиваясь поудобней. — Ты можешь уйти. Я отпускаю тебя.

Веронике показалось, что она ослышалась. Недоверчиво посмотрела на Князя — на его хмурое лицо, исполосованное полосками черных теней и не веря, переспросила.

— Что?

— Я сказал, ты можешь уйти, — он ткнул пальцем в зеркало, стоящее в углу. Гладкая поверхность, в которой отражалась затемненная комната, тотчас пошла мелкой рябью, слушаясь невысказанного приказа. — Не об этом ли ты так долго мечтала, а? — в его голосе проскользнула издевка.

Мечтала, да. Вероника не стала это отрицать. Но тем неожиданней оказалось его предложение. Люцифер ничего не делает просто так. Этот случай не мог стать исключением. За проведенное в Пустом мире время Вероника успела немного изучить натуру Князя.

— Уйти куда?

Он пожал плечами. Проговорил с легкой толикой раздражения.

— Куда хочешь. Обратно на землю, в другие миры, в Рай. Куда тебя потянет, туда и отправишься.

— Почему ты меня отпускаешь? — Вероника всё еще не верила в благие намерения Дьявола. В такие-то вообще верится с трудом. Она сделала несколько неуверенных шагов к зеркалу и остановилась.

Тот же вскинул на нее злобный взгляд. Последовал довольно грубый ответ

— Сегодня я добрый. Пользуйся, пока можно и проваливай к черту. Я ведь могу и передумать.

Люцифер снова отвернулся к огню и протянул к нему руки, потирая ладони. Вероника же приблизилась к зеркальной поверхности, похожей на жидкое серебро. Коснулась кончиками пальцев, чувствуя холодное покалывание. Вот, он долгожданный выход. Больше никаких жестоких игр, никаких иллюзий и обмана, никаких теней, и темноты Пустого Мира… Больше не будет рядом Князя, пытающегося примерить на себя человеческие эмоции и разобраться что такое любовь.

Она уйдет из этого кошмара. Страшная сказка наконец-то закончится. Самое время поставить точку. Вероника уже протянула руку, чтобы коснуться снова зеркала, но в последний момент обернулась на сутулую фигуру в кресле, которая сидела закрыв глаза. Казалось, мужчина дремлет. Но Вероника знала — на самом деле он внимательно наблюдает за ней, за её уходом.

Князь проиграл. Не сумел приручить того, кого в издевку прозвал мышонком, и не нашел иного выхода, как отпустить её. Хотя мог еще раз попытаться. Мог заново выбросить её в Лабиринт и переиграть партию. Но вместо этого махнул рукой и показал на выход.

«Серебро» холодом обожгло пальцы. На той стороне ее ждало нечто совсем иное. Другой мир? Другая жизнь? Вероника не не имела понятия. Что-то, непостижимое даже для Князя. Ему-то никогда не покинуть Пустой мир. А она, Вероника, может все начать сначала.

«Ну, давай… Здесь нельзя больше задерживаться. Он ведь может и передумать», — подсказал внутренний голос, и Вероника сделала глубокий вдох.

Но так и не сделала шаг вперед. Она не знала, что её остановило. Странное чувство. Наверное, его называют жалостью. Жалость к тому, что живет не одно тысячелетие, повелевает иллюзиями и тенями… и так одинок в своем темном мире. Мышонок жалеет льва, которому угодил в когтистые лапы. Глупый мышонок.

— Нет.

Люцифер тотчас распахнул глаза. Вероника сумела его удивить. Ей даже доставило какое-то странное удовольствие — видеть изумленное выражение лица Князя. Такого от нее он никак не ожидал.

— Тебе достаточно сделать один шаг, мышонок, и всё это закончится, — проговорил Хозяин Пустого мира тихо. — И я тебе советую воспользоваться этим шансом.

— Нет, — Вероника отвернулась от зеркала.

Он не отрывал от нее глаз, а потом коротко хохотнул.

— Дура. Благородная, но дура, — констатировал насмешливо. — Что на тебя нашло, а? — а потом потянул носом воздух. — Ааа, жалость. Ты поддалась своему идиотскому порыву и решила мне помочь, да? Скрасить мое холодное одиночество? Снова возомнила себя героем? Ну-ну. В прошлый раз это ничем хорошим для тебя не закончилось, не так ли?

Мышонок спокойно стерпела его слова. Все-таки он говорил правду. Возомнила, да. Поддалась. Но иначе не получилось. Наверное, действительно дура с благородными замашками.

Вероника произнесла, когда мужчина замолк и задумался, пощипывая подбородок. Такой поворот его действительно изумил. Но люди вообще существа забавные и странные. От них можно ожидать всего. Даже того, что они сами полезут в пасть льву.

— Мы сыграем еще одну партию, Князь. Но на этот раз иначе по другим правилам. На равных. В открытую, без иллюзий и обмана.

Он хмыкнул. Смерил её долгий взглядом, продолжая поглаживать ладонью по гладким щекам и молчал. Молчал так долго, что Вероника решила, Люцифер сейчас рассмеется и примется за старое. Что в нем проснется застарелая жестокость и охота до сильных темных эмоций. Но нет…

— Хорошо, — неожиданно согласился. Поднялся и подошел к Веронике. — Сделаем так, как ты хочешь, — а потом осторожно обхватил ее подбородок пальцами, приподняв так, чтобы заглянуть в светлые глаза, полные решимости, и покачал головой со словами:

— Мой маленький глупый и очень упрямый мышонок…

 

Глава 11

Синие Тени

Ей снилось море. Широкое побережье с белым мелким песочком, в который так здорово зарываться пальцами ног. Ощущая, как кожи касается вода, набегающая на берег ленивыми волнами. Дул слабый ветер, принося с собой запах соли и водорослей. Небо над ее головой было хмурым — растянулось серое, бесцветное полотно до самого горизонта. И море, словно зеркальное отражение небес, тоже лишилось своих неповторимых красивых красок…

Вероника сделала шаг вперед и вздрогнула, когда холодное прикосновение обожгло щиколотки. Она не знала, как здесь оказалась. Как и не знала, надолго ли. Не столь важно. Главное, что происходит в этот самый момент.

Сейчас она здесь, наслаждается неповторимым чувством свобода, у которого соленый морской вкус. Ветер приобнимает за плечи, проводит невидимыми ладонями по волосам, оставляют на губах и лице соленые поцелуи… Вероника прикрыла глаза. Последний раз море она видела очень давно, еще до болезни Коли. Тогда начинался шторм — потемневшее небо разрезала первая вспышка молнии, ветер же набирал силу, гоняя горбатые волны по темно-синей глади, упали первые капли дождя… не смотря на это, Вероника не могла заставить себя уйти. Развернуться и вернуться домой, в теплую и уютную квартиру. Море всегда была ее слабостью. Наверное, в прошлой жизни они были тесно связаны.

Ветер замер за её спиной, положил узкие ладони на плечи и обжег дыханием ухо.

— Пора просыпаться, мышонок, — у ветра голос был мягким, без так легко угадывающихся стальных ноток.

Он еще раз коснулся её волос и исчез, а спустя несколько секунд Вероника почувствовала, как песок исчезает из-под ног и она начинает падать. Падать в густую, но совсем уже не страшную темноту.

А Пустой мир не изменился. Нисколько. Хотя… Наверное, он никогда не меняется. Мертвое время не приносит с собой перемен.

Вероника открыла глаза и несколько минут разглядывала знакомого шакала на высоком темном потолке — казалось, тот улыбался ей загадочной полу-улыбкой. Лукаво сверкнули глаза рисунка в полумраке, а затем неожиданно шакал чуть подался вперед и бесшумной размытой тенью соскользнул по стене вниз. Прошмыгнул мимо удивленной Вероники, задержавшись рядом с ней буквально на мгновение, и направился дальше. Та проследила за ним — тень замерла у ног своего хозяина. Люцифер радушно потрепал своего питомца по загривку и поднял глаза на мышонка.

— С пробуждением, мышонок, — произнес негромко. Сам Князь сидел на каменном троне в нескольких шагах от нее. — И с возвращением, — сделал приглашающий жест.

Она поднялась. На ней было рваное светлое платье с запекшими темными пятнами крови на груди и рукавах. То ли её, то ли Люцифера, когда она вонзила нож ему в грудь. Черт разберет. Кажется, это было так давно. В другой жизни, когда маленький мышонок пытался защищаться от льва, опьяневшего от ее страха и ненависти.

Вероника усмехнулась, поправляя юбку.

— Оставил, как напоминание?

Люцифер в ответ пожал плечами. Могло значить и да, и нет. Выходка вполне в его духе. Вероника молчала, продолжая осматриваться по сторонам, Князь же поднялся и приблизился к ней.

— Я дал тебе возможность уйти, — его вкрадчивый голос раздался совсем рядом. — Я отпустил тебя. Не скрываю, что это решение далось тяжело… Почему ты осталась? Что ты хочешь изменить, Вероника? — спросил он, разворачивая ее к себе и заглядывая в светлые глаза.

Она ответила не сразу. А действительно почему она упустила тот шанс. Потому, что поддалась жалости. Ужасное чувство, заставляющее делать самые внезапные и странные вещи. Например, протянуть руку помощи Дьяволу. Смешно, не правда ли? Будто отверженному с подбитыми крыльями, застрявшем в горьком одиночестве и мраке, требуется помощь обычного человека.

— Ты так отчаянно пытаешься постичь всю человеческую природу, воруешь эмоции, в попытке прочувствовать то, что сам не можешь… Я не смогу сделать из тебя человека, этого никто не сможет, — она смело посмотрела на него. — Но я могу поделиться немногим. И да, мне тебя жалко. Можешь начинать смеяться над глупым мышонком.

Люцифер не засмеялся. Просто смотрел на нее, все также с удивлением. Этого он не мог понять. Снова жертвует собой. Только не ради любви, а жалости. Люди порой такие странные. Особенно, светлые души.

— Несчастная моя добродетель, — проговорил, поглаживая Веронику по лицу — его прохладные пальцы коснулись щеки мышонка. — Так и хочется, снова почувствовать твой острый страх… — и улыбнулся, почувствовав, как вздрогнула девушка. — Успокойся. Это была шутка.

— Будешь снова меня мучать?

— Нет. Мне это не нужно… — ответил он, убирая руку. — А вообще занятно. Ты первая, кто так поступил. Остальные сдавались довольно быстро.

— Остальные? — Вероника непонимающе уставилась на Дьявола, но тот уже повернулся к ней спиной, засунув руки в карманы. — Я не первая, кто подписал с тобой контракт? Были и другие?

Люцифер покачал головой со словами. Ему явно польстило любопытство гостьи.

— Потом я как-нибудь расскажу тебе эти истории, Вероника. Как-нибудь… — замер. И все также стоя к ней спиной, поинтересовался. — В прошлый раз ты сожгла свой дом, мышонок. Хочешь я сделаю для тебя такой же?

— Нет, не нужно, — сразу же отозвалась Вероника.

Дом их мечты перестал быть таковым уже давно. До того, как его сожрало пламя, до того, как она засыпала в кровати с давящим чувства страха в груди. Наверное, он никогда не был их домом, а исключительно её. У Николая всё сложилось совсем иначе, и ему эта мечта стала без надобности.

— Скажи, — начала Вероника осторожно, Люцифер бросил на нее вопросительный взгляд, — ты ведь можешь здесь сотворить что угодно, не так ли? Любые декорации? Любую картинку?

— Допустим, — последовал уклончивый ответ.

— Тогда у меня к тебе просьба… Я хочу сама это сделать. Иллюзию. Так, как я вижу то место, как я его помню. Возможно это?

Князь неожиданно улыбнулся. Вероника даже смогла бы назвать такую улыбку теплой. Он поманил её к себе, а потом осторожно взял за руку, обхватив пальцами запястье. Его кожа оказалась теплой… Шепнул.

— Закрой глаза, мышонок. Я покажу тебе, как создаются миры из теней.

А сперва была тьма. Сплошная непроглядная темнота, густая, холодная, бесконечная. Нигредо.

Вероника стояла посреди этого ледяного океана. На руке еще теплело прикосновение Люцифера, но самого Князя рядом не было. Мышонок будто ослепла и оглохла. Вокруг царила поистине оглушающая тишина. Вероника поднесла руку к глазам, но так и не смогла разглядеть её. Даже приблизительный контур.

Страх подкатил к горлу неприятным комом. Вероника почувствовала, как от поднимающейся паники у нее начинают неметь пальцы… Надо сделать вдох и выдох. Успокоиться.

— Ммм, — Вероника остро ощутила чужое присутствие за своей спиной. — Аппетитно… — кто-то осторожно провел кончиком пальца по нежной коже спины. — Я уже и подзабыл вкус твоего страха. Добавить немного боли, — холодные ладони сомкнулись на шее, — и получится восхитительный коктейль… Что скажешь?

Вероника прикрыла глаза.

— Ради этого ты меня сюда и привел?

Люцифер за ее спиной издал смешок и разжал пальцы со словами:

— Извини, — но ни капли раскаяния в его голосе не было, — не смог удержаться…

Он выскользнул из-за её спины, но Вероника не увидела его. Почувствовала только легкое дуновение, как у слабого ветра. Сделала шаг вперед и замерла, понимая, что лучше стоять на месте. Приглушенный голос Князя тем временем раздался неподалеку, но сразу же стих, раздавленный грубой свинцовой тишиной.

— В начале Бог сотворил землю и небо. Земля была безводна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог, — кто-то снова обхватил её запястье, приподнял осторожно руку — Вероника не сопротивлялась, — да будет свет. И стал свет, — он распрямил ладонь Вероники и провел ею по воздуху, оставляя за собой бледно-желтые следы-линии.

Мышонок изумленно выдохнула. Линии засветились ярче и расползлись золотыми змейками в разные стороны. От каждого прикосновения женщины их сталось все больше и больше — и тьма отступила.

Вероника разглядела себя, а потом и Люцифера. Тот стоял рядом, всё еще держа её ладонь в своих пальцах, и улыбался, глядя на уползающих всё дальше и дальше «змеек».

— Что дальше? — спросила у него.

Тот взглянул на мышонка.

— Смотря что ты хочешь…

— Море. Я хочу жить рядом с морем. Похожее на то побережье, где я была однажды. На Крите. Там была вода такого насыщенного синего цвета и… — а потом прервалась. — Забыла, что ты это и так знаешь.

— Знаю, — не стал лукавить Князь.

А потом снова сгустилась темнота, только поблескивали где-то змейки. Далекие-далекие огоньки зарождающегося мира. Кажется, еще немного — вот-вот погаснут. И тогда всё станет так, как было до их появления.

Люцифер молчал. Его гостья тоже.

Мрак подступил почти вплотную, и только, когда он коснулся щиколоток, Вероника внезапно осознала, что это вода. Морские волны, с ленцой накатывающие на берег. Темные и теплые. Поднявшейся ветер принес с собой соленый аромат, так любимый ею…

Люцифер сделал жест рукой, будто рисуя что-то в воздухе. И первобытная тишина лопнула, разлетевшись тысячами осколков. До Вероники донесся шум прибоя, плеск. Далекий и одинокий крик ночной птицы.

Вокруг всё еще царила темнота, но мышонок храбро зашагала вперед, чувствуя, как ласковая вода касается кожи, как проседает под ногами мелкий песок, как ветер проводит невидимыми пальцами по лицу…

Мрак выцвел. Потускнел, разбавленный золотистым светом. Обернувшись, она увидела и фигуру Князя, и возвышающиеся за ним деревья, словно бы сотканные из той самой первородной тьмы.

Ветер принес его слова.

— И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один.

Яркие змейки собрались вместе и вытянулись в линию горизонта. Их золото померкло, поалело. Прошла секунда, вторая — и вскоре горизонт окрасился в нежно-розовые тона приближающегося заката. Робкий свет начинающегося утра сдернул черное покрывало ночи, обнажив почти законченную работу Люцифера.

Вероника стояла на берегу, впереди расстилалось серой, пока еще бесцветной гладью море. Вода была кристально чистая, и Вероника могла разглядеть белый песочек и мелких рыбешек, снующих туда-сюда. За ее спиной в окружении цветущих акаций стоял небольшой светлый дом с синими ставнями. В точности такой же, в котором она снимала комнату много лет назад… А если приглядеться, можно заметить, что от набережной уходит тонкая, посыпанная гравием тропинка, ведущая на пирс. Вдалеке, Вероника разглядела и маяк — крохотный огонек еще горел.

— Удивительно, — проговорила она, — как у тебя только это получается? Правда, — добавила, улыбнувшись, — Бог создавал мир шесть божественных дней.

Люцифер в ответ пожал плечами.

— Он создавал настоящий мир, а не иллюзию, мышонок. Не в моих силах вдохнуть во всё это жизнь.

До рассвета оставались считанные минуты, но желтый лентяй не спешил просыпаться и показываться над горизонтом. Люцифер задумчиво вглядывался в светлеющее небо, только что созданного им мира, а Вероника же прогуливалась по берегу, собирая плоские и гладкие камни.

Закончив, она подошла к Князь и подергала его за рукав, предлагая немного побаловаться. Люцифер с недоумением покрутил камень в руках, и Вероника, заметив его выражение лица, принялась объяснять.

— Это называется, пускать блины. Точнее, так мой брат это называл. Или запускать лягушек. Не суть. Смотри, — она взяла один камушек, прицелилась и бросила его — камень коснулся спокойной морской глади и, прыгая, пролетел еще немного. С громким «бульк» исчез под водой.

Князь чуть склонил голову набок. О таком он раньше не слышал.

— Это такая игра? — полюбопытствовал. — Никогда к подобному не приглядывался. Занятно. Чего вы люди только не придумаете, — и прицелившись, как Вероника до него, швырнул свой камень. Тот плюхнулся в воду, подняв россыпь брызг.

Люцифер подумал, подумал и потянулся за еще одним.

Вероника, наблюдая за второй безуспешной попыткой, с добродушной насмешкой произнесла:

— Ну, у тебя еще будет время научится. Это не так сложно, как кажется.

 

Глава 12

Дух Пустого Мира

Вероника не могла оторвать глаз от золотистого песка, бесшумно перетекающего из верхней чаши в нижнюю. Золотистый ручеек, не наполнивший нижнюю часть даже на треть. Триста лет. Время, которое она выплатит Люциферу, за то, что он сохранил жизнь тому, кого она любила. Не прошло еще и половины отмерянного срока.

Князь замер у нее за спиной.

— Ты как-то сказал, что, если бы я видела время, как ты, то поняла бы, почему именно триста.

Он хмыкнул. Князь дал ей возможность свободно путешествовать по Пустому миру. «Тебе достаточно представить, где ты хочешь оказаться, мышонок. И тени перенесут тебя». И она очень четко представляла то место, где хотела было оказаться.

— Время… Оно не линейно, Вероника. Где-то оно течет вперед, где-то наоборот назад. Где-то замирает или останавливается, а где-то неумолимо сносит все преграды. Порой оно спокойное, а порой напоминает бушующий океан. А порой кажется, что его не существует вовсе… Вы люди, видите лишь малую толику того, что на самом деле представляет из себя Хронос.

Мышонок кивнула и обернулась. Приятный желтый свет, исходящий от чаши с песком, смягчил его резкие черты лица. Люцифер выглядел чуть уставшим. Глядя на него сейчас сложно было представить, что на самом деле кроется под человеческой маской.

— Остальные тоже провели здесь триста лет? Или ты просил больше?

Мужчина улыбнулся. Его ладони соскользнули с её узких плеч — он спрятал руки в карманы, отошел, взор темных глаз замер на песочных часах.

— Ты говорил про других. Про других, которые были до меня в Пустом мире…

— Я помню, что говорил. Да, были и другие. Такие же, как и ты, которые подписали со мной контракт.

Вероника обняла себя за плечи.

— И что ты им предлагал?

Люцифер ответил просто.

— Всё, — сделал неопределенный жест рукой. И поймав не понимающий взгляд мышонка, объяснил. — Деньги, славу, счастье, власть… Что еще может хотеть человек, Вероника? Ты оказалась единственной, кто был готов пожертвовать собой ради другого. Правда, я никому больше такое предложение не делал, — добавил.

Вероника снова глянула на него. Ей показалось, или в его голосе проскользнуло что-то, отдаленно напоминающее уважение? Да нет, послышалось скорее всего.

— И где они?

— Некоторые ушли, когда их срок закончился, а некоторые остались здесь… У них не хватило сил уйти из Пустого мира. И они стали его частью. Всё довольно просто.

Вероника оглядела небольшую комнату, вспомнив то, что она уже видела в Пустом мире, и невольно поежилась. Кто-то навсегда остался в мрачных сводах мертвого мира, бок о бок с Князем.

— Они… — женщина запнулась. — Другие, которые не смогли уйти, и сейчас здесь?

Люцифер приблизился к ней и поинтересовался, заглядывая в глаза мышонка, кивнул со словами.

— Да. Здесь, — и заметив испуг, мелькнувший в глазах мышонка, добавил. — Тебе это не грозит, Вероника. Ты оказалась не такой уж беспомощной, как я полагал.

— Сочту за комплимент.

Князь внимательно посмотрел на женщину — та спокойно встретила его острый взгляд, а потом спросил.

— Ты ведь хочешь увидеть, не так ли? Думаешь, сможешь чем-то помочь? Показать им выход из Пустого мира в страну, где царит вечный покой и счастье? — кривая улыбка скользнула по его губам. — Ты ведь об этом сейчас думала, а, мать Тереза?

Не имело смысла скрывать, что именно так она и подумала. На какое-то короткое мгновение. Зная Хозяина Пустого мира, даже не хотелось представлять, через какие испытания он пропустил несчастных… Мышонок прочувствовала фантазию Князя на своей шкуре сполна.

— Зачем они тебе? Ради эмоций? Или твой очередной эксперимент? Попытка разобраться, что из себя представляет человек?

Он скрестил руки на груди. Вид у него стал довольный, как у кота, объевшегося сметаны. Снова подцепил её на крючок. Заинтриговал. Уколол в слабое место и теперь наслаждается произведенным эффектом.

— Человек… — задумчиво обронил он. — С одной стороны все просто. Слабые и глупые создания, которые считают себя венцом эволюции. А с другой… — сделал короткую паузу. — Вам, детям Эдема, дали то, чего у меня нет. Эмоции. Способность чувствовать полную гамму, а не её отголоски. Этого много стоит, если приглядеться. Любовь бывает разная, мышонок. Жгучая острая страсть, горечь разбитого сердца, сладость первого чувства и слепая преданность тому, кто тебя уже разлюбил… Кусочки мозаики, из которых можно будет составить цельную картинку. Понять, откуда все это берется и почему заканчивается. Весьма интересная и стоящая задача, не находишь?

Вероника ответила не сразу.

— Если меня не подводит память, по легендам именно из-за зависти к Адаму и Еве, тебя и изгнали из Рая. И ревности, что любовь Бога досталась его новым детям.

Люцифер чуть склонил голову набок.

— В этой сказке есть доля истины, мышонок… Подойти ближе, — он поманил ее к себе. Вероника сделала несколько шагов к нему навстречу. — Я тебя познакомлю с остальными гостями Пустого мира.

У нее из горла вырывается странный всхлип. Секунда, может две, и она бросается ему в ноги. Мертвой хваткой вцепилась в брюки.

— Пожалуйста, не уходи… Не уходи…

Он брезгливо морщится. Один её вид вызывает у него омерзение. Пытается вырваться, но женщина держит крепко. Она поднимает на него заплаканное лицо с размазанной косметикой. Говорит что-то, умоляет его остаться. Но его уже тошнит от нее и её любви. Это было забавно первые месяцы — влюбленная девочка, готовая на всё ради него. Но сейчас надоело. Только зря потраченное время.

— Пожалуйста, Марко… Не надо. Не надо. Не уходи. Не бросай меня.

— Отвали, — злобно рычит он и с силой отталкивает ее. Забирает ключи и кладет себе в карман. Она же остается лежать на полу, неподвижно. Не двигается даже тогда, когда вслед за ним хлопнула дверь. А потом раздался рев мотора — его автомобиль сорвался с места и покинул внутренний двор.

Она медленно поднялась. Ей даже не хотелось думать, к какой шлюшке он поехал на этот раз. Наверное, к той, которая сегодня вечером ему вешалась на шею. Как раз в его вкусе.

Она медленно поднялась наверх. Эта ссора вымотала до предела. Не то, что сил не осталось. Их не осталось давно. Просто сейчас… Казалось, будто что-то внутри оборвалось. Пустота. Сломанная кукла, с которой поигрались, а потом, когда надоело, выбросили. Вполне предсказуемое начало головокружительного романа известного сердцееда и влюбленной в него дурочки. И почему ей казалось, что будет иначе?

Она знала его еще тогда, когда он не стал известным актером и когда за ним не тянулся шлейф рокового соблазнителя. В то время ей было одиннадцать и она жила с мамой алкоголичкой, он же был их соседом напротив. Когда мать напивалась и начинала колотить дочь, она пряталась у него. Он готовил ее какао со взбитыми сливками и разрешал смотреть мультики, а сам готовился к очередному прослушиванию. Потом же в один день он сыграл в нашумевшем фильме и уехал. Она же осталась одна. И у некого было больше прятаться.

Она помнила о нем все время, он же о ней давно позабыл. И так бывает. Потом же появился этот странный мужчина, который представился Люцифером. Он предложил бедной официантке ту жизнь, о которой она так долго мечтала. Жизнь рядом с ним в их роскошном особняке в Беверли Хилз. Условие — сто лет в Пустом мире. Тогда ей это показалось розыгрышем, но мужчина сумел убедить. Из его внешности ей больше всего запомнились черные глаза и их гипнотический взгляд. Наверное, именно таким змея «замораживает» свою жертву, пригвоздив ее к месту.

Она согласилась. И всё изменилось… Как сперва казалось, что в лучшую сторону.

В этом случае оставался только один выход. Запасной вариант, когда все станет очень плохо. Когда он отвернется от нее… И когда отчаяние стиснет в своих удушливых тугих объятиях.

Она прошла в ванную. Включила горячую воду. Медленно сняла вечернее платье, равнодушно отмечая, что порвала его, зацепившись за что-то. Наверное, вовремя ссоры.

Ванна наполнилась быстро. Она опустилась в обжигающе горячую воду и потянулась к корзинке, где лежали всякие соли… Там она спрятала то, что должно было помочь решить все проблемы. Лезвие. Острое. Недавно заточенное. Порой ей даже нравилось представлять, как все будет потом. Как он найдет ее мертвую, как будет рыдать и просить прощения…

Смерть все расставит на свои места.

Ведь это её работа.

Вероника завороженно наблюдала за тем, как вода в ванне меняла свой цвет: сперва нежно розовый, потом потемнела, все больше напитываясь кровью, пока наконец не стала темно-бордовой… Она вырвала свою ладонь из руки Люцифера и приложила к пылающему лицу. После увиденного немного мутило. Она буквально на себе ощутила все её чувства, вплоть до боли и внезапно набежавшего ужаса, когда буквально на грани между мирами жертва увидела кукловода, который всё это время искусно дергал за ниточки.

Она подняла взгляд на размытую тень перед собой. Смазанный силуэт, который, кажется, вот-вот раствориться в сизом сумраке Пустого Мира. Все, что осталось от очередной жертвы Князя. Он забрал все чувства, заставляя переживать собственную смерть десятки раз. И теперь осталась только пустая оболочка.

— Не самое приятное зрелище, — спокойно констатировал Хозяин за её спиной. — Но вышло забавно. Ее смерть ничего для него не значила.

— По-твоему это забавно? — с раздражением поинтересовалась у него мышонок.

Люцифер улыбнулся.

— Конечно.

Жизнь вообще довольно хрупкая вещица. Минуту назад она злобно смеялась ему в лицо, рассказывая, как переспала с его лучшим другом, а сейчас мертва. Всего лишь потому, что он стиснул её горло сильными пальцами и не отпустил даже тогда, когда она одними губами умоляла сохранить ей жизнь. Ему хотелось сделать ей больно. Также больно, как она сделала ему. Но в какой-то момент обнаружил, что она больше не дышит… Не хрипит и не впивается ногтями в его руки до кровавых полумесяцев.

Она ушла.

А он остался, медленно приходя в себя от слепящей ярости.

Он с трудом разжал онемевшие пальцы — она с приглушенным стуком упала на пол. Ее прическа растрепалась, блузка порвалась, на шее остались следы его пальцев. И взгляд ярких голубых глаз остекленел.

Ему захотелось кричать, но из горла вырвался только хрип. В голове билась мысль «Бежать!». Однако ноги подкосились — он рухнул рядом с ней, притянул к себе и зарылся лицом в волосы. Её кожа была еще теплая, одежда пахла теми духами, которые он ей привез из Италии.

Она почти как живая.

Мир вокруг потемнел: пропал солнечный свет, тени вылезли из углов и затопили комнату, окружив его непроницаемой стеной. Поднял голову: никого не было, а он сам лежал в единственном островке света.

Но не успел он ничего осмыслить, как из темноты шагнула она. Все та же растрепанная прическа, расстегнутая на две пуговицы блузка и трикотажная юбка. На открытой шее красуется цепочка из следов его прикосновений. Только глаза у нее темные. На бледных губах заиграла кривая улыбка.

— Это ты виноват.

Он попятился.

— Нет, пожалуйста.

— Ты меня убил.

— Это неправда!

— Меня это не волнует. Я мертва из-за тебя. Ты во всем виноват. Ты навсегда останешься здесь.

Он стиснул голову руками и уткнулся лицом в колени. Заплакал. Этот призрак приходит к нему часто. Сначала он заставляет переживать её смерть раз за разом. Заставляет его думать, что он убил её. Что он виноват в её смерти…

Призрак сел рядом с ним. Он невольно поднял голову и заглянул в темные глаза, ощущая, как ледяной ужас подкрадывается со спины, готовый в любой момент накинуться на него.

— Это ты виноват, — шепчет призрак. — Если бы не ты, этого никогда не случилось…

— Хватит.

— Хватит, мышонок? — на этот раз он оказался рядом с ней. Осторожно придержал за локоть, когда Вероника пошатнулась. — В Пустом Мире достаточно гостей. Я могу познакомить тебя с каждым.

Она шумно сглотнула. Перед глазами всё еще стоял облик призрака.

— Не стоит. И что тебе нравится на этот раз? Отчаяние? Страх? Злость?

— Всё вместе взятое выглядит довольно аппетитным, — кивнул он. — Мне интересны разные чувства. Ревность тоже.

— Что же ты такое? — тихо спросила мышонок.

Князь вопрос ее услышал, но отвечать не стал. Лишь протянул ей руку со словами: «Это последний раз. Хочу показать тебе кое-кого».

Он шепнул на ухо «только не подсматривай». Она улыбнулась, кивнула. Он взял ее за руку и повел за собой — девушка осторожно зашагала следом. Она услышала, как тихо скрипнула дверь, потом перешагнула через порог.

— Открывай, — произнес он.

И она отняла руки от лица… Медленно разлепила веки и изумленно выдохнула. В маленькой комнате, служившей и гостиной, и спальной, стоял накрытый стол. Уютный полумрак разгоняли свечи в одноногих подсвечниках — оранжево-красные язычки затрепетали при их появлении. В узкой вазе стоял букет цветов. В кулере бутылка шампанского. А на их праздничных тарелках, купленных на распродаже, наложен салат. Её любимый. С руколой.

— Горячее еще на кухне. В духовке, точнее, — сказал он, заметив её улыбку. — Тебе нравится?

— Тебе нравится? — вопрос раздался прямо над ухом вместе с вопросом Николая. Только произнес его другой голос.

Вероника только качнула головой. Конечно. Что за вопрос? Она помнила тот вечер. Время, когда Коля поправился и они собирались переезжать в другую квартиру. Тогда он сделал ей предложение. Должна была начаться новая жизнь. Счастливая жизнь.

— И что же здесь? — спросила Вероника у Люцифера. — Тут никто не умирает и никого не убивают. Почему именно этот момент?

Он неопределенно пожал плечами.

— Наверное, потому, что это мне понравилось сильнее из всего того, что я здесь видел, — произнес, не сводя с Вероники немигающего взгляда.

Та удивленно на него посмотрела и покачала головой. Она совсем запуталась. Потому снова задала вопрос, который мучил ее давно.

— Кто ты?

Он называл ей свое имя, он показывал ей Пустой Мир. Но кем он был на самом деле, это до сих пор оставалось не ясно. Что это за сила, царствующая в мире мертвых? Откуда она пришла? И для чего существует?

Люцифер молчал. Взмах руки, и картинка их совместного вечера с Николаем развеялась. Вероника еще секунду видела перед собой смазанные силуэты, но вскоре и они пропали. Всё исчезло.

Вокруг опустился занавес темноты. Но мышонок не испугалась. Она уже начала привыкать к такой обстановке.

— Вы, люди, сами выдумали этот мир, — проговорил Князь негромко. — Человек хочет верить, что там, на той стороне его что-то ждет. Что-то кроме пустоты… Потому появился Пустой мир. Мир для тех, кто цепляется за ушедшую жизнь. Они придумали пепел и тьму потому, что считали, что таково их наказание за грехи и проступки. Пустой мир, я тебе говорил, — мир, где нет ничего, кроме сожаления и отчаяния.

— А ты?

— Я? — он внезапно улыбнулся. — Я и есть Пустой мир, Вероника. Неотъемлемая его часть.

— Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо, — внезапно вспомнила та. Она даже не заметила, что произнесла это вслух.

Князя это позабавило.

— Почти что. Я дух Пустого мира, мышонок. И это, — он сделал жест рукой, — лишь один из моих обликов.

— Какой же настоящий? — поинтересовалась у него Вероника.

Хозяин шагнул к ней. Стиснул холодными пальцами узкие запястья. Вероника неотрывно смотрела в его глаза, но всё равно пропустила тот момент, когда он исчез… Но не так, как исчезал обычно. Она чувствовала, что Князь рядом, стоит всё также напротив. Но не видела ничего, кроме окруживших её теней.

Одна из них шевельнулась. Легкое прикосновение к щеке, потом едва ощутимое касание к губам. Этот привычный жест, которым он провел по волосам ладонью. Невидимые пальцы заботливо заправили непослушную прядь за ухо.

Вероника протянула руку, пытаясь дотянуться до темноты, но ничего… Пальцы нащупали только пустоту.

— Ты первая, Вероника, кому я это рассказываю.

Его приглушенный голос даже звучал по-другому. Стал более глубоким, что ли. Вероника подумала, что это наверное, и есть голос Пустого мира. Голос этих теней и иллюзий.

Она попыталась представить себе существование Князя — вечное одиночество того, кому не дано испытывать чувств, и того, кто отчаянно ворует их крупицы у людей. И не смогла.

 

Глава 13

Пленник скорби своей

— Возможно ли найти умиротворение в Аду?

Вероника, вздрогнула, услышав за спиной голос, который никак не ожидала услышать в Пустом мире. Она сидела за столом и делала наброски будущего рисунка. Ей хотелось нарисовать море, эту капризную переменчивую стихию. Не особо получалось. Когда-то давно Вероника занималась рисованием, но уроки пришлось забросить из-за болезни Николая.

Она тотчас обернулась и не сдержала удивленного возгласа. На пороге комнаты стоял Странник. Егор облокотился плечом на дверной косяк, засунув руки в карманы джинс, и внимательно наблюдал за ней.

Вероника обняла сына, а когда отстранилась и посмотрела в его лицо, то с грустью отметила, что исчезли столь родные и близкие ей черты. Он стал Странником. Прежними остались только глаза.

Но радость от встречи тотчас прошла, сменившись колючей тревогой. Вероника стиснула руку сына и надтреснутым голосом произнесла:

— Тебе нельзя здесь находится. Если он узнает, что ты здесь…

Странник перебил её.

— Всё хорошо, Вероника. Я бы и не смог пройти сюда без его разрешения.

Вероника удивленно посмотрела на сына и спросила недоверчиво:

— Люцифер разрешил тебе прийти сюда? Правда?

— Правда, мышонок, — сам Хозяин уже сидел на её месте и внимательно рассматривал наброски Вероники. — Кто я такой, чтобы препятствовал воссоединению семьи? — усмехнулся и провел рукой по листу бумаги — линии карандаша зашевелились и лениво поползли навстречу друг другу, сливаясь в спокойную морскую гладь, вырастая в деревья, смыкаясь вверху небесным сводом, ложась тенями и тускнея светом.

Вероника кинула на него подозрительным взгляд. Ей-то, как никому другому было известно, что Князь ничего не делает просто так.

— Не буду вам мешать, — он поднялся из-за стола, направился к выходу. — Страннику еще многое предстоит рассказать, не так ли? — и бросил красноречивый взгляд на Егора — тот ничего не сказал в ответ.

Вероника и её сын остались одни. Внезапно женщина всё поняла без слов. Конечно, этим оно и должно было закончиться. Просто и логично. Одному необходимо уходить, другой же должен остаться, скованный долгом.

— Прости… — проговорил Странник мягко, — но я ничего не могу поделать. У меня не получится остаться. Ты и сама это понимаешь.

Вероника качнула головой. В глубине души она давно знала, что однажды Страннику придет время уйти, но надеялась, что её сын побудет с ней подольше.

— Ты вернешься?

— Вряд ли.

— Думаешь, мы еще встретимся?

Странник улыбнулся, заглянул в светлые глаза Вероники.

— Конечно. Если не в этой жизни, так в следующей. Мы с тобой связаны, Вероника. И это наша не последняя встреча. Можешь в этом не сомневаться.

Она обняла сына крепко-крепко на прощание, а потом наблюдала за тем, как он уходит: как неспешно идет к морю, как останавливается у самой кромки воды, оборачивается, смотрит на нее, улыбается и исчезает.

Мышонок медленно опустилась на своё место. Она должны была ощутить тоску и горечь от расставания с сыном, но женщина положила руку к груди — внутри была только звенящая, можно даже сказать пугающая пустота.

* * *

— Она ведь не знает, не так ли? — Странник замер в густой и вязкой тени. — Ты ей не рассказал?

Князь даже не посмотрел в сторону внезапно возникшего гостя.

— О чём? — поинтересовался с ленцой.

— О том, что он тоже здесь… — Егор шагнул под неяркий и бледный свет. Его взгляд скользнул по Князю — тот сидел на своем каменной троне, в ногах же лежал один из шакалов, чьи яркие глаза блеснули в полумраке. — Вероника имеет право об этом узнать.

— Нет, не должна, — Люцифер потрепал своего питомца по загривку. — Ей ни к чему эта новость. Мышонку и так хорошо.

Странник прищурился.

— Ей ни к чему? Или тебе?

Ответа на этот вопрос не последовало.

— Пора уходить, Странник, — холодно произнес Князь. — Тебя заждались другие миры.

Егор кивнул. Непродолжительный разговор можно считать оконченным. Но перед тем, как навсегда покинуть Пустой Мир, он осторожно произнес:

— Ты же помнишь, что светлые души не могут долго находится здесь? Они не созданы для Пустого Мира.

— Я этого никогда не забывал.

* * *

Его выздоровление все считали чудом. Николай и сам так думал. Он был почти что на пороге смерти, но старуха с косой внезапно отступила обратно в темноту, из которой уже было вышла ему навстречу. Наверное, бывает такое в жизни. Второй шанс. Еще одна попытка всё исправить.

А потом умерла Вероника. Абсолютно глупая и нелепая смерть, которая только могла случиться. Николай часто ломал голову над тем, почему именно она… И почему именно так. Вероятно, у судьбы действительно чёрное чувство юмора. Затем последовала недолгая жизнь вдовца и встреча с Лидией, которая показала ему, что всё продолжается. Смерть есть смерть, а жизнь всё равно течет вперед. На свет появились две хорошенькие дочки, но спустя лет десять вслед за матерью ушел и Егор. Их даже похоронили рядом. Мальчик был всегда к ней привязан.

Постепенно жизнь вернулась в мирное русло. Работа, семья, отдых летом, снова работа. Время неумолимо проносилось вперед, отражаясь в воспоминаниях темными или светлыми, или серыми размытыми моментами. Беспощадное и неумолимое оно неслось, без оглядки, пока вдруг не затормозило внезапно.

Рак.

И вот, почти спустя двадцать лет болезнь вернулась и быстро набирала силы. Николаю это всё напоминало какой-то страшный сон. Смерть пришла протоптанной до этого тропой за ним. Время чудес закончилось.

Болезнь сожрала его буквально за год, выпив все силы и соки из молодого еще тела. Врачи не могли ему помочь, как и в прошлый раз. Только руками разводили и на многочисленные вопросы Лидии о том, выздоровеет ли ее муж, отмалчивались. Не стоит надеяться. Ему уже ничего не поможет. Крепитесь. Скоро его не станет.

Крепитесь и молитесь за грешную душу, которая скоро встретиться с Создателем.

Лидия не отходила от постели мужа. В последние дни он уже не приходил в себя. Только один раз перед смертью, на несколько минут. Это посчитали добрым знаком.

Но порой добрые знаки не сулят ничего хорошего. В те минуты сознания, когда Николай открыл глаза и на короткое время пришел в себя, он видел не жену и дочку, а мужчину, сидящего на краешке его кровати. Гость был Николаю незнаком. Заметив, что больной рассматривает его, мужчина улыбнулся и приложил палец к губам. В руках незнакомец катал безделушку, показавшуюся Николаю абсурдной. Стеклянный шар, в котором сидел усеянный искусственным снегом пингвин. Где-то он, Николай, уже видел эту игрушку…

С этой удивительно ясной и чистой мыслью Николай и провалился обратно в темные объятия сновидения. Перед глазами еще несколько минут стоял этот образ. Образ чего-то неумолимого и приближающегося.

* * *

— Куда ты меня ведешь?

Князь скользил через тени впереди, Вероника же следовала за ним. Он ничего ей не объяснил. Лишь обронил «иди за мной» и оставил её маленький мирок. Мышонку ничего не оставалось, как последовать его примеру — точно также шагнуть через тонкую грань и постараться не отставать от Хозяина.

Они прибыли именно в то место, которое Вероника всегда избегала. Она побывала там раз, и этого хватило сполна. Сердце Пустого мира ничуть не изменилось с её прошлого посещения. Да и вряд ли ему вообще суждено поменяться.

Люцифер направился вперед. Вероника с чувством нарастающей тревоги тоже. Она старалась не смотреть на скорчившиеся фигуры, не касаться их, не слушать их стонов…

«Не смотри на них. Не думай об этом. Просто не смотри…»

Князь резко замер и повернулся к ней:

— Поприветствуй нового гостя, мышонок, — и отошел в сторону, открывая женщине вид на того, кого она боялась и одновременно с этим (где-то в глубине души) желала увидеть снова.

Это был действительно он. Тот самый человек, ради которого, не сомневаясь, пожертвовала собой. Тот, чье счастье ставила превыше своего… Вероника стояла перед Николаем.

У неё было такое чувство, как будто что-то порвалось внутри. Лопнула натянутая струна с острым и резким «треньк». Издав приглушенный крик, она бросилась к нему, попыталась растормошить, обратить на себя внимание, но Коля её не видел. Он сидел, подтянув к себе колени, и безучастно смотрел куда-то вдаль. Вероника даже ударила его в плечо, но никакой реакции в ответ не получила.

Раздался спокойный голос за её спиной:

— Он тебя не видит, Вероника. И не слышит.

Сам Князь стоял в стороне и безучастно наблюдал за попытками мышонка достучаться до своего бывшего мужа. Она поднялась и резко развернулась к Люциферу. Её голос дрожал от нахлынувшей злости:

— Тебе это доставляет невообразимое удовольствие, да? Нравится вкус? А цвет? Ведь именно ради этого ты меня сюда привел, не так ли? Очередная игра, Княже? И какие же ставки сегодня?!

К её удивлению он отреагировал совсем иначе, чем мышонок предполагала. Никакой ехидной улыбки, язвительного тона, будто рапира, колющего в слабые места, скрытой уловки или подтекста. Он повернул голову, глядя на Николая, и негромко произнес:

— Мне показалось, ты имеешь право знать, что он теперь тоже здесь.

Князь чувствовал, как её злость сменяется совсем другим чувством, более темным, тяжелым, удушающе горьким… Отчаянием. Видеть его здесь было точно такой же мукой, как и наблюдать за тем, как он умирает от рака. Всё вернулось на круги свои. История пришла к своему началу.

Люцифер молча смотрел на то, как она, прижимаясь к мужу, просит того ответить ей, услышать её голос… А потом просто заплакала. Князь осторожно потянул за ниточку её чувств. Давно он уже их не пробовал. Чистое горе. Дистиллированное. Яркое.

— Что ты хочешь? — неожиданно спросила Вероника, поднимая на него влажные глаза.

Люцифер посмотрел на неё с интересом:

— Ты о чём?

— Что ты хочешь за его свободу? Сколько лет? Триста? Четыреста? Пятьсот? — её голос сорвался, и она заговорила тихо, едва слышно. — Или вечность? Хочешь я останусь с тобой навсегда, Князь? Только отпусти его… Пожалуйста… Я останусь с тобой. Только дай ему уйти. Пожалуйста…

Он смотрел на неё долго и внимательно. И в этом взгляде было что-то, что заставило Веронику похолодеть. Словно она сказала то, что не должна была говорить… Другие слова от неё ожидались.

— Я не могу дать ему уйти. Я не имею на это прав. Он сам уйдет, когда захочет. И тебе этого не изменить, Вероника.

— Но…

Дьявол оборвал её резко:

— Он принадлежит Пустому Миру. Твой муж сам сюда пришел, мышонок, — криво улыбнулся. — И никакая сделка не сумеет его спасти.

Она молчала несколько минут. Просто стояла, прижав руки к груди, не отрывала глаз от Николая и молчала.

— Почему? Почему он попал сюда? — наконец спросила. — Он не должен быть здесь. Это ведь не справедливо…

— Справедливо? — насмешливо переспросил Люцифер. — Знаешь, справедливость замечательное слово. Всё должно расставить на свои места, не так ли? Этому конфетку дать, а этого в угол поставить, — в его глазах загорелись отнюдь недобрые искорки — Вероника невольно сделала шаг назад. — С чего ты взяла, что твой ненаглядный лучше остальных? Что ему здесь не место? Он пришел сюда сам. Я не приводил его сюда. И уж точно не мне его уводить. Все дороги ведут в Пустой Мир, мышонок! — вскинул руки и засмеялся.

Только смех его не предвещал ничего хорошего. Вероника уже слышала такой. В ту ночь, когда началась Дикая Охота…

— Здесь все сами по себе, мышонок, — его резкие слова хлестнули её, будто бы пощечина. — Пора уже к этому привыкать.

Вероника почувствовала, что еще немного, и расплачется. Просто и по-детски. От того, что всё не так, как должно было… Предложи ей Люцифер сделку в обмен на свободу Николая, она бы согласилась, не раздумывая. Как и в прошлый. Но сейчас… Горько было не столько от того, что Николай здесь, сколько от беспомощности положения. Дьявол прав — эти законы и ему не под силу менять. Куда уж ей… Глупой мышке, бросившей вызов коту.

«Кот» между тем смерил её снова внимательным взглядом. Знает, что творится у нее на душе. Знает, тянет, распутывает цветные клубки эмоций, играется… Пытается прочувствовать. И не может.

— Пойдем, Вероника, — заговорил он мягко, с успокаивающими детьми. Так, наверное, с маленькими обычно разговаривают, чтобы снова не раскричались и не разревелись. — Ему ты не поможешь, — и осторожно протянул руку, чтобы коснуться её.

Вероника резко дернулась, избегая его прикосновения. Пальцы Князя на мгновение замерли в воздухе, а затем он убрал руку. Мышонок буквально кожей ощутила исходящий от него холод. Почувствовало и Сердце — вокруг потемнело, резкими тенями очертив фигуры гостей Пустого мира…

— Я останусь здесь. С ним, — глухо произнесла она, буквально выталкивая из себя каждое слово.

— С ним? — переспросил.

Он умел быть быстрым, когда хотел. Мгновение, смазанное движение, и Люцифер оказался рядом с ней. Вероника заглянула в его темные глаза и прежний страх внутри ожил — зашевелился холодной змеей внутри.

Он произнес вкрадчиво, выделяя каждое слово:

— С ним, Вероника? Разве твоё место с ним? — а когда она хотела отвернуться, чтобы не встречаться с Князем взглядом, обхватил ладонями лицо и заставил смотреть ему в глаза. — Правда такова, мышонок. Ты никогда ему не была нужна. А сейчас, тем более…

У него не было такой привычки — лгать. Нет, правда, правда и только правда. Острая, жалящаяся, прямо, как рассерженная оса, правда. Хочешь, не хочешь, а узнать её придется.

— Я останусь здесь.

Он нахмурился. Странный отблеск мелькнул в его глазах. Вероника так и не смогла понять: то ли раздражение, то ли тревога. А может и то, и то другое вместе.

— Не стоит, Вероника. «Сердце» не для таких, как ты. Долго здесь находится тебе нельзя.

— Я всё равно останусь… С ним… Тут…

Упрямая. Её так просто не отговорить. Особенно, когда речь заходит о Николае. От своего так просто не отступиться. Похвально, но и глупо с другой стороны.

Еще несколько минут она чувствовала прикосновения его пальцев, потом же Люцифер отпустил её. Вероника услышала тихое, произнесенное прямо возле уха — Князь склонился к мышонку:

— Это твоё решение, Вероника. Береги себя, — мимолетное касание едва теплых губ к щеке, и всё — он ушел тихо, незаметно, как всегда.

Мышонок осталась одна. Она подползла к Николаю, но так и не нашла слов, которые могла бы ему сказать. Всё равно ведь не услышит, не увидит… Вероника сжалась в комок, закрыв лицо руками.

Она не чувствовала уже ничего. Не осталось даже слез. Не осталось ничего, кроме свинцовой чёрной усталости, укрывшей её плечи.

 

Глава 14

Туда, куда уводят все дороги…

Сердце Пустого мира не зря считается сердцем. Отсюда всё началось. Здесь же когда-нибудь всё и закончится. Бессмертия не существует. Всё рано или поздно умирает. Даже то, что зависит и питается от смерти.

Тени походили на жадных стервятников, кружащих над слабой, уже даже не сопротивляющейся жертвой. Шакалы, жадно ловящие отголоски её эмоций. Они, как и их хозяин, распробовали и хотят еще.

Люцифер сказал правду — мышонку не место среди отверженных. Она здесь по его воле, а не по своей. И Сердце это чувствует. Оно не принимает её, медленно с наслаждением убивает, вытягивая силы.

Вероника лежала на земле, скорчившись в позе эмбриона. Рядом был и Николай. Люцифер замер над ней, отогнал теней и осторожно потянул тоненькую нить эмоций.

Ничего.

Пустота.

Слишком поздно.

Она и не заметила, как он осторожно взял её на руки. Уже шагая в её маленький мирок, Князь почувствовал, как Вероника прижалась к нему крепче.

— Знаешь, — раздался её обесцвеченный, едва слышный шепот, — я ничего не чувствую, оставляя его там…

Князь прикрыл глаза.

Действительно. Ничего. Больше ничего.

В этом мире давно день сменился ночью, и на смену другому дню пришла другая ночь. Тихо шелестел ветер, застряв в листве акаций. Воздух был теплый, полон пряного тепла и соленого морского бриза. Небо чистое. Ярко сияют звезды.

Хорошая ночь. Идеально подходящая для крепких снов.

— Спи, мышонок, — тихо произнес Люцифер, опустив женщину на кровать, провел ладонью по её волосам. — Тебе нужно набраться сил.

Вероника заснула сразу же, стоило голове коснуться подушки. Он подождал немного, слушая её мерное дыхание, а потом ушел.

Светлые души не попадают в Пустой мир. Они не созданы для него. А Пустой мир не создан ими. Такая вот простая схема.

«Ты же помнишь, что светлые души не могут долго находится здесь?», — так сказал ему Странник перед своим уходом.

Люцифер никогда этого не забывал. Просто на время перестал думать о том пусть и медленном, но всё равно текущем времени. Но законы миров вновь напомнили о себе. Их так просто не избежать. Пустой мир заберет светлую душу себе. Она растворится в сумраке, померкнет, выцветет, пока не станет еще одной безликой тенью… Конец пути. Тупик, из которого уже не будет возврата.

Он обернулся, глядя на её домик, расчерченный полосками лунного света.

Мышонок медленно покидает его.

И на этот раз навсегда.

Вероника так и не пришла в себя. Её сон был крепок и тревожен. Ей вряд ли суждено было снова проснуться.

Вместе с хозяйкой замер и её мир. Настали вечные сумерки, накинув приглушенное лиловое покрывало на небеса. Так всё и застыло на границе дня и ночи.

Не было смысла продолжать эту игру. Больше некому исполнять главную роль. Пустой мир неумолимо забирал Веронику себе. И было в этом что-то… Неправильное?

Люцифер задумчиво поднял взгляд на потемневшее небо. Он стоял возле неподвижного моря, засунув руки в карманы, и думал. Думал над тем, что будет, когда над головой его мышонка окончательно сомкнуться удушливые своды Пустого мира. Думал о том, как быстро померкнут все её чувства, будто бы дешевая краска под частыми дождями, как светлая душа медленно умрет внутри, зачахнет, словно цветок без солнечных лучей… Пройдет немного времени, и от Вероники не останется ничего, кроме оболочки. Тени. Точно такой же алчной до чужих эмоций, как и сам Князь.

Разве это неправильно? Она останется с ним. Возможно она выдержит это, не сломается, как не ломалась раньше. Быть может и в этот раз всё получится?

Нет, не получится.

У этой сказки не может быть хорошего конца.

— Ты знал, что всё так закончится.

За его спиной стояла очередная тень. Кто знает, кем или чем она была раньше, до того, как попала в Пустой мир. Он создал их из ветра и пепла, щепотки сумрака, чтобы скрасить своё одиночество. Давно это было. Тогда мир был намного моложе.

Знал?

Люцифер криво усмехнулся.

Конечно, знал. Он полагал, что к этому времени, он получит от Вероники всё, что требуется. Решит старую, древнюю загадку детей Эдема, и мышонок станет ему не нужна. Но если бы всё оказалось так просто…

— Она справится.

— Нет, — у тени было его лицо и его голос, только глаза были другого цвета. Чёрные, как беззвездное небо. — Не справится. Ты и это знаешь.

А потом помолчав несколько минут, добавил негромко:

— Ты так или иначе её потеряешь.

Люцифер резко развернулся, глядя на самого себя. В виде шакалов тени ему нравились куда больше.

— Еще есть время, — и пошел прочь от неподвижных, застывших на море волн.

— У неё его нет, — донесся приглушенный голос вслед. — Скоро на одного из нас станет больше. И ты не сможешь этого изменить.

Но мышонок оказался куда сильнее, чем Князь предполагал. Она очнулась спустя некоторое время. Такое порой бывает. В последний раз перед тем, как принадлежать Пустому Миру навсегда.

В комнате было темно. За окном больше не сгущались сумерки. Только темнота эта была иная, не окрашенная в ночные краски: густая и тяжелая. Глядя на неё, Вероника вспомнила ту, из которой родилась эта иллюзия.

Сквозь плотное покрывало сна женщина ощущала присутствие Князя. Она знала, что он здесь, поблизости. Беспокойный дух рядом с её постелью. Он ни разу не оставил мышонка одну… До этого момента.

Вероника ступила на холодный пол. Она не знала точно, сколько проспала, но чувствовала — прошло много времени. Тело было слабым; ватные ноги не слушались. Сделав несколько шагов, женщина рухнула на пол. Полежала несколько секунд, собираясь с силами, а потом снова попыталась подняться.

Ей снились страшные сны, которые грозили вот-вот стать явью. Ей снилось, как её затягивает чёрный водоворот, в котором она тонет, захлебываясь этой темнотой. Как грозные волны мрака смыкаются над её головой, как горят лёгкие без кислорода, как в нос и горло забивается тёмная вода… И как наконец она идет медленно ко дну, не в силах сопротивляться. Это ей снилось раз за разом. Она тонула, и никто не протягивал руку помощи. Лишь иногда она чувствовала осторожное прикосновение прохладной ладони к своему лицу перед тем, как окончательно покориться злым волнам.

Вероника толкнула дверь, но привычной гостиной за ней не оказалось. Только узкий коридор, заканчивающейся еще одной дверью. Точно такой же, какую она открыла и сейчас.

Она медленно двинулась вперед, спотыкаясь и цепляясь за стены. Каждое движение отдавалось тупой болью. Конечности напилились свинцом. Ноги едва слушались. Но Вероника всё равно упорно двигалась вперед. Это была единственная мысль в голове — надо просто идти вперед.

Просто иди вперед. И не думай больше не о чем. Только вперед. Шаг за шагом.

Ладонь легла на прохладную ручку, дверь с тихим скрипом отворилась. Вероника с облегчением сделала шаг за порог и тотчас замерла… Она вернулась в свою спальню. Круг замкнулся. Кто-то очень не хотел, чтобы она покидала пределы своего домика.

Из последних сил она бросилась к окну. Распахнула створки и испуганно отшатнулась, почувствовав прикосновение ледяного ветра. От её ранее уютного мира осталась только одна комната. Она захлопнула окно и медленно сползла по стенке на пол.

— Люцифер!

Голос поднялся кверху и замер на той резкой надрывной ноте. Она звала его по имени, не понимая, что происходит. Она кричала, пока не охрипла. Но никто не явился на её голос. Князь остался глух.

От собственной слабости, бессилия, страха, Вероника расплакалась. Тихо. Просто горячие слезы непроизвольно покатились по щекам, одна за одной.

Она сидела, закрыв руками лицо, и отняла их только тогда, когда почувствовала его присутствие. Князь опустился рядом с мышонкой — Вероника не сводила с него взгляда заплаканных глаз. Она не шевельнулась, и когда он осторожными прикосновениями стер влажные следы её слез.

Хозяин Пустого мира принял свой привычный облик, но Вероника заметила выглядел он вымученным. Будь он человеком, женщина бы сказала, что так сказались много ночей без сна…

Люцифер сидел так с ней несколько минут. Не произнес ни слова. Просто держал её лицо в ладонях и вглядываясь в лицо Вероники каким-то странным, мягким взором.

— Пойдем, мышонок, — надтреснутый голос звучал глухо. — Я хочу тебе кое-что показать.

Князь поднялся сам и протянул ей руку, чтобы помочь. Вероника встала на ноги, удивленно глядя на него. Знакомым жестом он стиснул пальцами её локоть.

Вероника прикрыла глаза, уже зная, что произойдет.

Привычная обстановка изменилась в одно мгновение. Оставшейся позади её маленький мирок быстро поглотили тени.

Не успела мышонок и сделать вдох, как они уже оказались на месте. Она медленно разлепила веки и изумленно посмотрела на большие песочные часы, возвышающиеся перед ней. Не такого она ожидала.

Разве это не очередная игра? Разве не еще одна партия перед концом? Откуда тогда это ощущение, словно у него в рукаве очередной туз?

— И что это значит? — тихо спросила Вероника.

Люцифер неопределенно пожал плечами в ответ.

— Рано или поздно всему приходит конец, мышонок. Наше сотрудничество не исключение.

Наверное, вид у нее был забавный. Вероника недоуменно смотрела на Люцифера, и тот не сдержал улыбки. Он медленным шагом прошел к часам, провел ладонью по толстому гладкому стеклу — песок, стекающий вниз, замер.

— Зачем ты это делаешь?

Он долго молчал, и Веронике подумалось, что ответа она уже и не получит. Но Князь всё-таки проговорил, приблизившись к ней:

— Однажды ты мне сказала, что пожертвовала собой не ради того, чтобы твои родственники скорбели… А ради их новой жизни. Наступать себе на горло ради благополучия других. В этом что-то есть, не правда ли?

Мужчина остановился рядом, и мышонку пришлось поднять голову, чтобы заглянуть в его темные глаза.

— Почему? — выдавила из себя один единственный вопрос.

— Ты заслужила, Вероника. Ты держалась молодцом, — а потом он склонился к её лицу.

Мышонок почувствовала горячее дыхание на своей щеке, затем легкое прикосновение губ к своим. Мимолетный, едва ощутимый поцелуй, и вот его шепот обжег ухо:

— Береги себя, мышонок.

Она стиснула его ладонь слабыми непослушными пальцами.

— Мы еще встретимся?

— Не знаю… Пути Господни неисповедимы, Вероника.

Затем Люцифер отошел и бросил взгляд на часы. Застывший тусклым золотом песок снова ожил. Поползли вверх песчинки, поднимаясь обратно в верхнюю чашу. А спустя секунду с громким треском расползлись по толстому стеклу трещины. Вероника не могла оторвать взгляд от этих извилистых змеек, разбегающихся во все стороны. Они становились всё шире, разрастаясь — песок просыпался на пол с тихим шорохом. И вот с оглушающим в мягкой тишине звоном разлетелись во все стороны осколки.

Вероника вскрикнула от испуга, когда пол начал проседать под её ногами, и сильнее сжала руку Князя.

— Не бойся, — сквозь нарастающий гул, исходящий из-под земли, она услышала его слова. — Это не так страшно, как может показаться.

За мгновение до того, как пол окончательно рухнул вниз, а сама Вероника провалилась в тёмное холодное море, она почувствовала, как Люцифер отпустил её: медленно, словно бы с неохотой разжал пальцы.

Его грустный голос раздался у неё в голове.

Прощай, мышонок.

Береги себя.

Кто знает, быть может нам еще суждено встретиться…

Это было прямо, как в её недавней кошмаре.

Вероника тонула.

Она захлебывалась чёрной водой, пыталась удержаться на поверхности, но грозные и беспощадные волны накрывали её с головой, тянули за собой вниз.

Недолго Веронике пришлось сопротивляться. Вскоре силы оставили мышонка, и воды сомкнулись темным чертогом над её головой.

Смутное знакомое ощущение затопило сознание. Когда-то это уже было… Так давно, что и не вспомнить. Жизнь назад. А может и две.

Странное тепло окутало её уставшее тело, а вместе с ним пришла и легкость. Словно бы она сбросила невидимые кандалы, тянущие её к земле. Страха не было. Боли тоже. И не должно быть. Всё идет, как надо. Как заведено.

Вероника прикрыла глаза, позволяя невидимому и приятному течению унести себя прочь. Унести туда, куда рано или поздно приводят все дороги…