Лицо Кальи не дает мне покоя. Я представляю ее в воде Реома Путодер, склонившей голову в попытке скрыть следы побоев. Словно кузине стыдно, что я увижу боль, которую причинила ей моя мать. Осознание этого накатывает волнами, как тошнота. И страдания Кальи комом стоят в горле, как и в тот день, когда я держала в руке сердце Крестелл.

Я слоняюсь по палубе, наблюдая за рутинными делами команды. Они со смехом разведывают обстановку на воде и играют в карты, пока заряжают оружие. Все так спокойны, нет в их глазах потаенной тоски по дому. Будто они не против вновь и вновь покидать родные королевства, в то время как я скучаю по своему все сильнее с каждым днем. Как они могут так легко соглашаться на кочевую жизнь?

— Ты слишком много думаешь, — говорит Мадрид, вставая рядом со мной.

— Надо же компенсировать, а то остальные на этом корабле вообще не думают.

Ухватившись за веревочную паутину, она балансирует на перекладине, и, когда «Саад» скользит вперед, ноги Мадрид болтаются над пустотой.

— Если ты о Кае, — отвечает она, — то вынуждена согласиться.

— Он тебе не нравится? — Я опираюсь ладонями на плоский поручень. — Разве вы не пара?

— Пара? — возмущается Мадрид. — Мы тебе что, лошади? Мы партнеры. Большая разница, знаешь ли.

Правда в том, что, когда дело касается отношений, мне нечего сказать. В моем королевстве нет времени узнавать кого-то поближе да налаживать связь. Люди говорят «заниматься любовью», но сирены ничто без строгих правил. Так что любовью мы занимаемся так же, как воюем.

Под водой есть только тритоны, и почти все они служат в гвардии моей матери, защищая королевство Кето. Они сильнейшие воины в океане. Злобные и смертоносные существа. Куда отвратительнее русалок. И куда безжалостнее меня.

В отличие от сирен, в тритонах нет ни капли человеческого. Мы похожи на людей и потому чувствуем с ними связь. Или, может, они похожи на нас. Мы хоть и рождены морем, но наполовину люди, и порой я гадаю, откуда на самом деле берется наша ненависть.

У тритонов такой проблемы нет. Они всецело принадлежат океану, смесь самых смертоносных видов рыб, с хвостами акул и морских чудовищ. У них нет желания взаимодействовать с землей даже ради войны. Они не покидают морских глубин, становясь либо замкнутыми и дисциплинированными солдатами, либо одичалыми отшельниками, свирепствующими на окраинах океана.

С этими существами мы и спариваемся по приказу Морской королевы. Еще до материнского проклятья я была обещана Пожирателю Плоти. У тритонов нет времени на имена и прочие глупости, потому мы называем их по их особенностям: Призрак, Живодер, Пожиратель Плоти. Если русалки насквозь рыбины и откладывают оплодотворенную икру вне тела, то сиренам не так повезло. Мы должны спариваться. И именно жестокость и грубость тритонов делают их достойными партнерами для продолжения нашей кровожадной расы. По крайней мере, так утверждает моя мать.

— Я рада, что капитан решил тебя оставить, — говорит Мадрид.

Стряхнув мысли о доме, я смотрю на нее удивленно:

— С чего бы тебе радоваться?

— Нам нужно численное превосходство.

— Над кем?

— Над мужчинами. С тех пор как на борту остался лишь костяк команды, здесь слишком много тестостерона.

— Кажется, в этой миссии было бы безопаснее с полным экипажем.

Мадрид пожимает плечами:

— Капитан не хотел рисковать ими.

— Или не доверял им.

Мадрид спрыгивает с перекладины, громыхнув фейскими сапожками о дерево палубы.

— Он всем нам доверяет, — голос ее звучит оборонительно, глаза прищурены.

— Ты расстроилась? — спрашиваю я, поднимая бровь.

Люди такие чувствительные.

— Нет. Просто ты не должна говорить такого. Кто-нибудь может услышать.

— Кто, например?

— Кай.

— И это плохо, потому что они с Элианом близкие друзья?

— Мы все близкие друзья. — Мадрид вскидывает руки. — Прекрати.

— Я ничего не делаю.

— Ты пытаешь влезть между нами.

В свете моих истинных планов это обвинение кажется несусветной глупостью. Я собираюсь вернуть свое право по рождению, предать мать, а затем вырвать сердце Элиана, чтобы сиренам больше ничего не угрожало. И тем не менее Мадрид почему-то беспокоят мои замечания об их дружбе. Найдутся ли у них слова, когда я стану настоящим врагом?

— О чем болтаете? — спрашивает Кай, поднимаясь из трюма.

На меня он смотрит с недоверием и любопытством, что разительно отличается от беззаботной симпатии, которую он проявляет к остальными на борту «Саад». Если я кого и не сумела убедить в своей полезности, то именно псевдотелохранителя Элиана. Да выложи я хоть все подробности о Морской королеве — даже местонахождение моря Дьяволос, — Кай все равно останется при мнении, что от меня лучше избавиться. Я мысленно прокручиваю угрозы, которыми он сыпал в Эйдиллионе. Теперь он наблюдает за мной, будто ждет, когда я ошибусь и дам ему то, что поможет убедить принца в моей ненадежности. На корабле я или во владениях матери, каждую секунду приходится что-то доказывать и не забывать, что неосторожный шаг может привести к падению.

— О том, что я, похоже, сую нос не в свое дело, — отвечаю Каю.

Мадрид фыркает:

— По крайней мере, она открыта для критики.

— Хорошо, — говорит Кай, — ибо мне есть что сказать.

— Кстати о том, что у нас есть. — Мадрид кривится, глядя на мое платье. — Не хочешь переодеться? Не можешь же ты все путешествие таскать эту тряпку.

— Это не путешествие, — возражает Кай. — Это священная миссия по спасению мира и уничтожению Морской королевы, и мы не должны брать с собой всяких приблудных.

Мадрид кивает:

— Конечно. Но еще мы не должны заставлять Лиру носить ветошь.

Я тереблю подол. Платье уже совсем износилось, и нити отслаиваются от ткани. И цвет уже не столько белый, сколько приглушенно-серый, пропитанный дымом и грязью, о происхождении которой я и думать не хочу.

— Она может и сама одеться, — бормочет Кай. Затем пробегается взглядом по измятому платью и растрепанным кончикам моих рыжих волос. — Если жаждешь перемен, начни с душа.

— Душа, — повторяю я.

Он вздыхает:

— Теплая вода и мыло. Полагаю, там, откуда ты родом, таким пользуются?

Мадрид закатывает рукава, обнажая солнечные часы и строки, покрывающие каждый дюйм ее кожи. Татуировки на ее лице достаточно просты, но я легко узнаю и те, что вьются от ее ладоней к локтям и, вероятно, обхватывают плечи. Клеймо пиратов Клефтиза. Метка убийцы. Пусть я предполагала, что Мадрид из Клефтиза, но не думала, что Элиан возьмет в команду убийцу. Для человека, который отрицает, что воюет, он на удивление хорошо подбирает солдат.

Толкнув меня плечом, Мадрид понижает голос:

— Вода не теплая, но насчет мыла Кай не соврал.

— Это лучше, чем прыгать в океан, — замечает Кай. — Если только ты не хочешь, чтобы я соорудил новую доску.

— Нет, — говорю я. — Сохраним это для следующей порции угроз.

Он хмурится:

— Если б капитан не наблюдал, я бы бросил тебя за борт.

Я закатываю глаза и смотрю на верхнюю палубу, откуда Торик сейчас правит кораблем. Элиан стоит рядом с ним, прислонившись к перилам. Тем самым, к которым меня когда-то привязали. Шляпа затеняет его глаза. Принц кажется расслабленным и непринужденным — ноги скрещены, руки сложены на груди, — но даже я понимаю разницу между тем, чтобы выглядеть спокойным и испытывать спокойствие. Никогда не показывать пылающий внутри огонь — вот черта истинного убийцы.

Он наблюдает за нами ястребиным взором, время от времени оглядываясь на Торика, чтобы поддержать разговор. Но даже в эти мгновения Элиан не выпускает меня из вида. Он изучает меня без стеснения, не скрывая, даже намеренно демонстрируя, что за каждым моим шагом следят. Мне не доверяют, и он хочет, чтобы я об этом не забывала. Умно, хоть и раздражает, но пусть себе смотрит, как я ничего не делаю, так вскоре и успокоится. А потом и вовсе забудет приглядывать. И в конце концов доверится мне настолько, что в слежке отпадет необходимость.

— Ему плевать, что я его вижу, — вслух замечаю я.

— Это его корабль, — напоминает Кай.

— Разве я не гость здесь?

— Ты не пленница.

В голосе его сквозит столь явное разочарование, что я не могу сдержать смеха.

— Ему наскучит все время за мной наблюдать.

Мадрид хмурится, и морщины искажают ее татуировки.

— Капитан не испытывает скуки. Это не в его духе.

Я глубоко вдыхаю холодный воздух и оглядываюсь на воду:

— Каков наш следующий пункт назначения?

— Псемата, — отвечает Кай.

— Страна лжи.

— Твоя стихия, да? — глумится он, за что и получает шлепок по плечу от Мадрид.

— На самом деле мать заставила меня изучить большинство королевств, — честно отвечаю я. — Она решила, что мне будет полезно побольше узнать о своей… — Я осекаюсь, едва не ляпнув «добыче». — Истории.

— И много ты узнала? — спрашивает Кай.

Я бросаю быстрый взгляд через плечо на Элиана, который все сильнее откидывается на поручень, упираясь в него локтями.

— Достаточно.

— А на многих языках говоришь?

Я внимательно смотрю на Кая, ибо происходящее уже напоминает допрос.

— Нет.

Просто не было причин осваивать что-то кроме мидасана и еще пары диалектов, что используются во всех королевствах. При всей его резкости, мне хватало и собственного языка. Если честно, я могла бы и вовсе не говорить на мидасане. Многие сирены его не учат, пусть даже он широко распространен в человеческом мире. Наши песни крадут сердца, на каком бы языке ни звучали.

И все же теперь я рада своим знаниям. Не будь их, принц бы убил меня, едва я открыла рот. Человек, который может говорить лишь на псариине, не лучшая маскировка.

— Капитан говорит на пятнадцати языках, — восхищенно тянет Мадрид.

— Не забудь потом вытереть слюни с плеча. — Кай указывает на ее руку. — Вот здесь.

Мадрид отталкивает его ладонь:

— Я о том, что это впечатляет. Я вот знаю всего два.

— Ну да. Я так и подумал.

— Зачем кому-то нужны пятнадцать языков, когда весь мир говорит на мидасане? — спрашиваю я.

— Только при кэпе этого не повторяй, — предупреждает Мадрид. — Он за «сохранение культуры». — На последней фразе она закатывает глаза, будто сама только и мечтает понаблюдать, как ее собственная культура исчезнет в пламени. — Он учился в Глоссе, но в конце концов понял, что никто не в силах овладеть всеми языками, кроме глосской же королевской семьи.

— Лире не нужна предыстория жизни капитана, — одергивает ее Кай. — Пусть лучше наденет что-нибудь, что не воняет оружейной смазкой.

— Точно. — Мадрид щелкает пальцами: — Как насчет чего-нибудь посмелее?

— Посмелее?

Я колеблюсь, и сквозь воинственные черты Мадрид проступает улыбка.

— Не паникуй. Я лишь предлагаю что-нибудь менее девчачье и более пиратское.

Я медленно киваю. Мне все равно, во что она меня обрядит, только бы согреть хрупкие кости, ибо сейчас холод сдавливает их с силой сотни сирен.

Я осмеливаюсь еще раз взглянуть на Элиана. Шляпа по-прежнему защищает его глаза от полуденного солнца, но я чувствую, что принц смотрит. Наблюдает. Ждет, когда я оступлюсь и открою свои истинные намерения или, может, когда чем-то заслужу его доверие. Пусть смотрит. Если у Мадрид получится, то при следующей встрече я буду таким же пиратом, как и он.