Они спешно покинули развалины и встретили монаха, когда он выбрался из кустарника и подлеска на открытое пространство. Судя по седым волосам, свисавшим из-под широкополой соломенной шляпы, очкам с толстыми стеклами и морщинистому лицу, им навстречу шагал старик лет семидесяти — слишком молодой, чтобы оказаться свидетелем преступления Лютца Келлермана. В сороковые годы прошлого века он мог быть разве что маленьким ребенком.

Увидев их, священнослужитель улыбнулся и поставил на землю наполненную грецкими орехами корзину.

— Il mio nome е Fratello Timothy. Lo posso aiutare?100 — произнес он мягким, немного хриплым голосом.

— Parla inglese?101 — спросил Холлидей. Он неплохо владел итальянским, тогда как Пэгги могла разве что заказать пиццу и бутылку пива в кафе.

— Да, конечно, — на отличном литературном языке ответил брат Тимоти.

Подполковник решил не ходить вокруг да около.

— Это вилла Монтесано, где в сорок третьем году нацисты сожгли церковные архивы?

— Да, — кивнул цистерцианец.

— Ими командовал Лютц Келлерман, большая эсэсовская шишка?

— Он не представлялся, мистер…

— Холлидей. Док Холлидей.

— Ага! Очень приятно. А ваша спутница?

— Меня зовут Пэгги, — ответила журналистка. — Пэгги Блэксток.

— Ага! — повторил брат Тимоти. — Очень интересная фамилия. Черные чулки — принадлежность костюма благородного сословия в семнадцатом столетии в Англии. Тогда как синие чулки были более простонародными, для бедноты. Возможно, здесь нужно искать происхождение вашей фамилии? — Он показал на стоящую в траве корзину. — Я собирал грецкие орехи для научных опытов. Меня интересует использование препаратов, изготовленных из орехов, для снижения кровяного давления. Думаю, вы расскажете мне, что здесь делаете.

Последнюю фразу он произнес не с вопросительной, а с утвердительной интонацией. Личность монаха заинтересовала Холлидея с первого мига встречи — рассуждения об этимологии слов и увлечение естественными науками выдавали в нем весьма разносторонне образованного человека, а вовсе не деревенщину и простачка. Подполковник решил держать с ним ухо востро и не болтать лишнего.

— Быстро не получится, — сказал он после легкого раздумья.

— Я — усталый старик, — сказал брат Тимоти, поднимая корзину. — Мне нельзя слишком долго находиться на солнцепеке. От этого у меня отекают ноги, будто два свиных окорока. Предлагаю вам выпить по чашечке чая в тени. Я тут держу кое-какой инвентарь в доме садовника.

Монах зашагал вперед. Американцы переглянулись и последовали за ним.

Сторожка, замеченная ими раньше, оказалась крошечным домиком — всего одна комната — с окнами в каждой стене. Вдоль стен теснились стеллажи с цветочными горшками, а на полу из плотно подогнанных булыжников лежал плетеный коврик. Брат Тимоти обустроился в углу, под окном на маленьком столике стояли старый закопченный чайник, несколько чашек, блюдца. На деревянной тарелке желтели маленькие продолговатые лимоны, а в сахарнице хватало белых кубиков рафинада. Над кухонным столом висела книжная полка. Холлидей прочитал название на одном из корешков: «Nova genera et species plantarum»102 Александра фон Гумбольдта и Эме Бонплана. А рядом стоял итальянский выпуск «Словаря практикующего садовника» Джорджа Николсона.

Комната, похожая больше на каморку, пахла сосновым лесом и горячей глиной. Монах указал гостям на два стула и обитую кожей оттоманку, а сам поставил чайник на походную горелку и разжег керосин.

Пэгги устроилась на оттоманке, мужчины сели на стулья.

— Мы здесь из-за меча, — сказал Холлидей.

— Меча? — Лицо брата Тимоти приняло вежливо-любопытное выражение.

— Меча крестоносца, найденного Амадео Маури в руинах Помпей. Позже дуче, Бенито Муссолини, подарил его Адольфу Гитлеру.

Цистерцианец рассмеялся:

— Почему меч крестоносца нашли в Помпеях? Извержение Везувия произошло в семьдесят девятом году нашей эры, за тысячу лет до Крестовых походов. И почему это вообще известный итальянский археолог должен был что-либо, найденное при раскопках, отдавать Муссолини или этому головорезу Гитлеру? Боюсь, кто-то ввел вас в заблуждение выдуманными историями.

— А может, это вы рассказываете мне истории? — серьезно ответил Холлидей. — Французские хроники свидетельствуют, что орден Храма был основан Гуго де Пейном, шампанским рыцарем. Но некоторые историки утверждают, что Гуго де Пейн был на самом деле итальянцем, Хьюго де Паганис из Ноцера-дель-Пагани, что в Кампании, столица которой, как известно, Неаполь. Если ехать по прямой, то от Ноцера до Помпей всего-навсего пятнадцать миль, а вдоль побережья — чуть больше, но любой, кто избрал бы эту вторую дорогу, непременно проехал бы мимо Помпей по пути к Неаполю. То есть меч очень легко мог оказаться там. И гораздо позже извержения Везувия.

— О! Вы много знаете о тамплиерах! — покивал брат Тимоти. Снял закипевший чайник с огня. — Лимон? Сахар?

Пэгги и Холлидей решили пить сладкий чай с лимоном.

Джон продолжил рассказ:

— Также я знаю, что у меча, найденного Маури, есть надпись на черенке: «Alberic in Pelerin fecit». Сделанный Альбериком… или сделанный для Альберика в замке Пелерин. Пелерин — последний оплот крестоносцев из ордена Храма в Святой земле. Святой Альберик из Сито — основатель и покровитель ордена цистерцианцев. То есть вашего ордена, брат Тимоти.

— Вы в самом деле много знаете, — спокойно произнес монах, отпивая из чашки. — Я не ошибся.

— А еще я знаю, что в мече был скрыт ключ к закодированному сообщению. И если взять подлинник или качественную копию «De laudibus novae militiae», послания, написанного…

— Это письмо написал святой Бернард Клервоский и адресовал его Гуго де Пейну, или Хьюго де Паганису, как вам будет угодно, — закончил монах. — Его точная копия хранилась среди прочих документов в архивах Неаполитанского королевства. В архивах, которые когда-то пытались спрятать в этом самом месте. — Брат Тимоти мягко улыбнулся. — Как говорили хиппи в годы моей молодости: жизнь движется по кольцу и рано или поздно все возвращается.

— Значит, вы знаете о мече? — спросил Холлидей.

— Конечно. Я знал о нем много лет. Его называют мечом Пелерина, единственным истинным мечом, истинным мечом Пелерина. Еще один миф, пришедший из эпохи Крестовых походов.

— Вовсе даже не миф, — покачал головой подполковник. — Поверьте мне, меч существует.

— И о письме вы тоже знаете? — вмешалась Пэгги.

— Святой Альберик писал: «Слова сообщения станут известны лишь владельцу истинного меча Пелерина». Эти слова были выгравированы золотом на серебряной обложке той копии «De laudibus novae militiae», что хранилась в Неаполе.

— Вы его видели? — Холлидей ощутил, как в душе пробуждается надежда.

Если брат Тимоти видел копию письма, то это могло означать, что документ пережил уничтожение архивов.

— Видел. И читал, — ответил монах. — Очень любопытное сочинение. Апология, в которой святой обосновывает именем Иисуса Христа необходимость проливать кровь. Эту философию впоследствии поддерживали многие люди, в чьей душе было гораздо меньше святости, чем у Альберика. Например, кое-кто из ваших американских президентов.

— Во время войны вы были слишком молоды, чтобы знать о книге, — сказала Пэгги, игнорируя резковатое замечание итальянца, касающееся политики Соединенных Штатов.

— Тогда мне было девять лет. Сирота, подкидыш, я воспитывался при монастыре. Наше аббатство, Сан-Мартино-ди-Камальдоли, стоит на соседнем холме — меньше чем в километре отсюда. Я мог видеть из окна, как пылает усадьба. Она горела день и ночь — полные сутки. А брат Альбано, наш аббат и мой воспитатель, плакал от бессилия.

— Я не уверен, что понимаю, — произнес Холлидей. — Какая связь между вашим аббатством и архивами?

— Вилла Монтесано всегда была вотчиной монастыря Сан-Мартино. Даже после того, как усадьбу продали в частное владение, аббатство управляло здешними землями. Именно поэтому я до сих пор прихожу собирать орехи. — Брат Тимоти попробовал чай, добавил ломтик лимона и продолжал: — Брат Альбано был не только аббатом, но и отвечал за скрипторий103 и библиотеку, которой славилось наше аббатство. Муссолини с детства презирал римско-католическую религию. Брат Альбано знал об этом не понаслышке, поскольку преподавал будущему дуче в Салезианской гимназии для мальчиков. Наш аббат боялся, что Муссолини отомстит монастырям, как некогда Генрих Второй сделал в Англии, а потому на всякий случай спрятал самые ценные из документов, хранившихся в обители, на вилле Монтесано. Перед смертью брат Альбано поручил мне заботу о них. И, в частности, о копии «De laudibus novae militiae».

— Как сочинение смогло избежать огня? — удивилась Пэгги. — И почему тогда Лютц Келлерман его не обнаружил?

— Вы знаете значение слова «мимикрия»? — спросил Тимоти.

— Это что-то связанное с кодировкой? — рискнул предположить Холлидей.

— Не совсем так, — улыбнулся монах. — Мимикрия — это способность живого организма прятаться, избегать постороннего взгляда.

— Камуфляж? — догадалась Пэгги.

— Что-то вроде этого. Листовидный богомол похож на сухой скрученный лист. Австралийский козодой имеет желтовато-коричневое оперение, очень похожее на древесную кору. Габонская гадюка, обитающая в Африке, раскрашена под цвет листвы, устилающей землю в джунглях. Все эти животные весьма загадочны. Можно сказать, зашифрованные…

Он замолчал, выудил лимонную дольку из чая, сунул в рот. Несколько мгновений монах глубокомысленно пережевывал кислую мякоть, а потом, положив на столешницу обгрызенную корочку, продолжил излагать все тем же менторским тоном.

— Брат Альбано увлекался естественными науками, шагая по стопам известного коллекционера Франциско Мина Палумбо. Можно сказать, был натуралистом, на любительском, конечно, уровне. Большой интерес у брата Альбано вызывала стенная ящерица, Podarcis muralis. Вы ведь знаете эту рептилию? Маленькая ящерка, обитающая в скалах, развалинах, просто в каменных кладках. Ее способность маскироваться под окружающую среду восхищала брата Альбано.

— Я никак не пойму: каким образом то, что вы нам сейчас рассказываете, можно отнести к книге? — недовольно произнесла Пэгги.

— А я, кажется, догадываюсь! — возразил Холлидей, мысленно соединяя части головоломки. — Из рассказа брата Тимоти следует, что книга была спрятана простейшим способом — замаскирована под окружающую среду? Так ведь?

— И где вы стали бы прятать книгу подобным образом? — улыбаясь, спросил монах.

— В библиотеке! — ответила Пэгги, очевидно вспомнив рассказ Честертона.

— Верно! — воскликнул цистерцианец с выражением счастья на лице. — В библиотеке виллы Монтесано.

— Но ведь библиотека, наверное, сгорела вместе с архивами! — вмешался Холлидей.

— В сентябре сорок пятого по округе рыскали немецкие мотоциклисты, — пояснил брат Тимоти. — Патрули искали еду для армии — куры, телята, яйца, хлеб, сыр… И двадцать восьмого числа, за день до появления нацистского генерала, один из таких патрулей заглянул на виллу. Они ничего не сделали, только осмотрелись и побеседовали с синьорой Николини, которая и без того была напугана, и архивариусом Антонио Капограсси, если я правильно помню его имя. Как только немцы сели в мотоциклы и убрались, синьора Николини поспешила в аббатство, чтобы предупредить брата Альбано. Настоятель очень расстроился. Именно этого он и боялся. Забрать документы из архива нельзя — нацисты могли с таким же успехом обыскать монастырь, но и сдаваться без боя брат Альбано не собирался. Он их перепрятал.

— Где? Каким образом? — спросила Пэгги.

— Здесь, — усмехнулся брат Тимоти, топая сандалией по булыжникам. — Под полом скромной сторожки садовника.

— Но ведь они не лежат там до сих пор? — Журналистка озадаченно уставилась в пол.

— Конечно же нет! — Монах рассмеялся. — «De laudibus» писали на пергаменте — особым образом обработанной коже новорожденного или даже еще не родившегося олененка. В эпоху Крестовых походов пергамент вполне заменял бумагу, которой еще и не было в Европе в то время. На том же материале записаны еврейские религиозные документы, такие как Тора например. Если бы их оставили на такой срок зарытыми под полом, они бы сгнили, я уверен. — Он улыбнулся. — Нет, мы достали документы и снова их перепрятали.

— Где? — хриплым от волнения голосом проговорил Холлидей.

Брат Тимоти молчал, откинувшись на спинку стула. По небу пробежало облако, на несколько секунд погрузив в легкую тень убранство домика и беседующих людей. Подполковнику почудился отдаленный раскат грома.

— Вы задали очень много вопросов, — наконец-то заговорил монах. — Теперь моя очередь, не находите?

— Что бы вы хотели узнать? — осторожно поинтересовался Холлидей.

— Откуда у вас сведения о мече Пелерина?

— От моего дяди. Он нашел его в Бергхофе в конце Второй мировой войны.

— Загородный дом Гитлера? — Брат Тимоти кивнул. — Верно. Кем работает ваш дядя?

— Работал… — поправил старика Джон. — Он недавно умер. Моего дядю звали Генри Грейнджер. Он был историком, занимался Средними веками.

— А мне он приходился дедушкой, — добавила Пэгги.

— Генри Грейнджер. «Стражи Святого города», — снова кивнул брат Тимоти. — Довольно полное и качественное исследование деятельности тамплиеров в Иерусалиме. Хорошая книга. Я читал ее… — Старый монах нахмурился. — Где сейчас находится меч?

— Спрятан в надежном месте. Не менее надежном, чем ваша копия письма Бернарда Клервоского.

— А этот нацист, которого вы упоминали, Келлерман, какое имеет отношение?..

— Это длинная история.

— У нас есть время, — спокойно ответил брат Тимоти.

Им потребовалось чуть больше часа, чтобы поведать монаху всю историю своих поисков, начиная с записки в книге Уайта «Король былого и грядущего» и заканчивая сведениями, добытыми из дневника Лютца Келлермана. Когда же Холлидей и Пэгги закончили рассказ, седовласый цистерцианец снял с носа очки, протер их широкой манжетой и снова водрузил на место.

— Как я узнаю, что вы говорите правду?

— Зачем нам врать? — горячо — пожалуй, даже излишне горячо — воскликнула Пэгги. — И кроме того, у нас есть меч.

— Докажите, — решительно заявил брат Тимоти.

— Покажите ему! — сказала Пэгги.

Холлидей встал и расстегнул пряжку пояса «Тилли Эндураблес», который носил так давно, что уже почти сжился с ним, а потом извлек из потайного кармашка ту самую золотую проволоку, некогда обмотанную вокруг черенка меча. Оставляя клинок на хранение во Фредонии, подполковник захватил ключ к шифру с собой.

— Если посмотрите внимательно, — сказал он, передавая проволоку монаху, — то увидите капельки припоя, расположенные через равные и неравные промежутки. Золото — мягкий металл. Поэтому я думаю, что мы имеем дело с электрумом — более твердым сплавом золота и серебра. Тот, кто делал это, использовал сплав нарочно, чтобы сообщение прожило как можно дольше. На проволоке имеются неглубокие зарубки. Я не видел текста вашей копии «De laudibus», но держу пари, что они соответствуют ширине страниц. Если посмотреть еще внимательнее, то можно обнаружить нацарапанные около некоторых зарубок римские цифры. Думаю, что они означают номера страниц, а проволока между ними ложится точно по строкам. Способ гениальный в своей простоте. Правда, копии рукописи должны быть абсолютно идентичны оригиналу. Следовательно, переписчик, кем бы он ни был, знал о шифре.

— Знала… — поправил его брат Тимоти, уважительно рассматривая проволоку. — Сестра Диему из Вессобрунна,104 бенедиктинская монахиня. Очень известная женщина в свою эпоху. Копии послания абсолютно идентичны. Одна сделана для аббатства в Клерво, вторая — для Роджера де Флёра и тамплиеров в Пелерине. То есть для двух конечных точек маршрута сообщения — Земля обетованная и родина.

— Любопытно, кем был рыцарь, владевший мечом? — задумчиво проговорила Пэгги.

— Его звали сэр Роберт де Сале, англичанин из окружения Уильяма де Рошфора, одного из магистров ордена Храма и епископа Акры, — ответил пожилой монах. — Роберт де Сале избрал сухопутную дорогу из Святой земли во Францию, в то время как Роджер де Флёр отправился морским путем. Таким образом тамплиеры повышали вероятность того, что послание доберется до Клерво. Сэр Роберт умер в пути. Предположительно, неподалеку от Неаполя.

— И меч остался без хозяина…

— Я же говорил, жизнь движется по кругу. Меч нашелся, и вы на пороге разгадки тайны.

— Святой отец, — решительно сказал Холлидей. — Мы открылись перед вами. Хотелось бы верить, что не впустую.

Брат Тимоти вернул подполковнику моток золотой проволоки, а потом заговорил, не спуская с Джона внимательного взгляда.

— Вы верите в Бога, Док Холлидей?

— Я задаю себе этот вопрос всю жизнь. И всю жизнь ищу ответ. А почему вы спрашиваете?

— Если вы верите в Бога, значит, вы верите в рай. А если существуют небеса и вечная жизнь бессмертной души, значит, как утверждают наши братья-иезуиты, существует Сатана, который утащит вас в преисподнюю, если вы мне солгали.

Джон рассмеялся.

— Это самая многословная и замысловатая угроза, которую я когда-либо слышал! Не волнуйтесь, святой отец. Все, что мы вам сказали, правда. Мы честны с вами.

— Хорошо, — кивнул монах. — Я поверю вам на слово.

Он поднялся и, опираясь на стол, снял с полки книгу. Сочинение по ботанике — «Nova genera et species plantarum». Цистерцианец протянул том в кожаном переплете Холлидею.

— Александр фон Гумбольдт, — улыбнулся подполковник. — В его честь названы горы в Китае, Австралии и Новой Зеландии, а также течение в Тихом океане. Но, насколько я помню, знаменитый путешественник родился во второй половине восемнадцатого века. Гораздо позже эпохи Крестовых походов, вы не находите?

— Помните, что я говорил о мимикрии, — ответил брат Тимоти. — Просто откройте книгу.

Холлидей последовал его совету. Вместо ботанического сочинения девятнадцатого века под затертой обложкой скрывалась очень качественная цветная фотокопия средневековой рукописи. Джон прочитал вслух первые строки, написанные на латыни:

— In principio creavit Deus caelum et terram terra autem erat inanis et vacua et tenebrae super faciem abyssi et spiritus Dei ferebatur super aquas dixitque Deus fiat lux et facta est lux…

Глубоко вздохнул и перевел с детства знакомые слова:

— В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет…105 Это перевод на латынь-вульгату первого дня Творения. Перевод не с греческого, а с древнееврейского, — сказал он старику.

— Совершенно верно, — согласился брат Тимоти. — Это лишнее подтверждение давно известному историческому факту — большинство религиозных документов в Средневековье начинались с молитвы или библейской цитаты. А теперь попробуйте использовать ключ, то есть вашу золотую проволоку, и диктуйте мне, что у вас будет получаться.

Он достал из ящика стопку бумаги и карандаш.

Холлидей придвинул стул поближе к столу. Пэгги, сгорая от любопытства, заглядывала ему через плечо. Спустя минуту подполковник смог произнести первые слова сообщения, пролежавшего неуслышанным более восьмисот лет.

— Преподобному Отцу во Христе и всем нашим друзьям во французском королевстве, которым должно прибыть это послание: вот слова епископа Уильяма де Рошфора, вице-приора ордена Храма. Слушайте и примите во внимание…

— Получается! Ключ работает! — воскликнула Пэгги. — Продолжайте, Док!

К тому времени, когда Холлидей закончил перевод и брат Тимоти записал на бумаге полный текст секретного сообщения, начало смеркаться. Ко всеобщему удивлению, письмо напоминало стих.

— Крепость Паломника — это еще одно название замка Пелерин, — сказал брат Тимоти.

— Все это очень поэтично и красиво, — заметила Пэгги. — Но что это означает?

— Я думаю, — подвел черту Холлидей, — это означает, что дальнейший наш путь лежит в Святую землю. Мы едем в Израиль.