– Здесь теперь слишком чисто, чтобы спать, – произнес Шорти, входя в законченный наконец дом работников. Вместо запаха пота, сухого навоза, старых ботинок и табака, к которым он привык, в новом доме, как в лесу, пахло сосной. – Такое может только сниться!

Брок улыбнулся в ответ на эту похвалу и положил молоток на пол. В дом он вложил всю свою душу – и когда уедет, ему будет недоставать его, как чего-то родного.

– Я разместил койки по стенам, чтобы было просторнее. Печка будет стоять в центре.

Шорти глянул на кровати. Ему, как старшему, предоставлялось право выбрать себе место. Он подтащил узел с постельными принадлежностями к дальней стене и в удивлении остановился, глядя на пустую койку Брока.

– А где твоя постель, Брок? Мы же решили, что наши кровати будут рядом.

Брок подумал, как хорошо, что сейчас здесь нет никого, кроме них двоих. Ему не хотелось объясняться со всеми ковбоями – особенно с Уиллом. Парень привязался к нему, как к отцу. Да и ему будет его не хватать.

– Я уезжаю, Шорти. Сейчас соберу вещи, оставлю Пруденс записку и отправлюсь.

Это решение было принято после долгих размышлений – похоже, только так можно избавиться от дальнейших душевных терзаний и болезненных ударов по самолюбию.

Шорти выпустил клуб дыма из трубки и нахмурился:

– Ну, если так... Когда ты это решил? Брок вздохнул, подтащил стул и оседлал его:

– Прошлой ночью. После похорон Луанн... – Настоящую причину своего отъезда Брок раскрывать не хотел. – Так будет лучше.

– А как же мисс Пруденс? Я думал, ты и она... мы все думали, что вы симпатичны друг другу.

Так он думал и сам. Но, видимо, на этом ранчо никто толком не знает характер хозяйки.

– Да, я привязался к ней, Шорти, как не привязывался ни к одной женщине уже долгое время. Но, я думаю, Рыжая не способна любить. Она боится стать слишком близкой кому-нибудь. Мне знаком этот страх. Долгие годы я тоже боялся привязаться к кому-нибудь.

Седые брови Шорти поднялись в удивлении:

– До сих пор?

Секунду подумав, Брок решительно поднялся на ноги.

– Ну, мне пора. Я думал, что у нас с Пруденс что-нибудь получится. Я ошибся. Между нами – только тяжелые воспоминания о прошлом.

– Я знаю Пруденс давно, – пробурчал Шорти. – Это кактус, но кактус с нежным сердцем. Насколько я понял, ее сердце неровно стучит, когда появляешься ты, Брок. Мы-то видим, как она смотрит на тебя. Если это не любовь, то что?

– Может, ты прав, а может, и нет. Я не юноша, чтобы гадать на ромашке.

Шорти тронул ус.

– А тут и гадать не надо.

Брок пожал плечами, не желая делиться с посторонним человеком своими переживаниями.

– Мой отец говорил мне, что самая горячая любовь – у дикобраза с кактусом, – продолжил Шорти.

Брок взял шляпу, сгреб куртку и двинулся к двери:

– У тебя всегда есть что сказать к месту. Мне будет не хватать твоих прибауток.

Он открыл дверь и на секунду задержался на пороге, вдыхая свежий лесной воздух Этого ему будет не хватать тоже.

Шорти в досаде сплюнул и покачал головой. По крайней мере он высказал то, что думал. Может, Брок поразмыслит над этим. С упрямцами надо поступать, как с ослами. Не надо тащить их в ворота загона – надо просто развернуть их к воротам и оставить немного подумать. Осел сам захочет посмотреть, куда они ведут.

Работая спицами, Пруденс прикусила губу от напряжения. Она не вязала, тем более мужские носки, многие годы. С тех самых пор, как умер ее отец. Вспомнить былое увлечение ей помогли надвигающееся Рождество и... кое-кто, кому бы она хотела сделать подарок.

Брок. Ее сердце всегда начинало биться чаще, когда она о нем вспоминала. А если уж начинала всерьез о нем думать, то несчастное сердце превращалось в барабан.

В конце концов ей пришлось признаться себе, что она любит Брока Питерса. И напрасно разум посылал ей предупреждение, что ничего, кроме разлуки и боли, это ей не принесет – сердце победило разум окончательно.

Брок был совсем не таким, как Билли. Брок не похож ни на одного человека из всех, кого она когда-либо встречала. Он добр, заботлив, внимателен. Он любит ее. В глубине души она понимала, что он ее любит.

Может, эта любовь была иная, чем к жене. Но с женой его связывали прожитые годы, ее же он только начинал любить. Пока чувство не могло быть очень сильным, но это – лишь начало. Кроме единственной ночи, их, в общем, мало что объединяет. Но позднее, после свадьбы, у них будет общая жизнь и ребенок.

Внезапно дверь гостиной открылась, и Пруденс с удивлением увидела стоящего на пороге Брока. Она вспыхнула, словно ее застигли врасплох. Его лицо тоже было красным – но от холода. Видимо, он сильно замерз, потому что, не здороваясь, принялся отогревать руки, дыша на них. Пруденс поспешно спрятала свое вязанье в мешочек.

– Брок! – Ее голос дрогнул. От его внезапного появления она растерялась и не знала, что сказать.

Несколько растерялся и Брок. Его удивила эта домашняя, уютная, полная умиротворенности сцена – девушка, задумчиво вяжущая у камина. Он видел Пруденс с пером и книгой расходов, с антисептиками и бинтом, но никогда не видел ее со спицами.

– Надеюсь, я не помешал? Мне нужно кое-что сказать.

Пруденс почувствовала, как тревожно забилось ее сердце – от мысли, что, возможно, сейчас последует предложение руки и сердца. Слишком серьезен был Брок.

– Ты не мешаешь. Я просто ищу себе занятие в пасмурный день.

Солнце не показывалось из-за туч уже несколько недель, и настроение у всех на ранчо было таким же хмурым, как погода.

Брок снял шляпу и положил ее на стул, затем присел на софу.

– Я пришел сказать, что через день или два уезжаю. Когда-то я говорил, что останусь до тех пор, пока ты не найдешь нового управляющего, но недавно понял, что слишком здесь засиделся.

Пруденс почувствовала себя так, будто ее ударили.

Уезжает! Брок уезжает! «Нет! – крикнуло что-то в ней. – Скажи ему. Скажи ему, что ты его любишь». Но гордость не позволила ей произнести то, о чем молило сказать сердце.

– Ты всегда говорил, что рано или поздно уедешь, – выдавила она, как только овладела собой. – Я этого ждала.

– Конечно, ждала, – чуть помедлив, хмуро кивнул он. – Очень ждала. Я никогда не надоедал леди, если она этого не хочет.

– Брок, я...

В этот момент в комнату вошел Моуди. За ним следовал городской шериф Честер Пибоди. Моуди мгновенно понял, что его вторжение чему-то помешало, и смущенно перевел взгляд с Брока на Пруденс.

– Мисс Пруденс, этот джентльмен хотел бы с вами поговорить. Он сказал, что это срочно.

Шериф Пибоди был невысоким крепким человеком с красным носом – независимо от погоды – и слегка выпученными глазами.

Шериф снял шляпу и, ступая вперед, любезно улыбнулся:

– Извините за вторжение, мисс Даниелс. – Он чуть кивнул Броку. – Но у меня к вам неотложное дело.

Еще одно дело? Замечательно. Все плохие новости всегда приходят вместе. Выпрямившись, Пруденс поднялась.

– Что у вас, шериф? Должно быть, это и в самом деле серьезное дело. Когда я просила вас приехать разобраться с кражей моего скота, вы так и не появились.

Щеки шерифа покраснели, и он смущенно кашлянул.

– Не надо вести себя так вызывающе, мисс Пруденс. – Он достал из кармана какой-то документ и вручил ей: – Я только выполняю свои обязанности.

Пруденс достала из кармана очки, протерла стекла кончиком фартука и водрузила их на нос.

«Мы, нижеподписавшиеся, требуем, чтобы мисс Пруденс Даниелс немедленно покинула свое ранчо. Мы считаем, что на этом ранчо мисс Даниелс дает приют женщинам сомнительного поведения, а это идет вразрез с христианскими ценностями. Мы считаем, что действия мисс Даниелс несут угрозу морали и благосостоянию общества».

Пруденс быстро пробежала глазами подписи. К своему удивлению, она обнаружила, что в списке представлена большая часть города.

Увидев, как побледнело ее лицо, Брок взял бумагу и быстро пробежал ее глазами. Его лицо исказила ярость.

– Что за чушь! Что это вы принесли, шериф? Честер Пибоди нервно сжал в руках шляпу.

– Я только выполняю свою работу. А моя работа – служить интересам общества.

– Эта бумажка не имеет никакой законной силы. Все, что вы можете вручить, – это вызов в суд, но он должен быть выписан судьей.

– Окружной судья будет послезавтра. А откуда вы столько знаете о законах? Мне сказали, что вы – управляющий, мистер Питерс.

– Я не всегда был ковбоем, шериф. Когда-то я был адвокатом с солидной практикой.

Пруденс в изумлении опустилась на софу. Адвокат! Брок Питерс был адвокатом?

Моуди, для которого это не было новостью, повернулся к шерифу:

– Брок знает толк в законах. Так что послушайте его.

Честер в замешательстве пригладил свои взъерошенные волосы.

– Но Джекоб Морган сказал, что эта петиция полностью законна. Он сказал, что единственное, что мне нужно, – это вручить бумагу.

Пруденс сузила глаза:

– Так это работа Джекоба Моргана? Шериф кивнул, и Брок фыркнул:

– Я должен был сразу сообразить, что все организовано этим ублюдком.

– Мистер Морган только выразил то, что думают все граждане, мистер Питерс. И когда окружной судья вернется в город, мы сделаем бумагу полностью законной. Как нам жить в Абсолюшене, решает большинство горожан. Так было всегда, и так будет всегда.

Брок взял шерифа за шиворот и потащил из комнаты.

– Передайте каждому тупому жителю Абсолюшена и ублюдку Моргану, что мисс Даниелс и все женщины на этом ранчо смогут себя защитить. Если судья пришлет повестку в суд, у них будет профессиональный адвокат.

Глаза Пруденс стали круглыми от удивления.

– Я думала, ты собрался уезжать. Моуди чуть улыбнулся:

– Брок говорил мне, что никогда не отказывался от дел, какими бы сложными они ни были.

От этих слов Пруденс почувствовала себя уязвленной. Брок остается не из-за нее. Но все-таки остается.

После того как Моуди и шериф покинули комнату, Брок повернулся к Пруденс.

– Я останусь представлять твои интересы в этом деле, если ты дашь свое согласие. Никогда не думал, что мне придется вспомнить профессию адвоката.

Пруденс хотела спросить, что прервало его адвокатскую карьеру, но его лицо было слишком хмурым, и она не осмелилась напоминать ему о прошлом.

– Не понимаю, чего Джекоб хочет добиться, выживая меня с моей земли. Он уже владеет почти всем в округе.

У Брока были свои догадки на этот счет, но он не стал высказывать их вслух.

– Я буду снова жить в комнате твоего отца, Рыжая. Я уже достаточно хорошо знаю Моргана и думаю, что рядом с тобой должен постоянно кто-нибудь быть для разного рода неожиданностей.

– Да, конечно. – С того момента, как в ее окно влетел камень, Пруденс не покидало чувство тревоги, хотя она и старалась всячески его скрыть. В окно мог влететь не только камень, но и пуля.

Подняв шляпу, Брок двинулся к двери.

– Ты можешь не бояться моих непрошеных вторжений, Рыжая.

Пруденс молча проводила его взглядом, раздумывая, способна ли она сама удержаться от непрошеных вторжений.

– Вы подписали петицию мистера Моргана? – спросила Арабеллу Каролина Таунсенд, ставя на стол чашку, и потянулась за кусочком сахара. – Я поставила подпись с большим удовольствием. В самом деле, эта Даниелс собрала у себя всякую дрянь.

У Арабеллы округлились глаза. Так это Джекоб – автор петиции?

– Не может быть! Это сделал Морган? Очень странно. – «Более чем странно», – подумала она, пытаясь понять причины, побудившие Джекоба начать поход против столь привлекательной девушки. Судя по всему, он имеет денежный интерес. Но только ли? Джекоб был ненасытен во всем – в деньгах, за обеденным столом и в постели.

Маргарет Лауэри надула губки:

– Пора от них избавиться – от Пруденс и ее ужасных женщин. – Слово «женщин» было произнесено с отвращением. – Они появляются в городе каждое воскресенье и каждый раз идут прямо по главной улице. Когда я в последний раз шла в церковь, мне пришлось выбрать другую дорогу, чтобы Лулу с ними не встретилась. Не хватало еще, чтобы мой ребенок видел перед собой такой пример!

Арабелла знала то, что знал весь город и не знала только мать Лулу – что другой такой стервы, как ее Лулу, Абсолюшен не видел за всю свою историю. Но стоит ли лишать людей иллюзий?

Арабелла любезно улыбнулась:

– Но я думаю, это хорошо, что своих подопечных мисс Даниелс водит в церковь. Все-таки Божий храм предназначен и для святых, и для грешников.

– Арабелла! – в унисон выкрикнули обе дамы, изумленные до самой глубины своих мелких душонок.

– Я думала, – начала Каролина, – что у тебя самые стойкие моральные убеждения во всем городе и что ты первая поставила подпись под петицией. Неужели ты ее не подписывала?

Арабелла легкомысленно махнула рукой.

– Мистер Морган меня не просил. Думаю, он меня недолюбливает. А Генри он просто ненавидел. – Последнее было правдой – Джекоб его ненавидел. Но только за то, что Генри имел все права на Арабеллу, которую Джекоб считал своей собственностью.

Маргарет наклонилась к ней и похлопала по руке:

– Я уверена – ты не права. Мистер Морган – замечательный человек. Он так добр к моей Аулу.

Глаза Арабеллы остановились:

– В самом деле? Ему нравится Лулу?

– Да, так нравится, – в восхищении возвела к потолку очи Маргарет, – что посоветовал держать ее за запертыми дверями. Он считает, что в нее влюблены парни всего города. – Маргарет наклонилась к Арабелле и доверительно понизила голос: – Я иногда задаюсь вопросом, не влюбился ли в нее сам мистер Морган. Лулу призналась мне, что раз или два бывала в его доме.

Тонкая фарфоровая чашка треснула в руке Арабеллы. Чай пролился на синее платье.

– О, какая я неловкая! – воскликнула она. – Посмотрите, что я наделала. – И добавила, поднимаясь: – Мне надо переодеться. Извините, но наша вечеринка, по-видимому, закончилась.

У нее были более важные дела – подготовиться к встрече с Джекобом Морганом, который должен будет объяснить, зачем его навещала Лулу и почему у него возникло столь внезапное желание избавиться от Пруденс Даниелс.

Да, сегодня Джекобу придется многое объяснить.

Сара с изумлением оглядела себя в зеркало. Свадебное платье, которое помогла ей сшить Пруденс, выглядело просто великолепно. Материал стоил немалых денег, и Сара спрашивала себя, не сошла ли она с ума.

Но ее очень привлек белый цвет этой материи. Может, хотя бы цвет даст ей почувствовать себя иначе, чем обычно, когда она постоянно ловила на себе осуждающие взгляды. Просторное платье поможет ей скрыть живот. Сара опустила голову, глядя, как он увеличился за последнее время, и вздохнула. Женщине на седьмом месяце беременности не следовало бы надевать белое.

– Что-то не так? – спросила Пруденс, сидя на полу. Подворачивая подол платья, она воткнула еще пару булавок и прищурилась, оценивая, насколько ровен край.

– Все просто великолепно, мисс Пру. Мечта становится явью. Но... – Сара с сожалением покачала головой. – Оно белое, а такой цвет должны носить девушки.

Пруденс поднялась на ноги и воткнула оставшиеся булавки в красную подушечку.

– Ты никогда не была замужем?

– Никогда.

– Тогда ты имеешь все права надеть белое. Кроме того, на свадьбе будут только те, кто живет на ранчо.

– Но кто проведет церемонию? Не могу представить, чтобы преподобный Энтвистл на это согласился. Он первым поставил подпись на петиции.

– Брок и Моуди сказали, что эту задачу они берут на себя. Я уверена, что они найдут способ убедить преподобного отца выполнить свои обязанности. – Она не собиралась объяснять, каким именно образом они намерены это сделать. Невесте не обязательно знать.

– Никак не могу поверить, что выхожу замуж. Думаю, я поступаю правильно. Я люблю Мартина, но не уверена, честно ли обременять его чужим ребенком.

– Ты напрасно мучаешь себя сомнениями. Я вижу, как к тебе относится Моуди.

– Тогда почему ты не можешь увидеть, как к тебе относится Брок Питерс? – Сара заметила, что ее удар достиг цели – Пруденс смутилась и отвернулась в сторону.

– Тебе это кажется, – возразила Пруденс, расправляя свое платье. – Брок собирался покинуть ранчо всего несколько дней назад. Если бы шериф Пибоди не приехал со своей дурацкой петицией, Брока давно бы здесь не было.

Сара скинула с себя подвенечный наряд, набросила на плечи старое платье и присела рядом с Пруденс.

– Ты думаешь головой, Пру, там, где надо думать сердцем. Брок любит тебя. И, думаю, ты его тоже.

Пруденс заставила себя рассмеяться.

– Не будь смешной. Мы друзья, и не больше того. Я не позволю себе влюбиться в человека, который не хочет чем-либо себя обременять и способен покинуть тебя в любой момент. И вообще, ты ничего не знаешь о наших отношениях, – сказала Пруденс «Я и сама их не понимаю», – добавила она про себя.

Сара покачала головой:

– Да, наверное, не знаю. Но я знаю, какими эти отношения могут быть, если ты прислушаешься к своему сердцу. Не упусти своего шанса стать счастливой, Пру. Второй такой возможности может и не быть.

«Нет, – подумала Пруденс, – Брок ничем не отличается от других мужчин». Сознание этого причиняло ей боль куда большую, чем все прочие неприятности.

– Я проживу всю жизнь без мужчин. До сих пор я прекрасно обходилась без них.

Сара с сожалением вздохнула.

– Знаешь что? Брок прав, ты настолько упряма, что это мешает тебе самой. Когда-нибудь ты проснешься и поймешь, что сделала самую большую ошибку в жизни.

«Уже поняла», – подумала Пруденс. Она отдала Броку Питерсу свою девственность, она отдала ему свое сердце. И скоро у нее не останется ничего, кроме горьких воспоминаний и душевной боли.