…Когда Рунат, после предательского выстрела Ираса в спину, упал в реку с обрыва, он сохранил сознание. Его едва не затянуло в водоворот, но юноше чудом удалось выплыть. Если бы Ирас сразу подошел к обрыву, он бы заметил, что Рунат еще жив. Но Ираса надолго отвлек разговор с 'ожившим' Грохом. А Руната за это время отнесло течением далеко в сторону, к противоположному берегу реки. Через какое-то время ему удалось выбраться на берег, после чего молодой 'лось' сразу потерял сознание.

Очнулся он в землянке. У костра сидела старая женщина. Когда Рунат застонал, старуха повернула голову и прошамкала:

— Ожил, утопленник?

— Почему утопленник? — юноша испугался. Он решил, что умер, и его душа оказалась в акуде.

— Я тебя когда на берегу увидела, подумала, что тебя волной выбросило. Да еще в спине стрела. Уж шибко ты на мертвого походил. Болит?

— Больно, — признался юноша.

— Ничего, терпи. Теперь долго проживешь. В воде не утонул, стрела тебя не взяла. А боль у тебя — от раны. Наконечник с зазубриной был. Но ничего, до свадьбы заживет.

При этих словах Рунат сразу вспомнил про Ариду. Машинально полез в кармашек малисы, куда успел положить 'косулий глаз', но только тут понял, что лежит на лежанке голый под оленьей шкурой.

— Ты не зеленый камень ищешь? — старуха будто узнала мысли юноши.

— Да.

— Цел он, не беспокойся. В туеске в углу. Он тебе не скоро понадобится. Тебя как кличут?

— Рунат.

— Вот что, Рунат. Сейчас я тебя настоем напою, а потом ты мне все расскажешь.

— А тебя как зовут?

— Меня? — старуха на мгновение задумалась. — Зови меня Ягана, не ошибешься.

Выпив теплого настоя, Рунат рассказал о том, что с ним произошло за последние несколько дней: о поездке за невестами, о встрече с Аридой, о ссоре и драке с Грохом… Старуха слушала, не перебивая. Затем спросила:

— Значит, это старший брат, Ирас, тебя убит хотел?

— Получается, он.

— Что же вы, кровные братья, а так разодрались между собой, хуже волков с шакалами?

— Я не знаю, так получилось. Как-то само собой.

— Само собой даже тараканы не родятся. Кто Гроху лошадь по морде хлестнул?

— Ну, я. Так это ж случайно вышло, — попытался оправдаться юноша.

— Ничего случайного не бывает, — сурово заметила Ягана. — На все есть причина. Камень с вершины горы упал — камнепад получился. Камнепад перегородил русло реки — она вышла из берегов. А почему камень с горы упал?

— Случайно, — неуверенно ответил Рунат.

— А вот и нет. Тупой ты, братец. Камень упал, потому что дух ветра, Оман Ур, щеки надул. А зачем?

— Зачем? — юноша решил не рисковать с неправильным ответом.

— Потому что дочери Ура, красавице Сепе, соринка в глаз попала, и Ур хотел ее выдуть. А все почему? Потому что, когда река вышла из берегов, она затопила болота. И лягушки остались без своих жилищ. Лягушки поскакали по степи и пыль подняли. Вот пылинка в глаз Сепе и угодила. Ур дунул, камень с горы свалился. Понял?

— Не совсем, — честно признался Рунат.

— Ничего. Поймешь позже. Что потом делать собираешься, после того, как на ноги встанешь?

Юноша подумал:

— В стойбище вернусь…

— И? Самое первое, что сделаешь?

— Наверное, Ираса убью.

Старуха хмыкнула:

— Да, дурак ты совсем. А еще жениться собрался.

— Почему?

— Что почему? Почему жениться собрался? Это ты у себя спроси.

— Нет. Почему ты меня дураком обзываешь?

Ягана засмеялась:

— Сам скоро догадаешься. А в стойбище тебе возвращаться ни к чему. Тебя там никто не ждет.

— Как?

— Да вот так. Умер ты уже.

У Руната похолодели ноги. Выходит, он не ошибся? Его душа уже в акуде? А эта старуха кто? Неужели мать Черуха? То-то она старая такая и нос длинный, как клюка у путника.

— Мы с тобой поговорим еще. Пока поспи. А умирать ты не спеши. Попадешь еще в акуд, успеешь.

Ягана снова видела его мысли.

— Я не хочу спать, — попытался возразить юноша. Как же, спать! Уснешь — совсем не проснешься. Но веки вдруг стали словно каменные и Рунат провалился в сон.

В итоге Рунат прожил вместе со старухой в землянке несколько лет. Поначалу он рвался вернуться в стойбище, но Ягана убедила его в том, что его там никто не ждет. Мать — умерла, невеста стала женой родного брата-близнеца, отец смирился с его смертью. Оба брата, что родной, что сродный, готовы были его убить и сразу же захотят убить, едва узнают, что он жив. Получается, что никому он не нужен.

— Но почему так получилось? — Рунат не мог поверить в произошедшее.

— Не знаю, — отвечала Ягана. — Наверное, ты совершил ошибку. Может, одну, а, может, и несколько. Это не важно. Важно другое. Человек должен быть кому-то нужен. А если он не нужен — ему там и делать нечего.

— Так что же, я никому не нужен? — юноше хотелось заплакать.

— Почему? — старуха улыбалась кончиками губ. — Ты нужен мне. Я уже стара. Охотиться и рыбачить мне трудно, дрова рубить не могу. Вот и живи со мной.

— А когда я смогу вернуться к людям?

Старуха задумчиво перетирала с помощью двух камней какие-то зернышки. Молчала, как будто и не задавал Рунат такой важный вопрос. Юноша рассердился:

— Ты же старая совсем. Вот умрешь скоро, мне что, одному жить?

— Одному, — отозвалась Ягана.

— И сколько времени?

— Пока не придет человек, который попросит о помощи. Но весть о том, что этот человек пришел, ты получишь не от него, и не от другого человека.

— А от кого? — недоуменно спросил Рунат

— От зверя.

— Это как? — улыбнулся Рунат. — Он что, мне лапой помашет?

— Всему свое время, — строго произнесла старуха. — Придет время — и все узнаешь.

— Но когда оно наступит? — не унимался Рунат. — Сколько же мне ждать?

— Не ведаю. И никто не ведает. Ибо никому не дано знать, когда подует ветер. Я же не знала.

— Чего?

— Когда ты появишься.

Юноша растерялся, спросил после долгой паузы:

— Так ты что? Здесь одна жила, чтобы меня спасти?

Ягана молча кивнула головой. Потом повторила:

— Всему свое время, Рунат. И запомни главное — никогда не ходи туда, где тебя не ждут, и к тому, кто тебя не ждет. Ищи человека, которому ты будешь нужен.

— А если я его не найду?

— Значит, так тому и быть. Значит, ты не готов к тому, чтобы помочь другому человеку. Вот когда будешь готов — человек сам тебя найдет.

Старуха многому научила Руната: выделывать шкуры и шить одежду, обрабатывать кость, различать целебные и ядовитые растения, и готовить из них снадобья… А еще она рассказала ему множество интересных и поучительных историй. Ягана знала так много, что иногда Рунату казалось, будто старуха живет вечно. Она рассказывала о таких древних временах и невероятных событиях, что юноша не мог даже представить, насколько давно все это было.

Но Ягана оказалась не вечной. Однажды, осеним вечером, она умерла. Еще какое-то время Рунат жил в ее землянке, а потом случайно, преследуя раненого оленя, набрел на пещеру, где устроил себе новое жилище. Эта пещера находилась недалеко от стойбища 'лосей', всего в одном дне перехода. Что-то подсказывало Рунату, что ему еще суждено вернуться в свое племя.

Так минуло почти пятнадцать лет. Однажды Рунат пошел проверять самострел и услышал повизгивание добера. А потом увидел лежащего без сознания Павуша.

… Рунат смотрел на Гроха, в его обманчиво добрые голубые глаза, и думал о том, какие хитрые узлы любит завязывать судьба. Пятнадцать лет назад, там, на яру, Ирас едва не убил его, Руната. Но перед этим он же спас его от смерти, когда Грох сомкнул ладони на его горле. И вот настало время разрезать этот узел, в который оказались сплетены три их жизни — жизни трех кровных братьев. Именно разрезать, ибо развязать такой узел невозможно. Уж слишком туго его затянула судьба, как петлю.

— Где я был? — Рунат усмехнулся. — В пути. Ну, что, братец, закончим наш спор?

— Закончим, — глаза Гроха блеснули. Рунат очень хорошо знал, что означает этот зловещий блеск.

Ирас отошел к 'камню вождя' и присел рядом на землю. Он понимал, что сейчас от него ничего не зависит. Сейчас близнецы должны окончательно разобраться между собой. А потом… Потом будет видно.

— На копьях? — спросил Грох.

— Давай на копьях, — согласился Рунат.

— Но у тебя нет копья.

Рунат оглянулся по сторонам.

— Эй, путник, возьми мое копье, — протянул копье Бурун. Рунат взял оружие у младшего арига и вернулся к центру молухи…

Они по-прежнему оставались равными противниками. Разве что, Грох немного погрузнел и стал не таким поворотливым, как в молодости. Поэтому в самом начале Рунат больше наступал, а брат оборонялся, делая агрессивные выпады. Закончилось тем, что в какой-то момент они схлестнулись копьями с такой мощью, что оба древка, не выдержав силы удара, одновременно сломались.

Тогда братья достали ножи. Они долго кружили друг против друга, размахивая ножами, в попытке нанести разящий удар. И тут оказалось, что ножом Грох все-таки владеет немного лучше. Ему удалось ранить Руната в правый локоть, и тому пришлось перехватить оружие в левую руку. После этого Грох начал теснить соперника. Рунат потихоньку выдыхался, теряя кровь, а вождь словно и не чувствовал усталости. Перед самой схваткой он успел пожевать специальной допы для воинов, после которой в голову бросалась кровь, а силы постепенно, по мере действия допы, удваивались. Правда, действие допы имело и побочный эффект. Человек, ее употребивший, терял концентрацию, а движения его становились менее скоординированными.

Через какое-то время Рунат, изловчившись, резанул Гроха по шее, но тот будто и не почувствовал боли, а только сильней разъярился. Встряхнув головой, набычился, и продолжил наступление.

Схватка приближалась к кульминации. Рунат отступал. Он получил еще одно ранение, теперь уже в левое плечо, и его дела стали совсем плохи. Грох провел очередной выпад, и Рунат оказался почти прижатым спиной к первым рядам зрителей, среди которых находился и Павуш. Кто-то из воинов подтолкнул Руната в спину, навстречу противнику. Вождь замахнулся ножом, собираясь наброситься на брата, и вдруг по его глазам полоснул луч света, словно вождь взглянул на яркое солнце. На какую-то долю секунды Грох ослеп, потеряв противника из вида. И этой доли Рунату хватило, чтобы нанести брату стремительный удар в живот.

Поразив Гроха ножом, Рунат тут же отскочил в сторону. Он очень устал в ходе изнуряющего поединка и от потери крови, и боялся совершить какую-нибудь оплошность. Но вождь, похоже, уже не мог продолжать схватку. Он, выронив нож, схватился обеими руками за живот, покачнулся и рухнул на бок.

Над молухой прошел невнятный гул.

Задние зрители плохо видели то, что происходит в центре площадки, и потихоньку теснили передних. А те подступали все ближе, сжимая круг. Некоторые из гартов в ажиотаже уже зашли за линию жертвенных столбов. На Данула и Храна никто не обращал внимания — до них еще дело дойдет, а сейчас — такое творится!

Даже полудюжина воинов, составлявших условное оцепление, забыв про свои обязанности, ошеломленно наблюдала за развитием событий. На их глазах низвергали вождя, правившего племенем более десяти лет. И, главное, никто не понимал, кто этот смельчак. Какой-то седой старик, путник, что ли, неизвестно откуда появившийся… Ну, если вождь с ним начал драться, и колдун замолчал, наверное, все правильно. Имеет право старик драться. Но, все равно странно. Вон, даже аригу колдун запретил бросать вызов. А тот-то уж точно свой. Изменник, правда, хотел с лесовичкой убежать. Но свой. А этот кто такой?

Убедившись, что Грох почти не шевелится и выпустил нож, Рунат приблизился к поверженному брату-врагу. Близнеца обуревали смешанные чувства. Он понимал: судьба и жизнь создала между ним и Грохом настолько непреодолимые противоречия, что мирного решения не оставалось. Еще несколько мгновений назад налитые яростью глаза Гроха сулили Рунату неизбежную смерть. И если бы не помощь Павуша, направившего в глаза Гроха 'солнечный зайчик', на месте вождя уже лежал бы, истекая кровью, сам Рунат.

И все же сейчас, когда горячка схватки немного схлынула, Рунат не чувствовал к брату ослепляющей ненависти, позволяющей нанести смертельный удар. Он поднял глаза, словно пытаясь получить ответ на мучительный вопрос, не дававший ему покоя многие годы: как же так произошло, что родные братья стали смертельными врагами?

Лица, находившихся поблизости людей, расплывались и сливались в одну, почти неразличимую массу светлых пятен. Они выражали только два чувства: любопытство и недоумение, и взгляд скользил по этим пятнам, не встречая опоры, будто по кучевым облакам, отражающимся в неподвижной озерной воде. И вдруг — Руната как укололо. Что-то зацепило его взгляд и заставило вернуться, чтобы разглядеть лицо, а не пятно. Глаза немолодой черноволосой женщины, чуть приоткрытый рот, застывший в немом вопросе, свидетельствовали о совсем иных чувствах: в них Рунат ощутил страх, боль и ошеломление.

Он не мог узнать лицо Ариды: слишком мало и давно он общался со своей невестой, и память ничего ему не подсказывала, но подсказало сердце. Оно перешло на такой рваный и учащенный ритм, что Рунат едва не задохнулся. А может, это кровь, вытекавшая из двух ран, заставила сердце едва не выскакивать из груди?

Рунат покачнулся и замер над Грохом, сжимая в ладони окровавленный нож. И в этот момент к ним подскочил Ирас.

Колдун находился на грани умопомешательства. После невероятного, почти мистического возвращения Руната, которого Ирас давно считал мертвым, сознание колдуна начало мутиться. Безусловно, сказалось и то, что Ирас перегрелся на ярком солнце, и злоупотребление допой, содержащей стимулирующие и галлюциногенные вещества, наложило свой отпечаток. Но главное заключалось не в этом.

Ведь тогда, пятнадцать лет назад, Ирас не удовлетворился тем, что выпустил стрелу в спину Рунату. Вернувшись в стойбище, он, тайком от старого колдуна, провел тайный обряд проводов души Руната в акуд. Принеся в жертву молодого козла, Ирас умилостивил Идола и Черуха, и с той поры пребывал в полном убеждении, что близнец мертв. После 'воскрешения' Руната сознание колдуна раскололось на две части.

Рациональная часть сознания говорила о том, что седой путник есть ни кто иной, как Рунат. Уж очень он походил на Гроха, хотя и постарел, и сильнее, чем брат, поседел. Да еще и наколка на груди, которую Ирас собственноручно нанес обоим младшим братьям при проведении обряда посвящения их в мужчины, подтверждала реальность происходящего.

Но мистическая часть сознания колдуна всячески противилась признанию очевидного, с точки зрения реальности, факта. Получается, что духи его обманули, сообщив о том, что приняли душу Руната в акуд? Сам-то Ирас постоянно обманывал других людей и, чего уж скрывать, хитрил и в общении с духами. Но чтобы его самого так провели? Это было слишком дурным и обидным предзнаменованием, чтобы в него поверить.

Пока шла смертельная схватка, колдун постоянно возносил молы духам, умоляя их лишь об одном, — чтобы они помогли Гроху уничтожить 'воскресшего' Руната. Несмотря на раздвоение сознания, Ирас четко и вполне рационально представлял себе последствия победы Руната. Кроме того, злопамятный Ирас никогда не забывал оскорбления, которое ему нанес Грох, и того, что он должен лично отомстить обидчику. Он только ждал, когда придет наиболее подходящее время для мести, лелея мечту сделать вождем своего подрастающего сына.

И вдруг многолетние планы и расчеты начали рушиться на глазах. Когда Рунат нанес Гроху разящий удар в печень, и тот рухнул на землю, в голове у колдуна все окончательно помутилось. Поняв, что через какие-то мгновения Рунат добьет Гроха, Ирас бросился спасать… нет, конечно же, не Гроха, а свою шкуру. Впрочем, ему-то казалось, что он спасает свою душу.

— Стой! — завизжал Ирас так громко, что его услышали даже любимые свиньи, находившееся в загоне, в нескольких сотнях метров от молухи.

Рунат опешил. Вид перевозбужденного колдуна с пеной по краям губ производил одновременно пугающее и отталкивающее впечатление. Растерялись и другие гарты, уже приготовившиеся наблюдать за последним актом драмы: перерезанием горла поверженного вождя.

— Стой! Не смей этого делать!

Ирас остановился с другой стороны тела Гроха, напротив Руната, и выставил вперед ладони. Но никакого дальнейшего плана действий взбудораженный колдун не имел.

Повисло напряженное и тягостное молчание.

Первым пришел в себя здравомыслящий Бурун, никогда не испытывавший особой симпатии к жадному и хитрому Ирасу.

— Ты чего, Ирас? Чего орешь?

Колдун посмотрел на младшего арига мутными глазами и хрипло проговорил, указывая пальцем на Руната:

— Он врет, что он 'лось'. И вообще — он даже не гарт.

— А кто же он? — спросил Бурун после паузы.

— Он того, это. Омазак* он, вот кто.

При этих зловещих словах колдуна близстоящие гарты попятились назад. Впрочем, у них это плохо получилось, так как задние ряды продолжали напирать. Тем не менее, вокруг Руната образовалось 'мертвое' пространство, диаметром в три-четыре метра. Внутри круга оставались лишь Ирас и Бурун, хотя и последний отодвинулся на всякий случай на пару шагов.

— Никакой я не омазак, — устало произнес Рунат. — Брешешь ты все, Ирас, как шелудивый шакал.

— А кто ты тогда? — недоверчиво поинтересовался Бурун. — Вроде, кровь из тебя течет. У омазаков ее нет.

— Рунат я. Вон, брат его, близнец, — Рунат показал на Гроха.

Гарты переглядывались, пожимали плечами, чесали головы, кряхтели и… озадаченно молчали. Первым опять прервал молчание Бурун:

— Непонятно говоришь. А он тогда кто?

— Он — Грох.

— Так убили же Гроха давным-давно. Я помню. Э-э… — Бурун замолчал на полуслове, потеряв дар речи от поразившей его мысли. — Погоди. Если ты Рунат, а он Грох… А Гроха убили…

Глаза Буруна грозили выкатиться из орбит от умственного напряжения.

— Это что же получается? Это он — омазак?

И тут в содержательный мужской разговор вмешалась Арида. Бедную женщину аж трясло от страха, но еще сильней оказалось чувство любопытства. Она бочком пододвинулась к Рунату и спросила дрожащим голосом:

— Если ты Рунат, если Рунат, то… — она пыталась закончить фразу, но волнение душило ее.

— Ты Арида? — лицо Руната, и без того бледное, побелело, словно мел.

Женщина молча кивнула головой.

— Тогда смотри.

Рука Руната нырнула за пазуху и через секунду вернулась назад. Он протянул Ариде ладонь, на которой переливался изумрудным цветом небольшой камень.

— Смотри, Арида, помнишь свой амулет?

Теперь, при виде 'глаза косули', кровь отхлынула уже от щек женщины. У нее даже губы побледнели и затряслись. Казалось, еще миг, и Арида рухнет на землю от открывшейся ей тайны. Но как раз в этот момент внезапно застонал Грох. Услышав стон мужа, Арида встрепенулась и наклонилась над ним.

— Арида, — губы вождя раздвинулись в болезненной гримасе. Из уголка рта слабой струйкой вытекала кровь. — Арида… Прости, Арида… Он — правду говорит… Он — Рунат, а я — Грох… Мы его убить хотели… вместе… с Ирасом.

Голова Гроха откинулась на землю, глаза снова закрылись.

— Эй, смотрите! Куда он?! Стой! Держи его! — крики раздались в толпе около жертвенных столбов, переключая, на какое-то время, внимание зрителей на другое событие.

Данул дождался подходящего момента и совершил дерзкий и отчаянный побег.

Когда накануне ночью Хран пытался освободить мальчика, он не успел перерезать веревку, но надрезал верхнюю часть, там, где находился узел. В последующей суматохе, когда появились вождь и колдун с воинами, схватившие затем арига, никто не догадался проверить путы на руках Данула. А они, почти лишившись узла, сильно ослабли, мальчик это сразу почувствовал.

Всю ночь он потихоньку растягивал путы, осторожничая, чтобы не привлечь внимание караульных. На рассвете юный лесовик решил, что хватит двух-трех резких и ловких движений, чтобы освободиться от веревок. Данул уже собрался рискнуть, но в это время пришел Ирас и поставил одного из воинов прямо у столба, чтобы отгонять любопытствующих гартов. Те с рассвета зачастили на молуху, предвкушая предстоящие развлечения. Мальчик сообразил — сделай он, сейчас, хотя бы одно неосторожное движение, привлекающее внимание, его хитрость будет немедленно разоблачена, и он лишится малейшей надежды на побег.

А дальше народ только прибывал, и за спиной Данула постоянно кто-то находился.

Но юный лесовик не терял надежды. И она снова возродилась после того, как появился путник, бросивший вызов вождю, и события приняли непредсказуемый характер. Зрители двинулись вперед и постепенно обступили столб с Данулом так, что мальчик очутился среди частокола ног. Вот тут-то он понял: в любой момент может возникнуть ситуация, когда все внимание зрителей сосредоточится на происходящем в центре молухи. И тогда надо действовать молниеносно.

Вождь, сраженный рукой путника, рухнул на землю и Данул раздул ноздри. Вот оно, наступает его время! Он осторожно пошевелил руками, готовясь совершить последнее движение, чтобы сбросить путы. Стоявшие вокруг гарты переминались с ноги на ногу и оживленно переговаривались: им явно было не до маленького лесовенка, привязанного к столбу.

Вот что-то завопил колдун, затем началась какая-то перепалка.

'Все, — решил мальчик. — Пора!' Он сбросил веревки и, высвободив руки, ужом скользнул между обступавших его ног.

Сначала никто не понял, что происходит. Ну, подумаешь, какой-то пацаненок между ногами крутится. Их тут много собралось, мелюзги разной, не запретишь же. Всем хочется посмотреть на зрелище. Наконец, какой-то наблюдательный зритель опознал в мальчишке, прошмыгнувшем между его ног, приготовленного в жертву лесовика, и поднял шум. Но, куда там! Пока в толпе разобрались, что к чему, Данул уже выбрался за пределы молухи и рванул так, что только его и видели. За несколько дней сидения на привязи шустрый мальчуган накопил столько энергии, что, наверное, в эти минуты его не смог бы обогнать даже быстроногий гепард.

Но Данул совершил ошибку. Бежал-то он очень быстро, но, не поднимая головы, и не разбирая дороги. Очутившись в стойбище гартов, он элементарно заблудился между хижинами и начал петлять, как заяц, не соображая, как выбраться из западни. Ведь стоянка лесовиков состояла из десятка землянок. По сравнению с ней стойбище гартов являло собой целый поселок, а ничего подобного в своей короткой жизни Данул никогда не видел.

Вполне возможно, что он так бы и метался по кругу, между похожих друг на дружку хижин, пока бы совсем не выбился из сил, если бы не одно невероятное событие. А именно — в какой-то момент вдруг очень резко начало темнеть. Мальчик сначала не обратил на это внимания, но затем почернело так, что он перестал различать дорогу. Вконец потеряв голову, Данул, вывернув из-за угла очередной хижины, в панике пронесся еще несколько метров и с ходу влетел в раскрытый проем другого жилища. Там он растянулся на полу, едва не угодив головой в костер.

Мальчик настолько выбился из сил после бешеного выброса в кровь адреналина, что едва не потерял сознание. Он судорожно хватал воздух открытым ртом, а его маленькое сердечко колотилось с такой энергией, что, казалось, стукалось об ребра, норовя выскочить из горла.

Данул лежал около чужого костра, похожий в своей серой огушке на загнанного олененка, а из угла хижины на него смотрела с испугом и любопытством огромными темно-серыми глазами красивая черноволосая девочка.

В этой время на молухе происходило настоящее светопреставление. Примерно в тот момент, когда Данул, выскочив за оцепление, заметался по стойбищу, первобытное сообщество, и без того донельзя взбудораженное, получило еще одно, решающее, потрясение. Внезапно, в считанные мгновения, поднялся резкий ветер, а на солнце начала угрожающе надвигаться черная тень.

Солнечные затмения — явления, сами по себе, достаточно редкие, а уж полное затмение и вовсе. В одном регионе подобное можно наблюдать с периодичностью раз в несколько столетий. Понятно, что из гартов, находившихся в те минуты на молухе, никто даже представления не имел, с каким явлением столкнулся. За исключением одного человека — Руната. Ему-то все на свете знавшая Ягана, о подобном чуро, когда новорожденная луна норовит закрыть собою солнце, рассказывала за время их продолжительного совместного обитания неоднократно. Как, впрочем, и о многих других странных и непонятных вещах. Поэтому, когда солнце начала быстро закрывать чья-то черная тень, бывший отшельник оказался единственным человеком, не потерявшим голову от ужаса.

Конечно, и он испугался. Но бежать, по большему счету, ему все равно было некуда. Да и нельзя. Ведь главная задача, по спасению Данула и Храна, на тот момент оставалась не решенной. Возможно, еще и это обстоятельство, назовем его 'чувство долга', помогло Рунату встретить невероятное и жуткое событие с мужеством и достоинством.

Когда напуганные до полусмерти гарты заметались по молухе, а затем бросились к хижинам, чтобы укрыться там от внезапно наступившей ночи, Рунат, наоборот, быстро оценив ситуацию, поспешил к жертвенным столбам. Но не один, а вместе с Аридой. Бедная женщина в обстановке всеобщей паники, скорее интуитивно, чем осознанно, вцепилась в руку самого, как ей показалось, надежного человека, и не выпустила бы ее, наверное, даже под страхом казни. Тут же к ним подскочил и перепуганный Павуш.

— От, что это такое?! — закричал мальчик.

— Не бойся, Павуш, это ночь. Но она скоро пройдет. Иди за мной.

Так, втроем, они подбежали к столбам и освободили Храна. А вот Данул исчез. Впрочем, ариг успел заметить побег мальчика.

— Что будем делать? — спросил Хран, разминая затекшие руки.

Рунат соображал недолго:

— Идите с Павушем к Олии, она ждет у лиственницы. Павуш покажет. А я пока останусь здесь.

— Может, я тоже останусь? Помогу тебе? — аригу хотелось действовать.

— Нет, ты же изменник, — возразил Рунат. — Мало ли что? Лучше уходи и побудь с ними. А со мной пока ничего не случится. Мне…

Рунат запнулся:

— Мне Арида поможет.

Он хотел повернуть голову, но почувствовал на щеке горячее дыхание женщины, и замер.

— Идите, вас там Олия ждет. А то сейчас светать начнет.

— Ты вот что, я видел, ты ранен сильно, — посоветовал Хран. — К колдуну лучше не обращайся. У меня в хижине мешки Олии лежат, там травы всякие.

Хран и Павуш убежали, а Рунат с Аридой направились в ее хижину.

Они еще находились на улице, когда затмение завершилось и выглянуло солнце. Тут же начали выбегать и выскакивать изо всех укрытий обрадованные гарты. Они вопили от счастья, прыгали и размахивали руками, торжествуя победу света над тьмой.

У самой хижины Руната и Ариду догнал Бурун.

— А я тебя везде ищу. Что делать будем, вождь?

Воин до мозга костей, Бурун рационально и прагматично спешил решить для себя проблему единоначалия. Он знал по житейскому опыту: будет вождь, будет и порядок.

— Ты к аригу в хижину сходи, — отозвался Рунат. — Там у него травы есть. Принеси сюда… Да, вот еще что. Найди несколько надежных воинов, пусть Ираса поймают.

Рунат еле держался на ногах. Но терять сознание сейчас было нельзя. Опираясь на плечо Ариды, победитель вошел в хижину вождя.

Данул очень долго лежал в углу хижины, укрытый лосиной шкурой. Его новая знакомая, девочка с огромными глазами по имени Ума, так и сказала:

— Лежи и не высовывайся. Пока я не скажу.

Данул и лежал. Очень долго. Первое время в хижине было тихо. Ума даже отвернула шкуру и дала Данулу попить воды. Но потом кто-то пришел. Раздались голоса: мужской и женский. Потом еще приходили и разговаривали какие-то мужчины. Данул терпел. Он понимал, что высовываться очень опасно. У этих гартов чуть что — и без носа останешься. Ума права. Он и терпел. Он бы и дальше терпел. Он же настоящий мужчина и понимает, что к чему. Но тут ему в нос что-то попало. То ли ворсинка от шерсти, то ли какой противный муравей. И Данул чихнул. А потом еще раз чихнул, да так сильно, что аж подскочил под шкурой. И удивленный мужской голос почти по слогам спросил:

— А кто это так громко чихает? Добер, что ли? А чего он под шкуру забрался?

И Ума несмело произнесла:

— Здесь мальчик. Он мой друг.

— А ну-ка, показывай своего друга, — велел мужской голос. — Эй, друг, вылезай!

И Данул вылез. Он же мужчина. А мужчины не боятся.

Данул выбрался из-под шкуры и увидел в противоположном углу хижины седого человека. Старик сидел на лежанке и смотрел на мальчика грустными глазами. Данул 'седого' сразу узнал. Это был тот самый старик, который сказал: 'Я бросаю вызов'. А потом дрался со злым вождем. И победил.

Увидев Данула, мужчина улыбнулся и сказал:

— Ну, здравствуй, Данул!

— А откуда ты знаешь, что я Данул? — ворчливо спросил мальчик и прикинул расстояние до выхода. Он хитрый, его просто так не проведешь. И тайны хранить умеет. А уж бегать-то он умеет ого-го как! Недаром мама говорит, что у него шило… ну, там, где надо, короче.

Но бежать на этот раз не пришлось.

— Как же тебя не узнать, такого рыжего? — удивился мужчина. И засмеялся…

*Омазак — тело без души, 'живой мертвец', зомби.