Мальчик преодолел, в сопровождении верного Гава, холм и спустился на берег реки, где в последний раз видел всадников и плененных ими сородичей. Дальше он пошел по берегу, присматриваясь к многочисленным следам, оставленным лошадиными копытами. Так он двигался до позднего вечера, изредка делая привалы, чтобы немного отдохнуть и попить воды. Когда начало темнеть, развел на берегу костер и переночевал. С восходом солнца отправился дальше.

Павуш еще никогда не оказывался так далеко от своей стоянки. Места были совсем незнакомые, хотя внешне почти ничем не отличались от мест, где жила община лесовиков. Невысокие холмы, деревья и кустарники, река, в которую изредка впадали небольшие ручьи. Но через некоторое время, после полудня, мальчик услышал монотонный шум, который постепенно усиливался по мере того, как Павуш шел по течению реки.

Ближе к вечеру мальчик увидел, что река раздваивается, обтекая скалистый островок, вроде бы и не широкий, но изрядно вытянутый в длину. Остров почти упирался дальним концом в каменный гребень, перегораживающий русло реки. Со временем водные потоки промыли в гребне множество отверстий, через которые вода, бурля и пенясь, сваливалась вниз с карниза, высотой метров в десять, образуя водопад.

Павуш остановился около водопада. Следы коней уходили здесь влево от реки и тянулись вдоль обрыва, заросшего кустарником. Очевидно, где-то дальше находился спуск, по которому могли пройти лошади. Мальчик посмотрел на солнце: оно висело еще достаточно высоко, но Павуш засомневался. Он боялся встретить ночь в глухой чаще. Берег реки, с его относительно открытым пространством, создавал иллюзию безопасности. К тому же мальчик заметил, как из воды, около гребня, периодически выскакивают вверх крупные рыбины. Павуш сильно проголодался за день почти непрерывной ходьбы, и его смышленую голову посетила мысль о рыбалке.

Он срезал с ольхи две толстые прямые ветки и заострил их с одного конца. Получились примитивные гарпуны.

Русло реки перед гребнем усеивали крупные валуны. Перепрыгивая с одного на другой, Павуш стал искать подходящее место для рыбалки. Так он подобрался к самому острову, скальный выступ которого образовывал небольшую и неглубокую запруду, куда заходила рыба, плывшая по течению. Из запруды она могла выбраться только через узкий проход, между выступом и крупным валуном. Добравшись до валуна, мальчик решил, что здесь он наверняка поймает рыбу. Вода прозрачная, течение слабое, оставалось только выбрать подходящий объект и пронзить его пикой-острогой.

На деле все оказалось не так просто. Когда Павушу, наконец, удалось поразить добычу, солнце уже висело над верхушкой отдаленной горы. Осмотревшись, он подумал, что можно заночевать на острове. Так даже будет безопасней — через реку не всякий зверь переберется.

Мальчик взобрался на берег, нашел поблизости ровный участок, не заросший кустарником, и развел костер. Нарезав лапника, приготовил себе лежанку, а потом взялся за рыбу. Сначала Павуш хотел ее запечь, но уж больно сильно хотелось есть, и мальчик решил ограничиться легким обжариванием.

Гав все это время вертелся поблизости, а потом умчался в кусты, то ли решив тщательнее обследовать местность, то ли в погоне за каким-то грызуном. Когда рыба обжарилась, мальчик попробовал подозвать добера свистом, но тот как будто сквозь землю провалился. 'Ладно, — подумал Павуш. — Так и быть, оставлю тебе голову'. И сел ужинать в одиночестве, тем более что уже наступила ночь.

Мальчик так самозабвенно хрустел косточками рыбьего хребта, добывая из них последние соки, что не расслышал, как к нему со спины подкрались двое таинственных незнакомцев.

Павуш пытался крикнуть, но не мог — его рот накрыла такая огромная и сильная пятерня, что хватило бы на нескольких мальчуганов сразу. Пока один из незнакомцев, внезапно возникших из ночной темноты, зажимал мальчику рот, другой ловко пеленал Павуша веревками. Руки связаны спереди и подтянуты к груди, веревка переброшена петлей через шею, ее конец обмотан вокруг голеней со спины и затянут так, что пятки упираются в ягодицы — в таком положении мальчик мог только чуть-чуть шевелить руками и ногами. Он не мог ни опустить рук, ни разогнуть ног, потому что петля тут же затягивалась на шее.

Закончив пеленать пленника, незнакомцы засунули ему в рот кусок вонючей шкуры и понесли вверх по склону. Один из них попросту закинул мальчика на плечо, как мешок, да так и дотащил до узкой ложбины, скрытой от берега, откуда пришел Павуш, каменным выступом.

Мальчик ошибся, когда решил, что остров совсем маленький. Оказалось, что с противоположной стороны, невидимой с того берега, по которому двигался Павуш, остров вдавался в реку косым пологим клином, доходя почти до самого берега: высокого и крутого. Каменные грядки, окружавшие ложбину с трех сторон, делали ее отличным местом для стоянки. Почти незаметно с обоих берегов реки, зато сверху открывается отличный обзор во все стороны: любого человека, не говоря уже о группе, хорошо видно.

Доставив пленника до места, носильщик весьма небрежно сбросил его на землю, так, что у Павуша внутри все задрожало.

— Эй, Реж, ты полегче, — раздался повелительный мужской голос, судя по интонации, принадлежавший главарю. — А то прибьешь раньше времени.

— Ничего с ним не случится, — пробурчал Реж. — Не соленый, не растает.

— Смотри, его завтра до стойбища вести надо. Ноги сломаешь — самому тащить придется.

— А чего его вести? Может, здесь прибьем?

— Ты чего? Не вздумай! — в повелительном голосе появились жесткие нотки. — Он для обряда нужен. Вот-вот новая луна родится. Забыл, о чем колдун говорил?

— Не забыл, — судя по тону, Реж явно находился не в духе. — Похлебка сварилась?

— Нет еще. Костер только развели, не знаешь, что ли? Иди лучше пока Буна подмени. Он, небось, замерз там, внизу. Пусть погреется.

Павуш лежал на боку и почти ничего не видел. В нескольких метрах в темноте проступали очертания двух или трех шалашей. За спиной, судя по отблескам и характерному потрескиванию, горел костер. Внезапно почти перед самым носом мальчика возникли чьи-то ноги, обутые в драпы с длинными голенищами. 'Хорошие драпы, — отметил Павуш. Сын скорняка понимал толк в обуви. — Из молодого оленя. Долго не линяют'.

Незнакомец присел над мальчиком и вытащил у него изо рта кляп. Павуш закашлялся, сплевывая шерсть.

— Только не ори, — строго предупредил главарь, это был он. — А то снова пасть заткну. Ты кто такой?

— А ты кто? — собрав все мужество, храбро просипел Павуш. Голос его не слушался.

Главарь ухватил мальчика за ухо и щипанул так сильно, что тот не удержался и вскрикнул.

— Я тебя спрашиваю, а ты отвечай, паршивый щенок. А то ухо оторву и в глотку засуну. Кто ты такой и чего один по лесу шастаешь?

— Я лесовик, — ответил Павуш, решив, что такая информация не стоит уха.

— Ты один?

— Один.

— А где остальные?

— Гарты в плен захватили.

— Гарты? Какие гарты?

— Не знаю. Гарты и все

— Мы тоже гарты, — с непонятной усмешкой в голосе произнес главарь. Павуш заметил, что на шее у него болтается клык кабана. — Только некоторые нас по-другому называют.

— А как называют? — поинтересовался Павуш после паузы.

Главарь засмеялся:

— Тебе лучше не знать, до поры до времени. Гарты, и все.

— Да отстань ты от него, — сказал кто-то от костра. — Он видимо из этих, кого сегодня днем гнали. Хорошая добыча 'лосям' досталась. Нам бы такую.

— Не для нас эта добыча. Людей мало.

Павуш насторожился: о чем они это? Но заинтересовавший его разговор не получил продолжения.

— Удлини ему веревку, чтобы мог ногами шевелить, — велел главрь второму гарту, сидящему у костра. — А то он завтра идти не сможет.

— А не убежит?

— Куда он денется? Веревку привяжи к лиственнице, и пусть лежит там до утра.

Второй гарт перевязал Павушу ноги, немного удлинив веревку, и отнес мальчика в сторонку, к молодой лиственнице. После этого про него забыли.

Через какое-то время из темноты появился еще один гарт, по-видимому, Бун. Трое мужчин сели есть. Затем 'второй' ушел, и вскоре вернулся Реж. Главарь и Бун забрались в шалаши, оставив Режа сидеть у костра.

Поняв, что на него не обращают внимания, Павуш включил на полную мощь свой сообразительный мозг. Картина, в общих чертах, представлялась ясной. Его схватили какие-то гарты, но не те, которые пленили маму и Данула. Намерения захвативших его гартов ничего хорошего Павушу не сулили. Завтра его собираются отвести на стойбище. Наверное, туда, где живет все племя. А разговор про обряд и колдуна ему и вовсе не понравился. То, что надо бежать от гартов со всех ног, сомнения не вызывало. Только как?

Первым делом, следовало освободиться от пут. Веревки затянули туго, но шанс оставался. И этот шанс заключался в маленьком ножичке, лежавшем во внутреннем кармане огуши на уровне груди, — отцовский кремневый нож у мальчика забрали еще на берегу. После того, как Павушу ослабили веревку, он получил возможность двигать перед собой руками.

Исхитрившись, мальчик засунул в карман большой палец и нащупал им ножичек. Затем выцарапал ножичек так, что тот выпал на землю. Он мог взять его в кисти рук, но это ничего не давало, так как до веревок на ногах Павуш все равно не дотягивался. И тут он сообразил — если сжать лезвие зубами, то можно попытаться перерезать веревки на руках.

Шло время. Реж поменялся постами со вторым гартом, который нес караул на берегу. Затем этот гарт разбудил Буна и тот сменил Режа, залезшего в шалаш поспать. Потом 'второй' поменялся с Буном. После этого Бун разбудил Режа, тот сменил 'второго', который отправился отдыхать. За это время гарты пару раз подходили к пленнику, но он успевал своевременно выплевывать ножик на землю, притворяясь спящим.

Наконец, Павушу удалось не столько перерезать, сколько перепилить одну веревку. Всего одну веревку, но именно она соединяла, через горло, руки и ноги. В результате руки освободились до такой степени, что он смог взять в них нож и начал перерезать веревки на ногах. Мальчик торопился и старался так, что взмок от пота, несмотря на то, что от весенней почвы тянуло пронизывающим холодом. Вскоре ноги удалось освободить. Но Павуш понимал — со связанными руками бежать будет очень неудобно.

И в это время Бун в очередной раз сменил у реки Режа. Поднявшись в лощину, старый знакомый первым делом направился к пленнику. Мальчик замер. Уже начинало светать: стоило Режу подойти поближе, и он обязательно заметит, что Павуш распутал веревки на ногах. Но Реж остановился на полдороге и начал справлять малую нужду. Мальчик лежал, ни жив, ни мертв. Он мог попытаться вскочить на ноги и броситься к реке, но расстояние между ним и гартом было столь мало, что длинноногий мужчина догнал бы коротконогого мальчишку в считанные секунды.

Реж удовлетворенно крякнул и посмотрел на алеющий восток. Затем, широко зевнув, поправил огушу. И лениво шагнул в сторону мальчика. Душа у того ушла в пятки. Он даже зажмурил глаза, словно это могло предотвратить неумолимое приближение гарта.

И в этот момент в кустах с противоположной стороны ложбины раздался треск и негромкое повизгивание. Реж остановился, как вкопанный, потом медленно развернулся и осторожно двинулся к кустам. Не дойдя до зарослей несколько метров, он стал вглядываться в темное сплетение веток. Павуш понял, что дальше выжидать нельзя. Он поднялся на ноги и, уже не таясь, со всей прыти бросился к реке.

Кубарем скатившись по пологому склону, мальчик выскочил на берег и едва не налетел на Буна, который мирно дремал под высокой лиственницей, опершись на копье. При виде освободившегося пленника, Бун широко расставил ноги и раскинул руки, будто собираясь обнять здоровенное дерево. Но мозг заспанного гарта не мог успеть за решениями предельно сконцентрированного мозга юного лесовика. Безвыходное положение толкнуло мальчика на отчаянный поступок — наклонившись, он с разбега врезался головой в живот Буна, а, может, даже, и чуток ниже. Не ожидавший такого напора, гарт охнул и опрокинулся на спину, не успев сомкнуть рук.

Павуш тоже упал, но быстро вскочил и бросился к водопаду, где можно было вдоль гряды, по валунам, перебраться на противоположный берег. Когда он подбежал к кромке берега и запрыгнул на первый валун, Бун отставал метров на пять-шесть. За ним, шагах в пятнадцати, следовал припоздавший Реж.

До средины переправы расстояние между Павушем и Буном оставалось без изменения, но тут мальчик поскользнулся и едва не упал в воду. Когда он снова очутился на ногах, Бун уже находился на соседнем валуне. Казалось, еще два-три прыжка и гарт настигнет жертву, и в это мгновение ему яростно вцепился в икру опорной ноги, невесть откуда взявшийся, Гав. Где щенок пропадал до этого, одному доберу было известно, но подоспел он на помощь юному хозяину как нельзя кстати.

От боли и неожиданности Бун вскрикнул, замахал руками и, потеряв равновесие, свалился в реку. Его тут же подхватило бурлящим потоком, и через несколько секунд незадачливый преследователь уже летел в брызгах водопада вниз, с десятиметровой высоты.

Однако Павуш этого не видел. Не теряя времени, он выбрался на берег и кинулся вверх по крутому склону. Ах, если бы он успел раньше развязать руки! Возможно тогда ему удалось бы оторваться на крутом подъеме от массивного и тяжелого Режа. Но связанные в запястьях руки очень замедляли бег.

Через какое-то время Павуш достиг полого откоса, густо поросшего колючим кустарником. Мальчик свернул налево и побежал вдоль откоса. Поворачивая, он успел бросить взгляд назад и едва не умер от ужаса. Ему показалось, что Реж находится от него, буквально, в трех-четырех шагах. В отчаянье Павуш напряг последние силы. В нескольких метрах впереди он заметил в кустах узкую прогалину, похожую на тропинку, протоптанную оленями. Может быть, животные спускались здесь к реке. Мальчик круто притормозил и кинулся в пространство между кустами. Он слышал хриплое дыхание преследователя и понимал, что Реж вот-вот настигнет его, но изнемогшие в сумасшедшей гонке ноги уже не хотели двигаться. Внезапно левая нога запнулась обо что-то, мальчик рыбкой полетел вперед, ударился головой о дерево и потерял сознание.

Павуш очнулся от приятного запаха мясного бульона, смешанного с запахом сушеных трав. Голова сильно болела, и ощущения были такими, словно ее придавили тяжелым камнем. Сознание возвращалось урывками, он помнил только, как куда-то бежал, как бешено колотилось сердце, а еще, как мелькнул оскаленный рот Режа. После последнего воспоминания мальчику снова захотелось потерять сознание, чтобы не возвращаться в жуткую реальность, в которой его не ждало ничего хорошего. Но этот запах, какого он не ощущал уже несколько дней, после того как мама в последний раз варила суп из оленины… Он так напоминал домашний, вкусный и уютный запах его землянки, что мальчик не выдержал и пошевелился.

Только тут он понял, что лежит совершенно свободно, руки раскинуты по сторонам тела. Хм, а они же были связаны? Это он точно помнил, что бежал со связанными руками.

— Эй, дружок, ну-ка посмотри, — раздался грубоватый мужской голос. — Кажется, твой хозяин оживает.

Вслед за этим Павуш услышал подозрительно знакомое повизгивание, и его кто-то лизнул в лицо очень большим и очень влажным языком. Мальчик повернул голову и невольно застонал от боли, в висок будто кольнули огромной каменной иголкой. Но он все-таки превозмог боль и открыл глаза. На расстоянии ладони от своего лица Павуш увидел хитрую мордочку Гава. Добер довольно скалил зубы и забавно прядал ушами.

— Гав, — прошептал мальчик, расплываясь в блаженной улыбке. — Гав, ты жив.

— Жив, жив. И добер твой жив, и ты, судя по всему, — раздался тот же грубоватый голос, и над Павушем склонилась удивительно волосатая и бородатая личность. Лицо мужчины почти до самых глаз покрывала длинная седая борода, только широкий толстый нос торчит, да светлые глаза поблескивают.

— Ну-ка, не шевелись. Дай посмотрю, — затылок и лоб ощупали теплые пальцы, но их кожа по твердости и шершавости напоминала кору дуба. — Что же, шишка есть, можно сказать, целый рог вырос, но кость цела. Сесть сможешь?

— Не знаю, — пробормотал Павуш.

— Давай я тебе помогу, вот так.

Мальчик, поддерживаемый крепкими руками, осторожно сел, свесив ноги. Лишь сейчас он заметил, что находится на странной лежанке. Она состояла из двух толстых чурбанов, положенных на бок, и перекрытых сверху накатом из бревнышек толщиной в руку. Чтобы бревнышки не раскатывались, мастер, изготовивший топчан, перевязал их между собой веревками. Поверх, для мягкости, был набросан лапник, а завершала благоустройство здоровенная медвежья шкура. Такой замысловато устроенной постели Павуш раньше никогда не видел. Лесовики спали на шкурах, под которые для мягкости и изоляции от земли подкладывались ветки или, в лучшем случае, циновки, плетенные из камыша или тростника.

— Голова не кружится? — спросил седой мужчина. Он странно произносил слова, медленно и почти по слогам, как будто сомневался в том, что правильно их выговаривает.

Павуш аккуратно покрутил головой:

— Немного.

— А не тошнит?

— Нет, вроде.

— Это хорошо. Значит, скоро пойдешь на поправку. Да еще когда поешь, как следует. Мясо я только поставил вариться, зато морковка уже скоро будет готова. Я ее в золе пеку.

Мужчина отошел от топчана и присел у костра на небольшой чурбан.

Мальчик огляделся. Сначала ему показалось, что он находится в просторной землянке, только очень глубокой. Но, присмотревшись, Павуш понял, что это настоящая пещера, но с ровными, почти квадратными стенами.

— Видел такое жилище раньше? — спросил 'седой', заметив интерес гостя.

— Нет. Это пещера?

— Да. Тут раньше небольшая расщелина была, а я потихоньку ее расширил, камень убрал. Тебя как зовут, парень?

— Павуш.

— Ух, ты, какое интересное имя.

— А тебя как зовут? — лесовик потихоньку приходил в себя.

— Отшельник.

— Как? — удивился мальчик.

— Отшельник. Ну, если тебе сложно выговаривать, можешь звать меня От.

— Просто От?

— Ага. Договорились, Павуш?

— Договорились.

— Вот и ладно.

— От, а как я сюда попал? — Павуш, наконец, рискнул задать мучавший его вопрос.

— Ну, сюда тебя принес я, — мужчина сделал паузу. — Сначала услышал, как твой щенок повизгивает. Потом вижу — ты валяешься около дерева. А вот ты мне скажи, с кем ты в лесу был?

— Один, — неуверенно произнес мальчик.

— Ты правду говоришь? — недоверчиво спросил отшельник. — Вот так, гулял по лесу один?

— Вообще-то я убегал, — признался Павуш. Он решил, что врать не стоит. Отшельник вызывал у него доверие. Да и вообще — куда деваться? Мальчик ощущал себя после событий последних двух дней таким маленьким и беспомощным, что изображать настоящего мужчину у него не оставалось ни сил, ни желания. Будь что будет, — подумал он про себя. Расскажу, как есть.

— От кого убегал?

— От гартов.

— Гартов? Каких?

За последние сутки мальчик слышал этот вопрос во второй раз.

— Не знаю. Просто гартов.

— Просто гартов не бывает. Их много. Так за тобой, говоришь, гарты гнались?

— Угу.

— Сколько их было?

— Не знаю. Сначала вроде двое было, а потом один куда-то делся.

— А второй?

— А второй… — Павуш напрягся, пытаясь вспомнить. — Второй, вроде, за мной бежал. А потом я упал. И все.

— Понятно, — с удовлетворением произнес 'седой'. — Ты упал и стукнулся головой о дерево. Потому и не помнишь дальше. А знаешь, почему ты упал?

— Споткнулся, вроде.

— Точно, споткнулся. Ох, и повезло тебе парень. Настоящее чуро, и только. Такие счастливцы, как ты, потом долго живут.

— Это почему? — несмотря на всю свою сообразительность, Павуш терялся в догадках.

— Потому что ты споткнулся о шнур самострела. Знаешь, что такое самострел?

— Знаю. Охотники ставят.

— Вот и я поставил, — отшельник усмехнулся. — На оленя. А ты бежал, споткнулся и упал. Если бы не упал — стрела бы тебе как раз в голову попала. А так…

— Чего? — с любопытством поинтересовался Павуш.

— В твоего гарта она угодила. Чуть повыше живота. И каюк ему пришел.

Мужчина сунул руку за пазуху и достал оттуда амулет.

— Такое у него на шее висело?

Мальчик прищурил глаза:

— Это кабана зуб?

— Он самый.

— У этого не висело. Вернее, я не видел, что у него было. А у другого зуб висел, точно такой же.

— Ну, вот, с этим разобрались, — 'седой' вздохнул с видимым облегчением. — А я уже испугался. Думал, ты с отцом по лесу шел, а он под самострел угодил. Теперь рассказывай, где твой отец и вообще, откуда ты взялся, такой шустрый.

Настало время вздыхать Павушу.

— Нет у меня отца, — мальчик шмыгнул носом. — И вообще я один. Сейчас.

И он рассказал свою грустную и трагическую историю.

Когда Павуш закончил, отшельник долго молчал, почесывая затылок. Первым не выдержал мальчик, его очень беспокоил вопрос:

— От, а эти, кто на нас напал, они, правда, гарты? Мне тетка так сказала.

— Правда, Павуш. Это гарты. Тут кругом одни гарты. Других не водится.

Павуш немного обиделся:

— А мы, лесовики? И почему гарты нападают на лесовиков? Что мы им сделали?

Отшельник засунул кончик ножа в золу, пробуя на готовность морковь.

— Твердая еще. Почему гарты нападают? Это долгая история, Павуш. Мне ее рассказала одна старая женщина. А ты знаешь, что лесовики, это те же гарты?

— Это как? — глаза мальчика широко раскрылись.

— Да, Павуш, представь себе. Вот такой сказ.

Сказ о гартах и лесовиках

Когда-то, очень давно, все гарты жили вместе в лесу и поклонялись одному духу — духу леса Лашую. Но однажды на гартов напали странные существа на четырех ногах, с двумя туловищами: лошадиным и человечьим. Гарты назвали их кенавры. Кенавры пришли в лес со стороны большой равнины, куда лесовики никогда раньше не ходили. Там было мало воды, мало съедобных растений, лягушек и жуков. А животные, которые жили на равнине, быстро бегали, так быстро, что не угнаться.

Поначалу гарты очень испугались, потому что приняли кенавров за неведомых чудищ, и бежали от них со всех ног. Но потом они подглядели, как человечье туловище отделяется от лошадиного, и поняли, что кенавры вовсе не чудовища, а люди, научившиеся ездить верхом на лошадях.

После этого гарты собрались с силами и разбили кенавров, потому что гартов было значительно больше и они очень хорошо ориентировались в лесу. Но после гибели кенавров остались их кони, которые никуда не уходили и даже иногда брели за гартами и ржали. Многие гарты боялись таких коней, они думали, что в них вселились оманы убитых кенавров. Но некоторые любопытные гарты подружились с конями и даже научились на них ездить, как кенавры. А, научившись ездить, эти гарты стали уезжать далеко из леса на большую равнину, а потом рассказывали много интересных историй о своих вылазках.

Эти рассказы не нравились гартам, никогда не выходившим из леса, особенно старикам. Они считали, что человек должен ходить на своих двоих ногах, жить в лесу и поклоняться Лашую, а не превращаться в четвероногое чудище-кенавра. И тогда гарты начали ссориться между собой…

— А когда это было? — поинтересовался Павуш.

— Когда? Не перебивай, — сбился с мысли 'седой'. — Никто не помнит, когда это было. По крайней мере, даже та старуха, которая мне это рассказывала, не видела этого. И та старуха, которая рассказывала этой старухе, тоже этого не видела.

— А кто рассказывал той старухе? — не удержался от вопроса Павуш.

— Еще одна старуха.

— А разве бывают такие старые старухи?

Отшельник почесал затылок:

— Слушай, умник, ты собираешься узнать всю историю до конца?

— Угу.

— Тогда закрой свой маленький рот и раскрой пошире уши.

— Это как?

Хозяин пещеры сложил губы трубочкой и сделал вид, что не расслышал последнего вопроса.

— На чем я остановился?

— На ушах.

Мужчина что-то пробурчал и, насадив на кончик ножа, вытащил одну морковину.

— На, жуй, займи рот.

… Гарты начали ссориться между собой.

Одни (в основном — люди постарше) говорили: надо жить в лесу, а этих лошадей, которые ходят за людьми, принести в жертву Лашую. Стариков поддерживали ведуньи — колдуньи и знахарки, которых все уважали и немного боялись.

Другие гарты (в основном — молодежь) возражали: хватит жить в лесу, где темно и сыро. Сядем на лошадей, поедем через равнину на большую реку, там много солнца и света и водится такая крупная рыба, какой никогда не плавает в наших ручьях.

Так они, старые и молодые, спорили, а иногда даже дрались.

Молодыми гартами, хотевшими перемен, верховодил храбрый воин Бир. Он был недоволен тем, что власть в племенах гартов, по обычаю, принадлежала старейшинам и именно они принимали решения, касающиеся жизни всех гартов. Бира поддерживал его друг Шам, который хотел стать колдуном, но по обычаю лесных гартов исполнять обряды и лечить людей могли только женщины-ведуньи.

Однажды гарты, не хотевшие перемен, решились на крайние меры. По наущенью ведуний они убили одну из лошадей, разожгли костер и собрались принести жертву Лашую. Но в это время неожиданно началась гроза. Молния ударила прямо в деревянную фигуру Лашуя, расколов ее почти надвое. Дерево вспыхнуло и почти бы наверняка сгорело, если бы не начался ливень и не затушил огонь. Но дождь залил и жертвенный костер.

После этого случая те гарты, которые хотели жить на равнине, забрали лошадей и ушли из леса. Они подумали, что дух равнины, который покровительствовал лошадям, прогневался на лесных гартов за их поступок.

Гарты-всадники, ведомые Биром и Шамом, нашли на берегу равнинной реки хорошее место и устроили там стойбище. Они вырубили из ствола лиственницы две фигуры: Лашуя и Дола — так они назвали духа равнины. Затем они подстрелили лося и принесли жертвы духам. Они полагали, что можно поклоняться обоим духам: Лашую и Долу.

Но весной река сильно разлилась во время паводка и смыла хижины, построенные слишком близко к воде. Несколько человек утонуло, так как гарты почти не умели плавать: в лесу они селились в основном на берегах ручьев и маленьких рек.

— Еще морковку будешь?

— Угу.

— Держи.

Гарты-всадники не знали, что делать, как задобрить духов. И тогда Шам, ставший колдуном, сказал, что нельзя поклоняться двум духам сразу: Лашую и Долу. Дол из-за этого гневается. Надо дать ему иное имя и оставить одного, а Лашуя сжечь, как и хотел дух равнины, когда в лесу наслал молнию на изображение Лашуя.

Всадники так и поступили. Они назвали Дола Идолом, а Лашуя сожгли. Оставалось принести жертву, и тут Шаму приснился один из утонувших гартов, маленький мальчик. Колдун истолковал это так, что надо принести человеческую жертву Идолу. И этой жертвой должен стать ребенок лесных гартов, потому что лесные гарты навлекли на всех гартов гнев Идола.

Всадники согласились с колдуном. Тем более что у них на новом месте к весне закончились съестные запасы, часть продуктов еще и смыло водой, и люди голодали. А, живя в лесу, гарты всегда делали большие запасы на зиму, и равнинные гарты надеялись, что им будет чем поживиться при набеге.

Гарты-всадники напали на ближайшую стоянку лесных гартов и убили всех, оставив в живых только нескольких маленьких мальчиков и ведунью. Одного из мальчиков всадники принесли в жертву новому духу — Идолу, вырезав ему сердце на жертвенном камне. А ведунью, по наущенью Шама, живьем сожгли в костре, чтобы задобрить еще одного нового духа — духа солнца и огня Оман Яра. Оман Яр заменил равнинным гартам Оман Озара, которому они поклонялись, когда жили в лесу. Оставшихся в лесу гартов гарты-всадники стали с того момента называть лесовиками, чтобы новые грозные духи не перепутал одних гартов с другими.

Но история на этом не закончилась. Впрочем, я тоже хочу есть.

Слушавший с полуоткрытым ртом (вопреки совету отшельника закрыть рот и раскрыть уши), Павуш хотел возразить, но внезапно для себя самого широко зевнул.

— Ложись-ка ты, парень, спать, — велел отшельник. — Хотя еще и рано, но день у тебя был уж слишком тяжелый. Да и я — доварю мясо, поем и тоже на бок завалюсь. Все равно скоро темнеть начнет.

— А дальше про гартов? — вяло поинтересовался Павуш. Глаза у него сами собой начали слипаться. И голова опять загудела.

— Дальше потом узнаешь. Не хочу тебя перед сном пугать.