Я проснулся, вот черт, даже не заметил, как уснул. В этот раз мне ничего не снилось, просто провалился в пустоту и очнулся, как из бессознательного состояния. Оглядевшись вокруг, я заметил, что пацаны тоже спят. Урал с Сапогом спали облокотившись друг на друга, Сапог к тому же спал, обняв пластмассовую флягу с водой. Наверное, баба снится Сапогу, подумал я. Хасан лежал на противоположном сидении, положив под голову вещмешок, он дрых без задних ног. Один Туркмен не спал, так как был за рулем. В БТРе стояла духотень жуткая, как в духовке, слюна во рту превратилась в густой кисель и выплюнуть ее не представлялось возможным. Я вытащил из рук Сапога флягу и, отвинтив пробку, глотнул из нее, вода была почти горячая, да еще напичканная хлоркой, меня аж передернуло: сука Сапог нахерачил в воду хлористых таблеток, лучше б он нассал туда, и то не так противно было б. Набрав еще раз в рот воды из фляги, я прополоскал горло и, открыв командирский люк, выплюнул воду. Пыль от идущей колонны стояла столбом, и я нырнул обратно в люк, захлопнув крышку. Умостившись на командирском сиденье, я посмотрел на Туркмена.
– Ну что, выспался? – спросил он.
– Да вроде выспался немного. Туркмен, где мы?
– Да не знаю, еду вот за колонной.
Я глянул на часы, они показывали двадцать минут двенадцатого.
– Стояли где-нибудь? – опять спросил я Туркмена.
– Нет, часа четыре уже катим по пыли.
– Кишлаки по дороге были?
– Карезак вроде проехали полчаса назад, но мы его стороной обошли. Там по рации голос Америки трепал про то, как мы по Ирану прокатились.
– Да ну на х-й! – удивился я.
– Да, серьезно, базарят, что наш полк нарушил границу Ирана и обстрелял кишлак в районе города Ездан.
– Откуда они узнали, суки?
– Враг не дремлет, хули ты думал.
– И что теперь?
– Да ни чего, пошли они на х-й. Кто что докажет, не были мы там, не были и все. Командир ротного вызывал, но ротный хрен признается, ты же его знаешь. Но командир ерунда, замполит там больше всех разоряется. Но и это херня, тут ротный подсел на нашу волну, я ох-.ел ваще.
– Надо поменять волну.
– Да хрен с ним, ротный что – ваще долбай? Он все прекрасно знает, лишь бы замполит не вычислил эту канитель.
– Да и пусть вычисляет, он один хрен не врубится в наши базары.
– А если врубится, то у него крыша съедет сразу, – сделал заключение Туркмен, потом добавил:
– Да, и еще, тот караван, который мы под утро отпустили, он не дошел обратно, его на заре разбомбили вертушки прям на перевале, а я еще удивился, как это командир отпустил их, теперь мне все понятно.
В отсеке что-то загремело, и послышались маты, это проснулся Хасан. Мы с Туркменом обернулись, Хасан отплевывался и материл Сапога.
– Наверно воды из фляги хапнул, – сказал я Туркмену.
– Ну и что?
– Там хлорки полно, Сапог наверно закинул пять таблеток, как положено, я тоже ее пил, параша жуткая.
К нам подлез Хасан, рожа его была сонная и помятая.
– Сапог падла, воду запоганил – сука, – пробубнил Хасан.
– Ниче, не сдохнешь, я тоже выпил, живой пока.
– Ну че, может косяк забьем, а? – предложил Хасан.
– Ты как всегда в своем репертуаре. Морду сначала продери и жопу намыль, замполит узнал, что мы в Иран заехали, так что готовься, – сказал я Хасану.
– Ни пиз-и.
– Вот не верит, Туркмен скажи ему.
– Да, да, голос Америки уже объявил в эфир, – подтвердил Туркмен.
Рядом с нами появился Урал, он тоже был заспанный, глаза его, и без того узкие, стали еще уже.
– Дайте воды, наверх лезть неохота, – промямлил Урал, еле ворочая языком.
– Сапог спит? – спросил я Урала.
– Да спит, калымит так, что хрен разбудишь. Да дайте же воды!
– Там фляга валяется, где-то возле движков, иди попей пока она холодная, недавно из родника набрали, – предложил ему Хасан и, достав чарс, стал забивать косяк.
Урал пополз к движкам искать флягу, примерно через минуту из отсека донеслись маты.
– Ну вот и Татарин воду попробовал, теперь, Туркмен, твоя очередь, – сказал я.
– Нет не угадали, у меня вот фляга с нормальной водой, – Туркмен достал из под сидения флягу и, повертев этой флягой у нас перед глазами, засунул ее обратно.
– Че за х-.ня? – карабкаясь к нам воскликнул Урал.
– Это вода такая, с хлоркой называется, – ответил я.
– Чья это фляга. Черт возьми? – опять спросил Урал.
– Сапога, чья же еще.
– А-а, ну тогда ясно.
– Туркмен ты будешь чарс? – спросил Хасан, прикурив косяк.
– Давай, немного хапну.
Туркмен сделал несколько затяжек и протянул сигарету обратно.
– Да кури, я два забил, – отмахнулся Хасан и взорвал второй косяк.
– Вот черт, опять обкуримся как суки, – сказал я, беря косяк у Туркмена.
Мы вчетвером выкурили два косяка и прибалдели капитально, я провел рукой по голове, там ничего не было, блин, всегда так, как обкуришься, так кажется, что на голове шапка надета. Я посмотрел на пацанов: Туркмен с невозмутимым видом крутил баранку, Хасан сидел и скалился во весь рот, Урал с довольной «миной» лупал глазами. Я смотрел на них и думал, как мы стали близки друг другу за время службы, и как хорошо, что мы вместе, едем вот так в БТРе по этой проклятой афганской земле, обдолбленые, в насквозь пропотевшем ХБ, с потрескавшимися от ветра и палящего солнца лицами, небритые и немытые, но живые. Жаль, что нет с нами Качка, но Качок хоть живой, пусть ранен, но живой, а вот Пипка уже нет, и никогда мы больше с ним не встретимся, разве, что на том свете. Пипок был не в нашем экипаже, и поэтому мне казалось, что Пипок живой и катит в своей БМПшке где-то рядом, а то, что его убили, это просто страшный сон. Как хотелось верить, что это был всего лишь сон.
– И что там сказали эти буржуи, что это я за рулем был, да? – спросил Хасан, вспомнив недавний разговор насчет Иранской прогулки.
– Ну, так прямо не сказали, но это ведь не трудно выяснить. Международный скандал поднялся, ротного уже арестовали. Мы все скажем, что спали и ничего не знали, а тебе – труба. Наденут на тебя наручники, и покатишь ты по этапу. Хотя нет, по законам военного времени тебя расстреляют, прямо возле БТРа. Так что считай, что ты выкурил свой последний косяк, и помолись перед смертью. Может тебе муллу позвать, он отходняк прочитает?
– Да хоть папу римского, мне похеру.
– А ты татарин чего уставился, тебе ваще пиз-ец, ты там пол Ирана из пулемета завалил, когда случайно на спуск нажал, – подколол я Урала.
– Да пошел ты, Юрка, гонишь всякую ху-ню, – сказал Урал и повалился на сидение в отсеке.
– Слушай, Хасан, ты же мусульманин? – спросил я.
– А че, ты сомневаешься, да?
– А в Аллаха ты веришь?
– Да он в Будду верит, Аллах че, у Аллаха две руки и он за раз всего лишь один косяк забить может, а вот у Будды шесть рук, тот за раз сразу три заколачивает, – ляпнул Туркмен.
Мы все заржали так, что аж Сапог проснулся и уставился на нас в непонятках.
– Туркмен, ну ты и сморозил, а главное прям в точку попал, – я закатывался и не мог остановиться.
– Юрка, на, сядь за руль, а то я уже запарился, пойду в отсек поваляюсь немного, – предложил Туркмен вставая из сидения.
– Дай я поеду, – подпрыгнул Хасан и полез на место Туркмена.
– Да пошел ты, на ишаке сначала научись ездить, – ответил Туркмен и оттолкнул его рукой.
Я стал перелазить на место Туркмена, когда Туркмен убрал ногу с педали газа, БТР замедлил ход. Садясь на его место, я резко надавил на педаль – БТР дернулся, и чуть не стукнулся в машину, идущую впереди нас, я чуть сбросил газ.
– Осторожно, а то скажут, что уснули, – предостерег меня Туркмен, и завалился на десантное сидение, а Хасан в это время запрыгнул в командирское кресло.
Я закурил сигарету и начал подстраиваться под скорость колонны, чтоб не въехать во впереди идущий БТР, или чтоб сзади идущий БТР не долбанул нас. В окно практически ничего не было видно из-за пыли, временами ее сдувало ветром и показывался зад впереди идущего БТРа. Управлять машиной в таких условиях было трудно, если брать в расчет, что я не водила.
– Ну как? – спросил Хасан.
– Видимость нуль, машину веду по приборам, – ответил я ему.
Я по раскумарке прикололся к управлению машины, и уже не слышал, о чем там болтали пацаны. Глаза мои были прикованы к окошку, где иногда на пару секунд появлялся передний БТР, а уши мои были заняты монотонным гулом движков. Я опять представил себя в космическом корабле, только вместо синевы космоса передо мной виднелась серая масса пыли. Докурив сигарету, я несколько раз ткнул окурком в лобовое стекло в разных местах, представляя, что это звезды, виднеющиеся в иллюминатор моего корабля. Я бы еще долго так прикалывался, если бы сзади не послышались сигналы машин, и не раздалась автоматная очередь. Я очнулся от мечтаний и заметил, что пыли в окне не видно, а передо мной простираются афганские просторы с виднеющимися вдалеке горами, и несколько точек на лобовом стекле, якобы звезды. Нажав на тормоз я остановил машину, колонны впереди не было, тьфу черт, вот я замкнул.
– Что такое? – спросил Хасан.
– Да х-й его знает, сейчас посмотрим, – ответил я, и открыв крышку люка высунулся из него.
Колонна стояла в полукилометрах от нашего БТРа, а точнее – это наш БТР стоял в полукилометре от колонны.
Из командирского люка высунулся Туркмен.
– Юра, ты че? – удивленно спросил он.
– Да замкнул короче, колонна свернула, а я прямо поехал.
– Да вы меня уже заеб-ли вместе с Хасаном, лучше я Сапога надрочу за рулем сидеть, – начал возмущаться Туркмен.
– Да ладно, Туркмен, не разоряйся, я че, спецом что ли.
– Спецом, не спецом, а разбираться с шакалами сам сейчас будешь, вон, смотри – комбат кулаками машет, вылезай давай, сядешь, когда растормозишься.
Я перелез на командирское сидение, а Туркмен сел за руль и, развернув БТР, направил его в сторону колонны.
Подъезжая к колонне, я вылез из люка на броню, и приготовился получать пизд-лей в случае чего. Комбат спрыгнул с брони и подбежал к нашему БТРу. Мимо меня пронесся шквал отборных матов, из которых я понял, что мы и уснули и замкнули, и еще много чего в этом роде.
– Это я был за рулем товарищ майор, задумался немного и не заметил, как колонна свернула, – начал я оправдываться заплетающимся от сушняка языком.
– Я сейчас так пере-.бу автоматом по твоей думалке, что она у тебя через жопу вылетит, еще одна такая запарка, и вы у меня пешком за колонной бежать будете.
Комбат, погрозив нам кулаком, развернулся и направился в сторону своего БТРа, а ротный, сидя на броне своей машины, показывал нам непристойные жесты, сопровождая их беззвучным шевелением губ. Что он имел ввиду, нетрудно было догадаться, все остальные, кто на броне, кто из люков, наблюдали за этой сценой и прикалывались над нами. Спустя время мы пристроились на свое место, и колонна двинулась дальше. Я перевел дух, как все-таки мне повезло, что комбат в данный момент был не пьяный, а уж как он по пьяни челюсти крушит, это я знал не понаслышке.
– Ну что водила, прокатнулся? – со смехом спросил меня Хасан, когда я залез в БТР.
– Нас здесь двое таких, так что не очень то прикалывайся, – ответил я ему и повалился на десантное сидение.
– Я думал комбат тебе по башке настучит, – сказал Урал.
– А ты Татарин был бы рад посмотреть, как комбат меня метелит.
– И не только я.
– Хасан, надо было тебя подставить на этот раз, а то ведь, когда ты нас в Иран завез, я за тебя от ротного по роже получил.
– Ну а чего ты на броню выскочил и начал кричать, «это я ехал, это я ехал!» – ответил Хасан.
– Следующий раз буду кричать, что это ты ехал.
– А вот х-й вам обоим, следующий раз вы за руль не сядете, можете и не мечтать, – ляпнул Туркмен.
– Я сяду, – вмешался Урал.
– Ну уж нет, тебя только здесь не хватало, хватит мне и этих двух дураков.
– Жрать когда будем, меня уже голодняк пробивает, – предложил я пацанам.
– Сапог доставай сухпайки, хавать будем! – крикнул Хасан Сапогу.
– И слетай на броню, воды зачерпни, – добавил я.
– А че будем хавать? – спросил Сапог.
– Две банки тушенки и три каши достань, – предложил я Сапогу.
Сапог достал банки из коробок и открыл их, потом он залез на броню и набрал в котелок воды. Мы размешали в воде сахар, так как вскипятить воду для чая не было возможности, и приготовились к обеду.
Поев каши с тушенкой и запив все это сладкой водой, мы повалились кто куда. Хасан развалился в командирском сидении, Урал с Сапогом уселись в отсек на десантное сидение и о чем-то стали болтать.
Я тоже приготовился завалиться на десантное сидение, но Туркмен меня окликнул:
– Юра садись за руль, я посплю.
– А не боишься, что я опять запарюсь?
– Да ладно, не выпендривайся, садись, не Хасану же руль давать.
– А почему мне не поехать, Юрке, значит, можно, а мне нет, да? – спросил с возмущением Хасан.
– Юрка один раз запарился, к тому же он в Иран еще не заезжал, вот когда заедет, тогда и ему тоже больше руль не дам. В Иране мы не окажемся? – спросил Туркмен, глядя на меня.
– Нет, в Иране мы уже были, теперь в Пакистан поедем, – ответил я.
– Ну, до Пакистана еще далеко, так что садись давай.
Я опять перелез за управление, а Туркмен полез в отсек спать, Хасан, успокоившись, немного посидел молча и закемарил, свесив голову на грудь.
Проехав около часа в раздумьях я почувствовал, что кто-то меня тычет в правую руку, я посмотрел на Хасана, он показывал мне жестами, дай, мол, я поеду.
– Ну на езжай, мне не жалко, – ответил я ему и мы поменялись местами, я перелез на командирское сидение.
У Хасана была слабость управлять техникой, он всегда рвался порулить, иногда он ходил к своему земляку на танк, и там у механика выпрашивал рычаги управления, ему не важно чем управлять лишь бы по рулить.
Мы проехали чуть больше часа, вдруг где-то впереди раздался глухой хлопок, колонна сразу остановилась, потом раздался еще один взрыв чуть ближе к нам, сопровождаемый пулеметной очередью, но стреляли не из колонны. Я сразу прыгнул за башенные пулеметы, а Хасан напялил шлемофон и стал слушать эфир, Урал схватил гранатомет и открыл десантный люк, Туркмен взял ручной пулемет. Развернув пулеметы в сторону выстрелов, я заметил небольшую сопку: до нее было примерно с полкилометра. Скорее всего, духи палили из-за этой сопки, больше не откуда. Ни гор, ни зеленки поблизости не было, вокруг простиралась полустепь-полупустыня, кишлаков поблизости тоже не было видно, только за сопкой справа от нас была низина, но что в ней, видно не было, может, там был кишлак может зеленка, а ближайшие горы были за этой низиной километрах в десяти от нас. Я выстрелил короткой очередью по сопке, духов видно не было, да они и не дураки, чтоб мелькать на виду у нас, из колонны уже велся обстрел из пулеметов и автоматов.
– Ну, че там базарят? – спустя время спросил я.
– Танк подорвался на фугасе, а из-за сопки духи обстреляли комбатовский БТР, командир приказал прекратить огонь, БМПшки уже туда ломанулись, сейчас погонят нашу роту, – ответил Хасан.
– Какой танк подорвался?
– Второй, кто-то из танкистов ранен, в этом экипаже два моих земляка, я пойду схожу туда.
Хасан, бросив шлемофон, схватил автомат и выскочил в люк, я тоже выглянул из люка – Хасан бежал в сторону танкистов. Мимо нас промелькнула «таблетка», направляясь в сторону впереди идущих танков. Две БМПшки отделились от колонны и помчались в сторону сопки, это был разведвзвод. Танки несколько раз влупили по сопке из пушек.
– Третья рота, быстрее к сопке! – крикнул ротный, и его БТР, выехав с колонны, направился туда.
– Ну вот, чуть что, так сразу третья рота, – возмутился я и залез в отсек.
Туркмен прыгнул за руль, а я расположился за башенными пулеметами и стал наблюдать в прицел за БМПшками, они в это время подъезжали к сопке. Вдруг одну БМПшку развернуло на 90 градусов, и она остановилась, разведчики попрыгали с брони, а вторая БМПшка, обогнув сопку, скрылась за ней.
Мы проскочили мимо стоявшей БМПшки, экипаж крутился возле нее, вроде все живые, там же был и летеха с разведвзвода.
– Че там такое? – спросил я Туркмена.
– Разулась, наверно из гранатомета по гусянке ебан-ли, – ответил Туркмен.
БТР ротного, заехав за сопку, остановился, мы подъехали к ним и остановились рядом, дальше был крутой спуск, а внизу глубокая расщелина в несколько метров шириной, уходящая вниз по склону. Вдалеке – километров пять от нас – виднелся небольшой кишлак, радом было маленькое озеро и зеленка. Сверху хорошо просматривалась вся местность в низине, но на технике пробраться туда было нельзя, из-за крутого спуска, на краю которого мы стояли. Вторая БМПшка слетела со спуска и стояла, врывшись в глину рядом с расщелиной, одна ее гусянка и пара катков валялись рядом, а разведчики вели огонь из автоматов, спрятавшись за броню. Духи были в расщелине, и, судя по всему, успешно смывались, отстреливаясь от разведчиков. Ротный махнул рукой, показывая вниз, и мы, попрыгав с брони, начали спускаться с откоса.
Разведчики, прекратив стрельбу, собрались в кучу, наверное, кого-то убило или ранило. Спустившись вниз, я заметил в стороне двух убитых духов, один валялся весь искореженный, наверное, ему досталось из башенной пушки БМПшки, рядом с ним валялся ручной гранатомет.
– Татарин, возьми вон духовскую трубу, прикрутишь к своей, и будет двустволка! – крикнул я Уралу.
– Там у разведчиков что-то случилось, – сказал Урал, показывая в их сторону.
– Да вижу, сейчас узнаем, – ответил я.
Мы подбежали к разведчикам, Серега сидел на земле закрыв лицо руками, руки у него были в крови, рядом стояли Артиков и Царев, а Андрей сидел перед Серегой с медицинским пакетом и пытался разглядеть его рану. Андрей тщетно пытался оторвать Серегины руки от лица, тот не давался и стонал. Рядом лежал Семен с забинтованной головой, Семен был водилой на БМПшке.
– Что случилось? – спросил я пацанов.
– Сереге вроде челюсть пулей разворотило, медиков надо, я его промедолом вмазал, но этого мало, не могу перевязать, он вцепился в лицо руками, хрен оторвешь, – ответил Андрей.
– А с водилой что? – опять спросил я.
– Башкой об люк ебн-.лся, когда с откоса слетели, но с ним все нормально, кусок шкуры с лобешника вырвало, но череп целый.
Я достал оставшуюся ампулу с морфием и протянул Андрюхе.
– На, морфием вмажь Серегу. «Баян» есть?
– Да есть, но все равно медиков надо.
К нам подбежали ротный, Грек, Закиров и Хохол.
– Ну, че здесь такое? – спросил ротный.
– Да вот пуля в челюсть попала, «таблетку» надо вызвать, – сказал кто-то из разведчиков.
– Ну так чего же не вызовите?
– У нас в БМПшке рация не пашет.
– У них там всего одна «таблетка», она к танкистам уехала, вторую духи спалили в кишлаке, который мы чесали, да и медиков там осталось три человека, капитан, водила и сержант, – сказал я ротному.
– Ну, давайте, берем раненых и наверх, сейчас к колонне прилетит вертушка из Шинданта, – скомандовал ротный и спросил: – Семенов сам может идти?
– Да я смогу, – глухим голосом произнес Семен.
– Закиров, помоги Семенову взобраться наверх.
Андрей ширнул Сереге укол в вену и перевязывал ему лицо. Замотав ему челюсть бинтом под самый нос, он взял его под руки.
– Ну, давайте, потащили, чего смотрите, – обратился к нам Андрюха.
Царев взял Серегу за ноги, и они его потащили к БТРам.
– А как вас сюда угораздило? – спросил ротный Артикова, показывая на БМПшку.
– Из-за сопки выскочили, а тут обрыв, Семен по тормозам дал, но поздно уже было, пока очнулись, машина уже в глине торчит, и Семен на сиденьи весь в крови. Когда с откоса летели, я увидел в стороне духов человек десять, я развернул пушку и влупил по ним очередью, духи, отстреливаясь, начали прыгать в расщелину, Серега, выскочив с автоматом на броню, стал стрелять по ним, и в это время какой-то дух его прошил. Пока мы повыскакивали, духи уже смылись, вот успели только двоих замочить, остальные смотались по расщелине, – закончил свой рассказ Артиков.
– Ну, ничего, сейчас подтянем авиацию, и пусть они перепашут эту расщелину вместе с тем кишлаком и зеленкой. Бляха-муха, вот БМПшку надо выволакивать как-то отсюда, – высказался ротный.
– Сейчас тягач подъедет и вытащит, мало будет тягача – танк подключим, – предложил я.
– Бережной, какой ты умный. А трос где ты такой возьмешь? Тут метров триста, не меньше. Или, может, ты ее на горбу до откоса дотащишь? – глядя на меня, сказал ротный.
«Да, действительно, а где же такой трос то взять?» – подумал я и спросил:
– Ну, а что тогда делать с ней?
– Взорвать ее нах-й, больше ни хрена ни чего не сделаешь. Сейчас доложу командиру, он решит.
Мы взобрались наверх и стали расходиться по машинам, Серегу с Семеном посадили на БТР ротного, ротный подошел к нашему БТРу и обратился ко мне:
– Бережной, вы пока с разведчиками здесь оставайтесь, а я там решу с командованием, что делать дальше.
– Хорошо, решайте, – ответил я и взобрался на броню.
Машины нашей роты, отъехав, направились в сторону колонны, разведчики уселись в тень от БТРа, а я залез в отсек и, развернув пулеметы, направил их в сторону БМПшки, Урал с Сапогом в это время рассказывали Туркмену, что произошло внизу.
– Туркмен, надень шлемофон, может, будут вызывать, – обратился я к Туркмену.
Он надел шлемофон и стал слушать эфир.
– Не дай бог, нас сейчас погонят в тот кишлак, километров пять мотать до него, – сказал с сожалением Урал.
– Не ссы, Татарин, не погонят, время у нас нету с этим кишлаком возится, колонна до темна должна прибыть на место, – успокаивал я Урала.
– Да хорошо бы так, а то ведь х-й поймешь, что у них там на уме.
Минут через двадцать показалась санитарная вертушка и села возле танков, потом от колонны отделились пара БТРов и БМПшка разведчиков, они направились к нам.
Когда они приблизились, я заметил, что это были машины ротного и Грека, Хасан тоже ехал с ними, он сидел на броне рядом Греком, они о чем-то болтали.
Первым к нам подкатила БМПшка разведчиков, летеха спрыгнул с брони и подошел к разведчикам, мы с Туркменом вылезли на броню БТРа.
– БМПшку эту будем бросать, сейчас прилетят «крокодилы» и начнут бомбить местность и БМПшку тоже разх-.ярят заодно, а сейчас пойдем и снимем с нее все что надо, время у нас полчаса.
Разведчики направились к БМПшке, а мы остались ждать их. Хасан запрыгнул на броню своего БТРа.
– Земляка моего ранило, – выпалил он.
– Кого? – спросил я.
– Шавдета, на гражданке жили рядом, даже встречались иногда, он был из соседнего аула, мы туда на танцы ходили, бывало, бакланили с ними.
– Про Серегу с Семеном слышал?
– Да я видел их, Серегу с Шавдетом погрузили в вертушку, а Семен отказался лететь, говорит, что нормально себя чувствует и в госпиталь не хочет. Блядь, Шавдета жалко, пизд-ц ему наверно.
– А че так? –Спросил Хасана Туркмен.
– Да ему по затылку траком уеб-ло, череп проломился, вроде в сознании, но это шок, а так не знаю, что будет. Капитан медиков как-то так посмотрел на него после перевязки, по лицу капитана было видно, что ничего хорошего Шавдета не ждет.
– А как это ему траком угораздило?
– По броне он в это время лазил, а в тот момент, когда мина е-нула, он на подкрылке стоял, как раз над этим катком. Если даже выживет, один х-й дураком останется.
– Да все мы дураками отсюда вернемся, кто-то больше, кто-то меньше, – сказал Туркмен.
– Но мы-то хоть целые пока, – сказал я, глядя на Туркмена.
– Да целые, и вроде нормальные, но это мы здесь нормальные, а там, на гражданке, мы для всех дураки, вот посмотрите, – ответил Туркмен.
– Это почему еще? – спросил я удивленно.
– Почему? Да потому! Вот представь, вернешься ты на гражданку, ну там встреча, пьянка и так далее. Начнешь со своими корешами о житье-бытье базарить, они будут тебе рассказывать, как они на танцах балдели, баб снимали, смеяться будут, веселится. А ты что им расскажешь? Может про то, как ты здесь пыль глотал вперемешку с песком и свинцом, да? Про выжженные кишлаки расскажешь, про эти проклятые горы. А может, ты им расскажешь, как друзей своих хоронил? Ну, может, ты им про это все и расскажешь в пьяном бреду. Но поймут ли они тебя? Да, они будут слушать тебя, развесив уши, и может даже посочувствуют, но через пять минут они про эти твои рассказы забудут. А ты сам забудешь все это когда-нибудь? Я думаю, навряд ли. А насчет баб, что ты им расскажешь? Вот твоя баба, – Туркмен дернул за ствол моего АКСа. – Вот ее ты каждый день обнимаешь, с ней засыпаешь, с ней просыпаешься, гладишь ее, ухаживаешь за ней, и нет для тебя ближе ничего, кроме вот этого автомата. Помните, я вам рассказывал про пацана из моего города, который пришел из Афгана в восемьдесят первом? Он по началу тоже был веселый такой, про Афган иногда рассказывал, а потом замкнулся в себе, начал бухать беспробудно, а в оконцовке пошел в горы, забрался на скалу, прыгнул с нее и разбился. Я тогда думал, что это он по пьяне замкнул, или у него крыша съехала, но теперь я понимаю, почему он это сделал. Вот так, мужики, мало с войны живым вернуться, надо еще после нее жить как-то. И молите бога, что вы родились не в этой проклятой стране, а то бы бегали сейчас по расщелинам и кяризам вон от этих вертушек, – Туркмен показал на приближающиеся со стороны Шинданта вертушки, их было четыре. – А кто его знает, может завтра война придет и в наш дом, – закончил Туркмен и залез в водительский люк БТРа.
Мы сидели с Хасаном и молча смотрели друг на друга. На Туркмена, бывало, находили философские заходы, я особенно не придавал значение его душевным порывам, просто мне было наплевать, что будет завтра, но в такие моменты мы не спорили с Туркменом, может потому, что в его словах все таки была доля правды.
Разведчики поснимали со своей машины все необходимое и взобрались наверх, потом они погрузились в оставшуюся БМПшку, и мы двинулись к колонне. Спустя полчаса колонна двинулась дальше, уже отъезжая, мы наблюдали, как одна вертушка отделилась от остальных и, описав круг, выпустила несколько ракет в место, где находилась брошенная БМПшка, после чего она взяла курс на кишлак, догоняя своих, и скрылась из виду.