19.1. Системный метод и общая теория систем

Системное мышление свойственно науке вообще и оно пронизывает философию как преднауку всех древних цивилизаций. Однако создание систем объяснения мира, в основе которого лежал системный метод, и попытки создания системологии как системного учения о системах явились достижениями главным образом европейской философии и были связаны с технологической ориентацией европейской цивилизации и европейского взгляда на мир. Уже древнейшие греческие философы размышляли прежде всего о первоначале образования и системной организации мира, т. е. о природе того вещества, из которого возникли все видимые вещи и о технологии формирования вещей из этого первовещества. Технология познания вытекала из технологии созидания вещного окружения человека.

Такая технология уже содержала в себе некий зародыш представления об эволюции, ибо для того, чтобы вещи могли сформироваться из этого первоначала, необходим был определённый процесс самопроизвольного, без воли богов происходящего перевоплощения этого первоначала и обособления, самоорганизации вещей. Так возникали ранние представления о системе природы и системности окружающих человека вещей. Они резюмировались в древнегреческом понятии космоса как определённого строя, системного строения, устройства окружающего человека мира. В переводе с греческого слово «система» означает «состоящее из частей». Греческая ментальность воспринимала части как результат обособления от целого, выделения из целостности, а система трактовалась в рамках этой ментальности как некое скрытое от наблюдения целое, состоящее их частей, но несводимое к ним. Именно такой способ объяснения и получил в современной науке название системного метода.

В использовании этого метода уже с первых шагов европейской философии выступили в определённом единстве наивный эволюционизм, умозрительный технологизм и представление о дроблении систем на части, или элементы. При этом понятие системы связывалось с представлением о едином, а части, или элементы – с представлением о множестве, что потребовало изучения количественной определённости этих множеств и дало импульс к развитию математики. Слово «элемент» возникло как перевод на латинский язык греческого слова «стихия», которое обозначало определённое первоначало. К числу стихий различные греческие философы относили воду, воздух, землю и огонь, т. е. вещественные образования, проявляющиеся в наблюдаемых явлениях, но в качестве первовеществ скрытые от наблюдения и составляющие основу так понимаемого космоса. Апейрон Анаксимандра, числа Пифагора, идеи Платона уже не относились к стихиям, а представлялись как первоначала, альтернативные видимым вещественным образованиям. Таковы и Единое Парменида и альтернативные ему множественные сущности – гомеомерии Анаксагора и атомы Демокрита и Эпикура.

В отличие от них, Эмпедокл представлял систему мира как смешение всех четырёх стихий, или элементов. Сократ первым попытался воспроизвести в философском мышлении систему человеческих отношений. Первоначалом, объединяющим людей в систему общества, он считал стремление к истине и справедливости. Его ученик Платон в качестве первоосновы системы природы и общества полагал особые духовные сущности – эйдосы, или идеи. Вышедший из его школы Аритстотель по праву считается основателем системологии – философского учения о системах и их взаимодействии с элементами. Он рассматривал элементы как предельные части, на которые делимы тела, но которые уже не делимы на другие, отличающиеся от них по виду. На основе учения Аристотеля была создана первая в истории человеческого познания системная картина мира – система Аристотеля-Птолемея.

Лишь около 2000 лет спустя с возникновением науки в точном смысле этого слова на базе экспериментального естествознания возникает естественнонаучная картина мира Нового времени, представляющая собой систему совершенно иного характера и связанная уже не с умозрительной, а с опытно проверяемой системологией. Системология Нового времени создавалась путём изучения относительно простых систем, поведение которых подчинялось законам классической механики. Системный метод, на который она опиралась, базировался на физике Ньютона и лапласовском детерминизме. Этот метод господствовал в науке до конца XIX века. Достижения этого метода и системологии Нового времени изложил французский философ Поль Гольбах в книге «Система природы», изданной ещё в 1770 г. Систематическое изложение системного мировоззрения содержалось также в фундаментальной «Энциклопедии», в создании которой приняли участие виднейшие представители французской науки эпохи Просвещения.

Новый импульс в развитии системологии был задан эволюцией биологической науки. Систематика растений и животных К. Линнея, теории эволюции Ламарка и Дарвина явились применением системного метода к исследованию живой природы, распространили системологию на понимание биологических процессов, создали ориентиры для эволюционистской трансформации системы естествознания в целом. Первой попыткой такой трансформации в физике была термодинамическая теория Л. Больцмана. Величайшим достижением системологии XIX века стала также Периодическая система элементов Д. Менделеева, позволившая распространить системное мировоззрение в область химической науки и создать в ней мощный плацдарм для генерации системных идей в смежные области знания.

Значительный вклад в системологию XIX века внесла немецкая классическая философия. Её основоположник И. Кант показал ограничивающее воздействие человеческого способа восприятия на формирование наших знаний о системе природы. Величайшим достижением немецкой классической философии явилась диалектика Гегеля, в которой в идеалистической форме была изображена проникнутая эволюционизмом грандиозная философская картина мира как системы, изменяющейся под действием самопознания Абсолютной Идеи. Отметим, что именно идеалисты Платон в древности и Гегель в Новое время впервые показали активный, по существу, мобилизационный характер формирования порядка в природе, обществе и человеческом мышлении, тогда как материалисты, начиная с Фалеса и кончая Фейербахом, по существу, отстаивали самопроизвольный, механически детерминированный характер изменений материи.

Создание К. Марксом и Ф. Энгельсом материалистической диалектики явилось чрезвычайно ценным вкладом в системное мышление. В материалистической диалектике, явившейся ближайшей преемницей идеалистической диалектики Гегеля, были соединены активность (и своего рода мобилизационный потенциал) как материальный аналог гегелевской Абсолютной идеи с представлением о материальном единстве мира, о материи как первоисточнике мира как системы, развивающейся по законам диалектики. Однако первоисточником развития самой материалистической диалектики как системы взглядов явилась не столько научно ориентированная философия, сколько политическая идеология, которая в ряде стран была использована для формирования ультрамобилизационного (тоталитарного) строя, принесшего народам этих стран неисчислимые беды. Эта идеология, приняв, по существу, религиозный характер, деформировала научное содержание материалистической диалектики, превратила это содержание в трамплин для совершенно несостоятельных выводов о якобы прогрессивном характере уничтожения предпринимательства как класса. Всё это привело к нарушению системного метода и формированию догматических системных представлений.

В XX веке выход науки за пределы исследования механически организованных систем, соответствующих естественному человеческому способу восприятия явлений, предопределил необходимость развития системного метода в направлении приведения в систему кажущихся бессистемными явлений. Начались поиски «системовидения», противоречащего очевидности способного отразить системность, не укладывающуюся в рамки обычных человеческих представлений. Повышение сложности исследуемых наукой систем и связанное с ним резкое усложнение познавательных процедур привели к постоянно возраставшей дифференциации и специализации научных дисциплин, так что познаваемые системы оказались разъятыми спецификой исследовательских подходов. Это в свою очередь настоятельно требовало систематизации достигнутых результатов. В этих условиях особую актуальность приобрела и проблема трансляции знаний, достигнутых в одних областях науки, в другие области. Возрастала потребность в междисциплинарных исследованиях, способных систематизировать разнородные сведения, полученные из исследований в рамках отдельных дисциплин или их обособившихся отраслей.

Ответом на эти вызовы эволюции науки было создание уже в 20-е годы XX века концепции системного подхода, которую выдвинул и обосновал австрийский биолог Людвиг фон Берталанфи. В его книге «Организмическая концепция», изданной в 1927 г. он утверждал, что исследование отдельных органов и выделенных путём разъятия целостного организма различных его систем не может дать в совокупности знания о функционировании этого организма, поскольку он – не то же самое, что простая сумма его функционирующих частей, а нечто большее, чем все они, вместе взятые. Организмическая концепция представляла организм системой, задающей основные импульсы функционированию всех его частей, а не просто собирающей воедино отдельно функционирующие детали. Эта концепция была ещё первоначальным наброском системного подхода, так сказать, исходным зерном, из которого предстояло развиться целостному организму.

В какой-то мере опередил Берталанфи российский учёный Александр Богданов, выступивший в эти же годы с системной теорией, названной им тектологией, или всеобщей организационной наукой. Богданов подошёл к исследованию разнообразных систем с точки зрения их организации, что явилось одним из важнейших аспектов раскрытия содержания системных процессов. Однако теория Богданова, жившего и работавшего в Советской России, осталась почти неизвестной мировому научному сообществу и невостребованной им вследствие той изоляции, которой большевистская диктатура подвергла свою страну. Богданов умер в 1928 г., и хотя впоследствии его идеи вызвали определённый интерес в мировой науке, они рассматривались на фоне той широкой популярности, которую приобрели идеи Берталанфи. В настоящее время предстоит переосмыслить общую теорию организаций, созданную Богдановым и выявить её эволюционное содержание. С нашей точки зрения организация и управление суть функции мобилизационных структур, обеспечивающих целостность систем.

В 1930-е годы Берталанфи выступил с широкой программой формирования общей теории систем – грандиозного междисциплинарного проекта, охватывающего исследование общих закономерностей организации и функционирования систем любой природы – физических, химических, биологических, технических и социальных. Весьма важно отметить, что источником концептуальной основы обобщения знаний об устройстве и поведении систем стала не физическая, а биологическая наука, в которой благодаря господствующим позициям в ней теории Дарвина были особенно сильны эволюционные мотивы. Эти мотивы с громадным отставанием усваивались науками о неживой природе. Этому не помешало и то, что сам Берталанфи был убежденным ламаркистом.

Годом рождения системного подхода считается 1937-й, когда Берталанфи, тогда ещё доцент Венского университета, выступил на семинаре, а затем с курсом лекций в Чикагском университете (США). В этих лекциях он определил вид как комплекс взаимодействия элементов и охарактеризовал его как открытую систему. Он обосновал также необходимость исследования подобных комплексов в самых различных научных дисциплинах. Сам же термин «общая теория систем» был предложен им значительно позднее, в статье, опубликованной в 1951 г. Если в 30-е годы идеи Берталанфи остались почти незамеченными, то в 50-е годы программа формирования общей теории систем приобрела широкую известность и необычайную популярность. Произошло это не только потому, что научное сообщество к этому времени созрело для восприятия этих идей, но и потому, что сама практика технического развития и организации производства, торговли, строительства, военного дела и других отраслей человеческой деятельности остро нуждалась в системном подходе как важнейшем средстве систематизации резко усложнившихся организационных форм этой деятельности. Непосредственным предшественником системного подхода был так называемый операционный подход, возникший в ходе второй мировой войны для решения сложнейших задач всестороннего обеспечения руководства войсками и проведения военных операций. Координация штабами действий родов войск и различных подразделений, их снабжения продовольствием, амуницией, оружием и всеми видами боеприпасов, действий тыловых служб, разведки, различных уровней командования и т. д. была невозможна без широкого использования системного метода. После войны такое же усложнение задач управления и управляемых систем произошло в гражданской сфере.

Исходная концепция общей теории систем Берталанфи заключалась в том, что все системы имеют сходное системное строение, они представляют собой определённым образом структурированную и упорядоченную целостность, в зависимости от которой функционируют составляющие её части. Соответственно системы совершенно различной природы, имеющие различный состав, структуру, размеры, форму, внутреннее устройство, количественные параметры, качественные характеристики и т. д., всё же являются системами и как таковые функционируют на основе сходных системных закономерностей. Раскрывать эти закономерности призвана конкретная наука на основе системного подхода и с использованием методологического аппарата общей теории систем. При этом результаты исследования одних систем могут быть в определённых пределах использованы при исследовании других, пусть даже это системы совершенно иной природы. Такой перенос знаний из одних систем в другие получил в науке название редукционизма.

Системный подход широко использовал редукционизм, благодаря чему во второй половине XX века были достигнуты значительные успехи в использовании методов физической, химической науки, математического моделирования в исследовании систем живой природы. Системный подход в синтезе с кибернетическим подходом позволил создавать математические модели систем самого различного уровня сложности в отвлечении от их специфической природы. Использование математических моделей и их перевоплощение в компьютерные модели открыло невиданные возможности для моделирования поведения самых различных сложных систем, обнаруживая общие закономерности поведения систем и управления системами столь отличных друг от друга объектов, как космические корабли, аэропорты, атомные электростанции, предприятия, транспортные системы, отрасли промышленности, города, военные комплексы и т. д. Живые системы оказалось возможным исследовать теми же системно-структурными методами, что и социальные организмы, хозяйственные организации и т. д. Однако редукционизм, по необходимости задействованный в таких исследованиях, само отвлечение от собственной природы систем для воспроизведения в моделях их абстрагированной системно-структурной организации создаёт немалые проблемы с обеспечением адекватности этих моделей реальным системам. Отсюда – разочарование многих исследователей в возможностях системного подхода, их обращении к синергетике, преимущества которой усматриваются ими в учёте роли хаоса при образовании порядка и в возможности отследить не только поведение, но и эволюцию систем.

Устремлённость науки XXI века к выявлению эволюции исследуемых систем приводит к осознанию ограниченности как системно-кибернетического, так и синергетического подходов. На повестку дня выдвигается необходимость создания эволюционного подхода, основанного на интеграции системно-кибернетического и синергетического подходов, но идущего дальше их в адекватном воспроизведении закономерностей эволюции.

19.2. Системы как организованные целостности

Всё в мире включено в какие-либо системы, и сам мир представляет собой систему, однако далеко не всё в мире системно: бессистемность, хаотичность столь же распространена, как и системность, упорядоченность. Систему от несистемы отличает прежде всего то, что она есть организованное целое, тогда как бессистемный объект, например, куча камней, представляет собой неорганизованное образование, не образующее устойчивой целостности.

Для системного подхода характерно системное рассмотрение организационного строения самих систем, выражающееся в выделении подсистем, элементов, уровней, их соподчинённости, иерархии (от греч. «священная власть») внутренней и внешней среды, состава, структуры, её компонентов, состояния, его параметров, изменений, степеней свободы и т. д. Тем самым как бы воспроизводится технология устройства и функционирования системы, каждая система рассматривается как своеобразный технологический процесс. Это и позволяет находить общее в системах различной природы, это же сближает системный подход с кибернетикой.

Однако при этом невыясненным, даже таинственным и почти мистическим остаётся то, что делает систему системой, что образует целостность, несводимую к соединению частей. В общей теории систем в полном соответствии с кибернетикой это нечто, этот икс, этот «чёрный ящик» системности объясняется наличием прямых и обратных связей. Но связанность ещё не образует системы, система есть, конечно, связное целое, но целое, опять же несводимое к связям частей.

Это таинственное свойство целостности в сложных системах становится ещё таинственнее вследствие проявления так называемых эмерджентных свойств. Сложные системы включают необозримое для внешних наблюдателей количество и качество внутренних связей и, соответственно, неконтролируемое множество переменных, изменяющихся параметров, что делает целостность системы эмерджентной, т. е. несводимой к свойствам частей и зачастую даже альтернативной этим свойствам. Эмерджентные эффекты целостности придают системе свойства, напрочь отсутствующие у её же собственных частей, вызывают эффекты поведения, совершенно невыводимые из закономерностей предшествующего поведения системы. Собственно, к таким эмерджентным свойства относится так называемая экзистенция, ставшая в экзистенциалистской философии основой объяснения человеческого поведения в далёких от равновесия (пограничных) ситуациях. Оказывается, такая же «экзистенция» складывается в сложных системах любой природы, и в современной научной системологии она фигурирует под названием эмерджентности. Чем сложнее система, тем больше у неё эмерджментных свойств и тем разнообразнее эти свойства.

Сложность объяснения эффекта целостности нашла отражение в философском направлении, получившем название холизма (от греч. «холюс» – целостный). Холистический подход, стремящийся опереться на общую теорию систем и представить свои выводы в качестве итога развития системного подхода, состоит в признании приоритета целого над составляющими его частями. В рамках этого подхода, как, собственно, и в общей теории систем, отсутствует описание механизма перехода взаимодействия частей в целостность как новое качественное образование, отличное от совокупности частей, а, следовательно, не существует рационального объяснения такого отличия. Это побуждает некоторых сторонников холизма прибегать к иррациональным объяснениям, допуская существование мистической жизненной силы, энтелехии, ниспосылаемой из надприродного, божественного источника. Тем самым они выходят за пределы науки и научного мировоззрения, уходят в область креационистской теологии.

В сфере социально-гуманитарного познания холистический подход с присущим ему культом целостности, стремлением возвысить целое над частями приводит к выводам о приоритетности общества перед личным, индивидуальным, о праве общества в лице государства, коллектива, территориальной или религиозной общины управлять поведением личности, заставлять её подчиняться общественной морали, тем самым, по существу, лишая человека его суверенных прав, возможности морального выбора, свободы экономического, политического и культурно-нравственного самоопределения. Подобное подавление личности обществом хорошо известно из практики фашистского и коммунистического тоталитаризма. Абсолютизация роли целого, его постановка над частями приводит к тотальному диктату общего над частным, лишает человека необходимой самостоятельности для осуществления общественно полезной деятельности, да и само общество лишает способности к необходимым ему системным трансформациям, превращает его из эффективно эволюционирующей системы в затвердевшую и окаменевшую глыбу, контролируемую политической или религиозной властью. Суть гражданского общества как раз и состоит в возможности системного самоопределения частей, их способности влиять на отправления власти.

Теория холизма, по существу, приводит к оправданию социальных систем, которые подавляют развитие гражданского общества и тем самым создают непреодолимые препятствия общественному развитию, фиксируют отсталость общества, его неспособность адекватно реагировать на вызовы времени, его подверженность разнообразным предрассудкам и закоренелость в заблуждениях. В конечном счёте более конкурентоспособными и способными к прогрессивной эволюции оказываются системы, целостности которых открывают широкий простор для относительно самостоятельного функционирования частей.

Односторонность холизма в философском осмыслении процессов формирования и эволюции систем связана с определённой ограниченностью общей теории систем в объяснении феномена целостности. Отличие свойств целостной системы от совокупности свойств составляющих её частей в рамках системного подхода либо просто констатируется, либо объясняется наличием множества связей и взаимодействий между частями, на базе которых формируются интегральные свойства. Они-то в конечном счёте и образуют целостность. Такое объяснение, хотя частично и верно, но явно недостаточно. Оно не раскрывает структурного механизма образования и функционирования целостностей. Одни связи и взаимодействия, накладываясь на другие, не создают сами по себе эффекта организации, без которого не может существовать никакая система. Целостность системы образуется и поддерживается на основе эффекта организации, как только он ослабевает, связи и взаимодействия между частями нарушаются или вообще разрушаются, система гибнет в целом или разваливается на части.

Что же является организующим началом, создающим и поддерживающим определённую организацию системы и связанные с ней эффекты? Целостную организацию каждой системы образуют и поддерживают особые структуры, которые мы называем мобилизацонными. Лишь регулярное действие мобилизационных структур позволяет системно упорядочить хаос взаимодействий и связей самоорганизующихся частей системы, превратить хаотическую самоорганизацию в системную организацию. Всякая система слагается из мобилизационного ядра и мобилизуемой периферии, именно структура этого ядра формирует и воспроизводит эффект организации и феномен целостности, создавая постоянно действующий механизм регулирования внутрисистемных связей. Хотя границы частей легко выделяются по их строению, границы между целостностью и частями полностью отсутствуют: ведь целостность проявляется как целостность частей. Поэтому и механизм отделения целостности от частей, доминирования целостности над частями скрыт от человеческих восприятий и представлений. Но он раскрывается в действии мобилизационного ядра на мобилизуемую материю, что является конкретизацией так называемого диалектического закона единства и борьбы противоположностей. Целое раздваивается на альтернативные тенденции, и в этом выражается схематика его частичного отделении от частей. Целое, таким образом, образуется и скрепляется не взаимодействием частей, а структурой его мобилизационной части, которая регулирует взаимодействия частей. Она же устанавливает и поддерживает порядок в системе, распространяя, насколько возможно, собственную организацию на другие части системы.

Классификация систем достаточно обширна и включает множество различных оснований. По этим основаниям выделяются парные группы систем – простые и сложные, открытые и закрытые, детерминированные и вероятностные, статические и динамические, целенаправленные и нецеленаправленные, материальные и идеальные и т. д. С точки зрения эволютики чрезвычайно важным является различение систем по типу порядка и организации, который создаётся и поддерживается тем или иным типом мобилизационных структур. Соответственно можно выделить два типа систем – с жёстким порядком и организацией и со свободным порядком и организацией. Первый из этих типов соответствует жёсткому, механическому типу мобилизационных структур, второй – гибкому, органическому типу.

В 1990-е годы английские учёные Р. Флад и М. Джексон предложили классификацию систем социальной сферы. Они определили в качестве важнейшего основания классификации критерий участия подсистем и элементов (групп и индивидов) в организации деятельности той или иной системы. По этому критерию были выделены три вида систем – унитарные, плюралистические и принудительные. Унитарные системы характеризуются высокой степенью согласия относительно интересов, целей, ценностей и установок. В плюралистических системах интересы, цели, ценности и установки различаются, но они согласовываются на основе компромиссов и выработки решений, приемлемых для большинства компонентов системы. В системах с принуждениям различия интересов, ценностей, целей и установок порождают неразрешимые конфликты и приводят к силовому навязыванию решений.

Нетрудно заметить, что в достаточно крупных и сложных системах унитарные системы выпадают из классификации. Столь идеальные ситуации свободной согласованности поведения бывают либо весьма кратковременными, либо представляют собой лишь иллюзию единства. Поэтому то, что Флад и Джексон относят к унитарным системам, в действительности распределяется между плюралистическими системами, в которых высокий уровень согласия достигается в неких чрезвычайных обстоятельствах, не требующих единого выбора каждого из участвующих в согласовании компонентов, и принудительными системами, создающими видимость согласия под давлением организованного насилия, либо достигающих нивелировки компонентов путём насильственного устранения из системы тем или иным способом всех несогласных или даже колеблющихся. Жёсткий порядок в таких системах бывает необычайно мощным на протяжении определённого времени, но затем неизбежно разрушается, такой порядок является не чем иным, как застывшим хаосом, а обеспечиваемая им стабильность на практике оборачивается застоем.

Так происходит не только в социальной сфере, но и в живой и неживой природе. В экстраординарных условиях жёсткий порядок и принудительная мобилизация получают преимущества перед свободным порядком и плюралистическими мобилизационными структурами. Однако в эволюционной перспективе плюралистический, органический тип мобилизационных структур обеспечивает более высокое качество мобилизации, чем принудительно-механический, так как он открывает больше возможностей для проявлений самостоятельной активности каждого компонента системы, обеспечивает более интенсивное поступление вещественных, энергетических и информационных ресурсов. Ослабление мобилизационных структур в жёстких системах часто приводит к рассыпанию этих систем на части, тогда как плюралистические системы обладают значительно большими возможностями для самовоспроизводства, регенерации мобилизационных структур, для саморегуляции и оптимизации состояний той или иной системы. Если принудительные системы для обеспечения управляемости компонентами своих структур вынуждены выстраивать такие длинные цепочки иерархий, что в конечном счёте теряется всякая управляемость и в управлении царит невероятный хаос, то в плюралистических системах значительно ниже издержки управления, достигается более высокая динамичность управленческих структур, эффективность управления повышается за счёт ресурсов самоуправления. Всё это в социальной сфере образует эволюционные преимущества демократических систем перед деспотически управляемыми системами. В современном мире деспотические системы просто не имеют перспектив, они являются следствием отсталости и обрекают на ещё большую отсталость те народы, над которыми они господствуют (даже если это происходит с согласия самих этих народов). Кстати, именно в плюралистических системах обеспечивается лучшая сохранность позитивных традиций при гораздо лучшей восприимчивости к инновациям.

Одно из важнейших достижений общей теории систем в сфере исследования эволюционных процессов – работоспособная методология анализа структуры и состояний системы. Структура – это та же система, но только рассмотренная с точки зрения её внутреннего строения, взаиморасположения элементов, которые в структурном аспекте выступают как компоненты, формы компоновки системы. Структуру как внутреннее строение системы следует отличать от формы – её внешнего строения. Форма есть выражение внутреннего содержания системы, в том числе и её структуры, но форма обладает относительной самостоятельностью от содержания, что позволяет ей в процессе эволюции отрываться от содержания, вступать с ним в конфликт. В этом смысле форма есть обособляемая часть структуры системы, находящаяся в непосредственном контакте с внешней средой и представляющая систему для внешнего наблюдения. Каждый структурный компонент системы также обладает формой, сопоставимой и чаще всего соразмерной с другими компонентами системы.

Важную роль в функционировании системы играет ритмичность и взаимная согласованность форм составляющих её компонентов. С этой точки зрения структурность выступает как свойство образовывать фракции, делимость системы на фракции. С другой стороны, структурирование системы образует каркас, на котором строится материальная конструкция, позволяющая системе функционировать. Посредством структурирования совершается самосборка, самоконструирование и самоорганизация любой природной системы, так что она выступает неким аналогом технической системы, которую собирает из деталей и комплектующих, конструирует и организует человек. Процесс структурирования по самому существу своему технологичен, только технологом в этом процессе выступает природа, а не человек. В природе используются все технологические процессы, которые изобретены и действуют в техногенной цивилизации, и ещё бесчисленное множество таких процессов, о которых мы сейчас и понятия не имеем, но будем открывать и использовать по мере дальнейшего познания природы.