Чемодану позавидовал Диван: Все по свету разъезжает Чемодан. Как печально, что привычка и уют С места сдвинуться Дивану не дают! Тихо дремлет в теплой комнате Диван И во сне переплывает океан, Добирается к вершинам снежных гор, Поднимается в заоблачный простор… Совершая эти подвиги во сне, Он теснее прижимается к стене. Так стоит Диван у печки круглый год И скрипит, пыхтит уныло: «Не везет!»

У старой печки не хватает тяги К тому, чтоб жить своею теплотой. Ее знобит, ей холодно, бедняге, Она горит единственной мечтой. Все ждет она, что в этом помещении, Чтоб ей не приходилось мерзнуть впредь, Поставят паровое отопление И сможет печка косточки погреть.

Ох и достается пресс-папье! Целый день какие-то помехи: Тут дела на письменном столе, А его зовут колоть орехи. То его зачислят в молотки, То в подставки, то еще во что-то. И чернила сохнут от тоски, От его общественной работы.

Развязный галстук весел и беспечен, И жизнь его привольна и пестра: Заглядывает в рюмку что ни вечер, Болтается по скверам до утра, Сидит на шее и забот не знает И так в безделье проживает век… Подумайте! А ведь его хозяин Вполне, вполне приличный человек!

Повесив медный нос, Кран изливает душу. Растроганный всерьез, Ушат развесил уши. Стоит, разинув рот, Понуро и убито И горько слезы льет На каменные плиты.

Хмурится обида на кого-то. Гнев бушует, Закипает страсть, Плачет горе. Трудится забота, И надежда не смыкает глаз. Мечется по миру беспокойство. Все сердца и души теребя… Мирно спит одно само довольство, Сытое. Влюбленное в себя.

«О Лень! — возмутился Олень. — Чего ты лежишь, словно пень?» «Тю, Лень! — удивился Тюлень. Чего ты блуждаешь, как тень?» Но им не ответила Лень: Лень!

Все нудится Скука, Мается, По городу мрачно Слоняется. Затеет на улице Ссору, Намелет с три короба Вздору, Заходит в дома Без стука, И всюду она Некстати… Унылая штука Скука. Нелепая штука Скука.

«Вот этот человек, — заметила овца, Служил еще у моего отца. Как он работал! Просто глянуть любо. Сбивался с ног, по дому хлопоча. Отец-баран новехонькую шубу Ему пожаловал Со своего плеча».

Петух в науке своего добился, Сумел подняться выше, чем орел. Он ходит важно, он остепенился, Сказать точнее, степень приобрел. Что ж делает талантливый ученый? По-прежнему клюет пшено? Нет, Извлекает он из рациона Рациональное зерно.

Трюмо терпеть не может лжи И тем и знаменито, Что зеркала его души Для каждого открыты. А в них То кресло, То комод, То рухлядь, То обновки… Меняется душа трюмо Со сменой обстановки.

Шнурки не надрывались на работе, Болтались по обочинам дорог. И на каком-то резком повороте Их придавил рассеянный сапог. Шнурки блуждали по земле с опаской, Порваться прежде времени боясь, И по причине этой неувязки Безвременно их жизнь оборвалась.

Ох. этот Градусник. Стеклянный паренек. Отзывчивая. Чуткая натура! В квартире кто-то Сляжет на денек — А у него уже Температура.

Заводская Труба Неуклюжа, груба И совсем не красива на вид. Но она без красот Достает до высот И не даром небо коптит.

Вот уже десяток лет На работе мирной Незаметный Шпингалет, Сторож наш квартирный. Но не каждому знаком Путь его тернистый… Был когда-то он штыком, Убивал фашистов. На морозе и в огне Приходилось драться… А потом — конец войне, Демобилизания. И, бывалый фронтовик, В битвах закаленный. Поступил в квартиру штык Сторожем оконным. (Потому что — не секрет. — Если дельно взвесить, В мирной жизни Шпингалет — Нужная профессия.) И работает старик Хорошо и молодо. Он всегда готов, как штык, Побороться с холодом. И хотя напротив печь (Подойди, погрейся!), Но на печь его упечь Даже не надейся! Он с порядками знаком: Служба — это служба. И сумеет стать штыком. Если будет нужно.

Кажется песчинке, что она Выполняет важное задание: Без нее бы рухнула стена, Без нее бы обвалилось здание. И не нужно на нее пенять, Ни к чему пускаться в рассуждения: Крепче будет здание стоять От ее, песчинки, заблуждения.

Скачет Мяч, Как циркач, По дворам и крышам. Чем сильнее Удар, Тем он скачет выше. И ему Ничего — Сыро или сухо… Посмотри На него И не падай духом.

Ширму выставляют напоказ, И ее, конечно, это радует. Не случайно Ширма всякий раз От восторга просто на пол падает. Выставляют Ширму напоказ. Но напрасно так она встревожена: Ведь она здесь — для отвода глаз От того, что видеть не положено.

У скрипки не хватает настроения, А у кларнета — вдохновения. Рояль сегодня что-то не звучит, Не до игры расстроенной гитаре… И только барабан восторженно стучит, Поскольку он всегда в ударе.

Покрытая снегом, озябшая елка Прильнула к окну, подобравши иголки, И жадно глядела на елку в огнях, Мечтая о собственных радостных днях. А елка домашняя, в ярком уборе, Вздыхала о ветре, о снежном просторе, О том, что она променяла вчера На пеструю роскошь и блеск серебра.

Лопата угловата И тяжела для рук. Но все-таки Лопата — Надежный, верный друг. Хоть ей пласты иные Даются нелегко, Она в дела земные Влезает глубоко.

В стене высотного строения Кирпич — бессрочный строевой. Бушуют ливни в исступлении. Метели поднимают вой, — Но все лихие непогоды Ему как будто нипочем: Кирпич прошел Огонь и воду, Покуда стал он — Кирпичом!

Он провел немало эшелонов И с пути не сбился своего. В чем же дело? Где его вагоны? Почему покинули его? Есть ведь в нем И сила и уменье, К перегонам дальним он привык. Почему ж стоит он без движенья? Паровоз поставили в тупик.

Ток торопится. Спешит На работу срочную: Дальний путь его лежит В область потолочную. Трудный путь: То вверх, То вниз. Ток — прекрасный альпинист. Смелый и бывалый. На любые этажи Он по проводу взбежит. Ни устав нимало. Лампочка на потолке — Как тут не бояться? Жизнь висит на волоске, Может оборваться! Очень тонкий волосок, Как мышиный усик. Побледнел бедняга Ток, Дрогнул. Но не струсил. Лампа — это не предел, Впереди Немало дел. Всюду ждут его услуг, Току очень рады Плитка, Радио, Утюг — Торопиться надо! Он с утра Не пьет. Не ест В трудовой горячке Дело есть и в МТС И на водокачке. Прибежит он на завод Там его работа ждет, Вовремя поспел он. Ну, давай Включайся, Ток, Заводи станки, браток, Видишь — Сколько дела!

Какою бритвою скорей Лицо себе поранить можно? Не той, которая острей, С тупою будьте осторожны. Пускай не вызовет обид И шутка в нашем разговоре: Острота зла не причинит, А тупость причиняет горе.

На остановке при посадке Кричит он в гневе благородном: «Чего толпиться на площадке? Там впереди совсем свободно!» Но лишь ему пробиться дайте. Как он начнет ворчать сердито: «Потише, эй, не нажимайте! Здесь и без вас битком набито!»

От измены ревность не спасает: Ревность — это глупый пес, который Своего хозяина кусает И свободно пропускает вора.

«Жизнь — это жизнь. А свет — это свет. А люди — всегда есть люди… То, чего нынче, возможно, нет, Завтра, возможно, будет… Так оно дело… Вот оно как… Кто бы и как бы и что бы там…» Старый, Бывалый, Матерый дурак С начинающим делится опытом.