Рассказывают греки, В их древние века Текли все так же реки И плыли облака. И вот в одной деревне, В каком-то там дворе, В каком-то марте древнем, А может, сентябре В зубах у древней кошки Взмолился воробей: «Поговорим немножко, А после — хоть убей!» «Ну что же, я готова», — Злодейка снизошла. И вылетело Слово, Расправив два крыла. На дерево взлетело И шевелит хвостом. А кошка, как сидела, Сидит с открытым ртом. (Она бы рот закрыла, Но, очевидно, ждет: А вдруг оно вернется, Влетит обратно в рот). Сюжет, увы, не новый: Сиди хоть три часа, А не желает Слово Покинуть небеса. Но я все жду улова, Хоть понимаю я, Что убиваю Слово, Как кошка воробья. Поймаю — и в два счета Проткну его пером. Подобная охота Не кончится добром. Пускай оно витает Свободно в вышине, Пускай в тумане тает, Взлетает на волне, Пускай оно вовеки Не встретится со мной… Рассказывают греки. Запахло стариной. И снова, снова, снова Я слышу: в тишине Непойманное Слово Летит навстречу мне.

Осел на лире вздумал прозвенеть. Разок сыграл — и зарыдал от муки: — Какие уши надобно иметь, Чтоб вынести такие звуки!

Мы простим нашим предкам отсталость, Ненаучный к природе подход. Из того, что от греков осталось, Мы припомним такой анекдот: Соловью обещала волчица, Что она, мол, его пощадит, Если станет он певчею птицей, Если песнями ей угодит. С той поры соловью и не спится, Надрывает он душу свою. А волчица Грустит и томится, Подвывая в ночи соловью. И она напрягает усилья, Чтоб, как он, воспарить в вышине, И она уже чувствует крылья Где-то там, у себя на спине, — Чтоб от суетных дел и привычек Прямо к звездам рвануться во мгле… Но мелькнет за кустами добыча — И волчица опять на земле. До чего же печальна развязка! Словно язва на светлом лице: Поначалу высокая сказка И житейская проза — в конце. И сегодня случается встретить Этот старый-престарый сюжет. Мы такие же древние греки, Только младше на тысячу лет.

Лепил Пигмалион Красотку Галатею. Извлек из глины он Прекрасную идею: Идею рук и ног, Кудрей, густых и длинных… А может, не извлек — Вложил идею в глину? Ведь глина — прах, балласт, Бездушная порода. Но ты хотя бы раз Вложить в нее попробуй Все то, о чем тужил, Одним резцом владея… Но, может быть, вложил Он вовсе не идею? Над глиною корпя, Не думая о чуде, Вложил всего себя В несбыточные груди. Лепил Пигмалион… От дел земных отринув, Извлек из глины он (А может, не из глины?) Творение свое — Красотку Галатею… А может, не ее? Ну, что ж, тогда бог с нею! Но что-то он лепил — Творец, художник, мастер — И так себя влюбил В несбыточное счастье Что было все — как сон, Томлением и бредом… «Наверно, спятил он», — Сосед шепнул соседу. Лепил Пигмалион. Я пусть иной ваятель — Ну не пигмей ли он? — Осклабится некстати, Пусть горе-знатоки Хулят его творенье. Творенье — пустяки, А главное — горенье.