Сорок пять лет миновали для кого-то быстро, а для кого-то в рабском унижении, пытках и страданиях потянули на целую, полновесную вечность. Батыя сменил Сартак, его Улагчи, а его Берке-хан, да сколько их малых и больших ханов на Русь потешиться приходило – не счесть.
А Яга впервые проснулась в гробу. Она не знала, что несколько десятков мышей выгрызали нишу для упокоения убиенной госпожи в широком дубовом бревне. Денно и нощно строили лесные да болотные твари хозяйский гроб, а леший на них покрикивал – руководил. Получилось на загляденье!
И вот теперь ожившая девица, укрытая тончайшим саваном, плавно села в домовине и сладко зевнула. Затем резко смахнула с себя пыльную ткань, потянулась от долго сна, изогнулась станом, мурлыкнула себе под нос:
– Как шибко любви-то хочется!
Скрюченный пень в углу хаты зашевелился и радостно заскрипел – Аука вновь разучился разговаривать, да и ворон подзабыл речь человеческую, но довольно курлыкнул совсем как сытый журавль.
– Аука, Цыпонька, родненькие мои! Вы меня ждали? Сколько зим прошло?
Леший зашевелился, вскинул корни, заменяющие ему руки и ничего не сказал, а умный Цыпонька смог ответить:
– Сорок пять – Баба Ягодка опять!
Внезапно колдунья вспомнила последние мгновения своей предыдущей жизни, охнула, встрепенулась, схватилась за раскуроченный Вием бок и успокоилась. Там все было нормально – гладкая, розовая, новенькая кожа, как животик у младенца, и никаких намеков на то, что здесь когда-то зияла черной пустотой страшная рваная рана, залитая кровью.
Яга довольно поцокала языком, и выбравшись из уютного гроба, пошлепала босиком в изумительное рассветное утро.
Впервые за истекшие века возрожденная колдунья призадумалась. Одна жизнь сменяет другую, а она по-прежнему не умеет ни читать, ни писать. А вот если бы умела?
О да! Бабе Яге было бы, что записать. Но как найти зерно знаний в этом дремучем лесу? Началась четвертая жизнь, и потекла тонкая струйка непрерывного времени. Надо было поторапливаться. Грамота сама в лесную избушку не придет. Учителя искать надобно, и случай подвернулся.
Наступающий день обещал быть удивительно солнечным. Небесный свет просачивался в самые потаенные закоулки чащи. В это летнее утро Яга собиралась посвятить обычным житейским радостям: подобрать пыль с укромных уголков, приготовить себе кашу, сварить лечебных снадобий, пошептать что-нибудь, может быть, и до боевых зелий руки дойдут. Но не удалось ведьме сохранить безмятежное настроение. Сегодня ей приснилась одна из старинных жертв и все утро маячила перед глазами, мерещилась. Старый грех навеял странные воспоминания.
Девушка.
Такая же чернявая, как и сама Баба Яга в ее повторяющейся юности. Но почему же она не кричала? Не хрипела, не металась, не звала на помощь. Почему? Ведь так делали многие последующие, все остальные, но не эта жертва. Она лежала на закланье, обездвиженная страхом или ядом – Яга уже не помнила, а над ней в несдержанном ожидании нависла нетерпеливая Скверна. Девица не издала ни звука. Вечная ведьма сосредоточенно целилась в её грудь.
И зачем только она заглянула жертве в глаза! В черных зеркалах расширенных зрачков этой странной девушки убийца увидела свое собственное отражение: немолодую страшную женщину с гневной безумной маской вместо лица. Она лишь палач, выполняющий грязную работу.
Для него, для владыки!
Разглядев свой образ в глубине чужих очей, Яга замерла на краткое мгновение, ужаснувшись, опустила глаза, затем посмотрела снова. Увиденное обескуражило матерую ведьму. Что же читалось на лице девицы? Жалость? Да. Жалость. «Да кого она там пожалела? – мысленно возмутилась Баба Яга. – Меня? Себя пожалела бы!».
Лесная ведунья не могла успокоиться и потому обидчиво сокрушалась, помешивая нечто серое в своем котле:
– Я властительница этого леса, стражница мира мертвых. Меня не за что жалеть!
– Не за что, – скрипуче подтвердил Цыпонька.
Ответ, конечно, емкий, но правдивый ли? В тот день эта убиенная девка унесла с собой в Навь тайну, которую теперь никому не разгадать. Но все же был один шанс раскрыть этот секрет. В руках девушки была небольшая, но увесистая котомка. В тот день, когда Баба Яга налетела на торговую ладью с полосатыми парусами и украла эту молодую женщину, сума выпала из рук пленницы и теперь должна была лежать где-то в лесу.
В тот же вечер ведьма достала с верхней полки заговоренный клубок Варуна и назвала ему конечную цель. Волшебный клубочек резво выпрыгнул из рук и с нечеловеческой скоростью помчался вдаль. Баба Яга шагнула из избы и неспешно отправилась в путь, наматывая свободный конец нити на палец. Сумка нашлась довольно скоро, она была сшита из грубо отделанной коровьей шкуры, ничего примечательного, а вот внутри обнаружилась находка поинтересней.
Книга! Настоящая рукописная книга.
Бабе Яге уже попадались такие, она бережно хранила их, хотя ряды закорючек и не внушали ей особого интереса. Книги были большой редкостью, просто выкидывать их было бы расточительно, к тому же в книгах попадались интересные картинки или красивые витиеватые узоры.
Баба Яга не ошиблась в своих ожиданиях и в этот раз. Быстро пролистав фолиант, ведьма обрадовалась – пускай картинок было и не так много, но они оказались цветными и очень изящными. Первая картинка изображала женщину с младенцем на руках, а над ними сверкала остроконечная звезда.
Раньше ведьма не нашла бы в этом ничего интересного, но сейчас ее поразило выражение лица ребенка – его взгляд пронизывал Ягу насквозь. Она никак не могла от него скрыться.
Жалость! Жалость и любовь, жалость и любовь. Вот, что читалось в глазах младенца на руках страдающей женщины.
Как странно.
А сегодня Баба Яга взяла с полки эту сохранившуюся пыльную книгу и долго всматривалась в изображение мальчика, вспоминая своего сыночка, вздыхая и вздыхая.
Она хотела полистать истлевшие листы и полюбоваться другими цветными картинками, но новый запах привлек ее внимание. В лесу появился кто-то чужой.
Яга, как опытная легавая сука, втянула ноздрями вязкий воздух еще раз, постепенно вытягивая шею и прикрывая глаза. В череде знакомых обыденных запахов возник еще один едва заметный штрих. Человек. Мужчина. Не стар, но и не молод.
– Русским духом пахнет! – воспрянула ведьма. – Услужливые аспиды, милые рабы, раскройте крылья свои ярые. Упоите присельщика незваного, приплодите егов к стопам моим.
Через пару минут из-за низких грозовых туч в небе вывалились две стремительные тени. Существа были не больше пары саженей в длину, но летели так быстро, что не сразу и разберешь, кто это.
Две длиннокрылые виверны: Дива Сестрица, переливающаяся разнообразными чудными цветами, а рядом с ней Ночной Братец, который был чернее самой безлунной ночи. Он-то и ухватил мужчину, которого требовала принести Баба Яга. Черный аспид снизился, разжал свои антрацитовые когти и небрежно бросил добычу к ногам властительницы леса.
– Тише, тише, ты, проказник! – гаркнула Яга и погрозила кулаком, пронзительно свистнувшей летучей рептилии. – Стрясешь ему голову! Мне нужны живые! Какой нам прок от покойника?
Мужчина с редкой сединой на висках и в кучерявой бороде лежал на боку, и казалось, даже не дышал.
Ведьма с любопытством разглядывала его. Высокий, скорее долговязый, худой – видать, голодный, сопит – значит, живой. Нестарый, приятный на вид дядька. Очень даже приятный!
Яга заметила, что бородатый мужчина подпоясан обычной волосяной веревкой, а на нем неинтересные подвесочки из соломы. Хламида серая, заношенная, но сапоги кожаные! Да и на мизинце левой руки неприметный перстенек с камушком к ладошке, а в правой руке зажат свежий посох. Видать, недавно сломлена палочка, но уже волшебной силой заряжена! Ох, не прост сей пленник оказался.
Яга присела на старую колоду и принялась ждать, когда мужчина очнется:
– Цыпонька, потопчи его малость, взбодри! Да смотри, не клюй – осерчаю!
Ворон выполнил приказ хозяйки, но посчитал расточительным делом тратить силы на полет – поковылял на ногах, подпрыгнул, раскинув в стороны крылья, захрипел, всхрапнул и принялся топтаться на спине мужчины.
И человек очнулся, закричал, памятуя о пережитом ужасе – не каждый же день тебя из тихого, дикого леса дракон выхватывает, а теперь вот, огромная черная птица заглядывает в глаза.
– Иди, иди! – отталкивая от себя Цыпоньку, замахал рукой мужчина.
Отогнав ворона, он быстро огляделся и заметил жуткую ведьму, которая с совершенно непереносимой улыбочкой мелко-мелко кивала, оголив неожиданно ослепительные белые зубы.
От волны нового страха мужчина вновь потерял дар речи и пополз спиной вперед, увеличивая расстояние между собой и кошмарной волшебницей. Так и уполз бы каракатицей – задом наперед, но тын не пустил. Человек рассмотрел десятки пожелтевших и отполированных до блеска человеческих черепов и снова закатил глаза, пытаясь окунуться в спасительный обморок.
– Прямо красна девица! – нахмурилась волшебница. – А ну, ответствуй, кто таков? Зачем в мой лес пришел? Сильный посох почему срубил?
В глазах мужчины сверкнул интерес. Он понял, что эта жуткая могущественная колдунья сразу убивать его вроде бы не собирается, а поговорить с кровожадной лесной ведьмой простому человеку редко удается.
Мужчина даже хмыкнул себе в усы и бороду, и в другой раз глаза уже не отвел – встретился с тяжелым взором ведьмы, но бочком-бочком двинулся к проходу в лес.
– И куда это ты, милок, навострился? Ты тепереча мой полоняник.
Мужчина встал, отряхнулся одной рукой, хитро поглядывая на Ягу.
– Как звать-величать волхва? – спросила Баба Яга. – Ведь ты же волхв?
Пленник опешил. Он думал, что об этом никто никогда не узнает. Идет себе по пыли дорожной одинокий странник и идет, хлеб жует, луковкой закусывает, квасок из крыночки припевает. Как узнать, что он вещий, а вот, поди ж ты!
Волхв приосанился и ответил:
– Люди меня Двусмыслом величают.
– Двусмыслом? – ведьма удивленно вскинула брови.
Мужчина утвердительно кивнул, по-прежнему удерживая перед собой зеленый плетеный посох.
– Да ты палочку-то свою выкинь, – недовольно приказала ведьма. – Не ровен час поранишь кого, али, сам не знамо как, гада ядовитого вызовешь, да и сгинешь от удушья, укушенный.
– Кому палка, а кому и выручалка – на длинный путь опора одинокому путнику.
– Брось, я сказала! – Черные глаза Бабы Яги сверкнули мраком. – Или сам костьми ляжешь.
Двусмысл с сожалением выпустил свой посох и тот упал на землю, на прощание замерцав мурашками и вздрагивая зелеными побегами, струящимися вокруг древка.
– Как я посмотрю, ты, Двусмысл, волшбой балуешься! Не погубить ли меня наведался?
– Что ты, хозяюшка, и в думках не было! Это не я хватал летучих зверюг, а твои крылатые змеи меня похитили в миг смирного отдохновения в послеполуденной дреме под сенью дремучего родового дуба.
Баба Яга с нескрываемым подозрением внимала словам пойманного волхва.
– А смертоносный посох зачем завел?
– Так ведь я не ратник, – Двусмысл понял, что кривда сейчас не поможет и говорить надобно только правду или, на худой конец, полуправду. Ведьма эта, учинившая ему допрос, на самом деле страшенная и очень древняя, даже несмотря на обманчивый моложавый вид. Она обладает такими мощными и в то же время скрытыми силами и дарами, что вмиг почувствует фальшь, а затем убьет и не вздрогнет.
Волхв прочистил горло и добавил:
– Кладенцами махать не умею, да и не обучен я науке той, а ворогов ныне развелось, хоть лаптем хлебай. Вот и…
– А кто там, на Руси снова балует? Уж не монголы ли, старые мои знакомцы?
Двусмысл нарочито медленно осмотрел тын с черепами и ответил вопросом на вопрос:
– Хозяйка, ты я вижу, возжелала моей головушкой свой забор украсить, али нет ли?
Баба Яга незлобиво хихикнула, ощущая, что пленник пристально рассматривает ее длинный, горбатый нос с зарождающейся бородавкой на самом видном месте. Ведьма знала, что с каждым новым пробуждением она все быстрее и быстрее стареет и дурнеет – вот и нос с ушами за одно лето укрупнились. Но этот хитрый странник ей нравился все больше и больше.
– Тын мой и так прекрасен, – неожиданно певучим неприятным голоском протянула колдунья. – А волшебный защитный кружок замкнулся давно, но, ежели сам пожелаешь, то найду тебе подходящий дрын, с которого ты будешь вечно взирать пустыми глазницами на эту буреломную чащу. А ежели вдруг не хочешь такой судьбины, то лучше немедля ответствуй.
Двусмысл приметил движение в корягах за избушкой на курьих ножках и оцепенел. Там шевелился леший!
– А ты, хозяюшка моя, – поперхнувшись, ответил волхв, – сперва напои, накорми, спать уложи гостюшку своего дорогого, а уж только затем вопрошай. Вот тогда все будет честь по чести.
Баба Яга прыснула от смеха:
– Какой же ты гость дорогой, ежели тебя мои собственные прислужки словили? Ты есть пленник, и будешь им навсегда. И мне повиноваться сам захочешь, а если нет, то я тебя диким зверушкам отдам на обглодание, али муравьишкам на тихую радость.
Волхв нахмурился. Ему хотелось перехитрить эту ведьму, но он понял, что действовать надобно тонко и крайне осторожно, иначе на волю живым не вырваться.
– Вопрошай, коли есть желанье, – медленно выдохнул волхв.
Яга придвинулась к пленнику и снова задала свой вопрос:
– От кого бежишь, чародей? Чего боишься?
Двусмысл покусал края усов и ответил:
– А вот от степняков и ушел в лес, дабы осквернять руки чужой кровью.
Баба Яга разочарованно покачала головой и промолвила:
– Струхнул? А родимую маманю кто защищать будет? Пущай кто-нибудь другой что-ли?
– Так ты же ничего не знаешь!
Колдунья, не понимая, вытаращила глазищи:
– Чего я такого не уразумею скудоумием своим, чтобы от лютых ворогов родную сторонку защищать нельзя было?
Волхв решил, что зря разозлил ведьму, но продолжал гнуть свою линию.
– Ордынцы вновь пришли. Тьма тьмущая их! Я некоторых пощелкал трошки – с десяточек приструнил, не менее. Искорками небесными из посоха наподдал – пригладил загривки ворогов. Вот и…
Яга заметно оттаяла:
– Вот оно как.
– Пойми, великая, я не от битвы бег! Я ушел в лес, мысли-кудесли на пергамен записать и передохнуть в тиши и благоденствии.
– На пергамен? Записать? – сморщила лоб ведьма. – Ты что грамоту разумеешь?
Двусмысл недоверчиво кивнул, не зная хорошо это или плохо.
– Так ведь ты-то мне и нужен! Будешь теперь при мне жить! Научишь меня глупенькую умные закорючки в старых фолиантах понимать и бересту копотью царапать – мне шибко надобно! А надумаешь побег учинить, даже ловить не стану, сам возвертаешься, а когда вернешься, я тебя полынь-травой опою, розгами посеку и на вострый кол усажу.
Двусмысл опустил руки и согласно кивнул, а сам подумал, что выпадет миг, когда утечет ручеек. «Убегу, уползу, скроюсь, а там схоронюсь».
И завертелась напряженная учеба.
Яга к тому времени выглядела, как женщина лет тридцати – плотная, грудастая, фигуристая, хоть и горбоносая. Она кормила и поила Двусмысла, как на убой, рыбешкой всяческой, дичью, медами и квасами, изредка бросая на своего постояльца томные взгляды, понятные только бабам в самом расцвете женских сил. Баба Яга восхищалась умом своего принужденного наставника, но и сама оказалась очень толковой ученицей. Вечная ведьма была ненасытной к новым знаниям. Соскучилась в глуши по слову-то, хоть по сказанному, хоть по написаному.
К величайшему удивлению плененного учителя, свитков и пергаменных книг у Бабы Яги за века накопилось не счесть, да таких редких, что волхв только диву давался такому сокровищу. Да вот беда – тексты те в замшелых кожаных и деревянных переплетах с темными медными застежками, обросшими благородной патиной, написаны были на греческом, латинском и прочих языках, которых даже Двусмысл отродясь не встречал и не слыхал, но одна-единственная рукописная книженция на кириллице все-таки сыскалась.
– Какая великая книга! – обрадовался Двусмысл, принимая из рук волшебной ученицы большой черный том. – Что за редкость такая? Глаза волхва загорелись от восторга. – Остромирово Евангелие! – с благоговейным трепетом прошептал он.
Волхв аккуратно перелистывал древние страницы и приговаривал:
– Уставом писано! – а то и восхищенно восклицал: – О! О!
Яга стояла рядом и тихо гордилась. В этот момент у нее от радости, что угодила своему учителю, светились румяные щеки и даже уши.
Волхв смущенно кашлянул и тихонько вымолвил:
– Видишь ли, я не щепетильный сторонник новых богов, да и старых-то не очень жалую, но эта книга просто прекрасна. Откуда она у тебя?
– Эту книгу я у купца Корепана на речке забрала, – брякнула она и сразу осеклась. – Ну, он не шибко-то и был против…
Из двух досок, что попрямее, Яга соорудила стол для писанины и теперь все дни и ночи напролет нетвердой рукой выводила капризные буквы.
– Аз, буки, веды, глаголь, – бубнила себе под нос ведьма. – Рцы, слово, твердо…
К концу лета 1290 года научилась достаточно бегло читать. С прописью оказалось сложнее, но наставник умудрялся понимать ее нацарапанные кованым гвоздем берестянки. Яга радовалась своим успехам, как дурочка за амбаром.
В первых числах осени пришли тревожные вести. Несметные полчища собрал неизвестный ордынский царевич, на Смоленск пошел. Трудно русским людям, ой как трудно натрыжного и наянливого врага приструнить.
Новости эти Цыпонька на крыле принес, сказал, что беда сплошная, окрест злые узкоглазые воины промышляют. Грабят и убивают. А главное, черный призрачный великан за спиной и монгольского вождя маячит, но людскому глазу он невиден. Не замечает его никто, а ворон вот заметил и то случайно.
Баба Яга раздраженно повела бровью и вымолвила:
– Ить я тепереча шибко умная стала. Пойду, уменье свое на ордынцах отточу, а ты меня жди тут. Смотри не балуй!
Двусмысл округлившимися глазами молча наблюдал, как ведьма ловко запрыгнула в высокую, узкую ступу и взмахнув помелом и пестом, взмыла, чуть ли не в облака.
Такая магия ему была не подвластна. Все это было просто поразительно, но он не мог терять ни одного выпавшего удачного мгновения. Впервые за пару последних месяцев появился шанс учинить побег.
Двусмысл бросился в избушку, быстро покидал в суму нехитрый скарб, развернулся к двери, чтобы бежать в лес, чащу, глушь, чтобы вырваться, чтобы исчезнуть, раствориться в сумрачных просторах, но замер, глядя на открытую книгу. Это был Радогост, древняя летопись тысячелетий, неизвестная многовековая героическая история русичей задолго до крещения Руси. О существовании этой книги Баба Яга сама забыла и достала ее из-за печи всего лишь пару дней назад.
Великая Книга существовала в единственном экземпляре и, конечно же, была практически бесценна. Целых три мига Двусмысл боролся с желанием прихватить с собой это сокровище. Цыпонька каркнул и закричал:
– Ты что удумал, безумец?
И волхв не решился в этот раз притронуться к величайшей славянской книге, рванулся вон, а седой от старости ворон все кричал и кричал вослед:
– Опомнись… вернись… госпожа тебя поймает… ты пожалеешь…
Но Двусмысл уже не слушал преданную своей хозяйке мудрую птицу. Миновав тын с черепами, он углубился в густую чащу. Волхв бежал, не разбирая дороги, бежал, перепрыгивая толстые, торчащие из земли корни, подныривая под тяжелые ветвистые лапы старинных елей.
Двусмысл не оглядывался.
До встречи с Бабой Ягой он всерьез считал себя величайшим кудесником, но теперь крепко усомнился в этом и тем не менее знал, что от чужой магии можно сбежать, никогда не оглядываясь в прошлое, смело взирая вперед, в грядущее – только так и никак иначе.
Подспудно волхва грызло желание остаться у Бабы Яги, окунуться в драгоценную толщу знаний, хранящихся в Радогосте, но и шанса для побега в другой раз могло и не выпасть. Свобода важнее любых сокровищ!
Он хотел бы изучать эту книгу, но притронуться к ней не посмел. Двусмысл нутром чуял, что ежели эта всесильная ведьма бросится в погоню и все-таки поймает его, то без книги в сумке, может быть, еще пощадит, а вот с украденной реликвией наверняка жестоко покарает и казнит.
Волхв Двусмысл умел ходить по лесу, не боялся его и внимательно следил за набегающими ветвями и корягами. Он уже перешел на быструю ходьбу, а затем и вовсе остановился перевести дух.
Беглец удалился от страшной ведьмы на две версты, но что-то подсказывало ему, что он по-прежнему в опасности и надобно идти дальше. Необходимо выйти за пределы урочища, в поле, в степь, к поселению, к печи. Там власти Бабы Яги нет.
Двусмысл задрал подбородок, придерживая рукой бесформенную шапку и пытаясь уловить нужное направление движения, что-то для себя решил и продолжил свой беспутный путь.