В сентябре 1989 года она вновь открыла глаза…

В этот раз ведьма не пыталась ощупывать себя – лежала неподвижно и только две слезы скатились по молодому лицу.

Вновь превратившись в красотку, Баба Яга тяжело вздохнула.

– За что? – сквозь зубы промолвила она. – За что мне это истязание…

Колдунья сбросила с себя пыльный саван и с трудом выползла из гроба.

Заросший бурьяном и какими-то противными кустами дворик встретил проснувшуюся хозяйку промозглым дождиком. Кругом царили тлен и запустение.

Ведьма принюхивалась к осенней опрелости и морщилась. Она стояла долго, и отросшие за сорок пять лет спутанные космы намокли и отяжелели. Но вот Яга как будто бы очнулась от невеселых раздумий и, выставив лодочкой розовые ладошки под струящиеся ручейки с крыши избушки, умылась, скривив рот, а после даже попила небесной водички.

– Чую, десять веков миновало с рождения моего несчастного, – закашлялась Баба Яга.

Громко поклацала новенькими зубами и теперь придирчиво осмотрела свою запущенную усадьбу.

Побелевшие черепа ветхозаветных жертв по-прежнему защищали ровным мнимым кругом древнюю обитель великой ведьмы. Нанизанные на заточенные колья тына человеческие головы витязей и разбойников, красавиц и даже детей смотрели смертной чернотой пустых глазниц в разные стороны.

– Ну, здравствуй, Преславушка. Здравствуй, миленькая моя.

Яга подошла к самому первому столбу из лиственницы погладила его окаменевшие бока.

Когда-то давным-давно волосы невесты Преславы красиво колыхались на ветру, да поистрепались за бесконечные годины. Ведьма обхватила скорбный тын и зарыдала. Нет ей прощенья за казнь этой ни в чем неповинной девушки.

И вдруг она отпрянула от столба.

– Спасу, – вырвалось из горла Яги. – Вытащу!

Она заметалась в поисках длинной палки или дрына.

– Нашла!

Ведьма отломила от уснувших кустиков крепкий прутик и, подбежав босоногая к тыну, попробовала спихнуть череп веткой. Куда там! Ветвь гнулась и, конечно же, не смогла сдвинуть ни на дюйм бывшую голову Преславы. Непокорный череп намертво прирос к заостренному бревну и даже не шелохнулся.

– Меч! – воодушевленно выкрикнула Баба Яга и рванулась в избушку. – Мне нужен меч!

Она принялась шарить по углам и пристенкам в поисках длинного колющего и рубящего оружия – ведь их было так много. Яга отчетливо припоминала, что когда-то свалила их за печку в одну большую кучу и еще бахвалилась, восхваляя себя. Тут были и княжеские, невероятной красоты клинки, татарские кривые сабли, французские королевские шпаги и прочий булат.

Она уселась на дубовую колоду и пригорюнилась. Выбросила же она их лет двести тому назад в порыве ярости.

– А как же Скверна? – прошептала она и медленно перевела взгляд к почему-то открытому сундуку. Расталкивая в разные стороны всякий позабытый скарб, запустила руку на самое дно огромного ларя.

Баба Яга пыхтела от натуги и нахлынувшего возбуждения.

– Есть!

Длинный сверток доставала с трепетом и затаив дыхание. Ритуальная мантия рассыпалась прямо в руках, обнажив уродливые ножны величайшего артефакта всех времен и народов.

– Скверна! – злорадно прошептала ведьма.

Баба Яга медленно потянула за страшную рукоять и черный, волнистый клинок, радостно повинуясь хозяйке, легко и без задержки выскользнул из своего заточения. Он предстал перед потрясенным взором вечной колдуньи, блистая мелкими драгоценными крупицами, но теперь во взгляде ведьмы не было намека на почтение или восхищение. Теперь в зрачках женщины полыхал огонь ненависти и нескрываемой злости.

Помолодевшая Баба Яга зашипела – ей не хватало людских слов, чтобы выразить свою злобу.

– С тебя все началось! – сквозь зубы прорычала ведьма, потрясая великим клинком.

Опомнилась – побежала к тыну и легко сбила череп Преславы.

Колдунья бросила потрясенную Скверну прямо в грязь, догнала покатившийся череп, бережно взяла в ладони и поднесла к лицу. Какое-то время она безмолвно вглядывалась в пустые глазницы, и только крылья ноздрей трепетали и вздрагивали, но больше она не вымолвила ни словечка.

Яга решила похоронить отлакированный тысячелетием череп. Отложила его в сторонку и, подхватив грязную униженную святотатством Скверну, принялась неистово рыхлить землю прямо посреди своего дворика – в самом центре магического круга.

Работала долго, время от времени отваливая пригоршнями черную землицу в сторону. Ей хотелось вырыть глубокую ямину, которая сослужила бы Преславе и другим покойникам доброй могилой успокоения. От этой мысли Яга выпрямилась с растопыренными черными от грязи пальцами и подставила чумазое лицо под моросящий дождик.

– Всех. От загробных мытарств надобно упокоить всех.

Ведьма вновь ухватила оскорбленную Скверну и принялась снимать все черепа – один за другим. Больше двух дюжин людских судеб снесла чаровница-убийца к самому краю свежей могилы.

Это ее жертвы – ее!

Они безмолвно посматривали пустыми глазницами, и она как будто бы чувствовала этот немой укор. Взгляды эти жгли каленым железом озябшие щеки и затылок женщины.

Это они – ее грех и ее ответственность перед богом. Вопрос – перед каким?

Яма, которую она подготовила, оказалась мала для целой горы человеческих останков, поэтому она вновь била и била рассерженной Скверной по сырой земле.

К потемкам управилась – отрыла глубокую братскую могилу и поместила в нее все черепа своих прежних жертв. Затем целую вечность засыпала могилу, приговаривая:

– Сама! Я должна все сделать сама!

Закончила за полночь. Уставшая и грязная, она буквально заползла в избушку и уже там, рядом со своим любимым гробом заснула, не в силах улечься удобнее. Как уткнулась носом в дубовые доски пола, так и осталась лежать, неподвижная.

Тревожное ночное ненастье миновало, как мельчайший речной песок сквозь пальцы, и к утру выглянуло красное солнышко. Хмарь отступила, и зашевелившаяся Баба Яга пробудилась, уселась, припоминая вчерашние события, и улыбнулась с ехидцей:

– А вот теперь настала его очередь!

Она пошарила по полкам и нашла замечательный винный кубок.

Ох, и не простой был тот кубок: на червонной толстой ножке, отчеканенной из золотых римских монет, инкрустированной крупными рубинами, возвышался перевернутый череп самого Чернобога.

Ведьма с торжествующим хихиканьем, не задумываясь, отломила от удерживающего его постамента и побежала во двор к обезглавленному тыну.

Там ее уже ждали!

Несколько десятков колышущихся серых теней рыдающих дев тянули к Яге призрачные уродливые руки и, беспрерывным, еле различимым шепотом вздыхая, протяжно взывали к вечной ведьме:

– Отец просит! Не надо! Не трогай его голову! Не надо на кол! Умо-ля-ем! О, великая!

Баба Яга ехидно скривила рот в тонкую ломаную линию и гневно проговорила:

– Ага! Значит убиенный Чернобог своих доченек-лихоманок ко мне прислал. А, ну, брысь, окаянные. Низвергнитесь туда, откуда пришли!

Вдруг подул ветерок, и заколыхались призрачные растрепы, завыли в голос, но постепенно смолкли, исчезая.

– Видать несладко черному богу в огненно-ледяной Нави.

В хмуром раздумии Яга медленно подошла к злополучному тыну. Используя колоду, торжественно водрузила череп Чернобога на бывший кол Преславы и захлопала в ладоши.

– Тут твое место, изверг. Исковеркал мою жизнь, так теперь послужи пугалом.

Она еще долго хлопала себя по бокам и притоптывала на месте от смеха.

И вдруг, повернувшись к избушке на курьих ножках, скомандовала:

– Просыпайся от дремы, старая курица! Готовься – за кромку пойду.

Избушка шевельнулась, а затем встрепенулась петушком от гузки до гребешка. Она захлопала ставенками от радости и, как бы приглашая войти, широко растворила дверцу.

Помолодевшая Яга с грустью посмотрела на рассветную зорьку и, подобравшись, вошла в хату. Там она прислонила кулачки к векам и потребовала:

– А ну, изба, повернись к Яви задом, к Нави передом!

Избушка как будто бы только этого и ждала. Она захлопнула ставни, дверцу, печные заслонки и, заскрипев, принялась разворачиваться, осторожно переступая, как курочка над яичком. Шажок, шажок, присела. Встала, опять топталась, поворачивая себя – заколыхалось все в избе, загремели склянки, горшки, а гроб Яги, так тот сам на бок завалился. И вот замерла избушка, пыхнув на прощание золой из потухшей печи.

Баба Яга все поняла и неожиданно прошептала:

– Ну же! Открывай! Не томи. А то, не ровен час, передумаю.

Изба послушалась и с легким скипом отворила входную дверцу.

Опустив руки долу, великая ведьма распахнула черные, как вороново крыло, глазищи и уставилась наружу.

А там…

Навь! Мир мертвых! Давно она здесь не была.

Исчез знакомый дворик, пропали вековые елки за тыном, запропастилось ясное восходящее солнышко. Впереди ее ждала потрескивающая, запекшаяся близким пожарищем тьма. Баба Яга сделала несколько шагов и оказалась за кромкой жизни, в царстве мертвых. Обернулась. На месте милой деревянной избушки на курьих ножках по-прежнему возвышалась закопченная сторожевая башня с узкими бойницами.

Яга медленно развернулась и посмотрела вперед, туда, где в мертвецком сумраке пылал раскаленным железом вечный Калинов мост. Здесь, на этом берегу, Царство мертвых еще только намечалось, а там, за мостом, простому смерду уже не вернуться. Баба Яга торопливо пошла по сухой потрескавшейся корке земли к огненной реке Смородине. Хозяйкой прошла на ту сторону, каленый мост не жег ступни. Она была не простой усопшей душой, она была богиней. Яга сама пылала от желаний и надежд. А на той стороне ее уже ждали.

Многоглавый змей в доспехах зевнул всеми семью головами.

– Здравствуй, хозяйка! – прогрохотала главная голова в шляпе с плюмажем Генриха Восьмого. – Чую, задумала ты думку никчемную.

Змей перегородил мост и достал радужный меч.

– И тебе исполать, Змей Горыныч! – Яга остановилась, уперев руки в боки. – А чего дороженьку перегородил? Не забыл, что я тут хозяйка?

– Как не забыть? Чернобог на дне мается. Трудно ему там, отпустила бы ты его.

– Нет, – отрицательно помахала головой ведьма. – Нарекаю ему тысячу лет пыток, а затем посмотрим.

– Твоя воля, но чего ты надумала? – запищала неожиданно тонким голоском шестая голова в шлеме Чингисхана, отороченном шкурой белого волка. – Куда собралась? Закон смертушки предать хочешь?

– Мертвеца вознамерилась из Нави в Явь свести? – закричала пятая голова. – Грех это! Не по канону!

– Азм есть канон, – медленно и весомо проговорила Баба Яга. – Мне решать закон для смерти, коли она сама обо мне позабыла!

Змей Горыныч молчал и нервно топтался, плавно раскачивая перед собой лезвие огромного двуручного меча.

– Он тебя не спасет, – прошипела ведьма, имея в виду меч, и закрыла глаза, представляя смерть Горыныча в самых мельчайших подробностях, но вдруг передумала. Распахнув глаза, она устало посмотрела на преданного стража Нави и сказала:

– Горыныч, пойми, мне нужна Преслава. Мне кажется, я нащупала ключ к разгадке своей судьбы. Бедная лебедушка моя, мною убиенная, уже тысячу лет в предбаннике Нави мыкается. Предел для нее не выбран, но и в Ирий на вечные времена ее не пускают. Я знаю, где она безвинно томится – тут недалече. Значит, боги меня ждут, чтобы я вывела девушку в Явь, чтобы она попробовала свою жизнь заново прожить.

Вторая слева голова, облаченная в шлем Александра Македонского, запричитала:

– Ты нашего папеньку извела, а теперь всю Навь хочешь уничтожить! Нет возврата мертвым! Ты не имеешь права покойников воскрешать!

Яга слушала, но все больше хмурилась.

– С изнанки и раньше герои возвращались, – ответствовала ведьма. – И я смогу Преславе помочь и себе несчастной тоже!

Вторая голова закашлялась дымом, но хрипло обратилась к Яге.

– Хозяйка, мы боимся…

Другие головы начали шипеть на эту голову и спорить друг с другом:

– Что ты…

– Что ты делаешь!

– Не говори ей…

– Она узнает…

– Она все равно узнает…

– Давайте скажем…

– Не будем ей говорить…

– Нет, будем…

– А если мы исчезнем?

– Говори, главарь!

Четвертая и самая старшая голова прохрипела:

– А знаешь ли ты, царица, что у каждого свой ад?

Остальные головы радостно закивали, поддерживая свою главную голову.

– Ты имеешь в виду Навь? – уточнила Баба Яга. – Ты хотел сказать «у каждого своя Навь»? Так? Правильно?

Вторая и третья головы снисходительно засмеялись, а первая и шестая даже принялись плеваться в сторону.

Главарь отрицательно затряс головой, его поддержали другие головы, и теперь Змей Горыныч стоял перед ведьмой и потешно отрицательно качал из стороны в сторону всеми семью головами, затем все дружно засмеялись и Горыныч опустил свой меч.

– Ад! Ад! Именно ад! – настойчиво возразила старшая голова. – От Нави остался совсем маленький кусочек. Все изменилось и продолжает меняться! Это все людишки виноваты! Они совсем забыли заветы Перуна и толкования Чернобога! Настанет миг, когда даже ты не сможешь разыскать свою Преславу, потому что не будет того места, где она ждала свою участь.

– И тогда, – продолжила чужую мысль Баба Яга, – я останусь старухой на веки вечные?

– Да, да, да, – зашелестели головы, многократно повторяя это слово.

– А, ну пропусти меня! – скомандовала раздраженная Яга. – Тотчас! Немедленно! Сию секунду! Иначе я убью тебя!

Змей Горыныч свой меч больше не поднимал. Он виновато посмотрел на хозяйку семью парами глаз и хором проговорил:

– Дар! Мы требуем великий дар за это!

– Обещаю, – тут же согласилась ведьма. – Какой? У меня же ничего нет, кроме старости.

– Есть, есть, есть, – зашелестели головы. – У тебя есть воля!

– Воля? – удивленно переспросила ведьма.

– Да, именно воля! Поклянись своей собственной смертью, что ежели ты умрешь навсегда, то тем самым позволишь папеньке нашему, Чернобогу, очнуться от смертного забытья.

Яга не стала задумываться над смыслом этого предложения. Она попросту ответила:

– Принимай мою клятву.

– Тогда ты вольна делать все, что тебе заблагорассудится!

Змей Горыныч поклонился и сделал шаг в сторону, освобождая дорогу великой ведьме. Баба Яга оставила его и медленно прошла дальше, почувствовав под ногами брусчатку вечной дороги.

Здесь она уже хаживала. Дорога была знакомая, проторенная, но в прошлые века, удаляясь от кромки огненной реки, Бабу Ягу встречала серая, темная пустошь, на просторе которой десятки тысяч усопших грешников в ожидании своей участи тянули к ней свои костлявые руки, пытались заглянуть своими глубокими гротескными глазами в лицо Бабы Яги.

Теперь же многое изменилось, впереди стеной зависла пыльная бесформенная туча. Яга видела, куда ведет ее дорога, но ничего поделать с ураганом почему-то не смогла. Первый предел Нави перемалывался в верхний круг ада, и Баба Яга поняла, что найти и вывести Преславу будет очень и очень непросто.

Время от времени дорога пропадала из виду, либо исчезала совсем. Ягуша крутила головой в поисках сидящих грешников и не находила никого. Прикрыв платком рот и нос, Яга в прищуре попыталась разглядеть тех редких бредущих грешников, которые попадались ей на пути.

Сколько часов или дней прошло в поисках Преславы она не знала и тогда повелела фигурке девушки светиться ярким солнечным светом, где бы она ни находилась. Ведьма крутилась на месте, страдая под шквалистыми порывами песчаных ударов по лицу, согбенной спине и ногам.

– Она, – выдохнула Ягуша, заметив яркий, но такой далекий свет. Сквозь движущуюся пыльную мглу к ней пробился лучик золотистой звезды, подобно путеводному лучу маяка в разбушевавшемся море. Яга пошла на этот блеск и поняла, что придется долго рыскать в этом стремительном хаосе.

Ведьма шла и шла на далекую звезду и тот миг, когда разыскиваемая Преслава засветилась прямо перед глазами, даже пропустила. Бабе Яге пришлось вернуться, ступая по невысоким пыльным барханам.

Преслава сидела на земле и молча плакала, или, может быть, ей так казалось, что она плачет – ее душа по-прежнему страдала от несправедливости и безысходности.

– Преслава? – ахнула ведьма и склонилась к ней, пытаясь разглядеть свою первую жертву. Яга боялась ошибиться, но знала, что это действительно она.

Покойница подняла голову и посмотрела своими огромными, как блюдца, глазами в сторону зовущего ее силуэта.

– Ты? – протяжно и даже несколько удивленно прошептала мертвая девушка.

– Узнала! – обрадовалась Баба Яга, затем схватила ее за кисть левой руки и потянула за собой. Ведьма потащила вялую девицу в сторону раскаленного моста, который в запыленных далях отсвечивал небесными зарницами.

– Это же я, Ягодка, – неожиданно для себя ответила ведьма.

– Не убивай меня, пожалуйста, – вдруг совершенно отчетливо произнесла убитая тысячу лет назад Преслава.

Баба Яга вытаращила глаза от внезапно нахлынувшего на нее ужаса и, вытащив из-за пояса свернутый в несколько раз свой последний, тончайшей работы саван, накрыла им светящуюся во мгле головку Преславы, неожиданно стянув ее шею ремешком.

Преслава не дышала, поэтому даже не заметила, что шею сдавила сыромятная полоска.

Баба Яга тянула за собой безвольную фигуру, а та, совсем не сопротивляясь, болталась из стороны в сторону, но ноги переставляла. Шли медленно, но верно.

Яга поняла, что возвращение займет много времени, но другого выхода не было. Этот предел уже не подчинялся ее волшебству, и мгновенно оказаться на берегу реки Смородины теперь не представлялось возможным. Это был ее путь и пройти его она должна была сама, выводя Преславу к башне, а значит, и в Явь.

Но ад не хотел отпускать Преславу.

Сразу за последним исчезающим на ветру следом девушки, после каждого ее неуверенного шажка все то пыльное пространство сразу за спиной рушилось во тьму, в кромешное ничто, и тогда Ягода смекнула, что останавливаться нельзя даже на мельчайший миг. Нужно идти и идти вперед, не взирая ни на что.

– Не оборачивайся! – выкрикнула ведьма и потащила Преславу с удвоенной силой.

Яга потеряла счет времени. От навалившейся усталости она уже плохо соображала, но девушку из руки так и не выпустила, доплелась-таки до того места, где ее встретил Змей Горыныч.

– Скорее, хозяйка! – еще издали кричали головы Змея, переживая за Ягу. – Быстрее!

Тьма догоняла.

Яга с трудом ворочала пересохшим языком, но ответила:

– Прежней Нави больше нет. Ты свободен.

Горыныч кивнул, бросил свой меч, а затем схватил обеих обессиленных женщин и побежал через Калинов мост и дальше, к сторожевой башне.

Тьма за ним не поспевала. Она достигла огненной реки Смородины и очень быстро поглотила ее. Исчез и великий железный мост, перекинутый через пылающую речку неизвестно кем в незапамятные времена.

– Прощай, хозяйка! – крикнул Змей Горыныч и, распахнув тяжелые двери сторожевой башни, которая стреляла огненными плевками из узких бойниц по тьме, почти затолкал обеих беглянок внутрь, и вдруг молчаливая седьмая голова в самый последний миг выкрикнула: – Мы любили тебя!

Дверь захлопнулась, и ведьма сиплым, уставшим, но быстрым шепотом прохрипела:

– Избушка! К Нави задом, к Яви передом! Быстрее…

Испуганная изба дернулась, начиная разворот, а Яга с облегчением растянулась на родимом полу возле печки, прислушиваясь к обрушавшейся на ее слух лесной тишине. Она даже подумала, не заснуть ли ей прямо здесь и сейчас, но услышала хрип и мычание.

Яга чертыхнулась, вспоминая, что там, в Нави, Преславе воздух был не нужен, а здесь в явном мире она ожила и хотела дышать. Ягода быстро повернулась к девушке и освободила шею от затянутого ремешка. Преслава вздохнула полной грудью и, разглядывая свою розовую наготу, вдруг спросила:

– Где я?

– Дома, дочка, дома, – с неожиданной лаской ответствовала Баба Яга и заплакала. Тихо и спокойно.

Слезы текли по ее лицу, и тогда вывернулась душа этой тысячелетней женщины и свернулась обратно от горькой жизни и непутевой судьбы.

– Прости меня, невестушка, – рыдая в голос, поползла к ней Ягода. – Это я во всем виновата! Я! Прости, если сможешь!

– Я прощаю тебя, – прошептала Преслава, как будто и не было ее тысячелетней пытки в первом пределе Нави.

Молодая Ягуша остолбенела, а затем вскочила и, забыв про жажду и усталость, начала рыться в своем огромном сундуке в поисках красного сарафана. И… нашла.

В самом конце бабьего лета утречко задалось теплое и солнечное. Птички, спутав осень с весной, радостно щебетали, но в воздухе полетела паутина и в самой небесной выси, готовясь к дальнему перелету на юг, ставили на крыло свой молодняк старые журавли.

Тем ясным утром, поклонившись низкой притолоке избушки на курьих ножках, навсегда затерянной посреди Молохова урочища, умытые, причесанные и нарядные девушки вышли во двор, как и прежде – Преслава в красном сарафане, а Ягодка в алом навьем платье. На завалинке их встречал необычный человек в старинной одежде. Он сидел, опираясь спиной о бревна избушки, и что-то чертил длинным прутиком на утоптанном песочке.

Яга остолбенела. Она не могла даже надеяться на это.

Высокий человек встал и, даже не взглянув на Ягодку, по-отечески приобнял за плечи Преславу. Он повел ее за мнимый ведьмин круг, но возле дрына с водруженным черепом Чернобога остановился и вымолвил:

– Я забираю Преславу…

– А я? Как же я? – закричала вослед Ягуша, но две удаляющиеся фигуры скрылись за разлапистыми ветками елей и все на этом закончилось. Вопрос вечной ведьмы повис в воздухе – ответа не последовало.

И вновь годы принялись бежать наперегонки, наматывая и наматывая быструю старость на сгорбленные плечи Яги. Последний поход в Навь вытянул из Ягуши многие магические силы, и немощь навалилась сразу и неотвратимо, и двух десятков лет не прошло, как юная Ягодка вновь превратилась в древнюю Бабу Ягу – подслеповатую и глухую.

Сухие, пожелтевшие от жизни руки крепко сжимали не менее старую, видавшую виды метлу. Она подметала избу. Влево, вправо, влево, заново.

Старухе не хотелось ничего: еда не внушала аппетита, солнце обдавало своими мучительными лучами, даже полет над верхушками елей утерял свою былую прелесть. Да и где она, ступа эта? Потерялась давно-давно, а новую смастерить уже не хотелось, да и позабыла как, да и сил уже тех не осталось.

Яга пыталась найти себе утешение во сне, самом удивительном состоянии ее долгого существования, но каждый раз она просыпалась вновь и вновь, а хотелось-то уснуть на веки вечные. Баба Яга прекрасно знала, что не сможет умереть и даже пробовать не стоило. Так и мыкалась вокруг да около избушки, особо ни в чем не нуждаясь.

И зачем она устроила уборку? В это послеполуденное, совершенно утомительное мгновение дня что-то щелкнуло в сознании древней старухи.

– Ни там, ни сям, – ни к кому конкретно не обращаясь, вымолвила старуха.

Тело начало ощущать незримое давление. Оно, ощущение, начало усиливаться с ужасающей скоростью. Ягу охватила немая и безотчетная паника. Это не усталость, это что-то другое, нечто большее. Это нечто тянуло, настаивало и давило ведунью по направлению к двери. Поддавшись своим странным ощущениям, ведьма вышла за порог.

На узкой лавке сидел человек. Старушечьим зрением немногое она смогла подметить.

Яга удивленно прищурилась и все поняла. Кровь ударила в голову.

– Это снова ты? – прошептала ведьма и, ухватившись за косяк двери, сползла на порог. – Неужели это снова ты? Я молила, чтобы ты вновь пришел ко мне, – от волнения она задохнулась и, отогнав помутнение в голове, проговорила: – И ты пришел… ко мне.

Человек посмотрел на нее и утвердительно кивнул. Его кивок был такой мимолетный, почти незаметный, но медленное движение уставших век вниз выдало величайшую мудрость их обладателя.

– Почему же ты так долго? Не мог простить меня? – продолжала вопрошать она своего самого главного гостя за всю тьму прожитых лет.

Мужчина вновь поднял взор, и Баба Яга не смогла снести его взгляд.

– Почитай, как десять веков уже на этом свете горемыкой мыкаюсь, выход ищу, о смерти молю…

Человек встал, подошел к ведьме, медленно положил свою длинную длань на темечко Бабы Яги и тихо промолвил:

– Я отпускаю тебя.

– А куда я теперь отправлюсь? К старым богам или к новым?

– Ни к тем, ни к другим. Люди создают богов, отражая в них самих себя. Истинный бог любит всех земных существ, но не похож ни на одного из своих подопечных.

– Но я всю жизнь охраняла Навь, сидела у кромки и даже три века командовала в темных пространствах! Видывала я много истины своими собственными очами, но и лжи видела много. Зло бывает честнее, чем обманчивое добро.

– Да, Навь существует и создали ее сами люди, они же и смогут о ней позабыть. Уже сейчас ее почти нет – когда-нибудь Навь исчезнет совсем в пучине безверия, сменяясь на нечто иное. Истину говорю тебе, ведает бог, что позволяет людям многое, но именно они сами создают себе чертоги для наказания и поощрения и остаются там навсегда – по собственному страху, отречению либо незнанию, что можно было иначе…

Баба Яга стояла перед этим непостижимым человеком и не знала, куда девать свои натруженные некрасивые руки.

– Ты пойдешь со мной? – неожиданно спросил высокий человек.

– Да, – очень просто ответила Яга, прерывисто вздохнула, как успокаивающийся ребенок, и добавила: – Я пойду за тобой хоть на край, хоть за край.

И они пошли по красивой ухоженной дорожке, выложенной из красного ровного кирпичика вдоль симпатичной аллеи. Эта замечательная дорога совсем не напоминала тот первый, страшный путь Чернобога. Да и откуда в Молоховом урочище ухоженные палисадники?

Яга о чем-то спрашивала высокого человека, но затем все больше сама рассказывала, что-то говорила, пыталась объяснить, поведать сокровенное…

Мужчина молчал, внимательно слушал, но ни разу не перебил, не кивнул, не произнес ни одного словечка, ни сопровождал свои мысли поощрительными жестами – он просто молча внимал всему тому, о чем говорила эта несчастная женщина.

Кирпичная дорожка сменилась летней тропкой, которая вела мимо русских березок, сквозь разнотравье к небольшому лесному озеру, подернутому утренней дымкой. Баба Яга не заметила, что ночь уже миновала, а она по-прежнему не могла наговориться, излить душу.

Высокие ровные сосны сменили березовый колок и теперь уже они плотно окружали спокойное озеро, подходя своими стволами к самой воде. На единственной песчаной отмели их ждала весельная лодочка. Мужчина помог Бабе Яге зайти по скрипнувшей доске в лодку, взялся за весла и, без всплеска оттолкнувшись от берега, потянул к середине, на глубину.

Ягуша для себя решила, что ей тут очень нравится – так красиво и спокойно вокруг. А в руках мужчины неведомым образом появилась удочка, которую он, наверное, смастерил из побегов ивняка. Он забросил крючок с наживкой в воду и стал долго ждать, глядя на неподвижный поплавок из гусиного пера.

Яга не любила рыбаков и рыбалку, но сейчас с азартом и радостью смотрела, как поплавок дернулся и затих, попутно согнав с себя стеклянную стрекозу. Она затаила дыхание в ожидании второй поклевки, и почему-то ей казалось, что это очень важный момент в ее непростой жизни, а возможно, и самый главный.

Поплавок дернулся во второй раз и поплыл в сторону, притапливаясь и ускоряясь. Мужчина несильно дернул удилищем и вытащил на свет крупную, но почему-то черную, как смоль, рыбу. Удивлению Бабы Яги не было границ – она точно знала, что рыб с такой окраской не бывает, а высокий человек тем временем отцепил крючок от хватающей ртом воздух рыбы и, бережно взяв ее в руки, показал ведьме.

Совершенно черная рыба прямо на глазах Ягуши принялась светлеть и вдруг стала светлой серебристой рыбешкой, жизнерадостно и требовательно дрыгаясь в руках рыбака. Он улыбнулся, аккуратно выпустил рыбку в воду, посмотрел на Ягоду, поймав и притянув ее взгляд и полное внимание.

Они долго и не мигая смотрели друг на друга, обоюдно разыскав в глазах напротив всю правду и покаяние. После этого Ягуша с истинным облегчением закрыла глаза и ушла…

Когда же наступит такая милосердная, такая долгожданная, милая душе и сердцу, простая и родная, великая и теперь для всех обязательная смерть?

Это неизвестно никому, но в тот самый крохотный миг, когда Баба Яга бессильно сомкнув ресницы, растворилась в плотном тумане, там, в недрах самого нижнего предела Нави, на Дне Тартара, в вязком клубке тьмы старинного склепа что-то мерзко заскрипело, вздохнуло и открыло глаза в оплаканном Кручиной саркофаге. Глаза те, бесцветные, но яркие, замерцали в полной непроглядной темноте, как две далеких затухающих звезды. Это проснулось древнее зло, враг всего славянского, русского и человеческого, божество драконов и истязателей, злой, коварный и циничный Чернобог, которого вновь необходимо победить…