Васильич, уже изрядно накачавшийся водкой, сидел за столом в обнимку с молодым курносым парнем. Опустив свою тяжёлую руку ему на плечи, Штырь практически повис на нём, чем доставлял тому немало неудобств.

— Петька, я ж тебя как родного сына люблю! — вещал хозяин усадьбы. — Ты ж муж моей дочки, блин! И отец моего сына… блин, внука! Пей давай!

Зятёк, красный, как свёкла, то ли от жары, то ли от смущения, вяло отказывался:

— Да не, я не буду. Я за рулём.

— За каким рулём, ты чё, офигел? — вытаращил глаза Васильич. — Куда ты собрался? Я сказал — вы сегодня здесь ночуете! Чё, места мало?

Свободной рукой Штырь повёл в сторону усадьбы.

— У меня ж не дом, а дворец! Места полно! Хотя слово «дворец» мне не нравится. Мне нравится слово «усадьба»! Как у помещика. А я и есть помещик! Крепостных бы мне ещё сотню-другую! Ух, я бы их тут держал!

Васильич сжал огромный кулак.

— Вот тут бы у меня все были!

— Да у тебя и так целый завод работников, — жуя шашлык, произнёс Бабенко. — Есть кем покомандовать.

— Завод — это да, — кивнул хозяин усадьбы и снял, наконец, руку с плеча зятя, чем принёс тому явное облегчение. — Где мои сигареты?

Штырь закурил, с наслаждением затягиваясь. Затем продолжил:

— На заводе все у меня по струнке ходят. Там только ослабь хватку — всю водку сопрут. Или выпьют, не отходя от конвейера. Алкаши проклятые! Представь, какой им всем соблазн! Бутылки на ленте под носом одна за одной: дзынь-дзынь, дзынь-дзынь. У многих нервы не выдерживают, ага. И штрафую, и премии лишаю — всё равно пьют. Увольнять приходится пачками. А новые приходят — такие же алкаши. Хоть охранников с собаками по цеху пускай.

— А ты баб на работу бери! — посоветовал Никита Петрович. — Бабы — они непьющие.

— А бабы просто водку тырят и на рынок несут продавать. Прибавку к зарплате себе делают, — возразил Васильич.

— Ну тогда не знаю, — покачал головой мэр. — Тогда действительно только охранники с собаками остаются.

— Во-во! — поднял палец Штырь. — А вот если бы крепостные у меня были — совсем другое дело. Эти, на заводе, — алкаши алкашами, а права знаешь как качают! Грамотные все стали, мать их, и, главное, не боятся ничего. Он месяц поработал, водки больше выпил, чем произвёл, а я ему — извольте зарплату, компенсацию за увольнение, ещё чёрт знает чего. А крепостного высек бы, как в старину, и в холодный погреб запер. Посидел бы, протрезвел, репу почесал и в другой раз бы уже десять раз подумал, прежде чем водку жрать.

— Вам, Степан Васильич, надо в президенты баллотироваться, — кокетливо заявила Илона. — Вы бы во всей стране порядок навели.

— А я ещё, может, и соберусь, — явно довольный признанием своих методов, заявил хозяин усадьбы. — А что? Борис Николаич наш уже давно на ладан дышит, а я ещё молод и полон сил! А? Петька?

Васильич снова повис на плечах у зятя.

— Подойдёт тебе такой президент? Попробуй скажи, что нет!

Тесть поднёс увесистый кулак к носу тщедушного зятя. Тот отстранился и еле слышно пискнул:

— Подойдёт!

— Вот! Что и требовалось доказать!

Штырь рассмеялся и снова затянулся сигаретой.

Из усадьбы на всех парах выскочил маленький Костик. В руках он держал машинку с дистанционным управлением, во рту торчала палочка от «чупа-чупса».

— Деда! — Карапуз мчался к столу, ловко перебирая ножками, подскакивая и тараща глазёнки.

Заслышав голос мальчишки, Васильич развернулся к нему навстречу вместе с креслом, подхватил на руки и смачно поцеловал. Из дверей дома вышли Лена с дочерью и тоже направились к гостям.

— Вот оно, моё чудо! — продемонстрировал внука хозяин усадьбы. — Маленькое, вертлявое, щекастое чудо. Что хочешь, зайчик?

Штырь повёл рукой в сторону стола.

— Кушать хочешь? Или попить?

— Водки хочу! — ничтоже сумняшеся, заявил малыш.

Все, кто сидел за столом, разразились дружным хохотом.

— Водки? — недоумённо переспросил дед. — Давай налью тебе водки!

Взял бутылку, наполнил её содержимым рюмку и подал Костику. Тот схватил посуду и опустил в неё нос.

— Фу, воняет! — скривился малыш и вернул рюмку деду. Но тот тару не принял.

— Что значит — «воняет»? Хотел — пей! Мужик ты или не мужик?

— Не хочу! — заныл Костик.

— Пей, говорю! — полушутливо-полугрозно заявил Васильич.

Супруги Бабенко отсмеялись и принялись за еду. Отец малыша тоже спешно набивал желудок, пока дорогой тесть избавил его от своего внимания.

— Степан, ты что, с ума сошёл?! — Подоспевшая Лена выдернула рюмку из рук карапуза. — Ребёнка водку заставляет пить! Совсем мозгов нет?

— Степан Васильич, ну вы действительно что делаете-то? — Возмущённая Вера сняла сына с колен деда.

— О! О! Налетели, налетели! — Штырь расставил в стороны руки, позволяя забрать у себя мальчишку. — Он сам захотел.

— А ты чего сидишь, глазами хлопаешь? — Вера переместила свой гнев на мужа.

— Дак Степан Васильич, это… пошутил, — жуя, попытался оправдаться тот.

— Ничего себе, шуточки! — Глаза молодой женщины метали молнии. — Костик, пойдём на кухню, к бабе Тане. Она тебе супчику даст.

— Не хочу супчику, хочу водки! — Радостный малыш, обретя свободу от объятий деда, решил снова повеселить публику.

— Во! Видала?! — Штырь направил указательный палец в сторону внука и захохотал. — Я же говорю, он сам захотел! А вы на меня налетели. Молодец, парень, мужиком растёшь! Весь в меня.

Присутствующие деликатно промолчали — всем прекрасно было известно, что маленький Костик в плане родства к Васильичу не имеет никакого отношения.

— Пошли, говорю! — Вера слегка хлопнула сына по попке, задавая направление к дому. Тот повиновался и, чмокая «чупа-чупсом», отправился есть суп. Мать последовала за ним.

— Хороший малый. — Хозяин усадьбы любовно провожал глазами внука. Затем, как ни в чём ни бывало, обратился к жене: — Садись, чего стоишь! Шашлык уже остыл, а ты всё где-то ходишь.

Та хотела было присесть и уже подвинула себе кресло, как на пороге дома возникла Егоровна.

— Лена, Лен, тебя к телефону! — закричала она.

— Извините, я сейчас, — обратилась женщина больше к гостям, чем к супругу. Те понимающе заулыбались. Васильич, поглядев вслед быстро удаляющейся жене, досадливо крякнул:

— Ну вот, опять все разбежались! Чёрт-те что, никак родню за стол не усадить! —

И, обратив внимание на жующего рядом зятя, снова повис у него на плечах. — Ну что, Петюха, пить будешь?

* * *

Зайдя в прихожую, Лена схватила телефонную трубку.

— Алло, Лен, это я! — раздался голос брата Виталия. — Привет, как дела?

— Привет, — отозвалась та. — Хорошо дела.

— Как здоровье?

— Спасибо, в порядке, — вздохнула сестра. — Виталик, ты что-то хотел?

— Лен, я насчёт вчерашнего звоню, — перешёл к делу тот. — Ну, насчёт денег занять. Ты как, со Степаном поговорила?

— Нет, — удивлённо ответила Лена. — А разве я должна была с ним поговорить?

— Ну, он нам вчера вроде как отказал.

— Ну да.

— А ты поговори с ним — может всё-таки даст.

Лена снова вздохнула. Егоровна, выйдя из кухни, бросила на неё настороженный взгляд.

— Виталик, ну что я ему скажу? — Супруга Штыря приложила ладонь ко лбу.

— Придумай что-нибудь, — послышался из трубки плаксивый голос. — У меня бедственное положение, понимаешь? Тёмочке надо за учёбу платить, а мы машину только что купили.

— Так ты же сказал, что тебе деньги нужны, чтобы свой бизнес открыть, — поразилась сестра, присев на стоящий рядом стул.

— Правильно, — поспешно заверил Виталий. — Заплачу Тёме за учёбу, а на оставшиеся деньги открою агентство.

В телефонной трубке послышалось шуршание, а затем в ухо Лены заверещал голос Катерины.

— Леночка, мы всё отдадим, слышишь? — причитала невестка. — Всё до копейки, ты что, нам не веришь?

— Верю, — произнесла та. — Только зачем вы машину покупали, если вам сыну за учёбу платить нечем?

— Потому что дёшево предлагали, вот мы и взяли, — бесцеремонно отрезала Катерина. И тут же снова перешла на плаксивый тон. — Леночка, ну нам очень нужны эти деньги, очень! Или ты хочешь, чтобы твоего племянника отчислили из института и забрали в армию? — Невестка пустила в ход тяжёлую артиллерию. — Дай трубку Татьяне Егоровне! Виталий, поговори с матерью! Её родного внука в армию забирают! В горячую точку! В Чечню! Убивать!

— Не надо говорить с матерью! — резко оборвала её Лена. Катерина в трубке осеклась и притихла.

— Не надо, — уже более спокойным тоном повторила жена Васильича. — Я поговорю со Степаном.

— Ой, спасибо, ой, спасибо, Леночка, — зачастила невестка. — Тогда Виталик завтра позвонит, хорошо? Узнать, как дела.

— Хорошо. — Лена поморщилась, как от зубной боли.

— Ой, спасибо ещё раз! До свиданья, Леночка! Татьяне Егоровне привет!

Катерина уже отсоединилась, а хозяйка усадьбы всё ещё тупо слушала короткие гудки, летящие в ухо.

— Мам, ты чего? — Вера вынырнула из кухни, взяла у матери из рук телефонную трубку и положила на рычаг. — Чего ты сидишь, как пыльным мешком по башке шарахнутая?

— Ничего. — Женщина сложила руки на коленях. — Виталик звонил.

— Да мы поняли, — произнесла Вера, оглядываясь на маячившую в дверном проёме Егоровну.

— Пошли на кухню, нечего в прихожей торчать! — пробурчала та. Все подчинились. За столом маленький Костик возил ложкой по тарелке супа.

— И что же мой дорогой дядечка хотел? — язвительно спросила Вера, отобрав у сына ложку и принявшись его кормить. — Небось денег?

— Конечно. Как всегда, — вздохнула Лена.

— Мам, посылай ты их подальше! — Вера вытерла Костику подбородок. — И братца своего, и жёнушку его наглую. Они думают — им что здесь? Бездонный колодец с деньгами? Нам самим не хватает, ещё их должны содержать!

— Виталика с работы уволили, — произнесла мать. — А им за учёбу Тёмы надо платить.

— Да? А что ты там про новую машину говорила? — поджала губы дочь.

— Они машину только что купили.

— Так пусть продадут и заплатят за учёбу!

— Вера, нельзя так к людям относиться! — укоризненно произнесла жена Васильича. — Тем более к родным.

— А им можно ТАК к нам относиться? — парировала Вера. — К родным людям?

— Как? — подняла глаза Лена.

— Как к халявному источнику денег! Эдакий кошелёчек, к которому можно в любой момент прийти, поклянчить, и тебе дадут, сколько ты пожелаешь! Пусть кредит в банке возьмут!

— Если Виталика уволили с работы, какой банк ему выдаст кредит? — резонно заметила мать.

— А если Виталика уволили с работы, чем он нам отдавать будет? — не менее резонно ответила дочь.

— Вера, лично у тебя он ничего не просит, — осадила Лена молодую женщину. — И твоё слово «нам» в данном случае неуместно. Тем более что ты приехала сюда, чтобы тоже попросить денег. Или нет?

Вера сердито сверкнула глазами.

— Я — твоя дочь, а Степан Васильевич — мой отчим, — сказала она. — А твой братец ему никто! Чужой человек! Пусть сам крутится, как хочет!

— Степан Васильевич и тебе никто! — повысила голос хозяйка усадьбы. — Отчим — не кровный родственник. Можешь тоже сама крутиться, как хочешь, и нечего здесь деньги клянчить!

— Хорошо. — Вера со стуком отложила ложку, которой кормила сына. — Хорошо! Мы сейчас уедем. Раз мы здесь никто — уедем. Костик, вылезай из-за стола! Беги на улицу, позови папу. Скажи, мы домой уезжаем. Нашей бабушке племянник дороже собственного внука. У нас дома холодильник пустой, кушать нечего, денег нет. Но бабушке всё равно, она нас не любит. Она будет племяннику бестолковому за учёбу платить! А мы будем с голоду умирать! Костик, ты меня слышишь?

Мальчуган весело болтал ножками, даже не собираясь двигаться с места.

— Ты меня слышишь или нет?! — Вера с силой дёрнула его за руку. Малыш обиженно захлопал глазами, скривился и заревел.

— Оставь в покое ребёнка! — взвилась Лена. — Ребёнок-то здесь при чём?

Подскочив, она схватила Костика на руки.

— Ну, ну, не плачь, зайчик… Зайка мой хороший…

Егоровна, до этого молча наблюдавшая за сценой, вдруг твёрдо произнесла:

— А ну, обе, хватит гавкаться! Дай сюда ребёнка.

Отобрав Костика у дочери, она снова усадила его за стол.

— Соку хочешь?

Тот, хлюпая носом, закивал.

Поставив перед малышом чашку с соком, Егоровна обратилась к Вере:

— Чего с матерью ссоришься? Кроме неё, кто за тебя слово перед Степаном замолвит? Хоть и отчим он тебе, а что ж ты к нему сама с просьбой не подойдёшь, через мать подбираешься? Витальку кроешь! А твой муженёк лучше, что ли? Дитя народил, а сам копейки заработать не может! Чем вы от Витальки с Катькой отличаетесь?! Такие ж пиявки, присосались к матери и жилы тянете…

— Да я… — взвилась Вера. — Да я сейчас сама пойду и попрошу!

— Иди! — рявкнула Егоровна.

— И пойду!

Резко развернувшись, Вера пулей вылетела из дома, громко хлопнув дверью.

Звенящая тишина повисла в воздухе. Маленький Костик принялся булькать соком в чашке. «Буль-буль-буль! — лопались пузыри. — Буль-буль-буль!»

— Господи, ну куда она пошла! — схватилась за виски Лена. — Там же гости! Степан пьяный сидит! Сейчас устроят перед чужими людьми семейную сцену, позора не оберёшься! Мама, ну зачем ты её завела!

— Я её завела?! — вскинулась Егоровна. — Или ты ей начала мораль читать?

— Боже мой! — заметалась Лена.

— Что ты мечешься — давай беги туда! — скомандовала мать.

— И что я там буду делать?

— Что-нибудь! Сюда её приведи, если сможешь.

— Боже мой! — снова запричитала Лена и выбежала следом за дочерью.

* * *

Разъярённая Вера почти бегом приблизилась к столу, за которым сидел Штырь с гостями. Рванула на себя плетёное кресло. Все присутствующие примолкли и с удивлением наблюдали за ней. Петя подавился куском шашлыка.

— Вер, я только пятьдесят грамм выпил, не больше, — промычал он. — За здоровье Степан Васильича…

Не обращая внимания на мужа, молодая женщина обратилась к отчиму:

— Степан Васильич, у меня к вам просьба! Нам с Петей деньги нужны! Не могли бы вы одолжить нам тысяч пять рублей?

Илона Бабенко, заслышав эти слова, откинулась на спинку кресла и, положив ногу на ногу, принялась рассматривать свой маникюр. На лице её появилось отрешённое выражение. Никита Петрович, тренированный заседаниями городского правительства, тоже никаких эмоций не выражал. Штырь, туго ворочая затуманенным алкоголем мозгом, воззрился на падчерицу, плохо соображая, чего от него хотят.

— Пять тысяч рублей? — переспросил Васильич.

— Пять тысяч рублей, — подтвердила Вера.

Смысл фразы, хоть и с трудом, но дошёл до хозяина усадьбы.

— А зачем вам пять тысяч рублей? — спросил он и упёр мутные зрачки в переносицу Веры.

— На жизнь, — не моргнув, произнесла та.

— Обнищали, что ли?

Мадам Бабенко не смогла сдержать ухмылку. К столу подошла Лена и тихонько присела, наблюдая за происходящим.

— Обнищали, — подтвердила Вера, не обращая ни на кого внимания.

— Петюха, ты что это семью не кормишь? — повернулся Васильич к зятю. Тот попытался что-то промычать, но жена его перебила:

— А его с работы уволили. Устройте его, пожалуйста, Степан Васильич, на другую работу. Желательно высокооплачиваемую. Например, в море, в хороший рейс.

— Та-ак! — выпрямился Штырь. Взгляд его порядком протрезвел. — С работы, значит, уволили! Что-то всех родственников моей жены последнее время с работы увольняют. Что бы это значило? Перестали меня в городе уважать, что ли? Или родственники настолько бестолковы, что убытков принесут больше, чем пользы? За что тебя уволили, Петюха?

— Я сам ушёл! — насупился тот.

— Са-ам ушёл? — язвительно протянул Васильич. — И что же ваше величество не устроило?

— Начальник — козёл! — последовал ответ.

— Ах, ну конечно! Начальник — козёл! Кто бы сомневался. — Хозяин усадьбы сложил руки на груди.

Лена решительно встала со своего места.

— Стёпа, давай это потом обсудим! — произнесла она и обратилась к гостям: — Кому салатику положить?

На предложение никто не откликнулся.

— Я тебя уже четыре раза на работу устраивал! Четыре! — не слыша жены, набирал обороты Васильич. — И везде начальники — козлы! А я, между прочим, этих людей знаю лично и что-то не замечал, какие они плохие. А вот мой зять дорогой мне без конца нервы треплет! Так кто из вас козёл? Объясни!

— Я не желаю работать за копейки! — выдал Петя.

— Что? — прищурился Штырь. — За копейки работать не желаешь? А за что тебе миллионы платить? Что ты умеешь? Расскажи, пожалуйста, всем присутствующим, какой ты у нас специалист. Вот детей делать ты специалист — это да. Верку быстро обрюхатил! Иначе я бы её за тебя в жизни замуж не пустил! Думал, ко мне в семью проберёшься — будешь в роскоши купаться? А тебе тут хрен выкрутили?! Работать заставляют?!

— Стёпа! — воззвала к мужу Лена, но безуспешно.

— Я работать не отказываюсь! — заявил зятёк. — Я готов работать, но за достойную оплату! Я в море хочу пойти!

— Ну, так иди! — жестом пригласил Васильич.

— Устройте меня в хороший рейс!

— Я никуда тебя не буду устраивать! Понял?! — взвился тесть. — Мне надоело людей за тебя просить! Ты мне уже вот тут вот сидишь вместе со своими амбициями!

Штырь похлопал себя по загривку, показывая, где именно сидит Петя.

— Ладно, успокойся, Степан Васильич! — вдруг подал голос молчавший до этого Бабенко. — Успокойся, всё! Пётр, скажи, пожалуйста, сколько тебе на последней работе платили?

— Две с половиной тысячи, — угрюмо ответил тот.

— Вполне нормальные деньги! — не желал успокаиваться хозяин усадьбы. — Люди и на меньшую зарплату живут семьями.

— Подожди, Степан Васильевич! — оборвал его Никита Петрович и снова обратился к парню: — А сколько ты хочешь получать?

На лице Пети появилось растерянное выражение. Ища поддержки, он глянул на жену. «Давай, давай, не продешеви!» — прочёл он в её глазах. Приободрённый, зять Штыря брякнул:

— Пятнадцать тысяч в месяц!

Илона Бабенко снова хмыкнула, Лена прикрыла глаза рукой. Только на лице Веры прочиталось удовлетворение.

— И ты считаешь, что в море ты такие деньги заработаешь, — произнёс мэр.

— Если на грузовом судне пойти или на танкере, то вполне, — ответил парень.

— Но в нашем флоте танкеров нет.

— Я знаю! — вскинул глаза Петя. — Но ведь можно же к иностранцам устроиться!

— Ты говоришь по-английски? — продолжал допрашивать Никита Петрович.

— Да матросу и без английского можно обойтись!

— А ты в море хоть раз ходил? Знаешь, что это такое?

— Нет. Но надо же когда-то начинать!

— Как у твоего зятя всё просто, — резюмировал Бабенко, обращаясь к Васильичу. — И без этого можно обойтись, и без того.

Тот в ответ молча развёл руками, как бы давая понять: «Вот! Убедились сами?»

— Я могу замолвить за тебя словечко перед нужными людьми, — продолжил Никита Петрович. — Но на танкер не рассчитывай. Я только на российское промысловое судно могу устроить. Там, конечно, таких денег не заработаешь, зато опыта наберёшься, поймёшь, что к чему. А потом уже можно будет и об иностранных судах речь вести.

В глазах Веры заплескалось разочарование. Петя, мельком глянув на жену, вздохнул.

— Что вздыхаешь? — поднял брови Бабенко. — Устраивает такой вариант?

— А конкретно сколько мне там заплатят? — последовал вопрос.

— Тридцать тысяч за рейс привезёшь. Может, чуть больше.

— Рублей?

— Конечно. Не долларов же.

— А рейс — это пять месяцев?

— Да.

— Нет, не устраивает, — отрезал Петя.

Мэр изумлённо поднял брови, Илона смерила парня презрительным взглядом.

— Петя, ты что? — встрепенулась Лена. — Соглашайся! Сам Никита Петрович тебе помощь предлагает, а ты… Как ты себя ведёшь?

— Мам! — встряла Вера. — Нормально он себя ведёт! Степан Васильич! Вы ведь можете и на танкер устроить! Вы ведь всё можете, если захотите! Никита Петрович! И вы тоже можете!

— Вера, я тебе ещё раз объясняю, — терпеливо повторил мэр. — Иностранные судовладельцы даром денег никому не платят, даже матросам. Опытные моряки в очередь выстраиваются, чтобы туда попасть. Люди со знаниями, с плавательным цензом! Как я могу составить протекцию человеку, который моря не нюхал и по-английски ни бельмеса? Меня, мягко говоря, не поймут! Мало того, если твой муженёк не справится, его спишут на берег до окончания рейса. А тогда вообще — всё! Больше ни одно судно его на борт не примет! Только в качестве пассажира! Понимаешь? Дорога в море для него будет закрыта! Навсегда! А я, в свою очередь, потеряю уважение нужных людей. Зачем мне это надо?

— Он справится, Никита Петрович! — умоляюще сложила руки дочь Лены. — Он со всем справится!

— Вер, матросом работать тяжело. На корабле всю грязную работу делают матросы, — продолжал просвещать Бабенко. — И тяжелее всего им приходится на промысле. Когда путина идёт, им надо в трюме сидеть, в холодильнике, рыбу по коробам раскладывать. В полутьме, в холоде, всю смену скрючившись в три погибели. Вот если твой Петька хоть один промысловый рейс выдержит, покажет себя настоящим мужиком, да ещё английский подучит, тогда и разговор будет другой. А сейчас нет, о танкере не может быть и речи.

— Ну хорошо, а грузовое судно? — не сдавалась Вера. — На грузовых судах ведь больше платят, чем на промысловых, и работа полегче.

— Я сказал — нет! — отрезал Никита Петрович. — Сколько раз тебя с работы увольняли? — обратился он к Пете.

— Четыре! — ответил вместо него Васильич.

— Вот! Ненадёжный, значит, человек! Пусть теперь на промысле репутацию исправляет, — поставил точку Бабенко.

— Я на промысел не пойду! — упрямо повторил зять Васильича.

— Петенька, ну ты что, соглашайся, — взмолилась Лена. — Вера, скажи ему!

— Не пойду, я сказал! За копейки в трюме гнить!

— Петь, а может, всё-таки… — пошла на попятную Вера.

— Не пойду! На танкере или на грузовом судне пойду, а на промысловом — нет! — Её муж, напротив, решил проявить стойкость.

— Петя, тебе семью надо кормить! У тебя ребёнок маленький! — простонала Лена.

— Вот вы его и кормите! — огрызнулся парень. — Вы богатые! А я инвалидность зарабатывать не собираюсь!

— Что?! Что ты сказал?! — распахнул глаза Штырь, привстав с кресла.

— Стёпа! Стёпа!! — вцепилась в него жена и с неимоверным усилием усадила обратно. Тот пьяно икнул и замолчал.

— При чём тут инвалидность? — вскинул брови мэр и вопросительно посмотрел на свою супругу. Та равнодушно и непонимающе передёрнула плечами.

— Ну так что ты решил? — решил уточнить Бабенко у Пети. Тот насупленно молчал.

— Никита Петрович, устройте его на танкер! — опять завела волынку Вера.

— Что ты решил, я спрашиваю?! — повысил голос мэр.

— Не пойду я на промысловом! — отрезал парень.

— Ну хорошо! Тогда я — пас! — скрестил руки Бабенко. — Я предложил помощь, вы от неё отказались. Я — пас! Всё.

— Никита! — воскликнула Лена. — Никита! Ну, подожди! Он согласится. Дай ему время подумать, и он согласится!

— Не надо меня уговаривать! — отвернулся Никита Петрович. — Я не хочу больше обсуждать эту тему.

— И правильно! — поддержал его Васильич. — Раз такой умный, пусть сам на работу устраивается. На биржу труда идёт! И живёт на пособие по безработице!

Вера изменилась в лице.

— Степан Васильич, — плачущим полушёпотом произнесла она. — Ну как же? Ну вы ведь можете!

— Вера, хочешь знать моё мнение? — вспылил Штырь. — Разводись с ним, к чёрту! Ещё будет нам здесь условия ставить, вошь! Сколько можно его выходки терпеть? То я не хочу, это я не буду! Генерал нашёлся! Я его терплю только из-за Костика. А так давно бы уж выгнал взашей!

Зять густо покраснел, подскочил и опрометью кинулся прочь от стола.

— Петя! Петя! Ты куда? — закричала Вера. Тот, не оборачиваясь, широко шагал через лужайку по направлению к въездным воротам. Жена бросилась за ним.

— Ну и зятёк у тебя… — покачал головой Никита Петрович, обращаясь к Штырю. — Хочет всё и сразу, на блюдечке принесите.

— А сейчас молодые все такие! — Мадам Бабенко с хрустом откусила свежий огурчик. — Юношеский максимализм у них проявляется. До двадцати пяти лет будет проявляться, а потом перестанет.

Присутствующие переглянулись — зятю Штыря было двадцать семь.

Над столом повисла тишина, нарушаемая лишь сочным движением челюстей супруги мэра.

— Давайте лучше поговорим об отпуске! — предложила Илона. — Кто куда в этом году едет отдыхать?