Геннадий Авласенко

Берёзка

Осень была поздняя, очень поздняя.

И был лес, которому надоело ждать зимы.

И был человек, который шёл куда-то по осеннему этому лесу.

Куда он шёл? Зачем?

Наверное, человек и сам не знал этого. Он просто шёл. Шёл напрямик, даже не выбирая дороги… Шёл, а почерневшая опавшая листва тихо шелестела у него под ногами и словно шептала ему что-то — потаённое, своё…

Но человек не обращал никакого внимания на старческое её шелестение. Он просто шёл, а мысли его блуждали где-то далеко отсюда… Они, вообще, не имели никакого отношения ни к этому лесу, ни к этой холодной поздней осени, и уж тем более никакого отношения не имели эти мысли к чёрной промокшей листве, по-старчески шелестящей у него под ногами…

Человек просто шёл сквозь лес…

И вдруг, на маленькой лесной полянке, он увидел берёзку. Берёзка стояла как раз посреди полянки, она была красивая и печальная. И ещё… беззащитная, такая беззащитная, что у человека как-то странно и тревожно защемило сердце.

Человек подошёл к берёзке, остановился подле неё и некоторое время молча рассматривал растрёпанные жёлтые кудри, мокрые от ненастья.

— Здравствуй, берёзка! — проговорил, наконец, человек.

— Здравствуй! — отозвалась берёзка.

И человек почему-то совершенно не удивился этому. Он лишь вздохнул и осторожно провёл озябшими пальцами по белой прозрачной коре.

— Тебе не холодно? — спросил человек.

— Мне не бывает холодно, — ответила берёзка. — Мне бывает грустно.

— Мне тоже бывает грустно, — сказал человек. — Вот и сейчас мне грустно, сам не знаю почему.

— Тебе и в самом деле сейчас грустно, — сказала берёзка. — Я это ощущаю. Но твоя грусть пройдёт и уже скоро…

И они замолчали… а сверху вновь набежала очередная осенняя тучка, и вновь принялся сыпать сверху мелкий и надоедливый осенний дождик. И человек невольно поправил воротник куртки и тоскливо, без всякой надежды, посмотрел на низкое свинцовое небо над головой.

— Я приду завтра! — сказал он. — Я обязательно приду завтра!

— Буду ждать, — ответила берёзка. — Даже если ты не придёшь завтра, я всё равно буду ждать!

— Я приду! — сказал человек и ушёл.

А ночью ему снился сон. Странный, удивительный сон, так не похожий на все прежние его сны…

Во сне человек вновь был маленьким и бежал куда-то по огромному цветущему лугу, бежал босиком, напрямик, без дорог и тропинок. Он бежал по удивительно росной и мягкой траве, а вокруг звонко стрекотали кузнечики и весело разлетались в разные стороны яркие разноцветные бабочки.

И казалось, даже воздух вокруг был до самых краёв наполнен терпкими ароматами лета, счастья и детства. Он бежал босиком, а там, куда он бежал, было что-то волшебное, к чему так нужно было добежать…

Но он проснулся раньше, чем добежал. И, не раскрывая глаз, долго и неподвижно лежал в постели, слушая, как мелко и непрерывно барабанят в оконные стёкла прозрачные слёзы дождя. Не хотелось вставать, не хотелось никого видеть… Да и жить человеку тоже не особенно хотелось…

И тут он вспомнил берёзку.

И ощутил вдруг, как холодно и грустно ей одной там, посреди пустого мокрого утра. Он сразу же встал и принялся торопливо одеваться.

В лесу всё было по-прежнему. И по-прежнему шептала-шелестела под ногами промокшая чёрная листва… и берёзка тоже стояла на прежнем месте. Капли дождя непрерывно сбегали вниз по её белоснежному стволу… И человек вдруг увидел, что берёзка плачет.

— Здравствуй, берёзка! — произнёс он тихо, почти еле слышно. — Я пришёл!

— Ты пришёл, — тоже еле слышно прошелестела в ответ берёзка. — А я думала, что никогда больше не увижу тебя…

— Ты ошиблась, берёзка! — сказал человек. — Я здесь! Я пришёл, как и обещал!

— Ты пришёл! — повторила берёзка. — Пришёл, как обещал…

И человек вдруг услышал, что берёзка вздохнула.

И тут он вспомнил свой сон.

— Я видел сон, — сказал человек. — Сегодня ночью. Знаешь, мне никогда не снились такие сны. Я словно воротился в детство, снова стал маленьким. И я бежал босиком по траве. Только вот куда я бежал? Не помню…

И человек замолчал, понимая, что не в силах рассказать свой сон, просто у него не хватает слов…

— Я был маленьким… — повторил человек. — И куда-то бежал…

— Я тоже была маленькой! — прошептала берёзка. — И тоже любила бегать босиком по траве. И ещё по лужам. Я так любила бегать босиком по лужам после дождя!

— И у тебя были рыжие волосы? — спросил человек. — Такие же красивые, как сейчас?

— Я не помню! — снова прошептала берёзка. — Это было так давно, что я почти ничего не помню! Я помню только, как любила бегать по лужам после дождя. А потом…

— Что потом? — спросил человек.

— Потом случилось что-то страшное! Я не помню что, но это было так страшно! Я всё-всё позабыла, но я не вру! Это было… ты веришь мне?

— Я верю тебе, берёзка! — сказал человек. — Я верю каждому твоему слову!

— Эти долгие ночи, когда нельзя уснуть… — шептала берёзка. — Эти долгие зимы, когда нельзя проснуться. И эта бесконечная, безнадёжная неподвижность… Но теперь уже всё позади! Спасибо тебе за это!

— За что, берёзка? — удивился человек. — Что такого особенного я сделал?

— Ты подошёл ко мне вчера… и ты пришёл сегодня! Этого достаточно. Жалко только, что я…

И берёзка замолчала, не договорив.

— Почему ты замолчала, берёзка? — спросил человек. — О чём ты жалеешь?

— Я забуду всё это! — снова прошептала берёзка. — Эти долгие ночи, когда нельзя уснуть… И эти долгие зимы, когда нельзя проснуться… И эту бесконечную неподвижность… Но я позабуду и тебя! И мы больше никогда не встретимся! Никогда…

— Мы встретимся, берёзка! — сказал человек. — Я приду завтра, если ты хочешь. Ты ведь хочешь, чтобы я пришёл к тебе завтра, берёзка?

— Я этого очень хочу! — прошептала берёзка. — Больше всего на свете я хочу этого! Но ты не придёшь ко мне завтра!

— Не приду? — переспросил человек. — Почему?

— Потому что это будет уже другое завтра…

А ночью человеку вновь приснился сон.

И вновь он бежал куда-то по бесконечному лугу, вот только луг этот уже не был зелёным и цветущим. Да и сам человек уже не был тем маленьким мальчиком, что бежал по росистой и мягкой луговой траве босиком без дорог и тропинок. Он был взрослым…

Но «что-то» удивительное, желанное и волшебное по-прежнему влекло его и ожидало там, впереди! И человеку необходимо было попасть туда… как можно скорее. Потому что ещё существовала… опасность. Невидимая и неосязаемая, но до боли и ужаса реальная. И приближалась она куда быстрее, чем мог бежать человек…

…он увидел незнакомую девушку и, одновременно, такую знакомую… Высокую, стройную, с густыми, золотисто-рыжими волосами. Девушка без дорог и тропинок босиком бежала ему навстречу…

…но незримая и невидимая опасность была уже ближе! И человек вдруг понял, что он не успевает… и сейчас произойдёт что-то непоправимое…

…и человек в отчаянии зажмурился, лишь бы не видеть, как всё будет происходить, но это не помогло! Потому что он продолжал видеть сон…

А потом он проснулся и открыл глаза… и долго не мог понять, где находится и что с ним произошло…

Ярко светила большая полная луна. Небо на удивление было ясным и звёздным… и человек не сразу узнал маленькую лесную полянку…

— Берёзка! — тихо позвал он, но никто ему не ответил.

Человек подошёл ближе.

Берёзки не было. Даже следа не осталось на том месте, где ещё вчера покачивалась под ветром маленькая рыжая берёзка…

А на земле… под ярким лунным светом что-то слегка светилось…

Человек наклонился.

Это были следы босых женских ног, которые начинались внезапно и вели к небольшой лужице у самого края полянки, а затем исчезали…

Ему легко говорить!

Парк был огромным, и мужчина не сразу обнаружил мальчика, а обнаружив, не сразу смог заставить себя подойти к нему. Мальчик сидел на одной из скамеек и, кажется, плакал. Услышав шаги, он чуть приподнял голову, и мужчина с облегчением отметил, что лицо у мальчика чистое, незаплаканное, а значит, он ошибся.

И не удивительно — столько лет прошло…

— Привет! — проговорил мужчина и широко, хотя и не совсем натурально, улыбнулся мальчику, потом осторожно присел на самый край скамейки и добавил уже более раскованно: — Как дела?

Мальчик ничего не ответил. Он лишь пожал плечами и, одновременно с этим, встревожено огляделся по сторонам. Но в парке никого не было… кроме них двоих, разумеется…

— Не бойся! — мужчина вновь улыбнулся. — Я не сделаю тебе ничего плохого. Просто я… мне надо… — он умолк на мгновение, бросил быстрый взгляд на напряжённо-застывшее лицо мальчика. — Просто мне надо поговорить с тобой.

В глазах мальчика, приглушая страх, вдруг вспыхнуло любопытство.

— Со мной? — недоверчиво переспросил он. — Именно со мной?

Мужчина кивнул.

— Но ведь я вас не знаю! — мальчик вновь встревожено осмотрелся вокруг. — А о чём вы хотите поговорить со мной?

Мужчина ответил не сразу. Некоторое время он, молча и напряжённо, смотрел куда-то вдаль, как бы собираясь с мыслями. Мальчик терпеливо ждал.

— Тебе сегодня снова приснился всё тот же сон? — не глядя в сторону мальчика, спросил, наконец, мужчина. Впрочем, он даже не спросил, скорее, просто констатировал какой-то хорошо и давно известный ему факт. — Тебе снова приснился этот сон, и потому ты тут, а не в школе… — мужчина всё же заставил себя повернуться в сторону мальчика, их взгляды встретились. — Я не ошибся?

Мальчик неуверенно кивнул.

— Откуда вы знаете? — тихо спросил он, не сводя своих широко раскрытых глаз с измождённого лица мужчины. — Я никому не рассказывал, совсем никому! Об этом никто не должен знать, ведь я… мне… — мальчик умолк и, не договорив, судорожно втянул в себя воздух. — Откуда вы всё знаете?

Какое-то время мужчина молчал и всё смотрел на мальчика… а мальчик тоже смотрел на него испуганно-тревожным и одновременно каким-то ожидающим взглядом.

— Дело в том, что я… что у меня… — мужчина вновь замолчал на некоторое время, задумчиво крутя в пальцах зелёную травинку, — что у меня когда-то тоже было что-то подобное. Очень давно, примерно в твоём возрасте. И я… — мужчина взглянул на мальчика, но как-то по-новому, не так, как раньше, и добавил, таинственно понизив голос почти до шёпота: — Мне тоже было страшно, очень страшно! Понимаешь?

Мальчик вновь неуверенно кивнул.

— И что было потом? — спросил он тихо, с затаённой какой-то надеждой. — Оно прошло? Само по себе прошло, да? Само по себе?

Сухие, потрескавшиеся губы мужчины перекосила вдруг какая-то невесёлая, даже горькая усмешка.

— Да нет, не само по себе, далеко не само! Полгода я провёл в психиатрической клинике… даже больше… — Мужчина замолчал, взглянул прямо в испуганно-внимательные глаза мальчика и добавил, вновь понизив голос почти до шёпота: — А знаешь, почему?

— Почему? — тоже шёпотом спросил мальчик.

— Потому что я не выдержал и обо всём рассказал родителям, ну а они… из самых лучших побуждений, разумеется… Скажи, — вдруг спросил он у мальчика, по-прежнему не сводящего с него внимательного взгляда, — ты тоже хочешь рассказать родителям об… об этом?

Мужчина замолчал в ожидании ответа. Но мальчик тоже молчал, и это их молчание длилось довольно долго…

— Как раз сегодня ты и решил обо всём рассказать родителям, ведь так? — снова повторил мужчина. — Сегодня же вечером рассказать?

— Откуда вы знаете?! — выкрикнул мальчик, вскакивая со скамейки. Его перекошенное лицо было белее мела, а в широко распахнутых глазах застыл настоящий ужас. — Как вы можете знать обо всём этом? Кто вы?!

Потом, обмякнув, мальчик вновь опустился на скамейку и тихо, без слёз, заплакал.

— Я просто хочу помочь тебе! — быстро проговорил мужчина, стараясь не смотреть в сторону мальчика. — Просто помочь… и ничего больше! Эти сны, они…

— Это не сны! — вдруг зашептал мальчик, и в его шёпоте, торопливом и лихорадочном, тоже явственно ощущался ужас. — Сны не бывают такими, не должны быть! Я и в самом деле куда-то переношусь в это время, и там… — мальчик умолк на мгновение, судорожно сглотнул, — там так страшно! И знаете, что ещё?

Мальчик замолчал, настороженно обернулся и ближе придвинулся к мужчине.

— Знаете, что ещё?

— Что ещё? — спросил мужчина, прекрасно зная каждое слово ответа.

— Мне почему-то кажется, что я… что я однажды просто не вернусь оттуда! Просто не смогу вернуться…

Мальчик замолчал и с какой-то новой надеждой впился взглядом в лицо мужчины, как бы ожидая от него если и не помощи, то хотя бы просто дельного совета. А мужчине стало вдруг как-то не по себе под его умоляющим затравленным взглядом. Невольно подумалось, что всё напрасно, что ничего нельзя изменить… да и не станет ли ещё хуже после авантюрной этой попытки…

— Как ты учишься? — неожиданно спросил он мальчика. — Хорошо?

Не ожидая именно этого вопроса, мальчик ответил не сразу.

— По-разному, — сказал он, пожимая плечами. — Как когда…

— Но в последнее время у тебя одни только отличные отметки? — мужчина внимательно смотрел на мальчика. — Ты отвечаешь на любой вопрос, даже не задумываясь… а, между прочим, дома почти ничего не учишь…

— Вы и это знаете? — мальчик вдруг замолчал, в глазах его что-то промелькнуло. — Это сны, да?

— Да! — сказал мужчина. — Это сны! Впрочем, не только это…

— А что ещё?

Мужчина смотрел молча на мальчика, но тот вдруг вздрогнул.

— Как вы можете разговаривать, не шевеля губами? — спросил он робко. — И ваш голос… он так изменился!

— А я и не разговаривал, — сказал мужчина, — я думал. Ты просто услышал мои мысли. Ты ведь и сейчас их слышишь, разве не так?

Не отвечая, мальчик медленно поднялся со скамейки. Мужчина тоже встал… и теперь они снова смотрели друг другу в глаза.

— Вы из будущего? — спросил мальчик.

Мужчина ничего не ответил.

— Вы — это я?

Мужчина вновь ничего не ответил. Он лишь вздрогнул и опустил глаза.

— Почему вы хотите, чтобы я продолжал видеть эти сны?

— Не знаю! Решай сам!

Теперь голос мужчины стал каким-то сиплым и словно утомлённым…

— Просто, если они исчезнут, ты будешь жалеть об этом! Всю свою жизнь ты будешь об этом жалеть…

— Как вы? — спросил мальчик.

— Как я! — сказал мужчина. — А впрочем, решай сам!

— Но там так страшно! — в глазах мальчика всё-таки заблестели настоящие слёзы, голос его предательски задрожал и сорвался. — Там со мной происходит что-то… я словно растворяюсь в пространстве… становлюсь частью кого-то другого, огромного и непонятного! Там, вообще, так много непонятного…

— Я знаю! — тихо сказал мужчина. — Я помню…

— Я не смогу больше! — мальчик смотрел на мужчину почти умоляюще. — Что мне делать?

— Это ты должен решить сам!

И мужчина, повернувшись, быстро зашагал прочь.

— Подождите! — закричал мальчик, бросаясь ему вслед. — Не уходите, побудьте ещё! Не бросайте меня сейчас! Я не могу больше видеть эти сны, понимаете, не могу! Это выше моих сил, это…

Но мужчины в парке уже не было, он исчез как-то внезапно и сразу, и мальчик растерянно умолк на полуслове. Некоторое время он так и стоял, молча и неподвижно, и всё смотрел и смотрел в ту сторону, где так загадочно и так неожиданно исчез мужчина. Потом на глаза ему попался пустой спичечный коробок…

Не отрывая внимательного взгляда от коробка, мальчик медленно вытянул перед собой правую руку ладошкой вверх, слегка напрягся, затаил дыхание и… коробок, описав в воздухе пологую дугу, вдруг мягко свалился прямо в его ладонь. Вздрогнув, мальчик отдёрнул руку, и коробок полетел в траву.

— Я всё равно не смогу продолжать это! — прошептал мальчик. — Всё равно не смогу! Ему легко говорить…

Мальчик посмотрел на часы. Занятия в школе вот-вот должны закончиться… значит, можно уже собираться домой. Позвонить друзьям, спросить про уроки. Делать уроки не было необходимости: мальчик запоминал новый материал, едва раскрыв учебник… вот только письменные работы отнимали немного больше времени…

С одной стороны, это было просто здорово… с другой же…

— Ему легко говорить! — вновь и вновь повторял мальчик, торопливо вышагивая по узкой неухоженной тропинке старого парка. — Ему легко говорить!

 

Анастасия Гамерник

История двух звёзд

… Их история была печальна. Она жила на звезде Альфа, а он — на звезде Бета. Общались они по интернету… Однажды он переехал ради неё на звезду Альфа. Они общались год, а может и два, но для них это время пролетело быстро. Они бегали по синим полям, собирая цветы, гуляли по лесам с деревьями, изогнутыми в геометрические фигуры, и отмечали праздники. Но вот настал день рождения девочки. Ей исполнялось 10 лет. Это было совершеннолетие. Их жизнь продолжалась 40–50 лет.

Он пришел на праздник нарядный и подарил ей самые любимые её цветы. Ему было уже 12. Они весело провели время с друзьями и родителями. А вечером он признался ей в любви. Но для неё он был просто другом…

И, чтобы не обижать мальчика, она попросила его для доказательства любви спуститься на Землю и добыть для неё самый красивый земной цветок. Мальчик отправился на Землю. Узнал о цветке Канна, который растёт в Южной Америке. Мальчик нашёл этот цветок и отправился обратно.

Когда мальчик вернулся, девочка очень рада была его видеть, но ей этот цветок не понравился!

Мальчик снова спустился на Землю, на этот раз в Россию. Там ему сказали, что самый красивый цветок — это роза. Он набрал целый букет роз и собрался возвращаться, но его средство для перелёта сломалось…

Долго блуждал мальчик по Земле в поисках помощи, удивляясь красотам Планеты! Вдруг он наткнулся на неизвестный ему чудный цветок, похожий на сердце. Он взял этот цветок и, окрылённый счастьем, вернулся на свою звезду. Но нигде не мог найти свою девочку…

Ему сказали, что она давно состарилась и уже умерла, потому что время на Земле и на этой звезде текло по-разному. Он попросил показать, где её похоронили. Держа цветок в руке, он упал, рыдая, на её могилу. Цветок, который назывался «любящее сердце», быстро-быстро пророс и подарил жизнь той, которая умерла…

 

Юрий Зотин

Хаос в мире ФЭО, или Легенда о любви

Стояла осень. На берегу Баллаурского океана застыл магмарский воин по имени Кнайт Мэджик. Он смотрел на уплывающие вдаль корабли и думал: «Завтра снова в бой! Защищать нашу Магмарию и проливать кровь, чтобы жили магмары». Воин был одет в тяжёлые прочные доспехи фиолетового цвета, которые назывались «Мудрёные доспехи ящера». Правой рукой Кнайт держал свой шлем, а левой — амулет Великого Дракона. Его душа была переполнена яростью и ненавистью к людям, ведь война с ними шла вот уже пятый год…

Недалеко от берлог белых медведей началось сражение, которое длилось около двух часов.

Кнайт и его напарник Дэмэджик безжалостно убивали людей, пока в живых не осталась только одна девушка по имени Скилио. Она была одета в лёгкие фиолетовые доспехи — «Мудрёные доспехи архона». Дэмэджик размахнулся и своим мечом сбил с головы девушки шлем. Она упала на колени и, склонив голову к земле, закричала: «Убей меня!» Дэмэджик попросил Кнайта убить её. Кнайт подошёл к Скилио и, достав меч, посмотрел ей в глаза, чтобы увидеть страх смерти, но замер. Затем покачал головой и произнёс: «Я не могу тебя убить!» Кнайт убрал меч и протянул девушке руку, чтобы помочь ей встать. А повернувшись к Дэ-мэджику, сказал: «Она будет жить! В ней есть то, чего нет в других людях!» Дэмэджик ничего не возразил (ведь Кнайт был его командиром, а приказы командира не обсуждаются) и сообщил, что сейчас же вернётся в город. А Кнайт и Скилио пошли вместе по дороге, разделяющей Хаир и Огрию.

По пути они узнали, что у них много общего. Подойдя к перекрёстку, молодые люди расстались, но Кнайт пообещал девушке, что они ещё увидятся вне поля боя.

Кнайт вернулся в Дартронг, где в его честь был устроен парад. Мужчина всё время думал: «Ах, эта человеческая девушка… В ней что-то есть, но что?»

На следующий день его отправили помогать подземным рыцарям, собирать сферы в храме боевых магов. Кнайт, как обычно, успешно выполнил задание.

И когда он вышел из храма, то его встретил человеческий боец, который хотел получить за голову Кнайта десять тысяч бриллиантов. Человек ранил Кнайта ножом и уже поднял свой топор, чтобы отрубить ему голову, но тут же почувствовал, как в него вонзился меч. Кнайт поднял голову, чтобы увидеть своего спасителя, но сразу потерял сознание.

Он очнулся в хорошо украшенной хижине. Его рана была перемотана бинтами. К нему подошла та самая девушка, которую он не убил. Она села рядом, взяла его за руку и, глядя в глаза, сказала:

— Слава Великой Шеаре! Ты жив! Ты не представляешь, как я рада, что ты жив!

— Почему ты меня спасла? — спросил Кнайт.

— Ты же не убил меня, когда обязан был убить, — ответила Скилио. Кнайт посмотрел на неё и сказал:

— Я не убил тебя, потому что…

— Я знаю, — перебила Скилио. Она подсела ближе к нему и поцеловала. Тут Кнайт понял, что любит её, и она та самая девушка, которую он ждал всю свою жизнь. Говорят, что между магмаром и человеком не может быть любви, но Кнайт и Скилио являли собой яркий пример того, что это не так. Кнайт прожил у Скилио две недели. За это время они очень сблизились. Кнайт помогал Скилио по дому, ходил охотиться на пхадов, кодрагов и даже собирал мёд зигредов.

После своего выздоровления Кнайт отправился назад, в Дартронг, где все уже решили, что он умер, и в этот день устроили его похороны. Старейшина Веркирий читал надгробную речь: «Дорогие жители и гости нашего города, бесстрашные магмары! У нас в Магмарии случилась беда, умер великий воин Кнайт Мэджик». Веркирий рассказал о подвигах Кнайта. После того как Веркирий закончил свою речь, Кнайт крикнул: «Остановите похороны! Я жив!» Все повернулись к нему и замерли. Кто-то из толпы спросил: «Если ты жив, то где же был всё это время?» Кнайт задумался: «Если я скажу им, что был у человеческой девушки, и она лечила меня, то меня объявят предателем Родины и сразу казнят». И тогда Кнайт ответил народу: «После сражения у храма я был сильно ранен и, чтобы не стать лёгкой добычей, спрятался в одной из башен на Плато, чтобы набраться сил». В ответ раздались крики: «Слава герою Хаира!» Похороны стали сворачиваться. А к Кнайту подошёл командир Норис и, поздравив с очередным выполненным заданием, сказал: «Я горжусь тобой, Кнайт! Я горжусь тем, что я — магмар! Я горжусь Дартронгом! Я горжусь тобой, солдат!» Кнайту было приятно знать, что им гордится ветеран Веронской войны.

Все начали расходиться, Кнайт пошёл домой, лёг на кровать и уснул.

Утром Кнайт решил сходить на кладбище к Родителям. У скупщика Мухмора он купил семь роз стоимостью в два золотых. В скорбном яре его встретил дух гнома и провёл к могиле Родителей. Кнайт встал на колено и, положив розы на могилу Родителей, сказал: «Простите, что я так редко вас навещаю. Я знаю, ваша смерть была не напрасной. Вы погибли, чтобы жили мы — магмарский народ». После того как Кнайт произнёс свою речь, из могилы вырос цветок Верциды, или мудрости. И Кнайт услышал, как его мать ответила ему: «Кнайт, армия Хаоса готовит нападение на наш мир. Магмары и люди обязаны объединить свои силы и дать отпор Хаосу. Найди Великую Шеару! И возьми этот цветок — он принесёт тебе удачу».

Кнайт зашёл в великолепный дворец Шеары. Во дворце он увидел Скилио и саму богиню Шеару. На Шеаре золотистым цветом были нарисованы непонятные ему символы. Сама Шеара была в красном платье, а её волосы выглядели так, будто были сделаны из золота. Шеара была очень красива.

Кнайт подошёл к Скилио и Шеаре. И Шеара сказала: «Вы избраны, чтобы спасти этот мир от Хаоса! Я наделю вас частичкой своей силы и отправлю в мир Хаоса. Вы должны истребить там всех, кого увидите. После этого я открою портал, и вы вернётесь назад, в наш мир». Богиня наделила их частичкой своей силы и отправила в мир Хаоса.

В мире Хаоса всё было мрачным, мрачнее даже, чем в Магмарии. Небо было затянуто чёрными и фиолетовыми тучами. Везде были руины и кости мёртвых гунглов — основных обитателей этого страшного места.

Долго Кнайт и Скилио бродили по мрачным лабиринтам Хаоса, пока не истребили всех существ этого мира. Затем им открылся портал, и они тут же оказались у Шеары во дворце.

После празднования победы Кнайт и Скилио встретились у зала Таллаара. Кнайт сказал:

— Не верится, что это конец и мы победили! Я рад, что ты осталась жива.

— Да, но какой ценой? — ответила Скилио. — Ты отдал свою душу за победу над Хаосом!

На что Кнайт возразил:

— Я сделал это, чтобы жили магмары и люди. Отдав свою душу, я спас миллионы других душ. Помимо этого, я спас и ту, которая мне дороже всех, то есть тебя.

Скилио обняла Кнайта и призналась, что любит его больше всего на свете. Кнайт ответил взаимностью. Девушка предложила сходить к памятнику боевой славы, где похоронены павшие воины — более двух тысяч магмаров и людей. Скилио и Кнайт отдали честь всем павшим воинам и на каждую могилу положили по розе, поклявшись: «Никто не забыт! Ничто не забыто! Вы будете жить в памяти и наших сердцах вечно, как герои!»

Затем Кнайт сделал Скилио предложение. Она не смогла ему отказать. Они решили сыграть свадьбу через неделю. Самые искусные мастера Магмарии изготовили им свадебные наряды.

Началась Свадьба. Скилио вышла наряженная и подошла к арке, где её ждал Кнайт. Они были очень довольны, что наконец-то поженятся. Священник прочитал молитву и сказал, что супруги могут обменяться кольцами. Кнайт и Скилио обвенчались и пошли к карете, но тут неожиданно из-под земли появился Уборг (огромный скорпион) и проткнул Скилио своим острым щупальцем. Скилио упала на землю и прошептала: «Мне больно, я умираю… Прости… Прощай…» Кнайт поднял свой взор к небу и закричал. Прижав её тело к себе, он сказал: «Я верну тебя к жизни любой ценой, любимая! Слышишь?»

Кнайт опустил на землю тело Скилио, нежно поцеловал её и поднялся. Его душа переполнилась гневом. Его свадебные доспехи лопнули. А под ними были надеты боевые доспехи «Сокрушения». Он взял в руки алебарду, встал в магическую стойку и начал жечь Уборга. Скорпион пытался зарыться под землю, но бесстрашный воин сжёг Уборга, оставив от него один лишь прах. Подул ветер, прах рассеялся, и под ним Кнайт обнаружил зуб мудрости Уборга, обладающий огромной целительной силой. Кнайт, недолго думая, убрал этот зуб в свой рюкзак, взял на руки Скилио и понёс её в храм Шеары.

К счастью, в храме благодаря покровительству богини и целительным свойствам зуба Уборга удалось воскресить Скилио. С тех самых пор Кнайт следил за ней очень хорошо и никому не давал в обиду. Он постоянно говорил ей: «Один раз я тебя потерял, второго не будет!»

Кнайту возвели памятник в Дартронге с надписью «Кнайт Мэджик — герой Магмарии». Кнайт и Скилио жили очень счастливо. После победы над Хаосом межрасовая война была окончена и больше не разжигалась. Люди и магмары с тех пор стали жить в мире.

 

Валерий Казарцев

Обретение мира

 

1-е место в номинации «Обретение мира»   

 

(провокационно-авантюрно-фантастический рассказ)

 

Глава 1. Ксюха

Когда я понял, что в связи с очередной сменой руководства в фирме мне осталось работать в ней недолго, встал вопрос, что же делать дальше? Наличие небольших сбережений, собственный дом и почти новый автомобиль — всё это успокаивало, жить можно. В то же время душу, как червяк яблоко, грызла тревога. Уже давно я испытывал скуку и разочарование, а иногда депрессия чёрной пеленой закрывала все краски Мира.

Изрядно отравляло мою жизнь и презрение в глазах жены, давно ставшей чужим человеком. Надо уходить, как заклинание повторял я себе, уходить, оставив абсолютно всё. От себя не убежишь — ехидно спорил со мной внутренний голос и зловеще напоминал — а впереди зима. Да, зима. Самое страшное для меня время, когда день, не успев начаться, уже сереет вечером, когда снег по пояс, а мороз создаёт ощущение гнетуще-бесконечного домашнего ареста.

Вечерами, украдкой глядя на жену, я в очередной раз пытался понять, что же мне надо в женщине? В первую очередь, конечно, тело, душа вторична, эгоистично думал я, в далёком прошлом несостоявшийся художник. В каждом изгибе тела женщины и в каждой его чёрточке должна сквозить женственность, и это мне было необходимо так же, как дыхание.

Конечно, идеал не реален, но так хочется его достигнуть, часто думал я, с голодной тоской провожая глазами в толпе прекрасный силуэт незнакомки.

До ячейки ещё далеко, а что там в ячейке? Я вспомнил ничего мне не говорящее официальное название: «Индивидуальный электронный носитель души и интеллекта после прекращения физического существования тела».

Более 100 лет назад учёные открыли способ переноса личности после смерти на электронный носитель. На Всемирном совете было решено построить сеть бункеров-хранилищ на Земле, на Луне и на Марсе. Глубоко под поверхностью, с автономными источниками питания, миллиарды ячеек стали последним прибежищем для живущих.

С тех пор даже их создатели не знали, что там происходит, потому что лет через пять «мёртвые» выдвинули меморандум, в котором безо всяких объяснений отказались общаться с живыми, заявив, что те сами должны решать свои проблемы и развиваться своим путём, без всяких советов и подсказок. Ведь миллиарды интеллектов «мёртвых» могли работать как одна супермощная вычислительная машина, которой по силам были почти любые задачи. Какой демон теперь копил силы в недрах «мёртвых», учёные даже и не догадывались, но по-прежнему в каждой клинике стоял аппарат перезаписи личности, а сразу после смерти человека все данные о нём автоматически поступали в одну из ячеек хранилища. Конечно, при смерти в космосе, под водой или в наземной катастрофе личности не сохранялись, но такие случае составляли сотые доли процента от общего количества.

— Нет, в ячейку ещё рано, в который раз подумал я. И, придя домой, завалился на диван. «А север я не люблю», — вдруг ниоткуда всплыла совершенно дикая мысль. С юности мне запомнились карельские бесконечные моховые болота, перемежающиеся озерцами, и корявые сосны на них, и триллионы озверелых комаров, от которых нет спасения. Полный полудетской романтики, я когда-то ездил туда искать клад. Конечно, ничего не нашёл, но собрал неплохую коллекцию минералов. И теперь, глядя на эти камни, я неожиданно решил — еду на север!..

Глянув на таймер, я отметил, что уже поздно, а жены ещё нет…

Кое-как продремав очередную бессонную ночь, я с утра пробежался по магазинам, закупая дешёвые полуфабрикаты и всякую мелочёвку для поездки. Под вечер автомобиль был забит до отказа, но я откладывал отъезд, не понимая, что меня дёрнуло тащиться в такую даль под комариные пытки и холодный дождь. Буркнул появившейся жене, что уезжаю на недельку порыбачить, и её равнодушное пожатие плечами как пинком выгнало меня из дома.

В первые же сутки я отмотал больше тысячи километров по ужасным по сравнению с западноевропейскими дорогами. Устал страшно, долго искал съезд с трассы, наконец, въехал в еловый лес и остановился. Перекусив всухомятку, я завалился спать, с головой закутавшись в спальный мешок.

На другой день, отмотав ещё около 500 километров, свернул на Восток, — захотелось взглянуть на знаменитые петроглифы. Остановившись на берегу канала и, любуясь сверкающей на солнце гладью воды, подумал: «Титаны были наши предки! Чтобы вручную такие проекты воплощать! А впрочем, сколько их, этих титанов, здесь по берегам закопано, теперь и не сосчитать, и всех приютила холодная и каменистая эта земля». С такими мыслями я сел за руль, но на восток не поехал, — сам не знаю, что заставило меня вернуться на трассу и погнать ещё дальше на север. «Сколько лет прошло, но ничего не изменилось в этих диких, забытых богом местах», — думал я, сворачивая часов через пять, на дорогу, ведущую к Белому морю.

Отметил, что здесь по сползшим гранитным плитам и гальке с трудом, но можно пройти вдоль берега и выбрать более безопасный путь наверх. Умывшись ледяной солёной водой и вдыхая почти забытый, но знакомый и успокаивающий запах моря, я вглядывался в прозрачную глубь с камнями и кустами водорослей. «А где же морские звёзды?» — спросил я себя. Когда-то я видел здесь их тысячами, от совсем крошечных до 15-ти сантиметровых в диаметре. «Погасли звёзды!» — невесело пошутил я и побрёл по берегу от посёлка в сторону большого моря.

«Что я здесь делаю? Зачем я здесь?» — вдруг пронзила меня мысль. Наверное, так сходят с ума…

Устало выбравшись к машине, я сел за руль и задумался — спать не хотелось, есть тоже, хотя уже несколько суток не ел ничего горячего. И решил:

«Домой! Увидел всё, что хотел, насытился романтикой, а теперь домой. А там решу, как жить дальше, скорее всего, на Марс, с пятой волной колонистов».

Двигаясь назад, я вдруг отчётливо понял — приезд сюда был прощанием с молодостью, а теперь начинался новый этап моей жизни. И щемящее чувство утраты чего-то очень ценного целиком заполнило меня.

Вдруг на обочине мелькнул девичий силуэт, и, как всякий мужчина, я машинально отметил, что если эту девушку одеть прилично, то получится очень даже ничего.

Проехав ещё километра три, я остановился, думая о девушке с большим рюкзаком. Бог мой! Да она же воплощение того, с чем я только что простился, дошло до меня. Непроизвольно развернувшись, я поехал назад, боясь не увидеть ту, что искал. Ух! — выдохнул я облегчённо, заметив неторопливо шагающую женскую фигуру с рюкзаком за спиной. Проехав чуть вперёд, я остановил машину и вышел, не зная, как начать разговор. Я заметил, как её рука непроизвольно потянулась к коммутатору.

— Привет, — сказал я как можно дружелюбнее. — Если вы заглянете в мою машину, то увидите расширенный набор того, что у вас за плечами. Очень давно я бывал в этих местах и находил сказочный лунный камень беломорит, только сейчас маршрут вот не вспомню. А мне очень хочется увезти с собой этот сувенир из Карелии. А так как в этих краях с рюкзаками можно увидеть только охотников за камнями, — пошутил я, — то, может быть, вы мне поможете? Я не назойлив, не приставуч, и вообще тих, как большая серая мышь.

Закончив свой монолог, я с нетерпением ожидал, что она решит.

Девушка оценивающе разглядывала меня, словно выбирая товар в магазине.

И я решил представиться:

— Друзья называют меня Васиком, хочу оказать вам услугу и подвезти. Вы ведь в Малиновую Вараку?

Она молча сняла рюкзак и небрежно поставила его у ног.

— Меня зовут Ксения, и я действительно приехала за минералами, только автомобиль здесь — ненужная обуза. По маршруту на нём не проедешь, а постоянно к нему возвращаться — многого не увидишь. Я готова показать вам одно место, где вы найдёте свой сувенир. Только одно условие: вы не должны называть меня Ксюхой, Ксюшей, лапочкой, зайчиком или ещё как-нибудь, иначе я сломаю вам руку, разобью нос или ещё что…

Я согласился.

Мне почему-то очень захотелось понравиться этой девчонке, которая была вдвое моложе меня.

— Хорошо, едем, — сказала она. — Здесь осталось километра два. Там у нас, геологов, место базового лагеря и есть площадка для машины.

Быстро приехав на место, мы раскинули палатки и улеглись спать.

Проснувшись через пять часов, я развёл костерок, подогрел концентраты с тушёнкой и вскипятил воду для кофе.

— Ксения, хватит дрыхнуть, завтрак остынет, — громко проговорил я, подойдя к её палатке.

— Вот зануда, поспать не даст… — раздалось полусонное бормотание.

Так прошло трое суток — я кашеварил, рассказывал бородатые анекдоты и как оруженосец таскал за Ксенией по скалам изрядно потяжелевший рюкзак.

В ответ на мою исповедь постепенно и неохотно она рассказала, что живёт одна, родители-геологи погибли семь лет назад на Луне. Сразу после окончания геологического факультета выскочила замуж за однокурсника. Уже через год они развелись…

Лететь на Марс или Луну по контракту — тоже особого желания не было, поэтому она занялась тем, что было ближе всего — обработкой камней. Ксения с первого взгляда понимала, как сделать, чтобы неприметный вроде бы камень заискрился и заиграл переливами цвета в замысловатой броши или даже в простой декоративной подставке на столе.

Авторские работы неплохо брали в модных салонах, и сейчас она снимает мансарду на окраине Питера, где и дом и мастерская — всё вместе.

Я всё больше начинал уважать эту девушку, в одиночку выживающую в этом мире и не боящуюся его, что даже не каждому мужчине под силу.

— Всё! — сказала Ксения, отколов очередной камень геологическим молотком. — Теперь на целый год хватит, а может и больше, — и она с довольным видом упаковала его в рюкзак.

«Как всё? Ничего ведь и не начиналось?» — с тоской подумал я.

Видимо, о чём-то подобном подумала и она, выжидающе посмотрев на меня своими коричневыми глазами.

— Ксения, а не отпраздновать ли нам окончание геологического сезона, — пришла мне спасительная мысль, — тут на трассе отель есть. Надо отмыться, побриться, одним словом — я приглашаю вас на ужин…

— Надо подумать. У меня вечернего платья и туфель нет, — неуверенно произнесла она, но затем добавила:

— Идёт! Празднуем!..

Небольшой отель явно не страдал от избытка постояльцев, но оказался ухоженным, с чистыми белоснежными простынями, забавными безделушками на стенах и множеством цветов в горшках всех размеров и расцветок.

Договорившись о времени встречи в ресторане и сделав предварительный заказ, мы разошлись по своим номерам.

Какое блаженство — лежать в ванне с горячей водой после недели бродяжьей жизни! «Как бы не заснуть и не утонуть здесь», — расслабленно думал я.

— Смокинга у меня тоже нет, но вот эти джинсы и рубашка вполне подойдут для столь отдалённых мест, — бормотал я, собираясь на ужин и испытывая давно забытое волнение от таких мелочей.

Ксения была великолепна в обтягивающей тёмно-крас-ной, почти чёрной блузке вместо привычного мешковатого свитера и светлых, свободного кроя брюках и тоже светлых кроссовках. Её волосы были уложены в простую причёску, которая идеально подчёркивала классический овал лица с минимумом косметики. Рассмотрев друг друга, мы посмеялись над тонкостями этикета, подняли тост за успешное наше совместное предприятие — никто не пал жертвой комаров и не утонул в болотах. Кроме нас в зале никого не было. Тихо играла музыка, и переливались огнями неяркие светильники на стенах. Ужин оказался вкусным, вино тоже неплохим, хотя я не ценитель, потому что всему алкоголю предпочитаю водку, разумеется, в умеренных количествах. Мне было грустно, и я не мог этого скрыть.

— Васик, вы чего такой кислый?

— Вы очень красивая, Ксения, как принцесса из сказки, но моя сказка совсем скоро кончится, потому и кислый, — отшутился я, хотя было тоскливо от того, что скоро мы расстанемся.

И, ни на что не надеясь, я предложил:

— Ксения, давайте возьмём ещё вина и пойдём в номер, где я постараюсь развлечь вас историями из своей жизни. Надеюсь, вам будет весело.

— Пойдёмте, — как о чём-то уже решённом, спокойно ответила она.

В номере, когда мы разлили по бокалам вино, я замешкался, не зная, что сказать, вернее, боясь сказать то, о чём думаю.

И тогда она сама сказала за меня:

— Васик, предлагаю перестать «выкать». Ты можешь даже называть меня Ксюхой.

Мы выпили, и я недоумённо спросил:

— А почему раньше нельзя было Ксюхой?

Она помолчала и тихо ответила:

— Это я позволяю только очень близким мне людям.

Что было дальше? Как это можно назвать? Мгновеньями счастья или коллапсом вселенной, где в точке сжатия, сгорая от нежности и желания, любили друг друга мужчина и женщина, и кроме них никого не было на целом свете?!.

Время расставания подкралось незаметно. Опустошённые, как выжженная земля, мы молча простились на станции, ничего не сказав и не пообещав друг другу.

Как в тумане проехав сотни две километров, я со всей силой нажал на тормоза.

Машину потащило юзом и, чудом не перевернувшись, она замерла поперёк обочины.

Торопливо набрав номер, я закричал:

— Ксюха-а-а!!!

Услышав ответ, уже прошептал, как молитву:

— Ксюха…

— Васик, что случилось? — дошёл до меня озабоченно-ис-пуганный её голос.

— Ты есть!? Ты говоришь!? — счастливо рассмеялся я. — Представляешь, мне показалось, что сегодняшняя ночь мне приснилась, и тебя нет, и я так испугался. Дай мне неделю, я закончу дела в прошлой жизни и приеду, я не могу без тебя, — как сумасшедший всё повторял я.

— На дорогу смотри, а то не туда приедешь, — пошутила она и, помолчав, тихо добавила:

— Я буду ждать, приезжай.

С трудом вырулив на полосу, я поехал дальше, а в голове как в сломанном старом проигрывателе крутилась одна мысль — Обретение мира, обретение мира в своей душе, обретение мира со всем Миром…

 

Глава 2. Тень Лилит

Приехав домой и приняв ванну, я прошёлся по комнатам. Странно, но ни одна вещь, ни одна безделушка не тронули моих чувств. Всё здесь было каким-то чужим, даже собственные вещи. Жена как обычно отсутствовала. В раковине на кухне начинали попахивать грязные тарелки.

— Неужели нельзя наклониться и сразу в посудомойку засунуть? — раздражённо подумал я о привычке жены. И задал себе главный вопрос: а как жена отреагирует на предложение о разводе? Истерик, конечно, не будет, но яда и ненависти она выплеснет на меня с избытком… Всё ей оставлю, кроме верного авто — Вики, решил я. Ещё в молодости я назвал свой первый автомобиль Танюхой. Потом были: Фатима, Кончита, Изабелла… — А неприхотливый и экономичный «Форд», на котором я сейчас ездил, сразу окрестил Викой. Нет, Вику я не отдам! Это моё, кровное! Я глубоко уверен, что машина может чувствовать настроение хозяина, быть другом и собеседником.

Целый день я ездил по городу, посетив множество контор, которые требовали для закрытия дел моего личного присутствия. Под вечер, заехав к адвокату, я получил все нужные консультации по разделу имущества. Вика останется у меня, если я откажусь от своей части дома. Это меня успокоило. Я сделал заявку и на развод, который мог произойти без моего личного присутствия. Это меня вполне устраивало.

Приехав домой, я выпил кофе и решил не оттягивать объяснений с женой. Войдя в её комнату, я остановился на пороге и нейтральным голосом произнёс заранее продуманный монолог:

— Знаешь, за последний год мы стали совершенно чужими. У тебя своя жизнь, а я всегда был плохим мужем, к тому же сейчас вообще стал безработным. Попробую начать с нуля в другом городе. Я подал заявление на развод. Дом и все вещи оставляю тебе. Мне нужен только автомобиль. Надеюсь, ты не возражаешь? По-моему, это справедливо, хоть всё здесь куплено и ремонт сделан на мои деньги.

Помолчав, она ледяным голосом процедила:

— Хорошо, я посмотрю условия, а в целом ты прав — ты мне не нужен!

Ну вот и ладненько, и, боясь не сдержаться, я торопливо вышел. В своей комнате, свалив все вещи в большую коробку и уложив самое необходимое в заплечную сумку, я без сожаления сказал себе: «Вперёд, к новым звёздам! То есть к Звезде!» — такой вот получился каламбур. Улёгшись спать, я довольно усмехнулся, представив как жена, рыча от злости, мечется по своей комнате, понимая, что приличного мужика ей уже не найти, а неприличным она нужна только на одну ночь, да и то по великой пьянке.

Выспавшийся и бодрый, утром я уже катил в Питер, сгорая от нетерпения увидеть Ксюху.

С превеликим трудом отыскав в лабиринте дворов нужный дом, я поднялся по винтовой лестнице на самый верх и постучал в дверь с номером 99. Искренняя радость в её глазах развеяла все мои сомнения. Нам и правда было хорошо вдвоём, даже молчать, просто ощущая присутствие друг друга. Уже под утро, положив голову мне на грудь, Ксюха спросила:

— А почему тебя называют Васик? Несерьёзно как-то для мужчины твоего возраста.

Я помолчал, вспоминая, как это было.

— Моё настоящее имя Валериан. В студенческой компании я часто доставал друзей, которые вели себя не очень корректно, выражениями типа: «Вы мерзавец, сэр, и вам не место в нашей компании! Вызываю вас на дуэль…» — ну и тому подобное. И друзья решили меня наказать, дав прозвище — ВАлериан Сын Ивана Какого-то… Приклеилось… А так как я был связующим звеном в компании, то стоило кому-нибудь загрустить, как ему тут же предлагали: «А не поехать ли нам к Васику?» И со смехом все заваливались ко мне.

Ксюха долго смеялась, перемежая свой смех добродушными шутками, и, наконец, как-то незаметно и тихо заснула.

Утром я обследовал своё новое убежище и остался доволен. У стены стеллаж с инструментами и небольшими станками для резки и шлифовки камней. Печь для плавки металлов и куча тиглей рядом. Декоративно отгороженный угол — столовая и кухня. В другом — спальня. Имелась и душевая кабина с унитазом за ней — а что ещё нужно для счастливой жизни? — спросил я себя. Любимая работа, тихий угол и любимый человек рядом…

— Ксюха, моя Ксюха, — нежно думал я, ещё не веря до конца в своё счастье.

Когда мы на импровизированной кухне пили кофе, Ксюха была необычно серьёзна, а я сидел как на иголках и, наконец, не выдержал:

— Ксю, что случилось? Ты на меня смотришь, как на чемодан без ручки…

— Нет! Дело не в тебе! Но раз ты сам начал этот разговор, то я хочу, чтобы между нами не было никаких недомолвок и тайн. Я хочу признаться, что моя пра-пра-прабабка была Лилит.

— Что? — поперхнулся я кофе, — это же миф, сказка для взрослых.

— А вот и нет! Всё серьёзней, чем ты можешь представить, — и она начала свой рассказ.

В конце 19 века Френсис Гамильтон заложил основы новой науки — евгеники, основной задачей которой было улучшение человека. Сначала планировалось искоренить наследственные болезни, затем максимально усовершенствовать физические данные, а уже на последней фазе — развить сверхспособности мозга.

К концу 20 века учёные научились создавать полноценные клоны человека, и, хотя это было запрещено, но в подпольных лабораториях работы не прекращались. Старики-миллиардеры вкладывали все свои деньги, чтобы продлить себе жизнь, и в конце их тела уже полностью состояли из клонированных тканей и органов. Но оказалось, что мозг тоже имеет свой ресурс, поэтому однажды происходило что-то вроде сбоя компьютера, и внешне молодые старики становились как малые дети, которых даже кормить надо было искусственно. Тогда учёные стали создавать электронные носители души и интеллекта, что и привело к рождению Лилит. На базе Лилит отрабатывали и создание физически совершенного тела. Тело Лилит было компиляцией миллионов среднестатистических идеалов женщин всех рас Земли, а после этого в него добавили провокационно сексуальные элементы: оптимально устроенные половые органы, ноги, узкую талию и многое другое. Созданным женщинам не надо было следить за своим телом — морить его диетами, посещать тренажёрные залы и т. п. Они всегда оставались в идеальной форме.

Их было ровно две тысячи — клонов Лилит. И больше не было на Земле женщин более желанных и сексуальных, чем они. А кроме физического совершенства, они обладали и ускоренными реакциями, которые делали их совершенными телохранителями. Все боевые навыки у Лилит были заложены в подсознание. Их не надо было обучать. Мгновенно оценивая ситуацию, они также мгновенно действовали. Влюблялись Лилит только один раз и сохраняли это чувство к избраннику на всю жизнь. И стоили эти Лилит баснословно дорого.

Задумчиво выпив кофе, Ксюха продолжила свой рассказ.

— Я видела запись боя, где одна Лилит — хрупкая девушка, голыми руками за минуту убила десять тренированных бойцов. Это был завораживающе страшный танец смерти.

— Пипец тебе, Васик, сходишь налево, оторвут тебе всё хозяйство и в форточку выбросят, — шуткой попытался привести в порядок я свои мысли.

А Ксюха, задумавшись, продолжила:

— Бабушка предупреждала, что однажды могут включиться эти чёртовы гены. Я радовалась, когда после замужества ничего такого не почувствовала. А с тобой… И зачем ты тогда остановился, Васик? — спросила она. — Значит, это судьба, — наморщив лоб, выдавила она. — Это страшно, но в то же время я счастлива. Я люблю тебя так, как не сможет полюбить ни одна простая женщина, я твоя раба, а ты мой господин, так говорили в древности.

Мои мысли метались в голове. Основным содержанием их было примерно следующее: «Ну, Васик, ты влип, как муха в паутину…»

Немного успокоившись, я подумал: «А в чём, собственно, проблема? Я люблю эту женщину. Она очень красива. Будем жить дальше нормальной человеческой жизнью».

— Не получится! — как бы прочитав мои мысли, сказала она, — просто жить и любить у нас не получится. Ведь меня тоже зовут не Ксенией.

С улыбкой посмотрев на меня, она продолжила.

— В середине 21 века какой-то дотошный журналист раскопал и опубликовал все материалы по нелегальным работам этой тематики. В этом фигурировали очень серьёзные политики, и скандал получился шумный, но больше всех неистовствовали религиозные фанатики мусульмане. Они объявили Лилит порождением Иблиса, и поклялись уничтожить их всех вместе с потомством. Уже в первый год были уничтожены 500 клонов Лилит и многие учёные, работавшие в этом проекте. С тех пор идёт эта непрекращающаяся война. И хотя мы имеем гражданские права и пользуемся защитой закона, но постоянно опасаемся быть раскрытыми.

— Я этого не знал, — удивлённо произнёс я.

— Об этом мало кто знает. Но я думаю, что авария на Луне, когда погибли мои родители, не была случайностью. Незадолго до этого мама получила странное послание по Сети с зелёным знаменем, и больше там ничего не было.

Было заметно, что Ксюху очень утомил её рассказ и пережитые эмоции.

— Да, — озадаченно произнёс я. — Ксюха, я сейчас ничего не скажу, слишком это всё неожиданно, — и, ласково поцеловав её, добавил: — Поеду в город, поищу работу.

«Аллах, Иблис, джихад, зелёное знамя», — в растерянности бормотал я, неспешно колеся по городу. Постепенно красота и монументальность зданий, зелень скверов, арки мостов, гуляющие юные мамы с колясками сгладили мою нервозность, и я подумал: «Нет, Ксюху я никому не отдам, ни Иблису, ни другому мужику, а вернее, она сама никому меня не отдаст». Ещё покружив по городу, я остановился у магазина и, купив кое-что на ужин, поехал в свой новый дом. Поднявшись по уже знакомой лестнице, негромко постучал в таинственные знаки 99. Ксюха открыла дверь и молча вернулась к работе. Она резала какой-то камень. Я отнёс пакеты на кухню и подошёл к ней. Обняв её сзади, я наклонился и прошептал в ушко: «Знаешь, я никому тебя не отдам, ни Шайтану, ни-ко-му. Пойдём ужинать, я вина купил, того самого, которое мы пили в нашу первую ночь…» Ксюха оттаяла. Её плечи расслабились, а голова откинулась мне на плечо. Мы молча ели и пили. На столе горела толстенная свеча, источая аромат тропических цветов, и мне ничего больше не хотелось. Сжав её ладонь и почувствовав ответное движение, я произнёс, глядя вверх: «Бог, я благодарю тебя за этот вечер, за любимую женщину и за всё, что даровала мне судьба!..»

Уже на следующий день судьба начала дарить мне новые ПОДАРКИ, но это будет завтра, а сегодня у нас впереди была целая ночь, полная нежности, любви и счастья.

 

Глава 3. Ирина

Утро выдалось пасмурным, с мелким холодным дождём. В Питере всегда погода с сюрпризами, подумал я и захотел в Крым к Чёрному морю.

Блуждания по хмурому городу ничего мне не дали — кому нужен биолог с сельскохозяйственной специализацией в мегаполисе? Не видя реального выхода из тупика, я всё больше впадал в меланхолию. Плотное движение тоже раздражало. Остановившись перед светофором, я сидел, бездумно уставившись на лобовое стекло, покрытое каплями дождя. Страшный удар сзади сотряс машину. Вика, по инерции смяв зад впереди стоящего автомобиля, оказалось наглухо заблокированной. Ударом ноги выбив перекосившуюся дверь и яростно ругаясь, я выбрался из обезображенного автомобиля. Возле ударившего мой автомобиль джипа стояли двое с ярковыраженными азиатскими чертами лица. Один из них держал в руке пистолет, прикрывая его полой куртки. Они удивленно смотрели на меня, видимо рассчитывали, что я окажусь без сознания от такого удара.

Поняв всё, я быстро нырнул за стоящий в соседнем ряду автомобиль и как мог быстро побежал. Сзади замелькали фигуры преследователей. У стоящего в крайнем левом ряду большого чёрного джипа вдруг моргнул свет и распахнулась правая передняя дверь.

«Попался! — подумал я и замер в секундном замешательстве, — впереди джип, сзади азиаты, слева фура, справа тоже автомобиль…»

— Васик, быстро сюда! — раздался женский крик, и я, не раздумывая, прыгнул в салон. Джип, освобождая место для манёвра, легко поддал бампером впереди стоящий автомобиль, сдал назад и, переехав через две сплошные полосы, развернулся на полосе встречного движения, игнорируя царящую там панику.

Мощный мотор взревел, и машина стремительно покатила вперёд, то есть назад… Только теперь я посмотрел на сидящую за рулём женщину. Светло-русая и крупная, кустодиевского типа молодая женщина была по-своему неотразимо красива. Правильные черты лица удачно подчёркивали пухлые губки бантиком, а в глазах плескалось небо. Пыш-но-грациозные формы были облачены в светлые свободные брюки и рубашку мужского кроя с коротким рукавом. На изящных ногах красовались модельные туфельки на невысоком каблуке.

— Меня зовут Ирина, — мягким, чувственным голосом произнесла она, — и если вы осмелитесь назвать меня как-нибудь ещё…

— Знаю, знаю, — перебил я её, — вы сломаете мне руку, разобьёте нос или повредите моё мужское достоинство.

Она громко расхохоталась, одновременно ведя джип на приличной скорости и поглядывая на приборы. Затем проговорила:

— Нас ведут с флаера.

Вдруг один из мониторов заморгал тревожным красным цветом.

— Ого, что творится! Не думала, что дойдёт до такого…

— Васик, чёрт, дайте свой коммутатор! Нас ведут по нему!

Резко свернув в тесный проезд, она выбросила мой коммутатор в окно и погнала дальше, вслушиваясь в миниатюрный едва заметный наушник. Я остолбенело посмотрел на запястье и тоскливо подумал: «Вот теперь у меня точно ни копейки…»

— А флаер-то непростой, — подытожила Ирина. — Включил маск-поле и сел где-то, прикинувшись такси или чьей-то собственностью…

А я продолжал думать о том, что теперь надо будет потратить массу времени на восстановление своей личности и получение нового коммутатора. Остановившись у сквера, Ирина предложила:

— Пойдём, погуляем и подумаем, что дальше делать, — а затем, открыв неприметный отсек на приборной панели, извлекла оттуда новый коммутатор. Уже ничему больше не удивляясь, я молча застегнул его на руке. Коммутатор пискнул и произнёс хорошо поставленным мужским голосом:

— Идентификация произведена, ваше имя Серж Новак.

— Вот так! — удовлетворённо произнесла Ирина. — У вас там и денег побольше, чем было у Васика.

Мы вышли из машины, и я опять невольно отметил красоту и грацию движений моей новой знакомой. Сглотнув слюну, я впервые за день подумал о Ксюхе, если меня так прессуют, то каково ей?

— Кстати, не беспокойтесь о Ксении, у неё всё в порядке. Её теперь зовут Елена, — и, помолчав, многозначительно добавила: — Елена Новак.

Меня начало клинить, я же развестись не успел и уже женат на другой, сюрприз, однако.

— И что она в таком лохе нашла? — задумчиво разглядывая меня, проговорила Ирина. — Серж, раз вы уже влипли в наши дела, я должна проинструктировать вас о дальнейшем поведении и охранять вас до момента, пока меня не освободит моё руководство.

— Ирина, а вы кто? — задал я вопрос, который надо было задать сразу же.

— То, что я одна из внучек Лилит, вы уже догадались? — и она посмотрела на меня, ожидая ответа.

— Об этом нетрудно догадаться, — ответил я, посмотрев на её выдающиеся в прямом и переносном смысле груди. Она улыбнулась и продолжила:

— Я специальный агент полиции, работаю под прикрытием, у меня своя небольшая адвокатская контора с двумя сотрудниками. Моя специализация — ликвидация террористов.

— А что это у вас за правила знакомства такие, сразу угрожать моему здоровью, нехорошо как-то..?

— Это тест такой! — со смехом ответила она. — Около тридцати процентов мужчин влюбляются в нас буквально сразу или максимум через час общения, и все их мысли сосредотачиваются на сексуальном аспекте. Непроизвольно, забыв о предупреждении, они обязательно проговариваются, искажая имя ласково-уменьшительно. Для нас это значит, что с таким партнёром работать нельзя, так как он неадекватно воспринимает ситуацию.

— А Ксюха мне такого не говорила, — задумчиво произнёс я.

— Ну, у вас там всё серьёзно, всё просто замечательно получилось, — ехидно прокомментировала Ирина.

— А у вас получилось? — в отместку за ехидство задал я наглый вопрос.

Ирина помрачнела, видимо вспомнив что-то из своей жизни, и серьёзно ответила:

— Нет, я не чувствую в себе Лилит.

Она присела рядом, и мы надолго замолчали, думая каждый о своём. Выглянуло солнце, и мир волшебно преобразился. Высоко в небе ослепительной россыпью белели облака, мокрые листья деревьев приобрели изумрудный оттенок, а на траве газона бриллиантами сверкали капельки воды.

— Как же хорошо жить и любить! — произнёс я. Тут, вспомнив наши гонки по городу, я спросил:

— А что, в нас и правда стреляли?

— Ещё как! Ещё немного, и защита бы не выдержала. Это же специальный полицейский автомобиль, а в обычном мы бы давно даже в ячейку не попали.

— В одну вместе? — сострил я.

Ирина не прореагировала, вслушиваясь в передаваемую ей информацию.

— Ну вот! Теперь едем на конспиративную квартиру. Там для нас всё подготовили, — и добавила: — Кстати, рядовой Серж, теперь вы тоже зачислены в штат.

От такого заявления я ляпнул первое, что пришло в голову:

— А платить-то хоть будут, а то ведь жизнью рисковать приходится?!

— Да, — серьёзно ответила Ирина, — и к тому же с надбавками за ненормированный рабочий день. Ваше довольствие составляет…

От названных цифр я попытался удержать рукой отъезжающую вниз челюсть — столько мне не платили даже в элитной фирме, с которой пришлось распрощаться.

«Ладно, хоть с деньгами вопрос решён», — мрачно подумал я.

Тут мне в голову пришла нехорошая мысль, и я спросил:

— Ирина, а Ксюха, то есть Елена, тоже агент под прикрытием?

— Нет, она помешана на своих камнях, хотя и проходила курсы специальной подготовки. Нас немного таких. У нас уникальные физические и умственные данные, и правительство заинтересовано в нашей работе. Одна правнучка Лилит стоит целого взвода спецназа, а специальные тренинги вообще делают нас незаменимыми в отдельных операциях. Даже на мнемографе у нас нельзя прочитать информацию, так как в нашем мозгу включается специальный блок, и мы впадаем в кому.

— А как вы вообще там оказались, где меня азиаты ловили?

— Ксения утром связалась со мной и, сославшись на плохие предчувствия, попросила вас подстраховать. Я следила за вами с того момента, когда вы отъехали от дома, а потом заметила слежку и включила прослушку их автомобиля. Эти люди хотели сделать из вас живую бомбу, но я не вмешивалась до критической ситуации.

Ирина нарезала круги по городу, вглядываясь в непонятные мне приборы. Как я понял, она проверяла отсутствие слежки.

Как-то незаметно наступил вечер. Ирина поставила машину в тихом, ничем не примечательном дворе, и вручила мне увесистую сумку. Мы вошли в подъезд, поднялись на лифте на последний этаж и открыли обычную дверь. Когда мы вошли, я поразился контрасту — изнутри дверь напоминала сейфовую, которую, пожалуй, не сразу и из плазмёта прожжёшь.

— Я буду спать в спальне, а вы располагайтесь в зале, — предложила Ирина. — Тахта раскладывается, если любите спать на широкой постели. На кухне в холодильнике есть еда.

Я устало развалился в кресле и почему-то начал вспоминать студенческие годы. Стук двери ванной комнаты отвлёк меня. И я увидел выходящую из ванной Ирину. Она была обворожительна в коротком халатике и смешных домашних тапочках, с розовой аппетитно-манящей кожей после душа.

Напрасно заставляя себя отвести глаза в сторону, я подумал: «Чёрт, эти Лилит верёвки из мужиков вить могут!» Она прошла на кухню и, погремев там чем-то, через пять минут вышла с подносом, на котором горкой лежали бутерброды и стояли упаковки фруктовых соков.

— Не скучайте тут! — игриво подмигнула она и добавила:

— Я сейчас вам пришлю номер ЖЕНЫ (она выделила это слово), а то она меня уже достала своими вызовами.

На коммутаторе через минуту высветился номер.

— Алло, — негромко произнёс я, — Ксю?

— Привет! — радостно откликнулась она, — я так волновалась за тебя, когда мне сообщили о спецоперации. С тобой всё в порядке?

— Нормально, только хочу, чтобы ты была рядом.

— Ничего, скоро будем вместе. Начальство решило вывезти нас из страны. Полетим в Цюрих, только раздельно, там у нас прекрасная база, озеро как в сказке и Альпы в снегу сверкают под солнцем.

— Ну вот, опять не вместе, — пробурчал я, — а ты где?

— Да тоже отсиживаюсь в какой-то квартире. А так всё хорошо…

— Одна?

— Да, а что? Я могу постоять за себя и арсенал здесь приличный, а как тебе Ирина, не осталась в долгу?

— Внучки Лилит не оставляют шансов, — обречённо вымолвил я. — Твоя идея с очередной проверкой была не очень хороша.

— Нет! Я и не думала проверять! Я с ней поговорю, чтобы не очень перья распускала, а ты держись. Всё, это защищённый канал, наше время кончилось, целую.

Вот и поговорил с женой, мрачно констатировал я мысленно и отправился на кухню. Открыв холодильник, я остолбенел, такого я в своей жизни не видел. Все полки были плотно забиты разнообразными продуктами и напитками. Прямо не холодильник, а мифический рог изобилия — о некоторых деликатесах я даже и не слышал. «Надо снять стресс», — решил я и выбрал простую бутылку водки, на которой было меньше всего наклеек.

Нарезав крупными кусками балык и открыв пять банок консервов со знакомыми названиями на этикетках, я налил себе стопку водки и задумался: «За что пить будем, рядовой Серж специального подразделения?»

За то, что остался живым, за новую жену, за своего спасителя Ирину, — от последней мысли я озверел, ну нельзя же так мужика провоцировать — в мозгу возник её образ выходящей из ванной совсем без халатика…

— Тьфу на тебя, ведьма, — вслух сказал я и, вдруг вспомнив, что остался без машины, решил выпить за Вику. Пусть она попадёт в свой машинный рай… Как-то незаметно бутылка опустела. И, промазав вилкой мимо куска на тарелке, я вдруг неожиданно захотел спеть и тут же тихонько завыл:

Так пусть же красная Сжимает властно Свой штык мозолистой рукой, И все должны мы неудержимо Идти в последний смертный бой. Ведь от тайги до Британских морей Красная армия всех сильней…

Из каких тайников моей памяти всплыли эти слова, я не смог бы сказать даже под пыткой. Я знал только, что в начале 20 века в России был социальный строй, в котором умудрились лицемерно извратить и тем самым похоронить навечно самую светлую идею человечества — коммунизм, и что эта песня связана с тем временем.

— Самую светлую идею, суки! — со слезами на глазах вслух сказал я, — за это тоже надо выпить!

И я встал, чтобы снова пойти на кухню, но, покачнувшись, ухватился за край стола и, не удержавшись, вместе со столом и звоном разбивающихся тарелок рухнул на пол. Через минуту из-за двери выглянула Ирина. Она была в пижаме и с плазмётом в руках. Круглыми от удивления глазами она обвела учинённый мной бардак и долго ничего не могла сказать.

— Сколько же ты выпил? — наконец выдавила она, наверное, под впечатлением от увиденного перейдя на «ты».

— Немного, — промычал я, — всего бутылку.

— Однако, это даже для меня… — и она опустила глаза на свои торчащие под пижамой груди. Я тоже как голодный удав уставился на них, видя их в четырёх экземплярах.

— Да, ты крупная женщина, но очень красивая, — опять промычал я и отключился.

Пробуждение было крайне неприятным — сверху на мою раскалывающуюся голову лилась холодная вода, а затем кто-то отвесил мне пару увесистых пощёчин.

— Ооох! — застонал я, и в ту же минуту меня за ворот рубашки, чуть не свернув шею, подняли и поставили на ноги. В комнате звенел сигнал тревоги, и механический голос через определённые промежутки времени повторял одну и ту же фразу:

— Внимание, ведётся наружное сканирование объекта!

Подтащив меня к стенке и прислонив к ней, Ирина открыла замаскированный пульт и что-то там включила.

С тихим жужжанием выдвинулась лестница, и в потолке откинулась плита секретного люка, открывая путь на крышу.

— А ну лезь быстро! — скомандовала она.

Я взялся за поручни и простонал.

— Мне плохо, лучше ты лезь, а я здесь останусь.

В ответ же получил такого пинка, что у меня в спине что-то хрустнуло.

— Лезь, алкаш, а то прибью, времени нет! — заорала Ирина.

Механически переставляя руки и ноги, я выполз на крышу и пополз дальше, чтобы спрятаться и поспать.

В этот момент меня опять за шкирку подняли на ноги и куда-то поволокли. Метров через 30 опять прислонили к стенке выступающего над крышей лифтового помещения. Там, откуда мы пришли, вдруг что-то громко хлопнуло, и я увидел, как кусок стены с окном посередине, словно в замедленной съёмке, плавно вращаясь, падает вниз.

— Объёмно-вакуумный взрыв, — прокомментировала Ирина.

Мой мозг отказывался воспринимать такие сложные фразы. Ему надо было поспать, и я начал дремать стоя, почему-то крупно дрожа и стуча при этом зубами.

— Ну ты и нажрался, скотина! — прошипела Ирина. — Где же этот долбанный флаер?

Словно призрак, рядом бесшумно сел на автопилоте чёрный двухместный полицейский флаер. Ирина сноровисто затолкала меня в кресло и, обежав флаер, прыгнула на место пилота. Устроившись поудобнее, я опять отключился. Очнулся я от состояния невесомости — мы падали в неизвестную черноту.

— Почему погода опять такая поганая? — с абсолютным спокойствием подумал я и обратил внимание на то, что приборы больше не работали… Тут до меня дошли ругательства Ирины, которая что-то лихорадочно искала на панели.

Вдруг флаер тряхнуло, и на приборной доске появились огоньки.

— Ух, а я подумала, что уж всё… — облегчённо вздохнула Ирина и, повернувшись ко мне, добавила: — Будет тебе сейчас разбор полётов.

С треском ломаемых веток флаер жёстко ударился о землю.

Прошло несколько секунд, было тихо. Я приоткрыл глаза и прямо перед собой увидел Ирину, с любопытством рассматривающую меня в сером свете раннего утра. Она смотрела на меня так, как рассматривают жука в энтомологической коллекции.

— Ты кто такой? — спросила она. — Нас с орбиты сбили, ты понимаешь, что это значит? Если бы не примитивный спасательный ТРД (примеч. : Твёрдотопливный реактивный двигатель), мы бы и в ячейку не попали.

— Что, опять в одну вместе? — начал я потихоньку приходить в себя.

— Ну пошути напоследок. Если Корпорация решила тебя убрать, то больше трёх часов тебе не жить, — мрачно сказала она.

— Какая Корпорация? Это же азиаты были?

— Азиаты были в городе, и их уже взяли, а потом был флаер, с которого в нас стреляли, и взрыв в квартире. И это уже не азиаты, а наёмники. Чем ты так насолил большим людям? — задумчиво проговорила она.

— Я ничего не знаю и даже не догадываюсь, — честно ответил я.

— Конечно, ничего не знаешь, не видел и не слышал, — иронически добавила она.

— Агент 117, говорит капитан Бёрг, командир роты спецназа, — раздался голос сверху, усиленный мегафоном. — Нам нужен сопровождаемый вами объект! Сейчас появятся мои люди. Положите оружие на землю и не оказывайте сопротивление. Это приказ!

— Ого, целая рота! — и Ирина опять недоумённо посмотрела на меня.

Вокруг нас возникли тени рослых бойцов, на меня надели наручники и повели вглубь леса.

— А Ирину я больше не увижу, — почему-то подумал я с грустью.

Через час я уже принял душ в приличном номере гостиницы, правда, с заблокированными окнами и двумя вооружёнными охранниками в коридоре. Никто и ничего мне не объяснил, и я оставил бесполезную затею что-нибудь понять в происходящем. Раздался стук в дверь, хорошенькая горничная вкатила столик с завтраком и, поправив на нём салфетку, молча вышла. Я проводил глазами вызывающе колыхающуюся упругую попку. «Хорошо живут „шпиёны“», — мысленно повторил я свою старую шутку.

— А поесть не мешает, ведь день только начинается, и неизвестно, что ещё за сюрпризы приготовила мне на сегодня переменчивая в последнее время судьба.

 

Глава 4. Остров

После сытного завтрака мне неудержимо захотелось спать, и я уже подошёл к роскошной кровати, раздумывая, раздеться или завалиться в одежде поверх. Вдруг дверь без стука открылась, и вошёл неприметный человек в дорогой, но какой-то скучно-серой одежде. Он посмотрел на меня и сказал:

— Вы одеты, тогда прошу немедленно следовать за мной. Вас хочет видеть советник Торбьерн.

Мы молча поднялись в лифте на крышу, где нас поджидал большой чёрный флаер с эмблемой Всемирного совета на фюзеляже. Мы разместились в пассажирском салоне с плотно зашторенными иллюминаторами, и уже через полчаса сели на крышу другого здания. Здесь мой сопровождающий повернулся ко мне и жестом пригласил пройти к лифту. Мы вышли в просторный светлый холл с обстановкой, напоминающей скорее домашнюю, чем официальную.

Пройдя среди буйных зарослей декоративных тропических растений, мы остановились у неприметной двери. Посмотрев на коммутатор, серый человек открыл дверь и пропустил меня вперёд. Прямо напротив двери у дальней стены за широким столом сидел человек моего возраста в строгом деловом костюме и что-то внимательно читал на мониторе своего компьютера. Обстановка здесь была строго официальной, ничего лишнего, что могло бы мешать работе. Закончив чтение, мужчина встал и с радушной улыбкой на выразительном лице с крупным носом произнёс:

— Позвольте представиться, советник первого ранга Торбьерн, а это, — он кивнул на серого человека, — мой личный помощник и секретарь Курт.

«Ох, не доверяю я политикам, обычно с такими улыбками они преподносят большие гадости», — промелькнула у меня мысль.

Курт в это время неприметной тенью устроился в кресле и что-то застрочил на своём маленьком ноутбуке.

— Серж, я извиняюсь за причинённые вам неприятности и заверяю, что официальные власти не имеют к этому ни малейшего отношения. А с теми, кто доставил вам эти неприятности, мы разберёмся, — продолжил Торбьерн. — Мы живём в гуманном обществе и прав личности стараемся не нарушать. Несмотря на свою крайнюю занятость, я лично попробую вам всё объяснить.

Задумчиво поглядывая на меня, Торбьерн прошёлся по кабинету.

— Я уже более 20 лет при Всемирном совете курирую все дела, касающиеся внучек Лилит. Гены Лилит передаются только по женской линии. За всё время это первый случай, когда две из них влюбились в одного человека, — говорил Торбьерн.

— Как две? — спросил я, — у меня ведь только Ксения, она же Елена.

— А Ирина? — хитро прищурился Торбьерн.

— А при чём здесь Ирина? У нас ведь ничего не было и быть не могло, — я считаю себя порядочным человеком.

— Так вот, быть-то, может, и не было, но после совместных ваших приключений Ирина сильно изменилась. Перед вашим приходом я как раз изучал данные её сегодняшнего медицинского обследования. А гормоны не врут. И они показывают, что вы, Серж, разбудили в ней Лилит. Теперь вы единственный хозяин не только Ксении. Ирина также не властна этого изменить, так уж они запрограммированы. Но это было бы вашим личным делом, или позвольте ещё шутку — вашим личным гаремом, если бы не одно обстоятельство — вам нельзя иметь с ними никаких дел и, поверьте, вас больше и близко к ним не подпустят.

— Позвольте! — возразил я. — Вы ведь только что распинались о правах личности, а теперь… Что такого в том, что я и Ксения хотим быть вместе? — спросил я с вызовом.

— Дело в другом, — Торбьерн ненадолго задумался. — Поступим так, — решился он, — после нашей встречи вам поставят ментальный блок, вы всё будете помнить, но рассказать об этом никому не сможете, поэтому буду откровенен с вами. Чтобы вы всё поняли, я начну издалека.

Лет 50 назад наш мир находился на грани хаоса, назревал всемирный экономический и социальный кризис. Человечество оказалось в тупике: перепроизводство товаров на фоне запредельного роста цен на них, почти полное исчерпание природных ресурсов, стремительная деградация молодёжи, которой общество не могло предложить ни достойной работы, ни привлекательных идеологических целей. Стало опасно просто выйти на улицу, где уличные банды вели настоящие кровопролитные войны. Наркотики, жизнь в виртуальном мире, отсутствие малейших перспектив повлекли катастрофическое снижение рождаемости. Таким образом человечество прошло точку возврата, и впереди было только всеобщее безумство, уличные бои за разграбление очередного магазина, полная разруха и скатывание цивилизации к первобытному состоянию.

Но один из молодых и неизвестных тогда учёных предложил безумный план, который при детальном рассмотрении оказался вполне осуществим. Суть его заключалась в том, чтобы ультимативно принудить гигантский супермозг «мёртвых» разработать Программу выхода из кризиса. Срочно был построен нового типа бункер для хранения вновь поступающих душ и интеллектов.

«Мёртвым» был выдвинут ультиматум, что если они откажутся от сотрудничества, то все новые умершие будут изолированы от них, и тогда информация о происходящем в мире живых им будет недоступна. «Мёртвым» ничего не оставалось, как принять условия предложенного ультиматума. И хотя это секретная информация, но вот уже более 50 лет мы при принятии решений учитываем советы с «того света», простите за каламбур.

Сказать, что я был удивлён, значит ничего не сказать. Информация и правда была настолько неожиданной, что требовалось время, чтобы в её свете переосмыслить многие события, происходившие за последние годы. Тем временем Торбьерн после небольшой паузы продолжил.

— Таким образом, кризис был преодолён. Были приняты программы колонизации Луны, Марса и Венеры. Это позволило трудоустроить миллионы людей, дало толчок промышленности и науке. Была полностью реформирована банковская система, введена жёсткая, но незаметная цензура компьютерных программ, ликвидированы уличные банды и производители запрещённых наркотиков — пришлось несколько десятков тысяч человек принудительно отправить в ячейки, но в целом наш мир выстоял.

Советник задумчиво замолчал, видимо вспоминая, как это происходило. Затем, сочувствующе взглянув на меня, продолжил:

— Что касается вас, Серж, боюсь, в данном случае помочь вам никто не поможет. Дело вот в чём. Чтобы избежать повторения подобной ситуации, около года назад Совет попросил у «мёртвых» сделать прогноз развития нашей цивилизации на столетие вперёд с указанием негативных факторов. Недавно Совет получил этот прогноз, и среди двух десятков пунктов, которых не следует допускать, есть один, касающийся вас лично. А суть его в том, что при слиянии двух генотипов, которым «мёртвые» дали полную расшифровку, их потомок негативно повлияет на судьбы миллиардов людей. Кто это будет — второй Адольф Гитлер или Наполеон Бонапарт — нам неизвестно. Но нам известно, что один из генотипов почти полностью совпадает с генотипом внучек Лилит, а второй — с вашим. Надо же, как вам не повезло! — и Торбьерн сочувствующе посмотрел на меня.

Минут десять я не мог прийти в себя от услышанного, в голове в хаосе метались мысли: «Да, при таком раскладе меня и близко не подпустят к внучкам Лилит! Как жаль, что ни Ксюху, ни Ирину я больше никогда не увижу! И как только меня до сих пор в ячейку не отправили?»

Напоминая о себе, советник негромко кашлянул и продолжил, словно отвечая на мои не заданные вопросы:

— Мы живём в гуманном обществе, где ценится каждая человеческая жизнь и уважаются права личности, иначе этого разговора у нас с вами не было бы. Кстати, где бы вы хотели жить, Серж?

— Там, где не бывает зимы, я не люблю это время, — машинально ответил я.

— Я рад, что наши интересы совпадают, — облегчённо выдохнул советник. — Вы ведь служили в специальном подразделении полиции, — он иронично ухмыльнулся и добавил: — Целых два дня. Так вот, вы уволены, и вам оформлена небольшая пенсия. А на одном маленьком острове в Индийском океане есть прекрасное поместье на берегу. И Совет готов предоставить его в ваше бессрочное пользование.

Я невесело усмехнулся, понимая, что других вариантов нет, спросил:

— А люди хоть там живут?

— Да, около трёх тысяч местного населения и тысячи туристов постоянно.

— А внучки Лилит? — задал я некорректный и наглый вопрос.

— Эти там и раньше не бывали, а тем более сейчас мы проконтролируем, чтобы их даже чудом туда не занесло.

— А что мне делать сейчас? — обречённо спросил я.

— Не беспокойтесь! Мой помощник уже всё организовал. Сегодня вы переночуете в хорошей гостинице, а уже завтра сможете осматривать свои новые владения.

На том мы и расстались. И серый как мышь помощник проводил меня в гостиницу.

Эпилог

Прошёл уже год с того памятного разговора в кабинете советника. Мне нравится моя бамбуковая хижина со всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами и продуваемая насквозь тёплыми тропическими ветрами. Помню, как я смеялся над катапультируемой кроватью, представив себя на ней во время занятий сексом.

Мне нравится смотреть на багровые закаты над океаном и ходить босиком по кромке прибоя. Мне нравятся постоянный шум волн и запах водорослей, выброшенных штормом на берег. Иногда, во время сильного шторма, мне снятся Ксюха и Ирина. Они шепчут мне ласковые слова, и я безумно люблю их обоих. Уже несколько месяцев я владелец подержанного, но приличного катера. Вожу туристов на рифы, рассказываю о пёстрых как бабочки рыбках, травлю байки про корабли-призраки и акул-людоедов. Им всё это нравится, что видно по восторженно блестящим глазам их детей.

Ко мне в гости зачастила молодая мулатка, и иногда я вдруг в ракурсе поворота головы или изгибе её тела невольно замечаю черты внучек Лилит. Наверное, что-то дьявольское есть во всех красивых женщинах. Скорее всего, это наследие той первой Лилит, апокрифической жены Адама.

Я знаю, что скоро эта мулатка останется у меня до утра в первый раз, затем во второй, а после третьего останется навсегда. Только моё сердце ещё не решило — выделить ли ей уголок для постоянного жительства, или она останется навсегда бездомной.

Что касается мира, мира в душе, мира со всем миром, то здесь, на острове, я вдруг отчётливо понял, что когда наступит это состояние — значит пора в ячейку.

С глубоким уважением, ваш Валериан, Васик, Серж, впрочем, уже год меня зовут Вик, и я начал привыкать к этому имени.

 

Игорь Корнилов

Последний экзамен

2-е место в номинации «Обретение мира»

Время Галактики. Эпизод первый

 

ЗЕМЛЯ. Новая Зеландия.

Сектор 12. Альмитр.

Высшая Космическая Академия.

Экспериментальный комплексный полигон.

— Есть ещё вопросы? — Томин оглядел аудиторию.

— Разрешите? — руку подняла девушка, сидящая в первом ряду — Курсант Багрова. Сергей Александрович, а почему зачётный срок именно сорок восемь часов?

— Установка регенерации, дыхательной смеси проходчика, работает в автономном режиме двое суток. Это время принято эталонным для всех маршрутов. Если препятствия вы преодолеете на «отлично», но финиша достигнете позже, то по «легенде» вы погибли. Экзамен придётся пересдавать.

— А если запас смеси исчерпан? Повреждён, к примеру, один из газообразователей?

По залу прокатился лёгкий шумок. Многие курсанты заулыбались.

— Я прошу вас, — серьёзно сказал Томин. — Никогда не попадайте в такую ситуацию на Тинное. Или на Гаргее.

— Значит, выжить нельзя?

— Я выжил, — опустил взгляд к кафедре преподаватель. — Успели спасатели.

— У меня вопрос. Курсант Лайт. Те из нас, кому достанутся маршруты в кислородной среде, получат преимущества перед остальными?

— Нет, конечно. Вместе с кислородом им достанется немало другого. Принципиальная сложность заданий абсолютно одинакова. Впрочем, из опыта старших курсов: все, наоборот, предпочитают работать в условиях, отличных от земных…

— Рекорд прохождения прежний? — спросили из зала.

Последний рекорд принадлежал проходчику Рамилю Нахметову, три года назад закончившему Космическую академию и год спустя погибшему на Гаргее. Рамиль справился с заданием за тридцать пять часов. После Нахметова такого результата не добивался никто. Впоследствии Томин много раз просматривал видеозапись его движения к финишу. Потом куда-то засунул. Словно потерял.

Курсант вёл себя на маршруте предельно последовательно. Он также демонстрировал виртуозное владение оружием, потрясающее хладнокровие и мгновенную реакцию…

— Да, рекорд прежний, — сказал Томин. — Пока прежний.

– Центр управления! Доклад «системы орбитального сопровождения»: готовность полная.

— Центр управления! Докладывает «секция роботехники»: готовность полная.

— Центр управления!..

Томин стоял, прислонившись к ваннеру силового распределителя, и слушал, как заместитель председателя экзаменационной комиссии Михаил Рублёв принимает доклады служб обеспечения.

Операторы очередной смены, негромко переговариваясь, занимали свои места перед дисплеями.

А сверху гремело:

— Центр управления! Доклад биологической лаборатории: есть готовность. Михаил Николаевич, мне с утра обещают прислать «меню-программиста». Узнайте, пожалуйста.

— Центр управления! Дежурный стартовых площадок: всё нормально.

Рублёв оглянулся на Томина и сказал в микрофон:

— Всем — внимание! Аппаратуру в боевой режим. До старта — минута.

Повернулся к Томину:

— Напутствовать будешь?

Сергей Александрович отрицательно покачал головой:

— Давай сам. А я пойду, отдохну. Потом не выспишься.

Томин положил свой кодовый ключ на пульт, одобряюще помахал операторам и отправился в каюту.

Рублёв посмотрел Томину вслед, щёлкнул пальцами и повернулся к экранам:

— «Службе времени» приготовиться…

Курсанты побаивались Томина, а многие даже недолюбливали. «Старики», у которых он часто вёл практические занятия, слагали легенды о его придирчивости и занудстве. Их подхваченные тревожной молвой рассказы, достигая младших курсов, обрастали чуть ли не мистическими деталями. Особенно доставалось факультету Планетарной разведки. Томин не просто контролировал прохождение своими подопечными зачётной дистанции. Он с ними яростно и изощрённо сражался. Соревнуясь своей фантазией с природой тех далёких планет, которые придётся покорять выпускникам. И никогда не боялся победить.

Зверь шёл за Леной второй час. Близко не подходил, преследовал, не нападая. Зрение у него было отличное, и Зверь чутко реагировал на каждое движение девушки. Если рука Багровой тянулась к правому бедру, где болтался теслер, чудовище сразу отскакивало за деревья, пряталось и исчезало, но ненадолго…

Ей достался тот самый, нелюбимый выпускниками, «кислородный маршрут». Десантировавшись на «стартовую точку», Лена чуть не ослепла от солнца. Опустила фильтр маски и несколько минут рассматривала «отполированную» светом незнакомую природу Дистанции.

Чья-то неуёмная фантазия собрала здешний ландшафт из пёстрого соцветия сельвы, оранжевых пастилок степей, сиреневого блеска озёр и светло-синих прожилок речек. Перед девушкой открылась чётко прорисованная, словно виртуальная, картинка неведомой безлюдной страны. Иллюзию рисунка только нарушал свежий, напоённый запахами незнакомых цветов, воздух.

Будет время — неплохо бы разобраться, как техники Полигона делают такое здесь на Земле?

Наручный «компас-водитель» споро прочертил на карте «кратчайшее расстояние» к финишу, совершенно не позаботившись предупредить Багрову о возможных превратностях выбранного пути. А этих превратностей оказалось немало. Но главной проблемой Дистанции оказался Зверь. Он встретил Лену в самом начале у старта и потом не оставлял «своим вниманием» ни на минуту. Внешность чудовища уверенно могла бы претендовать на главную роль в каком-нибудь надолго запоминающемся ночном кошмаре.

Вместе они прошли унылую выгоревшую пустошь, перебрались через подозрительно тихий водоём, взобрались на склон одинокой горки. И только вступая в густой тропический лес, Багрова догадалась, почему чудовище до сих пор не нападает. Нашла единственное, пугающее объяснение. Зверь ждал, пока курсант устанет. Ещё лучше — уснёт. Видимо, он имел опыт борьбы с человеком. Даже больше чем опыт — целую тактику борьбы. Эта была какая-то новая, совершенно не знакомая модель биоробота, о которой Лена раньше ничего не слышала.

Чего только не придумают, чтобы помучить курсантов.

Багрова решила, что атаковать Зверя ей придётся самой, напав на него первой. Конечно, это делать надо было раньше, на пустоши, пользуясь преимуществом открытой местности. Сейчас преследователь бесшумно пробирался где-то рядом, укрываясь в пышном сплетении сельвы. В лесу все «козыри» были на его стороне. К тому же Багрова, пытаясь оторваться от незваного «ухажёра», значительно превысила рассчитанный темп движения и уже начинала уставать.

В принципе задание казалось несложным. Следовало найти, подобрать и доставить к финишу спрятанный на Дистанции миниатюрный контейнер. Разыскать подающий призывные сигналы рубиновый цилиндрик Багровой удалось довольно быстро. А вот доставить…

Ещё в начале маршрута Лена оценила, какой это жёсткий срок — сорок восемь часов. Путь преграждали незримые полосы радиоактивных зон, которые надо было отслеживать и обходить стороной; поверхность уютных полянок превращалась в мерзкое живое болото; белёсые небеса коварно сыпали на землю град шаровых молний. Измеритель пространственной кривизны дважды пронзительно пищал, заставляя «компас-водителя» задумываться и предлагать новую траекторию. А защитный ультракэвларовый костюм несколько раз доказывал свою прочность зубам причудливых обитателей леса.

Теперь путь курсанта перегородил голосистый ручей, бегущий по дну неглубокого ущелья. Багрова устроила короткий привал в тени сочного, похожего на огромный папоротник, растения. Проверила и поправила снаряжение. Наконец решилась: надрезав теслером толстый ствол соседнего дерева, изо всех сил упёрлась в него спиной.

Гигант уныло захрустел и рухнул, зацепившись кроной за кусты противоположного берега. Из них, обиженно закричав, взметнулись длинношеие трёхкрылые птички.

Лена замерла. Больше ничего не происходило. Понятно: птицы — «сопровождающий фактор». Вторичные элементы правдоподобия. Делать кому-то нечего. Что б их…

Для успокоения Багрова трижды прикоснулась пальцем к кончику носа. Затем осторожно попробовала ногой прочность самодельного моста. Двинулась по стволу, цепляясь за упругие ветки. Добралась до середины. Оглянулась. Верхушки деревьев, доверчиво обняв друг друга, прятали от солнца ласково прильнувшую к их подножию растительность. В сплетении жирных лиан угадывалось быстрое и опасное движение. Шевельнулась трава. Недовольно замахал воздушными корнями развесистый плющ, бутон изумрудных роз взорвался брызгами потревоженных мошек. С берега за человеком внимательно наблюдала дюжина круглых глаз. Паучьих. Зверь ждал…

— Какую же всё-таки надо иметь больную фантазию, чтобы выдумать такое чудовище, — утомлённо подумала Багрова. — Или это прототип какого-нибудь живого существа? Не верится. Что-то оно не напоминает продукт эволюции. Непонятно: как такое страшилище вообще могло появиться. Но вот появилось же. Да ещё на моей Дистанции.

Лена отбросила с лица прядь слипшихся волос, поправила пояс и вдруг, оступившись, сорвалась со ствола и полетела с трёхметровой высоты вниз.

Отчаянно блеснул на солнце голубой комбинезон, и девушка осталась неподвижно лежать по пояс в воде нежно «воркующего» ручья.

Томин никак не мог заснуть. Ворочался с боку на бок. Давало себя знать предстартовое напряжение. Уровень «боевой» подготовки курсантов постоянно повышался, и с учётом этого экзаменационные задания каждый год приходилось усложнять. Когда Томин сам заканчивал факультет Планетарной разведки, в институте такого экзамена не было. Его сразу приходилось сдавать Пространству. И многие не смогли. Ещё недавно портрет Тамары висел в Зале памяти на почти пустой стене. А теперь на ней уже не осталось места, и в музее Космоса поставили новую.

«Открыл» её Нахметов. Смелый юноша. Но что-то смущало Томина в его рекорде. Тогда Миша Рублёв, пытаясь отвлечь внимание «прыткого» курсанта, пустил танцевать по небу маленьких розовых фей. Обычно, увидев их, все застывали на месте от восхищения. А Рамиль в них стрелял. Фантастическую красоту изящных фигурок он просто не заметил. Зато в катакомбах Гаргеи первым заметил тянущуюся к проходчикам Чёрную руку. Вступил с ней в схватку и, возможно, спас экспедицию от гибели.

А вот как умерла Тамара, неизвестно до сих пор. Из десяти членов экипажа исследовательской станции на Арене в живых не осталось никого. Можно забыть что угодно, но не безумное выражение мёртвых глаз Тамары и её товарищей. Глаз, видевших что-то такое, что не способен выдержать человеческий разум. Тогда в институте и ввели этот экзамен. На выживание.

— Надо терпеть. Во что бы то ни стало — терпеть. Рука, наверное, сломана… А Зверь и не думает приближаться… Значит, действительно ждёт темноты. Тогда мне конец.

И это поджаривание на раскалённом песке окажется бесполезной и ненужной пыткой. А до захода ещё далеко. Я не выдержу! А в другую ловушку он не пойдёт. Да её ещё надо придумать — другую ловушку-то. Хотя… Вряд ли здесь для каждого курсанта предусмотрен свой Зверь, наверное — этот успевает везде.

Как же горит плечо! И рука болит. Неужели перелом? Жарко. Хочется воды. Должен же он когда-то решиться и напасть? Давай, давай… Тебе же надо успеть на другие маршруты. Ребята там по тебе соскучились. Измерители у него сконструированы, видимо, по принципу обыкновенных рецепторов, энергозапас до ста единиц, программа мобильная… Но вообще-то есть в нём что-то чуждое, неестественное. Под кого его делали? Может быть, это роботокопия мутольведя с Гарги? Нет — там зеронная атмосфера, а тут кислород. Модель получилась бы «некорректной»…

Все ясно — никакой это не робот. Неугомонный Томин «притащил» в программу настоящего инопланетянина. Из цивилизации монстров. Специально выбрал самого красивого. А сама-то, кстати? Страшно представить, на что я сейчас похожа. Даже вот этот гад не идёт — боится.

Если не успею, не страшно. Сработают предохранители робота, начнут действовать аварийные системы спутника, к Земле пойдёт луч-команда. Чудовище остановится, но экзамен придётся сдавать ещё раз. Может, дорогу выберут через льды…

Терпеть, терпеть. Шорох? Или показалось? Зверь остановился. Нет, далеко — успеет отпрыгнуть… Ну что же ты? Ближе, ближе…

Всё, не могу больше. Надо вставать. Иначе умру — сгорю здесь заживо. Нет, терпеть! И шевелиться нельзя — он где-то поблизости наблюдает. Нельзя даже приоткрыть глаза. Буду ориентироваться на слух. Но его тяжёлые лапы ступают бесшумно… бесшумно… Чуть скрипнет песок…

Багрова здоровой рукой рванула с бедра теслер. Присевший для решающего прыжка Зверь среагировал правильно: взвизгнул, сжался и замер в ожидании убивающего луча. Робот в доли секунды всесторонне оценил ситуацию, зарегистрировал её как безнадёжную и «осознал», что увернуться не успевает. Он проиграл — подошёл слишком близко. Теперь любое действие бессмысленно и бесполезно.

Потом выяснилось: сложившееся на Дистанции Багровой положение зашкаливало за «черту опасности» — здоровью курсанта мог быть причинен серьёзный вред, и контрольная аппаратура Полигона приготовилась прервать экзамен. У Лены оставалось мгновение, но она успела…

Однажды к Томину пришла делегация: психолог, роботехник и врач.

Сначала говорил психолог:

— Сложности, с которыми проходчики сталкиваются на других планетах, условно примем за сто единиц. А ни одна из наших испытательных программ не превышает сорока. Причина в так называемом Исключительном случае, который рассчитать вне реальных походных условий невозможно.

— Пространство, оно Пространство и есть, — согласился Томин.

— Мы предлагаем использовать самообучающуюся систему, — вступил роботехник. — Способную этот самый Исключительный случай имитировать.

Томин сам не раз думал, что программы Полигона устаревают. Но он не был бы собой, если бы не стал упираться:

— Друзья, я рад, что вы понимаете, как это важно. Знаю: вы понимаете, как это сложно. Наконец, я верю: вы знаете, как это дорого. Но вот о чём все понятия не имеют — о том, какой жадный и осторожный человек ректор нашей Академии.

Друзья не представляли. И представлять не хотели.

— Мы подготовили задание для завода, — сказал роботехник. — Конечно, это и важно и сложно. И очень дорого. Но человеческая жизнь важней, сложней и, прости, дороже. Мы не можем рисковать проходчиками!

— А мной? — спросил Томин. — Ребята, имейте же вы совесть…

— Нашу совесть, — не к месту вспомнил где-то прочитанную фразу врач, — можно купить за единственную валюту: Ваше доверие!

Томин глубоко вздохнул и купил.

Рублёв разбудил его не сразу. Некоторое время жалостливо смотрел на спящего Томина. Потом тронул за плечо:

— Сергей!

— Что случилось? — Томин рывком сел.

— Курсанты начали возвращаться, — усмехнулся Рублёв.

Томин глянул на часы и спросил:

— А если серьеёзно?

Он спал шесть часов. Немногим больше прошло с момента выхода первой партии на Дистанцию.

— Какие уж тут шутки, — вздохнул Рублёв. — Нам надо поговорить, Серёжа. Я давно собираюсь… Мне кое-что не нравится в нашем Экзамене.

— Я не кое-что, я кое-кто.

Рублёв даже не улыбнулся:

— Мы развиваем в молодых людях жестокость.

— Мы готовим их бороться с жестокостью… природы, — потёр виски Томин.

Заместитель уже не первый раз заводил с Томиным такой разговор. Правда, никогда не будил его для этого перед дежурством.

— Надоел, — признался Томин. — Отстань, отойди. Уходи в Центр управления.

— Здесь сейчас интересней будет, — сообщил Рублёв. — В окно посмотри.

Томин подумал. Встал, подошел к иллюминатору, выглянул наружу и обомлел.

По площадке перед куполом финишной станции гордо расхаживало невообразимое шестиногое существо. На нём, вцепившись в жёсткую шерсть, лежала измученная, растрёпанная девушка. Та самая, что приставала к Томину на инструктаже. Воротник её комбинезона был распахнут. Из нагрудного кармашка блестел рубиновый цилиндрик.

— Новый рекорд, — услужливо пояснил Рублёв из-за спины. — Представляешь, Серёжа, оказывается, нашу Дистанцию можно преодолеть за шесть часов и тринадцать минут…

Томин повернулся к Рублёву.

— ???

— …если «скакать» верхом на роботе, средняя скорость движения которого по пересечённой местности сто километров в час. И если робот будет тебя защищать ото всех «сюрпризов» маршрута. А ты ничего… Я, признаюсь, себя пару раз ущипнул, когда увидел. Вдруг, подумал, сплю на дежурстве.

— Уважаемый Михаил Аркадьевич, — едва сдерживаясь, сказал Томин. — Потрудитесь, пожалуйста…

Рублёв виновато, но чуть торжественно, улыбнулся:

— Сами не сразу разобрались. Эта девушка, её фамилия Багрова, Лена Багрова, заманила нашего Зверя на дно расщелины. Притворилась потерявшей сознание. Ждала, пока Зверь приблизится, чтобы убить его наверняка. По логике программы, робот должен был бы выждать и напасть. Я просмотрел запись: в отличие от настоящего животного наш Зверь ждал очень долго. Потом всё-таки подошёл. И время стало измеряться долями секунд. Девушка подпустила робота почти вплотную, выхватила оружие… И Зверь уже не мог спастись… Ты следишь за моими рассуждениями?

— Да уж, — сказал Томин. — Очень внимательно.

— По известным роботу, да, кстати, и всем нам правилам, в него теперь должны были стрелять. Не могли не стрелять. Иначе — провал на выпускном экзамене. Так?

— Ты хочешь сказать…

— Серёжа, она не стала его «убивать», хотя имела стопроцентную гарантию попадания. Возникла критическая ситуация. Для настоящего животного это бы ничего не значило. Но у робота неверным оказался опорный элемент программы: «Зверь должен уничтожить курсанта, курсант должен уничтожить Зверя». И базовая программа исчезла. Машина остановилась. Процессор перегрузился. То есть, робот мог ходить, работать, анализировать окружающее, но уже не знал, зачем. Потерял цель. Послушная самообучающаяся модель, готовая к новому программированию.

— Невероятно!.. — прошептал Томин. — Ты же представляешь, что курсанты чувствуют на маршруте?.. Они боятся, волнуются, они…

— Эта девушка — Багрова, «взяла» большую скорость и «надорвалась». К тому же, падая в расщелину, повредила руку. А ещё и перенесла тепловой удар. Поэтому двигаться самостоятельно ей было уже не по силам. Но помнишь инструкцию: «курсанту на Дистанции разрешено по своему усмотрению использовать любой объект маршрута». Девушке нужен был помощник. Вот она и решила запрограммировать теперь покорного и безобидного робота…

— Да каким же образом?! — взорвался, наконец, Томин.

Рублёв не торопился. Взял из вазы на столе яблоко, откусил и, задумчиво пожевав, сказал:

— По песку она подползла к нашему Зверю, приподнялась и стала его гладить…

 

Ирина Кореневская

Эго

Джека Мильтона можно было назвать самым настоящим эгоистом. В сущности, он и сам так называл себя и очень гордился своим подходом к жизни. Всё для себя, любимого — это был его девиз. Джек считал, что только подобное отношение к жизни позволяет ему нормально существовать — пусть иногда и в ущерб другим людям. Эти другие его вовсе не волновали — сами виноваты в том, что не относятся к себе так же, как относится он.

Джек старался брать от жизни всё, что можно. И считал, что имеет на это полное право.

— Если не я, то кто же? — усмехался он, размышляя о своей жизненной позиции.

Несмотря на неприязнь окружающих, чувствовал он себя неплохо. Считал, что люди просто ему завидуют. И больше всего в жизни любил исключительно себя. По этой причине не был женат, несмотря на то, что возраст его приближался к сорока годам.

— Зачем мне жена? — спрашивал он, если кто-то из знакомых заикался об этом. — У меня есть приходящая домработница — проблемы с бытом решены. Для всего остального существуют другие способы… Очень удобно, знаете ли…

— А дети?

— Какие дети? И зачем? Чтобы, если вдруг у меня появится жёнушка, способная оценить по достоинству такое сокровище, как я, она бы переключилась на этот визжащий мокрый комок, при этом забыв об основной своей обязанности — ухаживать за мной? Увольте… Что же до продолжения рода — оно мне не нужно, потому что никакой младенец не может быть моим продолжением. Я — это Я! Единственный и неповторимый! Сомневаюсь, что кто-нибудь сможет заинтересовать меня больше, чем моя собственная персона. Я и так доволен своей жизнью. А обуза мне ни в каком образе не нужна.

Говорил это Мильтон совершенно серьёзно — ирония в отношении себя ему была недоступна. Да, он был самым настоящим эгоистом. Впрочем, его вина тут была только наполовину… Джека воспитывала одинокая мать, видевшая в сыне единственную свою радость. Теперь же она пожинала плоды воспитания: выросший парень даже матушку свою не любил, лишь позволяя пожилой женщине заботиться о себе в меру её возможностей. Правда, и заботу эту принимал не всегда благосклонно — всё зависело от его настроения…

Вот и сегодня — Джек проснулся слишком рано, и виновата в этом была, конечно же, мать. Ну а кто ещё? Женщина пришла утром, дабы проведать сыночка, а также помочь по дому. Хоть у Мильтона и была домработница, но от помощи матери он никогда не отказывался. Ведь она всё делала так, как ему было удобно и привычно. А сегодня она зачем-то с утра пораньше включила пылесос…

— Ты что — совсем ничего не соображаешь? — выскочил он в гостиную и злобно уставился на мать.

Худенькая старушка испуганно сжалась.

— Время — десять утра. Какого чёрта ты включила эту гадость? — он пнул гудящий пылесос. — Я встаю не раньше одиннадцати! Неужели трудно это запомнить?

— Но сынок… — пролепетала женщина. — Я… Он же не слишком сильно шумит. Раньше я убирала.

— Сегодня у меня был очень плохой сон. А тут ещё ты! Уйди с глаз моих, видеть тебя не хочу!

— Джек…

— Уйди!

Мать, вздохнув, тихо вышла из квартиры. Оказавшись на улице, она беспомощно огляделась по сторонам и расплакалась. Как же так — она ведь хотела только помочь сыночку, угодить ему… А в итоге, кажется, сделала хуже. И настроение ему испортила.

— Почему вы плачете? — раздался тихий голос.

Женщина подняла голову. На неё участливо смотрел какой-то мужчина, на вид её ровесник или чуть старше. Впечатление от него было не самое располагающее: бледная кожа, седые волосы и почти бесцветные глаза… Миссис Мильтон хотела было поблагодарить мужчину за беспокойство и проигнорировать вопрос, но внезапно рассказала о случившемся. А он так участливо её слушал, понимающе качая головой, что она даже стала успокаиваться…

* * *

— Всего одна игра, мистер Мильтон.

— И что мне это даст? — Джек Мильтон глянул на старика Ройса.

— В первую очередь моё расположение… К тому же это выгодно, потому что полученные деньги вы сможете потратить на себя любимого.

Джек задумался. Деньги — это, конечно, неплохо. Но что следует сделать для этого? Старик Ройс был известен своими играми, в которые вовлекал тех, кто был ему интересен. Никто об этих играх не распространялся и, казалось, ничего конкретного не знал, что наводило на не слишком приятные мысли. Хотя с другой стороны… Джеку стало интересно, что же для него придумал старик Ройс? Поэтому, соглашаясь, кивнул.

— Замечательно. Подпишите договор… И скоро мы с вами встретимся.

* * *

Джек очнулся ото сна и огляделся вокруг. Очень странно. Это была явно не его уютная комната. Поморщившись, он встал со слишком жёсткого матраса. Что происходит, где он находится и почему тут так темно? Едва Джек подумал об этом, как где-то под потолком вспыхнул прожектор, от яркого света которого Джек зажмурился.

— Привет, Джек! — раздался знакомый голос старика Ройса. — Вот и началась твоя игра.

Мильтон успокоился — сумасшедший старик о нём не забыл. Значит, всё в порядке. Наверное, Ройс выкрал его из родного дома и перенёс в это странное место. Как — он узнает позднее. А пока надо осмотреться.

Три стены украшали многочисленные фотографии Джека. Интересно, откуда они у старика? Полюбовавшись на фото, Джек повернулся к четвёртой стене, которая представляла из себя большое зеркало. Пожав плечами, Джек приготовился слушать дальше.

— Теперь, когда ты достаточно осмотрелся, я хочу объяснить, что ты должен сделать для того, чтобы не только получить деньги, но и выжить… Всё просто: ты должен рвать свои фото, повторяя при этом, какое ты ничтожество, что ты ничего не стоишь, и твоя любовь к самому себе ничем не обоснованна. Таким образом я хочу проверить утверждение, действительно ли, что если человек в течение долгого времени повторяет что-то, то начинает в это верить.

Джек нахмурился. Что за глупости? Не станет он рвать свои фото, да и повторять ничего будет! Тем более подобные ужастики!

— Я не стану этого делать! — заявил Джек и тут же закрыл уши — настолько сильное тут было эхо.

— Ты можешь отказаться, — отозвался голос. — Но тогда тебя ждёт достаточно неприятный сюрприз.

Что-то проскрежетало, и с потолка спустился небольшой ящик, который завис в трёх метрах над головой Джека. В ящик был встроен таймер, который начал отсчитывать время…

— В ящике бомба, — продолжил голос старика. — Она взорвётся ровно через три часа. Поэтому поторопись и сделай то, что я говорю — тогда ты предотвратишь взрыв. Если ты хочешь выжить, то твоему самолюбию придётся проиграть. Впрочем, в случае взрыва оно всё равно проиграет — ведь отказавшись выполнять мои условия, ты просто убьёшь сам себя… Игра началась!

Мильтон ошеломленно уставился перед собой. Да этот Ройс определённо свихнулся! Однако сомневаться в том, что старик говорит правду, не стоило. Для этого он был слишком серьёзен. Надо выполнять его условия! Джек слишком любил себя, чтобы просто разлететься на мелкие кусочки…

Аккуратно порвав пару фото, Джек ощутил, что это занятие ему крайне не нравится. Да и бормотать себе под нос эту ложь о том, какое он ничтожество — совершеннейшая глупость.

Оглядевшись ещё раз, Джек понял, что до ящика с бомбой добраться невозможно, и решил просто поискать выход. Где-то же должна быть дверь?!

Джек взглянул на таймер — времени оставалось ещё много, и можно было успеть простучать стены. Этим Мильтон и занялся, тщательно исследуя каждый сантиметр, скрывающийся под фотографиями.

Полчаса он провёл за этим занятием, констатируя, что выхода нет. Оставалась ещё зеркальная стена…

Подойдя к зеркалу, Джек придирчиво осмотрел своё отражение и поёжился. Разбивать своё отражение в этом стекле ему не очень хотелось… Кроме того, можно пораниться. Но взорваться было бы ещё больнее.

Зажмурившись, Джек неумело отправил свой кулак в полёт. От удара зеркало пошло трещинами. Воодушевлённый этим успехом, Джек, морщась от боли и получая порезы, начал наносить удары. Наконец стекло не устояло, и на Джека из образовавшегося проёма высыпалась груда новых фотографий.

— Поздравляю, парень! Теперь тебе предстоит уничтожить ещё больше фотографий, — раздался насмешливый голос старика.

— Иди к чёрту! — отозвался Джек. — Выберусь отсюда и засажу тебя за решётку!

— Попытайся! — согласился старик. — Но предупреждаю: твой путь усыпан стеклом…

Мильтон уже и сам убедился в этом. За зеркалом скрывался узкий коридор, на полу которого валялись осколки. Придётся босиком пойти по ним, потому что времени оставалось очень мало, чтобы уничтожить все фотографии. Он не успевал…

Первый шаг, второй, третий… Каждый из них давался с неимоверным трудом, ведь на Мильтоне даже носков не было. Продвигаясь вперёд, он сначала терпел, потом закричал… Оглушённый собственным криком, Джек споткнулся и повалился на стекло. Вспышка острой боли просто свела его с ума. Издав ещё один крик, Джек вскочил и помчался вперёд, как можно дальше от комнаты. Его израненные ноги давили стекло, а сам он уже почти ничего не видел и не слышал…

Джек потерял сознание, не дойдя всего двух метров до спасительной двери.

* * *

— Что теперь с ним будет? — спросил помощник.

— Вылечим и отправим обратно. Ведь парень, не испугавшись боли, двигался вперёд. Он уже понял, что жизнь важнее. Будем продолжать работать над ним… До тех пор, пока не поймёт, что он не выше других, а тем более, что перед Смертью все равны, — ответил старик Ройс.

 

Наталия Федоровская

Наваждение

3-е место в номинации «Обретение мира»

Я очень люблю своё имя — Вероника. Оно очень ласковое и нежное.

И мне кажется, оно ко многому обязывает. Ведь невозможно даже представить себе какую-нибудь вульгарную девицу с таким звучным именем — Вероника.

Ещё в школе я начала гордиться своим именем. Какое ещё женское имя остаётся неизменным? Ведь я родилась с этим именем, была с ним всё детство, и сейчас я тоже — Вероника.

Мы как-то разговаривали с моей школьной подругой Машей об именах и решили, что имя Вероника — очень благородное и красивое.

Имя Мария тоже красивое, но пока станешь Марией, побудешь и Манькой, и Машкой, и Манюней, как дразнили её мальчишки в школе, да и взрослой станешь не Марией, а Марьей Петровной.

Совсем другое дело — Вероника. От этого имени ни дразнилку не придумаешь, ни упростишь его. Вероника Леонидовна! Звучит?!

Знакомясь, я всегда с гордостью называла своё имя и была категорически против всяких сокращений вроде Вера или Ника, только Вероника, и всё!

Так что мне повезло с самого рождения. И семья у меня была, что надо: ни пьянок, ни ругани, всё культурно, интеллигентно. Не то, что у Маши.

Теперь я совсем взрослая и самостоятельная. Я считаю себя счастливым и везучим человеком. Я очень люблю своего мужа, своих детей и своих домашних хвостатых питомцев. Всё это вместе взятое — мой Мир и моя Жизнь. Я очень люблю жизнь и, вообще, я жизнерадостный человек.

Я не понимаю, что значит «любить себя». У меня есть свои жизненные принципы, в соответствии с которыми и стараюсь жить.

Я знаю, что такое счастье. Я уверена, что необходимыми условиями для счастья являются здоровье и счастье всех моих родных и близких.

Конечно, это — общее понимание счастья, необходимое для всех людей, а дополнительные условия могут быть для разных людей разные. Например, для одного — это престижная машина или дом на Рублёвке, для другого — успехи в работе, для третьего — возможность заниматься любимым делом, а для кого-то — взаимная любовь.

Это, конечно, для взрослых людей, а дети ещё не задумываются о необходимых условиях собственного счастья, они просто счастливы, когда рядом родители и масса игрушек.

Я считаю, что одним из условий счастливой жизни должно быть ощущение «внутреннего комфорта», которое достигается, если ты никому не завидуешь и желаешь всем только добра.

Я терпеть не могу, когда меня поучают, как я должна поступить в том или ином случае. И вовсе не потому, что меня обуяла гордыня, просто я уверена, что каждый человек сам создаёт свою судьбу и, чтобы не винить кого-либо в собственных неудачах, в своих поступках необходимо руководствоваться только своими личными взглядами и принципами.

Я не переношу вмешательства в свою жизнь и стараюсь не вмешиваться в чужую.

И мне никогда не бывает скучно, даже когда я одна, потому мне всегда есть, чем занять себя, о чём подумать, я многому хочу научиться, многое узнать, у меня даже на все мои занятия не хватает времени.

Зачем я так подробно пишу о себе? Чтобы стало понятно, почему я так испугалась того, что произошло со мной.

Впервые это случилось ещё прошлым летом.

Как-то, возвращаясь домой, в одной торговой палатке в подземном переходе я увидела великолепные бусы. Я вообще к бусам неравнодушна. Иногда сначала покупаю понравившиеся мне бусы, а уж потом ищу к ним подходящее платье или блузку. Это, наверное, неправильно, но со своей страстью к красоте этой бижутерии даже не считаю нужным бороться.

Когда я увидела неземной красоты бледно-лиловые бусы, я буквально заболела ими, я бы их купила тут же, но… из-за позднего часа палатка была уже закрыта, и мне оставалось только любоваться ими через стекло витрины.

Я твёрдо решила завтра же с раннего утра, к самому открытию палатки (чтобы никто не опередил меня) прибежать в этот подземный переход за бусами. Решено — значит сделано.

На следующее утро я проснулась в великолепном настроении и поспешила за желанной покупкой. Мои домочадцы, естественно, ничего не знали о моих планах. Я не люблю заранее говорить о своих намерениях, потому что не раз имела возможность убедиться, что если расскажешь, то потом обычно не получишь желаемого результата.

Итак, я помчалась в подземный переход. Было раннее утро, настроение у меня было чудесное. Я торопилась, перепрыгивая через несколько ступеней, а впереди спускалась какая-то женщина, толкающая детскую коляску, с маленьким ребёнком на руках. Коляска противно взвизгивала на каждой ступени. Этот звук очень диссонировал и с этим светлым утром, и с моим настроением. Я ощутила раздражение и к этой женщине, которая в такую рань куда-то собралась идти с маленьким ребёнком, и к её несмазанной коляске. Подумала о том, что можно было бы сбоку ступенек придумать какой-нибудь пандус для колясок, и пробежала мимо. И ещё я подумала: неужели ни один из спускавшихся в метро мужчин не догадается помочь женщине с коляской?

Вожделенная палатка оказалась закрытой. Я довольно долго топталась около неё, пока не обратила внимание на листок с расписанием работы. Оказывается, по воскресеньям палатка вообще не работает. Утешало одно: божественные бусы всё так же радовали мои глаза через стекло витрины. Я не разочаровалась в них, они были, как и накануне, прекрасны.

Пришлось вернуться домой. Конечно, с намерением уж завтра-то непременно стать счастливой обладательницей этого сокровища.

В прихожей нашей квартиры висит зеркало, в котором я каждый раз встречаюсь с довольно симпатичной женщиной и всегда её приветствую: «Здравствуй, Вероника». Она мне тоже с улыбкой отвечает: «Здравствуй, Вероника». Но сегодня она была явно не в духе и ничего мне не ответила. И у меня на душе стало как-то неуютно.

Стоит ли говорить, что на следующее утро, перепрыгивая через ступени, я опять мчалась в подземный переход. Каким же было моё изумление, когда на лестнице я снова увидела ту самую женщину с ребёнком на руках, толкающую вниз по ступенькам противно визжащую коляску.

И снова палатка с бусами не работала. Я потопталась некоторое время около, потом обратилась в соседнюю палатку, продавщица которой мне объяснила, что её соседка по воскресеньям не работает. Как по воскресеньям? Ведь воскресенье было вчера, а сегодня понедельник. Нет, рассмеялась продавщица, сегодня воскресенье, а вчера была суббота.

На следующее утро всё повторилось. Опять я перепрыгивала через ступени, и опять противно визжала несмазанная коляска, и моя палатка была закрыта. Я не стала спрашивать продавщицу соседней палатки, а обратилась к прохожему, какой сегодня день недели? Воскресенье!

Что-то со мной было явно не так. Может, я сошла с ума? Третий день подряд был воскресным днём! Я не могла разобраться с собственными ощущениями, меня явно что-то в себе не устраивало.

Я обескураженная вернулась домой. Вероника из зеркала даже не взглянула на меня.

На следующее утро я снова пошла в подземный переход, но мне уже не хотелось перепрыгивать через ступеньки, я шла медленно, заранее зная, что меня ждёт закрытая палатка и что там я снова узнаю, что сегодня — воскресенье, четвёртое!

И опять визжала коляска. Я взглянула на женщину, толкавшую её. Усталое лицо, видно, очень тяжело нести на руках ребёнка и тащить тяжёлую коляску, которая вырывалась из рук.

«Давайте я вам помогу», — женщина с благодарностью взглянула на меня. Я спустила вниз коляску, при этом думая с неодобрением о мужчинах, которые, не догадываясь помочь, проходили мимо. Женщина поблагодарила меня.

Палатка была открыта, бусы я купила, но не испытала ожидаемой радости, меня очень беспокоили эти непонятные три воскресенья подряд.

У меня было такое же чувство, которое я испытывала в школьные годы, когда никак не могла в заданной на дом задачке получить правильный ответ.

Прошло время, я успела позабыть о происшедшем, даже купила себе красивую блузку, на которой мои бусы смотрелись так, как будто хороший художник специально работал над созданием этого комплекта: блузка плюс бусы. А сама блузка очень шла к моему лицу, это я замечала даже по взглядам прохожих.

Нечто похожее повторилось осенью. Ближайший к нашему дому магазин «Пятёрочка» закрылся на ремонт, а я так привыкла к этому магазину, что поехала на автобусе в другую «Пятёрочку», купила там несколько рулонов туалетной бумаги и положила их в два полиэтиленовых пакета, которые были лёгкими, но громоздкими.

На улице шёл дождь, и было как-то неуютно. Я вошла в автобус.

Дом, в котором я живу, расположен очень удачно. Автобусы от магазина, не доезжая до моей остановки, сворачивают на другую улицу, но, проехав конечную остановку, переезжают на параллельную улицу и через несколько перегонов останавливаются рядом с моим домом.

Это очень удобно, и я часто этим пользуюсь, возвращаясь из магазина с полными сумками. Захожу в автобус, и если он даже переполнен, то перед последней остановкой все пассажиры выходят, автобус пустеет и можно выбрать любое понравившееся место, а на конечной остановке он снова заполняется пассажирами, но я уже успеваю расположиться на самом удобном сидении.

Так было и в этот раз. Я выбрала себе место прямо напротив двери, чтобы быть поближе к выходу. Пассажиры заняли остальные сидячие места. И в это время в автобус одной из последних вошла очень пожилая женщина с палочкой.

Поскольку свободных мест не было, она встала лицом к окну, держась за поручень. Палка висела у неё на руке.

Я видела, что в автобусе сидят молодые люди, которые должны были уступить место старой женщине, поэтому продолжала сидеть, с удовольствием думая, что скоро приеду домой в тепло, буду пить чай с какой-нибудь вкуснятиной и смотреть свой любимый сериал.

Когда автобус подъехал к моей остановке, я встала и, чтобы обратить внимание старушки на освободившееся место, тронула её за плечо.

Я должна была выйти, автобус стоял на моей остановке, но когда он тронулся, я почему-то опять оказалась сидящей на том же самом месте, а пожилая женщина стояла у окна, держась двумя руками за поручень, и палка висела у неё на локте.

Я ничего не могла понять. Автобус продолжал движение. И опять мы подъезжали к моей остановке, и снова я трогала женщину за плечо, но опять продолжала ехать в этом автобусе. Это было какое-то наваждение.

Вот тогда-то я и вспомнила о трёх подряд летних воскресеньях. Со мной опять было что-то не так. Я оглянулась, посмотрела на пассажиров, но никакого недоумения на их лицах не заметила. Я взглянула на свои пакеты — они были такие же лёгкие, но немного громоздкие, здесь всё было в порядке, потом взгляд мой упал на стоящую передо мной женщину.

У неё, видно, очень болела нога. Отставив её в сторону и закусив от боли губу, женщина стояла, опёршись на здоровую ногу. Она не смотрела в салон автобуса и не надеялась на свободное место.

Мне стало стыдно. Я встала. «Садитесь, пожалуйста». Женщина как-то облегчённо вздохнула, поблагодарила меня и села. А я с раздражением посмотрела на вольготно расположившихся недогадливых молодых людей.

Автобус подъехал к моей остановке, я, так и не поняв, что же со мной происходит, пошла домой.

И снова появилось чувство нерешённой задачи. Мне не у кого было спросить совета, ведь меня могли посчитать ненормальной. Значит, я должна была сама разгадать этот ребус.

Дома Зеркальная Вероника встретила меня улыбкой.

Жизнь продолжалась. Я быстро забываю неприятные моменты. Опять всё было хорошо. Выпал снег, погода была замечательная, и я бежала по улице, любуясь веточками лип, растущих вдоль улицы.

Каждую веточку, как будто создавая гравюру, художник Мороз тонкой кисточкой покрыл белой краской снега. Липы выглядели строгими и торжественными.

Я особенно люблю липы в зимнюю пору. Будь я художником, я бы обязательно нарисовала именно зимние липы, но, к сожалению, я не умею рисовать, хотя очень хотела бы научиться. Зато у меня есть хороший фотоаппарат, поэтому я решила в следующий раз обязательно запечатлеть эту липовую красоту.

Я бежала потому, что у меня начали мёрзнуть ноги, и мне очень хотелось поскорее оказаться в тепле, среди своих любимых домочадцев. Настроение было хорошее.

Вдруг боковым зрением я заметила мужчину. Он собирал с тротуара рассыпавшиеся яблоки. У него разорвался пакет, а другого не было, и он безрезультатно пытался в порванный пакет затолкать все яблоки.

Мужчина поднимал пакет с собранными яблоками, но тот снова рвался, и яблоки опять раскатывались по заснеженному тротуару.

Я про себя подумала, что нельзя быть таким непредусмотрительным. Разве трудно в кармане иметь второй пакет? Ведь всегда может возникнуть необходимость зайти в магазин, где пакеты не очень надёжные, и похвалила себя за то, что в моей сумке всегда лежит запасной пакет, и не простой, а очень красивый, двойной.

Я побежала дальше, но вдруг впереди снова увидела мужчину, который покрасневшими от холода руками собирал в рваный пакет яблоки. А пакет рвался дальше… Мимо шли прохожие, обходя незадачливого покупателя яблок. Неужели никто не догадается помочь ему? Я собиралась пробежать мимо, но вдруг неожиданная мысль пронзила меня: «А почему не я?»

Я достала из сумки свой красивый пакет. И хоть мне было его немного жаль, но я протянула пакет мужчине и помогла ему собрать яблоки.

Домой я уже не бежала. Мне необходимо было понять что-то очень важное для себя. И вдруг меня осенило: верным решением в этой моей задаче был простой ответ: «Если не я, то кто же?»

А потом я снова подружилась с Вероникой из зеркала. Каждое утро я улыбаюсь ей: «Здравствуй, Вероника!», и она мне с улыбкой отвечает: «Здравствуй, Вероника!». А имя у меня и вправду очень красивое, и жить очень интересно и здорово!!!