После 1990 года для многих эмигрантов открылась возможность приезжать в Россию. Но поехали не все. Много раз я слышала от старшего поколения, что они не хотят возвращаться в «другую страну». Им хотелось сохранить в памяти то, что осталось от детства. Об этом состоянии метущейся ностальгии очень хорошо написано у Набокова в «Других берегах» и у Бунина в «Окаянных днях». Набоков сосредоточился на культивировании и консервации памяти и для рассказа нам своего детства и юности до революции 1917 года, а Бунин в страшном своём повествовании описывает кровавую бойню гражданской войны, унижения крестьянства, интеллигенции, аристократии, аресты и голодную смерть русских людей, тех кто остался на родине, отказавшихся или не смогших уехать в эмиграцию. Набоков и Бунин обоими произведениями очень дополня ют друг друга и читателю вырисовывается ясная картина состояния умов, настроений тогдашних русских. Через горе обрушения страны, трагедию разрыва семейных связей, раздвоенность — они вынужденно, не по своей воле на долгие десятилетия, оказались оторванными от России, своих корней, потеряли не только нажитый поколениями предков уклад жизни, но и любимых людей и свою Отчизну…

Может быть, не все читали Набокова и Бунина, но тогда наверняка со школьной скамьи знакомы с «Войной и миром» Л. Толстого. Это произведение пронизано мельчайшими и любовно выписанными подробности русской «старины», той, как бы кинематографической жизни, которая даже в СССР воссоздавалась в кино и театре с большим тщанием. Толстой с первых страниц окунает нас в атмосферу и характер тогдашних взаимоотношений, описание семейных традиций, он сплетает для нас тончайшее кружево рассказов о деревенской жизни, выписывает портреты крестьян, солдат, горожан; он смакует русскую кухню, и мы воочию сидим за одними столами вместе с барами и узнаём, что ела и пила не только аристократия, а и простые люди, как одевались, куда ездили, что читали и какую музыку слушали наши прадеды; как сватались, венчались, рожали и крестили, как воевали и погибали… Этот дивный узор повествования увлекает и ведёт за собой в тот ушедший навсегда от нас русский мир, который существовал воистину и взаправду вплоть до 1917 года.

Наши старики эмигранты унесли именно такую Россию в своей памяти, в своих чемоданах им удалось спасти только фотографии да несколько семейных предметов. Эта память для многих из них была дороже, чем простое любопытство поездки в СССР на пепелище собственных домов. Но после 1991 года некоторые всё‑таки поехали. Почти всех ждало разочарование. У кого‑то семейная усадьба превратилась в развалины, у кого‑то квартира стала коммунальной, кого‑то встретили словами «опять буржуи понаехали»… Но берёзки и просторы были всё те же, только поля заросли бурьяном, в прудах и реках не всегда ловилась рыба, а многие храмы были поруганы, снесены или превращены в склады…

Вот и мы с Никитой оказались в России в 1990 году в Ленинграде, потом была Москва, позже поездки по стране, а потом Эстония и бывшая ГДР.

Последний раз я была в Таллинне в шестидесятые. Поездка в Эстонию, для всех советских людей, особенно интеллигенции, в те годы была глотком свободы, некой отдушиной, даже если хотите «малой заграницей». Я помню, как ленинградцы и москвичи ездили в Эстонию погулять по средневековому городу, поесть вкусного творога со сметаной, попить пива в погребках, послушать джаз, привезти кусочки янтаря… Прошли годы, маленькая страна вошла в новую фазу развития, а мне оказавшейся теперь во Франции, было очень интересно оказаться через 40 лет у «старого Томаса» и пойти в собор Александра Невского, как бы венчающего с высоты Вышгорода этот маленький протестантский город.

* * *

20 октября 2000 года мы прилетели в Таллинн, сели в такси, шофёр заговорил с нами по–английски. «И много в городе, таких как Вы таксистов, говорящих на иностранных языках?» — поинтересовались мы. «Да почти все. Кто по–немецки, кто по–английски балакает, надо перестраиваться, у нас очень много туристов и так круглый год. Я сам русский, всю жизнь здесь прожил, работал на заводе инженером, а потом решил поменять специальность. Теперь доволен, жить стало лучше, свободней чем раньше». «А мы слышали, что русских притесняют. Это правда?» — настаивали мы с вопросами.

«Всё это политика. А те, кто хочет, тот язык выучил и работает. Вон у вас в Европе небось всем места хватает, а недовольные есть всюду».

Довольно быстро мы домчались до центра города, устроились в гостинице, и вышли погулять; и вправду, всюду слышалась иностранная речь. Да и понятно, ведь виз въездных теперь не нужно, это единая Европа. Температура таллиннской толпы положительная, полно кафе, ресторанчиков, лавочек с местными сувенирами из кожи, стекла, янтаря и за покупку, как в Париже, говорят «merci». Но и русская речь на каждом шагу, а если заговоришь, отвечают тоже по–русски.

Мы впервые с Никитой попали в «ближнее зарубежье», нам было всё интересно. Дошли до площади Старого Таллина, на шпиле городской ратуши всё тот же флюгер в виде солдатика. Он символ и страж города. Это и сеть Старый Томас. Говорят, что пока «старик» находится на своем боевом посту, Таллину не грозит никакая опасность.

А мне подумалось, что и собор св. Александра Невского так странно контрастирующий с обликом города, символически венчает его со своего Вышгородского холма; он в равной мере заботиться о постоянстве и возвращая «ветер на круги свои» напоминает нам о величии Российской Империи. Прошло более ста лет, чего только не было! Войны, революции, разрухи, а его колокола звонят по сей день и тысячи православных тянуться сюда за утешением. Храм был возведён в 1900 году в память о чудесном спасении императора Александра III в железнодорожной аварии в 1888 году. Собор украшение Таллина. Купола, колокольный звон, белокаменные стены — он как большой корабль, с паствой на борту, парит над городом в окружении средневековой архитектуры. Русские императоры возводили храмы по всей Европе. Великолепные Соборы до сих пор украшают Ниццу, Канны, Париж, Би–арритц, столь же прекрасные и в Женеве и Баден Бадене… Их история пережила себя, приезжающие на воды и море «чеховские дамы с собачками», сменились после 17 года эмигрантами первой волны, но и они постепенно уходят в мир иной, а потому благодаря упразднению «железного занавеса» эти Соборы пополнились новыми верующими, приезжающими теперь в Европу на заработки. Многие укореняются. Теперь их очередь реставрировать старые и возводить новые храмы во славу Божию и воистину следовать словам «восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит».

В воскресенье мы стояли на литургии, огромный собор был заполнен до отказа, служил Митрополит Таллиннский и всея Эстонии Корнилий (Якобс). В тот год исполнилось 10 лет архиерейского служения Владыки. Проповедь митрополита была о чудесах выздоровления, прозрения и воскрешения из мёртвых Господом нашим Иисусом Христом… Именно в этот момент мне и подумалось о чуде сегодняшней встречи, через 35 лет моего мужа Никиты Кривошеина с Владыкой Корнилием. А ведь и не мечталось, когда в 1971 году Никита уезжал навсегда из СССР, а Владыка Корнилий (тогда отец Вячеслав) был настоятелем маленького прихода в Нымме.

Их первое знакомство произошло в лагере в 1958 году в Мордовии, в месте под названием Явас. Мой муж всегда вспоминал об этой встрече с благодарностью. Их разговоры, душевная связь тех лет остались навсегда. Потом, после отъезда Никиты в Париж, была переписка, которая не прерывалась, и вот — подарок судьбы: неожиданно Совет Европы послал Никиту на четыре дня для работы в Таллинн. Я, конечно, упросилась поехать, для меня ведь это было не только любопытство — посмотреть на другую Эстонию, но и познакомиться с Владыкой. Будущий митрополит родился в 1924 году в дворянской семье русских эмигрантов, отец был в звании полковника царской армии, когда в России случилась революция они бежали в Эстонию. Отец Вячеслав Якобс рос в Таллинне, с отрочества почувствовал в себе духовное призвание, пошёл по пути приходского окорм–ления, через это нашёл счастье и единение с паствой. Потом молодого священника направили в Вологду. Стояла хрущёвская оттепель, гонения на церковь развернулись во всей «красе», а отец Вячеслав потеряв бдительность переусердствовал в просветительском рвении — решил «распространять» Бердяева. Его арестовали в 1957 году, причина: «антисоветская пропаганда — собирал вокруг себя молодёжь, устраивал музыкальные вечера на дому, обсуждал духовную литературу». Эти невинные встречи привели к аресту и осуждению на 10 лет политических лагерей.

Органы КГБ предоставили отцу Вячеславу все условия духовного самоусовершенствования в мордовских лагерях, где Никите встреча с батюшкой была как подарок, душевной радостью и поддержкой. После освобождения отец Вячеслав вернулся к священнослужению, но думал ли он тогда, что ему выпадет нелёгкий крест стать митрополитом Эстонским….

Собор был недавно отреставрирован, после службы нас пригласили осмотреть его, потом мы трапезничали, знакомились с клиром и мирянами. Митрополит Корни–лий сказал, что завтра он едет в Пюхтицкий монастырь и если мы свободны, то он возьмет нас с собой. Мы с радостью приняли приглашение. В пять утра на машине, в сильном утреннем тумане, мы выехали в направление Святой Горы. В разговорах и воспоминаниях, мы незаметно проехали два часа и поспели к утренней службе в Успенском соборе.

Вошли. В полупустом храме, пели четыре женских голоса, и так же, как в моё посещение Дивеева, меня охватило чувство необыкновенного блаженства и радости, возвышающей до небес. О женском монастыре в Пюхтицах на Святой Горе, прославленном явлением Божией Матери и обретением чудотворного образа Ее Успения, я читала много, но не мечтала, что попаду сюда. У всякого монастыря, есть своя легенда и история, а потому после службы, нас повели к Заповедному дубу, на котором была найдена икона Успения Божией Матери. Вот уже несколько сотен лет, он не покрывается листьями, от его стволов и коры веет древностью и вечностью, кажется, что он замер в ожидании благословенного знака с небес, чтобы вновь зазеленеть… В монастырской летописи говорится, что шесть столетий возвышается дуб на этом месте и, по преданию, в XVI веке он был свидетелем совершившегося чуда. Здесь, на Святой Горе, было явление Божией Матери. Первым её увидел эстонский пастух, и именно там, где являлась Богородица, на сучьях дуба был обнаружен чудотворный образ. Мы увидели его в Успенском соборе — это изображение лежащей во гробе Пресвятой Богородицы.

О Пюхтицах написано много, пересказывать его историю не буду, а хочу поделиться впечатлениями от этого посещения, так странно и неожиданно нам ниспосланного. Первое, что меня поразило — удивительное чувство покоя, гармонии и красоты разлитой во всей природе. Стояла осень, солнечная и тёплая, паломников обычно приезжающих летом и в большие праздники не было. Мы с Никитой оказались почти одни, да ещё молодая влюблённая пара, я их заметила на утренней службе, а теперь взявшись за руки они бродили по монастырским просторам. Жёлтые, красные листья, гроздья рябины, голубое поднебесье над куполами, обилие цветов в оранжереях и на клумбах. Летом, когда цветут розы, воздух наполняется дивным благоуханием.

Владыка Корнилий нас представил матушке игуменьи Варваре. Она впервые попала в Пюхтицы в начале пятидесятых годов и вот уже более тридцати лет направляет жизнь насельниц.

Как положено, нас усадили трапезничать. На стол подали овощи, ягоды, фрукты, выращенные в монастырской оранжерее, дивный творог, сметана, ряженка, мёд, всё со своей фермы. Матушка игуменья рассказала нам из каких трудностей, ей приходилось возрождать и поддерживать монастырь. Её увлекательный и живой рассказ о нахождении средств для покупки и установления новой котельной мне показался сочетанием детектива с Божиим Промыслом. В монастыре есть не только телефон–факс, но и электронная связь, а за пультом управления котельной досматривает одна из послушниц с высшим техническим образованием. Прогрессу и порядку в Пюхтицах могут позавидовать многие русские эмигрантские приходы! Хоть и идёт здесь постоянная работа физическая и рукодельная, молитва не прекращается. Она на устах сестёр, которые восстанавливают древние ризы, в молитвенной тиши пишутся иконы, этот ручеёк, как живой источник даёт силы всем труженикам монастыря. В послушании у матушки игуменьи 170 монахинь и послушниц разного возраста, с разной судьбой, приехавших со всего света. Энергия, сила духа матушки Варвары, умение всё поставить на хозяйственную ногу, строгость, любовь и внимание к каждой монашке, создают особую атмосферу единой, деятельной семьи.

За последние годы трудами сестёр на территории монастыря был построен скотный двор, вырыт огромный пруд, в нём разводят рыбу, которую нам подавали во время обеда. Уже к вечеру Владыка Корнилий, с которым мы не расставались, завёз нас на ферму монастыря. Тут нам показали и амбары, и сеялки, стадо коров, пасеку, сотни кур.

Осматривать уголки этой «прогрессивной» обители нам выделили монахиню Олимпию. С ней, мы увидели мастерские по реставрации икон и золотого шитья, замечательную выстроенную и расписанную фресками крестильную. Сама монахиня Олимпия — эстонка, по своему послушанию пишет иконы, поёт на клиросе, совсем недавно она и ещё три послушницы расписали крестильный храм. «Писали быстро, в несколько недель справились, сами удивлялись, как хорошо и споро работалось…», — говорит она с радостной улыбкой.

В летние месяцы Пасхальные и Рождественские недели и, особенно в праздники Пюхтицкой иконы Божией Матери Успения, монастырь наполняется паломниками, со всех концов света и не только из России. Кстати попасть теперь в Эстонию русскому человеку труднее, чем нам из Франции, он мыкается часами в консульствах, достаёт туристическую визу, которая стоит дорого и не всем по карману. Как и во всех больших монастырях, здесь хорошо налажен приём паломников, никто не остаётся без крова, есть гостиница, селят у жителей соседней деревни, каждый приезжающий идёт помолиться, а потом окунуться в водах живоносного источника.

Прозрачное, будто из фарфора лицо монахини Олимпии оживилось, когда я показала ей открытку с изображением матери Марии (Скобцовой), я рассказала, что пишу книгу о её творчестве, занимаюсь выставкой её работ. «Вы, конечно знаете, что она у нас бывала в начале тридцатых годов, сразу после пострига во Франции… и фильм о ней здесь снимался, а когда актриса Касаткина приезжала, мы её учили как нужно носить монашеское облачение». Странно, подумала я, и здесь мать Мария напоминает мне о себе.

Сестра Олимпия повела нас в музей монастыря. Здесь хранятся предметы, облачения, принадлежащие святому Иоанну Кронштатскому, много фотографий тех лет. Оказывается, он не раз бывал в Пюхтицах, совершал богослужения и заботился о строительстве его, но особое значение в прославлении обители сыграл Эстлянский князь и губернатор Сергей Владимирович Шаховской. Именно он и его супруга посвятили последние годы своей жизни благоустройству монастыря, они скончались в Пюхти–цах, прах их покоится здесь же, у стен храма пр. Сергия Радонежского.

На закате дня мы собрались в обратный путь. Матушка Варвара и её насельницы ласково простились с нами и приглашали приезжать. По возвращению в Париж у нас завязалась переписка, а в 2010 году матушка Варвара скончалась..

Мы провели с Владыкой Корнилием вместе целый день, конечно если бы не он, то вряд ли бы мы встретили такой царский приём. Было бы хорошо, но совсем иначе. Все, с кем за этот длинный день нам пришлось увидеться, испытывают к митрополиту огромную любовь и доверие. Наши сердца и души были переполнены волнением, весь обратный путь до Таллинна мы делились впечатлениями. Владыка много и интересно рассказывал нам о трудном положении, которое сложилось у Православной Церкви в Эстонии, после распада СССР, о своих личных стараниях уврачевания расколов.

Благословение на монашеский постриг и архиерейство Владыка Корнилий всегда воспринимал как новый крест. Ему выпали годы трудного епископства, пришлось разрубать узлы постсоветской церковной дипломатии. Но Господь милостив к нему и в свои преклонные годы он полон сил, энергии, забот о пастве и думает только о благе Православной Церкви в Эстонии.

Ещё в Париже Александр Ельчанинов рассказывал мне о молодом Братстве св. Анастасии Узорешительнице и о первом православном радио «Град Петров». Как я поняла, многие из русской эмиграции и особенно парижские основатели франко–русского «Голоса Правос–лавия» помогали в создании «Града», а АСЕР, во главе которого был Александр, поддерживал эту инициативу и материально. В очередной раз, когда я собралась в Россию, он дал мне письмо и координаты о. Александра Степанова. Кажется, Галина Клишова, которая открыла первый хоспис в 1999 в Питере, привела меня в Братство.

Я познакомилась с отцом Александром, он увлечённо рассказывал мне о планах, о том как они окормляют неустойчивых подростков, как помогают адаптации вышедшим из тюрем, работают с наркоманами и о новорождённом детище «Граде Петровом», а потом неожиданно предложил «Давайте запишем с вами несколько передач. Было бы хорошо, чтобы вы рассказали нашим радиослушателям о матери Марии (Скобцовой) и о владыке Василии (Кривошеине)». Я согласилась, а через несколько дней опять встретилась с отцом Александром и мы с ним поехали в Ал. — Невскую Лавру на встречу с митрополитом Владимиром. Отец Александр хотел помочь мне в устройсте выставки художественных работ м. Марии в Русском Музее, а митрополит Владимир дал своё благословение. Наш разговор с митрополитом длился долго, мы пили чай, он расспрашивал о вл. Василии, о православной Франции и с удовольствием перемежал свою речь французскими фразами. Шёл 2001 год, ранняя солнечная весна, уже цвела черёмуха, я подписала договор на книгу с издательством «Искусство» и планы мои вы–стривались в череду приятных знакомств и перспектив…

За последние два десятилетия много написано об русской эмиграции, уже не сосчитать конференций, монографий, выставок, документальных фильмов посвящённых этой «модной» теме. Но и книги, и конференции бывают разные, иногда скучные, порой повторяющие уже давно известные факты, а иногда их перевирающие. Потомки первой волны русской эмиграции, сохранили церковные традиции и богатство русской культуры, долгие десятилетия они жили в надежде, что их родина освободится от богоборчества и придёт время, когда они смогут передать накопленное ими духовное богатство своим детям и внукам. Но не всегда выстроенные в нашей голове мечты сбываются так, как могло бы уложиться в логику событий.

Франция, эмигранты первой волны, казалось бы их потомки и подхватят эстафету поколений. Да не всё так просто. Их внуки, рождённые в Европе, не всегда знают русский язык, может быть, только малая часть из них знакома с семейной историей, далеко не все уже ходят в православные храмы, а когда умирает «последний из столпов», то вся бережно накопленная библиотека или архив выбрасывается как ненужный хлам на помойку. Как не печально, но такие случаи мне известны.

Но произошёл неожиданный возврат — «деды и отцы» эмиграции, стали истинным чернозёмом для нового «русского посева», так обильно взошедшего после падения Советов на бывшем пространстве СССР. Многие эмигранты из Европы, основашие в 70 годы «Голос Православия», с центром и студией в Париже — уже в мире ином, некоторые ещё вполне бодры, и несмотря на свой преклонный возраст приезжают в Россию. Именно их инициатива и энергия о. Александра Степанова легла в основу будущего «Града Петрова».

Я многих ещё помню, слышу их голоса, рассказы о себе, о семьях, о беге и спасении, о жизни, нищете, голоде в Париже, Константинополе, Праге, Берлине… выброшенные в эмиграцию, без профессий, а часто без знаний языка, они должны были погибнуть или бесследно расствориться в иной культуре. Но вышло иначе, они выжили, сохранили и приумножили семьи, построили храмы, сохранили язык и традиции. Почти вся эмиграция долгие десятилетия жила, что называется, на чемоданах, в надежде, что Советы скоро отомрут. Но не тут то было, пришлось ждать 75 лет. Почему и для кого эти люди так бережно охраняли своё прошлое? Кому, кроме их самих, да небольшому кругу единомышленников это было нужно? Может быть это был инстинкт самосохранения, в чужой среде? Ответить на эти вопросы трудно, но одно ясно, что ничего не делается без промысла Божьего и дело «отцов» не пропало всуе, сегодня оно живёт и даже заговорило новым голосом «Града Петрова» в городе на Неве.

В 1990 году на первом совместном семинаре «Голоса Православия» и «Град Петров» во Франции в монастыре Бюси–ан–От, отец Борис Бобринский сказал: «Русское рассеяние, массовая эмиграция двадцатых годов явилась, с одной стороны, страшной трагедией, а с другой стороны, и необычайным благословением Божиим, благодаря которому Православие перекочевало с Востока на Запад, укоренилось на Западе, а затем уже стало расти и свидетельствовать,…Духовные плоды общинной жизни, я думаю, это само церковное сознание, сознание жизненности Православия в современном обществе. Например, у нас есть желание выйти из среды своего «приходского «гетто». Я нарочно употребил это слово, чтобы сказать, что мы не хотим замыкаться в собственное самодовольство и самолюбование. Думаю, что в той степени, в которой развивается евхаристическое духовное сознание развивается и чувство миссионерской ответственности».

А вот что сказал отец Борис в 1999 году, практически в год основания «Град Петров»: «С наступлением постсоветской эпохи в России появляются люди, готовые прийти нам на смену и продолжить нашу работу, и здесь хотелось бы напомнить слова святого Иоанна Крестителя о Христе «Ему должно расти, а мне умоляться» /Иоанн,3–30/. Я благодарю Господа за то, что я был причастен к этому миссионерскому делу с самого начала, за то как оно рождалось, росло, зрело, за то, что я вижу живое продолжение нашей парижской организации в студии Санкт–Петербурга, которая создаётся и начинает действовать».

«Голос Православия» созданный в 1979 году на Западе, трудами потомков русской эмиграции с 2000 года стал официально вещать в России уже как бы в новом обличии, с названием радио «Град Петров», — у которого действительно счастливая судьба. Ему не пришлось годами трудов и ошибок настраивать свои волны на верное слово и интонацию; с момента рождения оно стало наследником «Голоса Православия», той первой православной радиостанцией вещавшей в течении 20 лет для советских слушателей. Судьбы двух радиостанций, как судьбы русских семей, счастливо воссоединились! Что не часто бывает, преемственность поколений произошла естественно и легко, а «отцы», которые начинали в Париже это, как они сами говорили «безнадёжное дело» — могут только гордиться таким замечательным воплощением их мечты.

«Дух дышит, где хочет» — но и эфирный дух не ведая препятствий и «границ на замке» вошёл в новое тело и согрел сердца. Несмотря на огромную культурную пропасть в воспитании, истории и политике — эта лакуна оказалась уже преодолимой в самом начале 1989–90 годов. А ведь тогда Россия только начинала оттаивать, сбрасывать оковы и навёрстывать упущенные десятилетия своего «я». В церковном окормлении Россия тех лет представляла из себя духовную пустыню. Среди людей верующих и деятельных как никогда, была огромная жажда знаний. Эти люди, по большей части молодые, только начинавшие своё воцерковление, без специальной подготовки, без книг, без разъяснений «добрых пастырей» на местах, неожиданно встретились с русскими эмигрантами. Для молодых учредителей будущего «Града Петрова» и основателей православного Братства св. Анастасии Узорешительницы, встреча с «Голосом Православия» стало настоящим «богословским университетом». Оказалось, что эта огромная и единая семья сотрудников и помощников раскинута по всему свету, объединённая общим миссионерским делом, в основании которого были муж и жена Поздеевы из Германии (которые будучи совсем молодыми супругами начинали свою церковную деятельность на оккупированных территориях в 1942 году в Псковской миссии), отец Борис Бобринский из Франции и лютеранский пастор Евгений Фосс, по материнской линии русский, из Швейцарии.

Во время наших бесед с отцом Александром Степановым он часто повторял слово «чудо». И вправду, не есть ли чудо, что кончилась власть Советов и в России открылись храмы, приходские школы, курсы катехизации, из ничего выросли воцерковлённые семьи, Богословские институты, семинарии, православные издательства, появилось образованное священство… Не есть ли чудо, что уже в начале 90 годов, в России, стало возможным бесстрашно читать В. Соловьёва, Н. Бердяева, П. Флоренского, о. А. Шмемана, Шаламова, Солженицына и многих других запрещённых писателей, издания которых, довольно скоро из разряда «сам и там издата» стали осуществляться собственными силами в России. Отпала необходимость, рискуя жизнью, тайком перевозить запрещённую литературу, в списки которой были занесены Библия и Евангелие.

В 1990 году французский «Голос» познакомился с зачатком Братства св. Анастасии в северной столице, будущими священниками Александром Степановым и Львом Большаковым. Эта встреча позволила более конкретно понять нужды воцерковления и богословской мысли в России, представить конкретную помощь в налаживании будущей радиостанции непосредственно на месте. У начинающих с нуля энтузиастов были практически те же трудности, с которыми столкнулся «Голос Православия» в 1979 году в Париже. И тогда, и сейчас на помощь пришел пастор Фосс. Так же как двадцать лет назад, он сказал По–здеевым, что дело не в деньгах — деньги можно найти, а дело в идее, солидарности и увлечённости делом, а в 1994 году в Санкт–Петербурге, он повторил те же слова будущим основателям «Града Петрова».

У молодых православных не было ни денег, ни радиотехники, ни людей, ни программ, но было огромное желание преодолеть трудности. Поздеевы рассказывали о своём начинании во Франции: «Прошло несколько лет напряжённой работы, появились люди, помощники, средства и идея религиозного радиовещания, распространения слова Божия оказалась настолько динамичной, что собрала вокруг себя талантливых сотрудников, русских богословов, профессоров и священников со всего мира».

Прошло 20 лет и рождение «Града Петрова» повторилось почти также, и, что удивительно, в основании стояли те же Поздеевы, о. Борис Бобринский, пастор Фосс, Валентин Корельский, о. Владимир Ягелло, Нико Чавча–вадзе… Список всех сотрудников «Голоса Православия» невозможно привести целиком. Каждому должно отвести особое место, дано слово. Отмечу, что в те годы, когда существовал «железный занавес», несмотря на церковные несторения на Западе, а порой даже межюрисдик–ционную вражду, в благородной работе «Голоса Православия» объединились люди из РПЦЗ, РПЦ, Экзархата Вселенской Патриархии, католики, протестанты и даже малоцерковные люди!

Совместная работа начинается в мае 1994 года после подписания договора о сотрудничестве с Братством св. Анастасии, предусматривающего предоставления доступа к парижским программам «Голоса», поиск и закупка недорогих радиостанций и создание местной студии звукозаписи. В декабре 1994 года начинается вещание на волне одной из основных радиостанций Петербурга. Создаётся редакция, которая в то время, своей пуповиной целиком была привязана к Парижу, к студии звукозаписи и обработке текстов, составлению программ, над которыми работали сотрудники «Голоса Православия». В 1999 году студия в Петербурге получает «постоянную прописку» на набережной лейтенанта Шмидта в Братстве св. Анастасии Узорешительницы и уже вещает как официальное радио Санкт–Петербургской митрополии «Град Петров».

После распада СССР, только малая часть эмигрантских начинаний, сумели успешно себя перевоплотить или перебазировать в Россию.

К ним относятся: радио «Голос Православия» переродившееся в «Град Петров», организация НТС (которая выпускает и сейчас журнал «Посев» и «Грани»), журнал «Континент» (основанный в Париже, а теперь выходящий в Москве), радио «Свобода» с русской редакцией в Москве, молодёжная православная организация «Витязей» (Париж), она активно действует на пространстве России с корпунктами в Москве и Петербурге, издательство ИМКА–Пресс, которая стала соучредителем издательства «Русский Путь» и Фонда Русское Зарубежье, основанное А. И. Солженицыным. Старая русская эмиграция исчезает, можно только пожалеть, что кровные их потомки не смогли подхватить эстафету на Западе, но можно порадоваться, что пересаженные корешки на новую русскую почву дали такие прекрасные всходы.

Мне хотелось бы назвать всех, кто был причастен к деятельности «Голоса Православия», в самые разные годы. Их служение делу и духу преодолело время и границы. Многих я знала лично: Кирилл Ельчанинов, светлейшая личность, один из столпов РСХД, теперь его дело продолжает сын Александр; Степан Татищев, (он был шафером на нашей свадьбе с Никитой К., а наши семьи связывают долгие и крепкие годы дружбы); Валентин Корельский, Нико Чавчавадзе, Ульяна и Михаил Самарины, Анна Татищева, Ксения Паскалис о. Владимир и Варвара Ягелло, о. Борис Бобринский: эти люди ещё живы.

Для них, как и для всех основателей «Голоса Православия» как говорит о. Борис: «Россия никогда, не переставала быть нашей Родиной, даже если волею судеб или скорее, Промысла Божьего мы были отброшены за границу, как доброе семя, которое приносит плоды духовные в меру наших сил. Сам «Голос Православия», конечно, является связью с Россией, даже тогда, когда непривычные наши интонации или акценты мешают русскому слушателю. Так сложились наши судьбы, что многие из нас родились или воспитывались за границей. После нашего тридцатилетнего торжества «Голоса», я радуюсь, что «Град Петров» унаследовал наши духовные ценности. Я счастлив, что это молодая радиостанция будет вещать в России и дышать одним с нами Духом. Православное радиовещание — это есть голос Божий, который через современную технику проходит через все затворы, через все стены и доходит до сердец людей»

Прошло ещё десять лет. И уже в 2010 году я опять оказалась в студии «Града». Удивительные преобразования произошли за эти годы. Большой пласт программ радио посвящает христианскому и историческому просвещению. Появился цикл передач «Возвращение в Петербург». Город на Неве давно вернул себе своё родное имя, но его карта до сих пор испещрена советскими новоязами. В передачах об этом жизненно важном вопросе, выступают специалисты, историки, богословы. Они рассказывают кем были и что творили организаторы массовых убийств, в честь которых названы улицы, проспекты и площади Санкт–Петербурга. Володарский, Марат, Урицкий, Бела Кун, лейтенант Шмидт, Маркс, Ленин… список длинный. Их имена были увековечены коммунистами в городе носящем имя апостола Петра. Раздвоеннность сознания приводит к плохим последствиям, символы исторического зла разъедают, а «возращение на круги своя» очищают наши души и память. Большевики очень хорошо понимали как важна топономика, как незаметно и вкрадчиво она въедается в сознание людей; стирается из памяти поколений «кто есть кто», но однажды заняв место прочно и надолго вытесняют и искажают историческую истину.

В феврале 2011 года Архирейский собор Русской Православной Церкви принял постановление «О мерах по сохранению памяти Новомученников и всех невинно от богоборцев в годы гонений пострадавших». В этом тексте есть слова о «необходимости возвращения имён и о продолжении диалога с государством и обществом, для того, чтобы в названиях улиц и населённых пунктах не возвеличивались имена лиц, ответственных за организацию преследований и уничтожении неповинных людей, в том числе и за веру пострадавших». Этот важный документ был опубликован. Но как мало людей знакомо с этим текстом! И кто воплощает эти благие намерения в жизни? Но не будем роптать, возрадуемся малому и преумножим нашими трудами «голоса и дух» отцов, чтобы они звучали громче из ушедшего небытия и вернулись к нам возрождёнными.