— Это же совсем просто. Вот ингредиенты: сахар, корица, гвоздика, лимон, вода. И, конечно, красное столовое вино.
— Ты забыла огонь…
— И огонь. И мирное столовое красное превращается в огненную смесь…
— А потом эта самая огненная смесь превращает грозного Аргуса в нежного любовника…
— А его студентку — в трепетную наяду…
— В змейку…
— Кстати, твои греки — они варили глинтвейн?
— Вообще-то, они пили подогретое вино. И при этом разводили его водой — в два-три раза.
— Тоже мне, поклонники Бахуса.
— Не забывай: веселье в этих странах было разлито уже в воздухе, как вино. Это нам, северянам нужно все время подогреваться.
— Ты гляди, поосторожнее там… С весельем, которое разлито в воздухе… Я уже боюсь тебя отпускать. Особенно с этим доцентом в коротенькой юбке…
— Разве — в коротенькой?
— Будто бы не заметил!
— По-моему, ты заметила больше, чем я…
— Да. И я знаю, что у этой Денисовой на уме. И зачем ей Греция…
— У тебя богатый жизненный опыт…
— Опыт неудачного замужества, не более…
— Действительно неудачного? Если честно?.. То есть, я хотел бы знать, тебе было также хорошо с ним…
— Очень редко… И потом, был стыд и какой-то холод… Он забивал все…
— Почему же…
— Какой любопытный… Я потом все объясню. Сейчас я хочу спать… Запомни, ты обещал разбудить меня в пять и отвезти домой… К дядюшке…
— Обещал — значит отвезу…
— Поставь будильник…
— Я проснусь ровно в пять…
Разговор начинался на кухне, где Аня готовила глинтвейн, а продолжался и закончился в постели. Чашка горячего пряного вина на обоих подействовала одинаково — вызвала томление и напомнила про глубокую ночь. Про наяду и змейку они вспомнили тогда, когда раздевались и укладывались в постель, будто семейная пара с изрядным стажем совместной жизни. Она обвилась вокруг него телом, руками и ногами, как лиана, и он почувствовал желание. Очевидно, его прежняя семейная жизнь со скупой на интимные ласки Викторией оставила в нем резерв нерастраченной мужской силы. Сейчас эта сила искала выход — но уже не в том неистовом порыве, какой они пережили у пылающего камина. Сейчас оба и надолго погружались в ласковое, колышущееся марево, безмолвно соизмеряя друг с другом желания, темперамент, ритм. Происходило глубокое, неспешное знакомство мужчины и женщины, стремившихся не надоесть друг другу, не потерять друг друга. Они долго плыли в этом всепоглощающем мареве, пока не достигли берега — и, изнеможденные, лежали рядом, переговариваясь, прислушиваясь к отзвукам их ласкового марева. Незаметно оно убаюкало их.
Он проснулся ровно в пять, в соответствии с собственным биологическим будильником, но не нашел ее около себя. Вмятина в постели сохранила не только форму ее тела, но и ее тепло. Змейка выскользнула из-под одеяла совсем недавно. На кухне брезжил свет. Накинув пижаму, он направился туда и, зажмурив глаза, увидел ее. С некоторым изумлением он увидел на ней свою рубашку в синюю клетку, не сколько мешковатую в плечах, но достаточно длинную, чтобы прикрыть верх бедер. Она ставила на стол дымящийся кофейник и две чашки.
— Доброе утро, — сказала она и виновато добавила: — Извини, я не нашла халата…
Халата и не могло быть — Виктория не оставила в квартире ничего из своей одежды. Подчеркивая этим, что ушла навсегда.
— Тебе идет, — он подошел и поправил нижний край рубашки, дотронувшись до прохладной шелковистой кожи ее бедра.
— Умывайся и приходи пить кофе, — засмеялась она. — Эх ты, обещал меня разбудить…
— Я проснулся ровно в пять, — запротестовал он, — не виноват же я, что ты оказалась жаворонком…
— Надо бы вернуться пораньше. Я думаю, все будут спать и, может быть, удастся проскользнуть в квартиру незамеченной. Тогда никто не узнает, во сколько я вернулась.
— Хорошо у тебя, — сказала она, когда оба сидели за столом и пили кофе. — Я теперь понимаю, чего мне так не хватало, когда я не знала тебя. Покоя и надежности. Ты знаешь, я ожидала, что после развода немного отдохну — и от мужа, и от его знакомых, которые стали и моими знакомыми, и от наших родственников, от людей вообще, от всего… Ничего подобного. Какая-то сумасшедшая жизнь… Суета, беготня. Надо учиться, и на жизнь зарабатывать, и все — самой… Можно я буду иногда приходить сюда и просто отдыхать? Когда ты позволишь?
— В любое время, — ответил он, прихлебывая кофе. Напиток казался необыкновенно вкусным. Может быть, оттого, что Аня приготовила лошадиную дозу, какую она обычно делала и для себя. Виктория же считала, что очень крепкий кофе вредит сердцу.
— Кстати, — сказала она, — кто будет поливать здесь цветы, пока ты будешь в отъезде? Кормить аквариумных рыбок?
— Вот я и думаю: кто будет поливать цветы и кормить аквариумных рыбок, пока я буду в отъезде? — улыбался профессор. — Может быть, ты согласилась бы? Я оставил бы тебе дубликаты ключей.
— Спасибо. Можно я иногда буду убегать сюда? И…
— И даже ночевать здесь, если тебе захочется, — разрешил профессор.