Путь совершался въ молчаніи. Ардеа чувствовалъ себя невыразимо несчастнымъ и проклиналъ ту минуту, когда согласился ѣхать къ селенитамъ. Въ то же время онъ не сводилъ глазъ съ чудныхъ цвѣтовъ — прощальнаго дара своей возлюбленной и предавался даже неосуществимымъ мечтамъ о новой встрѣчѣ съ Амарой.

Уважая искреннее горе своего спутника, Сагастосъ тоже хранилъ молчаніе. Онъ зналъ, что время и смѣна впечатлѣній — лучшее лекарство отъ болѣзни любви.

Если даже князь и не забудетъ Амару, то все-таки страсть его успокоится, а необходимость приспособляться къ новому для него міру заставитъ его думать о другомъ. Гораздо больше его заботилъ страхъ, какъ бы не открылась связь Амары съ чужеземцемъ; въ такомъ случаѣ ему пришлось бы выслушивать справедливые упреки въ томъ, что онъ привезъ такого опаснаго гостя.

Ардеа первый нарушилъ молчаніе, спросивъ Сагастоса куда они теперь ѣдутъ?

— Мы ѣдемъ къ сенидайтіасамъ. Это очень богатый, промышленный и, въ то же время, крайне оригинальный народъ. Но предупреждаю васъ, Ардеа, быть осторожнѣе и избѣгать любовныхъ похожденій, чтобы мнѣ опять не пришлось, какъ теперь, бросать свои дѣла и спѣшить къ вамъ на помощь.

Князь покраснѣлъ.

— Простите, дорогой наставникъ, что я причинилъ вамъ безпокойство, и такъ не во-время. Право, лучше бы я никогда не посѣщалъ селенитовъ; я убѣдился, что на Марсѣ, какъ и на Землѣ, человѣкъ не застрахованъ отъ любви. Но не считайте меня настолько вѣтреннымъ, что, едва разставшись съ Амарой, я могъ бы заинтересоваться какой-нибудь женщиной.

Сагастосъ дружески пожалъ ему руку.

— Я не сержусь на васъ, Ардеа. Такая женщина, какъ Амара, — безспорно одна изъ первыхъ красавицъ нашего міра, — можетъ пошатнуть какую угодно солидную добродѣтель. Искушеніе было слишкомъ сильно, да и столѣтнее вино, которымъ чаровница предательски угостила васъ, тоже много способствовало вашему паденію. Не вы первый поддались искушенію. Бывали и прежде случаи, что мужчины другой расы похищали селенитокъ, но только тѣ очень скоро умирали; легкія ихъ не выносятъ тяжелаго воздуха равнинъ.

— Женщины дайтіасовъ не могутъ, разумѣется, соперничать въ красотѣ съ селенитками; къ тому же, мое сердце полно одной Амарой, — со вздохомъ сказалъ князь. — А въ чемъ же состоитъ особенность этого народа? — спросилъ онъ.

— Въ ихъ особыхъ нравахъ и обычаяхъ. Во-первыхъ, они управляются царицей, которая можетъ имѣть семь мужей, а если пожелаетъ, такъ и больше. Для остального населенія существуетъ слѣдующій законъ: богатый мужчина имѣетъ право имѣть до семи женъ, а если бѣдный женится на богатой женщинѣ, то та, въ свою очередь, можетъ имѣть семь мужей.

Женщины и мужчины обязаны содержать своихъ мужей или женъ: отвести имъ отдѣльное помѣщеніе, одѣвать и кормить, словомъ, содержать ихъ подобающимъ ихъ состоянію образомъ.

Первый ребенокъ, родившійся отъ перваго союза, получаетъ львиную долю наслѣдства, т. е. все состояніе того изъ своихъ родителей, — отца или матери, — который богатъ, а вмѣстѣ съ этимъ и право на нѣсколькихъ женъ и мужей. Остальныя дѣти получаютъ только то, что дано въ приданое ихъ отцу или матери, какъ-то: домъ, въ которомъ жили, предметы роскоши, золото, которое тѣмъ удалось скопить, однимъ словомъ, наличное имущество родителя. Но большинство такихъ бѣдныхъ юношей и молодыхъ дѣвушекъ, въ свою очередь, женятся или выходятъ іамужъ за богатыхъ людей, и такимъ образомъ пристраиваются.

Есть, конечно, между ними и независимые, которые остаются свободными и живутъ своимъ трудомъ; есть также и семьи, состоящія изъ одного мужа и одной жены, но такіе случаи очень рѣдки и представляютъ исключеніе.

— Вотъ забавный народъ! — замѣтилъ, смѣясь отъ души, Ардея. — Многоженство существуетъ и у насъ, на Землѣ. Такъ напримѣръ, магометане могутъ имѣть, по своему желанію, нѣсколько женъ, но женщинамъ законъ не предоставляетъ права имѣть нѣсколькихъ мужей.

— Слѣдовательно, у насъ больше справедливости и равенства въ отношеніи обоихъ половъ, — улыбнулся Сагастосъ. — Но вернемся къ сенидайтіасамъ. Итакъ, они имѣютъ права на семь мужей или женъ, смотря по своему богатству, — излишекъ карается закономъ. Но если мужъ или жена умрутъ, то разрѣшается замѣщать ихъ.

— У кого же мы остановимся?

— У Меру, младшаго брата царицы. Это очень милый молодой человѣкъ. Говорятъ, что его шесть женъ — самыя красивыя женщины страны.

— Вы сказывали, что это — богатый и торговый народъ. Есть у нихъ какая-нибудь спеціальная промышленность? — спросилъ Ардеа.

— Да, они воздѣлываютъ виноградники, плетутъ кружева и ткутъ дорогія матеріи. Кромѣ того, у нихъ много большихъ заводовъ, на которыхъ выдѣлывается красивая и очень прочная посуда. Вообще, у нихъ крайне оживленный товарообмѣнъ, процвѣтанію котораго много способствуетъ приморское положеніе ихъ столицы.

По всей вѣроятности, это былъ бы самый богатый въ нашемъ мірѣ народъ, не напусти они къ себѣ харимовъ, которые обираютъ и эксплоатируютъ ихъ, а кончатъ тѣмъ, что совершенно разорятъ страну, если дайтіасы во время не замѣтятъ опасности и не примутъ надлежащихъ мѣръ.

— Что это за харимы? Во время нашего пребыванія у таобтиловъ я уже слышалъ это названіе, но по тому пренебрежительному оттѣнку, съ какимъ его употребляли въ разговорѣ, я счелъ было его за какое-нибудь унизительное прозвище.

Сагастосъ разсмѣялся.

— Я вижу, что вы очень наблюдательны, и ваше замѣчаніе вполнѣ справедливо. Хотя харимами и называется отдѣльное племя, но это имя, въ то же время, служитъ дѣйствительно прозвищемъ, такъ какъ харимы — отвратительнѣйшій въ мірѣ народъ. Ихъ алчность, безстыдство, скверныя наклонности, нечестность и хвастовство вошли въ поговорку. Поэтому доступъ хариму во Дворецъ магіи воспрещенъ подъ страхомъ смерти. Такому же наказанію подвергается всякій ученикъ, осмѣлившійся передать научную тайну кому-либо изъ харимовъ, ибо тѣ всегда готовы продать все, и предать отца, мать и лучшаго друга, разъ за это хорошо платятъ.

— Славный народецъ! И онъ всегда былъ такимъ? Откуда же онъ произошелъ?

— Изъ бездны тьмы и зла, — съ отвращеніемъ сказалъ Сагастосъ. — Страшное преступленіе обратило на нихъ вниманіе всего міра: они продали и выдали Имамона.

Скрываясь отъ жрецовъ Ассуры, добрый богъ искалъ убѣжища у харимовъ; а тѣ, вмѣсто того, чтобы защищать довѣрившагося имъ изгнанника, связали и сами отвезли его къ ассурамъ. Наглость ихъ дошла до того, что, предавъ Имамона врагамъ, они стали у самаго костра, чтобъ лучше видѣть, какъ онъ будетъ умирать. Тогда богъ, объятый пламенемъ, изрекъ надъ ними ужасное проклятіе:

"Блуждайте по землѣ, какъ нечистыя животныя, которыя прячутся отъ свѣта и питаются падалью! Отнынѣ нѣтъ у васъ ни отечества, ни убѣжища; всѣ станутъ ненавидѣть и презирать васъ, такъ какъ вы будете служить несчастіемъ всякому, кто къ вамъ приблизится, какъ чума, которая коситъ населеніе на своемъ пути".

"Гдѣ поселитесь вы, тамъ будутъ безплодны нивы, градъ и молнія истребятъ сады и жатвы, и скотъ падетъ отъ вашего тлетворнаго дыханія; кто приметъ къ себѣ одного изъ васъ, у того поля обратятся въ пустыню, огонь уничтожитъ жилище, и останутся ему только посохъ, да сума нищаго".

"Зависть, ненависть, жадность и клевета будутъ руководить вами, разореніе, нищета и смерть будутъ вамъ сопутствовать".

"Вы, харимы, заразите собою весь міръ, — и горе тому, кто войдетъ въ сношеніе съ вами, проклятые!"

Сагастосъ говорилъ дрожавшимъ отъ волненія голосомъ. Очевидно, онъ зналъ наизусть священныя слова, произнесенныя на кострѣ Имамономъ.

— Теперь вы понимаете, Ардеа, что назвать кого-нибудь "харимомъ", значитъ нанести ему тяжкое оскорбленіе, такъ какъ это слово — синонимъ предательства и подлости. Понятно, что и харимы, въ свою очередь, ненавидятъ Имамона; стараются разрушать его храмы, осквернять посвященные ему жертвенники, и совершаютъ самыя отвратительныя кощунства передъ его изображеніемъ. Всѣ знаютъ это. Поэтому, если жрецъ Имамона встрѣтитъ харима, то долженъ очистить себя священной водой; точно также, если кто-либо изъ этого проклятаго народа осмѣлится проникнуть въ храмъ, то зданіе немедленно закрываютъ и очищаютъ, а вѣрные не могутъ войти въ него раньше трехъ дней.

— А сами харимы имѣютъ какую-нибудь религію? Поклоняются они какому нибудь божеству? — спросилъ Ардеа.

— Да, они поклоняются Фаро, одному изъ хранителей ключей неба и высшихъ тайнъ Аура, Творца. Возгордившись своимъ знаніемъ и могуществомъ, Фаро возомнилъ себя равнымъ Ауру и сталъ критиковать Создателя, находя плохимъ все, что создала мудрость Великаго Строителя вселенной. Вмѣстѣ съ самомнѣніемъ душу его охватили нечистыя страсти. Онъ спустился на планету и здѣсь встрѣтилъ красивую, но нечестивую жрицу, которую обольстилъ и которой передалъ нѣкоторыя великія тайны мірозданія.

Тогда Ауръ воспретилъ ему доступъ въ обитель свѣта вѣчнаго; а другіе стражи, подобно лучезарнымъ солнцамъ охраняющіе врата неба, обнажили противъ него огненные мечи свои. Свѣтъ, исходившій изъ гордаго духа, угасъ; онъ потерялъ свою красоту и ослѣпительную бѣлизну и сталъ черно-сѣрымъ, какъ пасмурное небо во время непогоды. Фаро понялъ, что онъ погибъ и навсегда утратилъ блаженство и покой. Полный злобы и ненависти, блуждалъ онъ по свѣту, сѣя зло и страданія, завидуя людскому невѣдѣнію и радостямъ жизни тѣлесной. Уставъ блуждать, онъ возсѣлъ на скалу Яуманта въ преддверіи міра, и оттуда стережетъ, чтобы не допустить добро проникнуть къ людямъ и просвѣтить ихъ.

Обольщенная имъ жрица, которой онъ выдалъ тайны зла, произвела двоихъ дѣтей, и Фаро, уничтожавшій всюду, гдѣ только могъ, жертвенники Има-мона, приказалъ дѣтямъ своимъ поклоняться ему подъ шестьсотъ шестьюдесятью шестью видами зла. Иногда во время бурь, наводненій и другихъ бѣдствій видятъ на утесѣ его зловѣщій образъ, а громкій злобный хохотъ его покрываетъ раскаты грома.

Я вамъ разсказываю, Ардеа, всѣ эти легенды для того, чтобы вы понимали въ чемъ дѣло, когда при васъ заговорятъ о харимахъ, Фаро и проч.

Переѣздъ въ страну сенидайтіасовъ длился довольно долго. По мѣрѣ того, какъ снѣговыя горы селенитовъ исчезали въ ночномъ сумракѣ, Ардеа все глубже уходилъ въ свои воспоминанія объ упоительной, но мимолетной, какъ греза, любви, которой была полна его душа. Большую часть пути они сдѣлали моремъ, пользуясь сначала подводнымъ судномъ, а затѣмъ на одной изъ станцій вышли на поверхность и отсюда продолжали уже путь на кораблѣ, похожемъ на земные пароходы.

На четвертыя сутки, около полудня, вдали показался гористый берегъ, а затѣмъ сталъ вырисовываться большой и живописно раскинувшійся на холмахъ городъ.

Пока они шли вдоль берега, Ардеа замѣтилъ, что кругомъ города, насколько хваталъ глазъ, были разбросаны плантаціи.

— Это виноградники, — пояснилъ Сагастосъ. — Наступило время сбора, и всѣ эти люди, которыхъ вы видите, заняты срѣзываніемъ зрѣлыхъ гроздей. Сегодня же вечеромъ насъ, вѣроятно, угостятъ первымъ сборомъ, который особенно славится.

Вблизи столица сенидайтіасовъ походила на столицу раваллисовъ: почти та же архитектура и та же яркая окраска домовъ, а на улицахъ, прилегающихъ къ гавани, обращало на себя вниманіе то же скопленіе народа и оживленное движеніе. Ники Цампи, всюду чувствовавшій себя какъ дома, проворно разыскалъ небольшой экипажъ, въ который Сагастосъ съ княземъ сѣли и быстро помчались по широкой, красивой улицѣ, тянувшейся вдоль морского берега, къ большому дворцу, по общепринятому на Марсѣ обычаю окруженному садомъ.

Стоявшій у входа во дворецъ вооруженный человѣкъ пропустилъ ихъ, какъ только Сагастосъ назвалъ себя, и они вошли на большой дворъ, обсаженный деревьями и большими, похожими на макъ, кустами, среди которыхъ билъ фонтанъ.

Слуги встрѣтили пріѣзжихъ, и одни изъ нихъ, вмѣстѣ съ Ники-Цампи, занялись багажемъ, а другіе повели Сагастоса съ княземъ въ большой домъ, стоявшій въ глубинѣ двора.

За портикомъ, служившимъ входомъ въ домъ, открывалась большая сводчатая зала, замѣнявшая прихожую, а отсюда въ верхніе этажи шла широкая лѣстница, ступени которой были разрисованы на подобіе ковра, и рисунокъ былъ такъ хорошъ, что казалось видны были даже складки матеріи.

Пока они поднимались по лѣстницѣ, Сагастосъ объяснилъ князю, что они находятся во дворцѣ Меру, и что по другую сторону зданія есть еще дворъ и садъ, а тамъ расположены жилища женъ, изъ которыхъ одно помѣщеніе, а именно седьмое, остается незанятымъ.

— Вы видите общій типъ здѣшнихъ зданій. Разница будетъ заключаться только въ размѣрахъ и богатствѣ отдѣлки.

Посѣтителей провели на большой балконъ, въ изобиліи уставленный цвѣтами, а вьющіяся растенія образовали сводъ, непроницаемый для жгучихъ солнечныхъ лучей. На балконѣ стояло нѣсколько рѣзныхъ скамеекъ и нѣсколько столовъ, окруженныхъ стульями. Минуту спустя въ дверяхъ показался высокій молодой человѣкъ, который быстро подошелъ къ нимъ, почтительно привѣтствуя Сагастоса и князя.

Князь Меру былъ красивый молодой человѣкъ, лѣтъ двадцати четырехъ или пяти, съ оливковымъ цвѣтомъ лица, черными слегка вьющимися волосами и большими черными же глазами. Онъ былъ въ бѣлой, расшитой золотомъ, и съ золотой бахромой туникѣ, спускавшейся до самыхъ колѣнъ и стянутой у таліи разноцвѣтнымъ шарфомъ, за которымъ были заткнуты два длинныхъ кинжала. Небольшой тюрбанъ изъ ткани Сама покрывалъ его голову. Ноги его были обуты въ золоченные ботинки, а руки и шея были украшены драгоцѣнностями.

Всѣ сѣли за столъ, а слуги подали амфору съ двумя кубками и плоскую корзину, въ которой лежали длинныя, до полуметра длины гроздья. Фрукты были величиной со сливу, одни — желтые, съ золотистымъ отливомъ, другіе фіолетовые, какъ аметистъ. Ардеа догадался, что это и былъ виноградъ, про который говорилъ Сагастосъ.

Магъ объяснилъ Меру, что прибылъ къ нимъ по дѣламъ храма, которыя займутъ пять или шесть дней, и просилъ у него на это время гостепріимства для своего ученика, молодого "посвященнаго", отправленнаго Храмомъ магіи путешествовать съ образовательною цѣлью.

— Я очень счастливъ принять у себя вашего ученика и постараюсь развлекать его во время вашего отсутствія. Завтра большой праздникъ и парадный обѣдъ у царицы — моей сестры. Я представлю ей благороднаго гостя, который увидитъ тамъ столько прекрасныхъ женщинъ, что легко можетъ потерять сердце и голову до вашего возвращенія, — отвѣтилъ, смѣясь, князь Меру.

— Это было бы не особенно похвально для посвященнаго, стремящагося къ высокимъ степенямъ храма знанія. Итакъ, князь не искушайте его слишкомъ, — съ улыбкой замѣтилъ Сагастосъ.

Ардеа весело добавилъ, что съ своей стороны употребитъ всѣ усилія остаться твердымъ и не поддаться искушенію. Въ глубинѣ души онъ былъ увѣренъ, что обезпеченъ отъ всякихъ соблазновъ и никогда не забудетъ Амары ради какой-нибудь семимужней амазонки.

Было рѣшено, что магъ отправится только на слѣдующій день, а пока ему отведутъ комнату рядомъ съ княземъ, гдѣ онъ могъ бы отдохнуть по возвращеніи изъ дѣловой поѣздки. Послѣ этого Меру отвелъ своихъ гостей въ предназначенные покои, состоявшіе изъ двухъ большихъ, роскошно меблированныхъ комнатъ.

Здѣсь находились образцы всѣхъ искусствъ. Стѣны были покрыты чудною живописью, а мебель изъ чернаго дерева украшена была необыкновенно тонкой рѣзьбой и инкрустаціей; — словомъ, все дышало комфортомъ, которому могла бы позавидовать и наша Земля, но на всемъ лежала печать иного міра.

Осмотрѣвъ обстановку, Ардеа сѣлъ на мягкое кресло и взялся руками за голову.

— Какъ я еще ничтоженъ и невѣжественъ, сколько во мнѣ мелочности, какіе узкіе у меня взгляды! — со вздохомъ сказалъ онъ. — Уже цѣлые мѣсяцы я живу у васъ и восхищаюсь вашей цивилизаціей, а между тѣмъ мой ограниченный разумъ съ трудомъ усваиваетъ сознаніе, что вотъ на другой планетѣ существуютъ люди, похожіе на насъ, одушевляемые такими же, какъ и мы, чувствами и достигшіе прогресса, которымъ могутъ смѣло поспорить съ гордой своей цивилизаціей Землей.

— Это происходитъ отъ стараго предразсудка, но успѣхъ знанія, мало-по-малу, разсѣетъ его, — отвѣтилъ Сагастосъ. — Вѣдь такой же забавный предразсудокъ господствуетъ и у насъ. И наши люди науки, за исключеніемъ посвященныхъ, считаютъ, что физическія условія вашей планеты почти не допускаютъ возможности существованія на ней человѣчества. Людямъ слѣдовало бы подумать, что какъ распространены повсемѣстно простѣйшіе элементы, присутствіе которыхъ спектральный анализъ открываетъ имъ на мірахъ отдаленнѣйшихъ планетныхъ системъ, — такъ же точно существуютъ во вселенной исконные законы, напримѣръ: законъ обновленія, проявляющійся въ рожденіи и смерти; законъ притяженія и отталкиванія, порождающій любовь и ненависть; законъ размноженія, управляющій происхожденіемъ половъ; законъ поддержанія организма, требующій питанія и сна, и, наконецъ, законъ, проистекающій изъ закона обновленія и присущій всякой совокупности матеріальныхъ частицъ, образующей извѣстный организмъ, будь то планета или человѣческое тѣло: я говорю о трехъ возрастахъ, — развитія, зрѣлости и упадка, — протекающихъ отъ рожденія до смерти.

На этомъ незыблемомъ основаніи во всѣхъ мірахъ развиваются одинаковыя потребности: не обходимость жить создаетъ трудъ и промышленность; духовныя стремленія порождаютъ вѣру въ Божество и безсмертіе духа, а отсюда проистекаетъ сознаніе добра и зла, которыя, въ свою очередь, выражаютъ законъ равновѣсія. Искусство тоже основывается на извѣстныхъ законахъ; напримѣръ, музыка — основана на законѣ вибрацій, и, смотря по тому какъ ею пользуются, является или благодѣтельнымъ началомъ, исцѣляющимъ и успокаивающимъ, либо — разрушительнымъ, когда дразнитъ и разстраиваетъ. Но сегодня было бы слишкомъ долго углубляться въ этотъ вопросъ.

— Ахъ, какъ это интересно и поучительно! — замѣтилъ Ардеа.

— Что дѣлать, мой другъ! Впрочемъ, этотъ вопросъ мы только отложимъ на время; а въ настоящую минуту я хочу сказать кое-что о томъ, какъ вамъ слѣдуетъ вести себя, и вручить вамъ подарокъ, который вы должны поднести царицѣ.

— Посвятивъ князя въ различныя правила этикета, употреблявшагося при дворѣ царицы Тары, Сагастосъ передалъ ему затѣмъ шкатулку, въ которой лежали вуаль изъ ткани Сама и гирлянда хрустальныхъ цвѣтовъ селенитовъ.

Разговоръ ихъ былъ прерванъ докладомъ, что поданъ ужинъ, который затянулся такъ долго, что вслѣдъ за выходомъ изъ-за стола утомленные путники тотчасъ же ушли спать.

Когда Ардеа проснулся на слѣдующее утро, магъ уже уѣхалъ. Подававшій ему одѣваться слуга доложилъ, что князь Меру ожидаетъ его къ первому завтраку.

Послѣ этой утренней трапезы, состоявшей изъ различнаго мяса и плодовъ, Меру предложилъ князю показать ему помѣщенія своихъ женъ, а затѣмъ прокатиться по городу.

Крайне заинтересованный такимъ страннымъ семейнымъ бытомъ, Ардеа съ радостью пошелъ за хозяиномъ дома.

Пройдя длинный рядъ роскошныхъ залъ, они опустились по лѣстницѣ и очутились во дворѣ, похожемъ на тотъ, который Ардеа видѣлъ наканунѣ, и на которомъ былъ разбитъ садъ.

Прямо противъ дворца высился фасадъ другого дома. Семь маленькихъ портиковъ вели въ аппартаменты княжескихъ женъ, и у шести изъ нихъ двери были открыты настежь, седьмая же дверь была заперта, что означало, что помѣщеніе пустовало.

На женской половинѣ дворца царило гораздо большее оживленіе, чѣмъ на половинѣ князя. Слуги и служанки шныряли взадъ и впередъ; а въ тѣни большого дерева играли подъ надзоромъ нянекъ два мальчика и дѣвочка.

— Это мои дѣти, но отъ разныхъ матерей. А вотъ тотъ мальчикъ, въ синемъ платьѣ, — мой наслѣдникъ, — сказалъ Меру, цѣлуя очаровательныхъ крошекъ, которыя, завидя отца, подбѣжали къ нему.

Въ эту минуту въ одной изъ дверей появилась высокая и стройная молодая женщина въ розовомъ одѣяніи. За нею шла няня съ груднымъ ребенкомъ на рукахъ.

Увидавъ Меру, молодая женщина подошла къ нему и низко поклонилась. Тотъ поцѣловалъ ее, а потомъ, представивъ ей князя, спросилъ:

— Ты вышла гулять, Сентала?

— Нѣтъ, я иду за кое-какими покупками, — отвѣтила она, поклономъ прощаясь съ мужемъ и его гостемъ.

— Это моя шестая жена! Какъ красива она, неправда ли? — съ гордостью спросилъ Меру.

— Ваша супруга очаровательна! Но простите, князь, за нескромный вопросъ, — часто-ли приходится вамъ ссориться, испытывать сцены ревности, словомъ, переживать всевозможныя несогласія между супругами?

Меру удивленно посмотрѣлъ на него.

— Нѣтъ… никогда! Изъ-за чего имъ ссориться? Всѣ мои жены равно одарены, имѣютъ одинаковое помѣщеніе и пользуются равными доходами; поваръ отпускаютъ всѣмъ одинъ и тотъ же обѣдъ или ужинъ, и въ ихъ распоряженіи, на равныхъ правахъ, находятся мои виноградники.

Я построилъ для нихъ въ горахъ семь отдѣльныхъ виллъ, въ которыхъ онѣ проживаютъ во время сильныхъ жаръ. Наконецъ, я самъ по мѣсяцу принадлежу каждой изъ нихъ, по очереди. Дѣти же находятся при матери и никто, кромѣ меня, не смѣетъ вмѣшиваться въ ихъ воспитаніе.

Нѣтъ! Благодаря Бога, въ моемъ домѣ всегда царитъ миръ и согласіе; а такъ какъ мои жены всѣ молоды и красивы, то я одинаково всѣхъ люблю, и никому не отдаю первенства, даже если бы въ душѣ и предпочиталъ которую-нибудь изъ нихъ, — весело закончилъ Меру.

Изъ сада они направились къ выходу, гдѣ ихъ ждалъ экипажъ, похожій на римскую колесницу. Меру и Ардеа долго катались по городу, который не представлялъ, впрочемъ, ничего особеннаго и очень походилъ на столицу раваллисовъ. Только здѣсь магазины были разсѣяны по всѣмъ улицамъ, а въ центрѣ города былъ устроенъ большой рынокъ, напомнившій князю центральный рынокъ въ Парижѣ.

Замѣтивъ, что Ардеа съ любопытствомъ разсматриваетъ товары, ихъ разгрузку, продавцовъ и покупателей, Меру тихо объѣхалъ кругомъ всю площадь.

По дорогѣ имъ попался большой восьмиугольный павильонъ, обратившій на себя вниманіе князя. Въ открытыя двери видна была обширная зала, заставленная большими клѣтками, въ которыхъ что-то шевелилось, но что? — Ардеа никакъ не могъ разсмотрѣть изъ-за тѣснившагося вокругъ народа. Многочисленная толпа, преимущественно женщины, входила и выходила изъ павильона.

— А здѣсь что продаютъ? Или тутъ… —Ардеа, видимо, подыскивалъ слова, — показываютъ рѣдкихъ животныхъ?

Меру полунасмѣшливо, полуудивленно взглянулъ на него.

— Животныхъ? Ха, ха, ха! Нѣтъ, здѣсь выставлены на показъ и продажу невѣрные мужья!

— Мужья!? Живые люди? Но это невозможно, — удивился онъ.

— Войдемъ, и вы сами убѣдитесь, что это возможно. Въ отношеніи супружеской невѣрности законъ у насъ очень строгъ.

— И къ женщинамъ тоже?

Суровое и жестокое выраженіе мелькнуло на лицѣ Меру.

— Къ женщинамъ законъ относится еще строже. Жену, уличенную въ невѣрности, я могу съ позоромъ, палками выгнать изъ дворца и публично продать въ такомъ-же, какъ этотъ, павильонѣ, а если не найдется покупателя, то я имѣю право ее убить.

— И вы подвергаетесь тому же, если измѣните одной изъ вашихъ женъ?

— О, нѣтъ! Всякій мужъ-хозяинъ, т. е. такой, который даетъ приданое и содержитъ своихъ женъ, можетъ измѣнять имъ, сколько ему угодно, — гордо отвѣтилъ Меру. — Но мужья, входящіе въ домъ женщины и получающіе содержаніе отъ нея, обязаны хранить вѣрность. Кромѣ того, жена не можетъ убить мужа, такъ какъ мужчина — выше женщины. Законъ даетъ ей только право подвергнуть его тѣлесному наказанію и затѣмъ продать.

Меру сошелъ со своимъ спутникомъ съ колесницы и вошелъ въ павильонъ, гдѣ стоялъ гулъ отъ говора, криковъ и ходьбы. Теперь Ардеа увидѣлъ, что середина павильона болѣе занята двумя рядами большихъ клѣтокъ съ металлическими рѣшетками. Попадались и пустыя клѣтки, но большая часть была занята, и внутри на кожаныхъ подушкахъ сидѣли мужчины, преимущественно молодые и красивые; но были и пожилые, и даже одинъ старикъ, имѣвшій страшно угнетенный видъ.

Надъ каждой клѣткой виднѣлась дощечка, съ именемъ невѣрнаго супруга и его продажной цѣны.

Скрывая изъ осторожности чувство отвращенія и негодованія, внушенныя ему этой позорной выставкой, Ардеа съ любопытствомъ осмотрѣлъ злополучныхъ плѣнниковъ.

Одни изъ нихъ сознавали, видимо, свое униженіе, сидѣли грустные, сконфуженные, не поднимая глазъ; зато другіе, наоборотъ, громко смѣялись, скаля свои бѣлые зубы, и смѣло смотрѣли на женщинъ, бросая тѣмъ вызывающіе взгляды.

— Однако, несчастные стоически выносятъ свое суровое наказаніе, — замѣтилъ Ардеа.

— Почему же — несчастные? Молодые и красивые малые скоро найдутъ себѣ покупательницъ. А вотъ то старое животное могло бы остаться вѣрнымъ, такъ какъ ему несомнѣнно придется просидѣть съ годикъ.

— Какъ? Цѣлый годъ?

— Да, наказанный такимъ образомъ мужчина долженъ пробыть годъ въ заключеніи, если его никто раньше не купитъ. Даже отецъ не можетъ выкупить его; это право принадлежитъ одной только матери, и она чаще всего пользуется имъ, такъ какъ подобное заключеніе — большой позоръ для обоихъ семействъ.

— Что же бываетъ съ тѣмъ, кого по прошествіи года никто не купитъ? Онъ возвращается обратно къ женѣ?

— Нѣтъ! Его постегаютъ слегка плетьми за то, что обезпокоилъ добрыхъ людей, а потомъ отдаютъ отцу или кому-нибудь изъ родственниковъ, съ обязательствомъ содержать его, пока тотъ какъ-нибудь не устроится и не найдетъ возможности заработать кусокъ хлѣба. Но идемъ же, — пора обѣдать I Потомъ вы отдохнете и одѣнетесь, такъ какъ мы отправимся на праздникъ сестры.

На возвратномъ пути Меру, съ видимымъ любопытствомъ всматривавшійся въ Ардеа, спросилъ:

— Къ какому семейству раваллисовъ принадлежите вы? Мнѣ знакомы почти всѣ болѣе или менѣе знатные у нихъ роды?

— Меня усыновилъ Сагастосъ, но я очень мало знаю про свою семью. Мнѣ извѣстно только, что мой отецъ и мать умерли, и я воспитывался во Дворцѣ магіи, — уклончиво отвѣтилъ Ардеа.

— Вы богаты? Впрочемъ, вы должны быть богаты, такъ какъ Сагастосъ принадлежитъ къ одному изъ богатѣйшихъ и знаменитѣйшихъ родовъ страны. Меня очень удивляетъ, что вамъ такъ мало извѣстны самыя обычныя и простыя вещи у другихъ народовъ?

— До настоящаго времени я жилъ только для науки и никогда не покидалъ Дворца магіи. Долженъ признаться, что мнѣ даже неизвѣстно, какъ велико мое состояніе. Сагастосъ говорилъ мнѣ, что я богатъ, что у меня есть большія имѣнія, и я обладаю дворцомъ, ожидающимъ меня. Я вступлю во владѣніе всѣмъ этимъ, когда вернусь изъ настоящаго путешествія.

Когда насталъ вечеръ, Ардеа надѣлъ лучшія одежды, украсился звѣздой посвященнаго и сталъ поджидать Меру.

Двое юношей принесли ему отъ имени князя синій плащъ, усѣянный серебрянными звѣздами, сообщивъ, что это — почетная одежда, которую носятъ всѣ избранные гобти. Затѣмъ явился посолъ отъ Меру, и Ардеа за нимъ послѣдовалъ, неся подъ плащемъ подарокъ, предназначенный царицѣ.

Окончаніе романа во 2-мъ томѣ.