На зарѣ Сагастосъ разбудилъ князя.

— Вставайте скорѣй, другъ Ардеа, — весело закричалъ онъ. — Я боюсь, что день будетъ очень жаркій. Поэтому нужно торопиться, намъ предстоитъ почти два часа ѣзды.

Подстрекаемый любопытствомъ, князь такъ быстро одѣлся, что полчаса спустя они сидѣли уже въ каютѣ небольшой, похожей на венеціанскую гондолу лодкѣ, приводимой въ движеніе электричествомъ.

Сначала они шли по озеру, но затѣмъ небольшимъ каналомъ вышли въ широкую рѣку, по которой легкая лодка понеслась противъ теченія съ необыкновенной быстротой.

Чѣмъ дальше двигались они впередъ, тѣмъ страна дѣлалась гористѣе. Крутые берега стояли по обѣ стороны, какъ стѣны; повсюду виднѣлись зубчатыя скалы причудливой формы и горы.

Затѣмъ лодка свернула въ сторону и вошла въ одинъ изъ рукавовъ рѣки, который становился все уже и уже, тѣснимый высокими горами. Окрестности были очень дики и мрачны, и впечатлѣніе это еще болѣе усиливалось, благодаря растительности темнаго, почти чернаго цвѣта.

Наконецъ, они подошли къ берегу. Одинъ изъ служителей храма причалилъ лодку, и оба путешественника начали подниматься по высѣченной въ скалѣ лѣстницѣ, которая, широкими зигзагами, вела на самую вершину горы.

Сагастосъ остановился передъ пробитою въ стѣнѣ дверью и трижды ударилъ въ висѣвшій металлическій дискъ.

Дверь отворилась, и наши путники вышли на большую, обсаженную деревьями площадку. Аллеи были устланы цвѣтными плитами.

Въ центрѣ этого дворика былъ устроенъ бассейнъ, въ которомъ плавали бѣлоснѣжныя священныя птицы. Въ тѣни деревъ, на извѣстномъ разстояніи другъ отъ друга, были разставлены чудной работы скамейки, а между ними устроены фонтаны, бросавшіе вверхъ снопы серебрившихся на солнцѣ струй.

Прямо противъ входа высились громадныя врата храма. Сагастоса и князя встрѣтилъ дежурный жрецъ, почтительно привѣтствовалъ мага и объявилъ, что готовъ показать имъ храмъ.

Ардеа съ любопытствомъ осмотрѣлъ этого служителя Имамона. Жрецъ былъ въ длинномъ бѣломъ одѣяніи; на плечахъ у него были привязаны лентами крылья огненнаго цвѣта, а на головѣ надѣто что-то вродѣ краснаго шлема, который увѣнчанъ былъ птицей съ распущенными крыльями.

Уже подходя къ храму, Ардея обратилъ вниманіе на доносившійся глухой рокотъ, который перешелъ въ громовые раскаты, когда они вошли подъ своды святилища. Въ храмѣ все поражало строгой простотой. Посрединѣ стоялъ большой каменный жертвенникъ, въ фбрмѣ костра, на которомъ горѣлъ огонь, тщательно поддерживаемый тремя юношами и тремя молодыми дѣвушками, которые подбрасывали смолистыя и благоухающія вещества. Въ воздухѣ чувствовался необыкновенно нѣжный и живительный ароматъ.

Въ глубинѣ, нѣсколько ступеней вели въ особую часть храма, закрытую тяжелой пурпурной завѣсой. На ступеняхъ, по обоимъ концамъ, стояли треножники съ курившимися благовоніями, и около каждаго изъ нихъ дежурила жрица.

Подойдя къ завѣсѣ, жрецъ палъ ницъ и сказалъ:

— Мы вступаемъ въ святое святыхъ!

Магъ и Ардеа послѣдовали его примѣру.

Затѣмъ жрецъ всталъ и, поднявъ край завѣсы, пропустилъ ихъ впередъ.

Князь ступилъ нѣсколько шаговъ и остановился, ошеломленный. То, что онъ увидѣлъ, превосходило самый смѣлый полетъ фантазіи.

Онъ стоялъ на небольшой площадкѣ, за краемъ которой зіяла ужасная, по ширины и глубинѣ пропасть; а съ противоположной стороны грозно высилась черная скала громадной высоты. Гладкая, точно срѣзанная бритвой вершина скалы дала широкую трещину, и изъ этой разсѣлины съ грохотомъ низвергался потокъ, вода котораго была красна, какъ кровь. Широкими каскадами пурпурныя воды падали въ бездну, разбрасывая далеко вокругъ багряныя брызги.

По обѣимъ сторонамъ потока шли лѣстницы, спускавшіяся до дна пропасти, куда, согласно легендѣ, былъ низвернутъ и затопленъ невинной кровью Има-мона храмъ Ассура съ его злыми жрецами. Увѣряли даже, будто иногда подъ водой слышались ихъ стоны. По ступенямъ лѣстницы были выстроены жрецы, съ музыкальными инструментами, и пѣли молитвы, въ которыхъ прославляли благость и славу Имамона. Электрическія лампы, скрытыя въ расщелинахъ скалы, придавали всей картинѣ удивительное волшебное освѣщеніе.

Воцарилось продолжительное молчаніе. Позабывъ все, Ардеа, какъ очарованный, смотрѣлъ на это волшебное зрѣлище, и мистическая дрожь пробѣгала по его тѣлу.

Прикосновеніе чьей-то руки вывело князя изъ его глубокой задумчивости. Это жрецъ наклонился къ его уху и спрашивалъ, не желаетъ ли онъ присоединиться къ вѣрнымъ и болящимъ, пришедшимъ испить крови бога и молить его объ исцѣленіи.

— Если къ этому допустятъ чужеземца, то я буду очень счастливъ, — поспѣшилъ отвѣтить Ардеа.

— Имамонъ раздаетъ свои дары всѣмъ, кто прибѣгаетъ къ нему съ вѣрою, не спрашивая, кто и откуда онъ, — отвѣтилъ жрецъ.

Всѣ трое прошли вдоль пропасти до того мѣста, гдѣ площадка дѣлала поворотъ. Тамъ скалы сближались, образуя узкое и темное ущелье. Въ этомъ мѣстѣ надъ пропастью былъ переброшенъ мостъ, который велъ къ широкому коридору, высѣченному въ горѣ. Коридоръ этотъ заканчивался обширнымъ гротомъ, гдѣ собралось много недужныхъ, увѣчныхъ и слабыхъ мужчинъ и женщинъ. Сагастоеъ, Ардеа и жрецъ присоединились къ этой толпѣ.

Магъ шепнулъ князю, что все это — паломники, стекающіеся сюда изъ всѣхъ областей страны, и что ихъ вѣроученіе предписываетъ, хотя бы разъ въ годъ, прійти сюда вкусить крови благодатнаго бога; а больныхъ влечетъ сюда надежда на выздоровленіе или, по крайней мѣрѣ, облегченіе, такъ какъ чудесныя исцѣленія здѣсь не рѣдки.

Едва успѣлъ Сагастоеъ прошептать послѣднія слова князю на ухо, какъ завѣса, скрывавшая глубину грота, раздвинулась и открыла другой гротъ, — меньшій по величинѣ и не имѣвшій задней стѣнки.

Онъ примыкалъ къ водопаду, кровавая завѣса котораго обдавала внутри мелкими, какъ пыль, брызгами. Скала дрожала до самаго основанія.

На краю пропасти стоялъ жрецъ съ большимъ золотымъ кубкомъ въ рукахъ, на которомъ была слѣдующая надпись:

"Получишь по силѣ вѣры твоей!"

Паломники по очереди подходили и осушали кубокъ, наполняемый красной водой священнаго потока. А больныхъ погружали въ металлическія ванны, налитыя той же водой; при этомъ одна разбитая параличемъ женщина получила исцѣленіе. Сіяя счастьемъ, она пала ницъ и горячо благодарила Имамона за дарованную ей милость. Воду изъ ваннъ выпускали въ пропасть, чтобы обдать всѣми человѣческими недугами Ассура, который завидуя добродѣтели и святости Имамона, пытался нѣкогда его уничтожить.

Сагастосъ и Ардеа вернулись тою же дорогой обратно въ большой храмъ, а жрецы повели ихъ и другихъ паломниковъ въ трапезную, гдѣ былъ поданъ завтракъ. Потомъ мужчинъ помѣстили въ одинъ гротъ, а женщинъ въ другой, чтобы они отдохнули, пока не спадетъ жара.

Спускалась ночь, когда магъ съ княземъ вернулись въ городъ. Ардеа до такой степени находился подъ впечатлѣніемъ всего видѣннаго, что цѣлый вечеръ только и говорилъ съ Нирданой про храмъ Имамона, который восторженно называлъ истиннымъ чудомъ природы.

Молодая дѣвушка съ большимъ оживленіемъ поддерживала этотъ разговоръ, къ нескрываемому неудовольствію секретаря своего отца, который настойчиво ухаживалъ за ней и начиналъ ее ревновать къ князю.

Оба дня, предшествовавшіе празднику, стояла удушливая жара. Поэтому всѣ жители, особенно же привиллегированныхъ классовъ, прятались днемъ въ подземныя помѣщенія, отдѣланныя съ такою же роскошью и комфортомъ, какъ и обыкновенныя жилища.

Когда же солнце садилось, всѣ выходили въ сады, ужинали на свѣжемъ воздухѣ и развлекались бесѣдой и музыкой.

Музыка очень понравилась князю. Чудныя и оригинальныя мелодіи крайне заинтересовали его, и онъ рѣшилъ записать ихъ, чтобы унести съ собой на землю.

Главной темой разговора служилъ наступавшій праздникъ, который озабочивалъ всѣхъ, особенно дамъ, дѣятельно къ нему готовившихся.

Нирдана разсказала князю, что храмъ, въ которомъ будетъ происходить торжество, воздвигнутъ на островѣ, и что это прославленное святилище первымъ осчастливлено было извѣстіемъ, что Имамонъ спасся отъ враговъ и, что превращенный волею Аура, своего отца, въ священную птицу, вернулся на небо, откуда снизошелъ ради спасенія человѣчества.

Эта побѣда добраго бога надъ жестокимъ Ассурой ежегодно праздновалась съ большимъ торжествомъ, сопровождавшимся чудеснымъ явленіемъ самого Има-мона, сходившаго съ неба, чтобъ доказать смертнымъ, что дыханіе его пребываетъ на нихъ, и что онъ попрежнему имъ покровительствуетъ.

Относительно же предстоявшаго чуда дѣвушка лукаво умолчала, объявивъ, что онъ и самъ его увидитъ. Зато она любезно расписала всѣ прелести самой поѣздки, совершаемой не въ подводномъ кораблѣ, а надъ водой, и упомянула, что самъ царь съ большой помпой будетъ присутствовать на ночной божественной службѣ, такъ какъ церемонія начнется лишь съ появленіемъ на небѣ первой звѣзды.

Насталъ наконецъ ожидаемый день. Всѣ встали поздно, чтобы не очень утомиться къ ночи. Принявъ ванну, магъ и князь нарядились въ парадное одѣяніе, которое прислуживавшій слуга вынулъ изъ привезеннаго ими съ собой чемодана.

Вмѣсто обычной, длинной и широкой одежды, Сагастосъ надѣлъ бѣлоснѣжныя, узкія, какъ трико, штаны и короткую тунику такого же цвѣта, обшитую широкой серебряной лентой, а поверхъ всего накинулъ длинный бѣлый плащъ, подбитый голубымъ. На шеѣ, на голубой же лентѣ, висѣла пятиконечная звѣзда, усыпанная драгоцѣнными камнями. Ардеа надѣлъ тоже бѣлый и такого же покроя костюмъ, только туника его была обшита узенькой серебряной тесьмой, а плащъ на немъ былъ весь синій. Пентаграмма на его груди висѣла на тонкой золотой цѣпочкѣ.

— Это мы изъ любезности къ нашимъ хозяевамъ одѣлись сегодня, какъ они? — спросилъ Ардеа, не безъ удовольствія осматривая въ большомъ зеркалѣ свою красивую фигуру, къ которой очень шелъ этотъ богатый и оригинальный костюмъ.

— Нѣтъ, мы не настолько любезны, — со смѣхомъ отвѣтилъ Сагастосъ. — Это нашъ парадный костюмъ. Когда предстоитъ, какъ сегодня, присутствовать на какомъ-нибудь торжествѣ, всѣ одѣваются подобнымъ образомъ.

Послѣ обѣда вся семья правителя и гости отправились на берегъ рѣки. Для большаго торжества, имъ подали открытыя, двухмѣстныя, защищенныя отъ солнца балдахиномъ носилки, которыя несли богато одѣтые ассуры.

Правитель сѣлъ съ Сагастосомъ, Ардеа съ красавицей Америллой, а Нирдана съ братомъ. Въ остальныхъ носилкахъ размѣстились секретарь и другіе сановники.

Весь городъ былъ въ движеніи. Радостная и нарядная толпа наполняла улицы, и поѣзду правителя приходилось съ трудомъ прокладывать себѣ дорогу.

На Нирданѣ и ея мачехѣ тоже были надѣты роскошные бѣлые костюмы, покрытые серебряной вышивкой. Волосы, шея и руки украшены были драгоцѣнностями. Болѣе тщательный осмотръ, которому подвергъ Ардеа сидѣвшую рядомъ съ нимъ супругу правителя, далъ ему понять, что юбка на Америллѣ сшита изъ цѣлаго ряда разноцвѣтныхъ тканей, тонкихъ, какъ газъ. Это удивительное одѣяніе переливало всевозможными цвѣтами и волновалось, точно вода подъ вѣяніемъ вѣтерка. Внизу юбка была обшита широкой, тончайшей работы вышивкой, Золотая, усыпанная драгоцѣнными камнями повязка на головѣ сдерживала покрывало.

Пока Ардеа поглощенъ былъ разсматриваніемъ платья своей сосѣдки, Америлла не менѣе внимательно разглядывала его самого. Чужеземецъ крайне интересовалъ ее, и она, истинно женскимъ чутьемъ, угадывала въ немъ не совсѣмъ обычнаго человѣка.

Въ эту минуту Ардеа поднялъ голову, и взоры ихъ встрѣтились. Его глубокіе и мягкіе, сѣрые глаза не имѣли себѣ подобныхъ на Марсѣ, гдѣ зрачки отличались яркой и самой разнообразной окраской.

Наконецъ, любопытство одержало верхъ, и Америлла, полу-смущенно, стѣсняясь, спросила:

— Вы не разсердитесь на меня, Ардеа, если я предложу вамъ одинъ вопросъ, который не слѣдовало бы мнѣ, какъ хозяйкѣ дома, задавать гостю? Я хотѣла бы знать, откуда вы? Въ васъ есть что-то удивительно странное; повидимому, васъ окружаетъ какая-то тайна?

Ардеа притворился удивленнымъ.

— Тайна? Какая же тайна можетъ окружать скромнаго ученика Сагастоса?

Америлла улыбнулась и погрозила ему пальцемъ.

— Не скрытничайте! Тайна — это тѣ особенности, которыми вы такъ отличаетесь отъ насъ. Я никогда не видала человѣка такой бѣлизны, какъ вы, ни волосъ такого чуднаго свѣтлаго и золотистаго оттѣнка. И потомъ, эти глаза! Такихъ глазъ тоже никто еще никогда не видѣлъ. Скажите мнѣ, кто были ваши родители?

— Увы! Я не знаю этого, — со вздохомъ отвѣтилъ Ардеа. — Мнѣ говорили, что я сынъ мага и круглый сирота. Я росъ одиноко во Дворцѣ магіи, близъ столицы раваллисовъ. Сагастосъ всегда покровительствовалъ мнѣ и вмѣстѣ съ однимъ старцемъ воспиталъ меня. Потомъ магъ сдѣлалъ меня своимъ ученикомъ, а по окончаніи перваго посвященія мой учитель сказалъ, что возьметъ меня съ собой путешествовать, и мы посѣтимъ сосѣднія страны, прежде чѣмъ я снова примусь на дальнѣйшую работу. Вотъ, благородная Америлла, все, что я знаю о моемъ происхожденіи.

— Ваши слова только подтверждаютъ мои подозрѣнія. Но если эта тайна извѣстна одному лишь Сагастосу, то совершенно безполезно пытаться узнать ее. Эти маги пропитаны молчаніемъ и тайной! — съ досадой прибавила она.

— Признаюсь вамъ, — продолжала она послѣ минутнаго молчанія, — что я сначала приняла было васъ за селенита, а потомъ вспомнила, что они совсѣмъ другого цвѣта и, кромѣ того, никогда не спускаются въ равнины.

— Селениты? Кто же это такіе? — съ любопытствомъ спросилъ Ардеа.

— Какъ? Вы не слыхали про селенитовъ или лунныхъ людей? Какъ это странно!

— О! Я еще очень многаго не знаю.

— Въ такомъ случаѣ, я охотно разскажу вамъ все, что знаю о нихъ, — любезно отвѣтила Америлла.

— Селениты, видите ли, это — немногочисленный народъ, живущій въ горахъ, на самыхъ вершинахъ. Они рѣзко отличаются отъ насъ по строенію своего тѣла, и кости у нихъ, какъ у птицъ. Они могутъ даже перемѣщаться, поднимаясь на воздухъ, конечно, на небольшую высоту и на недальнія разстоянія. Въ нихъ есть что-то воздушное, они не высоки ростомъ, стоойны и легки. Мнѣ пришло въ голову, что вы принадлежите къ ихъ расѣ потому, что у нихъ тоже бѣлая кожа, хотя и другого, нѣсколько голубоватаго оттѣнка. Селенитовъ считаютъ потомками Имамона. Селениты живутъ богато и, какъ увѣряютъ, обладаютъ глубокими тайными знаніями. Они никогда не сходятъ въ равнины, такъ какъ нашъ воздухъ слишкомъ плотенъ и тяжелъ для нихъ.

Америлла умолкла, такъ какъ они прибыли на берегъ очень широкой рѣки. Въ большой расцвѣченной палаткѣ, въ ожиданіи правителя, собрались приглашенные.

Стоявшее у пристани судно было все сплошь вызолочено и убрано флагами, а на носу украшено большой священной птицей, съ распущенными крыльями, такой чудной работы, что она казалась живой.

За этимъ кораблемъ тянулись вереницы судовъ, всѣхъ размѣровъ, которыя заняли рѣку во всю ея ширину.

Вице-король поздоровался со всѣми собравшимися лицами и представилъ имъ мага и князя. Потомъ всѣ вошли на корабль, палуба котораго была превращена въ гостиную съ удобной мебелью. Здѣсь же былъ устроенъ изящный буфетъ, убранный громадными букетами цвѣтовъ въ дорогихъ вазахъ.

Всѣ остальныя суда также были переполнены народомъ; они тоже были убраны цвѣтами, гирляндами и дорогими матеріями. На кормѣ корабля правителя была устроена небольшая, высокая платформа. Правитель взошелъ на нее и развернулъ большой красный флагъ, на которомъ золотомъ вышита была символическая птица Имамона. Въ ту же минуту, на воздухъ поднялся небольшой аэоостатъ, имѣвшій видъ пурпурнаго дракона, съ золотой каской на головѣ.

Со всѣхъ сторонъ раздались радостные крики, и на всѣхъ судахъ выкинули флаги съ изображеніемъ священной эмблемы Имамона. Послышались мощные и гармоничные звуки музыки, — и вся флотилія двинулась въ путь, имѣя во главѣ золоченый корабль вице-короля.

На палубѣ гости разбились на группы. Ардеа познакомился, между прочимъ, съ молодымъ человѣкомъ, родственникомъ Америллы, который оказался военнымъ; а такъ какъ князь очень интересовался положеніемъ военнаго дѣла на Марсѣ, то и вступилъ въ оживленную съ нимъ бесѣду.

Нирдана бесѣдовала съ молодой дѣвушкой, своей подругой, и разговоръ шелъ о важнѣйшемъ для женщинъ всѣхъ міровъ вопросѣ, а именно — о замужествѣ.

Ніа, такъ звали молодую дѣвушку, была уже невѣста, и скоро должна была состояться ея свадьба. Обсудивъ важный вопросъ о подвѣнечномъ платьѣ, приданомъ и полученныхъ отъ жениха подаркахъ, Ніа спросила, когда же состоится обрученіе Нирданы съ секретаремъ ея отца и сдѣлалъ ли онъ ей предложеніе?

— О, нѣтъ! Я вовсе не жажду слышать его признаніе и нисколько не спѣшу выходить замужъ, — небрежно отвѣтила Нирдана.

— О! Съ какихъ же это поръ ты такъ измѣнила свое мнѣніе? Прежде Гери нравился тебѣ. Къ тому же онъ очень богатъ, знатнаго происхожденія, и занимаетъ такое положеніе въ свѣтѣ, что, право, лучшей партіи и желать нельзя.

— Но онъ не нравится мнѣ.

— Не выдумывай, а лучше признайся, что онъ потому пересталъ тебѣ нравиться, что понравился другой? Ужъ не таинственный ли вашъ гость этотъ другой — лукаво спросила Ніа. — Онъ не дуренъ собой…

— Недуренъ! Нѣтъ, онъ очень красивъ, съ своими золотистыми, волнистыми волосами и удивительными глазами. Потомъ, кожа его такъ бѣла, а вся фигура его дышетъ удивительнымъ очарованіемъ, — восторженно сказала Нирдана.

Затѣмъ, спохватившись, она прибавила:

— Какая-то непроницаемая тайна окружаетъ его, и это одно уже дѣлаетъ его интереснѣе Г ери, который всѣмъ извѣстенъ съ самаго дня своего рожденія. Только ты ошибочно предполагаешь, будто чужеземецъ причиной того, что Гери пересталъ мнѣ нравиться. Ардеа скоро уѣзжаетъ съ Сагастосомъ, и, Богъ знаетъ, увидимся ли мы съ нимъ когда-нибудь.

Въ эту минуту подошелъ Гери, и разговоръ перешелъ на другіе предметы.

Рѣка, по которой шелъ корабль правителя съ сопровождавшей его флотиліей все болѣе и болѣе расширялась. Мало-по-малу берега стали исчезать въ далекомъ сумракѣ; очевидно, они вошли въ большое озеро.

Послѣ полутора часа пути показался большой островъ, покрытый роскошною растительностью, изъ-за которой виднѣлись громадныя зданія, массивные и, въ то же время, изящные контуры которыхъ стали вырисовываться все яснѣй и яснѣй.

На широкой лѣстницѣ, къ которой причалилъ корабль, выстроились пѣвшіе гимнъ жрецы, въ бѣлыхъ и красныхъ одѣяніяхъ, и жрицы въ серебристыхъ туникахъ, увѣнчанныя вѣнками.

Правителя встрѣтилъ великій жрецъ и провелъ пріѣхавшихъ въ большой открытый павильонъ, устроенный у другого спуска.

Здѣсь лѣстница была уже, но зато покрыта дорогими коврами. Ардеа узналъ, что на эту пристань прибудетъ царь, который въ данную минуту находился въ другомъ городѣ.

Спускались сумерки, и царя ждали съ минуты на минуту, такъ какъ церемонія должна была начаться, какъ только на небѣ вспыхнетъ первая звѣзда! На островѣ собралась громадная толпа народа и всюду, куда только хваталъ глазъ, виднѣлось море человѣческихъ головъ.

Вдругъ на водѣ появилась свѣтящаяся точка и стала затѣмъ быстро приближаться. Наконецъ, сталъ видѣнъ большой корабль, на носу котораго сіяло громадное электрическое солнце.

— Это ѣдетъ Махозеръ со своими двѣнадцатью совѣтниками, хранителемъ печати и четырьмя магами, которые воспитали его и учили управлять четырьмя стихіями, — прошептала Нирдана, наклоняясь къ князю.

Ардеа съ любопытствомъ наклонился впередъ, чтобы лучше видѣть царя таобтиловъ, высокая фигура котораго появилась на покрытыхъ ковромъ сходняхъ, переброшенныхъ съ корабля на берегъ.

Махозеръ былъ еще молодой человѣкъ, лѣтъ тридцати пяти, очень высокаго роста. Черты лица его были правильныя и строгія, глаза были синяго, какъ сапфиръ, цвѣта.

На немъ былъ черный и узкій, какъ у всѣхъ, костюмъ, а на плечахъ накинутъ синій плащъ, сдерживаемый у шеи драгоцѣннымъ ожерельемъ, ниже котораго виднѣлся золотой нагрудникъ; голову покрывалъ легкій золотой шлемъ, увѣнчанный зубчатой короной.

Непосредственно за нимъ шелъ старецъ съ драгоцѣнной шкатулкой, въ которой, по словамъ Нир-даны, хранилась государственная печать. Далѣе шли попарно двѣнадцать старцевъ въ бѣлыхъ одеждахъ, и четыре наставника царя. На головѣ у маговъ были надѣты золотыя, увѣнчанныя звѣздой тіары.

Послѣ этихъ высшихъ сановниковъ, высадились тѣлохранители царя: пятьдесятъ молодыхъ людей въ серебряныхъ доспѣхахъ и вооруженныхъ короткими, широкими мечами, висѣвшими на серебрянныхъ же поясахъ.

На остальную свиту Ардеа не обратилъ никакого вниманія. Онъ смотрѣлъ на царя, который поднимался по лѣстницѣ, и передъ которымъ правитель, великій жрецъ и другіе сановники склонились до земли. Народъ радостными криками привѣтствовалъ монарха. Царь отвѣчалъ на привѣтствія наклоненіемъ головы или жестомъ руки и, не сказавъ ни слова, вмѣстѣ съ великимъ жрецомъ и прочими сановниками храма, стоявшими по обѣ стороны, быстро пошелъ впередъ. Въ эту минуту всѣ огни погасли, и шествіе потянулось длинной вереницей къ храму.

На темной лазури неба зажглась первая звѣзда, когда царь появился на ступеняхъ лѣстницы. Правитель съ семействомъ и его гости вошли въ храмъ за царемъ съ его совѣтниками и стали неподалеку за нимъ, на эстрадѣ, приготовленной для монарха и его свиты.

Храмъ былъ громадныхъ размѣровъ. Несмотря на безчисленныя лампады, освѣщавшія его, дальнія части терялись во мракѣ.

Посрединѣ храма, на возвышеніи въ десять ступеней, высился жертвенникъ, на которомъ стояло что-то закрытое широкимъ и толстымъ покровомъ изъ разноцвѣтной, съ металлическимъ отливомъ матеріи. Окружая полукругомъ главный жертвенникъ, были устроены двѣнадцать другихъ, изъ которыхъ каждый былъ украшенъ особымъ мистическимъ символомъ. Разсматривать эти символы князь не имѣлъ времени, такъ какъ все его вниманіе сосредоточилось на жрицахъ въ черныхъ одеждахъ, которыя окружали центральный жертвенникъ и, аккомпанируя себѣ на инструментахъ, напоминавшихъ арфы, затянули протяжную невыразимо грустную пѣснь.

Потомъ царь оставилъ свое мѣсто, гдѣ нѣкоторое время молился, и, начиная съ лѣвой стороны, обошелъ всѣ двѣнадцать жертвенниковъ, совершая на каждомъ возліяніе и куреніе.

Подошедшій къ князю Сагастосъ объяснилъ шопотомъ, что эти жертвенники посвящены стихіямъ и добродѣтелямъ Имамона, которыя царь почтилъ молитвами, дарами и жертвами.

Совершивъ жертвоприношеніе на послѣднемъ алтарѣ, посвященномъ плодородію и обильнымъ жатвамъ, царь снова занялъ свое мѣсто. Около центральнаго жертвенника жрицъ въ черномъ одѣяніи смѣнили жрицы въ бѣломъ. Изъ святилища появилось шествіе жрецовъ съ факелами въ рукахъ, которые и стали вокругъ жрицъ.

Съ этой минуты пѣніе становилось все громче и, наконецъ, пріобрѣло могучую силу. Удушливый ароматъ наполнилъ храмъ. Вдругъ вдали прокатился раскатъ грома, и мелькнула бѣлесоватая молнія. Въ ту же минуту надъ покровомъ, скрывавшимъ таинственный предметъ на престолѣ, появился красноватый дымъ. Всѣ присутствующіе въ страхѣ и трепетѣ пали на колѣни. Новый ужасный ударъ грома и блескъ молніи возвѣстили приближеніе самого Имамона.

Страшный трескъ потрясъ стѣны массивнаго зданія, яркая молнія прорѣзала воздухъ, погрузивъ все въ море пламени; лежавшее на центральномъ алтарѣ покрывало вспыхнуло.

"Кажется, молнія ударила въ храмъ", — подумалъ Ардеа, невольно закрывая глаза.

Когда онъ снова рѣшился взглянуть вокругъ, то увидѣлъ что всѣ лежали ницъ. Покрывало сгорѣло, а на престолѣ оказался громадный золотой сосудъ, украшенный драгоцѣнными камнями. Надъ этимъ сосудомъ стояла прозрачная, съ неясными контурами фигура, въ которой вполнѣ ясно можно было узнать человѣка высокаго роста. У ногъ его дымилось и кипѣло что-то красное, какъ кровь. Это была кровь Имамона, которую онъ самъ принесъ вѣрующимъ въ знакъ своей любви и неизмѣннаго покровительства. Черезъ минуту прозрачная фигура стала блѣднѣть и, наконецъ, расплылась въ воздухѣ.

— Слава Имамону! Добро торжествуетъ надъ зломъ, свѣтъ — надъ тьмою, жизнь — надъ смертью! — въ радостномъ упоеніи пропѣла толпа.

По окончаніи гимна великій жрецъ поднялся по ступенямъ къ алтарю. Царь первый подошелъ и палъ ницъ, а потомъ, стоя на колѣняхъ, выпилъ маленькій золотой кубокъ, которымъ жрецъ зачерпнулъ красной влаги изъ большого сосуда. Послѣ царя стали подходить совѣтники, маги, правитель съ семействомъ и всѣ высшіе сановники, а за ними Сагастосъ и Ардеа.

Со страннымъ чувствомъ выпилъ князь кровь Имамона. Благоговѣйный восторгъ окружавшей его толпы заразительно на него подѣйствовалъ и вызвалъ мистическую дрожь, когда горячая, съ особымъ ароматомъ жидкость коснулась его губъ.

Дальше, безконечной вереницей, но въ строгомъ порядкѣ, потянулись вѣрные къ великому жрецу, которому два другихъ жреца помогали раздавать божественную кровь.

Въ это время священная церемонія закончилась радостнымъ и благодарственнымъ гимномъ, пропѣтымъ всѣми молящимися.

Послѣ этого царь, въ сопровожденіи своей свиты и всѣхъ присутствующихъ сановниковъ, вышелъ изъ храма черезъ боковую дверь и направился къ павильону, всѣ залы котораго были открыты доступу свѣжаго и чистаго ночного воздуха.

Роскошно убранные столы ломились подъ тяжестью драгоцѣнной посуды. Всѣ сѣли, и у каждаго на приборѣ лежалъ большой красный плодъ.

Легенда гласила, что онъ нѣкогда былъ бѣлымъ, но дерево, приносящее этотъ плодъ, росло недалеко отъ костра, на которомъ былъ убитъ Имамонъ; когда брызнула кровь бога, то смочила также это дерево и росшіе на немъ плоды, отчего немедленно же все растеніе, — стволъ, корни, листва и плоды, — окрасились въ красный цвѣтъ. Въ воспоминаніе этого случая, каждый въ день годового праздника долженъ былъ съѣсть такой плодъ въ честь Имамона.

Прежде чѣмъ сѣсть за столъ, правитель представилъ царю Сагастоса и князя. Махозеръ крайне милостиво принялъ ихъ и приказалъ посадить за свой столъ.

За царскимъ столомъ шелъ оживленный разговоръ. Молодой государь посадилъ Сагастоса рядомъ съ собой и бесѣдовалъ съ нимъ, обращаясь съ любезнымъ словомъ и къ князю.

Ардеа все слушалъ и слушалъ, удивляясь глубокимъ и разнообразнымъ знаніямъ молодого царя, обладавшаго дѣйствительно выдающимся умомъ.

По окончаніи чрезвычайно долго затянувшагося ужина, царь вмѣстѣ со своей свитой уѣхалъ съ острова, увезя также и правителя, съ которымъ хотѣлъ поговорить о дѣлахъ. Остальное общество разошлось по своимъ судамъ, а вмѣстѣ съ прочими и магъ съ своимъ ученикомъ вернулись на свой корабль.

Утомленныя дамы удалились въ каюты, и на палубѣ остались одни мужчины. Составились отдѣльныя группы. Ардеа жаждалъ разспросить Сагастоса о массѣ вещей, но магъ былъ окруженъ толпой. Видя его досаду и нетерпѣніе, Сагастосъ не могъ удержаться отъ улыбки.

Вернулись они домой, когда уже всходило солнце, и всѣ поспѣшили на отдыхъ послѣ безъ сна проведенной ночи.