На слѣдующій день на зарѣ Сагастосъ и Ардеа сѣли на своихъ муловъ и поѣхали въ сторону, противоположную той, съ которой они прибыли на рудники. Дорога, очевидно, была проселочная, такъ какъ навстрѣчу имъ мало попадалось людей.

У князя былъ такой озабоченный видъ, что наблюдавшій за нимъ Сагастосъ спросилъ, о чемъ онъ думаетъ.

Да о томъ, что я долженъ остаться одинъ у этихъ селенитовъ I Мнѣ еще такъ мало знакомы обычаи страны, что я каждую минуту рискую сдѣлать какой-нибудь важный промахъ. Я боюсь, что эта проведенная безъ васъ недѣля покажется мнѣ цѣлой вѣчностью.

— Я опасаюсь, что мое возвращеніе слишкомъ рано пробудитъ васъ отъ волшебнаго сна, въ какомъ вы будете находиться. Этотъ удивительный народъ является словно связующимъ звеномъ между духами и людьми, — съ улыбкой отвѣтилъ Сагастосъ.

— А я, напротивъ, думаю, что буду въ восхищеніи, когда вы пріѣдете, — съ недовѣрчивымъ видомъ отвѣтилъ Ардеа, — несмотря на весь интересъ, какой возбуждаетъ во мнѣ вашъ удивительный народъ. Америлла говорила мнѣ, что легенда производитъ ихъ отъ сына и дочери Имамона; понятно, что они должны же чѣмъ-нибудь оправдывать свое небесное происхожденіе, — съ легкой ироніей закончилъ князь.

— Да, таково преданіе. Намъ сейчасъ дѣлать нечего, и я разсказу вамъ подробно всю легенду.

— Преданіе гласитъ, что дочь Имамона была жрицей храма, построеннаго отцомъ ея въ горахъ, и наблюдала за находившимися тамъ священными источниками; а сынъ тоже былъ молодымъ жрецомъ и пророкомъ. Онъ помогалъ отцу насаждать въ народѣ добро.

Во время великаго, совершеннаго жрецами переворота, который закончился смертью Имамона и долженъ былъ уничтожить все, что послѣ него оставалось, какой-то неизвѣстный молодой человѣкъ, жившій среди высшихъ жрецовъ, былъ посланъ убить Амару, жрицу священныхъ источниковъ. Никто не зналъ, кто былъ этотъ человѣкъ; но легенда предполагаетъ, что это былъ обитатель другой планеты, съ бѣлой кожей, золотистыми волосами и сѣрыми глазами неопредѣленнаго голубоватаго оттѣнка, какъ тотъ легкій туманъ, что рѣетъ по утрамъ надъ водами.

— Вотъ какъ! Можетъ статься, это былъ такой же пришелецъ съ Земли, какъ и я? — смѣясь, замѣтилъ Ардеа.

— Очень возможно, потому что легенда не указываетъ этого точно. Когда, прибывъ въ храмъ, онъ увидѣлъ Амару, — его единственную жрицу, — то былъ очарованъ ея дивной красотой, а вмѣсто того, чтобы ее убить, объяснился ей въ любви и поклялся, что никогда не оставитъ ее, если Амара его полюбитъ.

Во время этой же смуты Рахатоонъ, сынъ Имамона, былъ принужденъ бѣжать отъ убійцъ, которые всюду искали его, и хотѣлъ укрыться у своей сестры.

Онъ поднимался по опасной тропинкѣ на вершину, въ храмъ, какъ настала ночь, — темная, холодная и бурная. Молодой жрецъ долженъ былъ остановиться; идти въ такой темнотѣ, значило рисковать полетѣть въ пропасть. Рахатоонъ присѣлъ на узкой тропѣ и прислонился къ скалѣ, боясь пошевелиться, такъ какъ находился на самомъ опасномъ мѣстѣ подъема. Положеніе было ужасное. Ледяной вѣтеръ пронизывалъ его, руки и ноги коченѣли, жажда мучила, а отъ голода и истощенія кружилась голова. Потеря равновѣсія грозила вѣрной смертью, и имъ овладѣло отчаяніе.

— Ты покинуло меня, божество, ради котораго погибъ мой отецъ! — вскричалъ онъ внѣ себя. — Ты забыло своихъ служителей! Такъ вотъ твоя награда за мою проповѣдь истины, и за всѣ дѣла милосердія, которыя я творилъ во имя твое? Я вѣрилъ въ тебя до самозабвенія, а ты, въ минуту отчаянія и опасности, лишаешь меня помощи и покровительства!

Въ эту минуту изъ за черныхъ тучъ выглянула наша большая луна и залила все кругомъ своимъ мягкимъ, дремотнымъ свѣтомъ. Рахатоонъ могъ разглядѣть тропу и въ порывѣ благодарности сталъ на колѣни, воздѣвая къ небу руки.

— Ты одно, милосердое свѣтило, сжалилось надо мной! — взывалъ онъ. — Твой благодатный свѣтъ озаряетъ мнѣ опасный путь! Тебѣ, лучезарная, отнынѣ стану я служить и поклоняться!

Рахатоонъ всталъ и медленно пустился въ путь. Вдругъ онъ споткнулся о камень, но рядомъ съ нимъ на узкой тропинкѣ выросла бѣлая тѣнь, которая схватила его за руку и поддержала. Рахатоонъ съ глубокимъ удивленіемъ увидѣлъ, что это была женщина удивительной красоты. На голубовато-бѣломъ, прозрачномъ лицѣ ея ярко горѣли одни лишь темные глаза; волосы были блѣдно-золотистаго отлива, тронутые будто лучемъ солнца. Бѣлоснѣжная, воздушная дымка окутывала ее, а голову украшалъ вѣнокъ цвѣтовъ, сдѣланныхъ словно изъ хрусталя и сверкавшихъ, какъ брилліанты.

Удивительное существо это вело Рахатоона и твердымъ, увѣреннымъ шагомъ шло впереди, направляя и поддерживая молодого жреца. Когда, наконецъ, они подошли къ дверямъ храма, на горизонтѣ блеснули первые лучи солнца.

— Теперь ты — въ безопасности. Прощай, я ухожу, — сказала она.

Но Рахатоонъ, въ упоеніи любовавшійся красотой своей спасительницы, умоляюще схватилъ ее за руки.

— Останься со мной, чаровница! Я ни за что не отпущу тебя.

Между ними завязалась борьба. Женщина пыталась вырваться и вернуться обратно на луну, гдѣ доселѣ жила, но сильныя руки Рахатоона, словно клещами, охватили ее и не выпускали. Въ этотъ мигъ изъ-за горъ показался огненный дискъ солнца.

Едва жгучіе лучи его коснулись селенитки, какъ исчезла ея призрачность, тѣло уплотнилось, и она обратилась въ простую смертную, которая не могла уже улетѣть на свою далекую родину.

— Войдемъ въ храмъ! — восторженно произнесъ Рахатоонъ. — Тамъ — жрицой моя сестра. У нея мы найдемъ вѣрное убѣжище, будемъ въ безопасности отъ нашихъ враговъ и станемъ жить для любви, искусства и радости!

Они вошли въ храмъ, гдѣ и застали Амару и молодого незнакомца, звавшагося, какъ и ты, Ардеа.

Они разсказали другъ другу свои приключенія, и въ тотъ же день отпраздновали свои свадьбы. Амара и Ардеа тоже отреклись отъ неблагодарнаго божества, покинувшаго ихъ въ минуту опасности, и стали поклоняться одной Лунѣ.

Въ гротахъ и на площадкахъ они воздвигли святилища своей богини и жилища для самихъ себя. Жена Рахатоона, которую онъ назвалъ въ честь своей сестры Амарой, тщательно собрала изъ своего вѣнка сѣмена лунныхъ цвѣтовъ и посѣяла ихъ. Растенія эти привились и размножились. До сихъ поръ эти чудные цвѣты растутъ исключительно у селенитовъ и служатъ источникомъ дохода.

Амара, дочь Имамона, вскорѣ умерла. Преждевременную смерть ея легенда припысываетъ ея браку съ человѣкомъ невѣдомой расы и происхожденія, а терзаемый горемъ Ардеа тоже вскорѣ сошелъ въ могилу.

Что же касается Рахатоона съ женой, то они жили долго. Амара сдѣлалась жрицей новаго культа, что усугубило ненависть къ нимъ жрецовъ. Однако, всѣ попытки враговъ повредить имъ оставались безплодны. Чтобы избавить ихъ окончательно отъ ненависти и преслѣдованій жреческой касты, Имамонъ, не перестававшій покровительствовать сыну, несмотря на его отступничество, превратилъ ихъ въ бѣлыхъ птицъ.

Многочисленное же потомство, оставленное Раха-тоономъ, размножилось и съ теченіемъ времени образовало небольшой народъ, рѣзко отличавшійся отъ всѣхъ другихъ своимъ удивительнымъ физическимъ строеніемъ, своими привычками и нравами.

Селениты, — или лунный народъ, какъ мы ихъ зовемъ, — никогда не покидаютъ своихъ горъ, презираютъ всякую грубую работу и живутъ только для искусства, которому отдаются со страстью.

— Америлла упоминала, что селениты очень богаты и ведутъ роскошный образъ жизни. Откуда же они берутъ для этого средства, если, какъ вы говорите, они презираютъ трудъ? Кромѣ того, ихъ гористая родина производитъ, вѣроятно, не особенно много, — замѣтилъ Ардеа.

— Они ведутъ мѣновую торговлю, что обезпечиваетъ имъ необходимыя удобства. Селениты обладаютъ рѣдкими и драгоцѣнными произведеніями природы, которыхъ не найти больше нигдѣ. Во-первыхъ, вода ихъ священныхъ источниковъ, обладающая дѣйствительно чудесными цѣлебными свойствами, помогаетъ отъ различныхъ болѣзней. Бывали случаи, что слѣпые прозрѣвали, прикладывая ее къ глазамъ. Во-вторыхъ, у нихъ есть чудные цвѣты, происшедшіе отъ вѣнка жены Рахатоона. Имѣть въ день свадьбы вѣнокъ или хоть вѣточку — завѣтная мечта всѣхъ невѣстъ; но такая роскошь доступна только богатымъ, такъ какъ за цвѣты приходится платить баснословныя деньги. Затѣмъ у нихъ есть еще одна, и чрезвычайно доходная статья, а именно, — плоды одного дерева, которое растетъ исключительно въ ихъ мѣстахъ, и уходъ за которымъ знаютъ только они одни. Плоды этого дерева — больше человѣческой головы и по мѣрѣ вызрѣванія даютъ разнообразныя произведенія, всѣ очень цѣнныя. Пока плоды еще совсѣмъ зеленые, изъ нихъ добываютъ красный или бѣлый, необыкновеннаго вкуса напитокъ, и ароматное тѣсто, которое лучше всякихъ конфетъ. Когда плодъ совершенно созрѣетъ, его корка становится бѣлой, а сердцевина представляетъ изъ себя мотокъ нитей; а если ихъ размотать, то получается тонкая, какъ паутина, и очень прочная ткань, употребляющаяся на вуали жрицъ и женщинъ царской крови. Ткань эта бываетъ трехъ цвѣтовъ: бѣлая, красная и синяя. И нужно имѣть пальцы селенитовъ, чтобы размотать, расправить и приготовить эту необыкновенную ткань, сдѣланную самой природой. Наконецъ, я долженъ еще упомянуть о бѣлыхъ птицахъ, которыя, по словамъ легенды, тоже небеснаго происхожденія.

Разсказываютъ, что, когда Рахатоонъ и его жена были превращены въ птицъ, они сначала поселились на вершинахъ горъ, чтобы беречь дѣтей, которыхъ думали убить жрецы. Убѣдясь, что никакая опасность не грозитъ ихъ потомству, птицы улетѣли затѣмъ на небо. Но, пока онѣ ютились въ скалахъ, у нихъ были птенцы, которые продолжали ихъ породу. Эти-то птицы и даютъ легкій и теплый пухъ, незамѣнимый для зимнихъ одеждъ. Насчетъ этого, впрочемъ, существуетъ еще и другое преданіе.

Такимъ образомъ, вся работа селенитовъ состоитъ въ сборѣ пуха въ гнѣздахъ и съ птицъ, умирающихъ отъ старости, въ приготовленіи издѣлій изъ плодовъ дерева Сама, въ разведеніи цвѣтовъ и въ разливкѣ по бутылкамъ воды священныхъ источниковъ.

Селенитамъ не для чего спускаться въ равнины; за ихъ произведеніями къ нимъ ѣздятъ и привозятъ въ обмѣнъ все необходимое, по возможности въ готовомъ видѣ.

— Право, эти селениты очень недурно устроились I Я начинаю думать, что они представляютъ самое интересное явленіе на вашей планетѣ, — вскричалъ Ардеа.

— Вы думаете? — сказалъ, улыбаясь, Сагастосъ. — Значитъ вы не боитесь больше пробыть у нихъ недѣлю одинъ?

— Конечно, нѣтъ.

— Тѣмъ лучше! Только повремените отдавать селенитамъ пальму первенства. Можетъ быть, вы еще увидите не менѣе интересныя вещи и занесете ихъ въ книгу о Марсѣ, которую, вѣроятно, напишите по возвращеніи на Землю.

— Безъ всякаго сомнѣнія! Только меня сочтутъ за сумасшедшаго…

— Посвященный долженъ философски сносить подобныя обиды пошлой толпы.

Послѣ трехчасового пути они выѣхали на широкую площадь у подножія очень высокихъ горъ. Сюда сходилось много дорогъ, и на перекресткѣ былъ выстроенъ большой павильонъ. Когда они вошли внутрь, то застали тамъ нѣсколько мужчинъ и женщинъ съ разными узлами и всевозможными корзинами.

— Это покупатели, везущіе селенинамъ хлѣбъ, провизію и все необходимое. Они ждутъ поѣзда, который ходитъ только два раза въ недѣлю! Лунные люди недолюбливаютъ жителей равнинъ; не нуждайся они въ обмѣнѣ произведеній, то и вовсе не пустили бы ихъ въ свою страну.

Въ павильонъ вошло еще двое или трое, и почти тотчасъ же раздался звонъ колокола. Сагастосъ и Ардеа вмѣстѣ съ другими вошли въ подъемную машину, которая доставила ихъ на вершину скалы, гдѣ тоже былъ выстроенъ павильонъ, черезъ который имъ пришлось пройти. По другую сторону стояли три, похожихъ на вагоны повозки на рельсахъ. Полотно дороги перекинуто было надъ громадной пропастью и уходило затѣмъ на другой сторонѣ въ горы.

— Не могу сказать, чтобъ путь былъ особенно заманчивъ, — замѣтилъ Ардеа, съ недовѣріемъ посматривая на это смѣлое произведеніе строительнаго искусства.

— Не бойтесь! Это сооруженіе очень прочно, и въ лѣтописи дороги не значится ни одной катастрофы, — отвѣтилъ Сагастосъ, садясь со своимъ спутникомъ въ отдѣленіе, очевидно, предназначенное для знатныхъ особъ, судя по роскоши обстановки.

Нѣсколько минутъ спустя послышался легкій трескъ, затѣмъ поѣздъ тронулся и помчался, какъ стрѣла. Ардеа наклонился было къ окну, чтобы взглянуть на окрестности, но тотчасъ же откинулся назадъ и поблѣднѣлъ.

— Ахъ! — вырвалось у князя. — Ужасно видѣть, что летишь надъ подобными пропастями! У меня даже закружилась голова, — сказалъ онъ, прикладывая руку ко лбу.

— Не надо смотрѣть, — спокойно отвѣтилъ Сагастосъ, и опустилъ на окнѣ синюю занавѣску, отчего все купэ погрузилось въ пріятный полусвѣтъ.

Водворилось молчаніе.

— Когда же вы уѣдете обратно, Сагастосъ? — наконецъ, спросилъ Ардеа.

— Сегодня вечеромъ, когда купцы окончатъ свои дѣла.

— А все-таки я буду очень доволенъ, когда вы вернетесь, — вздохнулъ князь.

Сагастосъ весело разсмѣялся.

— Вы мнѣ льстите, Ардеа! И как же это вы, отважно рѣшившійся предпринять поѣздку на нашу планету, вдругъ стали такимъ робкимъ?

— Но здѣсь все такъ странно! И потомъ, вѣдь, селениты не терпятъ жителей равнинъ и могутъ остаться недовольны такимъ долгимъ моимъ пребываніемъ у нихъ.

— Къ своимъ гостямъ селениты всегда любезны. Я скорѣе опасаюсь, что вернусь, на вашъ взглядъ, слишкомъ рано. Женщины селенитовъ очень красивы и, кто знаетъ, не покоритъ ли одна изъ нихъ ваше сердце? Вы, можетъ быть, пожелаете мнѣ быть съѣденнымъ какимъ-нибудь "Цампи", лишь бы я не нарушалъ вашей идилліи своимъ преждевременнымъ пріѣздомъ.

— Фи! У меня никогда не можетъ явиться подобнаго желанія. Еще менѣе вѣроятно, чтобы я влюбился въ какую-нибудь селенитку. Потерять свое сердце на такой головокружительной высотѣ и такъ близко къ небу — это значитъ витать, подобно Пэри, между небомъ и землей, нигдѣ не находя себѣ покоя.

Сагастосъ освѣдомился, что это за Пэри, и Ардеа оканчивалъ поэтическую легенду, когда поѣздъ влетѣлъ въ ярко освѣщенный тунель и остановился.

Пріѣхавшіе стали выходить изъ вагоновъ, и всѣдъ за другими наши путники вошли въ большую залу со стеклянными стѣнами. Здѣсь въ два ряда тянулись длинные столы, а въ глубинѣ, налѣво, устроено было что-то вродѣ магазина, стѣны котораго были покрыты полками.

— Осмотримъ сначала все здѣсь, а потомъ отправимся къ Рахатоону, главѣ здѣшней страны, — сказалъ Сагастосъ, направляясь къ магазину.

За прилавкомъ нѣсколько человѣкъ заняты были осмотромъ и взвѣшиваніемъ товаровъ, привезенныхъ купцами, пріѣхавшими съ равнинъ.

Все это были красивые люди, съ тонкими и правильными чертами, желтовато-блѣднымъ цвѣтомъ лицъ и блестящими глазами, неопредѣленнаго оттѣнка. Полыное сходство другъ съ другомъ сразу бросалось въ глаза; всѣ они были одинаковаго роста, одинаково стройны и поражали быстротой своихъ движеній. Даже одѣты они были всѣ однообразно, — въ трико и бѣлые камзолы, поверхъ которыхъ были наброшены бѣлыя или черныя куртки, пушистыя, шелковистыя и мягкія, какъ лебяжій пухъ.

Увидавъ Сагастоса, нѣкоторые изъ нихъ подошли и привѣтливо поздоровались съ нимъ, а магъ представилъ имъ князя, какъ своего ученика.

— Не отрывайтесь отъ своего дѣла, друзья мои I Прибывшіе съ нами предметы насъ вовсе не интересуютъ, а потому я прошу вашего позволенія показать моему ученику чудныя произведенія вашей страны.

Послѣ этого Сагастосъ и Ардеа направились къ длиннымъ столамъ, на которыхъ нѣсколько селенитовъ разставляли корзины, блюда, амфоры, разнаго рода горшки и мѣшки.

Въ корзинахъ на зеленомъ мхѣ разложены были вѣтки чудныхъ цвѣтовъ. Уже на нѣкоторомъ разстояніи чувствовался ихъ сильный, но чрезвычайно пріятный ароматъ. Прозрачные, какъ хрусталь, лепестки, — розовые, блѣдно-голубые или ослѣпительн бѣлые, — фосфоресцировали. Глубоко разрѣзанные листья завивались, какъ страусовыя перья, и отливали серебромъ.

— Что ва чудные цвѣты! За подобные и у насъ заплатили бы безумную цѣну, — восторгался Ардеа, не сводя глазъ съ корзинъ.

— Цвѣты эти имѣютъ еще то неоцѣнимое качество, что очень медленно увядаютъ. Если ихъ положить въ мохъ и вспрыскивать водой по три раза въ день, то они въ теченіе двухъ мѣсяцевъ сохраняютъ свою свѣжесть. Кромѣ того, есть способъ кристалли зовать ихъ, на память, — пояснилъ Сагастосъ, вед; князя къ сосѣднему столу. — Въ домѣ правителя выуспѣете налюбоваться этими цвѣтами и отвѣдаете также напитокъ и тѣсто древа Сама. Но вотъ тамъ лежатъ ткани, про которыя я говорилъ вамъ.

И магъ указалъ на нѣсколько свертковъ такой тонкой, блестящей и мягкой матеріи, какой Ардеа никогда еще и не видѣлъ.

Польщенный нескрываемымъ восхищеніемъ князя, одинъ изъ селенитовъ развернулъ кусокъ и далъ ему пощупать ткань.

Осмотрѣвъ чудный пухъ, хранившійся въ мѣшкахъ, путешественники наши вышли изъ залы.

Теперь Ардеа увидѣлъ, что они находятся въ большой долинѣ, окруженной со всѣхъ сторонъ высокими горами. Въ живописномъ безпорядкѣ разбросаны были красивые дома, необыкновенно своеобразной и причудливой архитектуры. Стѣны были прозрачны и точно высѣчены изъ хрусталя, а крыша, притолки дверей и наличники оконъ были изъ бѣлаго, похожаго на серебро металла. Большую часть домовъ украшали небольшіе портики съ колоннами, высокія стройныя башни и балконы съ рѣзными, какъ кружево, перилами. Все было такъ воздушно и хрупко на видъ, что въ подобныхъ зданіяхъ, казалось, могли жить только какіе-нибудь эльфы.

Блестя своими разноцвѣтными стѣнами, подобно исполинскимъ драгоцѣннымъ камнямъ, такіе же дома разбросаны были по лежавшимъ вокругъ Города возвышенностямъ. Переброшенные черезъ ущелья и пропасти легкіе, точно точеные мостики соединяли ихъ съ долиной.

— Какое великолѣпіе! Это просто картинка изъ волшебной сказки. Хотя буря и сильный порывъ вѣтра могли бы, кажется, въ мигъ смести всѣ эти чудныя постройки, — замѣтилъ Ардеа, слегка вздрагивая, такъ какъ очень свѣжій и сильно разрѣженный воздухъ нѣсколько затруднялъ дыханіе.

— О! Этого нечего бояться: все это чрезвычайно прочно, да и бури на нашей планетѣ вообще крайне рѣдки, а долина защищена цѣпью горъ. Впрочемъ, селениты владѣютъ тайной управлять грозами и разсѣивать тучи, что окончательно обезпечиваетъ ихъ отъ всякихъ катастрофъ.

— Въ этой долинѣ живетъ весь народъ селенитовъ?

— Нѣтъ, существуетъ еще нѣсколько подобныхъ долинъ; эта же представляетъ ихъ, такъ сказать, столицу. Здѣсь живетъ глава ихъ народа; находятся священные источники, святилища и прочее. Сегодня еще пасмурный и холодный день, сравнительно, что портитъ общее впечатлѣніе, но когда яркое солнце заиграетъ на всѣхъ этихъ кристаллахъ, серебристомъ металлѣ и чудной зелени, которая, замѣтьте, почти такого же зеленаго цвѣта, какъ и на вашей Землѣ,— то окружающая картина дѣйствительно представляетъ что-то волшебное!

— Какъ здѣсь попадается мало народа, — замѣтилъ Ардеа.

— Это время у нихъ посвящено труду и ученію. Вотъ и домъ Рахатоона. Онъ гораздо больше остальныхъ и богаче отдѣланъ. А вотъ и жена его идетъ изъ храма.

Домъ главы селенитовъ стоялъ на высотѣ. Подъемъ къ нему шелъ террасами, засаженными растеніями. Домъ былъ двухъэтажный и украшенъ двумя высокими башнями, балконами и большимъ портикомъ, который поддерживали розовыя, прозрачныя колонны. Впрочемъ, Ардеа не имѣлъ времени подробно разсмотрѣть его, такъ какъ все вниманіе сосредоточилъ на молодой женщинѣ въ бѣлой одеждѣ, которая, при видѣ посѣтителей, остановилась на послѣдней террасѣ.

Она была очень красива, съ спокойнымъ лицомъ и величавымъ видомъ. Одежда и покрывало ея были изъ ткани дерева Сама, драгоцѣнное ожерелье украшало ея шею, а золотой обручъ придерживалъ на головѣ волнистыя складки вуаля.

Дружески привѣтствовавъ Сагастоса, она внимательно оглядѣла князя и потомъ пригласила обоихъ войти въ домъ.

Пока она шла впереди ихъ, поднимаясь по ступенямъ лѣстницы, Ардеа съ крайнимъ удивленіемъ наблюдалъ необыкновенную легкость ея походки. Она не шла, а точно скользила, и ея маленькія, обутыя въ бѣлые башмаки ножки едва касались ступеней.

Войдя въ большую залу, Сагастосъ остановился, а молодая женщина скрылась въ боковую дверь. Но Ардеа едва замѣтилъ это, до такой степени его поразила необыкновенная обстановка этой комнаты.

Стѣны, столы и вся мебель были точно изъ синяго хрусталя; мягкія подушки изъ серебристой ткани лежали на сидѣніяхъ. Посрединѣ залы, въ большомъ бассейнѣ, била синяя, какъ сапфиръ, струя фонтана; по угламъ, журча, плескались два другихъ фонтана: одинъ розовый, а другой зеленый. Въ нишахъ стояли статуи, и снопы цвѣтовъ въ большихъ вазахъ дополняли эту чудную обстановку.

Въ эту минуту дверь распахнулась, и въ комнату вошелъ высокаго роста человѣкъ. Подойдя къ Сага-стосу, онъ сердечно обнялъ его, а затѣмъ и князя, послѣ того какъ тотъ былъ представленъ ему. Рахатоонъ былъ мужчина среднихъ лѣтъ, такого же, какъ и другіе селениты, типа. Темные глаза его казались совсѣмъ черными, и блескъ ихъ трудно было выдержать.

Когда Сагастосъ высказалъ ему свою просьбу, а именно, оказать на недѣлю гостепріимство его ученику, Рахатоонъ любезно отвѣтилъ, что чужеземецъ будетъ желаннымъ гостемъ, и что онъ со всей "го семьей постараются доставить ему пріятное времяпрепровожденіе. Узнавъ, что Сагастосъ уѣзжаетъ въ этотъ же день, онъ свистнулъ въ золотой свистокъ, висѣвшій у пояса, и приказалъ прибѣжавшему мальчику поторопить обѣдъ.

Немного спустя раздалось мелодичное пѣніе, открылась другая дверь, и Ардеа увидѣлъ вторую залу, гдѣ было накрыто нѣсколько столовъ.

Въ ту минуту, какъ они входили въ столовую, въ противоположную дверь вошла жена Рахатоона въ сопровожденіи трехъ юношей и молодой дѣвушки. За ними шли попарно двадцать мужчинъ и женщинъ.

— Вотъ моя жена, мои три сына и дочь, — сказалъ Рахатоонъ. — А это — молодой чужеземецъ, котораго привезъ съ собой нашъ другъ, Сагастосъ. Онъ погоститъ у насъ нѣсколько дней, и я поручаю вамъ, дѣти мои, особенно тебѣ, Амара, развлечь гостя и показать ему все, что могло бы интересовать его.

Молодые люди пожали руку князю. Амара пристально взглянула на него, но, подмѣтивъ въ глазахъ чужеземца выраженіе неподдѣльнаго, откровеннаго восхищенія, улыбнулась и опустила глаза.

И дѣйствительно, Ардеа былъ ослѣпленъ и очарованъ. Никогда не предполагалъ онъ, что природа можетъ создать подобную красоту, такое чудное и обаятельное существо, походившее скорѣе на видѣніе, чѣмъ на живого человѣка.

Высокая и стройная, Амара была такъ бѣла и воздушна, что, казалось, можно было видѣть, какъ обращается кровь подъ ея прозрачной кожей. Большіе глаза ея были зеленоватаго, довольно яркаго оттѣнка, а густые и длинные бѣлокурые волосы подернуты золотистымъ отливомъ. Все въ ней было чарующе прекрасно — и воздушная нѣжность сложенія, и непередаваемое словами выраженіе глазъ, и улыбка, ласкающая, плѣняющая, порабощающая. Она была въ бѣломъ одѣяніи, вырисовывавшемъ ея чудныя формы. Три удивительныхъ хрустальныхъ цвѣтка образовали на головѣ родъ діадемы, которая придерживала покрывало изъ ткани Сама.

Пока Рахатоонъ, его семейство и гости садились за столъ, къ присутствующимъ прибавилась еще цѣлая вереница женщинъ и дѣтей, которыя, однако, очень быстро и въ образцовомъ порядкѣ разсѣлись по мѣстамъ. Послѣ краткаго гимна, пропѣтаго хоромъ, приступили къ обѣду.

Обѣдъ состоялъ, главнымъ образомъ, изъ плодовъ, овощей и пирожковъ; пили лѣнившійся напитокъ, напоминавшій по вкусу шампанское. Вино возбудило общее оживленіе въ обѣдающихъ и вызвало на щекахъ нѣжный румянецъ. За дессертомъ глава дома выпилъ изъ золотого кубка за здоровье гостей, пожелавъ, чтобы они унесли съ собой самое лучшее воспоминаніе о землѣ селенитовъ.

По окончаніи обѣда Сагастосъ простился съ хозяевами дома, а потомъ увелъ князя, который все время былъ страшно разсѣянъ и озабоченъ, въ сосѣднюю комнату, подъ предлогомъ дать ему нѣсколько послѣднихъ наставленій.

— Итакъ, будьте благоразумны и развлекайтесь, какъ можно больше, — сказалъ магъ, какъ только они остались одни. — Я не сомнѣваюсь, что въ обществѣ прекрасной Амары вы даже не замѣтите моего отсутствія, но все-таки выслушайте мой добрый совѣтъ: не засматривайтесь слишкомъ въ ея чарующіе глазки.

— Какой вы недобрый, Сагастосъ! — пробормоталъ смущенный Ардеа, краснѣя подъ пристальнымъ и насмѣшливымъ взглядомъ своего покровителя.

По отъѣздѣ мага всѣ члены семьи Рахатоона разошлись. Амара и князь остались одни.

— Не желаетъ ли благородный чужеземецъ отдохнуть? — освѣдомилась она у князя. — Въ такомъ случаѣ я провожу въ приготовленную вамъ комнату. Если же вы не устали, то еще сегодня я могу показать вамъ храмъ, въ которомъ состою жрицей.

— Я былъ бы очень вамъ признателенъ, такъ какъ вовсе не усталъ.

— Въ такомъ случаѣ, подождите меня минутку.

Амара вышла и затѣмъ вернулась, одѣтая въ бѣлую пуховую кофточку. Сопровождавшая ее дѣвушка несла мѣховую одежду, которую Амара предложила князю.

— Въ гротахъ, гдѣ находятся наши святилища и священные источники, очень холодно, — пояснила она.

Мы уже говорили, что домъ Рахатоона былъ выстроенъ на возвышенной террасѣ, лежавшей у подошвы высокихъ горъ, окружавшихъ долину.

Амара со своимъ спутникомъ прошли черезъ садъ и вошли въ сводчатый коридоръ, пробитый въ скалѣ.

Эта галлерея, капризно извиваясь, выходила въ обширный гротъ. Царившій внутри зеленый свѣтъ слабо озарялъ стѣны и сводъ, покрытый сталактитами. Изъ стѣнъ било нѣсколько ключей, изумрудно-зеленыя воды которыхъ съ рокотомъ стекали въ естественный водоемъ, а вокругъ него и вдоль всѣхъ стѣнъ раскинуты были цвѣтники, густо засаженные чудными цвѣтами, которые при волшебномъ освѣщеніи грота казались драгоцѣнными камнями.

— Вотъ одинъ изъ гротовъ, гдѣ растутъ цвѣты, завѣщанные намъ нашими предками, а это — источники, излечивающіе глазныя болѣзни и пораненія кожи, — сказала Амара. — Есть еще и другіе цѣлебные ключи, которые врачуютъ внутреннія болѣзни и поддерживаютъ силы въ старости. Ихъ я покажу вамъ въ другой разъ, а сегодня хочу сводить васъ въ храмъ, гдѣ служила жрицей Амара, жена сына Имамона.

Черезъ пробитый въ стѣнѣ ходъ, такъ искусно скрытый самой природой, что Ардеа сначала даже не замѣтилъ его, они вошли въ новый коридоръ. Галлерея была узкая и тоже сводчатая; вела она въ другой громадный гротъ, освѣщенный мягкимъ голубоватымъ свѣтомъ, и въ глубинѣ его, подобно храмамъ Имамона и Ассура, низвергался водопадъ, но горазда меньшихъ размѣровъ.

Вода имѣла молочный цвѣтъ и была испещрена серебрянными блестками, а столбъ брызгъ, поднимавшійся надъ широкой трещиной, куда вытекалъ потокъ, издавалъ фосфорическій свѣтъ.

У воды въ глубокой нишѣ стояла статуя женщины, высѣченная изъ какого-то вещества, похожаго на прозрачный перламутръ. На головѣ статуи красовался вѣнокъ изъ цвѣтовъ съ кроваво-красными лепестками и золотистыми пестиками. Отъ синихъ листьевъ исходилъ голубоватый свѣтъ, озарявшій голову статуи. Лицо богини поражало строгой красотой. Руки ея были подняты, какъ бы для благословенія; въ одной изъ нихъ она держала лампаду, горѣвшую ослѣпительнымъ свѣтомъ, а въ другой — пурпурный цвѣтокъ.

— Вотъ женщина, явившаяся съ луны спасти нашего предка, — сказала Амара и, скрестивъ руки, преклонила колѣни.

— Изъ какого чуднаго камня сдѣлана эта статуя! Я еще въ первый разъ вижу такой, — замѣтилъ Ардеа.

— И не увидите его больше нигдѣ. Я должна сказать вамъ, что относительно кончины нашихъ предковъ — сына Имамона и его супруги — существуетъ два преданія. Одно изъ нихъ гласитъ, что они были превращены въ птицъ; другое же, которое наши старѣйшины признаютъ за истинное, разсказываетъ, что только души ихъ приняли форму птицъ, чтобъ вознестись на небо, и что невѣдомая женщина, спасшая Рахатоона, вовсе не была обитательницей луны, а представляла собою только лучъ этого свѣтила, обращенный въ женщину. Передъ смертью она приказала, какъ говорятъ, помѣстить свое тѣло въ эту нишу, гдѣ оно превратилось въ камень. Мы поклоняемся ей, и она насъ любитъ, потому что мы — ея дѣти. Только чистая и благородной крови дѣвственница можетъ возжигать огонь на этомъ жертвенникѣ и убирать его цвѣтами.

Черезъ три дня мы будемъ праздновать годовщину той ночи, когда она снизошла къ намъ и привела въ этотъ гротъ сына Имамона. Въ эту святую ночь душа Амары слетаетъ съ неба, и избранные видятъ, что глаза и тѣло статуи оживаютъ. Они слышатъ даже ея голосъ, произносящій какое-нибудь пророчество.