Все — никаких колебаний! Гидеон теперь четко знал, что ему оставалось делать, — и он обернулся героем. Это оказалось совсем простым делом, когда тебе не оставляют иного выхода. Сосуд был совсем рядом — в метре от Джинго, который уставил на него пылавшие безумием и ненавистью глаза, с дьявольской ухмылкой на губах. Извивавшийся от боли на полу Оуэнс с ужасом следил за происходящим.

Гидеон мгновенно подобрался и своей — огромных размеров — правой ногой нанес Джинго сильный удар в живот. Чтобы дотянуться до сосуда, бандиту оставалось всего несколько сантиметров. Негодяй издал какой-то неопределенный приглушенный вопль и зашатался, как в отчаянии ломается человек, видящий, что у него на глазах ускользает последний шанс на спасение. И все же ему удалось подхватить один из стаканов, запустить им в сосуд, явно чтобы вызвать взрыв. К счастью, Гидеон успел перехватить тот в момент падения, а Мэтт Оуэнс, уцепившись за лодыжку Джинго, сильно дернул, так что тот тяжело рухнул на пол. Гидеон, тяжело дыша, ринулся на одержимого и, приподняв его за лацканы пиджака, ребром ладони, что было сил, резко стукнул по затылку. И лишь после этого до Гидеона дошло, что от стены глухо отскакивают эхом шумы, а вскоре на верху лестницы появилось и лицо Уилсона, а за ним — не менее запыхавшегося Трэберта.

— Я недоумеваю, зачем только сюда нагнали пожарных, — показывая на сосуд с нитроглицерином, выдохнул Гидеон. — С такой работой отлично можем справиться и мы сами. И давайте поосторожнее с этой халупой, а то, глядишь, искры полетят.

Гидеон твердо, но с некоторой показной небрежностью, забрал сосуд и запер его в остававшемся все это время открытом сейфе, где посвечивала довольно угрожающе целая вереница его аналогов.

За Трэбертом в помещение ввалились уже другие полицейские. Увидев, как один из них, здоровенного вида детина, весьма энергично и бесцеремонно схватил за руку пытавшегося подняться с пола Мэтта Оуэнса, Гидеон вспылил:

— Эй, не слишком-то с ним обращайтесь грубо. Без него, нас бы всех здесь давно размазало по стене. Мэтт, если вы поведете себя по-умному, постараемся избежать для вас слишком суровой меры наказания за побег из тюрьмы. Поверьте мне, вам лучше отсидеться сейчас в тюрьме тихо-мирно, и вам впоследствии подарят шанс вести далее жизнь порядочного человека. Сделаем для вас все, что в наших силах. Вы давно обедали?

Черты Оуэнса заострились от страшной усталости, его била дрожь — не только нервная, от пережитого страха, но и от холода, поскольку на нем кое-как болтались лишь старое порванное пальто и летние фланелевые брюки.

— Во рту не было и маковой росинки почти с того часа, как мы убежали, — хриплым голосом признался он. — Мы ведь прятались в товарняке, который прокатил нас почти по всей Англии. Знаете что, мистер Гидеон, он был чертовски пьян, этот Джинго. Заглотал полпинты метилового спирта. В общем, считайте, что был сродни сумасшедшему, иначе не учинил бы весь этот тарарам…

— Хорошо, что хоть вы остались трезвым, — с легким оттенком сочувствия произнес Гидеон. — Прежде чем отправить вас обратно… к себе, мы вас хорошенько наркормим. Эй, — обратился он к двум случившимся поблизости инспекторам, — отведите-ка его в кафе, что на углу улицы, и если сумеете, удержите его подальше от журналистов.

— Э, да им сейчас не Оуэнса подавай, — расплылся в улыбке Трэберт. Они требуют вас. Вы что, не знаете, что стали настоящим героем!

Гидеон и в самом деле превратился в героя!

Все без исключения утренние газеты опубликовали восторженные отчеты о ночных событиях с набором фото Гидеона и описанием его биографии. Дело Эдмундсана и коллективный побег из Милуэйз отошли тем самым на задний план в рубрике новостей. Звездой дня стал Гидеон. Газета "Дейли Глоб" даже затеяла лотерею в честь славной полиции. Так и сяк расписывали, каким ежедневным опасностям подвергаются её сотрудники; вспомнили о храбром полицейском, сумевшим задержать двух гангстеров на Нью Бонд-стрит, как и полисмена из Панти, спасшего жизни матери с ребенком. Всей этой шумихи оказалось вполне достаточно, чтобы Гидеон буквально мурлыкал от удовольствия, а с лица всех служащих в Ярде не сходили приветливые улыбки, тем более обоснованные, что этому всячески способствовала установившаяся превосходная погода. Судя по всему, май собирался в этом году наступить на шесть недель раньше обычного.

В то утро, примерно в полдень, пять дней спустя после побега заключенных из Милуэйз, к Гидеону явился Каммингс с намерением доложить о ходе следствия по делу Эдмундсана.

— Прямо и не знаю, должен ли я доводить эти сведения до вас, сэр, начал он, — сдается мне, что я наткнулся на очень скверную и дурно пахнущую историю. Словно Эллиот, директор предприятия ныне покойного Эдмундсана, держал навозную яму, упорно отказываясь приоткрыть её крышку. Когда вы, мистер комендент, намерены навестить миссис Эдмундсан?

— Что за вопрос?

— Представляется, что с этим не следовало бы затягивать, поскольку они вполне способны попытаться её устранить.

— Вы что, говорите это на полном серьезе?

— Все, что я могу сказать, — отозвался Каммингс, который, более чем обычно, выглядел бледным, вялым и обеспокоенным, — все, что мне ясно сейчас, так это то, что я крайне недоволен тем оборотом, которое начинает приобретать это дело. Понятно, несколько нетактично подвергать допросу вдвову так вскоре после постигшего её горя, но если Эллиот или кто-то другой захочет добраться до нее, то, смею вас заверить, они не будут стеснены подобными сентиментальными предрассудками.

— Ладно, сейчас же с ней и переговорю, — решительно заявил Гидеон.

Он направился к миссис Эдмундсан один. Она жила в Бэйсуотер, в скромном, но очень комфортабельном помещении. Горничная провела его в большую залу, выходившую окнами в парк. Миссис Эдмундсан не заставила себя ждать. Ее нельзя было назвать красавицей в полном смысле этого слова, но обладала она превосходной фигурой и парой очаровательных глаз.

— Я все же надеялась, что полиция, наконец-то, оставит меня в покое, мистер Гидеон! — сразу же перешла она в наступление, теребя деликатно сложенной рукой визитку, которую он передал ей через служанку. Последовала пауза, как если бы она бросала ему вызов осмелиться после этого грубо допрашивать слабую и беззащитную женщину.

— Я пришел с единственной целью: помочь вам, миссис, — ничуть не смутился Гидеон, спокойным и уверенным тоном. — К тому же было бы вполне справедливо попытаться вернуть доброе имя вашему супругу, оказывая и вам тем самым услугу, поскольку ваш муж в ходе всего следствия упорно твердил о своей полной невиновности.

— Я убеждена, что так оно и есть на самом деле.

— Ну так что же, есть прекрасный способ доказать это, поскольку исчезнувшая сумма денег была переведена на счет с платежами в рассрочку, которые полностью оказались фиктивными. Знали ли вы об этом и сообщал ли он вам?..

— Я рассказала полиции все, что мне было известно по этому делу, твердо держалась своей линии миссис Эдмундсан. — Если вас, мистер Гидеон, это не устраивает, я буду вынуждена прибегнуть к помощи своего адвоката. Если вы полагаете, что этого недостаточно — потерять…

На её глазах появились слезы.

Да, эта вдовушка, так элегантно одетая в темного цвета платье, чтобы оттенить её красоту, могла при случае держаться так непоколебимо и твердо, как глыба гранита. Гидеон, лично убедившись в привлекательности этих замечательных глаз и проникновенности столь сладкого голоса, отлично понимал теперь обуревавшее Каммингса беспокойство. Но как могло случиться, что эта женщина, которая слыла страстно влюбленной в мужа, могла проявлять столько хладнокровия после столь недавней трагедии?

Что произошло?

Гидион оставил её, уйдя, так сказать, по-дипломатически, т. е. ничем себя не связывая и не заверяя её, что его коллеги больше не появятся в этом доме, чтобы досаждать ей. Теперь он все больше и больше укреплялся в своем убеждении, что у Каммингса четко срабатывала интуиция. Все это дело было каким-то выходящим за рамки обычного, но как обеспечить необходимые улики? Гидеон решил дать своему подчиненному ещё несколько недель на распутывание этого клубка противоречий, поскольку у него сложилось мнение, что следствие отнюдь не закончится враз, а будет тянуться и тянуться.

Входя в кабинет, Гидеон увидел, что его поджидает Смедд. Он пожал ему руку, испытывав, как внезапно в нем пробудилось что-то похожее на легкую надежду… Разве не ясно, что Смедд ни за что на свете не покинул бы ввереннего ему участка не будь у него необходимости доложить ему какие-то серьезные свежие новости.

Гидеон пригласил его присесть и предложил закурить, поскольку он начал симпатизировать этому человеку. Смедд, поблагодарив, стал пыхать мелкими нервными затяжками.

— Я вполне осознаю тот особый интерес, который вы проявляете к этому делу, а посему предпочел прийти к вам сам, чтобы переговорить о нем лично.

— Весьма мило с вашей стороны.

— Дело в том, что я разыскал одного свидетеля, который мог бы нам помочь в выяснении этой ситуации с кино: речь идет о молодом парне, примерно того же возраста, что и Уильям Роуз. Один из моих сотрудников в беседе с кассиршей выяснил, что, по её словам, этот парень регулярно, пару раз в неделю, бывает в кино.

— Ну и что из того?

— Так вот, он уверяет, что видел Мэри, но только в одиночку, степенно произнес Медд. — Он божится, упоминая всех возможных святых… что никто её не сопровождал. Он заметил её, ибо несколько знает Мэри и, вероятно, слегка вздыхает тайком по ней, так сказать, испытывая безответную и невысказанную любовь! — несколько насмешливо прокомментировал свои слова Смедд. — Это свидетельство, впрочем, подтверждает все выводы следствия. Я уже стольких допросил на счет этого ножа. Никто не слышал от Уильяма, чтобы тот терял его. Напротив, никто и не видел его при нем после того момента, когда он, по его заявлению, потерял нож. И все же, — вполне искренне заключил свою тираду Смедд, — это нельзя рассматривать как доказательство.

Да, подумалось Гидеону, чего-чего, а добросовестности этому полисмену не занимать.

— В то же время есть один вопрос, который мне хотелось бы обсудить с вами лично, мистер комендент. — Должно ли вынудить эту молодую особу признаться, что она сказала неправду насчет посещения кино, или же стоит все же немного выждать? Ведь в следующий вторник Роузу предстоит второй допрос и его дело, естественно, будет затем отослано на усмотрение присяжных заседателей.

— Знаете что, — раздумчиво ответил Гидеон, — было бы надежнее проверить этого юнца на полную надежность его высказываний, прежде чем отправлять дело в суд. Следовало бы постараться разыскать других свидетелей. Не забывайте, что адвокат и защита расшибутся в лепешку, чтобы выудить кого-нибудь, кто видел их вместе и слышал, как Уильям жаловался на то, что потерял этот злополучный нож.

— Постарайтесь правильно понять то, что я вам сейчас скажу: уверен, что защитники сделают ставку на душевное расстройство. Они отлично понимают, что это — единственный стоящий аргумент. Поэтому я лично предпочел бы не устраивать в суде показания молодой сестры обвиняемого, чтобы не втягивать присяжных заседателей на ложный путь, а перед процессом мне хотелось бы ясно дать ей понять, и только ей, что мы твердо убеждены в том, что она солгала.

— О! На это времени у нас ещё предостаточно! — воскликнул Гидеон. Его дело пройдет слушанием не ранее июня месяца, самое позднее в конце мая. И я уверен, что вы ничего не оставите в нем на волю случая.

— Да, это не в моих правилах, — чуть ли не агрессивно согласился Смедд.

Гидеону ничего не было известно о том, что именно в эти минуты адвокат Уильяма вел беседу с его матерью и сестрой и в их загородном домишке, расположенном неподалеку от центрального участка подразделения «Эйч-5». Адвокат был человеком средних лет, одетым в скромную, видавшую виды одежду, и на его черты, казалось, наложился длительный и суровый опыт его профессии. Он сидел в комнате, выходившей на улицу, перед миссис Роуз старой на вид матушкой, усталой, бесконечно печальной и выглядевшей лет на десять старше своего возраста.

— Мэри следует очень ясно представлять себе одну вещь, — говорил адвокат, четко произнося слова. — А именно: полиция будет из кожи лезть вон, чтобы оспорить её заявление. Просто жизненно необходимо, чтобы ей поверили. Я не хочу, чтобы прокурору удалось сбить её с толку… а может быть, даже попытаться убедить её публично сознаться во лжи.

Он быстро метнул искоса взгляд на Мэри.

— Я ничего не выдумала, и они не смогут доказать обратное, — уверенно и спокойно ответила Мэри. — Я встретила Уияльма на Хай-стрит, и он мне поведал о своей ссоре с Уинни. У него был такой несчастный взгляд, что я просто не знала, что делать. И тогда я пригласила его сходить вместе в кино, поскольку у него совсем не было денег.

Повисла пауза, которую нарушила мать:

— И все же, Мэри, ты взаправду…

Гидеон не ведал также и того, что к часу пополудни того же дня Артур Смолл беседовал с Руби Бенсон в глубине магазина Майл Энд Роуд. В это время остальные продавщицы были заняты обслуживанием клиентки, и пара разговаривала за закрытой задней дверью тихим голосом в окружении платьев, манто и дамских костюмов, бережно завернутых в пластиковые чехлы.

— Послушай, Руби, да попытайся же ты больше так не изводиться, умолял её Смолл. — Ты становишься просто неврастеничкой, и это никак не ускоряет решение проблемы, ни твоей, ни Лизы. Ты же знаешь, что рано или поздно полиция отыщет маленького Сида.

— Эх, если бы ты и в самом деле знал Бенсона, — еле слышно вздохнула Руби, — ты бы никогда даже и не заикнулся об этом. Уверена, что именно он похитил моего мальчугана, он отнял у меня сына.

Смолл, не находивший места, настолько он был взвинчен, сунул в рот сигарету, даже не подумав её прикурить.

— Руби, тебе известно, как ты мне дорога, не правда ли? Для тебя не секрет, что я люблю тебя больше кого или чего-либо на этом свете. И все же надо смотреть правде в глаза. Если удалось так быстро настроить юного Сида против тебя, значит, он в сущности никогда не испытывал большой привязанности к своей матери. Он всегда предпочитал отца… Поверь мне, Руби, я не хочу причинить тебе зла, но мне невыносимо видеть, как ты страдаешь… Поверь мне: все в конце концов уладится. Если удастся вернуть обратно Сида, будет расчудесно… если этого не получится… ну что же… у нас остается Лиза и… ты… ты и я.

Его светло-серые глаза за стеклами очков в черепаховой оправе были устремлены на Руби. В них таилась немая мольба.

Она взглянула на него и внезапно её поразила такая ясная в своей простоте мысль: в трудное для неё время этот человек с того момента, как она с ним познакомилась, всегда обеспечивал ей достойное материальное существование и окружал теплотой искреннего чувства.

— Да, я знаю это, Арт… но почему ты так упорно не хочешь отказаться от меня? Я дурно поступаю, так как никогда не смогу выйти за тебя замуж до тех пор, пока этот человек будет в живых. А ему отбывать срок ещё по меньшей мере двенадцать лет. Тебе надо расстаться со мной…

— Не надо так жестоко говорить, — перебил её Смол и он взял её руки в свою, такую уверенную.

— Послушай меня и прекрати болтать глупости. Мы не в состоянии пожениться? Ну и что из этого? Кто нам помешает жить вместе и создать семейный очаг? Кому придет в голову просить предъявить наше брачное свидетельство? Мы оба имеем право на немножечко своего счастья, и нет причин, почему бы нам не позволить себе его. Он пробудет теперь в тюрьме не менее двадцати лет. Мне глубоко наплевать на то, о чем судачат и думают другие, и было бы преступным с твоей стороны так долго оставаться в одиночестве… и… и, начнем с того, что я и не подумаю тебя оставить.

Смолл сильнее сжал её в объятиях. Они оказались теперь так близко лицом друг к другу — что Руби неожиданно судорожно разрыдалась и вцепилась в его плечи. Затем она понемногу успокоилась, и через десяток минут её покрасневшие от слез глаза приняли нормальный вид.

— Итак, вопрос отныне решен, — жетско подвел итог Смолл. — Мы начнем нашу новую жизнь, как только Бенсон очутится опять за решеткой. И тем хуже, если некоторые считают, что мы совершаем грех, живя вместе! Ладно, а теперь пойду поговорю с Рубинштейном. Если бы суметь отхватить эту партию платьев со скидкой в двадцать процентов, мы бы неплохо заработали…

Он обнял её и вошел в магазин. Все клиенты уже разбрелись, и молодые продавщицы посматривали на шефа со все понимающим видом. Смолл сделал дружеский жест в их сторону и вышел. Рядом с магазином он тут же заметил констебля в форме, а чуть подальше — инспектора Ярда Эббота. Некоторые прохожие задерживались у витрины магазина, а на тротуаре на углу улицы таращился еле прикрытый лохмотьями с ползущей изо рта струей слюны мальчишка Саймон-придурок.

Никто не обращал внимания на это обиженное богом существо.

— Здравствуйте, мистер инспектор Эббот, — произнес Смолл, обращаясь к сотруднику Ярда. — Что-нибудь новенькое?

— Боюсь, что для вас ничего нет, мистер Смолл.

— Между нами, я буду чертовски рад за вас, лишь бы скорее кончалась эта катавасия. Вам, должно быть, уже порядком осточертело стоять здесь столбом, сознайтесь? — живо и столь радостно осведомился Смолл у Эббота, что тот по его настроению понял, насколько эмоциональное состояние его подопечного улучшилось.

— Мне за это платят, — счел он нужным слегка сурово подправить Смолла.

Они в этот момент находились чуть больше, чем в двух метрах от Саймона. Тот неожиданно выхватил из кармана небольшую бутылку с очень широким горлышком, похожую на те, что по утрам оставляют развозчики молока на ковриках перед домами. Но налито в неё было отнюдь не молоко, а какая-то густая и маслянистая жидкость. Эббот сумел краем глаза подметить этот жест и собирался перехватить бутылку. Он не успел этого сделать, поскольку речь шла об этом бедняге-несмышленыше Саймоне, и Эбботу никогда бы и в голову не пришло подумать, что такую миссию можно было бы доверить идиоту.

Но тот неожиданно размахнулся своим сосудом и одним рывком выплеснул её содержимое на Смолла. Полицейский, наконец-то сообразивший, какая грозит тому опасность, громко вскрикнул и рванулся к Саймону. Он ощутил жгучую боль, опалившую ему внешнюю сторону ладони, когда он отталкивал руку дурачка, но бутыль уже разбилась о мостовую… в то время как Смолл, прижав руки к лицу, корчился, громко стеная, от боли.