Миссис Китт находилась в лайгейтской больнице. Ее небольшая палата была очень светлой, стены выкрашены светло-зеленой краской, повсюду множество цветов – на подоконнике, столе, в изголовье постели. Желтые нарциссы, тюльпаны, фиалки, розы, гвоздики – к каждому букету приколота открытка с пожеланиями скорейшего выздоровления. Цветы присылали сотрудники суда магистратов, полицейское управление, муниципальный совет, комитеты, в которых она работала, просто жители Лайгейта.

Когда Роджер вошел в палату, миссис Китт полусидела на постели, прислонясь к подушке: пожилая женщина с очень яркими глазами и запавшими щеками. На исхудавшем лице еще резче выделялись тяжелая нижняя челюсть и крючковатый нос – перед Роджером была лишь тень той властной женщины, одно присутствие которой в суде наводило страх не только на преступников, но и на самих присяжных. Однако в глазах ее не было страха, голос звучал так же энергично, столь же непринужденными были и ее жесты.

– Так вы и есть тот самый очаровательный полицейский, – приветствовала она Роджера.

По голосу можно было догадаться, что она еще не вполне здорова, но болезнь не сломила ее духа.

– Ваше счастье, что держались подальше от моего суда, я бы соблазнила вас! Что вы хотите узнать? Я пыталась спасти своего мужа от последствий той идиотской ошибки, которую он совершил десять лет назад. Повторись все – и я бы сделала то же самое.

В этом не было ни малейших сомнений: если бы ей представился случай, она снова повела, себя точно так же.

– Кому вы отдавали деньги? – спросил Роджер.

– Человеку, который представился мне как Браун.

– Всегда одному и тому же?

– Да.

– Сколько же вы ему платили?

– Десять фунтов в каждый визит.

– Других выплат не было?

– Это и так больше, чем я могла себе позволить.

– Вы платили и натурой, миссис Китт?

– Если вы намекаете на то, что я давала ему героин или другие наркотики из хирургического отделения моего мужа, то вы ошибаетесь, этого не было.

Трудно было ей не поверить.

– Вы когда-нибудь отказывались платить?

– Пыталась.

– И чем это кончилось?

– Ничем. Я все равно не смогла бы пресечь его вымогательство.

– Помимо Брауна кто-нибудь еще шантажировал вас?

– Нет.

– Вы предполагаете, каким образом шантажисту стало известно, что доктор Китт однажды продал наркотики?

Черты ее лица, казалось, заострились еще заметнее, глаза побелели от гнева.

– Да, – громко сказала миссис Китт.

– И как же?

– Через одного фармацевта, который в то время работал в Лайгейте, – его звали Роули.

– Как давно вам стало известно, что Роули незаконно занимается наркотиками?

– До тех пор, пока меня не начали шантажировать, я ничего об этом не знала, а потом он уехал из Лайгейта, – сказала миссис Китт.

Несмотря на бодрый голос, было видно, что чувствует она себя неважно, и скоро врачи прервут разговор, предположил про себя Роджер.

Поэтому он торопливо спросил:

– У вас нет никаких соображений относительно того, почему на вас было совершено нападение, миссис Китт?

– Есть, – тихо произнесла она и закрыла глаза, – да, я знаю. За неделю до того я сказала Брауну, что больше так продолжаться не может, – он разорил меня. Я пригрозила, что сообщу в полицию. Думаю, я его напугала.

Вероятно, она его действительно напугала, подумал Роджер, это почти полностью объясняет причину нападения. И все же еще остались некоторые непонятные моменты.

– Пожалуй, пора заканчивать, – сказал врач.

– Последний вопрос, – попросил Роджер. – У вас есть какие-либо основания полагать, что в этом замешан преподобный Питер Уэйт?

Она улыбнулась.

– Питер Уэйт, – словно эхо повторила она его вопрос, и ее голос стал тверже, – нет, я так не думаю. Этот человек – святой.

Она увидела, что Роджер хочет ей возразить, и торопливо продолжала:

– Я всегда боролась против преследования автомобилистов и, если Бог даст мне силы, буду продолжать эту борьбу, но меня поражало, сколько аргументов находит противная сторона, и я восхищалась мужеством моих противников, да, сэр, речь идет именно о мужестве. Работать так, как работает молодой Питер Уэй?! Его бросали, и он в одиночку продолжал свое дело – даже после дела Роули: когда любой другой понял бы, что у него нет никаких шансов, он продолжает бороться. Он часто писал мне, протестуя против моих резких заявлений, – о, я-то знаю, на что способен мой язык! Спустя какое-то время я решила, что надо бы встретиться с этим пророком. Он не очень-то красив, внешность самая заурядная, у него нет средств, он ведет за собой весьма немногочисленную паству и представляет церковь, у которой нет ни денег, ни идей – я хотела понять, что им движет, почему он не прекращает борьбу. И я пошла к нему.

– Наверное, это был исторический момент в жизни проповедника Пита? – тихо спросил Роджер.

Она усмехнулась – будь миссис Китт здорова, эту улыбку можно было бы назвать свирепой:

– Вы попали в самую точку, для проповедника Пита это был праздник! Как сейчас вижу его: он открывает дверь своей лачуги, и от изумления его глаза чуть не вылезают из орбит! Я видела, что он пытается сопротивляться, – любой другой человек после таких ударов уже давно бросил бы эту затею, а он продолжал сражаться за идею. После этого я была у него пять или шесть раз, и мне казалось, что я начинаю понимать его побудительные мотивы. Вера, сэр. Этот молодой человек просто верил, он был абсолютно убежден в свой правоте, абсолютно убежден, что если мы сделаем то, что он требует – станем чрезвычайно сурово наказывать за невнимательную езду, – несчастные случаи на дорогах прекратятся. Таким я его и запомнила: он стоит у маленького письменного стола в комнате, больше похожей на сарай, с развешанными, словно в детском саду, по стенам картинками, и тычет пальцем в заголовок газетной статьи. Дело было под Рождество, и в этом выпуске газеты появились сразу две статьи. "Рекордное число жертв на Рождество, почти 100 погибших и 7 тысяч раненых" – называлась одна, другой заголовок гласил: "Пивовары и производители крепких спиртных напитков предполагают оживленную торговлю на Рождество". Да, я вижу его, словно это было вчера, – продолжала миссис Китт.

Она подняла сжатую в кулак руку:

– "Так, значит, по-вашему, даже на Рождество людям нельзя повеселиться? – спросила я его. Он посмотрел на меня укоризненным взглядом – знаете, мне всегда казалось, что у него по-собачьи печальные глаза, – и сказал: "Вы понимаете ничуть не больше, чем все остальные, миссис Китт. Я никому ни в чем не отказываю, я просто хочу, чтобы люди жили чуть дольше и чуть дольше радовались жизни. Я не против спиртных напитков, я против того, чтобы люди употребляли их перед тем, как садиться за руль, неважно – мужчина это или женщина. Это не единственный фактор, делающий автомобиль смертельным оружием, хотя и один из них. Что я не могу понять – продолжал он, возбуждаясь, – а это его самая большая проблема, он возбуждается мгновенно, – чего я не могу понять, миссис Китт, так это почему вы не согласитесь, что научно обоснованные данные совершенно справедливы: если перед тем, как вы сели за руль, в вашу кровь попал алкоголь, реакция водителя будет уже гораздо хуже. Сам того не желая, человек может стать убийцей.

Чего я хочу! – он уже весь кипел. – Я хочу, чтобы люди не превращались в убийц. Чтобы они не калечили своих братьев и сестер. Я пришел к выводу, что единственная вещь, которая может помешать им убивать друг друга, – страх. Миссис Китт, если вместе с суровым наказанием в них вбить страх Господень, если запугать их наказанием, они наконец-то поймут, что от них требуется".

Миссис Китт замолчала.

Ее глаза сверкали, и врач, находившийся в палате, весьма недвусмысленно взглянул на Роджера: это уже чересчур! Женщина тяжело дышала, на лбу и верхней губе выступили мелкие капли пота.

Наконец она очень отчетливо произнесла:

– Вот почему я и сказала Брауну, что больше так продолжаться не может. Целостность натуры Уэйта – вот что не шло у меня из головы. Я начала ненавидеть себя, свои слабости, все, что я до этого делала. Я чувствовала, что все надо начинать сначала. Браун ничего бы не понял, поэтому я сказала ему, что написала письмо в полицию, – если он вновь осмелится мне угрожать, я отправлю это письмо.

– Когда вы ему это сказали? – быстро спросил Роджер.

– Утром того дня, когда на меня было совершено нападение, – она глубоко вздохнула. – Как я понимаю, письмо исчезло.

– Да, – Роджер встал, – он его забрал. Вы, наверное, спрятали его среди ваших газетных вырезок?

– Да, – улыбнулась миссис Китт.

* * *

Это звучало весьма правдоподобно. Миссис Кит откинулась на подушку и закрыла глаза, а доктор повелительным жестом поднял руку, давая Роджеру знак, что свидание закончено.

Роджер, Коннолли и стенографист, который записывал каждое слово, послушно покинули палату. Стенографист отправился расшифровывать записи, а Коннолли пустился в рассуждения:

– Она не изменит своих показаний, Красавчик, и, я должен сказать, теперь мы знаем, почему на нее было совершено нападение, и почему в доме был такой разгром.

– Да, – согласился Роджер, – тот, кто на нее напал, пытался уничтожить все, что могло бы навести на мысль о шантаже.

– Но это не снимает подозрений с Уэйта, – пожал плечами Коннолли.

– Верно, не снимает, – задумчиво проговорил Роджер. – Поеду и побеседую с ним еще раз.

Вернувшись в Скотленд-Ярд, он пробежал сообщения, не обнаружил ничего для себя полезного и отправился к Джун Эйкерс, которая уже подписала показания и могла ехать домой. Роджер повел ее по коридору к выходу и, проходя мимо двери, за которой находился Уэйт, она спросила:

– Вы уже предъявили ему какие-нибудь обвинения?

В этом вопросе чувствовались одновременно мужество, вызов и страх. Она была вторым членом семьи, которая, узнав Уэйта ближе, стала его яростной сторонницей, и Роджер подумал, что только человек с незаурядным характером может внушить к себе подобные чувства.

Мог ли Уэйт провести их?

Помни, Браун назвал его имя. Но также запомни и то, что один из соучастников Брауна едва не убил его.

– Ну так как? – настаивала девушка.

– Нет, – Роджер развел руками.

– Он уже разговаривал с адвокатом?

– Нет.

– Я позабочусь, чтобы это было сделано незамедлительно, – Джун сложила руки на груди, и Роджер понял, что восхищается ее поведением. Он не мог надолго задержать Уэйта, не предъявив ему никаких обвинений, а предъявив их, он обязан был предоставить ему право на юридическую защиту. Однако после ухода Джун он ждал еще час, и вскоре раздался телефонный звонок: одна из адвокатских контор Лайгейта заявила, что будет представлять интересы Уэйта.

– Вы можете в любой момент встретиться с ним, – информировал юристов Роджер и спустился этажом ниже. Уэйт с надеждой поднял глаза на открывающуюся дверь, но, увидев на пороге Роджера, сник – вошедший вместе с Роджером сержант также не вызвал у него энтузиазма.

Настало время применить шоковый метод.

– Питер Дилан Уэйт, – резко произнес Роджер, – я обязан арестовать вас по обвинению в хранении таких опасных для жизни наркотиков, как кокаин и героин, а также в распространении указанных наркотиков среди ваших друзей и знакомых с целью наживы. Я обязан предупредить вас, что с этого момента каждое ваше слово может быть использовано против вас.

– Что за чушь, – высокомерно сказал Уэйт, – я не виновен.

* * *

Близился полдень.

К этому времени уже поступили сотни сообщений о Розмари Джексон и Артуре Роули, сотни прежних сообщений при проверке оказались ложными. Три раза звонил Джексон, и Роджер немедленно перезванивал ему; но Джексону нечего было сказать, он лишь повторял свой отчаянный вопрос:

– Вы нашли мою жену?

И всякий раз Роджер уверял его:

– Как только у нас появятся какие-либо новости, я немедленно сообщу вам.

– Ради Бога, – взрывался Джексон, – найдите ее! Почему вы не можете найти ее?!

Говорить с ним становилось все труднее и труднее.

Наконец Роджер сделал все необходимые звонки и отправился в кабинет к Кортленду. Суперинтендант сидел в своем кабинете один, стол был завален бумагами – дела последних дней явно выбили его из равновесия, во всяком случае, он заметно нервничал, невозмутимостью Четуорта здесь и не пахло.

– Хэлло, Красавчик. Я как раз собирался спросить, как идут ваши дела.

– Все застопорилось.

– Работы невпроворот, черт бы ее побрал! Но есть и хорошие новости, – продолжал Кортленд, – из больницы только что сообщили, что Четуорту стало лучше. Пока рано говорить о кардинальном улучшении, но, похоже, у него появился шанс. Мне сказали, что если ему удастся выкарабкаться, о работе придется забыть. Господи, да даже если он просто будет гулять с палочкой и дышать воздухом! Чем плохо просто радоваться жизни?

* * *

Первый раз за несколько недель Роджер почувствовал, что у него с души свалился камень. Правда, облегчение было недолгим.

* * *

– А теперь за дело, – Кортленд хлопнул ладонью по столу. – До тех пор, пока мы не найдем миссис Джексон, всем придется работать на пределе. Мне не надо вам напоминать, что мы снимаем людей с других заданий, тоже важных. Убийство Аткинсона не вписывается в общую схему, и это осложняет дело. Теперь, когда известно, что все связано с наркотиками, надо ждать воплей общественности, с нас будут требовать результатов. В "Дейли глоб" нас уже поддели, читал?

– Они возмущены тем, что квартиру Уэйта подожгли в тот момент, когда весь дом был под наблюдением, – невозмутимо заметил Роджер, – и здесь они попали в самую точку.

– Да, – протянул Кортленд. – Хотите знать, что я об этом думаю, Красавчик?

– Именно за этим я и пришел к вам.

– Даже если Уэйт никак в этом не замешан, я уверен, он может навести нас на след. Сейчас в нем взыграло чувство собственного достоинства, но когда он придет в себя и поймет, чем все это может ему грозить, он призадумается. Кто бы за всем этим ни стоял, он смертельно боится Уэйта.

Основания для подобного вывода: они же пытались убрать его, не так ли?

Роджер молчал.

– Если мы выпустим Уэйта под залог или просто освободим, пока он еще не лопнул от возмущения, возможно, нам удастся спровоцировать нападение, – Кортленд искоса посмотрел на Роджера. – И если его действительно выслеживают, мы схватим убийцу, тот просто не успеет причинить ему никакого вреда. Я понимаю, это рискованно, но... Короче, что вы об этом думаете?

– Мне не нравится эта идея, – Роджер встал, – но я не исключаю, что придется ею воспользоваться. Я надеюсь получить показания от миссис Канлифф. Мне сообщили, что курс лечения подходит к концу и она уже в состоянии рассуждать здраво. О'кей?

– Попробуйте, – пожал плечами Кортленд.

В его глазах читалось отчаяние, и для этого были все основания. В качестве исполняющего обязанности Четуорта Кортленд ощущал страшное давление общественности, ему требовались немедленные результаты. Несомненно, Джексон нажал на своих друзей – как партнер крупной адвокатской конторы он имел такую возможность. Если такие влиятельные люди, как Старый Нод – сэр Уилфред Триз, королевский адвокат, – порой оказывали давление даже на Четуорта, то какие меры воздействия они могли применить к Кортленду? Отчаяние Кортленда легко было понять – так же, как можно было понять страх Джексона, недовольство общественности тем, что полиция никак не может добиться результатов.

Роджер вышел из кабинета суперинтенданта и уже направлялся к своей машине, когда на лестнице его догнал сержант:

– Мистер Уэст! Сэр!

– Да, – обернулся к нему Роджер.

– Звонит мистер Джексон, он говорит, что должен немедленно связаться с вами, что-то очень срочное. Я как раз был на коммутаторе...

Роджер бегом бросился в приемную и схватил трубку телефона на столе дежурного сержанта:

– Уэст слушает, – он тяжело дышал, – соедините мистера Джексона со мной.

– Слушаю, сэр.

Через секунду в трубке раздался голос Джексона, в его тоне Джексон уловил нечто новое: либо это была надежда, либо полное ее крушение.

– Уэст, кажется, я знаю.

– Знаете что?

– То, над чем вы меня заставляли думать. Это клиника "Палли"...

– При чем здесь клиника? – Роджеру показалось, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

– Именно там мне подбросили в карман пудру и вымазали губной помадой платок. Во время расследования, которое проводил правительственный комитет, я несколько раз бывал там, разговаривал с пациентами. Мои коллеги также общались с больными, некоторые из них добровольно давали показания. Там была одна женщина – она вдруг стала меня обнимать, я еле отделался от нее. Мне все понятно, Уэст, сейчас я поеду туда...

– Держитесь подальше от клиники, – Роджер перешел на язык приказов, – это наша работа. Есть еще какие-нибудь новости?

– Я не вполне уверен, но я проанализировал все, что мне говорили в клинике, мысленно повторил каждый разговор и сейчас могу сказать, что там был один человек, с которым мне никак не удавалось встретиться до самой последней минуты, вместо себя он все время присылал ко мне кого-то другого. Он...

– Кто это?

– Врач-ординатор, живущий при больнице, некий доктор Смит. Мне показалось, что я его уже где-то видел, и только сейчас до меня дошло, что это Роули! Понимаете, Роули, муж женщины, которую сбил Канлифф...

– Это все, что мне нужно, – мягко произнес Роджер. – Джексон, я понимаю ваше состояние, но, прошу вас, не выходите из дома до тех пор, пока мы с вами не свяжемся. Не делайте ничего, что могло бы вспугнуть Роули.

– Если в течение часа вы не позвоните, я еду в клинику, – прорычал Джексон.

– Итак, чем мы располагаем? – Кортленд с трудом скрывал возбуждение.

– Кое-что есть, – Роджер сел в кресло. – Мы знаем, что Роули начал заниматься наркотиками уже давно. Сейчас он так называемый врач-ординатор в частной клинике, специализирующейся на лечении наркоманов. Он пытался спрятаться от Джексона, потому что боялся, что тот признает в нем Роули. В этой клинике находится жена Канлиффа, от которой они не могут добиться признания, где она достает наркотики; поверить в это довольно сложно. Скорее всего, именно Роули шантажировал миссис Китт. Если главная фигура – Роули, то все сходится. Если этого недостаточно...

– Более чем достаточно. Что вы предприняли? – потребовал Кортленд.

– Приказал выставить вокруг клиники полицейский кордон, – доложил Роджер, – ускользнуть оттуда сейчас никто не сможет. Наши люди расположились в отдалении, вряд ли есть смысл привлекать к ним внимание. У главного въезда мы припарковали фургон, замаскированный под машину для перевозки белья из прачечных – через него мы поддерживаем прямую радиосвязь с кордоном. У заднего въезда – еще одна машина, такси.

– Хорошо. Дальше?

– Откровенно говоря, я не очень-то уверен в Канлиффе, – Роджер поднял глаза на суперинтенданта. – Я собираюсь позвонить ему и попросить согласия на визит к его жене. Если в клинике начнется суматоха и кто-то попытается бежать, мы будем знать наверняка, что предупредил их именно Канлифф...

– Но, Красавчик, ведь его же собственная жена...

– Жена Роули мертва, разве не так? – мрачно бросил Роджер. – И, я надеюсь, скоро мы узнаем, почему.

* * *

– Пожалуйста, вы можете говорить с моей женой о чем угодно, – сразу же согласился Канлифф.

Он говорил так громко, что Роджер отодвинул трубку от уха.

– Если кто-то в клинике потребует моего личного подтверждения, попросите их связаться со мной по телефону.

– Большое спасибо, – поблагодарил его Роджер.

– Наверное, вы действуете правильно, – голос Канлиффа звучал глухо, – но, признаться, я не очень-то верю в вашу затею. Думаете, я сам не пытался узнать у нее?

– Я дам вам знать, если мы чего-нибудь добьемся, – пообещал Роджер и повесил трубку.

Клиника "Палли" находилась неподалеку от лесопарка Хампстед-хит – это был большой особняк, окруженный высокой кирпичной стеной. Выглядел он довольно приятно, чувствовалось, что за зданием и садом тщательно ухаживают. В подъездной аллее стояли две большие машины, и единственным знаком, который посторонний наблюдатель мог бы счесть зловещим, были решетки, установленные на некоторых окнах, и матовые стекла, через которые обитатели клиники не могли видеть людей на улице, а последние не видели пациентов.

Роджер представился и предъявил пожилой регистраторше служебное удостоверение. Он ждал не более пяти минут. Затем его провели по широкому, застланному ковром коридору, и он оказался в комнате, где за огромным полированным столом сидел маленький пухлый человечек с растрепанными темными волосами и небольшой иссиня-черной бородкой. Первой мыслью Роджера было, что это какой-то шарлатан, но он ошибся: перед ним был Реджиналд Джи, который уже многие годы занимал пост ученого секретаря клиники "Палли".

У него оказался неестественно высокий голос:

– Чем могу быть полезен, старший инспектор? Буду рад помочь вам, если, конечно, это в моих силах.

– Благодарю вас, – Роджер был предельно вежлив. – Я бы хотел поговорить с миссис Канлифф. Хочу попробовать выяснить, где она достает наркотики, в частности героин.

– Пожалуйста, вы можете встретиться с ней немедленно, – любезно предложил Джи, – поверьте, если вам удастся это узнать и ликвидировать источник наркотиков, и она, и ее муж будут вечно молиться на вас! Мы попробовали все способы, но так ничего и не добились.

В это мог поверить только человек, совершенно незнакомый с поведением наркоманов, лишенных возможности принимать наркотики. Джи прекрасно об этом знал, а значит, сознательно лгал.

Неужели он не отдавал себе отчета, что Роджер это тоже понимает?

– Я с большим удовольствием буду сопровождать вас, – расплылся в улыбке Джи, – мы окажем вам любое посильное содействие.

Он пошел вперед. Они поднялись этажом выше, и Джи открыл дверь, за которой оказалась великолепно обставленная комната, как в первоклассном отеле. На подоконнике сидела женщина и смотрела в сад. Это была жена Канлиффа.

Глянув на нее, Роджер сразу же понял, что ее предупредили о его приходе. Эта пожилая женщина с седыми волосами и помятым лицом напряженно уставилась на него.

Роджер представился, но она сделала вид, что его визит ей совершенно безразличен, хотя было видно, что ее нервы взвинчены до предела, а в глазах застыл страх. Роджер находился почти в таком же напряжении.

Это была та самая женщина, снимки которой – с надписями "до" и "после" – послали Джексону. Она абсолютно соответствовала фотографии, где она "после".

Но это было еще не все. Роджер чувствовал слабый запах духов "Ноктюрн" – совсем недавно фирма "Ангели" прислала по его просьбе образцы своей продукции, и он уже не мог спутать их с другой косметикой. Миссис Канлифф пользовалась теми же самыми духами и пудрой, которые были обнаружены в карманах Чарлза Джексона – пудру подсыпали для того, чтобы Розмари стала подозревать его в связи с другой женщиной.

Розмари Джексон.

* * *

Она пребывала в приятной полудреме, в комнате, расположенной над той, где сейчас находился Роджер.