Джексон сидел в большом мягком кресле, ноги покоились на пуфике, на столике стоял стакан виски с содовой. На Джексоне был темно-красный халат и шлепанцы, под халатом светлая рубашка с широким воротом. Мрачный взгляд, на носу свежая царапина, на лбу – пластырь. Сильно разбитые костяшки правой руки. В остальном же он выглядел нормально. Его жена проявляла излишнее рвение и все подсовывала Джексону какие-то таблетки. Но Джексону, казалось, нравилось играть роль смертельно больного, и он благосклонно принимал ее ухаживание.

Его жена – она показалась Роджеру очень молоденькой, почти девочкой – представляла собой одну из тех редких красавиц, которых не портят стандартные локоны и длинные, загнутые вверх ресницы. Отрадно было и то, что она оказалась не ярко выраженной блондинкой. На ней было светло-голубое платье, отороченное темно-синими кружевами, и прекрасно гармонирующие с ним небольшие бриллиантовые серьги. Обручальное кольцо с солитером стоило по меньшей мере пятьсот фунтов.

Роджер, всегда весьма тонко чувствующий атмосферу, ощутил нечто, какой-то странный след, а потом понял: это был след спадающего напряжения. Странность же заключалась в том, что при данных обстоятельствах надо было бы ожидать его нагнетания.

– Извините, что так вышло, – начал Джексон, когда Роджер сел, – я бы пришел сам, но моя жена...

– ...поступила совершенно правильно, – сказал Роджер.

Розмари улыбнулась, показав великолепные зубы – немногие женщины в наши дни владеют таким богатством.

– Пусть меня хоть четвертуют, но я его сегодня из дома не выпущу, – нарочито строго произнесла она. – Что вы будете пить, инспектор?

– Могу я попросить виски с содовой?

– Конечно.

– И будет совсем хорошо, если вы перестанете называть меня "инспектор".

Она испытывающе посмотрела на него, и он подумал: интересно, что у нее на уме?

Она совершенно спокойно заявила:

– Как хотите, только это будет не так романтично.

Жена Джексона подошла к маленькому бару и налила в стакан изрядную порцию виски. Узкая и длинная комната была оклеена голубыми обоями с золотым тиснением и производила очень приятное впечатление. Возможно, комната и маловата, но правильно потраченные деньги сделали ее очень уютной, а главное – она была обжитой.

– Так что же произошло? – спросил Роджер.

– Боюсь, вы мне не поверите, – усмехнулся Джексон.

– Все же попробуйте.

– Розмари уверяет, что это был преднамеренный наезд, да я и сам поначалу так думал. Но сейчас мне кажется, что водитель просто был не в себе: он выскочил на большой скорости из-за угла и чуть не раздавил меня. Во всяком случае, сбил.

Он произнес все это довольно решительно, но при этом умоляюще смотрел на жену, словно просил ее не очень беспокоиться.

– Скажите, когда будет достаточно, – Розмари поднесла сифон к стакану с виски. Роджер кивнул, она поставила стакан рядом с ним и продолжала спокойным тоном:

– В действительности же водитель пытался убить его.

– Ну послушай, дорогая...

– Водитель пытался убить его, – настаивала она, и Роджер понял, что до его прихода они уже достаточно спорили по этому поводу: Джексон пытался убедить ее, что ничего подобного не было, она уверяла его в обратном. У нее была довольно любопытная манера говорить: она очень точно выражала свои мысли, не оставляя у собеседника ни малейшего повода для сомнений.

– Как же все-таки это произошло? – спросил Роджер и поднял стакан. – За ваше чудесное избавление!

– По-хорошему я должен был бы просить вас не обращать внимания на слова Розмари, – засмеялся Джексон, – но это бесполезно. Расскажи, что ты видела, дорогая, – обратился он к жене, – и забудь об этом.

– Не сомневайся: расскажу!

Она приготовила себе коктейль и села между ними – рассказывая, она смотрела на Роджера и почти не поворачивалась к мужу.

– Я стояла у окна и видела все очень хорошо. На углу был припаркован автомобиль. Когда появился Чарлз, водитель завел двигатель. Он помчался прямо на него. Чарлз почти увернулся, но машина зацепила его за пальто, он упал вперед, ударился головой о мостовую и потерял сознание. В этом я абсолютно уверена.

Она замолчала, продолжая смотреть на Роджера, но в выражении ее глаз появилось нечто новое – то, что невозможно было бы сыграть, изобразить.

Страх.

– Я подумала, что теперь он его переедет... Автомобиль проскочил в глубь улицы, развернулся – двигатель все время ревел, по-моему, на третьей передаче. А потом он помчался прямо на Чарлза. Если б не появилась еще одна машина, он бы его переехал – я уверена. А так водителю пришлось свернуть. Если бы не вторая машина, Чарлз был бы мертв.

Джексон поднял руку:

– Она будет стоять на этом до конца, – произнес он обреченно.

– Конечно, буду, потому что это правда, – Розмари пригубила коктейль.

Роджер видел, что страх ее почти исчез, – рассказ в какой-то степени снял напряжение.

– Он специально поджидал, подкарауливал тебя, – продолжала Розмари. – Я видела его взгляд, когда он развернулся и поехал на тебя, – ты уже был без сознания, и...

– Так вы видели его? – спросил Роджер. В его голосе зазвучали жесткие нотки.

– Да.

– И можете описать?

– Знаете... – неуверенно начала Розмари и посмотрела на него (вот сейчас из нее вылезет глупая блондинка, мелькнуло у Роджера), – думаю, что могу, но не уверена. Воротник пальто был поднят, шляпа надвинута на глаза, а освещение на нашей улице не очень хорошее – вы и сами это, наверное, заметили. Но он посмотрел на меня и... в общем, если б я увидела его еще раз, я бы узнала его. У него маленький вздернутый нос.

– И маленькие злобные глазки, – ехидно добавил Джексон.

– Я знаю, что ты не склонен воспринимать все это всерьез, – огрызнулась Розмари, – но я считаю своим долгом убедить инспектора. Пусть даже для этого мне понадобится вся ночь.

Она резко повернулась к Роджеру:

– Чарлз просто отказывается относиться к этой истории серьезно.

– Да, отказываюсь, – сказал Джексон. – Ну кому, скажи на милость, понадобилось меня убивать?

– Где, вы говорите, это случилось? – переспросил Роджер.

– На углу.

– Там, где поворачивал и я, въезжая на вашу улицу?

– Да, – Розмари встала. – Я ждала, когда вы приедете, и как только вы повернули на нашу улицу, пошла к двери. Точно так же, у окна, я дожидалась и Чарлза, и я знаю, что тот человек сознательно намеревался его сбить. Почему он так резко завел двигатель? Почему? Машина взревела, словно гоночная!

Роджер ждал, что Джексон снова попробует отшутиться, например, скажет, что она ни разу в жизни не видела и не слышала гоночного автомобиля, но тот промолчал.

– С какой стороны улицы была припаркована машина? – спросил Роджер.

Розмари крепко взяла его за руку – словно это пожатие могло доказать справедливость ее слов – и повела к окну в спальне. Отдернула занавески и показала:

– Вон там, видите? А потом он развернулся в глубине улицы...

– Вы видели, как он это делал?

– Вы такой же, как Чарлз, – заявила она. – Нет, в этот момент я неслась сломя голову по лестнице, но когда я подбежала к двери, он был уже как раз напротив входа, а для этого ему надо было развернуться. Я уверена, что он собирался убить Чарлза, но та, другая машина...

Она не закончила фразу.

Они вернулись в гостиную. Джексон был окутан клубами табачного дыма.

– А что из всего этого видели вы? – спросил его Роджер.

– Я почти ничего не успел рассмотреть, – признался Джексон, – но машина была припаркована именно в том месте. "Остин-изо". Я слышал, как водитель завел двигатель – как раз когда я с ним поравнялся, – и газанул он, на мой взгляд, слишком сильно. Я лишь увидел, как он вылетел из-за угла.

Роджер стал спиной к камину. Розмари смотрела на него настороженно, словно от его реакции или его поведения зависело ее будущее. Роджер никогда не думал о том, что женщины – а Розмари не составляла исключения – видели в нем еще и красивого мужчину. Он действительно был очень хорош, особенно сейчас, в этой позе, освещенный сзади отблесками пламени.

– Джексон, о чем еще вы хотели со мной поговорить? – спросил он спокойно.

Он словно бросил кирпич в стеклянную стену – он явственно услышал, как она разлетается на кусочки. Он видел, что у Розмари перехватило дыхание, а Джексон выпрямился – казалось, он совсем забыл о том, ради чего собирался сегодня встретиться с Уэстом. Забыл – и не хотел к этому возвращаться. Жена подошла к Джексону и села на ручку кресла. Оборонительная позиция.

– Не знаю, есть ли здесь какая-то связь с сегодняшним происшествием, – очень тихо произнес Джексон. – Это дело совсем иного рода.

Вот и пришло время рассказать все, но говорить было тяжело. Очень тяжело. Он стал рыться в карманах халата. Розмари наблюдала за ним. И ждала. Джексон вынул большой конверт, вытряхнул из него несколько конвертов поменьше. После этого он посмотрел на Роджера и приступил к рассказу. Он не пропускал уже ничего: цитировал письма и телефонные звонки, словно заучил их наизусть, откровенно рассказал Роджеру, как все это началось, поведал, что произошло между ним и Розмари и почему в конце концов он решил обратиться за помощью в Скотленд-Ярд.

– Если мы не узнаем, что за всем этим кроется, мы оба сойдем с ума, – просто сказал он.

– Временами он думает, что я уже сошла с ума, – спокойно добавила Розмари, – что мне очень хочется с ним ссориться или что я все это придумала сама, чтобы найти повод для ревности.

Она повернулась к мужу – Роджер наблюдал за выражением ее глаз, лица и не удивился, когда она с отчаянием, почти с яростью выкрикнула:

– Я так его люблю, что готова на все, лишь бы не потерять его. Я хочу быть уверена, что он счастлив.

И она осторожно положила свою ладонь на руку Джексона.

Глаза молодой женщины излучали любовь и нежность, муж смотрел на нее преданно и восхищенно.

Они спустились с небес на землю, но такова была сила их любви, что их нисколько не смутило присутствие постороннего.

– Поэтому мы хотим знать, кто посылает нам эти письма, кто хочет нас разлучить, – произнес Джексон будничным тоном. – Наверное, мне стоит откровенно вам сказать, что родственники не одобряют мой брак с Розмари, они считают ее легкомысленной и...

– ...и обыкновенной глупой и вздорной блондинкой, – вставила Розмари. – Но отчасти я сама в этом виновата: при встрече с ними я занимаю слишком активную оборону. А я обычно отнюдь не склонна к военным действиям. Так вы поможете нам?

– Конечно, и постараемся сделать это побыстрее, – пообещал Роджер.

Он вдруг поймал себя на мысли, что пытается оценить прочность их брака, их тяги друг к другу – не было ли и в самом деле у Розмари поводов для подозрений? Может, Джексон прав, опасаясь, что она сама "создает" эту другую женщину? Он вспомнил миссис Китт и то, что ее шантажировали, вспоминал бесчисленные "скелеты в шкафах", он думал о людях, которые производили впечатление совершенно обычных, нормальных, а в действительности оказывались с большими странностями; он вспоминал тех, чья жизнь проходила у всех на глазах и не вызывала упреков – но выяснялось, что когда-то в прошлом они совершали преступления... Эти уроки забывать нельзя – увы, слишком многое в жизни на поверку оказывается не тем, чем должно быть, даже любовь.

– И как же вы это будете делать? – сухо спросил Джексон.

– Учтите, нам придется прибегнуть к методу, который мы называем "глубоким зондированием", – ответил Роджер. – Друзья, родственники, сослуживцы...

– Если бы мы не были готовых такому "зондированию", мы бы к вам не обратились.

– Отлично! – Роджер отпил виски и достал сигарету. – Как только у меня появится какая-то информация, я дам вам знать. И, конечно же, мне будут нужны письма. У вас сохранилась та пудра? Пудра, что была в вашем кармане?

– Мы отдали костюм в чистку, – сказал Джексон с сожалением, – Розмари...

– Я могу сказать, что это была за пудра, – перебила его жена. – "Ноктюрн", итальянской фирмы "Аньели". Такими же духами пахло и письмо, адресованное Чарлзу.

– А от кого было письмо? – спросил Роджер.

– От миссис Кеннетт, – сказал Джексон. – Она души не чает в своем сыне, а тот совершил наезд и сбил ребенка. Я помог в его защите, и она прислала мне благодарственное письмо.

– Так... А где она живет?

Джексон засмеялся:

– В настоящий момент – в Каннах. Ее не будет здесь по крайней мере еще пару месяцев.

– Письмо сохранилось?

– Я его сжег, – развел руками Джексон. – К чему было его хранить? Но у нас есть письма к Розмари.

– Хорошо. И, пожалуйста, как можно точнее опишите голос человека, который звонит по телефону.

– Он такой хриплый, – сказала Розмари, – просто хриплый, хотя, может быть, сиплый – точнее?

– Я пришлю к вам нашего инженера, он подключит к телефонному аппарату миниатюрный магнитофон или диктофон – мы постараемся получить запись этого голоса. Если, конечно, это вам не помешает, – ваши разговоры ведь тоже будут записываться, – добавил он, обращаясь к Джексону.

– Я хочу, чтобы вы нашли этого человека, – твердо ответил Джексон.

– А вы, миссис Джексон? Ничего не имеете против?

– Конечно, нет!

– Тогда я пришлю его завтра же утром, – решил Роджер. – У него будет направление с моей подписью. Без этого направления никого в дом не впускайте. Итак...

И он резко изменил тему разговора, желая проверить их реакцию:

– Этот инцидент и попытка наезда... Миссис Джексон, а на вашу жизнь никто не покушался?

– О Боже праведный, нет, конечно!

Роджер повернулся к Джексону:

– Ас вами что-нибудь подобное раньше было?

– Нет, – Джексон комически округлил глаза. – Господи, почему выдумаете...

– Я пока ничего не думаю. Я лишь пытаюсь выяснить, что же произошло, – резко сказал Роджер. – И я согласен с миссис Джексон: вне всякого сомнения, была попытка убить или искалечить вас. Над этим следует серьезно задуматься всем нам. Вам когда-нибудь угрожали?

– Нет, я... – начал Джексон, и неожиданно его голос сорвался. Он казался очень молодым, утратил весь свой апломб преуспевающего юриста. Он явно не знал, что и сказать.

– Дорогой, неужели... – заволновалась Розмари.

– Что ж, в каком-то смысле можно допустить, что мне угрожали и прежде, – заключил Джексон. – Но, если ставить вопрос таким образом, значит, так же угрожали и вам, Уэст. Двое или трое из тех, кого я помог упрятать за решетку, угрожали мне местью, но это обычное явление.

– Насколько мне известно, вы обычно ведете дела по защите, – сказал Роджер.

– Сейчас – да, но это только в последние три-четыре года. А когда я начинал, я часто работал и на обвинение. Вообще-то...

Джексон умолк на полуслове.

– Он помогал в подготовке дела против человека, которого потом приговорили к десяти годам, – мягко сказала Розмари. – Потом выяснилось, что он невиновен, и его помиловали. И после этого Чарлз не смог заставить себя работать на обвинение.

– Да, полицейский занимать такую позицию не может, – заметил Джексон.

– В отличие от вас у нас нет выбора, – отозвался Роджер. Он не стал комментировать слова Розмари, но удивился: он не слышал об этой истории Джексона. Сострадание иногда вьет себе гнезда в самых неожиданных местах.

– И как часто в прошлом вам угрожали?

– Дважды.

– А в последний раз?

– Более трех лет назад. Так что бессмысленно вспоминать тот случай. Я совершенно не верю...

– Пожалуйста, запишите имена этих людей, упомяните, при каких обстоятельствах вам угрожали, – попросил Роджер. – Я проведу проверку.

Он допил виски и посмотрел на часы: было уже четверть десятого.

– Пожалуй, мы закончили, мне пора. Я и так засиделся.

– Еще одну, на дорожку, – сказала Розмари Джексон.

– Нет, благодарю вас.

– Я вас очень прошу...

– Если б через ваши руки прошло столько же отчетов о дорожно-транспортных происшествиях, как через мои, – грустно сказал Роджер, – вы отказались бы от традиции "одну на дорожку". Маловероятно, но тем не менее допустимо, что человек, который едва не убил вашего мужа, был просто пьян. Очень часто водитель, который кого-то сбил и скрылся с места происшествия, боится помочь жертве и вызвать полицию только потому, что перед этим пил. Извините, если это прозвучало как нотация.

– Да нет, все правильно, – застенчиво произнесла Розмари. – Я сама всегда так говорю. Правда, когда вы предлагаете выпить кому-то в своем собственном доме, все выглядит несколько иначе. Значит, вы поддерживаете проповедника Пита?

– Проповедника? – Роджер усмехнулся. – О, теперь я понимаю, что движет этим человеком. Но мне с ним не по пути. Абсолютно не по пути! На какое-то время он исчезал из поля зрения, не так ли?

– Несколько недель назад он готовил встречу в округе и нанес мне визит, – сказала Розмари. – Чарлз... Чарлз в этот день задержался на работе, и я пошла на встречу одна. Собралось всего человек двенадцать, народу не хватило даже на то, чтобы организовать рабочий комитет, но... Не знаю, мне он понравился.

– Один из самых симпатичных людей, которых я когда-либо встречал, был фанатиком. Он считал, что все люди равны, а вся частная собственность должна стать общественным достоянием, – сказал Роджер. – Мы ловили его два года, а потом оказалось, что все награбленное он продавал, а деньги вносил в разные благотворительные фонды. Опасайтесь фанатиков.

Он поднялся:

– Что это со мной сегодня? Я все изрекаю истины, словно самодовольный мировой судья.

– Мы люди к таким разговорам привычные, – и Джексон вручил Роджеру только что оконченную записку. – Здесь все детали, какие я мог припомнить, но, бьюсь об заклад, это напрасная трата времени.

Он отодвинул пуфик и осторожно встал – видно было, что у него кружится голова, но жена не пыталась его остановить:

– Кстати, вы что-нибудь знаете о происшествии в Лайгейте? О нападении на мирового судью?

– Совсем немного. А почему вы спрашиваете?

– Как она себя чувствует?

– Состояние еще тяжелое, но, думаю, она выкарабкается.

– Рад слышать, – произнес Джексон с чувством. – И если вы поймаете мерзавца, который это сделал, я возьмусь за подготовку дела по обвинению.

– Вы знаете миссис Китт?

Джексон улыбнулся:

– Она была моим наставником. После колледжа меня взяли в адвокатскую контору "Саммерби и Коул", в Лайгейте, я в течение трех лет был там младшим стряпчим, и начало моей карьеры прошло под присмотром миссис Китт. Она была поразительной женщиной, можно сказать, кормила меня с ложечки. А какие заявления она делала в суде! И самое поразительное, никто на нее не обижался.

– Когда вы там работали?

– Срок стажировки кончился три с половиной года назад, а в общей сложности я провел в Лайгейте восемь лет.

– А вы, случаем, не знаете, – может, кто-то испытывал к ней ненависть? Угрожал?

– Нет, – рассмеялся Джексон, словно подобное предположение было невероятным до смешного. – Это-то и было самым потрясающим: никто ни разу не отозвался о ней дурным словом. Хотя нет, как-то раз один полицейский тихо выругался в ее адрес – вообще-то она довольно стервозная тетка, но держится с невероятным достоинством. Честная до мозга костей.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – сказал Роджер.

* * *

По пути домой он поймал себя на том, что думает не о Джексонах, а о еще одном совпадении, поразительном совпадении. В заметке, что он прочитал в газете у миссис Китт, – в той, где говорилось о деле, по которому миссис Брей давала показания, – водителя в суде представлял мистер Чарлз Джексон из адвокатской конторы "Саммерби и Коул".